Часть первая
Полемические заметки о том, как знаменитая «охотница за нацистами», победившая канцлера Германии, президента Франции и «лионского мясника» Клауса Барби, не устояла перед искушением, согласившись стать кандидатом в президенты от красно-коричневатых, в который уж раз в жизни попала под перекрестный огонь и вновь подвергается незаслуженным поношениям со всех сторон, включая достойных уважения людей, а также почему Германия с таким трудом избавляется от своего нацистского прошлого. Многие повороты и подыстории этой удивительнейшей истории безусловно стоят того, чтобы прочитать этот длинный текст от начала и до конца!..
Первоначально эта статья задумывалась несколько иначе, не дискуссионной, а скорее информационно-исторической. Но события последних дней, оставившие у меня крайне неприятный привкус, заставили изменить первоначальный замысел. Так бывает, когда люди, которых Вы привыкли уважать и чьим мнением дорожите, вдруг совершают нечто такое, что вызывает за них жгучий стыд и острое неприятие.
Первым из этих людей является Михаэль Штюрценбергер, заместитель председателя партии "Свобода", глава баварского отделения этой партии, бывший спикер дочери Франца-Йозефа Штраусса и баварской министерши Моники Хольмайер, талантливый публицист, борец с исламом, друг Гирта Вильдерса и Израиля (что важно знать в контексте данной темы). Его непримиримая позиция по отношению к исламу, который он считает нужным запретить на территории Германии, привела к расколу в партии и выбыванию из нее целого крыла партии во главе с Кристианом Юнгом.
Второй - известнейший, талантливейший и остроумнейший немецкий писатель-публицист и теледокументалист, высмеивающий пацифистские, юдофобские и исламофильские настроения и потому вызывающий к себе дикую ненависть всего левого и исламистского лагеря, по происхождению - польский еврей, Генрик Модест Бродер, с которым я состоял некоторое время в эпизодической переписке. Случай, описываемый ниже, - первый, когда я с обоими категорически не согласен.
Знаменитая Пощечина
Как я уже писал, кандидатом в президенты Германии сразу от четырех парламентских партий на досрочных выборах 18 марта стал Йоахим Гаук. Левая партия выдвинула собственного кандидата на этот пост. Это 73-летняя немецкая журналистка и известная "охотница за нацистами" Беате Кларсфельд. Она-то и является героиней этой статьи и одновременно камнем преткновения.
Беата Кларсфельд, урожденная Кюнцель, довольно знаменита, и не только в Германии и Франции, куда она приехала в 1960 году работать в качестве Au-pair, а затем секретаршей в одной немецко-французской молодежной организации.
С этой должности ее уволили, когда она напечатала в газете статью, направленную против бундесканцлера Кизингера - бывшего высокопоставленного нациста, пропагандистского деятеля риббентроповского МИДа, отвечавшего среди прочего за координацию с Геббельсом. В правлении организации сидели бывшие нацисты. Эта неудача не сломила ее, напротив, с этого момента Беате решила посвятить свою жизнь борьбе с бывшими нацистами, разгуливавшими на свободе. Первым почувствовал на себе ее хватку тот же самый Курт-Георг Кизингер. О его прошлом Беате узнала из прессы, а в мае 1968 года заказала независимую экспертизу о его деятельности в годы войны у историка Ханса Буххайма.
Вслед за этим она появилась в Бундестаге и во время речи Кизингера закричала ему: "Наци, убирайся в отставку!". После этого ее арестовали и отправили в участок, но к вечеру выпустили. В следующий раз она появилась 7 ноября того же года на съезде ХДС, тайком пробралась к трибуне, сзади подошла к Кизингеру и окликнула его. Когда он повернулся, Беате Кларсфельд со словами "Наци! наци!" нанесла ему звонкую пощечину, которая вошла в историю.
На этот раз ей устроили быстрый процесс и приговорили к году тюрьмы. Однако благодаря международным протестам срок вскоре заменили на условный. К тому времени Беате Кларсфельд была замужем за сыном румынских евреев и гражданином Франции Сержем Кларсфельдом, адвокатом и историком, на многие годы ставшим не только ее мужем и отцом двух ее детей (старший сын Арно-Давид является сейчас личным советником Саркози), но и соратником по борьбе. От него она узнала то, что от нее скрывали, когда она училась в школе, как говорит сама Беате Кларсфельд, и о чем в те времена в Германии не принято было вслух говорить и писать. Отец Сержа погиб в Освенциме; перед арестом он успел спрятать жену и детей в узком проеме между стеной и шкафом, где подручные Алоиза Бруннера (того самого, будущего заместителя Эйхмана, после войны спрятавшегося в Сирии и работавшего на спецслужбы Хафиза Асада) их не нашли, а сам вышел навстречу эсэсовцам и убедил их, что кроме него в квартире никого нет. Так Арно Кларсфельд спас свою семью ценой собственной жизни.
Когда Беате после тюрьмы возвратилась в Париж, в подарок она получила 50 алых роз от знаменитого писателя Генриха Бёлля.
Бездарный писака (несмотря на свою смехотворную нобелевку в 2005 году) и клоун с юдофобским душком писатель Гюнтер Грасс, которого Штюрценбергер в указанной выше статье представляет как чуть ли не соратника Кларсфельд, поскольку он тоже выступал против Кизингера, подверг Бёлля критике за этот поступок, после чего Белль демонстративно прислал Беате еще 50 роз. Генрих Белль воевал на восточном фронте и описывал свои военные переживания с беспощадной точностью (за что тоже получил нобелевку, но не липовую, а настоящую). Грасс же служил в Ваффен-СС и скрывал свое эсэсовское прошлое до 2005 года, нагло лгал, что этого никогда не было и стал чуть ли не главным резонером левой тусовки, поучая всех и вся.
