Евгений Павлович Смургис постоянно ставил перед собой самые трудные, невыполнимые для других задачи. Достигнув намеченной цели, сразу же брался за воплощение в жизнь еще более грандиозных планов. Его последней «вершиной» стало многоэтапное кругосветное плавание на веслах, которое пятидесятилетний Смургис начал с заполярного Тикси в 1988 году. Затем на семиметровой лодке «МАХ-4» он преодолел пять морей в двух океанах[1] и погиб недалеко от французского городка Ла Тремблад в ноябре 1993 года.
Евгений Павлович не жаждал славы, хотя по праву ее заслужил. Двадцать пять лет прошло со дня трагической гибели уникального российского спортсмена, но до сих пор его имя большинству наших сограждан мало о чем говорит, хотя в сравнении с каким-нибудь популярным футболистом или хоккеистом, которого знает вся страна, достижения Смургиса гораздо серьезней и значимей. В отличие от раскрученных спортивных звезд, получающих баснословные гонорары, у него не было тренеров и научно-методических разработок в области спорта высших достижений, не было и солидной материально-технической базы. Почти все ему приходилось делать самому или с друзьями: составлять маршруты, строить лодки, доставать снаряжение и питание. Тем не менее беспримерные походы Евгения Смургиса и сегодня удивляют и восхищают моряков и путешественников многих стран мира.
Смургис поставил перед собой весьма амбициозную задачу, выполнить которую до него никто не решался: пройти на весельной лодке через всю нашу страну. За двадцать шесть лет он одолел расстояние в сорок восемь тысяч километров! Этот результат до сих пор никем не побит и, как утверждает друг отважного путешественника Михаил Барабанов, не будет побит никогда, потому что «таких людей, как Женя, просто нет».
С 1967 по 1993 год Евгений Павлович прошел двадцать сложнейших марафонов, из которых восемь одиночных, остальные — с друзьями и сыном Александром. Причем в одиночном плавании Смургис провел 241 день, преодолев на веслах 13 650 километров!
Уникальные достижения Евгения Павловича занесены в Книгу рекордов Гиннесса дважды. В его честь названы улицы в Липецке, где он провел юность, и во французском городке Ла Тремблад, около которого он погиб.
Его имя выбито на монументе в Ирландии, посвященном памяти погибших гребцов разных стран в Атлантике и Тихом океане.
Свой первый весельный марафон длиной 4 500 километров от уральского села Тулпан до города Липецка Евгений Смургис проплыл вместе с Валерием Лютиковым в 1967 году. После этого он совершил многочисленные путешествия по рекам и морям СССР.
Василий Иванович Галенко, который плавал со Смургисом по Байкалу, Амуру и дальневосточным морям, заявил: «Евгений для меня — это удивление, которое не закончено, хотя я был знаком с ним 12 лет».
Да, Евгений Павлович умел удивлять!
Длина первого этапа кругосветного путешествия Тикси — Хатанга составляла 1 300 километров. Это расстояние Смургис проплыл в одиночку на четырехметровой лодке «Пела-фиорд». В 1990 году он впервые в истории мирового плавания обогнул на лодке полуостров Таймыр, включая самую северную материковую точку Евразии — мыс Челюскин, и, невзирая на серьезные трудности, добрался до Диксона. Район плавания, который путешественник преодолел на простой весельной лодке, труднодоступен даже для самых мощных кораблей. Климат в районе мыса Челюскин и Таймыра очень суровый — там всегда дуют сильные ветра.
(Несмотря на то, что это уникальное достижение еще в 1990 году было занесено в Книгу рекордов Гиннесса, о нем почему-то забыли упомянуть в Википедии — весьма популярной современной энциклопедии.)
Следующий этап: Диксон — Мурманск. 2 500 километров по Карскому и Баренцову морям Смургис вместе с сыном преодолел за 43 дня. Это достижение также попало в Книгу Гиннесса!
