Прощаясь, я осторожно похлопал больного друга по плечу: «Поправляйся! Нам столько зорек еще нужно с удочками встретить!» Товарищ натужно улыбнулся и некрепко пожал руку. После сложной операции Володя боролся за жизнь, понемногу выбивая костлявую из захваченных плацдармов.
— Мы сделали все возможное, — на лету в коридоре провинциальной больницы выпалил лечащий врач. — Теперь многое зависит от воли пациента и его ангела-хранителя.
Цветущие липы у ворот стационара пахнули ароматом меда и необъяснимого оптимизма. Нечто внутри шептало, что день завершится какой-то приятной неожиданностью.
Шумные воробьи, цыгане птичьего мира, с азартом хлюпались в пыльных лужах; настырный ветер гнал похожую на колокол пунцовую тучу прямо на город. Близился дождь.
— Автобус на Харьков только что уехал, — кассирша равнодушно взглянула на меня поверх очковых линз. — Следующий через полтора часа.
Я вложил билет в карман рубашки и распахнул двери автостанции.
Глухие удары колокола, схожие с далекими раскатами грома, созывали прихожан на вечернюю службу в церковь где-то неподалеку. Я уверенно шагнул в сторону благовеста.
В неярком свете храма пламя зажженной свечи заиграло на окладе иконы Целителя Пантелеимона. Мне показалось, что святой отрок улыбнулся в ответ на мою мольбу о милости к болящему Владимиру.
— Паки, паки миром Господу помолимся! — ангельские голоса певчих прорезал зычный баритон священника. Я оглянулся на голос, показавшийся знакомым. Аккуратная бородка с редкими нитками седины, широкий лоб, рельефные скулы под живыми глазами рисовали портрет упорного и настойчивого человека.
Неужели он? Тот самый таксист и бывший валютчик? Как его имя? Дмитрий? Да, да. Мы его в семье еще Бородой называли. Правда, тот немного заикался, а этот читает молитву без запинки. У него еще на виске небольшое родимое пятно. Неужели мечты сбываются?!
Рядом чихнула свеча, и память унесла меня на четыре года назад.
— Такси у вашего подъезда, счастливого пути… — приятный голос телефонного диспетчера назвал марку и номер автомобиля.
— На Лысую Гору? — немного заикаясь, переспросил таксист с бородкой.
За рулем бородач усердно крестился на проезжаемые мимо храмы, шепча губами какую-то молитву.
Обычно водители нередко крестятся за рулем, через минуту матеря обгоняющие автомобили и сплевывая окурки в опущенное стекло. Но мой таксист создавал впечатление человека, много лет работавшего личным водителем патриарха.
Мы познакомились, и через неделю я позвонил Диме уже на его мобильник. Обстоятельства требовали срочного присутствия у одного из моих родственников.
— Вы, наверное, религиозный человек, Дима? — не удержал любопытства я в момент, когда автомобиль проезжал у главного городского собора.
— Да. Я староста православного храма, — Дима повернул голову в мою сторону. — К сожалению и поэтому — в воскресные и праздничные дни обслужить вас не смогу.
— Староста!? — я с интересом всмотрелся в профиль таксиста. Обычное лицо молодого мужчины с небольшим родимым пятном на правом виске. — Слышал, что старост выбирают в основном из родственников иереев. Вы из семьи священнослужителей?
— Нет, что вы! Родители обычные люди, — усмехнулся Дима. — В церковь меня привели другие обстоятельства.
Во мне ожил азарт писателя, и после нескольких подталкивающих вопросов Дима поведал удивительную историю его пути к вере.
В маленьком донбасском городке после закрытия шахты в 90-е найти работу невозможно. Даже на место технички в школе без блата или взятки не устроиться. А как жить, если в двадцать два ты женат, а кормить семью нечем?
Кто-то посоветовал Харьков. С женой и годовалым ребенком парень снял комнату в общежитии недавно обанкротившейся фабрики, а сам с утра и до ночи посменно вкалывал то реализатором, то грузчиком на центральном рынке. Тупая изнуряющая работа не приносила ни удовлетворения, ни достатка. Денег катастрофически не хватало.