Вскоре после тех памятных событий 1968 года, а именно в 1969 году, прошли выборы в Бундестаг. Мелкая леворадикальная партия "Акция демократического прогресса" выдвинула Беате Кларсфельд кандидатом в одном округе с Кизингером. Это стоило ему множества голосов на выборах, на которых ХДС не сумела достичь абсолютного большинства и лишилась благосклонности СвДП, перешедшего на сторону СДПГ, войдя с нею в коалицию, после чего Кизингер потерял и пост председателя собственной партии.
Клаус Барби, Курт Лишка и компания
Пощечина Кизингеру была самым эффектным поступком Кларсфельд, однако отнюдь не главным. Более того, Беате Кларсфельд и ее мужу удалось вывести на чистую воду стольких нацистов, добившись их депортации и судов над ними в Германии и Франции, что меня просто поражает, почему пресса всегда так много внимания уделяла работе Симона Визенталя и так мало - работе супругов Кларсфельд.
Удостоилась Беате Кларсфельд и горячей признательности и дружбы со стороны еще одной весьма знаменитой немецкой антифашистки - Марлен Дитрих, о чем речь ниже. Но произошло это после самого громкого дела четы Кларсфельд, которое они считали главным в своей жизни: Беата и Серж в течение 15 лет выслеживали бывшего шефа гестапо в Лионе Клауса Барби, выследили его в 1972 году в Боливии и добились выдачи "лионского мясника" из Боливии во Францию, где он предстал перед судом. Когда боливийские власти отказывались его выдавать, Беате приехала в Ла-Пас и приковала себя цепью перед бюро Барби. Затем она связалась с бывшим соратником Че Гевары писателем Режи Дебреем, и вместе они начали оказывать давление на президента Франции Миттерана, чтобы он потребовал выдачи Барби; с Дебреем же она планировала и похитить Барби, когда вопрос с выдачей застрял на много лет.
Клаус Барби вступил в СС в 1934 году. В 1941-42 годах был членом отдела по еврейским вопросам в Гааге. В ноябре 1942 года Барби занял пост начальника гестапо в Лионе, руководил IV секцией полиции и служб безопасности.
До 1944 года Барби был ответственным за пытки и убийства активистов Сопротивления. Ему были инкриминированы массовые убийства в Сен-Жени-Лаваль, депортация еврейских детей Изье, а также массовые расстрелы в тюрьме Монлюк. Клаус Барби отличался крайней жестокостью. Незадолго до окончания войны он переехал в Германию.
В 1947 году Барби стал агентом американской армейской разведки CIC. В 1951 году эмигрировал в Боливию под именем Клауса Альтманна и получил там гражданство. В ноябре 1952 года Барби был заочно приговорен к смерти за преступления против мирного населения и активистов движения Сопротивления в Юрских горах. В ноябре 1954 года Барби был еще раз приговорен к смерти за массовые убийства в Сен-Жени-Лавале и расстрелы в тюрьме Монлюк. После войны Барби, помимо работы на CIC, стал еще агентом западногерманской разведки BND по кличке "Адлер" ("Орел"), которая и помогала ему скрываться. Что и неудивительно: BND была создана после войны из бывших работников SD
бывшим шефом гитлеровской контрразведки Райнхардом Геленом, после войны перевербованным ЦРУ и возглавлявшим BND до 1968 года; сотрудничество BND с Барби продолжалось до 1967 года, когда он получил от этой спецслужбы выходное пособие в 1000 марок.
По инициативе Беате и Сержа Кларсфельд в Изье был сооружен мемориал еврейским детям - жертвам нацизма. Они выпустили также серию книг, среди которых была Книга памяти, в которую занесены имена 80 тысяч жертв преследования евреев во Франции в годы нацизма, они опубликовали фотографии 11400 депортированных еврейских детей и сумели убедить руководство французской железной дороги провести передвижную выставку, посвященную депортации евреев в лагеря смерти, на 18 вокзалах Франции. Как ни странно, гораздо труднее оказалось организовать подобную выставку в Германии, шеф железнодорожного ведомства Хартмут Мехдорн много лет противился этому, то выдвигая в качестве предлога соображения безопасности, то утверждая, что выставка должна проходить в железнодорожном музее в Нюрнберге, а жующим на ходу пассажирам, дескать, не до этого, но в конце концов вынужден был сдаться.
Поимка Клауса Барби считается самой успешной операцией четы Кларсфельд, но были у них и другие акции, еще более опасные. Так супруги предприняли попытку похитить и перевезти в Париж, чтобы предать в руки французской юстиции, нацистского преступника Курта Лишку, ответственного за депортацию в лагеря смерти 76 тысяч французских евреев. Оберштурмбанфюрер Лишка с 1935 года был главой еврейского отдела берлинского гестапо, работая на пару с Генрихом Мюллером (тем самым, из "17 мгновений весны"), затем - главой кельнского гестапо, а после оккупации Франции - главой парижского Зипо, СД и гестапо, занимавшихся депортацией евреев, тем не менее, до 1979 года он спокойно разгуливал на свободе, работал прокуристом в Кельне под собственной фамилией, хотя во Франции был заочно приговорен к пожизненному заключению. Разгуливали на свободе и другие нацистские преступники, многие из них входили и в госаппарат.