После этого Евгений Павлович вышел на маршрут уже международного марафона.
Чтобы лучше понять мировоззрение этого удивительного человека, стоит обратить внимание на его запись в дневнике:
«Странное, наверное, со стороны видение: в безлюдном месте, в упряжи человек тянет лодку по бескрайнему ледяному полю, по океану. Куда? Зачем? К цели. Достижение ее всегда было вершиной человеческих дел».
Евгений был настоящим фанатиком, для которого почти не было каких-либо преград. Даже когда его друзья отступали, он продолжал начатое в одиночку, потому что преодоление себя стало его жизненной необходимостью.
«Сколько раз за долгие годы путешествий меня пугали знатоки. И сколько же раз завершал свои плавания без приключений». Эти слова, записанные Смургисом в дневнике, наглядно раскрывают черты характера мореплавателя. Уважая мнение специалистов, последнее слово он все-таки всегда оставлял за собой.
Трудно себе представить, с какими трудностями во время путешествий приходилось сталкиваться отважному спортсмену и его друзьям. Приведу всего несколько случаев, о которых он упомянул в своем дневнике.
***
«Прогулки вниз по течению явно не получаются. Такого еще встречать не приходилось: пятые сутки — сильнейший встречный ветер, при котором гораздо легче идти против течения! На рассвете решаю отдать якорь, отдохнуть. Хотел немножко расслабиться, просто полежать, но усталость взяла свое — мгновенно заснул. Мощный гудок заставил выскочить из-под пленки. Мимо проходил теплоход».
***
«Ветер разошелся не на шутку. Впереди длиннющая голая коса — с нее тучей летит мелкий песок. А над водой сплошной стеною несутся брызги от сорванных гребней. Грохочет прибой, все кругом воет. Продвигаться вперед невероятно трудно. Уходить в губу нельзя: там движущийся лед и, следовательно, постоянная опасность оказаться в западне. А вблизи берега грести не удается — больше приходится бороться с натиском ветра, вышвыривающего лодку на сушу.
Применяю новую тактику: захожу в воду на глубину болотных сапог и волоку “МАХ-4” за носовой конец. Час бурлачу, час гребу, 15 минут отдыхаю. За час в среднем продвигаюсь на 1,5 километра. Бессмысленная работа. Такими темпами еще неделю придется вдоль губы тащиться».
***
«Неприветливо встречает Баренцево море. Холодный, уже северный ветер с проливным дождем заставляет интенсивно трудиться, но тепло не приходит. Давно сняты промокшие костюмы “Липчанки”, не спасают и гидрокостюмы Кулика. Воду отчерпывать приходится уже через полчаса — лодка принимает ее и снизу, и сверху».
Опять искушаю судьбу
Когда Евгений Смургис прошел на веслах семь морей, омывающих Россию, тридцать три водохранилища и множество рек протяженностью 30 500 километров, отважный спортсмен решил совершить кругосветное путешествие.
Василий Галенко вспоминал, что, когда они вместе со Смургисом прошли очередной маршрут и сдали во Владивостокский музей лодку, Женя сказал: «А что дальше? Я уже не могу остановиться!»
Он не мог себе представить, что, приехав домой, будет рубить дрова, топить печку или копать канаву, занимаясь обыденными бытовыми делами. Его душа жаждала свободы и испытаний, которые подстерегали отважного путешественника на протяжении каждого плавания.
То, что непрестанные и все более опасные марафоны могут закончиться для Евгения трагически, предчувствовали многие его друзья. Я специально спрашивал у них: «Если бы Смургис не погиб во Франции и продолжал марафонские плавания, мог бы он остаться в живых до сегодняшнего дня?»
И, как правило, слышал в ответ:
«Трудно сказать. Он всегда стремился только вперед, выбирая при этом самые трудные маршруты, и это добром кончилось бы вряд ли. Женя всегда жил на износ».
То, что во время своих путешествий Смургис бывал на волосок от гибели, он подтверждал в своем дневнике.
