От переводчика:
Борис Дынин
На Портале «Заметки по еврейской истории» опубликованы переводы трех книг, многих выступлений и комментарий рабби лорда Джонатана Сакса (см.
http://berkovich-zametki.com/Avtory/Sacks.htm
http://berkovich-zametki.com/Kiosk/Heal_Sacks_Dynin.pdf
http://berkovich-zametki.com/Kiosk/Dynin_Saks.pdf
http://berkovich-zametki.com/Kiosk/J_Sacks_Collection_Ed.pdf ).
Публикуемые высказывания рабби как бы подытоживают его мысли о проблемах современного мира. В послесловии к переводу его «Достоинство различия» (Иерусалим-Москва, 2008) я написал:
На встрече со студентами Колумбийского университета рабби сказал: ««Достоинство различия» — книга идей… Возможно, вы скажете мне: «Поставьте идею перед ракетой, управляемой лазером, или на пути террориста-самоубийцы, и вы увидите, сколь не равны их силы». Существуют два способа тушить огонь конфликта. С помощью силы: экономической, политической, военной, или с помощью средства, не имеющего никакого отношения к этим силам. Я говорю о влиянии, формирующем наши решения и том, как мы используем технологию и богатство мира. Здесь обнаруживается сила идей. Я думаю, что христианский мыслитель Кьеркегор был совершено прав, сказав: «Когда король умирает, его власть кончается, но когда умирает пророк, его влияние начинается».
Надеется ли, верит ли пророк, что его услышат? Быть может, надеется, но, наверное, не верит, ибо он пророчествует именно потому, что люди перестают слышать голос совести и разума. Да и вряд ли возможно полное воплощение слов пророка в человеческой жизни, ибо люди — не идеальные существа, и условия их жизни не идеальны.
Самонадеянная и наиболее трудная вещь, — говорит рабби Сакс, — это попытка сказать что-либо новое об одной очень старой и, по существу, самой старой проблеме человеческого существования: «Как могут люди жить вместе в мире, раздираемом конфликтами, и как предупредить превращение религиозных различий в источник раздора?»
И все-таки пророк должен сказать свое слово, а люди не могут не услышать его. Оно воспитывает их совесть и сознание, формирует их цели, дает основу для принятия ими решений и организует их взаимоотношения. Без морального сознания люди подчиняются хаосу жизни и могут ее разрушить. Благодаря нему жизнь не становится идеальной, но оказывается возможной. Поэтому в слове пророка, звучащем как утопия, заключена реальная, практическая сила. «Достоинство различия» принадлежит этому слову. Оно влияет, может и должно повлиять на читателей любых профессий и любого жизненного опыта, в том числе, на политиков, бизнесменов и религиозных деятелей. В этом влиянии на их мысли и действия заключена наша общая надежда на будущее».
Я не распределил высказывания рабби Сакса по категориям, ибо мудрость не распределишь по полочкам. И, конечно, можно было бы включить в публикацию много других его высказываний. Она не претендует ни на полноту, ни на охват все вопросов, важных для рабби Сакса.
Борис Дынин
* * *
Мудрость рабби лорда Джонатана Сакса
Джонатан Сакс
«Мы не можем принять релятивизм, для которого нет истины и нет лжи, когда каждый инстинкт нашего разума говорит нам, что это не так, что это только повод потворствовать желанию остаться со своим мнением. Мир без ценностей быстро превращается в мир без ценности».
* * *
«Многими экспериментами было показано, что дети с сильным контролем своих импульсов лучше приспосабливаются, более дисциплинированы и в итоге их достижения оказываются выше среднего уровня в школе, в университете, на работе. Успех зависит от способности откладывать удовлетворение, и эту способность подрывает потребительская культура. Здесь акцент делается на мгновенное удовлетворение инстинкта. По словам поп-группы Queen: «Я хочу все, и я хочу это сейчас». Вся культура становится инфантильной».
* * *
«Могу ли я допустить различие? Этим проверяется вера. Могу ли я распознать Божий образ в другом, кто не подобен мне, чей язык, вера, идеалы отличаются от моих? Если я не способен на это, то я создаю Бога по моему подобию вместо того, чтобы позволить Ему преобразовать меня по Его подобию».
* * *
«В полемике одна сторона выигрывает, а другая проигрывает, и обе остаются при своих мнениях. В беседе ни одна из сторон не проигрывает, но обе изменяются, потому что теперь каждая из них знает, что противоположная сторона принимает за истину. Это не означает, что собеседники отказываются от своих исходных позиций. Не в этом цель беседы. Однако ее результатом может стать осознание моей обязанности предоставить место в моем мире не моей, но столь же искренней и глубокой вере; и если я сам говорил убедительно, другая сторона тоже может признать необходимость предоставить место в ее мире для моей веры».
* * *
«Общество — это многоголосная беседа. Но только через такую беседу и в ней мы становимся соавторами нашего коллективного будущего, а не пылью, разбросанной по земле экономическими силами. Беседа — уважительная, заинтересованная, взаимная, вызывающая у нас сочувствие и понимание — является моральной нормой мира, признающего достоинство различия».
* * *
«В центре монотеизма лежит не утверждение, часто принимавшееся за его принцип: «Один Бог и потому один путь к спасению», но признание, что «Единому служат в многообразии». Величие сотворенного мира проявляется в его удивительном разнообразии: в тысячах различных живых языков мира, в дифференциации культур, в самой широте спектра образных выражений человеческого духа, в большинстве из которых, если внимательно прислушаться, мы услышим голос мудрости, открывающий нам нечто, что мы должны знать. Это и есть то, что я называю достоинством различия».
* * *
«Есть один Бог, и есть много религий. Это говорит о том, что Бог больше религии, хотя нам нужна религия, чтобы говорить с Богом».
* * *
«Религии подобны языкам. Их много, и они не сводятся друг к другу. Чтобы выразить себя, я должен овладеть собственным языком. Но когда я выхожу в мир, я обнаруживаю, что есть другие люди, говорящие на иных языках, которые я должен освоить, если хочу общаться».
