Памяти моих друзей-«бакурианцев»
Мы едем на Кавказ, в Бакуриани! Как здорово! Увижу настоящие горы! Не то, что все вдоль и поперек знакомые, почти домашние, Воробьевка, Турист и Подрезково. И меня, первокурсницу, включили в команду Университета! Меня переполняют эмоции.
Пустят ли меня родители? Ведь я еще никогда не уезжала из дома так далеко одна. Учусь я хорошо и первую в своей жизни сессию сдала на «отлично». Есть ли у меня все необходимое для поездки? Старые немецкие гикориевые лыжи, окантованные нержавейкой каким-то доморощенным столяром, самодельные крепления, прикручиваемые ремнями к почти простым ботинкам, сшитые из папиной полковничьей шинели брюки, единственный свитер и главная моя гордость — штормовка из перкаля плащ-палатки, украшенная длинными красными кисточками — да, я полностью готова к поездке.
Как все интересно! Пересадка на «одноколейку-кукушку» в Боржоми. Маленький состав медленно поднимается в гору.
Жаркое солнце, такие яркие белоснежные склоны, покрытые тяжелыми тёмно-зелёными елями. Когда снег падает с их ветвей, эхо разносит гул по долине. Мы стоим в открытых тамбурах маленьких вагончиков и замираем от восторга. Мы молоды, безудержно веселы, полны сил и желания скорее встать на лыжи. Поэтому все единогласно принимают решение сразу после приезда отправиться на первую тренировку. Побросав рюкзаки, наскоро что-то перекусив, одеваем лыжи. Дорога на гору Кохта идет через поселок. Нас сопровождают взгляды редких прохожих, и стаи лающих пестрых бродячих собак. Нас двадцать пять человек студентов и с нами наш любимый тренер Юрий Михайлович Анисимов.
Начинаем подъем на Кохту. Очень тяжелый и глубокий снег. Первые по очереди прокладывают лыжню. Двигаемся очень медленно, серпантином под небольшим углом подъема среди высоких сосен. Я иду одной из последних. Впереди Сашок Невраев, мой друг и немного «ухажер». Он так трогательно заботится обо мне. Сзади за нами только неразлучная пара — Мика Ремез и Алена Никитина. Мика идет без лыж. Он недавно из больницы и пока кататься не будет. Ему поручены фотосъемки наших тренировок. Мика только что чудом выжил после тяжелого огнестрельного ранения: на ноябрьские праздники во время демонстрации в него стрелял из ревности его товарищ. Убил свою невесту и себя.
Я иду с большим трудом, лыжная палка проваливается в глубокий снег. От нее в снегу остается почти синий след. Я этому удивляюсь — как красиво! Иногда я слышу под лыжами на глубине какой-то глухой звук. Спрашиваю Сашу, ведь он опытный альпинист и лыжник. Он говорит, что в горах всегда так. Мне немного страшно.
Наконец дошли до открытой поляны у подножья Кохты. Часть лыжников начала подниматься лесенкой вверх по склону, утаптывая место для тренировки. Сашок помогает мне подтянуть крепление. Мне приятно его внимание и застенчивый взгляд через очки с очень большим увеличением, такой теплый и трогательный…Сашок идет впереди, я за ним. Еще несколько человек поднимается рядом со мной. На поляне остается только Миша Ремез. Ему поручено снимать нашу тренировку.
Я не смотрю вверх, поднимаясь «ножницами», опираясь на палки, стараясь догнать тех, кто уже добрался до утоптанной части трассы. И вдруг почувствовала, как мне в лицо резко подул колючий жесткий снежный ветер. Внезапно пропала видимость, сверху раздались чьи-то неразборчивые крики. Я остановилась, чтобы натянуть капюшон куртки и стряхнуть снег, засыпавший лыжи. Подняла глаза…и увидела, как на меня медленно и неотвратимо движется огромная снежная гора. Убежать я от нее не могу, ноги накрепко привязаны к лыжам ремнями, да и куда бежать? Кругом только очень глубокий снег.
Лавина! Лавина! Вспоминаю, чему нас учили: чтобы спастись в лавине, надо делать плавательные движения. Успеваю повернуться спиной к движущейся со зловещим шумом снежной горе. И вот я уже в тяжелой снежной белой каше. Она подхватила меня и понесла. Я пытаюсь сопротивляться, но она меня вращает, скручивает, давит, душит…Я кричу от ужаса и страха, задыхаюсь, теряю сознание. Очнулась я в полной темноте и тишине, рот, нос и уши забиты снегом, не чувствую рук и ног, дышать очень тяжело. И вдруг почувствовала дополнительное давление, глухие шаги надо мной и голоса, звучащие, как эхо.
