Очерк истории еврейской рабочей прессы на идиш*0

 

РГАСПИ, Ф. 271. Оп. 1. Д. 211. Л. 1-33

В Российском государственном архиве социально-политической истории, в фонде Бунда, хранится любопытный очерк, посвященный истории дореволюционной еврейской рабочей печати. Он принадлежит перу Мойше Иосефа Новомисского (1878-1939), известного также под псевдонимами Михаил Ольгин и Иосеф Нейман. В источнике он назван Иосифом Нейманом. Будучи активным членом Бунда с 1903 г., он принимал участие в издании органов Бунда: «Арбайтерштиме», «Векер», «Ди цайт», поэтому еврейская пресса была ему знакома изнутри. Нейман озаглавил его «Наша пресса». Данный очерк истории развития еврейской рабочей прессы на идише охватывает период со времени зарождения прессы Бунда в 1897 г. и вплоть до начала Первой русской революции 1905-1907 гг. Этот период отличается насыщенной политической жизнью, важной партийной работой. Большой знаток и ценитель идиша, автор первой литературной хрестоматии на нем, Нейман вникает в тонкости языка еврейских изданий, обращает внимание на развитие лексики и стилистики публикаций. Его мысль о том, что язык легальных еврейских изданий претерпел эволюцию от разговорного языка к литературному, а нелегальных — от литературного к разговорному, и эта эволюция связана с особенностями политического развития разных слоев еврейского населения, — поражает глубиной своего источниковедческого и исторического анализа. По мере того как непартийная еврейская пресса все более вульгаризировалась, партийная пресса, в данном случае пресса Бунда, все более прогрессировала в языковом отношении. В данном очерке рассмотрены крупнейшие нелегальные бундовские издания на идиш: «Арбейтерштиме», «Дер Бунд», «Идишер Арбейтер». У неймана встречается разное написание этих и других наименований на идише. Мы видоизменили и унифицировали написание: не «Арбатерштимме», а «Арбейтерштиме», не «Юдишер Арбайтер», а «Идишер Арбейтер» и т.п. По возможности мы использовали наиболее общеупотребительное написание — то, которое наиболее часто встречалось в источниках и в русскоязычной исследовательской литературе. В квадратных скобках приведен перевод на русский. Основная ценность очерка Неймана в том, что подробно рассмотрены именно издания на идиш, менее знакомые историкам, в отличие от русскоязычных изданий: «Вестника Бунда» и «Последних известий». К сожалению, остались лишь упомянутыми многочисленные региональные издания Бунда, представляющие немаловажный интерес. Пресса Бунда была лишь частью его мощного пропагандистского аппарата, в котором все большую роль в первые годы ХХ века начинали играть прокламации в виде листовок, так называемых «летучих листков» и т.п. Иосеф Нейман в своем очерке не мог оставить без внимания сионистскую прессу, как одного из важнейших и непримиримых оппонентов Бунда. Разумеется, активный публицист и функционер Бунда занимает вполне определенную и предсказуемую позицию, но от этого его взгляды на экономическую и политическую борьбу, на национальный вопрос становятся не менее интересными. Для современных работ по истории еврейского рабочего движения все еще остается характерной определенная идеологическая «заданность», несмотря на то что ученые стремятся отказаться от прежних конвенциональных положений, переосмыслить влияние социального и национального факторов в истории российского еврейства. Поэтому публикация данного очерка приобретает большую актуальность, предлагая свое видение данного вопроса. Изучение не фактов, а представлений о них, создает объемную картину, лишенную недостатков, характерных для научных подходов лишь в одной плоскости.

 Очерк Иосефа Неймана

Перед нами первые два номера выходившей в России рабочей газеты «Арбейтерблетте» [«Листки рабочих»]. Если не считать начавшей издаваться еще раньше в Вильне рукописной газеты «Вас хёрт зих ин Русланд» [«Что слышно в России»], от которой до нас, к сожалению, не дошло ни одного экземпляра, «Арбайтерштиме» [«Голос рабочих»] является первым еврейским социал-демократическим органом в России. Первый номер вышел в свет 14-го марта 1897 г. [выделено в тексте — И.П.]

Наружность этого органа очень скромна. 12 чистеньких гектографированных страничек в 1 долю писчего листа. Кроме названия, красуется в заголовке только еще одна надпись: «Рабочие всех стран, соединяйтесь!». Ни редакция, ни место издания не указаны.

Цель издания также скромна. В передовой статье первого номера констатируется рост еврейского рабочего движения, пробуждение среди рабочих желания знать, что слышно на белом свете, как живется повсюду угнетенному рабочему, как он ведет борьбу за свое освобождение. Этому желанию и должна удовлетворять газета. «Описывая все, что может интересовать сознательного рабочего, сообщая о том, что происходит в различных областях нашего обширного отечества — России, рисуя своей силой для политического и экономического порабощения рабочего класса, — мы надеемся развивать сознание рабочих, знакомить их со всем, что затрагивает их интересы, разъяснять им, по мере возможности, занимаемое ими положение и то важное значение, какое имеет теперь их объединение и их борьба». Таковы задачи, которые ставит себе «Арбейтерштиме».

Содержание не отличается богатством, хотя составлены номера умело и написаны сравнительно четким и популярным языком. Есть несколько, очевидно случайных, корреспонденций из разных городов России и две-три статейки о заграничной жизни. Слово «социал-демократ» в применении к еврейским рабочим еще не употребляется, прямого призыва к политической борьбе в дошедших до нас номерах тоже нет. Говорится туманно о «правах «человека» и о «жизни, достойной человека».

Можно было бы подумать, что мы имеем дело с приверженцами исключительно экономической борьбы, если бы не заключительные слова передовой статейки 2-го номера: «Видя, как многие рабочие внимательно прислушиваются и сознательно выражают свое сочувствие борьбе и борцам (народовольцам), мы проникаемся надеждой, что кровь погибших не пролита даром, что их работа найдет продолжателей — уже не в лице кучки героев, а в лице сплоченной рабочей массы и что непобедимая мощь объединенных рабочих уничтожит врага».