* * *
«Без морального воображения мы проиграем. Но оно может возникнуть только в общении между нами. Мы должны разговаривать и прислушиваться друг к другу, преодолевая барьеры между группами, доходами, расами и религиями».
* * *
«Сохранять верность своей традиции и быть благословением для других — одна из важнейших тем Библии. И она заслуживает того, чтобы быть темой нашего времени».
* * *
«Мораль больше не может опираться на государство. Мы стали слишком разными, чтобы насаждать единую мораль. Она также не может быть укоренена в индивидуальном сознании, поскольку мораль не может быть частным делом. Мы пренебрегли третьей сферой: общиной».
* * *
«Глобальные коммуникационные сети, особенно Интернет, фактически ликвидировали пространство или, по крайней мере, наш пространственный опыт. Национальное государство основывалось на нем. Это был политико-социально-экономико-культурный феномен, который объединял группу людей, во многом различных, потому что они жили в одном регионе. Они могли сильно отличаться друг от друга, но они были соседями. Занимали одну территорию. Разговаривали на одном языке. Жили в одной и той же политической системе. Они были частью той же экономики. Когда мои предки приехали в Великобританию, они решили разделить свою судьбу с ней. Они жертвовали своим прошлым ради лучшего будущего. Они признали ее своим домом. Сегодня, благодаря глобализации, легкости и доступности перелетов, никто не должен делать этот выбор. Что же тогда есть идентичность? Британия — это то место, где мы находимся, но в каком смысле она определяет нас? Становясь гражданами мира, мы теряем чувство принадлежности какому-либо месту, с которым связана идентичность. Национальное государство распадается на наших глазах. Каков смысл в таком мире у слова «дом»?
* * *
«Те, кто думают, что либеральная демократия и свободный рынок могут быть защищены только силой закона и социальным регулированием без личностного усвоения (internalised) чувства обязанности и совести, совершают трагическую ошибку».
* * *
«Идолы современности:
самоутверждение без достижений,
секс без последствий,
богатство без ответственности,
жизнь без обязательств».
* * *
«Потребление — плохой кандидат на спасение».
* * *
«Прощение преодолевает необратимость прошлого. Оно уничтожает то, что было сделано. Покаяние и прощение — два великих дара человеческой свободы — освобождение человечка от трагедии».
* * *
«Мир может быть установлен за столом конференции, но если он не нашел согласия в сердце и уме ординарных людей, он не сохранится. Он даже может не начаться».
* * *
«В эпоху страха все реже встречается умеренность и все труднее ее поддерживать. Кто хочет слушать утонченные аргументы, когда все, чего мы ждем, это появление кого-то, кто избавит нас от бремени размышлений и убедит нас, что мы были правы с самого начала? Люди предпочитают издеваться, обвинять, навешивать карикатурные ярлыки, демонизировать оппонентов. В эпоху страха мало кто может услышать тихий голос — голос библейского Бога».
* * *
«Первобытный инстинкт, восходящий к племенному периоду человеческой истории, побуждает нас воспринимать различие как угрозу. Он становится крайне разрушительным сегодня, когда наши пути тесно переплелись. Неожиданным образом рынок, лишенный, по видимости, какого-либо духовного контекста, доносит до нас глубоко религиозную весть: «Во взаимообмене различие становится благословением, а не проклятием». Когда различие ведет к войне, обе стороны проигрывают. Когда оно ведет к взаимному обогащению, выигрывают все».
* * *
«В настоящее время … сделки скорее совершаются как обмен транзакций, не как личные соглашения. Вместо того, чтобы верить в человека, вы нанимаете адвокатов для записи гарантий в контракте. Произошел исторический переход от экономики доверия к экономике риска. Но доверие — это не излишняя роскошь. Оно основа общественной жизни. Многие ученые считают, что капитализм имеет религиозные корни, потому что люди могли доверять друг другу и, чувствуя ответственность перед Богом, вели бизнес честно. Мир без доверия — одинокое и опасное место».
* * *
«Я боюсь за будущее Запада, если он потеряет свою веру. Вы не можете защитить западную свободу на основе нравственного релятивизма — единственной морали, которая остается, когда мы теряем наши корни в священной почве или богочеловеческом завете. Секулярная мораль подчинилась нацистскому режиму в Германии и сталинскому режиму в России. Никакая секулярная мораль сегодня не имеет силы противостоять выдержанному натиску безжалостного религиозного экстремизма. Ни рыночная экономика, ни либеральная демократия не сохраняют силу вдохновлять людей на жертвы ради общего блага. В мульти-культурных национальных государствах современной Европы становится все труднее понять, остается ли какая-либо убедительная ценность в идее «общего блага».
* * *
«Когда человек начинает пытаться стать выше человеческого, он быстро опускается ниже».
* * *
«Бог ждет от нас не понимания страданий невинного, но создания мира, в котором невинный не будет страдать».
* * *
«В последние годы много говорится и написано о связи религии и насилия. Были даны три ответа. Первый: религия является основным источником насилия. Поэтому, если мы стремимся к миру, мы должны искоренить религию. Второй: религия не является источником насилия. Люди становятся жестокими, как сказал Гоббс, из-за страха, жажды славы и вечного стремления к власти, которое прекращается только со смертью. Религия не имеет к этому никакого отношения. Она может использоваться политическими манипуляторами, чтобы побуждать людей вести войн, вдохновлять людей на героические акты самопожертвования, но сама религия учит нас любить и прощать, а не ненавидеть и сражаться. Третий ответ: их религии такая, наша религия — нет. Мы за мир. Они за войну».
* * *
«Современный Запад — это самая индивидуалистическая цивилизация в истории. Его центральные ценности — этика и автономия; в политике — индивидуальные права; в культуре — постмодернизм; в религии — духовность. Его кумир — это «я», его икона — это «автопортрет — селфи»», а его операционные системы — это свободный рынок и пост-идеологическое, конституционное либеральное государство. Глобальный космополитизм заместил национальные идентичности. Вместо общины у нас есть флешмоб. Мы больше не паломники, но туристы. Мы больше не знаем, кто мы и почему мы здесь».
