На стыке двух культур
К уходу Валентины Алексеевны СИНКЕВИЧ
(29 сентября 1926, Киев, УССР, СССР – 25 июня 2018, Филадельфия, Пенсильвания, США) –
русская поэтесса, эссеист, переводчик, критик.
Есть замечательное русское слово – подвижник, которое отражает жизненный и творческий путь поэтессы Валентины Алексеевны Синкевич и ее место в общественной жизни Русского Зарубежья. Следует перечислить все аспекты её литературной деятельности как очеркиста, критика, исследователя литературы, редактора альманаха «Встречи» (издавался более тридцати лет в Филадельфии). Также, совместно с В. Шаталовым (художником и поэтом), она составила антологию поэтов второй волны эмиграции «Берега» и являлась одним из авторов «Словаря поэтов Русского Зарубежья», опубликованного в Санкт-Петербурге. Она автор восьми книг поэзии и прозы, более сотни статей, включая энциклопедические, мемуарных очерков и рецензий на темы русской зарубежной и американской литературы, участник многих престижных поэтических антологий и сборников. Многочисленные критики, такие как Ирина Одоевцева, Юрий Терапиано, Андрей Седых, Вольфганг Казак, Иван Толстой, Леонид Ржевский, Владимир Агеносов и другие, справедливо отмечали философскую и интеллектуальную основу её поэзии. Следует особо отметить важнейшие аспекты творчества поэтессы: духовность и внутренний драматизм.
Давайте вспомним страницы её биографии. Постараемся представить себе пятнадцатилетнего подростка, стихией военных лет насильно оторванного от родной почвы, и поймём истоки её драмы – человеческой и творческой личности. Это была судьба целого поколения, когда не только мир раскололся на враждебные лагеря, но трещина проходила через сердце каждого человека.
Вот краткая биография Валентины Синкевич. Она родилась в Киеве, а выросла в городке Остёр Черниговской области. Большой интерес к литературе и первые пробы пера проявились ещё в детстве под влиянием родителей, которые были вынуждены отсиживаться в провинции, скрывая своё происхождение (один дедушка – генерал царской армии, другой – священник). Поэтесса вспоминает:
...Без абажура лампа,
И стол накрыт богатым яством книг.
Слова, как молоко, я выпивала залпом.
И стол был щедр. И мир велик.
Была ещё соломенною крыша,
Поленья в печке знали ворожбу.
И ничего потом я не встречала выше
Тех книжных зим, проложенных в судьбу...
Во время войны немецкие оккупанты угнали молодую девушку на принудительные работы в Германию. Так тяжело началась эпопея её зарубежной жизни. После остовских лагерей были лагеря для перемещённых лиц и время насильственной репатриации (по ялтинскому соглашению между Сталиным, Рузвельтом и Черчиллем все бывшие советские граждане подлежали насильственному возвращению на родину, конечно же – на расправу).
Однако тяга к литературе и искусству возникала и в лагерях послевоенного времени: организовывались поэтические кружки, устраивались лекции, давались концерты, хотя условия жизни были не обустроенными и примитивными. Там Валентина Алексеевна познакомилась с поэтами Николаем Моршеном, Юрием Иваском и прозаиком Николаем Нароковым. Затем была эмиграция в Соединённые Штаты и любая подвернувшаяся работа на новом месте.
Основная тема творчества возникла у Валентины Синкевич здесь, в Америке. Она началась с ностальгических стихов о тяжёлом прошлом. Уже в пожилом возрасте, оглядываясь назад, поэтесса скажет:
Мы уходим с земли. А земля иностранная.
А своя жестока. И на тысячи вёрст
разметала судьба нас,
одарила случайными странами.
Знайте, путь наш был – ох как не прост.
Содержание стихотворений рождалось на американской почве. Это было новое явление группы русских поэтов, военного поколения, к которым принадлежала и Валентина Синкевич – не надуманное, а естественное, органичное соединение духовности западной и русской: «И даже в русском моем нытье / Чужестранная нота выпукла…»
Творчески поэтесса не развивалась в пределах России, но основы русской культуры – родительский дом, школа, полки с книгами – были из прошлого.
Поэтесса пришла из растревоженного войною мира, человеческих толп, чужих языков, бомбёжек и руин послевоенной Европы. Как раз в этот период происходит её знакомство с западной литературой.