В этом отражается отношение Бунда к политической борьбе в первый период его деятельности — до 1899-1900 г. Бунд был тогда преимущественно организацией экономической, его внимание было обращено главным образом на борьбу за сокращение рабочего дня и увеличение заработной платы, средством служило сплочение рабочих на почве их экономических интересов. Сознавалась и тогда со всей ясностью необходимость приобщения рабочих масс к политике, но полагалось, что для этого не назрели еще силы, что надо сначала пройти подготовительную стадию сплочения и организации масс на почве повседневных интересов. Правда, нельзя сказать, чтобы и тогда политическая агитация отодвигалась на задний план, наоборот, — выяснение связи экономических интересов рабочих со всем строем политической жизни считалось одной из самых насущных задач; но политическая революция мыслилась, как нечто в высшей степени далекое, нечто скрытое еще в тумане грядущих времен, и естественно, что к активным политическим выступлениям (за исключением стачек, политическое значение которых сознавалось вполне отчетливо) еще не призывали; «политика» поневоле принимала характер более академический, абстрактный. Ни о каких новых политических лозунгах не было тогда еще и речи

Такой же характер — реальная экономическая борьба и более или менее «академическая политика — носят и первые номера «Арбейтерштиме» — журнала, сделавшегося впоследствии центральным органом Бунда.

Не без волнения раскрываем мы довольно объемистый том, в котором собраны все 40 номеров «Арбейтерштиме». Восемь лет [выделено в тексте — И.П.] этот орган регулярно выходил в России, восемь лет он делал свое дело, пока не пали цепи, сковавшие свободное слово, и свободная Россия, казалось, вышла, наконец, из подполья на вольный божий свет. Последний — сороковой номер «Арбейтерштиме» вышел в сентябре 1905 г., когда уже надвигались октябрьские дни. Это был последний номер органа, набиравшийся и печатавшийся еще тайно в собственной подпольной типографии. Читался он уже при грозовом зареве октябрьской грозы.

Чем-то суровым веет от этих номеров — памятников тяжкой борьбы и светлых подвигов самоотречения. Что-то героическое окружает ореолом эти скромные фигуры, которые где-то там, в глубине, скрытые от взоров всего света, никому неведомые, ковали могучее оружие борьбы. Какой любовью, каким вниманием, какой горячей благодарностью были окружены каждая строчка, каждая буква этих, на вид неприглядных и скромных листов.

Нелегкое это было дело начать издавать социал-демократический орган на еврейском языке. Нужно только ясно себе представить, чем была в середине 90-х гг. еврейская литература, чем был еврейский язык. Не будет преувеличением сказать, что литературы в современном значении этого слова совершенно не существовало[выделено в тексте — И.П.] Было несколько беллетристов, одиноко и безуспешно пытавшихся рассеять равнодушие еврейского обывателя; было несколько альманахов, дававших вместе с повестями и рассказами кое-какие сведения, необходимые в повседневной жизни; были 2-3 лубочных мелодрамы «с пением и танцами» — и все. Ни о популярно-научной, ни тем более о научной литературе, ни о журналистике, ни о публицистике не было и помину. То, что выходило, носило характер уличный, вульгарный, предназначалось не то для просвещения еврейского лавочника, недостаточно знакомого с древнееврейским языком, не то для утехи «ученых» евреев, искавших в «жаргонных» произведениях отдохновение и развлечение после премудростей древнееврейской литературы. Все жаргонные писания того времени носили характер чрезвычайно легкомысленный, как будто авторы и сами сознавали несерьезность того, что они предпринимали. Среди жаргонных писателей было еще сильно убеждение, что еврейский язык не равноценен древнееврейскому и что литература еврейская — явление низшего порядка. Достаточно напомнить, что даже Заграничный комитет Бунда в 1899 г. в примечании к номеру шестому «Идишер арбейтер» [«Еврейский рабочий»] сомневается, «разовьется ли еврейский язык, «жаргон» в такой степени, чтобы стать культурным языком».

Надо сказать, что еврейский язык того времени действительно мог возбуждать подобное опасение. Язык еврейский был языком только [выделено в тексте — И.П.] разговорным, языком рынка, улицы, прилавка. Все, что хоть сколько-нибудь превышало уровень жизни и мысли примитивного еврейского обывателя, все, что носило характер более или менее отвлеченный, уже не находило своего выражения в «жаргоне». Неуклюжий, дубовый, вульгарный, лишенный точных и законченных способов выражения, этот поистине «жалкий» язык, действительно, мог приводить — и приводил — в отчаяние литератора, желавшего затронуть на нем какую-нибудь серьезную тему. Недаром такой знаток языка как Фруг горько жаловался в одном стихотворении, что он «жевал и месил» язык на все лады, «солил его рифмой, посыпал перцем цезуры», а язык все-таки не поддавался его усилиям и не хотел звучать так мягко и гармонично, как того жаждал поэт.

То, чего не мог добиться единичными усилиями поэт, того добилась масса коллективной творческой работой. То, что терзало первых еврейских писателей и настраивало их на пессимистический лад, теперь, благодаря пробуждению масс отошло в область преданий.

Еврейский язык имел одно преимущество — он был еврейским народным языком [выделено в тексте — И.П.], на нем говорила, на нем думала вся толща народных пластов. Когда жизнь закипела в народных низах, когда зашевелилась рабочая мысль, когда широкие демократические слои проснулись к сознательной жизни — эта мысль и это сознание могли найти свое выражение только в народно-еврейском языке, и этот язык, этот «жаргон» стал тем, чем мы его видим теперь.

Еврейское рабочее движение в этом отношении совершило огромную работу; колоссальным памятником этой работы является литература Бунда.

Если проследить развитие еврейского языка за последние 10 лет, то поражает противоположность между эволюцией, совершенной им в легальной и нелегальной литературе. В то время как в первой эволюция шла в сторону большого усложнения языка, большого накопления слов, терминов, выражений, — в последней, наоборот, происходило упрощение языка, уменьшение его тяжеловесности, сухости, однообразия. В первой развитие шло по направлению от [выделено в тексте — И.П.] разговорной речи к литературной, — во второй от литературной к разговорной. Это кажущееся противоречие объясняется ходом политического развития тех слоев населения, выразителем самосознания которых была у одних нелегальная, у других легальная литература.

Когда еврейское рабочее движение стало пользоваться еврейским языком в своей агитации и пропаганде, оно не могло соблюдать никакой постепенности, не могло руководиться [так в тексте — И.П.] чувством меры в выборе слов и оборотов. Жизнь не ждала. Рабочее дело требовало освещения, направления, руководства. Агитаторы, пропагандисты брали те слова и обороты, которые им не доставали, из немецкого, из русского или польского языков, создавали часто сами необходимые обороты, придавали старым словам совершенно новое значение. Создался таким образом пресловутый «бундовский» язык — тот тяжеловесный, неуклюжий, поистине ужасный язык, какой мы встречаем в первых номерах «Арбейтерштиме». Это было в данных условиях неизбежно. Приходилось всю терминологию общественных наук, все обилие новых понятий облекать в старую, узкую и тесную одежду еврейского «жаргона». Нет ничего удивительного, что эта одежда трещала, топорщилась, образовывала уродливые выступы, которые так неприятно режут слух того, кто в наши дни перелистывает странички этих старых изданий.