«Тем временем какое-то очень большое судно с высокими бортами заслоняет часть огней. Чего доброго, раздавят! Забираю правее. Корабль неожиданно начинает выруливать на меня… Через несколько минут пришлось пуститься в бегство. Я несся прямо на берег — греб на совесть! А возможность наезда все равно увеличивалась.
Тысячетонный танкер с высоко задранной носовой частью (шел порожним!) по-прежнему плыл прямо на меня, несмотря на приближение берега.
Весь мир закрыт чернотой надвигающегося корпуса. Исчезли огни палубных надстроек. Отчетливо слышен стук хлопающей воды под “глиссирующей” носовой частью плоского днища. В голове вертится только одна мысль: “Прыгать в воду или не прыгать? Быстрее лодки все равно не поплыву, а может затянуть под винт…”
Сейчас можно спокойно писать о случившемся, вспоминая мелочи, тогда же все произошло скоротечно, за какую-то пару минут.
Вот они, последние метры “МАХ-4”, конец славной лодочной жизни! На какое-то мгновение — полное притупление сознания, опустошенность. О себе не подумал: было сожаление о недостигнутой цели, о несбывшейся мечте. Легкий толчок в корму развернул лодку, черная стена поволокла ее на своей волне, а когда проходил у середины корпуса, неведомая сила оторвала мою прилипшую к борту лодку и отшвырнула ее прочь от идущего вместе с корпусом танкера потока воды. Хватаюсь за весла и — скорее! — уйти от кормовых бурунов…
Бросил весла, отер лоб, долго смотрел вслед удаляющемуся танкеру. Он круто повернул вправо от берега и через некоторое время так же быстро и деловито скрылся за поворотом…»
***
«Забежал чуть выше, на ходу все с себя сбросил и… бросился в воду. Бесконечными показались сто — сто пятьдесят метров, нас разделявшие. Бог помог, поймал лодку. И только тогда почувствовал леденящий холод воды. Ну, как тут не скажешь — судьба! Отнеси “Пеллу” на несколько десятков метров дальше — могла наступить смерть от переохлаждения тела».
***
«Отсутствие судоходства притупило бдительность. Устав, во второй половине ночи лег спать, пустив лодку самосплавом. Разбудили близкие корабельные гудки. Вскочил — ничего не вижу, ничего не понимаю. Все закрыто густым туманом. Гудки совсем рядом! В мгновение ока оказываюсь за веслами, гребу поперек реки перпендикулярно течению. Мимо, расталкивая белые клубы тумана, величественно проплывает высокий корпус “Морского-9”. Да, вполне реальный мог быть вариант: раздавили бы и не заметили! А мне только и осталось: раз — пронесло, два — пронесло… И накрепко зарок даю: третьего быть не должно!»
***
«Сегодня ночью 19 августа мне исполнился 51 год! Буду считать, что природа сделала мне подарок, а могло быть значительно хуже. В 1978 году в этот день я штормовал в Гыданском заливе при переходе из Обской губы в Енисейский залив Карским морем. Выгребая на волну, не видя берега, моля о спасении, дал обет: если выживу — судьбу больше не искушать. Прошло 12 лет — искушаю. И даже готовлю праздничный завтрак».
То, что Провидение его хранило, Евгений Павлович хорошо понимал.
«Судьба явно благоволила ко мне — вряд ли когда смогу объяснить обстоятельства, спасавшие от неминуемой гибели. Очень часто в жизни человека, в его борьбе за жизнь вера играет главную роль, она порождается сознанием, разумом».
Однако подобное «везение» иногда приводит к самовнушаемой успокоенности, надежде на постоянный благоприятный исход. Всегда в таком опасном деле (тем более что оно не только регулярно повторяется, но еще и усложняется) нужно вовремя притормаживать, острее прислушиваться к невидимым сигналам-предчувствиям. Но довольствоваться достигнутым Смургис не мог. Такие люди, как он, — неисправимые первопроходцы. Там, где другие отступают и отчаиваются, они, отвергая любые благоразумные доводы, продолжают продвигаться вперед, идут до последнего. Вот и жизненный путь Евгения Павловича служит для многих путеводной звездой, наглядно показывая неограниченные возможности человеческого организма и психики.
