(продолжение. Начало в №4/2018 и сл.)
Глава 13
Один встреченный мною в Нью Йорке немец пригласил меня к себе в гости в Тюбинген, когда я буду в Германии. Тюбинген в трех часах дороги на региональном поезде, и я в Германии. Ехать, или нет? Но у меня нет никаких других дел сегодня. Значит, еду! Мне нравятся эти региональные поезда, особенно тот, на который я сейчас сел. Он старомодный, тот, в котором можно спустить вниз окно, чтобы свежий летний воздух обдал ваше лицо. Мне это очень и очень нравится. Счастливый, словно ребенок, я сажусь и опускаю окно. Не могу дождаться, когда поезд уже начнет двигаться. В вагоне немного людей —всего 5 и я могу потянуться. Толстые люди любят потягиваться…
Наконец, поезд начинает двигаться, свежий воздух задувает в вагон, и я чувствую себя, как в раю! И вдруг немедленно наступает немецкое вторжение. Сначала 30-летняя женщина приближается ко мне и на ломаном английском просит закрыть окно. «Здесь такой сквозняк!» — говорит она. Откуда она знает, что я говорю на английском? Она, наверное, натренирована в Германской секретной службе. Она настолько сурова и безапелляционно, что я решаю не начинать Третью Мировую Войну из-за этого. Я предлагаю компромисс: наполовину открытo, наполовину закрыто. Она ничего не отвечает, и я принимаю это за согласие и наполовину закрываю окно. Через 1,5 минуты другая немецкая леди подходит. Эта выглядит лет на двадцать, сытая и здоровая, ухоженная и спортивная. Она хочет, чтобы я закрыл окно потому что «слишком холодно». Где она родилась? В Сахаре? Сегодня один из самых жарких дней в году. Что случилось с ней? Она требует подчинения её приказу. Я пробую поторговаться с 50% формулой. Она отходит и ничего не отвечает. Я прикрываю окно, но на четверть оставляю открытым. Вы думаете, все довольны? Нет! Ко мне подходит шестидесятилетний мужчина и на повышенных тонах спрашивает: «Зачем Вы это делаете?!»— Лебенсраум —жизненное пространство — отвечаю я ему. Теперь я знаю —Третья Мировая Война начнется в Германии в региональном поезде в прекрасный летний день в поезде Нюрнберг-Тюбинген. И все из-за окна.
Где-то между Нюрнбергом и Штутгартом в поезд заходят группки людей. Одна там, другая здесь. Молодые и нетрезвые. Я присматриваюсь к ним на случай их наступления на меня из-за на четверть открытого окна. Они не действуют в одиночку, эти люди. Что-то странное с ними, я даже не могу объяснить что именно… Я чувствую, что здесь собрались не индивидуальности, а скорее какой-то союз, в котором своя энергия, свои законы, как стадо баранов, или стая птиц. Вот группа мужчин, собравшихся на концерт. Все одеты в черные майки. А вот другая группа молодых людей, которые в течении часа обсуждают сиськи и беспрерывно пьют пиво.
Ко мне приходит мысль. Эти люди, немцы — они люди группы, экстремально стадные люди. Странно, но эти молодые подвыпившие создания в этом поезде дали мне ключ к пониманию мира, который я пытался разгадать какое-то время. Это мир НЕМЦЕВ. Как же мне раньше не приходило это в голову? Это и есть ФЕРАЙН. Это и есть стадность. Они думают коллективно, притянуты друг к другу, и составляют одно целое, что бы это ни значило. Да!! Будь они мюнхенские студенты, или молящиеся в церквях, или интеллектуалы в различных областях, художники, артисты, жители деревень. Это СТРАНА ФЕРАЙНА. Это открылось в моем мозгу неожиданно, дав мне возможность понять то, чему я был свидетелем в этой стране во время моего путешествия: немцы двигаются вместе, гуляют вместе, празднуют вместе, действуют вместе и думают вместе. Даже в мире медиа, которые скорее всего одни из самых развитых в Германском обществе. У них есть конференции, где они думают вместе. Мне кажется, что национальным символом Германии должна быть овца, а не орел. Я никого не хочу унизить — овца замечательное животное. Мне оно нравится.
Я в Тюбингене. Прощай, Бавария, здравствуй Баден-Вюртенберг. В Тюбингене имеется церковь (я прошу прощения за обращение опять к церкви. Это может быть оценено как филосемитизм). Эта церковь, кроме всего прочего, известна тем, что она посвящена памяти Холокоста. Одним из их мероприятий, к примеру, это организация Маршей Жизни в различных местах Германии, как напоминание об Маршах Смерти в нацистской практике, когда тысячи и тысячи жизней были отняты до конца Второй мировой войны. Только не думайте, что акцентирование памяти о Холокосте делает из них грустную группу людей. Наоборот, это своего рода праздник. Они поют и танцуют, они двигаются и качаются почти 3 часа подряд без всякой устали и изнурения.
Да, это еще один Ферайн. Стиль здесь напоминает американский евангелический. Они прыгают на месте, очень радостные и раскачивающиеся, как студенты йешивы в Израиле. Не каждый день можно увидеть белобрысых немцев, раскачивающихся как ультра-ортодоксальные евреи. Интересные тексты они используют, типа «Сегодня — это сегодня. Я не забочусь о завтра. Благодарю тебя, Господи!». Большинство людей здесь — это молодежь 20-30 лет. У них есть и книжный магазин, где они продают книги, к примеру, с таким названием — «Как Дети учатся Верить». На сцене демонстрируются 3 флага: Германии, Израиля и США. Из этого можно понять, что эти люди не с Кубы.
Наконец начинается церемония. Пастор длинно говорит критическую речь против западных СМИ, лгущих про Флотилию в Газу. Он говорит, что завтра делегация от церкви и он сам в её составе поедут в Израиль, где они уже арендовали квартиру на 2 недели. Они будут молиться за защиту Израиля. На входных воротах в церковь можно увидеть знак с большими буквами Free, в смысле бесплатно. Заходи и тебе не будет стоит ничего. Правда, деньги все-же собираются здесь, но в шляпу, идущую по рукам. Музыка сопровождает движение шляпы. Счастливые люди любят петь. Затем, по окончании музыки, пастор говорит речь о высоких ценах на апартамент в Израиле, поэтому просит верующих людей помочь. Опять звучит музыка и он покидает сцену. Верующие начинают подходить к сцене и класть на нее купюры по 20 и 50 Евро. Набирается большая кучка денег. Пастор заходит снова. Он говорит, что Б-г сказал ему, что ему следует ехать в Израиль и молиться Ему там.
Я чего-то не понимаю. Если Б-г и этот пастор уже разговаривали здесь друг с другом и у них хорошая связь, зачем Богу угодно, чтобы пастор ехал в Израиль и молился за Него там? Если я бы разговаривал с кем-либо по телефону и тот бы сказал, чтобы я поехал в Японию, чтобы завершить беседу, то я бы не торопился. Я решаю побеседовать с этим пастором с глазу на глаз. Интересно, как он мне объяснит это.
Его имя Джобст Биттнер и мы садимся с ним после службы, чтобы я мог в спокойной обстановке взять у него интервью. Он рассказывает, что его отец был во время войны в Северной Африке и как молодой человек был страстно увлечен Гитлером. Мать была членом БДМ (БУНД Дойчер Медхен)—женской ветви Гитлерюгенда.
Я спрашиваю у него, знает ли он почему Б-г сказал ему поехать в Израиль вместо того, чтобы закончить разговор в Германии. Он говорил, наверное, целый час, но ответа так и не дал. Я спросил его, в чем проблема, почему он не может дать прямой ответ? Он велел мне искать Иисуса. Я ему посоветовал искать Мохаммеда. И на этом наша беседа завершилась. Он казался парнем, который намерен делать добро для своей родины, желающий не жалеть на это сил. Но я все равно его не понимаю. Мое заключение: немцы иногда экстремально сложны, и это не зависит от их политических пристрастий.
Футбольный матч между Германией и Австралией должен вот-вот начаться, и церковь предлагает «Публичное наблюдение» за ним. Мои немцы хотят смотреть матч группой. Я присоединяюсь. Пока Германская команда забивает голы, евреелюбивая церковь звереет. Они поют песню, общий смысл которой сводится к «Мы хотим еще и еще голы!». Счет 2:0 в пользу Германии завершает первую половину игры. Толпа ликует. Время для пива. Все немцы пьют пиво, неважно — левые они, правые, или центристы. Затем наступает вторая половина игры. Немецкая команда продолжает наступать, а болельщики церкви орать. Звучат реплики: «Это было элегантно!», или «Немцы отличны!!» Откуда-то появляются флаги. По-видимому, люди хранили их в своих сумках на случай, если их команда победит. Некоторые красят лица или части тела в цвета флага. Поцелуи, объятия, очень громкие восклицания. Мои немцы счастливы, я оставляю их в этом счастливом состоянии и выхожу на городскую площадь. Похоже, что вокруг праздник, или даже оргия. Водители трубят сигналами повсюду, настолько они довольны. Люди танцуют на рыночной площади после полуночи. У них огромные немецкие флаги. Они целуют своих братьев-немцев. Они устраивают дикие пляски. Игра заканчивается 4:0 в пользу Германской команды и немцы сверх горды. Некоторые флаги больше, длиннее и шире, чем сами знаменосцы. Они прямо купаются в этих флагах. Экстремальные люди, эти немцы! И они любят свою страну. Глубоко. И из глубины их лёгких вырываются крики:»Дойчланд, Дойчланд, Дойчланд!!!» Они прыгают, и прыгают, и прыгают. Тут кто-то прыгает вокруг светофора, а три полицейских смотрят и смеются. Они тоже часть этой толпы. Чужие люди обнимаются и целуются снова и снова. Поглядите на размер этого флага. Он смог покрыть две кровати королевского размера. Хорошо быть немцем! Я иду к себе и спокойно сплю. Когда моим немцам хорошо, я тоже чувствую себя хорошо.