И тем не менее эту литературу читали, изучали, комментировали, распространяли. Нововведенными терминами пользовались сначала только в «работе», потом они понемногу переходили в обиход. Многое при этом отбрасывалось, многое перерабатывалось, отшлифовывалось, становилось тоньше, звучнее. Многие слова со временем приобрели совершенно другое, сравнительно с первоначальным, значение. И так в этой огромной массовой лаборатории вырабатывался литературный еврейский язык, достигший теперь такой степени совершенства, что мысль о переводе «Капитала» Маркса на этот язык кажется уже чем-то далеко не утопичным. Еврейская речь, даже разговорная, может носить в настоящее время совершенно культурный характер.

Судьба этого самого языка в «легальной» прессе была иная. Вплоть до 1903 года — года выхода «Фрайнда» [«Друг»] — здесь была по-прежнему мерзость запустения. «Фрайнд», единственный легальный еврейский орган — следовал еще в начале традициям доброго старого времени; вульгаризировать [выделено в тексте — И.П.], обходить молчанием те вопросы, которые будут непонятны обывателю, или обсуждать эти вопросы на обывательский лад, с шуточкой, с прибаутками, с фиглярскими коленцами. Однако, жизнь и здесь толкала вперед. Общественная жизнь усложнялась, мещанство переживало, хотя и медленно, свою политическую эволюцию, возникали новые вопросы, намечались новые течения. Приходилось на них реагировать. «Фрайнд», а потом и другие появившиеся на еврейской улице издания, не могли не начать пользоваться тем огромным языковым запасом, который откристаллизовался к тому времени в литературе Бунда. Легальной прессе уже не приходилось при этом напрягать своих сил — она черпала полными горстями из того, что было создано в подполье, но получило распространение далеко за его пределами.

Легальная пресса мало-помалу начала приближаться к бундовской по тону, по стилю. Гаерский оттенок — неизбежная принадлежность старых еврейских изданий — исчезает. Язык литературный становится достоянием народа. О специфически «бундовском» языке в настоящее время уже не говорят.

Как далеко шагнуло вперед развитие языка — это со всей ясностью можно видеть только в том случае, если сравнить современный еврейский язык с языком первых номеров «Арбейтерштиме». В них поражает, с одной стороны, полная техническая беспомощность, с другой — та самонадеянность и решительность, с какой язык уснащается новыми возможными, подчас нелепо звучащими словами и формами. Как мы уже указывали, это было для нашей литературы неизбежно, она не желала превратиться в уличную прессу с неизбежным ее атрибутом — вульгаризацией. Однако, в результате все же получался язык, весьма мало похожий на тогдашний еврейский.

Доля вины падает, впрочем, и на самих литераторов. Нет сомнения, что в руках даровитых и опытных публицистов даже в то время еврейский язык давал бы менее тяжелые и бесцветные литературные плоды. У Бунда, это приходится признавать, в первые годы его существования опытных и талантливых литераторов не было совсем. Дифференциация в среде партийных работников тогда была еще весьма незначительной, «литераторы» исполняли и организационную, и пропагандистскую, и подчас даже техническую работу. Интеллигенции в рядах партии было гораздо меньше, чем в других с.-д. организациях. И это не могло не отразиться и на характере прессы. Достаточно напомнить, что «Арбейтерштиме» возникла по инициативе рабочих [выделено в тексте — И.П.] и что большую часть литературного материала для первых номеров доставляли сами рабочие.

Эти же объясняется та поразительная деловитость [выделено в тексте — И.П.], та монотонность, прозаичность, полное отсутствие красной фразы, порыва, вдохновенья, какие мы замечаем в первых «Арбейтерштиме». Конечно, и здесь огромную роль играла, с одной стороны, неразвитость языка, с другой — подпольный способ издания, где поневоле приходилось довольствоваться самым необходимым, отвергая всякие «украшения», как обременительную роскошь. Не без влияния было и то обстоятельство, что номера выходили сравнительно редко [выделено в тексте — И.П.] и по чисто техническим причинам нельзя было откликаться на события в момент их наибольшей яркости и остроты.

Каково было содержание этих первых номеров? Мы уже указывали на то, что во главе угла, как самая важная задача момента, становилась экономическая борьба. Эта борьба и занимает в органе преобладающее место. Корреспонденции из городов и местечек сообщают, за ничтожными исключениями, только сведения о стачках, рисуют экономическое положение еврейских (часто и нееврейских) рабочих. Политическая агитация в «Арбейтерштиме» ведется не в смысле выяснения революционных задач пролетариата и путей осуществления этих задач; она сводится к разоблачению классового характера самодержавного режима и несовместимости интересов этого режима с интересами широких народных масс. Политическая агитация ограничивается «обличением». На революцию только уповают [выделено в тексте — И.П.]. Ее еще нет. В № 7 «Арбейтерштиме» статья о памятнике Муравьеву-вешателю заканчивается словами: «Русское правительство, поддерживая эксплуататоров и безжалостно преследуя рабочих, вступающих с капиталистами в борьбу для защиты своих интересов, тем самым еще усиливает борьбу и толкает рабочий класс по пути политической борьбы против русского самодержавия и тирании. Экономическая борьба переходит в политическую. Новая сила выступает на поле битвы — сила пролетариата… Она растет со дня на день. И уже близко то время, когда объединенные русские, польские и еврейские рабочие, по пути к уничтожению капиталистического строя, свергнут с себя и сокрушат иго русского самодержавия и приобретут политическую свободу».

В этих словах звучит все тот же мотив, который, хотя и недостаточно отчетливо формулированный, преобладает в литературе Бунда в конце 90-х годов: экономическая борьба есть ступень к политической, в экономической борьбе рабочий непосредственно сталкивается с правительством, научается понимать истинный характер самодержавия и значение политической свободы, приучается к мысли о необходимости революционной борьбы. Экономическая борьба переходит, должна [выделено в тексте — И.П.] перейти в политическую. Однако пути и средства этой последней — в тумане.

Соответственно такому пониманию задач момента исчерпывается круг тем: фабричное законодательство, закон 2-го июня 1891 года, «вольные» работы солдат, вопросы бюджета, народное просвещение, — таковы главные темы дня. Встречаются и фельетоны — рассказы, но и они больше трактуют о злободневных вопросах, о стачках, штрейкбрехерах. Много, пожалуй, слишком много внимания уделяется загранице. При бедности тогдашней русской политической жизни и при том богатом и поучительном материале, который давала борьба западноевропейских рабочих, такое увлечение заграницей вполне понятно.