Однако как бы Смургис ни надеялся на свои силы, и у них был предел. Хроническое физическое перенапряжение, житейские несчастья (перед стартом кругосветки умер его отец, во время плавания произошел болезненный разрыв-расставание с сыном Александром, который сошел с дистанции) давали о себе знать.
За два дня до гибели отважный мореход написал в своем дневнике:
«Накопившаяся усталость как-то разом навалилась на душу и тело. Шестой месяц без единого выходного, без отдыха. Скорей бы в тепло и хоть недельку отдохнуть полнокровно, немножко восстановить силы и дух».
***
«Сам сознательно шел на выход неподготовленной экспедиции. Нужно было обрубать концы с берегом, иначе все могло затянуться на неопределенный срок...»
Смургис чувствует серьезную усталость, но яростно пытается доказать себе, что, несмотря на произошедшие потери, он еще в былой форме. Но это, скорее всего, защита от начинавшего проникать в его душу отчаяния. Евгений Павлович оказался в незавидном положении боксера, пропустившего серию серьезных ударов, после которых ему срочно требуется прийти в себя, но бой продолжается — слишком велики ставки.
Был неистов во всем и жил на износ!
Спортивные достижения Евгения Смургиса хорошо известны, однако какой был Евгений Павлович вне спорта, знают немногие. Все, кто с ним общался, отмечают его преданность и постоянство в дружбе. Обладая крайней целеустремленностью, он непрестанно самоутверждался через преодоление трудностей. Для него было спокойнее отправиться в плавание в одиночку, потому что спрашивать тогда приходилось лишь с самого себя.
Зимой в тайге Смургис бил зверя, летом подрабатывал на стройке и при первой возможности на несколько месяцев отправлялся в поход. Он всецело посвящал себя любимому делу и не замечал, что это наносит ущерб отношениям в семье. Мало кто мог вынести подобный жизненный ритм и связанные с ним тяготы, которые Евгений добровольно накладывал на себя.
Много интересного о Смургисе рассказал мне Николай Иванович Песляк, который с ним долгие годы дружил и работал.
— В юности нас с Женей объединяла любовь к спорту. Он занимался боксом, а я увлекался футболом и хоккеем, — вспоминал Николай Иванович. — Занятия боксом помогли ему закалить характер, укрепить силу воли и развить стремление к победе.
Однажды, выступая на ринге, Смургис попал в нокаут (судья этого не заметил и бой не остановил), Женя продолжал биться и победил.
Он был не только хорошим боксером, но и прекрасным лыжником, пловцом и легкоатлетом, и эти навыки пригодились ему во время экспедиций.
До поры до времени Песляк и Смургис знали друг друга заочно, через друзей, а основательно познакомились в 1973 году, когда Николай Иванович собрал строительно-монтажную бригаду, в которую попал и Евгений.
По утверждению Николая Песляка, Смургис был монтажником от Бога: быстро освоил сварку и варил конструкции на высоте с двух рук. К тому же у него были хорошие организаторские способности. Со всеми умел найти общий язык. Работая звеньевым, Евгений многие объекты вел от начала до конца. Старался создать людям хорошие условия труда и отдыха. В своем звене Смургис сократил рабочий день и добился, чтобы в воскресенье его ребята отдыхали. Несмотря на такие «вольности», его звено по праву считалось одним из лучших. Все стремились попасть к Самому — так уважительно называли Женю рабочие.
Его трудолюбию можно удивляться. Ведь Смургис еще работал в приморском леспромхозе. Был лесорубом и таежным охотником-промысловиком — на его счету одних лишь медведей семнадцать штук. Когда летом охота в тайге была запрещена, Евгений приезжал в бригаду, которая возводила объекты на территории Липецкой и Орловской областей.
