Поэтесса Валентина Синкевич, преставившаяся недавно, была уже на 92-ом году жизни и, судя по её телефонным жалобам, больна и немощна. Я познакомился с ней, когда она ещё была в цветущем возрасте, хотя и не молода. А ещё раньше она, вероятно, была сущей красавицей, что доказывает портрет работы художника Владимира Шаталова, тоже, как и она, эмигранта Второй волны и её близкого друга. Была... И он тоже уже «был». Их мало осталось, почти никого, и Валентина, сознавая это, последние годы жизни занималась тем, что подводила итоги не только своей жизни, но и своего поколения, прошедшего через многие катастрофы жесточайшего из столетий. Не знаю, кому достался шаталовский портрет, но свой обширный архив, который содержал переписку со всей, по существу, русской литературной эмиграцией, она отправила в Москву, в Дом русского зарубежья.
Синкевич была известна среди эмигрантов как лирическая поэтесса с голосом негромким, но искренним. И она, действительно, не чинясь, скромно и трезво оценивала своё место в литературе.
В тот первый ряд — нет, не иду.
Другие за меня прильнут к светилам.
Тружусь я в одиноком, но в своём саду —
— всё остальное — не по силам.
Тематически она следовала триаде, обозначенной Юрием Иваском в предисловии к антологии «На Западе» (1953) — Россия, одиночество, чужбина... Рождённая на Украине в русской семье с отнюдь не пролетарскими корнями, угнанная подростком на работы в Германию, Валентина унесла с собой не советский реальный, а скорей умозрительный образ России, выраженный в языке и литературных традициях. Впрочем, в её стихах эти традиции преобразовались под влиянием культуры Запада. Вообще, к «чужбине» Синкевич относилась без страха и предубеждений, осваивала её с уважением и любопытством. Приплыв из послевоенной Европы в США, она овладела языком и не только перечитала всю американскую классику, но и написала проникновенные очерки об Уитмене, По, Лонгфелло, Лондоне, Купере, Готторне, Ирвинге, побывав в родных местах каждого. В этом она буквально следовала совету Гёте: «Если хочешь узнать поэта, побывай на его родине».
Но в ней определённо была объединяющая сила, которая выразилась в упорном — тридцатилетнем! — труде по изданию поэтических ежегодников «Перекрёстки» (1977 — 1982) и «Встречи» (1983 — 2007). По существу, она в одиночку собирала, делала набор и на собственные средства отдавала в печать, а затем рассылала по библиотекам и подписчикам этот нарядный альманах, который выходил на хорошей бумаге с художественными вставками. Множество мало- и средне-известных поэтов из разных концов русской ойкумены, стремясь там напечататься, присылали свои лучшие стихи. Появлялись во «Встречах» и звёздные имена. Помимо литературных сил, больших и малых, Валентина привлекла в альманах эмигрантских художников, печатая между стихов их цветные и черно-белые репродукции. Это давало то, в чём они нуждались более всего, — выход к зрителю.
Вторая (послевоенная) волна эмиграции, в отличие от Первой, вынесла на Запад не так уж много людей искусства, но и они замалчивались, недооценивались. В метрополии о них в целом судили с окопной беспощадностью как о предателях, подлежащих насильственной депортации и суду на родине. Да и Запад с его союзнической философией видел в них только пособников, а не жертв фашизма. Многим приходилось скрываться под псевдонимами, сознательно оставаясь в тени. Годы шли, поколение стало редеть, но вот в России наступили перемены, и лёд замалчивания начал подтаивать и крошиться. Валентина Синкевич решила его взломать, выпустив итоговую для всего поколения антологию «Берега».
Помню своё сильнейшее впечатление, когда я раскрыл эту книгу. В ней оказалось 40 поэтов, к тому времени частью уже умерших, но их голоса сливались с ещё живыми, составляя единый хор уходящего в историю поколения. Среди них были истинные звёзды, которых ещё предстояло или, может быть, ещё и сейчас предстоит открыть в России: Елагин, Кленовский, Моршен, сама Валентина Синкевич, Иван Буркин, Глеб Глинка, но также и другие поэты, уступавшие им лишь немногим. Тексты у всех драматические, горестные, искренние, и горе у всех одно — война. Вот она где, правда, неизвестная в советской России, — подумалось мне, и я написал тогда статью «Песни вечерние», противопоставляя эту правду тем славословиям победе (в моём представлении — пирровой), которыми занималась официальная советская поэзия.