Попытка похищения Лишки не увенчалась успехом. Вначале она сорвалась из-за большого количества прохожих перед его домом; во второй раз Серж Кларсфельд со своим приятелем схватили Лишку под руки и пытались засунуть его в машину (по неопытности они арендовали двухдверную вместо четырехдверной), третий сообщник огрел Лишку палкой по голове, однако похитители недооценили силу двухметрового гиганта, которому удалось вырваться и вызвать полицейского, после чего незадачливые похитители ударились в бегство. "Все-таки мы не моссадовцы", улыбалась Беате Кларсфельд, вспоминая эту историю. Вернувшись в Париж, Беате публично взяла на себя ответственность за попытку похищения. После этого в немецкой прессе начали появляться статьи о Лишке, но уголовное дело было открыто в Кельне не на него, а на нее.
Тогда Беате сделала очередной неожиданный ход: добровольно явилась в кельнскую прокуратуру с папкой документов о преступлениях Лишки и в сопровождении жертвы Лишки - бывшего узника концлагеря Рафаэля Файгельзона в лагерной робе - и заявила: либо вы арестовываете его, либо меня. Прокуроры предпочли второй вариант и быстро впаяли ей два месяца тюремного заключения (вообще нелишне отметить, что все суды и следствия над Кларсфельд проходили мгновенно, за считанные дни, в отличие от возбужденных ею и ее мужем судебных дел против нацистских палачей, которые тянулись годами и частенько втихомолку закрывались). На свободу она вышла через две недели, благодаря помощи того же Бродера, сумевшего подключить к делу ее освобождения каких-то своих знакомых, поднявших волну протеста. Правда, Беате не хотела уходить из тюрьмы, желая быть живым укором для тех, кто творил несправедливость, и именно это, как ни странно, ставит ей в укор Бродер в своей статье, несмотря на то, что расчет Кларсфельд полностью оправдался: в мировой прессе появились статьи, авторы которых возмущались тем, что нацистские преступники разгуливают на свободе в Германии.
Первое, что сделала Беате Кларсфельд, выйдя на свободу, - сначала вместе с Сержем устроила демонстрацию перед прокуристской конторой Лишки в Кельне, нарисовав на воротах его канцелярии свастику,а затем привезла в Кельн и вывела на демонстрацию перед кельнским судом французских евреев - родственников жертв Лишки. Это второй момент, вменяемый ей в вину Бродером, утверждающим, что она-де больше всего хотела прославиться; что когда ту демонстрацию разогнала полиция и один из евреев был ранен, то он, Бродер, хотел сразу отвезти раненого в больницу, а Беате Кларсфельд заявила, что пусть сначала фоторепортеры зафиксируют на пленку, "что они с нами делают".
Даже если это было так, то на пользу дела это очень даже пошло. Более того, именно тогда дело и сдвинулось с мертвой точки. Репутация Германии оказалась подмоченной на глазах у всего мира, а ГДРвские пропагандисты не преминули раздуть это обстоятельство в собственных целях. При этом параграф 16 Основного закона ФРГ запрещал Германии выдачу собственных граждан под юрисдикцию других стран, но благодаря кампании, организованной Кларсфельдами, Германия и Франция подписали дополнительное соглашение, как раз и позволившее немецким прокурорам открыть следствие против Лишки (это соглашение негласно называли тогда "законом Кларсфельд", "Lex Klarsfeld"). Правда, это соглашение хоть и было подписано в 1971 году, два года мурыжилось в Бундестаге и еще два года в МИДе, и лишь после этого в 1975 году оно было ратифицировано, причем и тогда блок ХДС/ХСС голосовал против. От ратификации соглашения до депортации Лишки прошло еще 4 года. Однако эти жернова истории тронулись хотя и со скрипом, но отнюдь не сами:
"То, что Курт Лишка и его коллеги по СС Герберт Хаген и Эрнст Хайнрихзон все-таки попали в 1979 году на скамью подсудимых и в 1980 году были приговорены к длительным тюремным срокам, произошло действительно в первую благодаря невероятной настойчивости Беате Кларсфельд и работавшего на заднем плане Сержа", - признает Бродер в той же самой статье, в которой упрекает Беате Кларсфельд в том, что она делала это ради славы (хотя сам Бродер еще больше любит привлекать внимание к своей персоне разного рода эпатажем вроде самовыдвижения на пост "главного еврея" Германии, куда непременно берут человека поскушнее его, причем делает он это весьма талантливо, но должен все же думать о том, что такое же обвинение в желании славы легко можно выдвинуть и против него самого).
Итак, благодаря настойчивости Кларсфельдов Лишка все же предстал перед французским судом в 1979 году. Адвокатом обвинения выступил сам Серж Кларсфельд, представлявший интересы нескольких сотен родственников жертв. Вместе с Лишкой были выданы Франции и предстали перед судом и два других высокопоставленных эсэсовца (четвертого их подельника, Хельмута Кнохена, заочно приговоренного парижским судом к смертной казни, депортировать во Францию так и не удалось и он спокойно умер своей смертью в собственном доме в Оффенбахе).
Одним из этих двоих был Эрнст Хайнрихзон, на тот момент - бургомистр баварского Бюргштадта, в годы Холокоста - работник еврейского отдела СС, а затем подручный Лишки в Париже (в Зипо и СД) и член Комитета по депортации евреев из Франции. Случайно спасшаяся французская еврейка Мари Хуссон, имевшая дело с Хайнрихзоном, описывала его как редкого садиста.