Поутру, когда я уже на ногах, я иду на встречу с Бруно Гебхард-Питчем, владельцем магазина, торгующего каким-то особым кофе, по особым ценам, также чаем, философскими книгами, био-напитками, дисками «Дети Солнца». Бруно — член городского совета и представляет Партию Зеленых. В Тюбингене Зелёные составляют 35% от всего совета. Это самое большое количество представителей в Германии. Бруно очень горд этим.
— Кто прекрасней — Швабские или Баварские женщины? —задаю я свой вопрос. Мужчина шокирован, он просто не верит своим ушам, он остолбенел от вопроса. В это время мужчина, одетый, как член Британского Парламента, заходит в магазин. Он работает в библиотеке университета, где один из студентов оставил пустую бутылку из-под пива на столе. Он спрашивает Бруно, не хотел бы он иметь эту бутылку? Я спрашиваю: намерен ли он продать её? — «Нет-нет» — звучит ответ—»Просто пустые бутылки не надо выбрасывать. Их надо сдать на переработку». Ну скажите, где еще на свете, кроме Германии, вы бы увидели озабоченного одной бутылкой из-под пива и несущего её Б-г знает откуда человека другому человеку из Зеленых, который знает, что с ней делать?
Если быть честным, эта правильность начинает пугать меня. Такие ПРАВЕДНЫЕ люди могут превратиться в зверей в одно мгновение. Слепы были те люди, которые не заметили наступающий Нацизм во времена Веймарской республики. Это ведь не слабая экономика повернула страну к Нацизму, а Веймарские люди со своей Праведностью, Добродетельностью. Я это знаю, т.к. встречал не одного из них, и не только в Германии… Такие люди есть повсюду и я всегда разочаровываюсь в них. Если я оказываюсь на их пути — они способны превращаться в сущих дьяволов в секунды. Я понимаю, что многие историки не согласятся со мной. Но я потратил многие годы, изучая Немецкую историю, особенно эру Третьего Рейха, и это мой вывод. Я мог ошибаться, но и другие также могут ошибаться. Но в любом случае я решаю, и записываю себе в память, что обязательно должен посетить Веймар. Но я еще не закончил с Бруно.— Кто умнее — Швабы или Баварцы?
Бруно, человек политкорректности, даже не трудится ответить на этот вопрос. — Вы очень ПК, были ли Вы всегда таким? — «Я был католиком, но был очень разочарован этим, когда подрос». — А этот магазин — Ваша новая церковь? Он смеётся, качает головой и затем говорит: «Может быть..».
Снаружи, на улице перед его магазином стоит тент с надписью «Доктора без границ». Тоже добропорядочные люди, как видно. Вообще этот город добропорядочных людей, по всей видимости. Тут я вижу Георга, молодого человека, кот. продает подписки на благотворительность. К примеру, Вы можете подписать договор, чтобы с Вашего счета в банке снимали ежемесячно 10 или 160 Евро и переводили на счет «Докторов без границ». Джобст продавал протекцию с Б-м, а здесь продается добропорядочность к людям. И люди из Тюбингена покупают. — Сколько Вы получаете, Георг, за эту работу? — «Я делаю это потому, что верю в это». — Ну все-таки, назовите мне Вашу цифру! — «550 Евро в неделю».
На сегодня мне достаточно интервью. Я гуляю вокруг, куря свои сигареты. Закончив одну пачку, я пытаюсь выкинуть её в мусорный бак. Но это не простая история в этом городе, как я вскоре осознал. Какая-то местная жительница, ловя меня в моем намерении, немедленно напоминает мне, что все, что имеет пластиковое покрытие, как в моей сигаретной пачке, должно быть вынуто и вместе с серебряной оберткой выброшено вон в тот желтый бак, пожалуйста. Нельзя выкидывать пустую пачку в один бак, только именно так, как она сказала. И она стоит рядом со мной, чтобы проследить, что я отделил эти части по правилам.
Я никогда не стану жить в Тюбингене! Эта нацистская дама уходит, но тут другая женщина возникает — мусульманка. Она интересна. Правда. Видели ли вы когда-либо, как женщина в бурке звонит по cellphone? Это надо увидеть хоть раз. Это сложная операция, скажу я вам, включает в себя несколько моментов: Приподнять вуаль так, чтобы она не касалась вашего лица, но и не открывала вашего лица, смотреть на цифры, но не давать свету телефона освещать ваше лицо снаружи, набирать номер, но не давать никому возможности увидеть ваши пальцы, затем перенести телефон к закрытому уху да так, чтобы черный материал не попал в него. Далее, скажи «алло», не повышая голосa, чтобы не возбудить мужчин.
Закончили разговор? Хорошо. Теперь надо спрятать свой телефон. Куда? В лифчик! Но не дай возможности никому это увидеть, т.к. грудь особо привлекает мужчин к совершению преступлений.
Эта женщина, по-видимому имеет ученую степень по использованию телефона в бурке. Наверно она получила её в Свободном Университете в Берлине. Иначе она бы не смогла исполнять все эти действия так ловко.
У меня возникает один талмудический вопрос, который меня занимает. Что говорит Закон, если вы живете в темном лесу, в очень глубоком месте, в самой темной его части. Нужно ли надевать бурку в этом случае, или вы покрыты деревьями и этого достаточно? НАДО СХОДИТь В ТЕМНЫЙ ЛЕС И Поэкспериментировать, и только тогда вывести правило. Я сижу в кафе возле ратуши, заказываю себе черную Кола Зиро и замечаю другую мусульманку, проходящую мимо. Но у неё лишь хиджаб и лицо открыто. Она идет за своим мужем-боссом, отставая от него на пару шагов. Она вся в черном, он — в короткой маечке и в сандалиях. Она потеет, а он хорошо себя чувствует. Я интервьюировал одну из этих женщин как-то. Она сказала, что испытывает гордость от закрытости. Она сказала, что ювелирные изделия тоже прячутся. Вообще-то мертвых тоже накрывают… но я не сказал ей об этом. По правде говоря на улицах Фатерланда очень много женщин в хиджабах. Это Средний Восток движется в западном направлении? Или я на самом деле в Газе?
Я так думаю и думаю, и обнаруживаю себя в Черном Лесу (Шварцвалд). На самом деле здесь так прекрасно, и я немедленно выдвигаю фатву, запрещающую ношение бурок рядом с деревьями. Да, моя фатва хороша! Гуляй себе по лесу, в самых темных местах и ты поймешь, что бурки тут неуместны. Олени — да, бурки — нет. Но, к сожалению, я не вижу ни одной дамы в бурках, гуляющих по этому Темному Лесу, по крайней мере в тех местах, где гулял я. Я чувствую себя пророком. Мы с тем Американским Пророком должны сформировать ассоциацию, Пророческий Ферайн. Мы были бы вполне прибыльны.
Здесь недалеко кто-то умудрился создать самые большие в мире часы с кукушкой. Я подхожу слишком поздно и поэтому вижу эти часы через окно. Нахожу их совершенно непрактичными. Ну, с ними нечего делать. Но они все-же ласкают глаз. Ухожу от часов прочь, т.к. знакомлюсь с симпатичным человеком по имени Иоханнес. Он приглашает меня к себе домой с ночевкой. У него прекрасный дом, весь из великолепного дерева. И он хочет разделить его с другими. И он очень любит готовить. Ну как я могу ему отказать! Он рассказывает, что его дед отказался вступать в нацистскую партию. Однажды нацисты пришли к нему и под дулами погнали из дома. 14 дней никто не знал, куда он пропал, а затем он появился с осунувшимся лицом и сломанным духом и повторял все время одно предложение:»Я никому никогда не скажу, что случилось!” И он-таки не говорил до конца своей жизни, которая продлилась много позже крушения нацистов. «Это, — объясняет Иоханнес своим гостям — история Германии. Немецкие люди были против нацистов, но они ничего не могли с этим сделать. И такие истории случались по всей Германии, в каждом доме, в каждой семье. Здесь была только часть членов СС, которая делала свое грязное дело». Пока Иоханнес объясняет гостям историю Германии, Черный лес заметно темнеет.
Частная компания, которую содержит Иоханнес, имеет прибыль в 6 млн. Евро в год. Это он рассказывает сам, как и то, что он любит евреев. Я люблю курицу. Она хорошо приготовлена.
Иозеф — 70-летний фермер. Я встречаю его на его ферме. Он симпатичный человек, говорящий на густом швабском диалекте. Он рассказывает, что всего 1 раз в жизни уезжал в отпуск на север и очень скучал по своей ферме и вернулся назад. — Есть ли что-то уникальное в Швабских людях по сравнению, скажем, с Баварцами? — «Швабы более тупоголовые, чем Баварцы, которые всегда счастливы. Если я когда-нибудь возьму отпуск, съезжу в Баварию».
Он работает по 8 часов в день, у него 30 коров и 40 телят. Он также занимается резьбой по дереву и демонстрирует, как работают станки. — «Молодые женщины сегодня ленивы», говорит он, пока я пробую его станки. — «Они хотят иметь работу в городе. Потому что в деревне надо работать и в выходные. Ведь животные не уходят домой в выходные. Вот почему мы привозим сюда в Шварцвалд польских женщин и женимся на них. Но через некоторое время польские женщины берут пример с немецких женщин..».
— Что самое главное в жизни, Иозеф? — «Деньги. Иметь их — это самое важное в жизни».
Август тоже фермер. Он живет в доме вместе с коровами. — «Слишком много работы и слишком мало денег» — суммирует он свою жизнь. — «Этот район раньше принадлежал Австрии — до 1806 года, а теперь Германии». Он Баденский человек, не любит Швабов и считает баденцев — лучшей породой в стране. — А ваша жена тоже Баденская? — «А кто же еще!» Эти два человека, два фермера — тоже невольные капиталисты Европы.
