Богатый – посёлок тихий. Хотя какой там посёлок! Село обыкновенное, узкое, малоурожайное. Была когда-то птицефабрика – да и та сгорела третьего мая девяносто четвёртого года. Говорят, Сашка Пьяных сжёг. Зачем сжёг – спрашивали, а он только голову опустит и бубнит, что не виноват. О чём с таким разговаривать? Сначала исчезли несушки, белокурые и задумчивые, опустел убойно-перерабатывающий комплекс, склады потихоньку опустели, комбикорма-то всем нужны. Последним исчез петух Сникерс, гордившийся своим желтоватым клювом больше, чем следовало. По винтику, по досочке, по зёрнышку – там и гореть-то было нечему.
Осталось, в общем, семей восемьдесят. Кто в Севастополь овощи возил, кто из Севастополя туристов. Неплохо жили, смирно. И фельдшерский пункт, и начальная школа. Крытая автобусная остановка. Биография Богатого и дальше складывалась бы вполне пристойно, если б не Ольга Сергеевна.
Первой её заметила дворняга – залаяла, застыла, опять залаяла. Потом на ставке поднялось какое-то волнение, утка вспорхнула. Тем в субботу всё и ограничилось. Ольга Сергеевна была воспитанным человеком.
Во вторник Геннадий Афанасьевич, возвращаясь домой с двумя лещами, заметил, что ветви его яблони примяты, как бы притоптаны, но вывода никакого не сделал, время было сонное, послеобеденное.
К четвергу об Ольге Сергеевне говорил уже весь посёлок.
В пятницу решили составить петицию, мол, так и так, учительница начальных классов, 58 лет, Ольга Сергеевна Паншина нарушает общественный порядок, пожалуйста, примите меры. Петиция – это хорошо, конечно, но куда с ней, с петицией-то, податься. Если в Симферополь ехать, в правительство, то доказательства нужны, свидетели, свидетелей же всего двое – одному восемь, другой шестьдесят три. Не поверят. Тогда решили сфотографировать нарушительницу – мобильные телефоны сейчас у всех есть.
Как только стемнело, высыпало ранними грибами всё взрослое население Богатого на фотоохоту. Прячутся, прислушиваются – тихо. Даже тише прежнего. Так и просидели часов до двух. Потом, конечно, разошлись.
А в воскресенье Ольга Сергеевна принялась за старое. Войну объявила, значит. Анна Игнатьевна предложила посменно дежурить, дежурить никому не хотелось. Филипп Исидорович предложил поговорить с учительницей, поговорить по-мужски. Наде стало жалко Ольгу Сергеевну, девушка даже расплакалась, но медлить было нельзя.
Утром следующего дня Филипп Исидорович в клетчатой рубашке и с чистыми намерениями готовился к худшему. Рубашка была не первой свежести, «а вдруг придётся бить, запачкаюсь», левая рука немножко дрожала, «бывшая жена всё-таки, как я буду». Если бы жители посёлка Богатый смогли заглянуть в потаённые глубины Филиппа Исидорович, то, кроме органов пищеварения, они обнаружили бы в нём и чувство вины, и чувство досады. Филипп считал, что с Ольгой приключилась беда именно потому и только потому, что он с нею развёлся, «ни одна нормальная баба такого не позволяет, никогда, все спокойные, готовят, да и Ольга нормальная была, борщ, аккуратная, я мужик или кто, я устаю, могу прикрикнуть, в доме порядок нужен, кто работать будет при таком отношении». Одолеваемый древнегреческим хором мыслей, Филипп Исидорович добрёл-таки до оранжевого домика с неровной крышей. Пахло травами. Филипп постучал. Открыли не сразу.
Ольга Сергеевна, помолодевшая, но строгая, смотрела на Филиппа Исидоровича.
– Ольга, тут такое дело.
– Проходи.
– Ольга, я не просто пришёл.
– Проходи, говорю.
– Зачем это? мстишь мне? что люди о тебе говорят!
– И что говорят?
– Что ведёшь ты себя антиобщественно.
– И как же это «антиобщественно» я себя веду?
– Все тебя видели, Ольга. И Галя-бухгалтер, и внук её Борька, и Федя Малой, и Григорий, тот, у которого пасека, и Кирюха. Все тебя видели.
– …
– Все видели, как ты это делала, Ольга!
– …
– Ты же учительница, детей учишь.
– Учу. Всю жизнь учила.
– Обо мне бы подумала. Не девочка уже. Думать должна.
Ольге Сергеевне разговор начинал надоедать.
– Филипп, что ты от меня-то хочешь?
– Прекрати.
– Что – прекратить?
– Летать прекрати, дура безмозглая.
Рот Ольги Сергеевны вытянулся в розовую полоску.
– И не подумаю.
– Тогда я с тобой по-другому, тогда я с тобой…
Что собирался сделать Филипп Исидорович с учительницей начальных классов, мы с тобой, дорогой читатель, так и не узнаем. Раздался удар, глухой и чуткий, потом ещё, потом будильник звякнул не свойственным будильникам мелодией, потом закапало, забулькало из кухонного крана на краешек фаянсовой тарелки, а потом Ольга Сергеевна, тщательно вымыв и высушив руки, взяла метлу из шкафчика на летней кухне и улетела в сторону Белой Горы.