* * *
«Светские и либеральные евреи являются частью Завета, разделяют коллективную ответственность иудаизма, требующего любовь, достоинство и уважение. Это оскорбляет современное «я», которое требует уважения не за то, что оно есть, а за то, во что оно верит и что делает. Это, с точки зрения современного сознания, несовершенное решение. Но идеальные решения не могут быть найдены на этой стороне мессианского времени».
* * *
«Израиль не отрицает диаспору, потому что иудаизм — это вопрос святой жизни, святых мест».
* * *
«Продолжение еврейской жизни после Холокоста само по себе является свидетельством того, что Завет сохраняется и что голос Бога продолжает звучать, пусть не прямо и неясно для современных наследников тех, кто стоял на Синае».
* * *
«Семнадцатый век был началом эпохи секуляризации. Двадцать первый век будет началом эпохи де-секуляризации».
* * *
«С Авраамом родилась новая вера: вера ответственности, где Божественная воля и человеческое действие встречаются и рождают новый благословенный порядок, построенный на принципах праведности и справедливости. Иудаизм в высшей степени является религией свободы, но не свободы в современном смысле, не призывом делать то, что нам нравится, но призывом нравственно выбирать должное, быть партнером Бога в строительстве справедливого и милосердного социального порядка. Первый вид свободы ведет к культуре права, второй — к культуре ответственности, к свободе как ответственности».
* * *
«Секуляристы забывают, что Homo sapiens — это животное, ищущее смысл. Великие институты современного мира не способны придать человеческой жизни смысл. Наука говорит нам, как, но не почему. Технология дает нам силу, но не может помочь нам понять, как использовать эту силу. Рынок дает нам возможность выбирать, но не открывает нам основания для выбора. Либерально-демократическое государство дает нам свободу жить по своему усмотрению, но принципиально не способно просвещать нас о том, как вести осмысленную жизнь».
* * *
«Вещание заменилось узко-вещанием. Разница заключается в том, что вещание обращено к разнообразной аудитории, открывая ей спектр мнений. Узкое вещание разговаривает с определенной аудиторией и открывает ей только те факты и мнения, которые поддерживают их предрассудки. Оно разделяет публику на секты единомышленников».
* * *
«[Книга Бытия] не миф. Это не история в обычном смысле, не просто запись событий. И это не богословие. Бытие говорит меньше о Боге, чем о человеке и его отношении к Богу. Здесь теология скорее имплицитная, нежели эксплицитная. На самом деле, Бытие есть философия, выраженная сознательно нефилософским образом. Книга касается всех центральных вопросов философии: что существует? (онтология); что мы можем знать? (эпистемология); свободны ли мы? (философская психология); как мы должны вести себя? (этика). Но это делается не так как, делали философы от Платона до Витгенштейна. Проще говоря: философия — это истина как система. Библия — это истина как история. Она уникальна — философия в историческом режиме».
* * *
«Определяя себя жертвой, мы унижаем нашу человеческую ценность. Это побуждает нас видеть себя объектами, не субъектами».
* * *
«Это был великий мудрец ислама, ибн Хальдун (1332-1406), кто заметил, что по мере того, как общество становится богатым, оно становится более индивидуалистичным. Оно теряет то, что он назвал асабийей, социальной сплоченностью. И тогда оно становится жертвой «жителей пустыни», тех, кто избегает роскоши города и готов к самопожертвованию на войне».
* * *
«Если бы Бог всегда был видимым, люди вообще не могли бы существовать. «Человек не может увидеть Меня и остаться в живых», — говорит Бог. «Если мы еще услышим глас Господа, Бога нашего, то умрем», — воскликнули евреи на Синае. Но если Бог всегда невидим, скрыт, незаметен, то, какое значение имеет Его существование? Это означало бы, что Его как будто нет. Ответом на эту дилемму является святость. Она представляет собой те точки в пространстве и времени, где Бог становится ясным и ощущаемым присутствием. Святость — это разрыв в самодостаточности материального мира, где бесконечность входит в пространство и вечность во время. Относительно времени — это Шаббат. Относительно пространства — это Скиния. Согласно Торе они являются эпицентрами священного. И мы можем понять, что делает их святыми. Шаббат — это время, когда люди прекращают на день быть творцами и осознают себя творением. Скиния — это пространство, в котором люди перестают быть хозяевами, «наполняющими землю и обладающими ею», и становятся слугами. Подобно тому, как Бог самоограничил Себя, чтобы создать пространство для конечного, люди должны практиковать самоограничение, чтобы освободить пространство для бесконечного. Святое, короче говоря, означает наш отказ от своей независимости и самодостаточности, то есть отказ от того, что являются признаком нашей человечности, и на мгновение признание своей полной зависимости от Того, Кто словом сотворил Вселенную. Вселенная — это пространство, которое Бог создает для человека. Святое — это пространство, которое человек создает для Бога. Секулярность — это пустота, созданная Богом для возникновения конечной Вселенной. Святое — это пустота во времени и пространстве, освобожденная людьми, чтобы она могла наполниться бесконечным присутствием Бога».
* * *
«В рамках логики человеческой социальности внутренняя сплоченность группы прямо пропорциональна степени внешней угрозы. Из этого следует, что любой, кто хочет объединить нацию, особенно ту, которая глубоко раздроблена, должен демонизировать противника или, при необходимости, изобретать врага. Для турков это были армяне. Для сербов это были мусульмане. Для Сталина это были буржуазия или контрреволюционеры. Для Пол Пота это были капиталисты и интеллектуалы. Для Гитлера это было вечное Другое в христианской Европе — евреи».
* * *
«Вы верите, — ученик спросил раввина, — что Б-г создал все для цели?» — «Да, верю!» — ответил раввин. Тогда ученик спросил: «Хорошо! Для чего Б-г создал атеистов?». После минутного размышления раввин ответил мягким голосом, в котором чувствовалось напряжение: «Иногда мы, верующие, верим слишком рьяно. Мы видим в мире жестокость, страдание, несправедливость и говорим: «Такова воля Б-га!». Мы принимаем то, чего не должны принимать. Б-г посылает нам атеистов, дабы напомнить нам, что не все, что выдается за религию, есть религия. Иногда то, за что мы сражаемся от имени Б-га, должно быть отвергнуто во имя Б-га».