На суде Хайнрихзон, как и другие обвиняемые, заявлял, что понятия не имел, куда отправляют депортированных евреев. На вопрос судьи, как он представлял себе дальнейшую судьбу детей, отправленных им в Освенцим, заявил, что "думал, что их просто хотят воссоединить с родителями". А пересыльные лагеря он посещал "исключительно с целью улучшить там условия содержания".
Второй высокопоставленный эсэсовец и подручный Лишки, бывший штурмбанфюрер СС Герберт Мартин Хаген, после войны стал управляющим делами машиностроительного завода в Варштайне. В годы войны он был личным референтом начальника СС северной Франции и Бельгии. В еврейский отдел СД Генриха Гиммлера Хаген попал еще в 1936 году, а в 1937 году возглавил его. Когда в начале 1940 года все еврейские вопросы, которыми занимались СД и гестапо, были объединены под руководством Эйхмана в особом управлении - Reichssicherheitshauptamt (RSHA), Хаген возглавил один из отделов этого управления (как ни смешно, этот отдел, словно в издевку, назывался "Еврейство и антисемитизм"). В июне 1940 года его откомандировали в Париж в помощь Лишке. Это ничуть не помешало ему, как и двум его подельникам, заявить на суде, что они ничего не знали о дальнейшей судьбе депортированных ими евреев и даже не догадывались о том, что евреев будут убивать. Интересно, что когда в декабре 1941 года по приказу Лишки в Париже была арестована и взята в заложники тысяча евреев, никто иной как сам Лишка начал строчить депеши в Берлин, требуя их скорейшей отправки в концлагеря, поскольку "нам мешают работать, ходатайствуя то за одного, то за другого заложника". Через 4 недели все заложники были уже в Освенциме, за ними тут же последовали еще 5 тысяч. Это был первый случай нарушения действовавшего на тот момент правила, что в концлагеря должны отправляться только взрослые и работоспособные еврейские мужчины, и Лишка с Хагеном сделали все возможное, чтобы исключения для детей и женщин перестали быть исключениями.
На процессе Лишка получил 10 лет тюрьмы, Хаген - 12, а Хайнрихзон - 6, что для массовых палачей отнюдь не так много, однако для родственников жертв более важен был сам факт осуждения нацистов.
Другой процесс, которого добилась чета Кларсфельд, был процесс над оберштурмбанфюрером СС Эрнстом Элерсом, главой службы СД в Бельгии, виновным в депортации 25 тысяч бельгийских евреев и цыган в Освенцим, так что его называли "окончательным решателем еврейского вопроса Бельгии", а также его заместителем Константином Канарисом (племянником шефа абвера Вильгельма Канариса), уполномоченным по делам евреев Куртом Аше и Карлом Филитцем, руководителем СД Антверпена. Все они жили, не скрываясь, в Германии под своими настоящими фамилиями, и потому Кларсфельдам удалось их всех разыскать.
Во время службы в Бельгии Элерс отличался особой жестокостью и, в отличие от коллег из Франции, сразу начал посылать в газовые печи Освенцима еврейских детей.
После войны он преспокойно проживал во Фрайбурге-Эльбе, работая там судьей Административного суда Шлезвига и членом правления этого суда, в котором служило много бывших нацистов. Этим объясняется и тот факт, что когда Центральное управление по расследованию нацистских преступлений в Штуттгарте по требованию Кларсфельдов послало запрос в Шлезвиг, не тот ли это Эрнст Бое Элерс, который руководил бельгийским СД, начальник Элерса отрицал этот факт. Однако интенсивные расследования Кларсфельдов подтвердили его идентичность. Но юстиция Шлезвиг-Гольштейна, вся нашпигованная бывшими нацистами, ни в какую не хотела начинать расследование и годами тянула с этим методом затяжек и проволочек. Только когда из Центрального управление по расследованию нацистских преступлений в прокуратуру Киля были посланы результаты собственных расследований (52 тома!), а Кларсфельды предали дело гласности, оно наконец сдвинулось с мертвой точки, однако и после этого прошло еще целых пять лет, пока началось предварительное расследование дела. Только в 1974 году Элерс был отправлен на пенсию (после этого ему выплатили еще полмиллиона марок!), а в феврале 1975 года, через 30 лет после конца войны, прокуратура Киля предъявила ему, Канарису, Аше и Филитцу обвинение. После этого прошел еще год судебных проволочек, пока в феврале 1976 года Земельный суд Фленсбурга, где работало много коллег и знакомых Элерса, отказался открывать судебный процесс на совершенно смехотворном основании: оказывается, совершенно невозможно доказать, что обвиняемые знали, куда именно отправляются депортированные ими евреи, а потому и их осуждение маловероятно! Напомню, речь шла не об исполнителях, а о главарях СС и СД в Бельгии.
Но покровители нацистских палачей снова недооценили хватку Беате! В мае того же года она привезла с собой в Шлезвиг бельгийских евреев, родственников жертв Холокоста, а заодно и операторов бельгийского телевидения. Они взяли квартиру эсэсовского палача Элерса в осаду, а некоторые из них залезли на крышу дома и вывесили оттуда плакат: "Здесь безнаказанно живет палач 25 тысяч бельгийских евреев". Благодаря бельгийским операторам эти кадры обошли весь мир. 1 марта 1977 года по требованию прокуратуры Верховный суд Шлезвига забрал дело из Фленсбурга и передал в Земельный суд Киля. Обвиняемые оспорили это решение в Конституционном суде, так прошли еще почти целых три года, пока жалоба была отклонена Конституционным судом, а потом еще год до начала нового суда. Этот суд должен был начаться 26 ноября 1980 года, а 4 октября Элерс покончил с собой. На суде Канарис и Филитц были оправданы "за недостатком доказательств" (видимо, 52 томов оказалось мало!), а Курта Аше, заявившего, что он только выполнял приказы Элерса и понятия не имел, куда это увозят арестованных им евреев, приговорили к 7 годам тюрьмы.