Меньше всего в первых номерах «Арбейтерштиме» уделяется внимание еврейскому вопросу [выделено в тексте — И.П.]. Может даже получиться такое впечатление, что это не орган еврейских рабочих, которым все еврейское, как особенно затрагивающее их интересы, не может быть чуждо, а скорее общепролетарский орган на еврейском языке, приобщающий еврейского рабочего к русскому и всемирному пролетариату. По крайней мере о специфических особенностях еврейского вопроса, об особенном правовом положении евреев, о характере национального гнета говорится в первых «Арбейтерштиме» только вскользь, мимоходом, когда речь заходит о политике русского самодержавия. Цельной картины нет, а есть только урывки, отдельные черточки: процентная норма, черта оседлости, недопущение евреев на казенные заводы и т.д.

Эта черта литературы Бунда в первые 2-3 года (подчеркиваем: только в первые годы) дала повод народолюбцам из националистического лагеря поднимать вопли об «ассимиляторских тенденциях Бунда», об отсутствии национального момента в его работе. Эти нападки весьма понятны, хотя несостоятельность их очевидна. Люди видели только литературу Бунда, не замечая или не желая замечать практической его работы во все ее объеме и конкретности. А эта работа — процесс создания массовой с. д. организации еврейских рабочих — по существу своему была еврейской и ничем иным не могла быть.

Здесь, между прочим, сказывается еще одна черта, весьма характерная уже для всей литературы Бунда, не только для ее первых шагов. Эта литература в весьма недостаточной степени отражала все разнообразие и своеобразие той красочной, колоритной жизни, в которой протекает и в которую претворяется бундовская работа. Эта загнанная, замученная еврейская улица со всеми ее жгучими страданиями и пламенным темпераментом, это пробуждение еврейского массового человека, его искания, его сомнения, его увлечения и восторги, эти яркие, полные эффектов выступления рабочих среди царящей веками тишины, все эти метаморфозы, возмущения, столкновения, весь этот мир новых чувств и новых желаний, хлынувших в стены старого «гетто», — все это почти не находит своего выражения в нелегальной бундовской литературе (да и в легальной не нашло еще своего художественного воплощения). Почему? Потому что — как ответил однажды «Вестник Бунда» «Искре» по другому поводу: «некогда было». «Мы себе такой шири позволить не могли: кропотливая и тяжелая работа организации масс, обслуживание разнообразных нужд массового движения поглощали все наши силы». Потому что Бунд с самых первых шагов своих был массовой организацией — массовой в двояком смысле: как движение широких слоев рабочих и как движение, само выдвигающее своих руководителей, своих интеллигентов из своих недр. Это было и есть рабочее движение в самом полном и всестороннем значении этого слова.

Как бы то ни было, никогда несоответствие между жизнью и словом, между действительностью и литературным ее отражением не чувствуется так мучительно, как здесь. Совершалась колоссальная по своему значению ломка, опрокидывались вековечные устои — а литература говорила языком черствым, сухим и деловитым, принимая все то, что совершалось, как нечто само собою понятное, на чем останавливаться долго не стоит. Люди жили, работали, боролись, страдали, погибали, но оглянуться на самого себя некогда было, заниматься самонаблюдением и самолюбованием не приходилось не единичным лицам, ни движению в целом. Была поэзия борьбы, были и сомнения, и колебания, и восторги, но все это не разбиралось, не комментировалось в литературе, и нужны были особенно потрясающие случаи, как подвиг Леккерта и проявленная им слабость в критическую минуту его жизни, чтобы «Арбейтерштиме» вышла за рамки сухой деловитости. Появляются статьи о революционной морали.

Люди работали много — говорили мало. Таков был Бунд с самого начала.

Только понемногу содержание «Арбейтерштиме» становится богаче, круг затрагиваемых ею вопросов — разнообразней. Вопрос организационный волнует «Бунд» еще раньше, чем открыли поход против него «Заря» и «Искра». Уже в № 11 «Арбейтерштиме» находим мы статью-декларацию «Наши цели» — перепечатку из конфискованного вместе с типографами 26 июля 1898 года номера 9-10. Статья содержит в зачаточном виде все те организационные принципы, которые Бунду пришлось впоследствии развить и обосновать в кампании против «Искры». Здесь и указания на особое правовое положение евреев, и значение для всероссийского рабочего движения еврейских погромов и правительственного антисемитизма, и особенная физиономия еврейской буржуазии, и опровержение пресловутого «сепаратизма» и «шовинизма». Только такая организация, которая естественно выросла из борьбы еврейского пролетариата и которая связана с ним тысячью нитей, — в состоянии защищать и энергично отстаивать его интересы». Так формулирован конечный вывод статьи. Указывая на то, что самостоятельная организация еврейского пролетариата, входя в состав общероссийской партии, может только содействовать ее успеху и процветанию, авторы выражают надежду, что русская социал-демократия не уподобится той синице, «которая хотела выпить все море». Увы, надежды не оправдались

Впрочем, после этой статьи организационный вопрос надолго сходит со страниц бундовской прессы. Жизнь выдвигала новые задачи; поднимались новые волны политической жизни, выдвигались новые методы борьбы, темп жизни ускорился. Приходилось отвечать на жгучие вопросы момента.

1899 год может считаться переходным в истории Бунда. Движение в это время все более и более окрашивается в политический цвет. Волна студенческого движения и прошедшие в некоторых городах «черты» уличные демонстрации еврейских рабочих сразу поставили вопрос о приемах непосредственной политической борьбы на очередь дня. Пресса волнуется. Вопросы тактики обсуждаются с небывалой страстностью и пылом. Почти нет статьи, в которой так или иначе не затрагивался бы вопрос о путях и средствах активных выступлений. Демонстрация сразу выдвигается как наиболее действительное средство. Все связанное с этими выступлениями: политическая, организационная, национальная, психологическая сторона подвергается самому подробному рассмотрению. «Арбйтерштиме» мало-помалу превращается в орган политический, по преимуществу.

Немалую роль в этом сыграла и «зубатовщина»… В пылу спора, в полемических схватках с «легализаторами» сама «Арбейтерштиме» принуждена была яснее формулировать те явления, которые прежде только молчаливо признавались, принуждена была точнее определить характер и направление движения — как обусловленного всей совокупностью социально-экономических и политических причин.

С 1900 г. начинает занимать особенно почетное место в бундовской прессе празднование Первого мая. В апреле 1900 г. был выпущен очередной (17-й) номер «Арбейтерштиме» (на красной бумаге) в виде летучего листка, всецело посвященного празднику Первого мая. В нем мы впервые в бундовской прессе встречаем точно и кратко сформулированными требования с. д. программы-минимум: восьмичасовой рабочий день, гражданские свободы, неприкосновенность личности, парламентский строй, и гражданское равноправие для евреев. (Дальше «равноправия», как известно, программа Бунда по еврейскому вопросу в то время еще не шла). Майская агитация и обзор связанных с первым мая выступлений занимает с этого времени немалое место в литературном материале.