* * *
«Моральные универсалии существуют. Еврейская Библия называет их «Заветом с Ноем», и они образуют основу для современного кодекса прав человека. Но они создают пространство для культурных и религиозных различий».
* * *
«Потеря веры не сопровождается внезапным взрывом света или тьмы. Мир продолжает идти своим обычным путем. Небо не падает. Солнце светит. Жизнь продолжается. И все-таки что-то теряется, что-то важное, что придает жизни целостность, глубину и чувство цели; что дает вам ощущение участия в чем-то огромном и имеющем значение».
* * *
«Наша склонность действовать благожелательно по отношению к другим, независимо от ее источника, имеет тенденцию ограничиваться теми, с кем мы разделяем общую идентичность. Греки, первые философы и ученые, рассматривали любого, кто не был греком как варвара, — слово, производное от звуков овечьего блеяния. Наш радиус моральной заботы имеет пределы. Группа может быть маленькой или большой, но на практике, в отличие от теории, мы склонны смотреть на тех, кто не похож на нас, как на людей ниже себя».
* * *
«Если мы хотим, чтобы Бог слушал нас, мы должны быть готовы слушать Его. И если мы научимся слушать Его, тогда мы, в конце концов, научимся слушать наших ближних: молчаливый крик одиноких, бедных, слабых, уязвимых людей в экзистенциальной боли».
* * *
«Яков Талмон сказал: «Когда социальный режим по определению считается реализацией прав и свобод, гражданин лишается какого-либо права жаловаться на то, что он в настоящее время лишен своих прав и свобод». В то время как свобода по-английски устанавливает границы государственной власти, свобода по-французски должна быть установлена государством. Если необходимо, сказал Руссо, мы должны заставить людей быть свободными».
* * *
«Войны выигрываются оружием; но нужны идеи, чтобы выиграл мир».
* * *
«Цивилизация, в которой есть место для науки, но не для религии, может достичь технологических высот. Но в ней не будет уважения к людям в их уникальности. Она быстро станет бесчеловечной, не достойной человека. Подумайте о Французской революции, сталинской России и коммунистическом Китае, и вам не надо будет дальнейших доказательств».
* * *
«В течение девятнадцатого и двадцатого веков возникли три новые основы идентичностей, заменившие религию. Одна — национальное государство. Вторая — идеологическая система. Третья — раса. Первая привела к двум мировым войнам, вторая — к сталинской России, ГУЛАГу и КГБ, третья — к Холокосту. Цена этих трех заменителей религии превысила сотню миллионов жизней».
* * *
«Слишком часто в истории религии люди убивали во имя Бога жизни, вели войну во имя Бога мира, ненавидели во имя Бога любви и практиковали жестокость во имя Бога сострадания. Когда это происходит, Бог говорит, иногда тихим, почти неслышным голосом, неразборчивым под криками тех, кто утверждает, что говорит от Его имени. Он говорит в такие моменты: «Не во имя Мое»».
* * *
«Все, что я узнал о вере в моих исканиях, говорит мне, что наука о Вселенной, космология, при всей удивительности ее открытий, не сравнится с огромным удивлением перед тем, как Бог мог пойти на риск создания существа со свободой ослушаться Его и разрушить Его творение. У людей не может быть веры в Бога равной вере Бога в человечество, которую Он должен был иметь, когда поручил нам хранить безмерность и великолепие мира. Мы существуем благодаря вере Бога в нас. Вот почему я вижу на лицах тех, кого встречаю, след Божьей любви, побуждающую меня пытаться любить хоть немного так, как любит Бог. Я не знаю ничего более сильного, что так возвышает нас и помогает нам совершать действия, которые несут в себе знак трансцендентности. Бог живет везде, где мы открываем глаза на Его сияние, наши сердца к Его преобразующей любви».
* * *
«Убеждение в том, что мы не более чем продукт эгоистичных ген, принадлежим животному миру, что в обществе самыми сильными побуждениями являются деньги и успех, что вселенная возникла без какой бы то ни было причины и так же погибнет когда-нибудь, — это убеждение никогда не скажет о человеческом духе так же возвышенно как то, что мы сотворены по образу и подобию Бога во вселенной, которую Он создал в любви ».
* * *
«Вера есть поражение вероятности силою возможности».
* * *
«В семнадцатом веке произошла секуляризация знаний в форме науки и философии. Затем в восемнадцатом веке произошла секуляризация власти в результате американской и французской революций и разделения церкви и государства, радикального во Франции, менее доктринерского в Соединенных Штатах. В девятнадцатом веке произошла секуляризация культуры, когда художественные галереи и музеи стали рассматриваться как альтернативы храмам, как места, где можно было встретить возвышенное. Наконец, в 60-е годы 20 столетия произошла секуляризация нравственности на основе принципа, впервые предложенного Джоном Стюартом Миллем столетием ранее, а именно: единственной оправданием вмешательства, включая государственное, в поведение частного человека, может быть только предотвращение вреда другим. Это было началом конца традиционных кодексов этики, их заменой принципом неограниченной неприкосновенности личности, ее автономией, правами и выбором».
* * *
«Свободное общество есть моральное достижение. Это центральная мысль Торы.
Такое общество зависит от наличия общего морального кодекса — кодекса, которому учат нас родители, который мы усваиваем в процессе взросления и за поддержание которого мы отвечаем все вместе. Сегодня, прочти везде на Западе, мораль оказалась во многом передана в руки правительства и регулирующих наше поведение институтов».
* * *
«Кто я? Почему я здесь? Как я должен жить? Ответы на эти вопросы предписывают должное, а не описывают наличное, касаются сущности нашего бытия, а не процедур нашей жизни. В результате двадцать первый век оставляет нас с максимальным выбором и минимальным смыслом».
* * *
«Вера в Бога и религиозные обряды не означают отказ от интеллекта, подавление критического мышления или веру в шесть невозможных вещей перед завтраком. Вера не требует буквального прочтения первой главы книги Бытия. Она не требует отрицания результатов науки. Я принадлежу к религиозной традиции, в которой мы произносим благословение при встрече с великим ученым независимо от его взглядов на религию».