Статья с одной стороны получила благодарный отзвук. «Рецензия Дмитрия Бобышева на «Берега», да ещё такая обширная, — драгоценнейший для нас подарок. Спасибо огромное!» — писала мне Валентина Синкевич. Она написала «для нас», и я это воспринял как похвалу от многих её собратьев по судьбе. Но, напечатанная в журнале «Звезда» (№ 2, 1994), статья вызвала громы и молнии по другую сторону. Лазарь Лазарев, ветеран советской журналистики, обрушился на меня как на «литературного власовца» в журнале «Знамя» (№ 10, 1994). Заодно досталось и Ивану Есаулову, критику той же темы с христианских позиций. Всю эту перепалку собрал в одной брошюре американский славист Деминг Браун, отдал перевести на английский и напечатал в журнале “Russian Studies in Literature” (Vol. 32, № 4, 1996) под названием, которое можно перевести как “Русская склока о войне”. Всё это надолго оставило неприятное чувство. Тем не менее, запретная тема начала постепенно легализоваться в России.
Ещё одним толчком в том же направлении стал «Словарь поэтов русского зарубежья» (СПб, 1999), в котором мне довелось сотрудничать с Валентиной Синкевич. Идею предложил Вадим Крейд, он же составлял раздел «Первая волна». Валентина, естественно, составляла «Вторую волну», а мне досталась «Третья». Каждая статья о поэте представляла собой краткий био-библио-очерк, и таких очерков в книге насчитывалось более четырёхсот. Стольких талантов, пусть разных по уровню, лишилась советская Россия за время её существования.
И, наконец, как праздник, наступило для Валентины долгожданное, а в чём-то и неожиданное признание на родине. Она стала летать из обжитой, ставшей ей домом Филадельфии в далёкую Москву — выступать, читать стихи, давать интервью, издавать новые книги. Одна из них — библиографический свод её публикаций, выпущенный Домом русского зарубежья (М, 2014). Помимо всего, книга содержит роспись содержания двух её альманахов и особенно ценна тем, что отмечает факты работы поэтессы и издательницы не сами по себе, а в контексте литературной жизни эмиграции, в толпе имён её современников. Один именной указатель состоит из дюжины страниц мелким шрифтом!
Современники, а в особенности поэты, стали героями и персонажами её очерков, но уже не справочного характера, а художественных, мемуарных, написанных с теплом и пониманием. Для книги таких эссе нашлось необычное название «...с благодарностию: были» (М, 2002), где Валентина очень удачно использовала строчку стихотворения Жуковского «Воспоминание»:
О милых спутниках, которые наш свет
Своим сопутствием для нас животворили,
Не говори с тоской: их нет;
Но с благодарностию: были.
Удачно — потому что очень верно передаёт её основную тональность, не умильную, но именно тёплую, человечную. Её последняя, ещё ненапечатанная книга состоит из шести таких мемуарных эссе: о Иване Елагине, Ольге Анстей, Олеге Ильинском, Ираиде Лёгкой и записи телефонных бесед с Евгением Евтушенко. Она подготовила рукопись к отправке в Москву…
И — всё…
Шампейн, Иллинойс, август 2018
Дмитрий Бобышев родился 11 апреля 1936 года в Мариуполе. С детства жил в Ленинграде. В 1959 г. окончил Ленинградский технологический институт.
Занимается стихотворным творчеством с середины 1950-х, активный участник ленинградского андеграундного литературного процесса 60-х и 70-х годов. В начале 1960-х годов вместе с Иосифом Бродским, Анатолием Найманом и Евгением Рейном Бобышев входил в ближайший круг Анны Ахматовой. Бобышеву, в частности, поэтесса посвятила одно из своих стихотворений ("Пятая роза"). В 1979 году эмигрировал из СССР. В том же году, в Париже, вышла первая книга стихов Бобышева — «Зияния». В настоящее время - профессор Иллинойского университета, преподает русский язык и литературу.
Автор шести книг стихов, ряда поэтических переводов (современная американская поэзия), а также томов мемуарной прозы «Я здесь (человекотекст)» (2003), «Автопортрет в лицах (человекотекст, кн. 2)» (2008) и «Я в нетях» (2014). Входит в редколлегии журналов “Слово\Word» (Нью-Йорк) и «Эмигрантская лира» (Бельгия).