Между прочим, выступления студентов уже тогда поставили перед Бундом вопрос о поддержке либералов. В № 14 (единственном из всех номеров «Арбейтерштиме», изданном за границей) в прекрасной статье о студенческих беспорядках мы читаем:

«Недовольные слои буржуазии вовсе не заинтересованы в таких требованиях (всеобщее, равное, прямое и тайное голосование). Наши интересы и интересы либеральной буржуазии расходятся, но мы должны сочувствовать всякому протесту против русского самодержавия и поддерживать такой протест. Но, сражаясь совместно против общего врага, мы не должны объединять наших интересов с интересами других непролетарских групп, мы должны оставаться самостоятельной партией пролетариата[выделено в тексте — И.П.].

Орган мало-помалу принимал более литературный, более современный характер. Язык очищается, становится более гибким. Содержание дифференцируется по отделам. С 19-го номера вводится особый отдел «Дер финстере велт» («темное царство») — ряд фельетонов-обзоров политики правительства. В целом ряде талантливо написанных статей перед читателем проходят все наболевшие вопросы русской действительности: земство, земские ходатайства, цензура, полиция, жандармерия, земские начальники, рекрутчина, солдаты, офицерство, положение окраин, школа, народные учителя, съезды фабрикантов и заводчиков, административный и полицейский произвол во всех областях русской жизни. Написаны эти обзоры хорошим языком и должны были иметь для еврейского читателя большое воспитательное значение. Но что поражает в этих картинках, так это та все еще ничтожная доля внимания, которая посвящается чисто еврейским делам. Конечно, политика самодержавия по отношению к евреям не замалчивается, но оценка этой политики все же не занимает того места, которое ему подобало бы в органе еврейских рабочих. И в то время как судьбам Финляндии, напр., посвящается целый ряд заметок и статей, о еврейском вопросе мы все еще специальной статьи не находим. Это следует между прочим объяснить тем, что выходивший за границей журнал «Юдишер Арбейтер» [«Еврейский рабочий»] занимался преимущественно обсуждением национального вопроса.

Мало-помалу, однако, и в «Арбейтершиме» начинает заполняться этот пробел. В № 21 (январь 1901 г.) появляется статья «4-й сионистический конгресс» — первая в «Арбейтерштиме» статья о сионизме. Статья доказывает, что сионизм есть движение, отвечающее интересам еврейской мелкой буржуазии, и не может-де и боится разрешить еврейский вопрос. Статья послужила началом целой серии подобных статей, разбирающих идейные течения в еврействе и намечающих самостоятельное демократически-пролетарское решение еврейского вопроса.

Статья эта, между прочим, знаменует шаг вперед еще и в другом отношении. В первые годы деятельности Бунда, когда общественные отношения еще не дифференцировались, когда экономическая борьба составляла все содержание «работы», политическая агитация неизбежно должна была носить примитивный характер. Было просто деление: с одной стороны, «рабочие», с другой — «капиталисты» и правительство. Первые попытки еврейской мелкой буржуазии создать свою классовую сионистическую [так в тексте — И.П.] организацию дали «Арбейтерштиме» возможность сойти с высот абстракции на почву конкретной действительности. И чем больше усложнялась жизнь, тем больше агитация приобретает конкретный характер.

4-й съезд Бунда (апрель 1901 г.) только санкционировал то, что уже произошло в действительности: он признал необходимым повести более интенсивную политическую агитацию, усилить политические выступления. В статье по поводу съезда («Арбейтерштиме» № 24) мы читаем: «местные организации также должны принять более политический характер. Они должны будить в широких массах чувство человеческого достоинства, воспитывать и вкоренять в них революционный дух, ненависть к угнетателям, зажигать святой огонь протеста и сопротивления. Издевательства полиции над душой и телом рабочего и других бедных классов должны наталкиваться на постоянный систематический организованный отпор».

Так совершается в прессе вслед за жизнью эволюция в сторону активной политической борьбы. В «Арбейтерштиме» чувствуется трепет новой жизни, прилив бодрости и жажды битвы. Даже язык ее стал красочнее, богаче образами, ярче.

Особенно выделился в этом отношении 25-й, юбилейный номер «Арбейтерштиме». Среди тяжелой напряженной работы, в виду страстной и страшной борьбы люди позволили себе единственный раз за все четыре года оглянуться на самих себя, измерить глазами пройденный путь, оценить свою собственную работу. И с чувством гордости сказали: «Как мало прожито. В глубине вражеского стана, в самой пасти свирепого зверя, под носом у бесчисленных ищущих и рыщущих шпионов примостилась наша печатная лаборатория, откуда номер за номером выходит «Арбейтерштиме». Реальный символ единства еврейского рабочего движения, конкретное воплощение Бунда, она отражала по мере сил и разумения его борьбу и страдания, его радости и горести, его задачи и стремления. Четыре года оно, это вольное слово, смело и громко гудит, и зовет и будит еврейских пролетариев».

Такими словами начинается 25-й номер «Арбейтерштиме», этого красивого и радостного праздника в подполье еврейской печати, красивого особенно потому, что он врывается чем-то молодым, жизнерадостным, улыбающимся в семью хмурых, серьезных и деловитых своих собратьев — произведений бундовской литературы. Восторженно звучит вступительная строфа:

Ты чудо из Божьих чудес,
Ты мысли светильник и пламя —
Свободное слово…

Мы не можем детально останавливаться на дальнейших номерах «Арбейтерштиме». Журнал мало-помалу обогащается содержанием, становится разнообразнее, охватывает все стороны жизни, затрагивает самые насущные вопросы еврейского рабочего класса. Борьба с сионистическим и иными националистическими движениями в еврействе и параллельно — выяснение своей собственной позиции по национальному вопросу — начинает занимать в «Арбейтерштиме» очень видное место. С другой стороны, выход из «Партии» (летом 1903 года) и необходимость отстаивать свою позицию по организационному вопросу заставили вновь поднять и основательно, всесторонне рассмотреть вопрос об особом правовом, экономическом и политическом положении еврейского пролетариата России, об особенных задачах и целях еврейского рабочего движения в рядах всероссийской социал-демократии.