— Слушай, Дим! — как-то в подсобке к нему подсел напарник. — А что если чейнджем заняться? Рискованно, конечно, но мешки таскать не нужно, а бабки те же. Если не большие.
Нужда — великий соблазнитель. Через неделю молодые люди уже стояли на известном всему городу пятачке менял у метро.
Ремесло кидал ребята освоили быстро, но еще быстрее поняли, что работать лучше честно. Развод клиентов — дело опасное. Даже у зашуганного старичка мог оказаться сын с приличным сроком отсидки. Однажды скорая увезла их нового товарища с шилом в боку.
Дышать стало легче, но зеленые бумажки постоянно источали запах риска и опасности. Риск ленив, но всегда голоден. Рано или поздно он выползает из берлоги, чтобы досыта наесться человеческих душ, а затем и плоти.
В жаркий день июля возле Димы скрипнули тормоза ослепительно белого мерседеса с открытым люком на крыше. Из автомобиля вышли два импозантных мужчины в дорогих костюмах. Узнав курс обмена, клиенты одобрительно кивнули и попросили Диму обменять украинские банкноты на двадцать тысяч долларов. Это стоимость семи однокомнатных квартир!
В обороте валютчика обычно крутилось не более пятисот долларов, а у Димы и того меньше. В таких случаях клиентов просили подождать или прийти немного позже, чтобы занять недостающую сумму у соседей.
— Приезжайте через три часа, деньги будут, — предвкушая солидный барыш, пожал руки клиентам Дима.
Через пятнадцать минут в бывшей будке автобусных диспетчеров рядом с входом в метро Дима и Боб — патрон здешних менял — принимали деньги от желающих поучаствовать в выгодном чейндже. Пришла даже группа кавказских обменщиков у другого выхода метро.
Клиенты приехали точно в срок.
— Баксы готовы? — спросил верзила с огромной печаткой на мясистом безымянном пальце и негромко кашлянул.
Дима вынул из барсетки толстую пачку банкнот, стянутую резинкой.
В ту же минуту четыре крепкие руки схватили парня и ловко впихнули в автомобиль. Мерс лихо рванул с места.
«Вот и конец. Господи, увидеть бы еще раз жену и Ксюшку», — мелькнуло в голове пленника.
Дима обреченно посмотрел в пространство люка. Сидящие на позолоченном кресте собора голуби, напуганные криками и свистом десятков менял, вспорхнули ввысь.
Птицы! Мой шанс! Резким движением пальцев Дима сорвал резинку с пачки и, привстав, с силой швырнул деньги в окошко люка. Подхваченные ветром бумажки зеленым конфетти взмыли вверх и медленно опустились на асфальт к ногам менял.
В ту же секунду парень осел от мощного удара под ребро. Лоб уткнулся в подголовник переднего сидения. От следующего тычка в затылок в глазах поплыли круги.
Парень очнулся от шлепков по щекам. За кружащимися мужскими лицами плыли стволы деревьев. Один, два, три... Целый лес.
— Как тебя зовут? — вопрос водителя, видимо главаря, окончательно привел парня в чувство.
— Дима...
— Лохов мы не мочим, Дима, — главарь зловеще скривил левую половину лица, — их свои потом за долги убирают. Но сегодня ты оставил нас без дербана. Такое я не прощаю. Правда, шанс у тебя есть. Тут одна капустинка обратно к нам залетела, — главарь поднял с переднего сидения стодолларовую купюру, плюнул в лицо именитого президента и прилепил бумажку ко лбу Димы.
— Виталик сейчас покажет, как десятку с одного выстрела выбивать нужно. Промажет — твое счастье, нет — не каждому выпадает честь покоиться в лесу.
Здоровяк с печаткой вытолкнул Диму на лесную поляну. Автомобиль заурчал и развернулся боком к жертве. В опущенном стекле мелькнули черное дуло пистолета и желтый блик перстня.
Дима закрыл глаза. Эхо выстрела приглушило шум отъезжающей машины. Парень долго не открывал глаз, боясь снова увидеть жуткое отверстие смерти.
Уже стемнело, когда незадачливый меняла появился на обменном пятачке.