* * *
«Смысл не открывается, но создается. В этом суть религии по большей части: постоянное создание и обновление смысла в нарративах, которые мы рассказываем, в ритуалах, которые мы совершаем, в молитвах, которые мы произносим. Нарративы передаются священными текстами, ритуалы исполняются как божественные команды и в молитвах мы ведем диалог с Божественным. Религия является аутентичным ответом реальному Присутствию Бога, и она сама придает реальность Его Присутствию жизнью, поддерживаемой ответами Ему. Религия есть истина, претворенная в дело».
* * *
«Религия может стать одеянием святости, предназначенной для маскировки голого стремления к власти».
* * *
«Мы не можем доказать, что жизнь имеет смысл, и что Бог существует. Но также мы не можем доказать, что любовь лучше ненависти, альтруизм лучше эгоизма, прощение лучше мести. Мы не можем доказать, что надежда лучше отражает человеческий опыт, чем трагическое восприятие жизни. Почти ни одна из истин, которыми мы живем, доказуема, и желание доказать их возникает из полного смешения объяснения с интерпретацией. Объяснения могут быть доказаны, интерпретации нет. Наука имеет дело с объяснениями. Смысл же всегда есть вопрос интерпретации. Он принадлежит той же сфере, что и этика, эстетика, метафизика. Ни в одной из этих дисциплин ничто из существенного не может быть доказано, но это не снижает их ценности. Напротив, они принадлежат к величайшим хранилищам человеческой мудрости».
* * *
«В этом мире у оптимистов есть преимущество не потому, что они всегда правы, а потому, что они позитивны. Даже когда они ошибаются, они позитивны, и это путь к достижениям, исправлениям, улучшениям и успеху. Образованный, оптимистический взгляд условие успеха; пессимизм же может предложить только пустое утешение оказаться правым».
* * *
«Дуализм имеет много форм: ум и тело, внутригрупповое общение и вне-групповое, высшие и низшие инстинкты и т.д., между которыми мы должны постоянно выбирать. Возможно, бинарное видение является одним из основных способов понимания мира. Но разделите человечество на абсолютные категории добра и зла, на видение всего добра только на одной стороне и всего зла на другой, и вы увидите свою собственную сторону как добро, а другую как зло. Зло пытается уничтожить добро. Поэтому ваши враги пытаются вас уничтожить. Если нет очевидных доказательств того, что они есть, это признак того, что они работают тайно. Если они отрицают это, это доказательство того, что обвинение истинно, иначе зачем им это отрицать? И поскольку они злы, а мы добры, они являются причиной наших нынешних несчастий, и мы должны устранить их, чтобы добро и превосходство, на которые мы имеем право, честь, которую мы когда-то имели, могли снова стать нашими. Этот патологический дуализм приводит к альтруистическому злу с убийственными последствиями».
* * *
«Теология создает антропологию. Открывая Бога, уникального и единственного, первые монотеисты обнаружили человеческую личность, уникальную и единственную. Монотеизм интериоризирует, то, что дуализм экстеризирует. Монотеизм принимает веру и страх, возмездие и прощение, признает в каждом из нас добро и зло и превращает то, что в противном случае было бы войной на поле битвы, в борьбу внутри души. «Кто есть герой?», — спросили раввины и ответили: «Тот, кто побеждает себя». Эта моральная драма стала вкладом монотеизма в цивилизацию Запада: не столкновение титанов на поле битвы, но тихая внутренняя драма выбора и воли, сдержанности и ответственности».
* * *
«Вера — это не уверенность. Это мужество жить без уверенности»
* * *
«[Призыв слушать и вопрошать Бога] звучит в текстах, смысл которых не лежит на поверхности, а открывается только тем, кто слушает то, что происходит в подтексте: невысказанное горе, неявное обращение, невидимые слезы, невыраженная боль. Те, кто хочет научиться слушать Бога, должны научиться слушать других людей — «тихий, маленький голос» тех, кто нуждается в нашей любви».
* * *
«Вера есть видение чудес в повседневной жизни, а не постоянное ожидание чуда».
* * *
«Если Бог сотворил мир, то Его существование должно быть совместимым с миром. Если Он одарил человека интеллектом, Его существование не должно быть оскорблением для интеллекта. Если Его величайшим даром человеку была свобода, то религия не может утверждаться принуждением».
* * *
«Наши взгляды на естественное оформлены нашими идеями о сверхъестественном».
* * *
«Простейшее определение авраамической веры: Не наша задача завоевать, или преобразовать мир или обеспечить единообразие веры. Наша задача быть благословением для всего мира. Использование религии для политических целей — это не праведность, а идолопоклонство».
* * *
«Помимо основного минимума отношение между уровнем дохода и счастьем незначительно. Исследования подтверждают теорию Маслоу, что высшие потребности в любви, принадлежности, достоинстве и самореализации определяют счастье более существенно. Наиболее важными факторами оказываются крепкие и дающие удовлетворение личные отношения, чувство принадлежности к сообществу, сознание, что тебя ценят другие люди, и что ты живешь осмысленной жизнью. Но это именно те вещи, которые создает религия, освящая брак, придавая семейной жизни обаяние возвышенности, организуя и сохраняя тесные сообщества, в которых люди ценятся за то, кем они являются, а не за то, чем они владеют. Религия создает атмосферу, в которой наша жизнь приобретает смысл и цель, даже блаженство».
* * *
«Покорность и привычка к молчаливому послушанию порождают коррупцию власти и неспособность предотвратить катастрофы».
* * *
«Степень единства, к которому стремится тоталитарное общество, несовместима со свободой человека и правом не соглашаться. Политика должна быть посредником, а не подавлением конфликта».
