1
Вдалеке от народа теперь берегу свои нервы. Лелею лень.
Обхожу стороной гастроном, берегу также печень. Четвёртый день.
Чистый воздух залил, затопил мой приют – недостроенный особняк.
Не слыхать ни машин, ни сирен, ни соседей. Лишь вьюга, лишь вой собак.
Хоть и странно, но как же приятно по снегу бежать трусцой,
Вспоминая, что рядом есть город и главный проспект с грязцой,
Камни площади, Ленин и ратуши праздничный вид.
И для смеха, похоже, посаженный в ней во главу бандит.
А ведь я там жил, в этом городе, зарабатывал, пил, зимовал…
На колёсах резину, да и не на колёсах, менял.
Раз гляжу на спидометр, Бог мой, планету уже обогнул поперёк!
Это как же его я изъездил, уездный свой городок…
2
Помню, едешь по улице, катишь, как словно летишь.
Смотришь, скоро весна – вон уже и сосульки сбивают с крыш
Чернобровые парни. Все здесь – Самарканд, Ош, Ташкент, Наманган.
А в другой раз погрузишь с колёсиками чемодан,
И посадишь красотку, и тронешься в аэропорт!
Вот, приспичило девушке выдвинуться на курорт.
И дорогой расскажет, хотя и никто не просил,
Про инклюзив и номер, в котором Киркоров гостил,
Про арабов нахальных… Подумаю: вот же свезло мне с тобой!
Дуй быстрее на трап, а я развернусь и домой!
Может быть, подберу по дороге подвыпившего мужика.
Будет врать с пьяных шар, ну, всё не такая тоска…
Шоферская житуха… Сверкала б искра на свечах,
Был бы в баке бензин, да, пожалуй, башка на плечах...
Поспешай по делам по зиме среди стужи и мглы,
А в машине тепло, то Кобзон запоёт, то «Битлы».
3
А теперь посреди незаконченной стройки дописываю роман.
Сорок семь уже, а в башке по сей день туман.
Кто со мной? Лишь любимая, свет в моём зябком окошке,
Сумасшедшая мама, я сам и персидская старая кошка.
Потому, что он стал мне чужим, этот город без пацанов,
рано лёгших во гробы…
Незнакомые люди пришли, понастроили небоскрёбы.
Среди тысяч машин сам хоть плачь от их рёва и стона.
И вообще, как-то вдруг стало скучно среди стекла и бетона.
И подумалось: может быть, ну его к бабушке чёртовой?! Шмотки собрать,
Квартирантов пустить и уехать, вернее, бежать!
Не с этапа, заметьте, по лету поющей тайгой, на удачу,
А из центра с супругой, и с кошкой, и с мамой на дачу…
4
Там поют соловьи в овраге.
И не вспомнишь прокуренных бардов…
А какие тут бродят браги
У соседей на новых мансардах…
А соседи, читай, соседки,
Ходят в шортах, но это летом.
А теперь снег летит на ветки
Ёлок хмурых. Норд-вест, забияка,
Дол взъерошил от края до края
И по небу чертит белым цветом.
Кто ж там прёт, на пургу невзирая?
Это мы! Это я и собака!
Все другие краски стирает
Снег. Вон пугало в снежной стране
Примеряет белую шляпу.
Эй, собака, скорее ко мне!
Дай, дружище, рыжую лапу!
5
Неохота с улицы уходить.
От такого солнца куда?
Как порвёшь золотую нить,
С неба брошенную сюда?
А какие птицы слетелись!
И поют воробьёв не тише...
Пёстрые, как на праздник оделись,
Или, может быть, в четверостишие?
6
Щебечут воробьи, поёт капель!
А всё-таки ещё морозцем дышит
Обманщик март. А я пичужью трель
В углу своём ясней хотел услышать
И с этим из дому пошёл теперь.
А там собака! Поневоле скажешь:
– Привет! – И не удержишь пса.
– Со мной за изгородь, в поля, в леса
Бежим! – Ну, как ему откажешь?..
Чтоб пёс был сыт, чтоб был доволен всем,
Я бросил пить. Не так, чтобы совсем…
В снегу валяемся, дурим. На полчаса
Как в детстве весело, и пить тогда зачем?
Мы мало говорим. В глаза его
Слова, где булькает гнилое хвастовство,
Слова, за коими лишь лести лисий пляс,
Слова, увы, обычные сейчас
Не скажешь. В тишине весенней мы
Всё дольше слушаем, пока гуляем вместе,
Птиц, чудом выживших среди зимы,
Безумные, безудержные песни.
7
И чего только не было в жизни когда-то.
Чем кормила судьба, эх, ребята, ребята…
Я был дворником, мёл, вспоминаю, дворы.
И с лопатой огромной до тёплой поры
Шёл в атаку на снег. Собирал старый хлам.
Христа ради гостил у чужих по углам.
В старом городе, в сказочном городе…
Неужели я жил там?! Да, вроде бы…
(Боже мой, как сказать, до чего же люблю
Город, в коем я холил словесную тлю,
Пожиравшую прямо из рук белый цвет,
С аппетитами даже на весь белый свет.)
А потом – понеслось, да нельзя рассказать.
Лишь свистело в ушах. Только чёртова мать
Хохотала. Да как! Просыпаюсь ночами,
Поседевший и сытый её куличами.
По сей день не забыть, не сказать и не спать...
8
Но всегда, вот что важно, какая-то блажь
Не давала покоя, врубала форсаж.
Фикс-идея, мечта, рубикон, сверхзадача…
Осеняющий дрожью, пьянящий кураж!
А теперь что, в покое с собакой на даче?
Посадил деревца, скоро выстрою дом.
Внуков не сосчитать, а стихов – целый том…
И сижу у камина, про беды забыл...
Что ж, выходит, он выиграл и победил,
Мир, который былое сжигает дотла,
Но не хочет стареть с нами вместе?
С этим миром, который стреляет в «битла»,
Сам поёт, всё поёт его песни,
Мне теперь помириться?
Наверное, нет.
До сих пор в обороте все тридцать монет.
На великих полотнах оставшихся лет
Чьи-то хари, как жирные пятна.
Я, увы, не бунтарь и ничуть не аскет,
И не сноб, а смотреть неприятно.
А на даче, на даче пока можно ведь
Выздоравливать, силы копить и трезветь.
Я родился за полярным кругом в городе Норильске в 1970 году. По специальности тренер. Пишу , наверно, лет тридцать уже... Автор повести "Бриллиант и крот." Жить довелось в разных городах, сейчас живу в Екатеринбурге.