Табличка с названием улицы Эрнста Элерса в Люнебурге. В родном городе Йозефа Менгеле Гюнцбурге есть улица Карла Менгеле, улица Алоиза Менгеле и детсад имени Руфь Менгеле, речь идет о двух братьях и сестре "доктора Смерть", палача и садиста Освенцима, с которыми он сохранял теплые отношения и у которых он прятался некоторое время; все трое - почетные граждане города.
Я так подробно описываю ход этого дела для того, чтобы показать, что хваленная денацификация Германии после войны проводилась лишь благодаря усилиям американских, британских и французских оккупационных властей, власти же самой Германии, как и ее население, усиленно противились этому процессу на всех уровнях. Более 18 долгих лет Холокост упорно замалчивался в Германии; лишь с началом трех "процессов Освенцима" в 1963 году стала печататься первая информация об этом. В 1978 году вышел американский фильм "Холокост: история семьи Вайс" с Мэрил Стрип, это был первый фильм о Холокосте, показанный в Германии. В 1979 году президент Вайтзеккер впервые упомянул Холокост в своей речи 8 мая. Лишь с этого момента заработала целая индустрия освещения Холокоста, причем чем дальше он уходит в историю, тем больше и подробнее освещается, порой просто навязая в зубах и в ушах немцев (не случайно тот же Бродер только что выпустил очередную книгу под провокационным названием "Забудьте Освенцим", где описывает нынешний бренд на Освенцим как "диснейленд смерти"). Поэтому чтобы в те годы осудить даже самых отъявленных нацистских палачей, понадобилась многолетняя упорная работа и колоссальная смелость и настойчивость таких людей, как Беате Кларсфельд, а пересчитать их можно буквально по пальцам.
Еще одной "жертвой" Беате Кларсфельд стал видный деятель СвДП Эрнст Ахенбах, в свое время также ответственный за депортации евреев, в 50-е годы входивший в нацистскую "группу гауляйтеров" внутри СвДП, а в 60-е-70-е годы сделавший головокружительную карьеру: он руководил фракцией СвДП в ландтаге Северного Рейна-Вестфалии, затем стал заместителем председателя фракции (правившей тогда вместе с социал-демократами) СвДП в Бундестаге. Параллельно с основными обязанностями Ахенбах был главным лоббистом бывших нацистов и эсэсовцев, именно он три года тормозил ратификацию соглашения с Францией о выдаче нацистских преступников (того самого "закона Кларсфельд", к ратификации которого он был приставлен), пока французы не устроили Гельмуту Шмидту настоящий скандал по этому поводу. В 1976 году правительство Шмидта собиралось отправить его своим представителем при ЕС в Брюссель, но Беате Кларсфельд вновь подняла шум, и карьера бывшего нациста и многолетнего покровителя нацистов Ахенбаха на этом, наконец, закончилась.
В 1984-1985 гг. Беате и Серж инкогнито путешествовали по Чили и Парагваю с целью выследить нацистских преступников Вальтера Рауффа и Йозефа Менгеле. В 1986 году Беате была в Бейруте, добиваясь от ливанских властей, чтобы они арестовали ее, освободив вместо нее израильских заложников. Затем она начала борьбу за депортацию во Францию правой руки Эйхмана и палача сотен тысяч жертв Холокоста, руководителя специальных отрядов СС, занимавшихся депортациями евреев из Вены, Берлина, Греции, Франции и Словакии в лагеря смерти Третьего рейха, гауптштурмфюрера СС Алоиза Бруннера, бежавшего в Сирию с огромным количеством золота и других ценностей, конфискованных им и его подручными у депортированных ими еврейских семей, и скрывавшегося в Сирии все послевоенные годы. Бруннера неофициально называли даже "отцом сирийских спецслужб".
Сирия Бруннера не выдала, но благодаря Кларсфельд он был осужден во Франции заочно к пожизненному заключению. Франция не смогла добиться его выдачи, однако Моссад дважды присылал ему по почте заминированные пакеты. В 1961 при взрыве одного из них Бруннер лишился глаза, а в 1980 — четырёх пальцев на левой руке. Когда он умер и умер ли вообще, до сих пор точно не известно.