* * *
«Вам нужно лишить своих врагов человечности и тем самым отказаться от ответственности за зло, которое вы собираетесь совершить. Вы должны определить себя как жертву. Тогда, совершая убийство, даже геноцид, вы просто действуете в порядке самообороны. Ответственность несет жертва. Это было постоянное и глубоко извращенное утверждение Гитлера. Как указал Jeffrey Herf, Гитлер и его пропагандисты должны были придерживаться двух совершенно противоречивых идей: «одной, укорененной в гордой идее расы господ и мирового господства, и другой — самонадеянной паранойе невинной, осажденной жертвы». В целом, как отмечает Vamik Volkan, дуалисты склонны сочетать «парадоксальные чувства всемогущества и виктимизации». С одной стороны, мы являемся хозяевами вселенной, с другой — мы рабы дьявола».
* * *
«Почему мы видим нечто уникальное в жизнях таких людей, как р. Соловейчик и Ребе, а не, скажем, в жизни политика, борющегося за голоса избирателей, или в жизни адвоката, делающего свою работу, или даже солдата, рискующего жизнью ради своей страны? Потому что ученые и философы до некоторой степени правы: люди обычно действуют на основе разумного эгоизма. И сознательно или нет, мы стремимся передать наши гены следующему поколению. Индивидуально и в группах, племенах, народах и цивилизациях мы учувствуем в дарвиновской борьбе за выживание. Все это нам известно, и хотя терминология меняется во времени, люди фактически знали с давних времен о своей вовлеченности в борьбу за выживание.
Но то тут, то там мы видим действия, личности, жизни, которые кажутся возникшими откуда-то со стороны и дышащими иным воздухом. Они созвучны словам книги Бытие I о Боге, кто творит в любви, верит в нас, зовет нас к величию и прощает нас, когда время от времени нам суждено падать. Они свидетельствуют о Боге, чье творчество состоит в самоограничении, в создании пространства для инаковости, то есть для нас. Это не имеет ничего общего с физическими законами, дарвинизмом или иной теорией, господствующей в биологии, но имеет радикальное отношение к возникновению смысла в общении душ, связанных верностью и любовью. Стивен Джей Гулд и Ричард Левонтин видят здесь украшения, декоративные мотивы, которые не имеют ничего общего с архитектурой, определяющей здание жизни. Но, как и большинство людей, я вижу в них освобождение жизни от оков примитивного существования на пути к общению с божественным. Как сказал Исайя Берлин, есть люди глухие к музыке духа. Нет основания ожидать, что все будут верить в Бога или в существование души, или в музыку Вселенной, воспевающую невероятность своего существования.
Бог есть далекий голос, который мы слышим и стремимся усилить в наших системах смысла, всегда партикулярных для той или иной культуры, цивилизации, веры. Бог есть Один во множестве; единство в основе нашего разнообразия; голос, зовущий нас выйти за пределы нашего «я» и его желаний; войти в мир инаковости и обогатиться им; стремиться стать инструментом, с помощью которого благословение наполняет мир; благодарить за чудо бытия и сияния, которое освещает жизни, когда-либо соприкоснувшиеся в уважении, прощении и любви».
* * *
«Никогда в нашей истории мы не имели одновременно независимость и суверенитет государства Израиль, а также свободу и равенство в диаспоре. Этот суверенитет и независимость, а также чудо Государства Израиль означают, что сам контекст еврейской мысли изменился. Это, безусловно, требует нового и ясного обновления еврейской мысли. Сейчас настало время для Возрождения в ней.
Во всем интеллектуальном мире Запада заметно, как ценности и модели функционирования основных институтов рушатся. Рыночная экономика, либеральная демократия, права человека. Их существование нельзя воспринимать легкомысленно. Они представляют собой достижения, которые надо защищать. Мы знаем это. Евреи живут в мире долгое время. Мы выжили. Мы пережили подъем и падение Греции, подъем и падение Рима. Мы переживем рост и, возможно, падение Просвещения. И мы все еще здесь в полной силе. Сейчас не только нам нужен мир (а он нужен нам), но миру нужны мы. Он нуждается в том, чтобы мы мыслили аутентично и делились с ним нашими идеями и достижениями.
Мы находимся в центре истории и не должны чувствовать себя ниже других западных интеллектуальных традиций. Еврейская мысль должна заявить о своем вкладе миру и не быть только сноской. Мы — народ, чья задача быть голосом надежды в разговоре человечества. Мы — народ, который постоянно в своей истории преодолевал трагедии и находил в своих традициях новые основания для утверждения надежды. В этом заключался еврейский гений. В мире неудавшихся государств, экстремизма и расколов в политике, причем не только на Ближнем Востоке, но и в Европе сегодня и даже в США, мы обязаны открыть человечеству окно надежды. То, что начинается словами и идеями в уме, может стать реальностью с помощью государства Израиль».
* * *
«Стоимость эмансипации заключалась в том, что евреи должны были принять наиболее характерное изменение современности: приватизацию веры».
* * *
«Антисемитизм — это не о евреях. Это об антисемитах. Это о тех, кто не может взять на себя ответственность за свои собственные неудачи и обвиняет в них других. Исторически, если вы были христианином во время крестовых походов или немцем после Первой мировой войны и увидели, что мир не повернулся в желательном вам направлении, вы винили евреев. Это именно то, что происходит сегодня. И невозможно преувеличить опасность этого. Не только для евреев, но и для всех, кто ценит свободу, милосердие и человечность».
* * *
«Когда евреи говорят о жизни, они делают это среди воспоминаний о смерти. Вот почему для меня вера — это не простое, наивное, оптимистическое мировоззрение. Ему нужны огромные силы, эмоциональные и интеллектуальные, чтобы верить в человеческую историю».
* * *
«Для иудаизма поиск религиозной определенности через науку или метафизику не просто ошибочен, но означает язычество. Предполагать, что Бог научно доказуем — это отождествить Бога с тем, что можно наблюдать, и это для иудаизма есть идолопоклонство».
* * *
«Если падшие не являются на каком-то уровне объектами моральной озабоченности, обладающими независимым достоинством и правами, то сама вера становится морально несостоятельной».
* * *
«Жизненные традиции постоянно требуют интерпретации своих канонических текстов. Именно это делает фундаментализм — текст без интерпретации — актом насилия в отношении традиции. Фактически фундаменталисты и сегодняшние атеисты разделяют подход к текстам. Они читают их буквалистски, игнорируя самую важную особенность священного текста, а именно несамоочевидность его смысла. Он имеет историю и собственный авторитет. Каждая религия должна ограждать себя от буквального прочтения своих жестких текстов, если она ограждает себя от предательства глубинных замыслов Бога».