На дорогах, на каком-то расстоянии от ферм, располагаются различные постеры, где анонсируются коллективные наблюдения за Чемпионатом мира. Немцы любят использовать английское выражение «публичный просмотр», уж не знаю почему. Публичный просмотр — и все тут! Говорите что хотите про немецкий английский. Но не существует в мире ни одного Британца, или Американца, который бы сказал НЕТ «Мерседесу». А Мерседесы совсем недалеко тут. Пойдем?
Добро пожаловать в «Мерседес Бенц», г. Штутгарт. Манфред наш сегодняшний экскурсовод. Сначала он знакомит нас, туристов, с основами. Например: Эта компания заработала 78,9 миллиардов Евро чистой прибыли за прошлый год. Затем следует 10-минутное объяснение о настоящем названии компании. Даймлер, Бенц, Мерседес-Бенц, АГ. Он объяснил разницу между ними и какое из них верное, а какое нет. Затем нас посадили в автобус, который повезет нас на завод. Я решаю не ломать себе голову, расшифровывая какой именно автобус нас повезет: Даймлер-АГ, Даймлер-Крайслер, Крайслер-Даймлер-АГ, Даймлер Бенц, Бенц АГ, Мерседес-Бенц Даймлер, Бенц Даймлер АГ. Я отличаю только Форд. — Почему вы так сложны? — спрашиваю я у Томаса, служащего Отдела по Коммуникациям с Посетителем. Он призван помочь мне, если у меня возникнут вопросы. — «Потому что мы немцы», отвечает он. Бедный Томас не ожидал таких вопросов и заметно, что он хочет смыться. — » Я Вас встречу после тура, если Вы не против», говорит он. — ОК.
Тур начинается. Здесь делают моторы для А-класса. За сегодняшний день должно быть сделано 711 моторов. На данный момент, в 12:54, 291 мотор уже готов. До 11 часов ночи будут сделаны остальные. Здесь, на этом участке нет роботов, только люди. В этом туре не покажут роботов, а жаль… Мне нравятся роботы.
Я не знаю об остальных частях завода, но эта здесь напоминает мне картинки начала индустриальной революции. Очень депрессивное впечатление. Пол, конечно, чистый, но какой-то уродливый. И такова же и остальная часть этого цеха. Интересная деталь. Не в пример Заводу БМВ, здесь не увидишь праздношатающихся с кофе в руках. Да и лица рабочих никакой радости не излучают. — Вам нравится здесь работать, то, что вы делаете здесь? — спрашиваю я у двух молодых рабочих. — «Не особенно» — звучит ответ — «Но что мы можем поделать? Мы должны работать».
Манфред говорит, что курение запрещено на рабочих местах и в офисах, как и алкоголь. В заводском магазине не продается алкоголь. Томас подтверждает сказанное Манфредом. Но он еще добавляет, что причиной отсутствия алкоголя на этом производстве является и то, что компания не хочет задевать религиозную чувствительность тех рабочих, чья вера запрещает алкоголь. Это, конечно, экстремально политкорректно.
Чем дольше я нахожусь в этой стране, тем больше у меня появляется уверенности, что это общество слишком экстремально.
Надо будет подумать об этом, но не сейчас. Сейчас мне надо переговорить с Томасом.
— Как это могло случиться, что я не видел ни одного служащего с кофе в руках? На БМВ их много. — «Мы не платим рабочим за питье кофе». Мне нравятся короткие точные ответы. Сейчас я наконец вижу разницу между МБ и БМВ. А как, по его мнению, ответили бы сами рабочие на такой вопрос? — » Я этого не понимаю. Я работаю ради денег, а не ради наслаждений. «Наша цель — 100%-ное качество». — Значит, вас не волнует счастливы ли они? — «Меня? Нет». Пока мы говорим, мимо проходит хорошо одетый мужчина и Томас нервно переходит к нему. Его зовут Волкер Штаух. Он руководит 17000 служащими здесь. В Штутгарте он Большой Босс. Над ним никого нет. Его официальная должность называется Старший Вице Президент по Двигательным Операциям Мерседес-Бенц. Он ответственен за этот и за другие заводы по всей стране.
Хотел бы он немного поговорить со мной? — «С удовольствием. Я люблю журналистов».
Тем временем небольшая экспозиция, стоят определенные даты. Но я заметил, что не указана дата, когда компания выплачивала компенсации за подневольный труд во время Второй Мировой Войны. Я спрашиваю Волкера, знает ли он об этой дате. Он становится очень эмоциональным, когда отвечает на этот вопрос. ”— Моя мать жила в Польше и потеряла дом. Тогда это была Германия. Мой интерес в этом. Это моя история. У моей матери были довольно сложные ночи с русскими солдатами». — Но знаете ли Вы, когда компания выплачивала компенсации подневольным рабочим? — » Я знаю, что компания просила людей написать книгу о том, что произошло здесь, но деталей я не знаю».
Он эмоциональный парень, этот Волкер. Он любит свою маму. Никого нет лучше его мамы. Подумаешь, несколько тысяч умирающих тут, или там… Это его не заботит. Вот Мама ему важна. Мама есть мама. Надо спросить у моего Половина на Половину, говорят ли итальянцы об этом?
Я ночую в Штутгарте и затем направляюсь в Франкфурт, столицу Невольного Капитализма Германии. Куда же еще!
Глава 14.
Первым человеком, которого я встретил во Фракфурте, стал Хикмет — водитель такси. Он не прочь сходить на публичное смотрение футбольного матча сегодня после обеда, да только не сможет, к сожалению. Ведь сегодня пятница — день Аллаха и Хикмет должен пойти в мечеть к Нему. Ведь Аллах дает больше, чем ФИФА. — «У нас большая прекрасная мечеть во Франкфурте», сообщает мне шофер и с гордостью добавляет: —»И минарет у нас есть! Не то, что в Швейцарии, где минареты запрещены». Далее, он рассказывает, что намерен через 2 года вместе с женой вернуться обратно в Турцию.
— Носит ли Ваша жена хиджаб? — спрашиваю я своего лучшего друга — «Да, конечно» — А Ваша мать? — «Она тоже носит». Ну и бурку тоже? — «Нет, без бурки». — И Ваша жена тоже? — «Моя жена? С буркой? Нет, конечно». — А почему нет? — «Потому что этого нет в религии». — Что Вы имеете в виду? —»Бурка не упоминается в Коране». — А хиджаб упоминается? — «Вы имеете в виду..». — В каком месте в Коране упомянут хиджаб?
Хикмет смотрит на меня, как на нового имама Франкфурта. —» Вы знаете Коран?» — Да, отвечает «имам» Тувия. — «Да, действительно не упоминается». И он начинает доверительно смеяться, ну, как между мусульманскими мужчинами принято… Мы друг друга понимаем.
Я прощаюсь с Хикметом и иду встретиться с евреем. Потому что должно быть равновесие, как принято в ЕС. Пока я в Европе, считаю, надо поступать, как европеец. Мой еврей сегодня зовется Роман Халлер. Он — директор «Claims Conference, Successor Organization»(Конференция претензий,организация по Наследству) — Что такое Организация по Наследству?—»Поступление денег», коротко отвечает он. И поясняет, что они занимаются поиском собственности евреев до Второй Мировой Войны, после чего требуют компенсаций за неё. Затем он представляет себя: «Я родом из Польши, был вывезен оттуда маленьким ребенком. Не могу назвать себя и немцем после того, что Германия сделала с моей семьей. Кто я? Я — скорее гражданин Мюнхена, я — баварец, можно сказать. Я еврей и я баварец».
Я спрашиваю у Романа сколько денег выплатил Даймлер за свою деятельность во время войны и когда они уплатили эти деньги? Он ответил, что может уточнить это для меня, но насколько он знает лишь 15% евреев были среди подневольных рабочих Даймлера. Все визжат, что Евреи ограбили предприятие, а на самом деле бОльшую часть денег получили неевреи. «В своей «Claims Conference» мы имеем дело только с собственностью. И еврейская собственность должна вернуться в еврейские же руки. Точка». — А как насчет компенсаций евреям без собственности? Должны ли они продолжать получать компенсации, или это должно остановиться? Роман Халлер рад бы мне ответить, но только в том случае, если я перестану записывать. Я перестаю писать и он продолжает говорить. Но все, что он мне сказал не подлежит огласке. — «В конце концов, говорит он мне на прощание —Здесь, в Германии, антисемитизма меньше, чем в США». Я невероятно счастлив это слышать! Это ужасно приятная новость узнать, что ситуация в Германии лучше, чем там, в Нью Йорке, где я уже 30 лет страдаю от антисемитизма, едва оставшись в живых…
А снаружи его офиса, на улице громкоголосые группы людей, или Ферайнс, находятся в состоянии готовности. Они возбуждены. Пришло время для очередной победы Германии. Ферайн — действительно Объединение. Объединенные общей идеей, люди хотят вместе смотреть трансляцию матча. Сидеть у себя дома и смотреть тот же матч по тому же каналу и в то же время недостаточно хорошо. Нам нужно смотреть игру вместе с другими Германцами, с многими Германцами. Всем вместе.
Двигаться по улицам Франкфурта в день матча требует особой ловкости. Это прямо как спорт. Необходимо маневрировать в толпах возбужденных людей. Особенно тех людей, которые находятся рядом с местами демонстрации на больших экранах, например, на Россмаркт. Множество тысяч двуногих созданий, многие с флагами, уже настроились на старт. Я даже заметил, что у некоторых — сербские флаги. Будут ли они нарушать праздник? Люди, многие из которых приехали издалека, чтобы смотреть игру с другими, поют целые поэмы, вроде «Германия, Германия! Ты должна забить гол!» И внезапно, никто даже не заметил, как это произошло, Сербия забивает гол в немецкие ворота. Сербские болельщики восторженно вскрикивают. В конце концов, они — единственные, кто это делает на площади Россмаркт. Они осмеливаются это сделать, хотя находятся не в Южной Африке, а во Франкфурте, в Германии перед огромным ТВ экраном. Немцы же приходят в уныние, еще хуже, чем палестинцы в Газе. В перерыве между таймами какой-то человек с микрофоном в руке призывает людей быть веселее. Всего на один гол мы отстаем, напоминает он собравшимся. Напрасная трата слов и времени. Они все впали в депрессию. Вторая половина игры начинается, и Германская сборная все никак не забивает гола. Молодая женщина с цветами германского флага на лице отчаянно стирает их с лица и уходит.