— Тогда еще не было таких понятий, как спонсорство, поэтому Смургису на свои путешествия всегда были нужны деньги. За сезон, который длился четыре-пять месяцев, он зарабатывал пять-шесть тысяч. На эти деньги в то время можно было купить машину, но все шло на изготовление лодок для его путешествий.
Песляк подчеркивал, что Женя был абсолютным бессребреником, человеком необыкновенной щедрости:
— У нас, его друзей, — меня и Лыкова Вячеслава — никогда не было «твое — мое». Если у тебя не было денег, Женя всегда давал взаймы, а оставшиеся деньги тратил на экспедиции. Приезжая из тайги, всегда привозил нам подарки. Был неистов в работе, как и во всем остальном. Так вот и жил: успевал работать и грести. А грести приходилось много. Он поставил себе грандиозную задачу: пройти на весельной лодке до пятидесяти тысяч километров, и, несмотря на то, что многие считали эту затею несбыточной мечтой, Женя воплотил ее в реальность! — восторгался Песляк.
Николая Ивановича возмущает, когда Смургиса идеализируют или, наоборот, представляют лишь фанатиком-гребцом.
— Женя обладал множеством талантов, старался во всем достичь хороших результатов. На первый взгляд, он на супермена похож не был и производил впечатление обычного человека, — продолжал вспоминать Николай Иванович. — Ему были не чужды и человеческие слабости. Когда фотографировался с друзьями, «становился понтером»: то голышом выскочит на снег из бани, то картинно оседлает убитого им изюбра. Евгений не любил никому уступать. Часто играл в шахматы со Славой Лыковым, который в свое время был чемпионом Липецка, чтобы доказать, что играет не хуже его.
Чтобы правильно понимать Смургиса, с ним нужно было «съесть пуд соли». Вся широта его души открывалась лишь преданным друзьям.
— С одной стороны, Евгений был безоговорочным капитаном и непререкаемым лидером, с другой — совершенно скромным человеком. Даже нам не говорил, что пишет книгу о своих путешествиях. Женя постоянно читал. Его любимыми писателями были Джек Лондон, Пушкин и Лермонтов. Многие произведения Михаила Юрьевича он знал наизусть. Однажды вечером, когда мы отдыхали в таежной избушке, он по памяти прочитал нам поэму «Мцыри».
В последнее время Евгений начал строить деревянный дом в поселке Дальний, который расположился среди лесов. И здесь, в тиши и одиночестве, он хотел провести остаток своих дней. Как-то Смургис сказал своим друзьям: «Вот выйду на пенсию годам к восьмидесяти и займусь писательством». Ему очень хотелось поделиться с людьми своими открытиями и наблюдениями.
Вся жизнь Смургиса — борьба и непрерывный труд. Не были исключением и его путешествия. Да и последний сверхмарафон Смургиса начался тяжело. Казалось, на этот раз сама природа решила наказать смельчака. Смургис с сыном направились из Мурманска в Лондон. Их ожидали встречные течения, сильный ветер и частые штормы. Сломались два весла, был потерян якорь. Сын не выдержал таких испытаний и заболел. Пришлось Евгению Павловичу нести свой крест в одиночку.
— Я думаю, — печально подытожил свой рассказ Николай Иванович, — если бы Женя не погиб, ему в нашей жизни пришлось бы трудно, как Высоцкому и Талькову. Ведь он всегда прокладывал путь там, где другие никогда не ходили. Судьба первопроходцев трудна и опасна, поэтому о них, в том числе и о Евгении Смургисе, мы должны помнить.