* * *
«Чтобы защитить страну, вам нужна армия. Но для защиты идентичности вам нужна школа. Иудаизм — это религия книги, а не меча».
* * *
«Вера не рациональна и не иррациональна. Она есть мужество взять на себя обязательства по отношению к Другому, человеческому или божественному».
* * *
«Одни будут говорить, что, помимо фактов и толкования фактов, нет никакого смысла. Другие будут говорить, что смысл существует. Вселенная не приходит со сверкающим смыслом. Чтобы открыть его, понадобилось много мудрости, смирения и опыта человечества на протяжении многих веков. Чтобы выразить его, нужны музыка и искусство, ритуал и праздник. Сказать: «Что есть, то есть ни по какой иной причине, что это есть», значит грубо прервать наше стремление спрашивать и не удовлетворяться ответом: «Это существует, и только!». Любопытство ведет к науке, но оно также ведет к вопросам, на которые наука не может ответить».
* * *
«Наука демонтирует вещи, чтобы узнать, как они работают. Религия соединяет вещи, чтобы раскрыть их смысл».
* * *
«Чтобы жизнь была выносимой, истина на земле не может быть той же, что и на небе. На небе истина может быть платонической — вечной, гармоничной, незапятнанной. Но человек не должен стремиться к такой истине, ибо тогда возникает конфликт, а не согласие. Люди убивают, веря, что они овладели истиной, а их оппоненты погрязли во лжи… Небесная истина существует вне времени и пространства, но ее человеческое восприятие ограничено временем и пространством. Когда два суждения противоречат друг другу, это не обязательно означает, что одно из них истинно, а другое ложно. Возможно, и именно так часто бывает, каждое из них выражает особый взгляд на реальность и формы ее организации, также сопоставимые или нет, как сонет Шекспира, картина Микеланджело и соната Шуберта. Рабби Авраам Кук сказал: «Бог проявил доброту к миру, не сосредоточив все таланты только в одном месте, в одном человеке, в одном народе, и даже не в одном поколении или в одном мире». Каждая культура может внести свой вклад в общую человеческую мудрость.
* * *
«Иудаизм воплощает собой уникальный парадокс, отличающий его от многобожия, с одной стороны, и великих универсальных монотеизмов, христианства и ислама, с другой. Его Бог является универсальным: творцом вселенной и сувереном человечества. Но его Завет партикулярен: один народ призван не к тому, чтобы побудить весь мир быть подобным себе, но чтобы быть верным себе и Богу. Это противопоставление универсальности и партикулярности стало причиной напряженности между Израилем и другими народами, а также внутри самого Израиля, которая продолжается и по сей день».
* * *
Мы встречаем Бога в лице незнакомца. Это, я считаю, самый глубокий и самый неожиданный вклад еврейской Библии в этику. Бог создает различие, поэтому в том-кто-отличается мы встречаемся с Богом.
* * *
«Наука объясняет. Религия осмысливает. Наука анализирует, религия интегрирует. Наука расчленяет вещи на их составляющие части. Религия связывает людей отношениями доверия. Наука говорит нам «что есть». Религия говорит нам, что «должно быть». Наука описывает. Религии влечет, требует, зовет. Наука видит объекты. Религия обращается к нам как к субъектам. Наука стремится к беспристрастности. Религия — это искусство преданности одного «я» другому, одной души другой. Наука открывает порядок, лежащий в основе физического мира. Религия слышит музыку под шумом человеческого мира. Наука есть победа над невежеством. Религия есть освобождение от одиночества».
* * *
«В науке нет абсолютно ничего, — ни в космологии, ни в эволюционной биологии или неврологии, — что указывало бы на то, что Вселенная не только лишена смысла, но и не могла бы его иметь. Поиск смысла не имеет ничего общего с наукой, но все в нем связано с религией».
* * *
«Если наука есть знание о мире, каким он есть, и религия о мире, каким он должен быть, то религия нуждается в науке, потому что мы не можем воплощать волю Бога в мире, не понимая его. Иначе результатом будет магия или ложная вера в сверхъестественное. Мы будем полагаться на чудеса, но уже давно раввины постановили: «Не полагайся на чудеса». Равным образом, наука нуждается в религии или, по крайней мере, в некотором философском понимании условий человеческого существования и нашего места во Вселенной, ибо каждое новое знание и каждая новая технология ставят перед нами вопрос о том, как следует использовать их результаты, а для ответа на этот вопрос необходим иной, нежели научный, способ мышления.
* * *
«Социальный контракт создает государство; социальный завет создает общество. Социальный контракт касается власти и того, как ее нужно осуществлять в рамках политической системы. Социальный завет — это то, как люди живут вместе, несмотря на их различия. Социальный контракт касается правительства. Социальный завет касается сосуществования. Социальный контракт касается законов и их применения. Социальный завет касается ценностей, которыми мы разделяем. Социальный контракт касается использования потенциально принудительной силы. Социальный завет — это моральная приверженность, ценности, которые мы разделяем, и идеалы, которые вдохновляют нас работать вместе ради общего блага».
* * *
«В культуре, которая стала глубоко секуляризированной, последние искры веры все еще светятся … Мой аргумент заключается в следующем: религиозные ценности все еще действуют в рамках нашего морального сознания. Они были придавлены, но не совсем исчезли. Они звучат в наших самых глубоких моральных обязательствах: по отношению к личности, к обществу как завету, а не как к договору, к самой морали как общинной заботе, а также к семье как к школе личных взаимоотношений … , Исторически сложилось так, что религиозные общины были их естественной средой. Живя, как мы живем сегодня с унаследованными привычками по существу религиозного образа жизни, мы начали недооценивать религиозную веру, необходимую для их поддержания».
* * *
Религия возможна без этики, этика возможна без религии. Есть благочестивые индивиды, жесткие и бесчувственные, и есть атеисты, озабоченные состоянием мира, социально активные, чрезвычайно щедрые со своими деньгами и временем. И все же, если мы всмотримся в целостную картину продолжительного времени, мы заметим, что когда религия и мораль разделены, страдают обе.
