***
Это было моё решение: говорить
о тебе не с тобой – неправильное решение.
Пёс мой в марте простыл, и, кажется, был бронхит,
но неделю назад наметилось улучшение…
Я не еду домой на майские: ходит слух,
проверяются поезда на границе с Крымом,
да и ехать туда теперь – это слушать двух
соломоновых матерей о правах на сына.
Я не знаю, зачем мне память, когда она,
как история государства – при каждом новом
государе переписывается, и вскоре
принимает любую форму, в какой ценна.
Но без памяти, кем я стану и кем я есть?
Человек, потерявший дом, не обретший дома?
Гость, который не помнит, у чьих он сейчас знакомых…
Но проходит к столу, и ему предлагают сесть…
***
Я бы лучше стояла в роще, чем гадать на кофейной гуще,
дух лесной, как орехи, лущит несмешных городских детей:
тишиной забивает горло, тишиной затыкает уши,
я бы лучше, намного лучше…
но на деле, я лишь честней.
***
Я ночую в доме простых людей,
для которых бог – это свойство быта –
он в жаре вечерней, в муке из сита
и ему не надобно быть сложней.
И такого бога легко любить –
он привычен, выражен, осязаем.
И мы с ним не то что друг друга знаем,
но могли бы, в общем, заговорить
при других обстоятельствах. Там, где я
родилась – он был холоден и двуличен
где росла – почти не входил в обычай,
где училась – был сложен, но пояснён.
И на двадцать третьем своём году,
всё, что я могу – стать спиною к свету
и смотреть, как бог, которого нету,
проникает в щели… печёт еду…
***
Раньше во мне было много. Теперь осталось
то лишь, о чём стихами не говорится:
я содержу работу, потом усталость,
после всего во мне проступают лица
тех, кого я никогда не предам. И вот.
Корни здоровы, но дерево не растёт.
***
Если к тебе прибьётся моя зима,
жди её с тёплым хлебом и молоком…
дети, ростки дающие от ума,
держатся от сердечных особняком.
Я не имею ножниц, но садовод
очень умел – комар не подточит нос.
Дайся макушку срезать – и в рост пойдёт
корень сердечный. Известь и купорос
вместо манжетов белых по рукавам.
Будешь теперь смеяться и горевать.
Можешь, конечно, не верить моим словам,
я тебе не любовница и не мать.
ОБ ИССЯКАЮЩИХ РАЗГОВОРАХ
Вода пересыхает… мы молчим.
Пустыня необъятна. Караван
всё тянется, едва ли различим, –
везут твои слова к моим словам
верблюды между двух своих горбов…
***
До чего же долгие были проводы:
будто всяк уехавший – прокажён.
Вот и я к себе прихожу из города,
разрезаю надвое хлеб ножом
и уже не кажется, нет, не кажется…
Ничего не спрячется в тишине.
Посади весной тонкокожий саженец
в ненапоминание обо мне.
***
Разбираться будем потом. Сейчас –
в доме включен свет, в доме включен газ,
в бессловесном воздухе резонанс
от любого звука.
Хоть смотрюсь я этаким гордецом,
ко мне ходят люди с твоим лицом,
а на кухне время брюзгой-жильцом
потирает руки
и, слюнявя пальцы, считает дни.
Избегая вынужденной возни,
Выхожу из дома. Поди смекни,
отчего же струсил?
Отчего всё гладко, но чую слом,
отчего прямые большим числом
неизбежно сходятся под углом,
образуя узел.
***
Что говорить? Выуживать слова,
манкировать изяществами речи?
Мы никогда не станем человечней,
так что уже об этом горевать.
Иди за мной по скошенной траве,
неся в себе палачество эпохи,
пусть вечер разливается и глохнет,
в пустой разгоряченной голове…
Навряд ли кто сумеет объяснить,
зачем мы так неразвиты в искусстве
переводить другим простые чувства,
а сложные себе переводить.
Божок янтарный – солнце в головах.
Пошто молчишь, лицом деревенелый.
Смотри, как речь моя меня раздела,
как речь моя меня переврала.
***
всё абсолютно честно:
случится горе – я не приду,
случится счастье – я не приду
я Магомет, который с горою в ссоре.
навряд ли гора имеет его ввиду.
***
Утро в тисках оконных.
Будешь ли ты спокойна,
если меня не примут
люди с моим умом?
Если меня оставят
в комнате узких ставней,
и я не вспомню, как мне
выйти в дверной проём.
__
Я в состояньи мира,
ты в состояньи мира –
это необходимо:
нам не снести войны.
В том, что как в древнем риме
все наши чувства вымрут
в будущем обозримом,
мало твоей вины.
ГОРЫ
Объясняю тебе ещё раз,
по-хорошему, по-простому,
я всегда называю горы
именами своих знакомых
и хожу потом к ним, как в гости,
успокоенная участием
молчаливых. Довольно сносно –
я в порядке, и горы счастливы.