«Наташа, здесь, наверно, Наташа». Меня нашел и раскопал Ганя Карташов, аспирант физтеха. Он был одним из пяти не задетых лавиной лыжников. Они нашли и раскопали почти всех, кроме тех несчастных, которые оказались на большой глубине. Ганя заметил на поверхности лавины красную кисточку от моей штормовки, потянул за нее, и начал копать… Откопал мне голову, я начала дышать. Я видела его руки — из-под ногтей сочилась кровь. Ганя убежал искать еще не найденных. Ни Толю Петелина, моего друга и сокурсника, ни Сашу Невраева, ни Мику Ремеза, ни Инну Поветкину, единственную горнолыжницу с филфака, к этому времени еще не нашли. Их шансы на жизнь уменьшались с каждой минутой. В поселок послали за помощью.
Ганя помогал мне откапываться. «Наташа, крепись, мне кажется, у тебя что-то с ногами». Я мужественно молчала. Счастье, что дышу, что жива. Все остальные травмы казались ерундой. В это время нашли уже мертвого Сашу. Недалеко от меня, но на большей глубине. Я все время смотрела на его запорошенное снегом непривычное для меня без очков мертвое лицо, на котором застыла страдальческая улыбка.
Меня привязали к лыжам и подтащили к лыжне. Лежа на лыжах, толкаясь руками, я медленно двигалась к поселку. Навстречу мне поднимались по тропе «спасатели» — местные жители, вооруженные лопатами, длинными шестами и палками. Некоторые из них несли зажженные фонари. Начинало темнеть.
Инну Роговскую, студентку мехмата, лавина подтащила к нескольким соснам, растущим посреди склона. Инна своим телом удерживала большой массив снега, как раз над тем местом, где искали пропавших. Она мужественно предложила, чтобы ее не откапывали, чтобы дать время на поиски. Ее откопали только глубоким вечером, когда ночной мороз уже сковал удерживаемый ею снег, и опасность схода этой части лавины миновала.
Нашли мертвым моего друга еще со школьных лет и сокурсника Толю Петелина. Перед сходом лавины он стоял на склоне выше всех и решил, что успеет опередить лавину, бросившись на лыжах вниз по склону, но лавина достигла и убила его. Его нашли на большой глубине под снегом уже глубокой ночью. Для этого пришлось вырыть несколько параллельных друг другу траншей, и длинными палками прокалывать слои снега. К вечеру снег в лавине стал твердым, как лед. Последних погибших пришлось вырубать из снега ломами. Глубина траншей была больше двух метров.
Мои друзья, мои добрые, веселые, красивые, такие молодые. Почему они, почему не я? Наверно, такие вопросы задавали себе все выжившие. Шок от случившегося парализовал всех. Помню, как через несколько дней после случившегося, несколько человек вышли посидеть на крыльце домика, в котором мы жили. С крыши упал на землю пласт подтаявшего снега и… все потеряли сознание. Потом отправление тел погибших в Москву. Все жители поселка Бакуриани вышли на проводы. Многие из нас имели тяжелые растяжения, переломы и раны, врачи осматривали нас каждое утро, поэтому нам не разрешили уехать в Москву. Наших друзей похоронили без нас.
Что же было? Виноваты ли мы? Нам говорили, что в Бакуриани до этого не было лавин на горе Кохта за всю историю существования поселка, но и лыжников почти не было. Не было в поселке и никакой службы лавиноопасности, никаких средств для спасения. Знаю, что на следующий год после нашей трагедии на Кохте сошла лавина, в которой погибла местная девушка. Потом была создана противолавинная служба, лавины начали искусственно «спускать», и лавиноопасность в этом месте исчезла. А я все вспоминала глухой звук из-под моих лыж по дороге на Кохту. После этого я еще несколько раз бывала в Бакуриани, но никогда больше не слышала такого странного звука.
На нашего бедного тренера Юрия Михайловича больно было смотреть. Он чувствовал глубокую ответственность за случившееся. Из Москвы прилетела комиссия,которая занялась расследованием трагедии. В ее составе были специалисты по лавиноопасности, опытные альпинисты и ученые. Среди них был студент физфака альпинист Сергей Репин. Среди погибших были его ближайшие друзья Мика Ремез и Саша Невраев. С ними он несколько раз ходил в зимние многодневные походы в Карелию. Сережа сидел вечерами, утешая нас. Комиссия не нашла нашей вины в сходе лавины. Оказалось, что в горах произошло землетрясение, слои снега сдвинулись и стали представлять опасность для схода лавины, но никакой информации об этом землетрясении в Бакуриани не поступило.