Начинает находить себе освещение в журнале и та клерикально-обывательская, по существу своему аполитическая реакция против рабочего движения, которую вызвала на еврейской улице усиленная политическая деятельность Бунда. Особенно видное место в «Арбейтерштиме» занимает вопрос о погромах и о мерах борьбы с ними. Содержание журнала становится все более еврейским. В то же время и общеполитические вопросы волнуют и привлекают не меньше, но, наоборот, с ростом политического самосознания широких масс еще больше внимания., чем в первые годы. Целый ряд статей посвящается обсуждению политических вопросов движения, выяснению ближайших задач революционного пролетариата. Не остается без оценки и расцветавшее в «весеннюю» эру либерально-земско-интеллигентское движение. Для примера приводим содержание № 490 «Арбейтерштиме»:

Передовая — о Булыгинской (л. 20)// (л.21) Думе — обоснование тактики бойкота Революционные вопросы дня:

а) На пороге революции

б) на завтра после революции

Мелкобуржуазный социализм на еврейской почве (критика с-сов, впоследствии вышла отдельной брошюрой на еврейском и русском языках) Мысли о седьмом сионистическом конгрессе Второй съезд латышской с.-д. рабочей партии Из общественной жизни в России Третий съезд российской РСДРП и первая общерусская конференция партийных деятелей Несколько слов об обрушившейся на евреев новой милости (по поводу допущения евреев к выборам в Государственную думу) Корреспонденции

В техническом отношении орган также достиг максимума того, что было возможно при нелегальных условиях.

Но уже с 1902-1903 гг., с тех пор, как движение стало втягивать все более широкие пролетарские слои, становилось ясным, что одной «Арбейтерштиме» недостаточно для удовлетворения запросов рабочих. Народился массовый читатель, который нуждался в массовом популярном органе. «Арбейтерштиме», как мы видели, превратилась в руководящий политический орган, рассчитанный на вполне сознательных членов организации. Прокламации, заменявшие отчасти газету, не могли заполнить этот пробел. 5-й съезд Бунда (лето 1903 г.) постановил начать издавать популярный орган, и в январе 1904 г. вышел первый номер журнала «Дер Бунд», ставившего своей целью «в краткой, ясной, популярной форме» разъяснить широким массам еврейских рабочих «идеи и учения социализма вообще, цели и стремления еврейской социал-демократии, в частности».

«Дер Бунд» как по тону, так и по манере писать, так и по выбору тем, резко отличается от своего старшего собрата. Чопорность, сдержанность языка исчезает; литературно-еврейский язык шагнул в своем развитии так далеко вперед, что уже можно было писать на нем популярно, не рискуя впасть в вульгаризацию. Жизнь к тому же становилась все более яркой, все более красочной, захватывающей. «Дер Бунд» шел в гущу жизни, шел к тем, кто еще только начинал пробуждаться к сознательной жизни, приносил им радостную весть о растущей силе и мощи пролетарской освободительной борьбы. И язык его был живой, и весь он был проникнут каким-то особенным боевым подъемом.

Массы полюбили этот орган. Каждый новый номер встречался, как праздник, читался на «бирже», на массовках, на кружках, обсуждался и комментировался без конца. Это был свой орган, настоящая рабочаягазета. В нем привыкли искать ответа на самые повседневные вопросы, в нем искали разрешения того, что в каждый данный момент особенно волновало массу. Орган с самого начала носил на себе печать той своеобразной еврейской обстановки, в которой он выходил и к которой он был приурочен.

С 3-го номера в нем появляется особый отдел «из еврейской жизни», где дается социал-демократическое освещение фактам и событиям из жизни «черты»: тут и бедствия кризиса, и погромы, и оценка «друзей народа» из буржуазного лагеря, и характеристика новых идейных течений в еврействе /«Возрождение»/ и пробуждение еврейского либерализма, и мероприятия правительства по отношению к евреям, и множество мелких факторов из повседневной жизни в еврейских городах и местечках. Тут же мы впервые встречаем и критику порядков в еврейской общине.

«Дер Бунд» носил на себе отпечаток того бурного периода, который переживала тогда российская революция. В нем воплотилась вся жизнерадостность, весь бесконечный оптимизм, с каким массы шли в бой. Он — живой памятник того пышного расцвета, какого достигло в то время еврейское рабочее движение под знаменем Бунда. Но этот же лихорадочный темп развития политической жизни, характеризующий конец 1904-го и следующий 1905-ый год, это быстрое нарастание и столь же быстрая смена событий привели к тому, что и «Дер Бунд» не мог больше удовлетворить требованиям, предъявляемым к политической газете, и, несмотря на все старания, он стал отставать.

Становилось уже тесно в рамках нелегальной печати. А «Дер Бунд» по конспиративно-техническим и другим условиям организационного свойства особенно часто выходить не мог. Требовался, если не официальный, то хотя бы «официозный» легальный орган, в котором бы обсуждалось то, что по условиям ослабевшей тогда цензуры могло уже быть достоянием легальной печати. В «Дер Бунд» нередко писалось о том же или почти о том же, о чем с известными предосторожностями трактовала уже радикальная газета вроде «Дер Фрайнд». Вследствие обилия материала номера начинали быстро увеличиваться в объеме, а последнее в свою очередь приводило к запаздыванию их появления в свет.

Последний (11-ый) номер «Дер Бунд» вышел уже в «дни свободы» 1-го декабря 1905 года. Он набирался и печатался «захватным порядком» и издан в количестве 30.000 экземпляров (прежние номера выходили в количестве 6-8.000 экземпляров. Его можно рассматривать как последний изданный Бундом экземпляр (с. 23) // (с. 24) «противозаконного» органа. Печать больше не могла вернуться в подполье. Началась эра мытарств в нашей «легальной» печати…

***

Совершенно особое положение в бундовской прессе занимал «Идишер арбейтер» [«Еврейский рабочий»], орган, выходивший за границей. Если «Арбейтерштиме» и «Дер Бунд» были первыми на еврейском языке журналами политически-публицистического характера в современном смысле этого слова, то «Идишер арбейтер» является первой попыткой создания на еврейском языке научного журнала. В этом его большое культурно-историческое значение.

Впрочем, такой характер он приобретает только с номера 9-го, появившегося в начале 1900 года. До этого времени он почти ничем не отличается от «Арбайтерштиме», разве только большей легкостью языка и большим разнообразием материала. Первые пять номеров этого органа надо отнести еще к «доисторической» эпохе: они вышли до первого съезда под редакцией «Группы еврейских социал-демократов в России». Издавались они все, как и последующие номера, за границей. Первый номер вышел даже раньше первого номера «Арбатерштиме» — в конце 1896 года (дата точно не указана). До появления «Арбатерштиме» это был единственный орган, обслуживавший интересы еврейских рабочих, способствовавший, по выражению «Арбатерштиме», объединению борющегося еврейского пролетариата в отдельную организацию и в сущности являвшийся уже выражением, воплощением этого объединения.