В диспетчерской Боб выложил на стол двести долларов: «Это твои деньги. Остальные раздал ребятам по списку. Сотню из двадцати тысяч так и не нашли. Я к крышевым ментам заходил. Назвал приметы, номер и марку автомобиля. Но искать они отказались. Радуйтесь, мол, что на вас глаза закрываем. Хотя за бабки, которые мы отваливаем, могли бы и пошевелиться. Ты, Димон, в рубашке родился. А может, там, — Боб поднял указательный палец, — посчитали, что на земле ты еще для чего-то нужен. Иначе тебя бы пришили».
Дома заплаканная жена после разговора с родным дядей повесила трубку телефона: «Прошу тебя, не возвращайся к метро. Мне лучше размоченной лапшой питаться, но каждый день встречать тебя живым».
— А вот и Лысая гора, — Дмитрий повернул баранку вправо. — Я ее навсегда запомнил. Тот самый лес как раз за этим поселком начинается.
— А что было потом? — я указал рукой на предстоящий поворот.
— Дядька одолжил немного денег. На первых порах таксовал на чужой машине, сейчас на своей. Комнату в общежитии выкупил, да и соседскую тоже. Жена работает, жизнь вроде наладилась.
— А... — я на секунду притих, ища обтекаемое слово, — твое... заикание — от испуга?
— Да, — кивнул Дима. — Тот выстрел до сих пор меня за горло держит. Через месяц появились запинки речи, согласные тянуть начал. К каким только бабкам ни ходил — все бесполезно. Соседи посоветовали в церкви десять раз подряд причаститься. Стало лучше, но не до конца. Зато постепенно уверовал. Крест-то мне не случайно в люке показался. Он — мое окно во спасение.
Мечта у меня есть. В нашем храме диакон служит. Он никогда не одет в легкие одежды. Даже в жару после службы всегда в сорочке с застегнутыми на все пуговицы воротником и рукавами. В молодые годы сел по пьяни за хулиганство. Вышел на волю весь в татуировках. И лоскутка чистой кожи нет. В последний год отсидки приобщился к чтению святых книг. Проникся верой. Так и пошло. И я диаконом хочу стать, но невроз меня крепко к баранке приклеил. От заикания избавиться трудно. Да и деньги немалые нужны. А где их взять, когда детей учить нужно? Но правду говорят — где жизнь, там и надежда. Недавно в храме кто-то негромко меня окликнул. Оглянулся — Леша — тот самый парень, который меня в валютчики подбил. Заматерел. Лощеный такой с приятелем стоит. Оказалось, это его телохранитель. Леха теперь банкир. На работу приглашал в пункт обмена. У него их пять, а шестой на днях открывает. Но я отказался. Не мое это. Рассказал о проблемах. Леша меня после службы к известному психологу отвез и заплатил за лечение вперед. Профессор предупредил, что полностью излечиться вряд ли удастся, но результат может оказаться хорошим. Все зависит от меня.
— И как успехи?
— Пока промолчу, но сдвиги есть. Если поможет — напишу прошение на имя епископа о рукоположении в диаконы. Потихоньку готовлюсь к ставленическому экзамену...
Звуки колокола вернули меня в храм. У амвона священник благословлял мирянку. Я подошел ближе и обратился к батюшке, вкладывая фиолетовую купюру в его руку: «Вы могли бы помолиться о здравии моего больного друга?»
Иерей отступил на шаг: «Пожертвуйте лучше эти деньги на ремонт храма. А за болящего помолюсь. Назовите его христианское имя.
Он меня не узнал. Но это был Дима, теперь отец Димитрий. Сквозь серебро виска темнело родимое пятно.
Луч заходящего солнца преломился в луже за воротами храма, заиграв разводами на пластмассовом стаканчике нищенки.
— Как зовут вашего священника, мать? Давно он у вас? — брошенная мелочь звякнула о дно стаканчика.
— Отец Димитрий, — обрадованная возможностью поговорить затараторила пожилая женщина. — Из Харькова приезжает. Народ его полюбил и толпами валит, хотя у нас он чуть больше года...
Через неделю Володе стало лучше, а в сентябре я уже рыбачил с ним на Северском Донце. Недавно друг пришел в церковь просить батюшку Димитрия о молитвенной помощи для его матери. Но ему сообщили, что отец Димитрий у них уже не служит. Уехал в какой-то городок на Полтавщине возводить новый храм.