Шок и боль от потери друзей не проходила годами. В Москве я с «бакурианцем»-физфаковцем Андреем Бергером часто навещала Евдокию Александровну Невраеву. Она потеряла мужа в 37 году и единственного сына в этой страшной лавине. Дружила с ней до самой ее смерти.
Почти каждый год мы теряли «бакурианцев», как мы стали называть себя. Ведь большинство членов нашей горнолыжной команды были альпинистами. Погибли в лавине в горах Памира Сережа Репин, Игорь Тищенко, Мика Бонгард. Не всех могу вспомнить.
Я послала мои воспоминания «бакурианке» Инне Курючкиной, тогда студентке первого курса географического факультета МГУ, и вот что она вспомнила:
«Когда я услышала сверху крики «В сторону!», «Скорей —в сторону!» и подняла голову, то увидела приближающийся с бешеной скоростью быстро перекатывающиеся комочки снега, а за ними —стена снега. «Нужно срочно оттолкнуться палками и мчаться вниз и в сторону!» Но только я успела об этом подумать, как меня сбило с ног воздушной волной и завертело, понесло вниз по склону. На ногах — крепко прикрученные лыжи, на запястьях —ремни от палок. Меня швыряло и кидало в разные стороны и било о деревья и склон горы. Внезапно лавина остановилась, как потом выяснилось на конусе ее выноса. И стало очень тихо. Снег был рыхлым, и я смогла вытянуть руку и расчистить небольшое оконце над головой — там было голубое небо. Едва я подумала, что, слава Богу, все позади, как раздался скрежет, стало очень темно, и плотный снег сдавил мне грудь и медленно потащил вниз. Стало очень трудно дышать, вокруг все «скрипело» и сильно сдавливало тело. Я не могла даже пошевелиться. Меня со скрежетом прессовал мокрый плотный снег.
Как потом определила государственная комиссия, которую возглавлял известный гляциолог профессор МГУ Георгий Казимирович Тушинский, вслед за первой легкой и стремительной, пушистой лавиной, сразу же сошла вторая из плотного мокрого снега —фирна.
О чем я думала в эту минуту? О мамочке, с которой мы жили вдвоем после недавней смерти отца. Ведь она даже представить не могла, что происходило со мной! Мне не хватало воздуха, я задыхалась от страшного давления массы снега. Я потеряла сознание…
Меня нашел Игорь Сериков (мой спаситель!!!) — аспирант физико-технического факультета МГУ. Он метался по конусу выноса лавины и протыкал снег лыжей и палкой. Так он нащупал меня под снегом. Я почувствовала облегчение, пришла в себя и увидела над собой лицо Игоря. Я закричала: «Мама, мамочка!» Он выгреб у меня изо рта снег рукой в лыжной кожаной перчатке и сказал: «Не ори! Дыши!» Я никогда не забуду этой минуты.
Когда меня вытащили, я увидела страшную картину: крупные глыбы снега и…никого, только несколько человек, которые пытаются отыскать своих товарищей. Только пятеро ребят, не попавших в лавину, мечутся по этой безлюдной, мертвой развороченной снежной равнине.
Едва отдышавшись, я услышала, как ребята закричали: «Кажется здесь кто-то есть снизу — копайте!» Я перевалилась на живот и вместе со всеми стала руками разгребать снег. Это был Саша Невраев. Ребята пытались делать ему искусственное дыхание, но все было тщетно. Потом выяснилось, что у него перелом позвоночника. На это было так страшно смотреть.
Когда из поселка подошла группа местных жителей во главе с мастером спорта по альпинизму Абуладзе, ребята отправили меня вниз в поселок. Женщины —грузинки затащили меня в дом, обогрели и напоили горячим чаем. А потом началось самое страшное — ожидание. Что там наверху? Кого нашли? Кто жив? К сожалению, спасатели пришли слишком поздно. Пятеро наших товарищей погибли. На их месте мог быть любой из нас, кто оказался бы на большой глубине».
Такими они были:
Саша Невраев (1928-1951)
Толя Петелин (1931-1951)
Сережа Репин (1929-1953)
К настоящему времени почти уже никого из «бакурианцев» нет в живых. Прошло ведь более 60 лет. Негде и прочесть об этой страшной истории. А я все еще иногда вспоминаю голубой снег, темно-зеленые мохнатые ели, звонкую капель и жаркое солнце Бакуриани.
Оригинал: http://7i.7iskusstv.com/2018-nomer8-tihomirova/