Вполне определенной физиономии эти первые номера, однако, еще не имеют. Преобладающее место занимает информационный отдел — известия о стачках, прокламациях, о движении пролетариата в разных государствах западной Европы, сведения о положении еврейских рабочих в различных городах «черты». Статьи ограничиваются комментированием этого фактического материала с точки зрения интересов рабочих. В первом номере делается также попытка обосновать необходимость самостоятельной организации еврейского пролетариата. «Более развитая и сознательная часть еврейского пролетариата, — читаем мы в статье «К читателям» — считает необходимым выставить требование гражданского равноправия для евреев, исходя из убеждения, что каждая общественная группа, желающая действительно добиться поставленной ею себе цели, должна прежде всего надеяться на свои собственные силы, а не полагаться на доброту, честность, порядочность и политический такт других групп. Во-вторых, мы знаем, что вначале удобнее и целесообразнее вести политическую пропаганду на почве повседневных и насущнейших интересов массы, разъясняя ей те политические преследования и угнетения, под тяжестью которых ей больше всего приходится страдать. Во всяком случае это обоснование далеко еще от полной новости и последовательности. Основные пункты позиции Бунда по организационному вопросу еще только намечались.

Центром тяжести и здесь, как и в «Арбейтерштиме», является экономическая борьба. Прежде экономические организации, а потом политические выступления, прежде накопление силы, а потом приложение этой силы для достижения политических результатов. «Мы будем постоянно проводить ту мысль, — пишет первый номер «Юдишер арбейтер», что в настоящее время профессиональные союзы являются единственным источником пролетарской силы». Эта мысль и является доминирующей в первых номерах.

Номер 4-й «Идишер арбейтер» вышел в ноябре 1897 г., тотчас же после первого съезда Бунда. Известия об этом съезде прибыли за границу, когда номер уже был сдан в печать. Редакция успела поместить о нем только краткую заметку, в которой указано, между прочим, что газеты «Арбейтерштиме» и «Идишер арбейтер» признаны официальными органами вновь образованного рабочего союза — «Бунда». «Идишер Арбейтер» таким образом становится под партийный контроль.

Следующий (6-й) номер выходит только после полуторагодового перерыва — в марте 1899 года — уже как орган Бунда. В нем имеется известие об образовании Заграничного Комитета Бунда и о поручении ему, между прочим, издавать «Идишер Арбейтер» за границей. Новая редакция по-видимому делает попытки выбирать литературный материал так, чтобы «Идишер Арбайтер» не являлся простым двойником «Арбайтерштиме». Журнал мало занимается политическими вопросами дня, мало останавливается на тактических вопросах, но зато обращает большое внимание на отмежевание Бунда от других организаций в еврействе, на отстаивание позиции еврейского пролетариата против нападок буржуазных идеологов, на критику враждебных Бунду национальных с. д. организаций и групп, а также на ознакомление еврейских рабочих с положением пролетариата в Западной Европе. Журнал отличается, начиная с 6-го номера, обилием и разнообразием (пожалуй, даже излишней пестротой) материала, живостью и легкостью изложения. Чувствуется, что некоторые, по крайней мере, статьи, писаны профессиональными литераторами. Язык колоритнее и подвижнее языка «Арбейтерштиме», хотя также часто страдает отсутствием точных терминов и законченных способов выражения мысли.

Из статей, заслуживающих особого внимания в этот второй период «Идишер арбейтер», мы укажем на большую статью Бен-Иегуды «Сионизм или социализм», в котором впервые дана основательная критика с точки зрения еврейского пролетариата и впервые формулирован ответ на вопрос: как мы, социал-демократы, относимся к национализму и как мы его понимаем. Для того времени это были смелые идеи, с которыми не все бундовцы были согласны.

«Чем ближе еврейские социалисты, — читаем мы в этой статье, — подходили к еврейскому народу, тем более они должны были убеждаться, что еврейский народ не хуже и не лучше всех других народов, что он имеет право на жизнь, как и всякий народ, что он должен занимать положение равноправного члена в среде великой семьи человечества. Вместо простого гражданского равноправия, которого требовала и буржуазия, еврейские социалисты написали на своем знамени — равные национальные права, уравнение прав еврейского народа, как такового, с правами других народов, и они готовы бороться за этот высший идеал еврейского народа, и они уверены, что рано или поздно интернациональные социалисты, великие рабочие армии всех народов усвоят эту их мысль, которая в сущности является старой идеей социализма, и помогут еврейскому народу добиться своей цели. И чем большее крепнут интернациональные армии рабочих, тем больше растет надежда и еврейского народа.

Автор анализирует «национальное чувство», которым так любили щеголять сионисты. Национальное чувство у вас больное, ненормальное, говорит он, обращаясь к сионистам, потому вы и чувствуете его так остро. «Еврейский рабочий, напротив, здоров, национальное чувство у него нормально, он, конечно, чувствует большую близость ко всем еврейским рабочим и вообще к еврейской бедноте, чем к неевреям, точно также как он родных детей своих любит больше, чем детей чужих… Но его здоровое национальное чувство идет у него рука об руку с очень здоровым социальным чувством, и чужой рабочий ему безусловно дороже и ближе, чем свой буржуа… И так чувствует не один только еврейский рабочий — так чувствуют все еврейские социалисты, работающие среди евреев. Они несомненно любят еврейский народ, хотя и не считают нужным об этом кричать. Любовь к родному народу в высшей степени естественное явление, его нельзя отрицать, но оно и не заслуживает особенной похвалы, ибо оно в порядке вещей»

Народ — это его культура, его духовные богатства, такова формулировка нации в этой статье. Народу не нужно искать себе территорию для того, чтобы сохранить свое единство: он может быть единым и будучи рассеянным среди других народов. Сохранится ли особая физиономия еврейского народа до конца веков, этого мы предсказать не можем. Но пока развитие не идет в сторону уничтожения еврейской нации, в сторону рассасывания ее окружающей средой. Жизнь не стоит, суровая действительность властно диктует программу работы, которую мы не вправе отвергнуть, каковы бы не были судьбы еврейского народа в дали грядущих времен. «Жизнь требует от нас, чтобы (с. 28) // (с. 29) мы развили и разработали наш язык, иначе мы не в состоянии будем влить в массы светлые идеи социализма. Жизнь требует, чтобы мы подняли на высокую ступень нашу народную литературу, ибо еврейским рабочим нужно образование, нужно просвещение для освобождения от власти старых понятий и для уяснения себе своего собственного положения. Жизнь требует, чтобы мы распространили знание среди народа, ибо знание — лучшее оружие, которым борется за свое освобождение пролетариат. Жизнь требует, чтобы мы привлекли к нашему движению просвещенные и свободомыслящие интеллигентные силы, которые бы взяли на себя функции, пока еще непосильные рабочим».

