litbook

Поэзия


"В каком родстве я с этим местом незнакомым?.."0

* * *

Я прожигаю время,

Лежу на диване – жгу,

В землю не сею семя,

С телеэкрана не лгу.

 

Тихий, домашний, кроткий,

Я кристаллически чист,

Как смирновская водка,

Как неисписанный лист.

 

Люди строят дороги,

Любят, сжигают мосты,

Пьют, возводят остроги,

Бьются в сетях суеты...

 

Жизнь кипит за стеною

Тесной моей конуры,

Я ничего не строю –

Лежу и глаза закрыл.

 

Вспоминая будущее

       «Это не эмиграция, это – эвакуация».

           (Эльдар Рязанов, "Предсказание")

 

Мы будем жить в чужой стране у моря.

Из нашего открытого окна

Увидим мы, как пенится волна,

Сколь бег ее изящен и проворен.

 

На родине хлебнув с избытком горя, -

За морем та далекая страна,

Была нам мачехой, не матерью она, -

В той стороне горят кострами зори.

 

Соседский домик в три слепых оконца

Напомнит нам с тобой «приют чухонца».

Ты взглянешь на него, вздохнешь украдкой

 

И, отвернувшись к морю, загрустишь.

Я - поглощен трудом, склонясь над грядкой,

Надвину кепи, зубы стиснув лишь.

15.08.98, Таллинн

 

* * *

Не проси лучшей доли у Бога.

Даровать Он не сможет, увы,

Замка с челядью вместо острога,

Слитков золота вместо сумы.

 

Князь, пронзенный стрелой татарвы,

И старуха, сожженная в Клоога*,

Избежать приговора судьбы

Не смогли - их печальна дорога.

 

Кости брошены - "чет" или "нечет",

И, коль выпал ужасный конец,

Не кричи, не ропщи, человече, -

 

Принимай в грудь смертельный свинец,

Возлагай крест страданий на плечи,

А на темя - терновый венец.

       Tallinn, 05.02.99

 

* Клоога - концентрационный лагерь неподалеку от Таллинна

во время Второй мировой войны.

 

* * *

Моя душа устала от невзгод.

Им нет числа, они из года в год

Преследуют меня, и нет просвета.

Осталось пулю в лоб себе пустить,

Прервать невыносимой жизни нить,

Уйти в тот край, где воды катит Лета.

 

Или бежать, уехать за моря,

Туда, где над хребтами гор горят

Бесчисленные звездные лампады.

Где город, возлежащий на холмах,

Белеет, отряхнув столетий прах,

И время спит под сенью колоннады.

 

Решенья нет, и буду я опять

Бессонницами ночи измерять

И в тишине своим давиться криком.

От маеты моей схожу с ума,

И щерятся соседние дома -

Я пленник в окруженье их безликом.

 

* * *

Мир за окном – цветное полотно.

На нем дома, деревья, люди, птицы.

Поток автомобилей с ревом мчится.

По снегу такса семенит смешно.

 

В пол-третьего уже полутемно.

Я закрываю книжную страницу

Про журавля, что в небе, и синицу

В чужих руках иль в клетке? Все равно.

 

Как Соловей-разбойник чайник свищет.

Иду на кухню, ведь духовной пищей

Желудок не наполнить, сколь ни ешь.

 

И подступает скучный зимний вечер,

И нечем залатать в бюджете брешь,

И плачет горько, как ребенок, ветер.

 

Рисунок

По утрам просыпаясь рано,

Устремляю взгляд в небеса,

По утрам видеть мир мне странно,

Будто я его создал сам.

 

Будто взял чистый лист бумаги,

Странный город нарисовал,

Стер резинкой ночные страхи

И рисунок заштриховал.

 

Получились дома и птицы,

Перечеркнутые дождем, -

Антимир-фантом – на странице

Перевернуто все вверх дном.

 

В черном небе дома летают,

Рядом с ними дворник с метлой,

В окружении птичьей стаи

Совершает полет он свой.

 

Перевернутый мир изорван,

Не похож и похож на наш,

В нем отсутствие горизонта,

Это некий антипейзаж.

 

А на заднем плане в сюжете

То, чего так боюсь и жду, -

Мой уход в рассеянном свете

За таинственную черту.

 

Через дверцу на заднем плане,

Заштрихованную дождем,

Ухожу и таю в тумане,

Растворяюсь бесследно в нем.

                          Tallinn, 13.02.2001

 

Ганноверский этюд

Его дворов тягучая неспешность,

Духмяный, пряный парковый настой,

И беззатейливость, и безутешность

Неясных сновидений в час ночной.