Здесь находятся 10000 людей. Кто же они? С моей пресс-картой мне позволено идти на сцену, чтобы обозревать сверху эту толпу. Когда стоишь на сцене под большим экраном тысячи лиц проецируются, как странная картина. Выражения тысяч лиц превращаются в один лик молящегося человека. Некоторые на самом деле начинают молиться, глядя на экран… А я чувствую себя Богом. Они кричат в моем направлении, будучи прОклятыми приверженцами, какими они себя чувствуют. Те же, которые не кричат — молчаливое большинство, стоят без всяких эмоций, как деревья в Шварцвальде. Визуально это похоже на картину помешанного человека. Как бы то ни было, но мне трудно оторвать свой взгляд от них. Это волшебно по своей красоте и удивительно по своей уродливости — и все это одновременно. Невозможно продублировать это зрелище. Ни линзы, ни ТВ не способно передать потрясение этого момента. Страшно.
До моих ушей доходят слухи, и я не могу поделиться именем осведомителя, что эмир Катара будет сегодня во Франкфурте. И он остановится, разумеется в «Штайгенбергер Франкфуртер Хоф». Конечно, это замечательный отель. И в нем есть замечательные люди. И эти замечательные люди приветствуют меня как гостя этого отеля. Четыре бесплатных дня. Я даже удостоен чести небольшого тура, который проводит прекрасная дама — служащая отеля. Oнa показывает мне апартаменты Томаса Манна и разные потайные ходы в этом огромном здании. Да, апартаменты так названы потому, что этот человек там останавливался. Томас Манн, Эмир и Я — великолепный триумвират. Присутствие эмира, кстати — большой секрет. Я этого не должен знать. Когда я спросил у офисного служащего здесь, он немедленно спросил: «Откуда Вы знаете?», и тут же, спохватившись — «О, Господи, не я ли только что…?» — Нет, отвечаю я. Мы с эмиром близкие друзья!
Святая Троица расширяется, когда я встречаю четвертого человека — Патрика Биттнера. Этот человек для Вас. Он Шеф-повар. Шеф гостиничного французского ресторана. Он не только шеф-повар, но еще и бегун. Верите ли, этот человек каждый день пробегает 25 км. Не в своей машине, не на мотоцикле, не на яхте, а своими ногами. — Дорогой Патрик, что является Вашим девизом? Что-нибудь, чем бы Вы запомнились? — «Блюда подобны женщинам. Блюда надо лелеять и уважать». — Превосходно. Полномочиями, данными мне Зевсом, я прошу Вас ответить мне на вопрос: если бы Вам предложили выбирать — женщина, или блюдо, что бы Вы предпочли? — «Блюдо».— Когда Вы занимаетесь приготовлением блюда, беседуете ли Вы с Ним, спрашиваете ли у него совета? Разговариваете ли с едой? Зевс меня знает, поэтому не удивляется, как мне пришел в голову такой вопрос. Но как ни странно, Патрик тоже понял его.— «Да, конечно».
В отеле 41 номер. Президентский номер, если Вас это интересует, стоит 4600 Евро за ночь. А ресторан Патрика в этом районе — самый дорогой. Надеюсь, Вы не шокированы. Обед на двоих в среднем стоит 400 Евро. Вчера вечером, делится со мной один из обслуги, компания пришла на обед и потратила 3000 Евро. Вам наверно любопытно, что же эти ходячие банки едят? Хорошую еду, поверьте. Я знаю, т.к. сам ел. Это был подарок от Патрика. Вот, некоторые из блюд и напитков, кот. подавались в этот пятничный вечер в качестве лишь затравки аппетита:
Печень алсатианского гуся с бузиной, йогуртом и зеленым перцем.
К нему положено Монбазиллакское вино 2005 г. Шате Ле Трибаут из Франции.
Пойманная на удочку рыба Сент Пиер с картофельным пюре, грибами-лисичками.
К этому подается Рислинг 2006 г из Ноннберга, первого урожая в Германии.
Британский Палтус с молодыми артишоками и томатами.
Это подается с Грюнер Велтлинер 2004 г. из Австрии.
Официант сообщает мне, что рыбы только что поступили в Франкфурт. Еще 12 часов назад они спокойно плавали во Франции. Этот человек заставляет меня думать о себе, как о каннибале. Но я съедаю их все равно.
В продолжении: Седло оленя с кольраби, гороховыми тартеллини и Мексиканской подливой.
Это сопровождается Хоте-Коте де Нутс из Франции. Я уже упомянул, что все это лишь часть обеда. Имеются различные сладкие блюда, разные вина, различный хлеб и, разумеется, различное масло на хлебе.
Каковы были блюда? Что сказать… если существует рай, то Патрик является главным шеф-поваром Рая. Еда не только потрясающе вкусна, но имеет вид картины. Все блюда, как различные картины. Чарлз Шуманн называл это «продуктовым дизайном». Но мне это нравится. Я не каннибал, а едок музейных картин, только эти картины еще и вкусные. Не удивительно, что Эмир Катара ест здесь. И еще Оскар. Вы знаете Оскара? Оскар — богатый человек, очень богатый, шепчут мне на ухо официанты. Оскар смотрел игру и был свидетелем проигрыша Германии. Это привело его к плохому настроению и к стремлению к выпивке. Он появился в ресторане Франкфуртер Хоф в дорогом костюме минус обувь. Обувь он потерял по дороге где-то. Богатые люди легко переносят потери, как мне кажется. Как же удалось ему добраться сюда целым? — «Это мой дом», говорит он. «Нет в мире лучшей еды, чем здесь».
Я выхожу на улицу, чтобы закурить. Разумеется, внутри запрещено курить. Как в Дахау. Высокий человек движется прямиком к огромному стенду с изображением Евро возле Европейского банка. Ему лет 50-60. Вдруг он останавливается возле мусорного бака. Он вытаскивает пустые бутылки и складывает их в пластиковый мешок. Этот человек достиг дна. Этот контраст между этим безымянным человеком и Оскаром, между имущим и неимущим не поддается описанию. Где я? Во сне?? Когда я проснусь? И где? В Штайгенбергер Франкфуртер Хоф, естественно.
В отеле имеется заведующий по завтракам. Я раньше не знал, а теперь знаю это. Кстати, он меня знает. Знает все про меня, — «Вы постриглись», говорит он мне, пока я потягиваю свой ягодный сок. Это для меня сюрприз. Откуда он знает мой привычный стиль волос? Он что, мой близкий друг, а я забыл об этом? Или он член моей семьи, а я просто не знал об этом? Может он мой молчаливый бизнес-партнер по Голдман Сакс и другим еврейским медиа-холдингам. Но ни то, ни другое, ни третье не является правдой. Просто он менеджер. Штайгенбергер Франкфуртер Хоф, к вашему сведению, обязан знать своих клиентов. По утрам он получает список клиентов, где сказано кто есть кто, включая фотографии, и он должен быть готов обслуживать самых взыскательных клиентов. Нет, не волнуйтесь. Эти люди не имеют ничего общего с разведывательными службами. Они лучше.
Если бы правительство США проконсультировалось с людьми из Штайгенбергер Франкфуртер Хоф перед тем, как послать войска в Афганистан и Ирак, они были бы более удачливы.
Я сижу здесь часами, развлекаясь глупыми мыслями, вроде этих, пока меня обслуживают и кормят. Весь мой мир сейчас все больше и больше сосредоточился на вкусе и обслуживании. Вчера я узнал, что каждой рыбе подходит определенное вино. Сегодня каждый мой укус сопровождается отдельным напитком. Я люблю учиться! Абдул — мой следующий учитель. Он сидит со мной на улице, мой новый богатый приятель и наслаждается сигаретой. Абдул очень интересуется политикой. Некоторые, вроде меня — тоже. Он из Калифорнии и он читает много о Ближнем Востоке. Это последняя в мире тема, которую мне хотелось бы обсуждать сегодня. Но Абдул хочет.
— «Мне нравится премьер-министр Нетаньягу», говорит он. «Он сильный лидер, а в этом районе нужны такие».
Я побывал в Германии достаточное время и ни разу не слышал подобных мыслей здесь, даже средне приближенным к ним. Что происходит с Абдулом? Я пытаюсь прощупать его. Внешне он похож на президента Обаму. Красиво говорит, темнокож, прекрасно одет, умно аргументирует. — Ваше имя Абдул? — «Да, это мое имя». — Вы должно быть единственный Абдул на планете, который думает так. Что заставляет Вас..». Слушайте», перебивает он меня — «У меня есть два кузена на Ближнем Востоке. Один — еврей, другой — араб. Иногда один кузен прав, иногда — другой. На сей раз прав мой еврейский кузен. Вы должны быть упорны, чтобы выжить в этой части мира».
А я размышляю: Почему так много мыслей зависят от места нашего жительства? Почему большинство Немцев не мыслят, как он? Почему многие американцы не думают, как немцы? Все мы думаем, что мы независимые мыслители, но так ли это? Я смотрю на Абдула и спрашиваю себя почему я не встретил ни одного Гюнтера, который думал бы также?
Иногда реальность слишком сложна, чтобы её принять. Может, мне сходить в Франкфуртский оперный театр на «Дафну» Рихарда Штрауса, которая идет как раз сегодня вечером. Я сажусь рядом с японцем, который спрашивает меня не намерен ли я посмотреть постановку «Дафны»? Я поражен. Откуда он знает?