Автор выражает глубокую уверенность, что еврейский язык и еврейская литература расцветут вместе с расцветом рабочего движения в еврейском народе, предсказание, которое осуществилось и осуществляется на наших глазах…

Если исключить, однако, 2-3 такие статьи, то «Идишер арбайтер» этого второго периода все же от «Арбайтерштиме» отличается немногим — а при тогдашнем состоянии еврейского рабочего движения и при трудностях транспортировки литературы из заграницы, когда номера запаздывали иногда на целые месяцы, вряд ли издание «Идишер арбейтер» в таком виде оправдывало себя. Было поэтому естественно третьего съезда Бунда (январь 1900) придать «Идишер арбайтер» более серьезный характер. Из боевого популярного органа газетного типа «Идишер арбайтер» должен был превратиться в более или менее научный партийный журнал, типа «толстых» журналов. «Идишер арбайтер» вступает с 1900 года в третью эпоху своего существования.

В какой мере он выполнил возложенную на него задачу? Мы не должны забывать, что эта была перваяпопытка создания серьезного журнала на еврейском языке, что в распоряжении Заграничного Комитета не было штаба профессиональных литераторов, которые бы могли себя всецело посвятить журнальной работе, что интеллигентными силами движение вообще было не богато. И тем не менее, когда вы теперь прочитываете эти книжки «Идишер арбейтер» (в новом виде их появилось всего девять; последняя вышла в ноябре 1904 года), вы должны себе сказать, что эти книжки были составлены серьезно и умело, что круг вопросов, в них обсуждавшихся, очень широк, что они стремились дать освещение тем наболевшим вопросам, которыми не могла, в пылу битвы, поглощенная повседневной политической работой, заниматься «Арбейтерштиме». Журнал является дополнением к центральному органу, и нет сомнения, что он много способствовал выработке партийного мнения и партийной позиции, главным образом по национальному вопросу.

Национальный вопрос, с одной стороны, интернациональное с. д. движение, с другой, — к этим двум вопросам больше всего приковано внимание «Идишер арбейтер». Ряд статей посвящается национальному вопросу: в № 9 — «Новая эпоха в еврейском рабочем движении», в № 11 — «национализм и интернационализм», «Национализм и национальные права», в № 15 — «Национальность и ассимиляция», в № 17 — «Социал-демократия и национальный вопрос», в нескольких номерах — дискуссионные статьи по национальному вопросу и ответы на них редакции, кроме того ряд статей о сионизме. Журнал помещал иногда на своих страницах и статьи Каутского, Бебеля, Плеханова и собственные статьи по политическим вопросам. Находим мы в нем и много материалов к характеристике течений в западноевропейской социалистической мыли, и литературную критику, и обзоры. Нам вполне понятна та радость, с какой более сознательные рабочие встречали вновь выходившие книжки: это был тот единственный источник, откуда мы могли черпать свои знания и свой социалистический опыт. Это был единственный в полном и всестороннем значении этого слова, источник знаний всех рабочих: буржуазная «легальная» литература не могла им дать ничего, ибо в ней самой была мерзость запустения…

***

Нам остается сказать несколько слов о местных органах. Таких органов было несколько. В Вильне — «Классенкампф», в Белостоке — «Белостокер Арбайтер», в Варшаве — «Варшауер Арбайтер», в Лодзи — «Фрайхайтс Глок», в Гомеле — «Дер Кампф», в Минске — «Минске Арбейтер», кроме того выходил профессиональный орган союза щетинщиков — «Дер векер». Все эти органы по своему характеру очень мало отличались от «Арбайтерштиме» — они только были более популярны и вследствие этого писались с самого начала менее бесцветным языком. Они все были окрашены в яркий политический цвет и ставили себе целью на конкретных фактах городской жизни, близкой и знакомой каждому рабочему, разъяснять ему общее политическое положение и задачи рабочего класса. Они выхватывали животрепещущие, волнующие вопросы момента и претворяли их в доступный агитационный материал. Близко соприкасаясь с повседневной жизнью, они больше реагируют на политику, «Кляль Исраэль» и больше интересуются, чем «Арбейтерштиме», деятельностью городского самоуправления.

Все эти органы были сравнительно недолговечны. Периодом расцвета местных органов следует считать 1901-1903 годы («Векер» выходил с 1898 года), потом они мало-помалу исчезают, уступая место более легкому и подвижному типу периодических изданий — т.н. летучим листкам. Это объясняется, главным образом, тем, что армия профессиональных революционеров, к которой принадлежали и редакторы, и сотрудники местных органов, уже по самому роду своей деятельности не могла быть оседлой, и таким образом редакционные коллегии не могли иметь необходимой устойчивости. Непериодический летучий листок, напротив, представлял для кочующих революционеров чрезвычайно удобную форму. Его содержание варьировало от материала обычного местного органа (как, например, «Минскер флугблатт») до прокламации. Мало-помалу летучие листки и прокламации сделались единственными представителями местной печати, причем летучие листки носили больше характер статей, разъясняющих определенные вопросы, в то время как прокламации большей частью звали к активным действиям или имели целью поднять настроение, действуя больше на чувство.

Надо, впрочем, заметить, что это деление неточно, и демаркационную линию здесь очень трудно привести. Как прокламации, так и летучие листки в сущности заменили газету, и содержание их разнообразилось до бесконечности. Нам, впрочем, нет надобности долго на этом останавливаться: прокламации еще и до сих пор не вышли из политического обихода в России. Прокламация представляет собою самый современный результат приспособления революционной организации к условиям нелегального существования, самый подвижный, эластичный и быстрый способ связать центры движения с широкими массами. История прокламации в России, ее содержание, способы ее издания и распространения может составить предмет очень серьезной работы и в задачи настоящего очерка не входит.

***

Мы не останавливались также на «Вестнике Бунда» и «Последних Известиях», как выходящих на русском языке и потому знакомым более широким кругам. Не касаемся мы и современной — начиная с конца 1905 года — «легальной» бундовской прессы, потому что она еще в настоящем, всеми нервами своими связана с нынешним днем, и для истории ее не настало еще время».

Подпись Иосиф Нейман
Подлинность копии удостоверена
Берлин 1/9/1926
Заведующий архивом Бунда
Писано в конце 1907 г.
И.Нейман — Моисей Ольгин-Новомисский.

 

Оригинал: http://z.berkovich-zametki.com/2018-znomer7-pechenin/