 

Разноязыкость крошечных базаров,

На пестром Крёпке* шумный Вавилон,

И в час закатный тысячи пожаров

В оконных рамах, и вечерний звон

 

Церквей окрестных. Торжество фонтанов

Над мрамором фигур псевдоантик,

И ежики зеленые каштанов

Над черепичностью его кварталов,

И грядки поливающий старик.

 

Таков Ганновер. Смесь Европы с миром

Всем остальным. Ряд островерхих крыш.

Познали в прошлом Лондон и Париж

Величие рожденных здесь кумиров.**

 

Но все проходит. Догорает день,

Похожий, как две капли, на другие.

На штёкенские*** улочки кривые

Неспешно наплывает ночи тень.

 

* Крёпке – ганноверский City.

** Имеется в виду баварско-саксонская  династия живущих и поныне в Ганновере герцогов Вельфов, предки которых в XVIIIXIX веках самодержавно правили Англией и были организаторами и идейными вдохновителями небезызвестного Священного союза.

*** Штёкен – один из городских районов.

 

* * *

Чего я стою здесь,

        в чужой стране,

не зная языка ее и нравов,

здесь издревле царящих?

        Свет в окне

соседнем гаснет. Горькая отрава

сомнений разъедает душу мне.

 

Зачем сюда приехал я?

       В каком

родстве я с этим местом незнакомым,                
каким здесь прокормлюсь я ремеслом?

Казался свет в окне таким

                                                весомым,

но он погас, и сразу умер дом.

 

И та звезда,

 что мне с небес сияла,

померкла вдруг – я в темноте стою,
окутан ею, словно одеялом,
но чувствую, я где-то на краю,
над пропастью...

                            И серп луны – как жало.  

ноябрь 2001 г. – январь 2002 г.

                        г. Ганновер

Я и вы

Меня вы упрекаете за то,

что не подвержен я, как вы, гордыне,
но я из плена вырвался, отныне

мне тесно местечковости пальто.

 

Моей душе противно решето

идей национальных, словно в тине

запутались вы в них, сей паутине

предпочитаю волю и простор.

 

Гармонии надмирной слабый отзвук

мне слышится, и на бумаге оттиск

тех неземных мелодий остается.

 

Вы слышите лишь собственные речи,
ворованным торгуя первородством;

я вышел в ночь, беду взвалив на плечи.

                          Hannover, 19 – 25.05.2002

 

* * *

«...земля везде тверда,

рекомендую США».

                                    Иосиф Бродский

 

Он понял вдруг, что чувство русской речи

почти утратил. И на сердце мгла.

И повторяло эхо: «Онемечен...»

И речь чужая нёбо обожгла.

 

И небо опрокинулось, сдавило.

Жизнь теплилась лишь где-то на краю

сознанья. И неведомая сила

толкала в ледяную полынью...

 

Земля тверда везде, но речь – иная,

вот перемены местности итог.

 

И от хребтов Урала до Синая

звучат наречья разные, сменяя

чуть глуховатый на гортанный слог.

 

* * *

Оставьте, с меня довольно! -

Покоя и вольных снов

так хочется, - душно, больно

от брызжущих злобой слов.

 

Бежать в глухие пещеры,

за тысячу тысяч миль,

иль в град, где надежды, веры

оплот, – золотистый шпиль.

 

Но снова как волка гонят

на красный флажковый ряд,

и егерь в потных ладонях,

целясь, сжимает приклад.

 

Уж гомон погони слышен,

все громче волынок вой.

В зеленой болотной жиже,

что к адской области ближе,

свой вечный найду покой.

 

Родился в Одессе. В 1962 году, вместе с семьей, переехал в Таллинн (Эстония). Журналист.  Работал во многих русскоязычных газетах Эстонии, а также репортером еженедельной криминальной хроники на телевидении. В Германии с июля 2001 года. Живет в Ганновере. Входит в Объединение немецких журналистов и прессы (DPV e.V.), один из основателей Немецко-русского культурно-литературного общества Das Mittelfeld. Автор четырех книг стихов и переводов: «Прерванный сон» (1996), «Знак совпадения» (2001), «Иные берега» (2008), «Закатный ветер» (2012).Главный редактор русско-немецкого интернет-журнала Inter-Focus.de.

 

Рейтинг:

0
Отдав голос за данное произведение, Вы оказываете влияние на его общий рейтинг, а также на рейтинг автора и журнала опубликовавшего этот текст.
Только зарегистрированные пользователи могут голосовать
Зарегистрируйтесь или войдите
для того чтобы оставлять комментарии
Лучшее в разделе:
Регистрация для авторов
В сообществе уже 1132 автора
Войти
Регистрация
О проекте
Правила
Все авторские права на произведения
сохранены за авторами и издателями.
По вопросам: support@litbook.ru
Разработка: goldapp.ru