* * *
«Самой большой риск двадцать первого столетия — не клерикализация политики, а политизация религии».
* * *
«Природа — это не последнее слово, потому что сама природа была создана Существом, стоящим вне ее и Кто, создавая нас по Его образу и подобию, дал нам возможность стоять вне природы. Мы свободны. Мы можем выбирать. Мы не предопределены случайностью, судьбой, звездами, нашими более темными инстинктами или человеческим геномом. Мы можем выбрать свободу над детерминизмом, справедливость в отношении власти; мы можем остановиться на грани бесконечных повторов истории и наметить иной курс. Мы не можем победить смерть, но мы можем победить те силы, которые заставляют людей убивать других, невинных людей. Мы можем выбрать жизнь».
* * *
«Иудаизм — это не религия одинокого «Я», души в одиноком общении с Богом. В иудаизме речь идет о жизни, которую мы разделяем и которую создаем вместе».
* * *
«Вторая половина ХХ в. оказалась тяжелым временем для морального сознания. Оно стало символизировать все, от чего, по нашему убеждению, мы освободились: авторитет, репрессии, подавление инстинктов; все то, что было связано с религиозной, пуританской, викторианской культурой наших дедов. Добродетели, которыми когда-то восхищались, — умеренность, скромность, осмотрительность, сдержанность — стали запыленными экспонатами в музее культурных курьезов. Слова «долг», «обязанность», «здравый смысл», «мудрость» приобрели негативный оттенок или вообще потеряли смысл. Я еще не встречал ясного указания на тот простой факт, что системы моральных принципов (не всегда, но часто) представляли собой попытку противостоять отчаянию во имя надежды и вернуть нам человеческое достоинство, признать в нас авторов, субъектов, а не объектов наших действий и судьбы».
* * *
«Иудаизм — это победа над трагедией во имя надежды».
* * *
«Иудаизм — единственная цивилизация, чьи основополагающие тексты являются антологиями аргументов».
* * *
«Иудаизм — это беседа. Это единственная религия, известна мне, где человек разговаривает, спорит с Богом и даже выражает протест Ему».
* * *
«Парадокс: на своей собственной земле, где каждая другая нация в какой-то степени объединялась бы, евреи разделились до предела. В рассеянии, где каждая другая нация ассимилировалась бы и исчезала, они сохранили свою идентичность и были едины. В евреях есть нечто удивительное».
* * *
«В иудаизме Бог отрывается не в ответе, а в вопросе».
* * *
«Израиль — единственное место в мире, где евреи могут создавать свое общество, и это религиозная задача, хотя Израиль — светское государство».
* * *
«История не рождает надежду; надежда рождает историю».
* * *
«Нет жизни без задачи; нет человека без таланта; нет места без фрагмента Божьего света, ожидающего быть обнаруженным и освобожденным. Нет ситуации без возможности ее освятить; нет мгновения без Его зова. Может потребоваться целая жизнь, чтобы узнать ее задачу, но, раскрыв ее, мы в ретроспективе осознаем, что способность слушать есть все, что необходимо. Когда Бог призывает, Он не делает это посредством универсальных императивов. Он тихо произносит наше имя, и самым великим ответом остается ответ Авраама — простое хинени («Вот я»), я готов ответить на Твой зов, исправить фрагмент Твоего поврежденного мира.
* * *
«Я искал Бога: не через философские доказательства, научные демонстрации или богословские аргументы; не через чудеса, тайны; не в подсознательных голосах или внезапных прозрениях; не избегая вопросов, проблем и сомнений; не в слепой вере или в экзистенциальном прыжке; и, конечно, не на пути отказа от разума в пользу иррационального. Эти пути привели многих людей к Богу. Но они также привели многих людей к полонению идолам власти, идеологии или расы. Я стал искать Бога в людях — в тех, кто самим своим существом, казалось, указывают на что-то или кого-то, что или кто стоит за ними».
* * *
«Бог есть далекий голос, который мы слышим и стремимся усилить в наших системах смысла, всегда партикулярных для той или иной культуры, цивилизации, вере. Бог есть Один во множестве; единство в основе нашего разнообразия; голос, зовущий нас выйти за пределы нашего «я» и его желаний, войти в мир инаковости и обогатиться им, стремиться стать инструментом, с помощью которого благословение наполняет мир; благодарить за чудо бытия и сияния, освещающего две жизни, соприкоснувшиеся в уважении, прощении и любви».
* * *
«Прощение не означает ни забвения, ни отказа от правосудия. Оно означает признание того, что прошлое, став прошлым, не должно мешать наступлению будущего. Прощение исцеляет моральные раны, подобно тому как тело исцеляет физические раны».
* * *
«Не случайно свобода занимает центральное место в еврейской Библии, но только незначительное место в анналах науки. Отношение души к телу или ума к мозгу аналогично отношению Бога к физической Вселенной. Если есть только физическая Вселенная, то есть, только мозг и нет разума; если есть только физическая Вселенная, то нет Бога. Иллюзорность существования Бога и иллюзорность существования человеческой свободы идут рука об руку».
* * *
«Вера не рациональна и не иррациональна. Это мужество взять на себя обязательства по отношению к Другому, человеческому или божественному. Это решимость быть готовым слушать не мой голос и найти силы исцелять раны мира».
* * *.
«Вера спасает нас от одиночества и очеловечивает мир».
* * *
«Когда евреи говорят о жизни, они говорят о ней среди воспоминаний о смерти. Вот почему для меня вера — это не простое, наивное, оптимистическое утверждение. Нужна сила, эмоциональная и интеллектуальная, чтобы верить в человеческую историю».
* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *
Источники:
http://rabbisacks.org/quotes/
http://rabbisacks.org/topics/faith-2/
https://www.goodreads.com/author/quotes/55332.Jonathan_Sacks
https://www1.biu.ac.il/File/JRep%20-%20July%209%2003%20VP%20Sacks.pdf
Оригинал: http://z.berkovich-zametki.com/2018-znomer8-9-sacks/