«Безумству храбрых поем мы песню»
Евгений Смургис испытывал страсть не только к путешествиям, но и к писательству: регулярно делал записи в дневнике, отсылал материалы в «Комсомольскую правду», журнал «Катера и яхты». И недаром самыми активными популяризаторами выдающихся достижений российского спортсмена являются библиотечные работники — сотрудники Центральной городской библиотеки имени С.А. Есенина в Липецке. Благодаря их инициативе в Липецке появился библиотечно-информационный центр им. Евгения Смургиса, в котором открыт музей путешественника. Городские власти установили мемориальную доску и назвали в честь Смургиса улицу.
Сотрудники библиотеки не только собрали интересные материалы, рассказывающие о жизни Смургиса, но и связались с друзьями и родными Евгения Павловича. На открытие музейной экспозиции были приглашены и гости из французского городка Ла Тремблад. Там, благодаря усилиям вице-президента Морского музея мадам Анни Эраль-Вио, находится постоянно действующая экспозиция, посвященная липецкому мореплавателю. Центральное место в ней занимает легендарная лодка Евгения Смургиса «МАХ-4».
Мадам Анни считает, что эта лодка — основной свидетель путешествий мореплавателя, и поэтому ее необходимо сохранить. Правда, подходящее место для судна пришлось долго искать: сначала оно находилось под открытым небом в саду. Потом городские власти хотели построить для него стеклянный купол. Сейчас лодка стоит на приколе в специально отведенном сухом месте, откуда ее вывозят на морской фестиваль, который проходит на северо-востоке Франции.
— Теперь, — с гордостью говорит француженка, — в нашем городе две основные достопримечательности: Музей улиток, которых горожане обожают, и лодка Смургиса, увидев которую люди начинают интересоваться мореплаванием. Но для того, чтобы привлечь постоянный интерес местных жителей к личности Евгения Смургиса, потребовалось несколько лет. Ла Тремблад — небольшой городок, в нем около пяти тысяч жителей, и нет своего морского клуба. Да и сам Смургис не француз, поэтому пришлось приложить немало усилий, чтобы все наконец-то осознали, какой это выдающийся мореплаватель и интересный человек.
Достижения липецкого мореплавателя восхитили француженку. Она написала о нем большую статью в морском журнале, тираж которого был сразу продан. Воодушевленная успехом, мадам Анни написала книгу «Евгений Смургис — океанский гребец».
— Я поняла, что это универсальная история о настоящем, мужественном человеке. Она будет всем полезна, — заявила журналистам Анни Эраль-Вио.
Ее литературный труд был замечен читателями. Значит, личность Евгения Смургиса вызывает за границей большой интерес. Недаром автором предисловия к книге стала известная путешественница Монд Фонтеной, преодолевшая на веслах два океана.
Почитательница отважного мореплавателя не ограничилась эпистолярным жанром. Она предложила местным властям назвать именем Смургиса одну из центральных улиц города, выходящую к морю. Хотя мадам Анни по профессии преподаватель английского языка, теперь она все свободное время отдает увековечению памяти российского путешественника.
К двадцатилетию гибели Смургиса Ла-Тремблад посетила липецкая делегация в составе писателя Валентина Баюканского, художника Николая Рогатнева и руководителя Липецкого библиотечно-информационного центра имени Смургиса Ирины Филатовой. Николай Рогатнев передал в дар французской стороне макет скульптурной композиции, посвященной Евгению Смургису, а Валентин Баюканский вручил свою книгу «Прогулки в закоулки», одна из глав которой рассказывает о жизни отважного путешественника. Мэр Ла Тремблада Жан Пьер Талье заявил, что «идея преодоления морской стихии и созданный художником образ Смургиса будут понятны всем морякам». Прошло пять лет: жители французского городка установили небольшой памятник русскому мореплавателю и пригласили на его открытие автора проекта, художника Рогатнева, но из-за нехватки средств он приехать не смог.
— Обидно, что не удалось побывать на открытии, — посетовал Рогатнев, — но главное, что французы чтят память нашего земляка. Значит, Евгений прожил не зря, став для всех нас героем.
[1] Северный Ледовитый и Атлантический.