Итак, «Дафна». Тема любви и смерти всплывает здесь, как и на других сценах этой большой страны. Музыка волшебна, оркестр бесподобен, хотя поведение этих оперных певцов на сцене совершенно неубедительно и досадно. Но в общем — я получаю удовольствие.
Я иду обратно в свой лучший в мире отель. На моей кровати нахожу шоколадку и лист с историей на ночь. Каждый вечер мы получаем новую. Мы — члены Клуба, моего маленького Ферайна. Маленький совет для вас, члены моего Ферайна: если вы находитесь в этом отеле, то ночью не зверствуйте особо. Никому не говорите, это только для вас: эти прекрасные кровати в номере имеют колеса. И, если вы ведете себя беспокойно, то не удивляйтесь, если наутро обнаружите себя в другой стране. Разве что если с вами ваш паспорт. Ведите себя спокойно. И оглянитесь в поисках завтрака, что я и делаю в данный момент. Член обслуживающей команды, один из агентов разведки, подходит ко мне и говорит:» Поскольку Вы еврей..». — Кто я?? — «Мне дали информацию о вас» — О, конечно, — » — и, как подсказывает мне мой опыт с членами мусульманской общины, я не стану предлагать Вам бекон». Я слушаю это и пытаюсь спрятать эти колбаски и другие сомнительные продукты, которые я положил на свою тарелку несколько минут назад. О, это так трудно быть евреем! Но да, это также и увлекательно одновременно. По крайней мере иногда. Я продолжаю есть и пить в течении 2х-3х часов. Почему нет? Это моя гимнастика на сегодня, где я тренирую мышцы рта.
Как только я справился с утренними упражнениями, я иду на встречу с Франкфуртским финансистом «Банк оф Америка Меррил Линч». Это то, что написано на визитке. Примерно так же достоверно, как «Даймлер Мерседес АГ». Карточка содержит и имя финансиста, но я пока воздержусь его назвать, т.к. сначала должен получить разрешение на интервью от Банка оф Америка Меррил Линч. Это особый процесс, который включает в себя посещение трех департаментов. А пока я назову этого человека вымышленным именем, скажем, Джорж. Джордж не родился в этой стране. Но он начал свою карьеру много лет назад и на сегодняшний день является одним из топ-менеджеров БОАМЛ. Ну, не самым-самым, но близко к верхушке. Если ему захочется, он может купить здание на другой стороне улицы. Но это ему не нужно. Пока.
— Что для Вас жизнь? — — «Вы знаете Томаса Манна? Так он задавал этот вопрос..». — Но Вы бы могли быть более оригинальным в ответе, не правда ли? — «А я избегаю ответа?» — Да, конечно. Итак, что для Вас жизнь? — «Как банкира?» —Можем начать и с этого. — «Моя работа очень сложна. Она занимает бОльшую часть моего времени, включая и выходные. Это сложный бизнес. У нас большая конкуренция. Это трудно, но интересно». — А какова цель? Делать деньги? — «НЕТ». — А что же тогда? — «Получать удовольствие». — Работать по выходным — это удовольствие? — «Я еще не сказал Вам о другой вещи». — Интересно послушать. — «Вчера у нас было большое парти. Мы ехали на огромном автомобиле в аэропорт, и там я виделся со многими людьми, которых знаю и люблю. В последние выходные меня посетили друзья из-за границы, которых я не видел десятилетия. Сегодня вечером я буду играть в гольф. А на следующей неделе я собираюсь рыбачить на мух. Вы знаете, что это значит рыбачить на мух? Это, когда искусственную муху насаживают на крючок. Когда у меня выдается свободное время, я рыбачу полдня. Это здорово! Еще я смотрю оперы. Музыка важна для меня, как и литература. Но все это ограничено моей работой. Чтобы вести такой образ жизни, нужны деньги». — Но у Вас достаточно денег, чтобы вести этот образ жизни даже если Вы пропускаете работу в этот самый момент сегодня, верно? — «Да».
— Так какова же цель на сей раз? — «Основная цель — это делать деньги для вкладчиков». — Давайте я перефразирую свой вопрос. В чем азарт? —» Обогнать Джей Пи Морган». —Что?? — «Они — самые лучшие. И мы хотим обогнать их. Быть номером один». — И всё? — «Пока мы не обгоним, а там видно будет». — ОК. Давайте оставим кампании в стороне на момент. Поговорим о Вас. Вы заработали много денег, не правда ли? —»Да». — И Вы хотите больше? — «Да». Сколько нужно заработать, чтобы было достаточно? Когда Вы остановитесь и скажете себе — мне достаточно? — «Вы задали мне трудный вопрос». — Когда Джордж скажет — Достаточно!? — «Я не скажу Вам этого». — Вы — миллионер? — «Да, я миллионер, но таких миллионеров миллионы. Мне нужны деньги для разных вещей. Для семьи. Для родственников, которым хочу помочь». — Я уверен, что Вы уже отложили достаточно денег для этих целей. Разве нет? — «Да» — Тогда чего вы хотите еще? Почему продолжаете работать? — «Я хочу изучить новый язык. Еще хотел бы поступить в университет и взять курс по музыке».
Трудно поверить этому человеку. Верите ли вы ему? Наверно, поэтому я не миллионер. Я не могу отвечать на вопросы, как Джордж. Целый семестр стоит 500 Евро, а этот человек рассказывает, что должен работать, чтобы иметь возможность оплатить обучение. Мне это нравится!
— Сколько у Вас подчиненных? — «Ни одного». Не обманывайтесь. Джордж — не уборщик в Банк оф Америка Меррилл Линч. Совсем нет. — «На моем посту нет подчиненных. Все они виртуальны. — Вы руководите Ай-Падами? Нет. — «У меня есть клиенты. Вы встречаетесь с ними и создаете команды». — Кто же Ваши клиенты? — «Сименс. Люфтханза». Да, Вы — птица высокого полета. Вы делаете тонны денег. —»Да, это так». — И Вы не скажете мне сколько денег достаточно? — «Нет». — Еще недостаточно? — «Еще нет». —Эмир Катара тоже стоит на этом. Ему всегда недостаточно пока. И Вам тоже. Джордж смеётся словно ребенок, которого поймали за поеданием запрещенного продукта. Он указывает на велосипед на улице,напротив нас.—»Видите? Это мой «Порше». Я начинаю жалеть его. — У Вас нет автомобиля? — «Нет». —Правда? — «Правда». — А у Вашей жены? Джордж смеётся. —»У неё маленький Мерседес». Этот человек испытывает меня. Что он теряет? Это часть игры.
Джордж должен идти. Сегодня, в Воскресенье пополудни у него корпоративное собрание, которое он должен посетить. — » Так Вы смотрели вчера «Дафну?», спрашивает он, прежде, чем покинуть меня. — » У него сомнительное прошлое». говорит он, имея в виду Р. Штрауса, человека, который посвятил песню Иозефу Геббельсу и одновременно приложил огромное старание, чтобы защитить свою невестку-еврейку. А я-то думал, что сегодня обойдусь без евреев и нацистов. Но Джордж сразу убил двух зайцев для меня. Вот что случается, когда вы встречаетесь с финансистом во Франкфурте на Майне в Воскресенье. Он уходит, и я ухожу. Он — на свое корпоративное собрание, а я иду на Россмаркт.
Играет Италия против Новой Зеландии. Никаких Германских флагов сегодня, сорри. Игра кончается ничейным счетом 1:1. Я направляюсь в ближайший Мак Доналдс, заказываю блюдо и кофейный напиток латте и усаживаюсь за внешний столик, чтобы поглотить результат моего расхода в 4 Евро. Человек, сидящий рядом со мной, явно соскучившийся по паре ушей, начинает разговор со мной. Его зовут Херр Краус и он любит путешествовать. Это его хобби. Он родился в Берлине в 1936 году и он не может вспомнить видел ли он когда-либо эсэсовца или гестаповца. — «Я рос во время войны и не видел никакой другой реальности. Для меня все вокруг было нормой. Но я все-же запомнил бомбежки союзных войск. Мой отец говорил мне, что Рим будет молится за нас. В этом заключалось мое религиозное образование».
Мне же интересно увидеть, какое образование молодые германцы получают сегодня. Для этого на следующий день я навел справки и остановился на двух Франкфуртских школах. Первая — это Свободная Школа для взрослых. Это место для неудачливых мальчиков и девочек — тех, что обречены посещать различные школы, которые гарантируют им в будущем получить низкооплачиваемую работу. В этой большой стране существует очень сложная формула, которую моя маленькая голова не в состоянии воспринять. Но эта формула определяет в какую школу вам следует идти. Один тип школ дает навыки, чтобы потом стать доктором, другой тренирует вас на техника, а третий будет учить вас, как испечь питу или чистить туалеты. Ну не буквально, конечно, но более-менее такова эта система.
Ученики здесь вдвойне несчастны. Не только из-за туалетной части образования. Так случилось, что они попали в отсев даже по части чистки туалетов. Положительный момент в их судьбе заключается в том, что эти мальчики и девочки решили вернуться в школу. Нет, они не получат здесь так называемый Абитур (Аттестат), который положен для Ферайна Счастливых мальчиков и девочек. Но они получат второе улучшенное образование и шанс учиться еще, и возможно в будущем получить почему-либо Абитур. Скорее всего из них не получатся «Джорджи», ни Волкеры, ни Отто, ни Половина на половину, ни Гельмуты Шмидты. Но эти люди хотят бОльшего, чем они имеют теперь, они мечтают о бОльшем, они пытаются бороться с системой.
Сегодня день тестов. Устный экзамен. Если они сдают его —могут продолжать, если нет — вылетают. Через несколько минут эти ученики покажут, что они знают и чего не знают комиссии учителей — судьям. Все судьи белые. А экзаменующиеся представляют мозаику из черных, белых и кого-то среднего. Если они получат оценку 6 и выше — они проваливаются. Лучшая оценка — 1. Объективно говоря, вам надо быть очень близко к 1. Предмет — история. А детали на их усмотрение. Первый ученик собирается рассказать о Восстании в Варшавском Гетто. Я спрашиваю его, не еврей ли он? — «Нет». отвечает он.— «Но эта история много для меня значит». ОК. Это свободная страна.