В 1979 году Серж и Беате основали «Ассоциацию сыновей и дочерей депортированных евреев Франции» (фр. «Association des fils et filles des déportés juifs de France»). Помимо Барби с Лишкой, им удалось представить французскому суду таких нацистских преступников как:
- Рене Бускет, один высших официальных лиц профашистского режима Виши, один из тогдашних руководителей французской полиции, прославившийся среди прочего одной из самых крупных массовых облав, согнав многие тысячи евреев на парижский стадион Vйlodrome d’Hiver; после амнистии 1958 года занимал многие руководящие посты во Франции, крепко дружил с Франсуа Миттераном и поддерживал его политическое выдвижение; лишь после того, как Серж Кларсфельд в середине 80-х раскопал многие доселе скрывавшиеся детали его военных преступлений и подал на него в суд за преступления против человечности, дело Бускета было рассмотрено заново (хотя, как водится, с большими затяжками) и попало в суд в 1991 году; только в этот момент Миттеран заявил, что прерывает свои отношения с Бускетом, а за кулисами продолжал всячески затягивать рассмотрение его дела; все это кончилось тем, что в 1993 году Бускет был застрелен неким не то мстителем, не то, как поговаривали некоторые, человеком Миттерана, позднее признанным невменяемым и помещенным в психиатрическую больницу;
Бускет (крайний справа в меховой шубе) рядом со штурмбанфюрером СС Гризе в 1943 году в Марселе обсуждает план очищения Портового квартала от евреев.
- Жан Лего, как и Бускет, ответственный за депортации французских евреев;
- Поль Тувье - французский коллаборационист, глава разведки вишистской милиции, активный участник и организатор депортаций евреев в лагеря смерти. С 1944 года скрывался от правосудия в отдаленных католических монастырях. Характерно, что этот подонок, осужденный судом Лиона в 1946 году к смертной казни за измену и военные преступления, пойманный и вновь бежавший в 1947 году, не отсидев ни одного дня, был заочно помилован добреньким президентом Франции Жоржем Помпиду в 1971 году, однако даже после этого он не перестал скрываться. В 1973 году Лионский суд заочно обвинил Тувье в расстреле 7 французских евреев 29 июня 1944 года. 24 мая 1989 года Тувье был арестован в монастыре в Ницце. Так как по французским законам президент может помиловать любого, кроме виновного в преступлениях против человечности, 20 апреля 1991 года 76-летний Тувье был признан виновным именно в преступлениях против человечности, чтобы обойти возможное президентское помилование со стороны Миттерана, и приговорён к пожизненному заключению. На похороны Тувье явились около 400 французских антисемитов. Католический священник произнес оправдывающую покойного речь и посетовал на очернение его имени средствами массовой информации.
- Морис Папон, начальник полиции Бордо, в годы войны охотившийся на участников французского Сопротивления и также отправивший в лагеря смерти тысячи евреев. Этот мерзавец не только благополучно избежал наказания, но и уже после войны сумел получить Орден почетного легиона (!) и занимать высшие посты: в 1958—1967 - префекта полиции Парижа, а в 1978—1981 гг. — министра бюджета Франции (!!!). После разоблачения в 1981 году Папон бежал за границу, затем возвращён во Францию, а в 1998 году в 88-летнем возрасте осуждён за военные преступления на 10 лет (из коих отсидел лишь 4) и лишён Ордена Почётного легиона. Характерно, что этот человек до конца своих дней не выказывал ни малейшего раскаяния и до конца жизни гордился своими "деяниями на пользу Франции", о чём заявлял публично. Поговаривают, правда, что погорел он не на истреблении евреев в годы войны, а на кровавом подавлении арабских бунтов в Париже в 1961 году, когда сотни поджигавших Париж и мародерствовавших арабов были избиты дубинками и сброшены в Сену. Позднее, когда арабы стали диктовать во Франции повестку дня, эти действия назвали "парижским погромом".
Часть вторая
«Странные» друзья Беате Кларсфельд. Почему Беате Кларсфельд и Марлен Дитрих остались непризнанными и нелюбимыми в собственной стране. О том, как государственные служащие пытались устроить, а потом замяли мегатеракт против берлинской еврейской общины и о многом другом.
Беате Кларсфельд и Левая партия
Интересно, что в 2009 году кандидатура Беате Кларсфельд выдвигалась на получение высшей награды страны - ордена "За заслуги перед Германией" (Bundesverdienstkreuz). Какую только сволочь ни награждали этой наградой в последнее время (и многих даже не по одному разу!): и сына нацистского палача миллиардера Дитмара Хоппа, и шведского писателя-антисемита Хеннинга Манкеля, и бывшую израильскую коммунистку, много лет клевещущую на Израиль, Фелицию Лангер. А вот Беате Кларсфельд глава МИД Германии Гвидо Вестервелле (ответственный за выдачу этой премии тем, кто живет за рубежом) отказал. Перед этим отказал ей в этой премии и предшественник Вестервелле Йошка Фишер.
Президенты Франции наградили Беате двумя орденами Почетного легиона двух степеней, Голда Меир в 1974 году вручила ей "Медаль за мужество борцов гетто", а в 1987 году Кларсфельд вручили премию Голды Меер; кнесет (а за ним и кто-то еще) даже выдвигал ее на Нобелевскую премию мира (хотя понятно, что худшей антирекомендации для норвежских академиков, решающих судьбу этой премии, быть не может). Германия же предпочитает награждать антисемитов и ультралевых евреев, борющихся за делегитимизации Израиля. Видимо, так она понимает "чувство особой ответственности", о котором попусту треплется на каждом углу, вызывая злобную отрыжку открытых и латентных юдофобов.
Тут мы подходим к последней главе необычайной жизни Беате Кларсфельд и, пожалуй, самой печальной. На пост президента Германии ее выдвинула Левая партия - однозначно самая антисемитская из всех партий в Бундестаге, отличившаяся многочисленными антиизраильскими выходками в Бундестаге и вне его, в частности, попыткой организации бойкота израильских товаров, слишком напоминавшей бойкот еврейских магазинов в 1933-м и потому быстро лопнувшей, публикацией антисемитских материалов дуйсбургскими коммунистами на своем сайте и участием двух депутаток от Левой партии во "флотилии свободы" на судне "Мармара" вместе с турецкими террористами.