Основной и ключевой момент, который мы наблюдаем в творчестве русскоязычных поэтов Зарубежья – либо движение вперёд и поэтический рост, либо топтание на месте и спад. К счастью, творчество Валентины Синкевич принадлежит к первой категории. От сборника к сборнику, иногда с большими временными промежутками («Огни», 1973; «Наступление дня», 1978; «Цветенье трав», 1985; «Здесь я живу», 1988) происходит самоутверждение поэта, и проявление не только таланта, но и такого редкого на сегодняшний день качества: боль за человека, сопереживание с ним.
В её поэзии можно найти множество визуальных и ассоциативных образов. Вот, например, морской пейзаж:
Утро на дне океана
Вновь наступает рано.
Водоросли качаются в воде,
Сине-зелёной воде –
Жёлтой, цвета встречи-разлуки,
Рыбы плывут на синие звуки,
Волны пляшут с пеной у рта,
Там, где музыкой бредит вода…
В стихах Валентины Синкевич нет жизненных разочарований – есть вера и надежда, хотя часто просматривается грусть и тяжесть бремени нашего существования: любовь, разлуки, страдания, поиски счастья. В нелёгкой жизни поэта, изоляции от родной страны, есть опыт пережитого, подчас болезненного. В её стихах побеждает желание выстоять во что бы то ни стало. Она без надобности не «эксплуатирует» позицию выживания, а, наоборот, утверждает мысль о существовании морали и этики, любви к ближнему, защите природы, бережному отношению к нашим младшим братьям – миру животных. Поэтесса не просто наблюдатель, а скорее автор внутреннего монолога своего героя, его мыслей и рассуждений: «Пусть горит огонь костра и камина, / и страна, и земля эта уже не чужбина. / Только время бежит, очень быстро бежит время. / И горит огонь. И другое племя / греет руки у огня, в нем горят твои боги».
Её главный герой – интеллигентная личность, часто поэтессу интересует литературно-художественный слой, культурные традиции. Пример этому стихотворения на темы о поэтах, художниках, актерах: «Гумилев в Америке», «Мэрилин Монро», «Портрет», о поэте Борисе Волкове «В чужом я городе…», «Памятник Диккенсу», «У руин “Волчьего дома” Джека Лондона», «Греческая актриса», «Отъезд поэта», «Чехов в Ялте» и т.д. Мир искусства ей близок, как и её герою, ибо она сама чувствует себя частью творческого процесса: «Вспомнит кто-то в незнакомом уголке, / Как читала я стихи единым залпом / На чужом, своём днепровском языке».
Палитра красок у Валентины Синкевич чрезвычайно богата, а поэтическое чутье и вкус позволяют её технике оперировать от традиционного, как говорят классического стихосложения, до свободного верлибра, белого стиха.
…Что остаётся от него?
Кусочек лета.
Книга, закрытая на зелёной странице.
Солнце, ушедшее в новый день.
Зверь, убегающий в неизвестное завтра.
И мой глубокий, усталый вздох.
По своему жизненному опыту – она фаталист, верит в судьбу и предназначение. В стихах можно отметить философское начало, мораль, этику, которые помогли ей пройти через все жизненные коллизии, отсюда и строгое отношение к своим порывам души и сердца: «Говорят, что спасали её снега. / Белый пласт, снежный пласт одеяла. / Белый пух, белый путь. Бело машет рука / и железо куёт до бела. До вокзала…»
На фоне эмигрантской поэтической страсти к экспериментам Валентина Синкевич сдержанна, но её формалистические приёмы интересны и разнообразны. Это не только дань моде и времени, но скорее всего, знание западной культуры в целом, а также влияние американской поэтической школы и традиций. Особенно ярко это проявляется в противопоставлении романтическим воспоминаниям о России – стране детства и реальным миром контрастов – Америкой, с её теорией и практикой выживания, утверждением себя как сильной личности, поэта и женщины.
Два сознания духовности – западной и русской – сходятся воедино, становятся поэтической базой творческих поисков. Это сыграло огромную роль, избавило поэта от подражания. Валентина Синкевич нашла свои собственные темы и образы. Она была не одна под влиянием двойной культуры и духовности, как дерево, пересаженное из родной почвы на иную. Вместе с ней, а точнее рядом с ней, работали поэты Ираида Легкая, Олег Ильинский и многие другие.