Глядя на судей, этот подросток говорит об евреях и о том, что немцы с ними сделали. Белые немцы слушают рассказ иностранца о Немцах, т.е. о Них. Это так театрально! Лучше любого театрального спектакля, виденного мною здесь. Это театр Абсурда. Я не понимаю плакать ли мне, или смеяться, когда я сознаю то, что делает этот ученик. Он меняется местами с судьями и становится обвинителем судей… Поклонник Варшавского гетто получает 2 с минусом. Следующий ученик, пожалуйста! Его тема Вторая Мировая Война. Что творится у него в голове? Вторая Мировая? Не мог найти чего-нибудь попроще? Конечно, но это его выбор. Он выдает правильные факты, вроде истребления евреев. (Невероятно! Но я слышу эту тему опять!) Но затем он быстро перескакивает на конец войны. Россия, говорит он, закончила войну. Только ли Россия? —спрашивает судья. — «Думаю, что Америка тоже». — И это все? — «И Китай». Ну, этот парень должен бы получить 9 по крайней мере. Но одна из судей, последняя из Могикан, не позволит ему провалиться. Её зовут Инес, она либеральная женщина, из тех, кого редко можно встретить. Она не либерал, как ваши либеральные политики, из тех, кто позорит звание ЛИБЕРАЛ. Она Либерал в прямом смысле этого слова. Она верит, что Каждый Человек заслуживает иметь шанс в жизни, даже наш открыватель Китая. Он заслужил высокую оценку потому, что «осуществил свою презентацию очень уверенно». Она наверно шутит… Нет, она совершенно серьезна. Она — редкий вид птицы человеческой породы. Она борется против каждого лишнего пункта. И, несмотря на то, что вы не согласны с ней, с её аргументами, вы твердо знаете, что Фатерланд (Отечество) счастливо иметь её своей Дочерью. Она выигрывает. Мальчик с китайским открытием получает 4 с минусом. Полный атас!
Вторая школа, в которую я попадаю, это Вёлершуле. Ученики здесь лучшие из лучших. И они так и выглядят. Ухоженные, упитанные, с хорошими манерами, хорошо одетые и достойные своего будущего. Я сижу в классе и это урок Высшей Математики. Понятно, что они умнейшие из умных, будущие Шмидты, Шейхи, Иенсы. Но не Половина на половину. Потому что это со всех сторон германские Немцы. — «Так случайно попалось», рассказывает мне учитель. — «Обычно классы более смешанные». — А как же так случилось, что этот класс не такой? — «Это потому, что здесь математическая группа». Да, конечно. Как же я не догадался! ЧТОБЫ Быть ПО-НАСТОЯЩЕМУ УМНЫМ, надо быть белым. Я смотрю на этих экстра-удачливых ребят и спрашиваю у них: Кем бы вы хотели стать, когда вырастете? После двухминутной тишины (они явно не подготовлены к такого рода вопросам) я слышу первые звуки: — » Я хочу быть свободным». — Быть каким? — «Свободным». — Свободным делать что? — «Все, что я хочу». — Хорошо. А что ты хочешь? — «Быть свободным!». — И все? — «Да».
Я думаю, он должен получить свой Аттестат Сегодня. Сейчас —в эту же минуту. Тут налицо математическая обоснованность всего сказанного, показательная дифференциация. Этот светоч должен быть признан! Этот ребенок — чистый гений! Не то чтобы я понял его, но разве много людей понимает гениев? А вот другие ответы. Ученик 2: «Болезненной экспрессией наполовину со смехом». Ученик 3: «Я не знаю». Ученик 4: «Я хочу быть доктором». — О, понятно. Каким доктором? —»Доктором… э, доктором». — Дантистом? — «Нет, не дантистом». — Психиатром? — «Может быть». — Гинекологом? — «Может быть». Я не прихожу ни к чему. Поэтому меняю вопрос. —Нравится ли вам в этой стране? — «Да, здесь ОК». — звучит один голос. — Ну, а если случится война между Германией и Францией, кто из вас пойдет воевать, чтобы защитить Германию? Ни один не отвечает. Это неожиданно. Но я не должен удивляться. — «Это не Америка», объясняет мне один мальчик. — «Мы же не американские ученики, которые должны клясться в верности каждое утро».
Как хорошо, что я приехал в Германию, чтобы узнать, что я делал каждое утро в Нью Йорке. Что-то, чего я никогда не знал.
Неожиданно раздается голос: «Мой прадедушка был машинистом во время войны. Он был на службе у нацистов. Я не знаю, возил ли он людей на смерть». — «А мой дедушка был в СС», говорит другой. Чтобы остановить эту психическую атаку, я спрашиваю у них: —Может, это причина того, что вы не пойдете защищать свою страну? — «Да. Это наша история». — Думаете ли вы много об истории? — «Да». — Почему молодые люди, вроде вас, думают о войне, которая кончилась так давно? Это потому, что ваши учителя показывают вам слишком много деяний во время изучения Холокоста? — «Нет, совсем нет! Наоборот». Один ученик со страстью в голосе возражает мне в присутствии учителя: «Наши учителя не учат нас достаточно. Лишь цифры и даты. Они не идут вглубь. Они не рассказывают нам, что же в реальности происходило. Мы хотим знать больше». Это то, что я не знал о молодых немецких учениках. Но чтение бумаг — это одно, а реальность — что-то другое. Остальные ребята дружно кивают головами, пока тот мальчик говорит. И тут другой добавляет от себя: «Они не рассказывают нам, как это произошло, почему это произошло». — Показывают ли они вам лишь цифры и статистику, не беспокоясь о том, чтобы вдаться в детали того, что в реальности произошло? —»Да, это то, что они делают». И я рассказываю им историю о войне, образец того, что произошло в этой стране задолго до того, как они родились. В то время молодых женщин из БДМ (бунд дойче мейдел) учили, чтобы они не пользовались дезодорантом и помадой, т.к. их изобрели евреи. Для чего евреи это изобрели? Нацистские теологи аргументировали это так: Евреи рождаются уродами, и они регулярно издают странную вонь. Немецкая женщина, которая с рождения прекрасна, пахнет натурально и хорошо. Поэтому она не нуждается в искусственных ингредиентах. Ребята смотрят на меня в оцепенении. Затем они говорят: «Наши учителя должны нам рассказывать такие вещи». Их учитель сидит рядом со мной. Он шокирован и пристыжен. Он глядит на своих учеников, потом на меня и говорит: «Я этого не знал». Да, я теперь не смеюсь над ними за их мечту БЫТЬ СВОБОДНЫМИ. Когда я покидаю школу, единственной моей мыслью является — Я ЛЮБЛЮ ЭТИХ ДЕТЕЙ.
Я могу выглядеть немного психопатом…После того, как я повидал тех замечательных детей, мне предстоит увидеться с наркозависимыми от героина. Не просите меня объяснить, почему.
В том месте, куда я пришел, героин легален. Это правительственная программа, по которой наркоманам разрешается колоться героином, который предоставляет государство.
Человек в офисе рассказывает, что «100 человек плюс-минус 5 получает свой героин каждый день, а 100 других получает лечение метадоном». Самому юному из лечащихся здесь — 23, а средний возраст — 40. Все, кто приходит сюда, пробовали другое лечение, но безрезультатно. Они приходят до трёх раз в день и получают позволенную дозу (максимум 900 мг в день) и колются сами.
Вернер Хайнц, человек, ответственный за психологическое социальное обслуживание здесь, говорит, что очень важно для этих людей чувствовать, что они не изгои общества. Многие из пациентов по словам Хайнца начали употреблять наркотики в 12-13 лет и таким образом «их биография остановилась».
— Мне кажется, что в Вас должна быть психологическая необходимость работать с этими людьми. Что же это?
— «Я чувствую интеллектуальный азарт от работы с ними. — А еще? — «Политически я пришел с левого фланга общества. Во мне сидит злость. В 1968 г. мне было 16 лет и этот год оказал на меня влияние. Ранние работы Маркса также оказали влияние, и я стал чувствовать сочувствие к Третьему Миру. Конечно, Третий Мир далеко, но их коллеги находятся здесь и это люди, зависимые от героина.».
Вернер также рассказывает мне, что когда люди начинают употреблять героин, то ими движет желание испытывать то, что нормальному человеку в Гималаях удается испытывать в результате 20-летней постоянной медитации. Проблема в том, что эффект первичного потребления героина исчезает, но остается ужасная зависимость.
Доктор Хамид Зокаи, который работает психиатром здесь, заходит в комнату. — Почему Вы здесь? — «У меня был ряд персональных проблем, временами переходящих в персональный кризис».
Мне это нравится! Нет ничего интересней, чем когда психиатр делится с вами своими невротическими, или даже психозными секретами. Мое лицо светлеет и я выгляжу, наверное, как ребенок, получивший, наконец, мороженое. Вернер же, увидев мое счастливое лицо, предупреждает др-ра Хамида, что все, что он скажет, будут читать многие немцы. Др. Хамид задумывается об этом и решает не говорить больше о себе. Жаль. Вернер, со своими мечтами о Третьем Мире вселил в сердце др-ра Хамида богобоязненность. А я потерял первоклассную персональную историю сегодня! Но у меня нет времени думать об этом — время идет. Один из наркозависимых входит в здание… но в это время звонит мой телефон. Это «Джордж» из Банка оф Америка Меррилл Линч. Ему надо послать письмо в Лондон, рассказывает он мне, чтобы получить разрешение Секции Жалоб, чтобы он мог беседовать сo мной от своего имени. Ответ придет через сутки, и скорее всего я не смогу использовать его имя. А если вопрос получит положительный ответ, то лучше бы мне не использовать упоминания Банк оф Америка Меррилл Линч. Что бы я предпочел?