Даже при обсуждении кандидатуры Кларсфельд часть членов партии - сторонники Лафонтена - пыталась заблокировать кандидатуру "этой сионистки Кларсфельд" (сам Лафонтен на заседание, где утверждалась кандидатура Кларсфельд, демонстративно не явился). Антисемитские и антисионистские тенденции в Левой партии не мешают ей иногда использовать в своих целях того или иного известного еврея, к примеру, в 1994 году они попали в Бундестаг благодаря известному писателю Штефану Хайму, который добыл для них прямой мандат и стал даже (по возрасту) почетным президентом Бундестага от партии коммунистов, хотя никогда в жизни не являлся ее членом, а во времена ГДР был активным диссидентом, поддерживавшим, в частности, другого еврея-диссидента - самого, пожалуй, знаменитого немецкого барда Вольфа Бирмана, в 1976 году лишенного в ГДР гражданства и высланного в ФРГ (известного еще и как отец Нины Хаген).
Один из главных лидеров Левой партии на протяжении всех лет ее существования - также наполовину еврей Грегор Гизи, адвокат и бывший осведомитель Штази, красноречивый краснобай, которому нипочем, например, отстаивать интересы фирмы, производящей электронные сигареты, в то же самое время, когда его партия борется в Бундестаге за их запрещение.
"Сотрудничество" с режимом ГДР
Однако как бы ни было спорно выдвижение кандидатуры Беате Кларсфельд от партии красных с коричневатыми "яблоками" коммунистов и ее давнишнее сотрудничество с режимом ГДР, тон и обвинения, с которыми на нее набрасывается за это упомянутый мной в начале статьи Михаэль Штюрценбергер, совершенно не допустимы. Если критика Бродера носит еще сравнительно мягкий характер и касается лишь некоторых черт характера Беате Кларсфельд, то Штюрценбергер в своей возмутившей меня статье, пытаясь изо всех сил отмазать Кизингера и замазать Беате Кларсфельд, договаривается до того, что "клеветница Кларсфельд" "была подручной бонз СЕПГ" и "уже одной своей кандидатурой марает должность президента Германии", претендуя на нее. Оказывается, это не предыдущие президенты Германии замарали ее (а таких, с моей точки зрения, было немало:
- упомянутый выше Кизингер;
- бывший сотрудник Альберта Шпеера Генрих Любке, чья подпись стояла под архитектурным проектом постройки концлагеря;
- бывший член нацистской партии Вальтер Шеель;
- Роман Херцог, совсем недавно, несмотря на протесты, вручивший высшую награду отъявленному палестинскому антисемиту Митри Рахебу;
- Хорст Келер, вручавший ту же самую награду двум другим антисемитам, бесноватой бывшей израильской коммунистке Фелиции Лангер и шведскому автору детективов Хеннингу Манкеллу;
- Ричард Вайтзеккер, который сам по себе был вполне достойным президентом, но его отец был осужденным на Нюрнбергском процессе нацистским преступником и замом Риббентропа, участвовал в Ванзейской конференции об окончательном решении еврейского вопроса и подписывал приказы о депортации евреев в Освенцим, поэтому я бы не назвал его кандидатуру столь уж безупречной (я понимаю, сын за отца не отвечает, и все же: представьте себе на минутку сына Чикатилло, скажем, в роли председателя Конституционного суда. Представили? Ну, и как?);
- наконец, ушедший недавно из-за грязных делишек в отставку Кристиан Вульф; даже у Гаука, весьма порядочного человека и будущего президента, при всех его заслугах, родители состояли в нацистской партии, из песни слов не выкинешь...), а ее замарала маленькая хрупкая женщина, бесстрашная, как танк, которая многие годы чуть ли не в одиночку продвигала процесс денацификации своей страны, вопреки мощным волнам непонимания, отрицания и ненависти, и никаких палат каменных своей охотой за нацистами себе не нажила. Штюрценбергер называет ее "клеветницей", но в чем же ее клевета? Разве Кизингер не был нацистом в те времена, когда немцы прошли настоящее испытание на подлость и когда сущность каждого, обычно скрываемая под благовидным фасадом, стала видна, как перед Богом?
Явно приуменьшая кизингеровские "заслуги", Штюрценбергер лжет, что бывший канцлер "занимал чрезвычайно незначительное положение в радиоотделении МИДа" и был "рядовым членом NSDAP". На самом деле Кизингер был отнюдь не рядовым сотрудником, а заместителем ведомства политического радиовещания МИДа и в этом качестве постоянно контактировал с Геббельсом, что же касается его членства в NSDAP, то он вступил в эту партию не в 20-е годы, повинуясь убеждениям, и не в 40-е, когда в нее вступали все подряд, одураченные пропагандистской машиной и на волне патриотического угара, а в феврале 1933 года, сразу после прихода Гитлера к власти, когда в эту партию вступали самые отъявленные и беспринципные карьеристы.