Особое место в творчестве поэтессы занимает тема города, урбанизма, каменных джунглей, памятников культуры и, конечно, людей, населяющих эти гигантские метрополии. Я бы назвал её произведения «городской лирикой». Здесь цикл стихов, посвящённых прошлому – городу детства – Остру; этот маленький городок породил массу воспоминаний и ассоциаций. Большой цикл посвящён Филадельфии, где с 1960 года жила Валентина Алексеевна. Очень органично вписываются произведения о Калифорнии и калифорнийских городах, с их мягким климатом, яркими красками, контрастами, южным солнцем. И конечно, не обойдена «столица мира» – город Нью-Йорк. Поэтесса описывает трагедию 11 сентября: «Кто зовёт, и кого зовут к небесам? / Камни рушатся, плавится воском железо. / Мир, расколотый вновь пополам, / Говорит, что к спокойствию путь отрезан».
В другом стихотворении, где она пишет о многоликости и необычности Нью-Йорка, появляется ирония к этому городу и признание его неповторимости: «А я боюсь Нью-Йорка. Боюсь / его высоты, шума, блеска, кипенья. / Если вживусь в него, если вольюсь – / Не напишу ни одного стихотворенья».
Во всех сборниках поэта – и это их объединяет – совершенно чётко определена тема творчества поэтессы – внутренняя драма: не только город и человек, а также природа и человек. Это и индейское лето, плантации виноградников, бег зверя в травах, ветка знакомой с детства сирени.
Позднее у Валентины Синкевич были опубликованы в Москве две книги: «Поэтессы русского зарубежья» (совместно с Л. Алексеевой и О. Анстей), 1998 и «На этой красивой и страшной земле», 2004.
Назвав это американским периодом (а другого и не было), приятно удивляешься, когда вдруг вливается иной тон, звук, музыка стихосложения чисто русской интонации. И вместе с ними – глубокое проникновение в мир, где есть катаклизмы, изломанные души и судьбы людей, и самое ценное в литературе – сопереживание со всем живущим, с человеком и даже со зверем, оптимизм, жизнерадостность, гуманизм, швейцеровское благоговение перед жизнью. И тогда уже не так важно, из какой духовности это выросло и произошло, какая из них оказала большее влияние, важно то, что это высокодуховно, важен результат творчества.
Земной мой путь давно загадан:
Какой-то водолей на землю милость лил
И непонятно, словно генный гений-атом,
Любовь к живому слову подарил,
К живому дереву, и перышку, и шерсти.
Чудесный мир – крылат, четвероног –
Во мне он весь от колыбели и до смерти.
И никаким другим он быть не мог!
Понятие свободы творчества, которым наделена Валентина Синкевич как русскоязычный зарубежный поэт, давало ей возможность отобразить художественными средствами мир человека и общества, пользуясь личной свободой совести, моральными принципами добра и нравственности. Её литературный талант, уровень и вкус помогали избежать художественной неправды, подражательности, временных новомодных течений в поэзии.
Магия и таинство искусства не имеют национальных границ. Из одной страны, овеянное родными ветрами, оно приходит к другим народам и странам, становится доступным и понятным для всех. Судьба поэтессы Валентины Синкевич оторвала её от родной стороны и перенесла на другую почву. Но мера вещей осталась прежней – Россия. Это и стало удивительным, прекрасным и одновременно трагичным явлением культурной миграции.
Посвети фонарем, станционный смотритель.
Не видать ни пути, ни руки, ни строки.
…………………………………………………
Посвети фонарем и в мою заграницу.
Я стою, покуда стоишь.
«Тружусь я в одиноком, но своем саду», – строчка одного из стихотворений Валентины Синкевич. Творчество поэтессы можно сравнить с цветущим деревом из российского сада поэзии, уходящего корнями в свою почву, но давшего плоды под иным небом.
Хватит ли тем без России – спросили.
Затем: Сможете ли сберечь русскую речь
без России? – спросили.
Ответила: Да. Навсегда. Ведь я из России.
Вот что писала о себе автор в поэтическом ежегоднике «Нам не дано предугадать…», Нью-Йорк, 2000: «Моя жизнь была сложным опытом поколения, жившего во времена двух диктаторов, убивавших людей и физически и морально. Путь к свободе оказался нелёгким: война, тяжёлый рабский труд, период насильственной репатриации. Но всё это закончилось и, наконец, стало возможным жить и, по мере своих сил, заниматься творчеством … И, оглядываясь назад, могу искренне сказать строчками своего стихотворения:
Я прошлое окутываю теплою золою
и вспоминаю благодарно и светло
о том, что было на земле со мною,
о том, что быть другого не могло...»
Филадельфия – Нью-Йорк