Я советую ему не посылать письма в Лондон. «Хорошо, значит Вы не называете моего имени, но название банка остается. Увидимся завтра!» — Понял, мр. Джордж.
Для записи: Ни «Джордж», ни Банк оф Америка Меррилл Линч с секцией Жалоб не употребляют героин.
А теперь обратно к наркоманам. Они уже здесь. Здесь имеются «станции», через которые эти люди должны пройти прежде, чем получить свою дозу. Сначала они заходят. Они должны оставить свои мешки, если они у них с собой. Затем они проходят тест на алкоголь. Если выпили — поворачивайте назад. Это уважаемое место для трезвых. Трезвый — шагай вперед в следующую комнату, битте. Тут они получают свою порцию. Но это не всё. Вместе с героином им даются очистительные материалы. Вы должны почистить себя, а также ваш уголок после того, как все будет сделано!
Наркоманы — не праздные покупатели. У них нет времени. Они спешат. Очень целенаправленно, как тигр, у которого не было пищи в течении месяца, наркоманы бросаются к столику и немедленно принимаются за дело. Закатывают рукав, расстегивают рубашку, или спускают штаны, в зависимости от их предпочтений получения грез. Некоторые предпочитают колоть себя вблизи интимных мест — чем ближе, тем лучше. Очень концентрированно, даже больше, чем астроном —ученый, изучающий луну, или дальнюю звезду, они проверяют место с веной. Затем — укол. Дальше — более пожилой человек, он предпочитает колоть себя в ляжку. Вот женщина, предпочитающая колоть в место интимных волос… Каждый со своими привычками, со своими предпочтениями. И, наконец, дело сделано! Приведи в порядок свою одежду, убери мусор и следуй к следующей станции, закрытой секции. Здесь они могут курить, расслабиться, поговорить, или медитировать с духом. Они должны находиться здесь определенное время прежде, чем им разрешат уйти.
Каждый шаг процесса очень точен, как мотор Даймлера. Точно и вовремя. Никого из них никто не контролирует. Героин контролирует. Он их хозяин. Они — его рабы. Но вы бы никогда этого не узнали, если бы встретили их на улице. Они выглядят нормально. Ну, не как банкиры, но нормально. В этой Столице Безвольности, в этом углу среди городских зданий живет самое огромное Безволие, которое бывает в жизни. Это конец пути. Следующая остановка где-то на луне.
Томас, наркоман в годах, расслабляется в данный момент. — «Это место», — говорит он — «спасло мою жизнь». Он рассказывает мне, что начал иметь дело с героином в 16 лет. — «Мои друзья тогда были художники, музыканты. Это было в Мюнхене. Хорошая музыка тогда писалась под влиянием героина. Я не был артистом, но мои друзья были. И я начал с ними и с тех пор не останавливался. Я попадал несколько раз в тюрьму. Я воровал — не у людей, а у корпораций — и попадал в тюрьму. Я продавал дозы на улицах и был пойман. В Мюнхене, когда я был в тамошней тюрьме, мне не давали героина. Даже метадон не давали. Они дали мне кодеин. Это было не просто. Кодеин давали, чтобы успокоить меня. А если у меня нет героина, меня тошнит и мне надо мочиться каждые 20 минут. Я был в тюрьме в разных местах суммарно в течении 11 лет. Но теперь мне хорошо. Я прихожу утром — получаю свою дозу и иду на работу. Я работаю в зоопарке. Я обязан выполнять общественные работы по решению суда. 3000 часов. Я работаю с гориллами — кормлю их и чищу. Потом я снова прихожу сюда получить свою дозу. После этого я иду есть свой ленч. Он стоит мне 1 Евро. Довольно много еды. Это государственная программа, очень хорошая. После еды я направляюсь к своим гориллам и возвращаюсь сюда к 4:20. Люди работающие имеют возможность приходить так поздно. Я получаю свою дозу и иду в парк, где встречаюсь с друзьями, играю с ними. К ночи я возвращаюсь в свое жилище и иду спать. Вот уже 3,5 года так. Государство оплачивает стоимость аренды моей квартиры, а также еду. Ну, и героин, конечно. Мне не надо продавать допинг. А сейчас мне надо получить свою вторую половину, извините меня. Я принял только первую половину». Вот так. Целая жизнь, целая биография от А до Я человека по имени Томас.
Когда ты впервые видишь это, все проносится мимо вас. И вы продолжаете жить дальше. На улицах Франкфурта видишь проституток и женщин в хиджабах, финансистов и попрошаек. Все они смешиваются между собой. Стоит прекрасный день. Природа великолепна. Нет ни облаков из пепла, ни дождя. Я болтаюсь по улицам и глазею на витрины. Вот небольшой кошелек в модном магазине всего за 500 Евро. Я не уверен, но возможно это его цена на распродаже. Некоторые люди используют кошельки, чтобы хранить в них свои деньги, другие же используют деньги, чтобы освободить кошельки. Все зависит от того, сколько вы получаете. Это Франкфурт, Германия — местоположение Европейского Центрального Банка. Это то место, где за правильную сумму все ваши сладчайшие грезы становятся сахарной реальностью. И вдруг меня ударяет внезапно, как ночной кошмар, вид отверстий в телах мужчин и женщин с их оборванными биографиями, которые проходят мимо моих глаз. Они всё не выходят у меня из головы, они, как мыши в клетке. Люди превращаются в привидения и не оставляют меня теперь. Спустя несколько часов, как я оттуда ушел, они возвращаются, чтобы охотиться на меня. Они задевают самые укромные уголки моего сердца, частей моего тела. Они затемняют любой свет, который есть во мне. Они требуют внимания и они хотят умереть вместе со мной. Они не предлагают мне выхода и я не могу вытолкнуть их из себя силой своих мускулов, ибо они в моем сознании, моей душе. Они ходячие мертвецы. Если у них и есть что сказать или научить меня, то это будет ужасный мессадж: ЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ ЖИЗНЬ НИЧТОЖНА. ЧУТОЧКУ ЖИДКОСТИ В НАШУ СИСТЕМУ — И ГЛЯДИ — МЫ ПОЛНЫЕ УРОДЫ. МЫ СДЕЛАНЫ ИЗ СУМАСШЕДШЕЙ ПЛОТИ, И ЭТО ВСЕ, ЧТО У НАС ЕСТЬ.
Я пытаюсь убежать от них, или заставить их покинуть меня, но это нелёгкая задача. Мое сердце раскрывается к ним, независимо от того, насколько пустыми и невзрачными они являются. Но я знаю, что я не в силах помочь им. Эти машины невозможно починить. Вы не можете превратить мышь в орла, даже во Франкфурте. Я покидаю Франкфурт! Я сажусь в поезд, везущий меня из него.
Были ли вы в Наухейме? Когда люди разочаровывают вас, попробуйте очаровываться зданиями. Виллы. Старинные виллы. Наухейм благословен большой коллекцией разнообразных вилл. Эти дома так прекрасны, что хочется их съесть, хочется облизывать их фасады. Если окажетесь в кризисе, который будет казаться больше вас самих, попробуйте Наухейм, прежде чем начнете накачивать себя другой жидкостью. Бедный Наухейм, как его официально назвали, заработал еще и звание Ди Гезунтхайтштадт (Город Здоровья). Дуйте в трубы, дети! Почему нет? И поднимайте свою плату за обложку соответственно где и когда только можете. Разумеется, каждая вещь для здоровья здесь стоит денег. Градирбау, или Салине, как называют это местные жители, является интересной инвестицией: Капающая вода на три ветви, встроенные в огромную стену. Не спрашивайте меня почему, но местные жители думают, что это улучшает их дыхание. Я пробую дышать. Я сажусь, курю сигарету и наслаждаюсь звуком зря текущей воды. Это эксперимент. Я не преуменьшаю его. Я знаю точно, что когда окажусь в Сахаре, то точно буду скучать по этим звукам. Бедный Наухейм — денежная фабрика. Здесь вы должны платить за все и за ничего. Но, правда, они не берут денег за прочесывание улиц. Это хорошо для меня. Прелесть этого места выталкивает заколотых героином мышей из моей головы. Когда ночь наступает, я еду в Бутзбах. Слышали о таком? Это городок. Симпатичная точка на карте. Я останавливаюсь у Фарах. Фарах — женщина-персиянка, которую я когда-то встретил в Тунисе. Ей не нравился Аятолла Хомейни и она уехала в Германию. Она не была в Иране много-много лет, но она гордится быть иранкой. Она рада жить в Германии, но она не дает жителям Германии особо высоких оценок.
«Они oчень прямолинейны, эти немцы» — говорит она — «и даже когда делают ошибки, они тоже прямолинейны». У Фарах имеется много поговорок. Афоризмом дня можно назвать следующее её высказывание: «Немцы думают, что они убивали евреев, а на самом деле они убивали себя». Или: «Немцы — это такой тип людей, который не любит быть самим собой».
Кстати, Фарах питает слабость к евреям. Поскольку финансовый кризис расходится по миру, она спрашивает у меня: «Что будет с евреями?» А я спрашиваю её: а что такого особого должно случиться с евреями? — «Теперь все свалят на евреев», отвечает она. — На евреев? Почему на евреев? Она смотрит на меня, словно я окончательно свихнулся. — «Они же финансисты!» — говорит она.
Опять евреи, и снова евреи каждый день. Мне кажется, что за всю мою жизнь я настолько не чувствовал своё еврейство, как здесь в Германии. Я приехал в Германию, чтобы находить немцев, но получилось, что они находят меня.
Кто сказал, что у немцев нет чувства юмора? Кто бы это ни был, он ошибался. Кстати, мой финансист «Джордж» — совсем не еврей. И он готов встретиться снова. В конце концов, он мне должен один ответ-пояснение на мой вопрос — что им движет? Мы встречаемся, ну конечно же, в кафе Штайгенбергер Франкфуртер Хоф. Да, я вернулся во Франкфурт.
— Итак, почему Вы работаете так тяжело, чтобы зарабатывать деньги? Что Вами движет?
— «Шахматы», говорит он. «Игра. Это — игра. Не покер, а шахматы. Это сложная игра, необходимо умение. Это очень увлекательное дело. Я не делаю это для денег, я делаю это для игры. Конечно, когда удается заработать миллион-другой — это хорошо. Но счастье не в этом, счастье в обнаружении способа обскакать другую сторону».
— Почему же Вы не играете в шахматы в Клянмарктхалле (местный рынок), здесь недалеко во Франкфурте? Мне было бы любопытно посмотреть на Вас рядом с колбасами и фрикадельками, а также с курами. Я могу заказать шахматный столик для Вас, хотите?» Очень смешно. Я должен Дойче Банку какие-то суммы денег за мою частную собственность. Мне нужны деньги, понимаете?» — ОК. Давайте начистоту. Сколько зданий Вам необходимо иметь?
«Джордж» смотрит на меня, словно видит Ленина. Но я не он, клянусь. Я не знаю ни одного слова по-русски. «Джордж» обладает ясным умом. Мы говорили о разных вещах, его острый ум, его аргументы всегда в точку. За исключением этой проблемы. Почему же он так комплексует по этому поводу? Я чувствую после долгого разговора с ним, что движет им жадность, но он не может позволить себе признаться в этом. У меня есть время, ведь я не работаю на Банк оф Америка. Почему же не использовать своё время, чтобы помочь беспомощному Невольному Европейскому Капиталисту? Я пытаюсь повести его в обещанный рай. — Повторяйте за мной: Я — «Я» — просто жаден. — «Я бы не сказал» — Почему нет? —»Я бы почувствовал себя низко».
Он не отрицает свою жадность, но он не может признаться в ней, т.к. будет чувствовать себя жалким. Я говорю ему об этом и спрашиваю не ужасный ли фрейдистский сон тому виной. «Джордж» смотрит на меня так, словно я настоящий дьявол.
Да, я знаю, что употребляю понятие Капиталист и Невольный Капиталист часто. Но это не из-за меня, а из-за того, что продолжаю слышать это в различных вариантах: я — это Капиталист, т.к. прибыл из Нью Йорка, а немцы всегда что-то вроде Социалистов, потому что… Просто потому что. Используя ту же логику, Джордж» — своего рода Социалист, в то время как я — чистейший Капиталист. Что-то в этой картинке выглядит смешно. Да, я знаю, что владею Голдман & Сакс, АТ& Т, Мэйсис, Верайзоном и Американ Эрлайнс и еще контролирую всю внешнюю политику правительства США. Но я сомневаюсь также, что война в Ираке стоит моей судьбы!
В беседе с «Джорджем» о финансах я не прихожу ни к чему, поэтому решаю сменить предмет разговора. Какая-то зловещая тишина установилась между нами, между жадным американцем и правовым европейцем. О чем же поговорить? И я решаюсь остановиться на любимой теме — немцы. — Что Вы думаете о немцах? Вы прожили здесь столько лет. — «Немцы склонны к консенсусу, в большинстве своём не слишком очаровательны, не слишком склонны к юмору, неповоротливы и тяжелы, ужасно организованы, прекрасные инженеры, не натуральные финансисты, склонны к экстремизму и многие из них продемонстрировали врожденную жестокость». — Ого-го!! А что-нибудь хорошее? — «Они создавали фантастическую музыку и литературу». — А что вы понимаете под склонностью к консенсусу? — «Все должно решаться консенсусом. Между боссами и подчиненными, между компаниями и профсоюзами. В любом сегменте общества немцы всегда всё решают совместно».
У меня мелькает мысль поделиться с ним моей Теорией Ферайнов. Но нет пока. Мне надо еще проверить и доказать её правоту прежде, чем объявлять миру. «Джордж» уходит «делать деньги», а у меня в голове застрял вопрос: Что это за сильное стремление, стремление к деньгам, которое делает всех нас одержимыми? Самым вероятным местом на земле, где можно было бы найти ответ на этот вопрос, находится в храме денег — местном отделении биржи, не правда ли? И я направляюсь туда — во Франкфуртскую финансовую биржу.
Я очень обязан хорошим людям из Дойче Бёрсе, как это называется здесь. Они были столь добры ко мне, что разрешили мне находиться здесь не в составе туристской группы с их жвачками и бесконечным кликаньем на своих дигитальных аппаратах. Я получил так называемый частный тур по этому заведению. Мне требуется время, чтобы помедитировать над Всемогущим Евро. Я хочу присоединиться ко Всемогущему Евро, я хочу родиться заново, чтобы услышать Его Глас, призывающий меня тотально посвятить себя Ему. Для этого мне требуется спокойное окружение.
Я также благодарен им за то, что они отпустили охранника, чтобы я не чувствовал его охранного дыхания за мной. Я молюсь за Него: Будь благословен Всесильный Евро, да будет возвеличено Имя Твое. Этажом ниже, подо мной, у меня открывается великолепный вид на то место, где армия Всемогущего располагается, т.е. брокеры. Многие из них покинут это место примерно через пару лет, когда машины смогут выполнять большинство их функций. Но сейчас они здесь и каждый занимается торговлей различных акций. Один занимается акциями БМВ, другой — Сименса и т.д.
Дай-ка я взгляну на солдат Его Величества. Вот один — слева, рыщет в сети, другой — справа, использует свой iPhone, третий пьет кофе, а атлетического сложения парень смотрит — ну конечно! — футбол. Две дамы что-то живо обсуждают. Помимо служения армией, здесь наблюдается большое шоу. Огромные электронные дисплеи повсюду вокруг демонстрируют разные символы акций, но это чисто театральные трюки. Никто из брокеров и не смотрят на них. Брокеры, каждый из которых имеет 6 экранов и 2 клавиатуры на своих дисплеях, даже бы не заметил, если бы большие дисплеи потухли бы, или поменяли бы программирование на Иврит или древнегреческий язык. Но театральность хороша для денег. Несколько медиа организаций располагаются со своими торговыми точками здесь же: DW-TV, CNBC, Reuters u DAF прямо передо мной, среди других. Глядя на на них с моей позиции, на самом деле хочется смеяться — насколько дешево это все, но по ТВ, вероятно это выглядит великолепно.
Вот чего здесь не игнорируют, так это флаг, вернее много флагов Германии. Они повсюду — на стенах, на креслах, на столах. Германия любит себя и брокеры дают знать об этом.
Я заинтригован брокерами и хочу с ними поговорить. Но я наивен. Мне объясняют, что прежде, чем иметь возможность говорить с брокером, нужно получить разрешение банков, которые их наняли.
Вот этого я не понимаю. Почему банки так боятся прессы? Наверно они хотят, чтобы я не переработался… Что-ж, я просто наблюдаю за этой кухней подо мной. Корреспонденты команды Немецкого ТВ вступают на пол Биржи. Они получают двух человек — мужчину и женщину и располагают их рядом. ТВ-команда, состоящая из двух женщин, говорят о своих пожеланиях тем двум. Они заставляют брокеров вскинуть руки с большим пальцем кверху. Итак, два больших пальца поднимаются разом вверх. Затем они просят мужчину вскинуть два больших пальца, а затем и женщину проделать то же. Они смотрят в экран и решают, что не годится. Тогда пусть господин поднимает оба больших пальца, а стоящая рядом женщина изображает широкую улыбку под своими блондинистыми волосами. Да, вот это хорошо! И телевизионные дамы передают в эфир об «спонтанном везении» с поднятыми двумя большими пальцами на бирже. Таковы Новости. Я чувствую неловкость за немецкую нацию. Они смотрят телевизор и думают, что все это происходит в реальности, а на самом деле это лишь шоу, «Подневольное ТВ».
Мужчина из пресс-офиса присоединяется ко мне. Я спрашиваю у него сколько всего флагов вы выставляете здесь, показывая на все вокруг. — «О, это только сегодня, во время Чемпионата Мира» — отвечает он мне — «Обычно у нас ни одного не увидите. НАША ИСТОРИЯ, ПОНИМАЕТЕ ЛИ… Мы же не Америка». О, мои Германцы! Почему вы столь экстремальны? Неужели вы не можете занять какую-нибудь срединную позицию наконец-то? Мне выдают зеленую игрушку — быка. Это мило. И я выхожу оттуда. Я еду к Фарах, чтобы попрощаться с ней и поблагодарить её за гостеприимство. Она показывает мне старинный Коран, фамильную ценность. Она говорит, что ислам, который преподносится сегодня, даже не упоминается в этой книге. Коран — это духовная книга, и она помнит насколько просветленные лица были у старейшин, когда они изучали его когда-то в Иране. Но те дни прошли и теперь она в Германии. —»Я чувствую себя, как Еврейка» — говорит она мне. — «Немцы говорят, что уважают меня и мою культуру. Но на самом деле они и не пытаются её понять и осмыслить. Они просто говорят… Я понимаю их культуру, но они даже не утруждают себя, чтобы по-настоящему понять мою. Для них я иностранка, независимо от того, что они говорят. Я знаю. Фарах знает что говорит, Фарах знает людей».
Я прибываю на главный вокзал Франкфурта, чтобы сесть на поезд, который идет куда-нибудь. Флаги повсюду, и люди их покупают. Три цвета у флага, и все они земные, горячие, серьезные и обреченные, упрямые и почти совсем ясные. Может ли кто-либо объяснить мне про эту страну на простом английском языке? Кай Дикман, издатель и главный редактор Билд — самой большой газеты в Европе, как мне объяснили, хочет дать мне возможность поспрашивать его. Итак, моя цель — ответы. И я еду в Берлин.
(продолжение следует)
Оригинал: http://z.berkovich-zametki.com/2018-nomer8-9-tenenbom/