В доказательство своих тезисов Штюрценбергер ссылается на те самые вонючие и брехливые газетенки, которые он сам же обычно с таким пылом разоблачает. Разумеется, я прекрасно отдаю себе отчет в том, что Штюрценбергер никакой не антисемит и не симпатизант нацистов, просто ему "за державу обидно". Но своей "разоблачительной" статьей он задал настолько истеричный тон, что онлайн-комментаторы (которые в этом блоге обычно весьма разумны и рассудительны, а если это не так, то комментарии удаляются, чтобы не давать пищу тем, кто требует запретить блог) уже и вовсе не стесняются в выражениях, обливают Беате Кларсфельд помоями, а один даже выразил горячее желание "пристрелить старуху на месте". В одной из последующих статей в том же блоге PI другой автор обзывает Беате Кларсфельд "поджигательницей" и перечисляет ее в одном ряду с агентом Штази и западноберлинским полицейским Курри, застрелившим студента Онезорга.
Даже "Берлинер моргенпост", на статью в которой ссылается Штюрценбергер, хорошо отдает себе отчет в том, что нацистское прошлое Кизингера интересовало не только верхушку ГДР; о нем в те же годы подробно писали, в частности, такие издания, как Вашингтон пост" и "Нойе цюрихе цайтунг", хотя немецкие газеты на эту тему тогда упорно молчали, несмотря на то, что за кулисами ее пытался поднимать считавший себя обойденным коллега Кизингера по партии экс-канцлер Аденауэр.
Предвидя упреки со стороны определенной части читателей, хочу сказать в свое "оправдание" следующее: я не призываю никого лишний раз каяться, но история должна отображаться такой, какой была, без замалчиваний и приукрашиваний, и я считаю, что этой статьей я заполняю довольно-таки темные пятна в немецкой послевоенной истории (по крайней мере, для русскоязычного читателя); бОльшую часть информации приходилось выискивать по крупицам. Кроме того, "вор должен сидеть в тюрьме", а нацистский палач - тем паче. Эта простая истина, которую всю жизнь отстаивала Беате Кларсфельд, почему-то до сих пор не ясна Михаэлю Штюрценбергеру и многим другим.
Говорит Беате Кларсфельд
Беате Кларсфельд всегда твердо шла своим путем. Хотя под влиянием времени своей молодости - шестидесятых - она придерживается относительно левых взглядов, любые сравнения с РАФом она считает оскорбительными для себя. Вот пара отрывков из интервью с ней на телеканале WDR в 2006 году (управляемый левыми канал WDR, как видно из интервью, при помощи мелких подтасовок также то и дело пытается вменить Кларсфельд в вину общность с террористами):
"WDR.de: Кто поддерживал Ваши акции?
Б. Кларсфельд: Пока я выступала против Кизингера, я была в ГДР охотно принимаемым гостем. Мне дали медаль и открыли передо мной архивы. Когда же я в 1971 году демонстрировала в Польше против антисемитизма, границу передо мной захлопнули, когда я хотела вернуться через ГДР. По роду работы мы вынуждены были сотрудничать с правительствами, но никогда не позволяли им нас использовать. Мы всегда оставались независимыми. Поэтому мы и могли везде демонстрировать и протестовать. Нас уважали, но нам приходилось нелегко.
WDR.de: Вас называют "охотницей за нацистами". Как Вы рассматриваете свой вид деятельности сами?
Б. Кларсфельд: Я бы себя так никогда не назвала. Это название возникло, когда люди считали, что нацистские преступники прячутся где-то в Южной Америке и их разыскивают спецслужбы, закрывая глаза на то, что очень многие преступники остались в Германии и находились под защитой не южноамериканских диктаторов, а правительства Германии. Курт Лишка, один из главных организаторов депортаций евреев в лагеря смерти, преспокойно нацепил на свою табличку свою настоящую фамилию. Наша работа заключалась не в охоте, а в открытии и предании гласности подлинных документов, чтобы преступники попали в руки правосудия. Правда, Клауса Барби, "лионского мясника", мы действительно нашли в Боливии. Я помогла также установить послевоенную судьбу Йозефа Менгеле, садиста Освенцима, в Бразилии и Вальтера Рауффа, изобретателя мобильных газовых камер, в Чили. Но это не было не охотой в полном смысле слова.
<...>
Первым поводом принять участие в этой борьбе было избрание канцлером Германии Кизингера, который поставил себя на службу нацистов и отлично знал о лагерях смерти. Но в тот момент никто не говорил ни слова о его прошлом. Мы составили подробную документацию о его деятельности и послали эту брошюру всем депутатам Бундестага. Но все они выбросили ее в мусорные ящики. Единственной возможностью привлечь внимание было сделать то, что я сделала. Это был символический акт: дети нацистов бьют своих отцов.
WDR.de: Было ли то, что Вы делаете, опасным?
Б. Кларсфельд: В начале 70-х я приковывала себя цепью сначала в Польше, а потом в Чехословакии, протестуя там против антисемитизма (из Польши в те годы было выслано большинство живших там евреев - Авт.). Мою солидарность с Израилем я доказала и в арабских странах, где подобное всегда было очень опасно. Например, я демонстрировала за безопасность Израиля во время одного арабского саммита, где меня арестовали. Или в западном Бейруте в 1986 году, когда арабы захватили в заложники пятерых израильтян и я предложила им взять взамен меня. Однако это не удалось, заложники были убиты.
Мои акции в Южной Америке также были опасными. Например, в 1977 году я протестовала против антисемитизма и исчезновения людей в Аргентине, где правила военная хунта. Но и дома в Париже порой кое-что случалось. Мне звонили и угрожали, однажды была взорвана наша машина, а в другой раз мы получили по почте пакетную бомбу.
WDR.de: В те годы говорили не только о "банде Баадера-Майнхоф" (РАФ - Авт.), но и о банде Кларсфельд.
Б. Кларсфельд: Мы были такой "бандой", у членов которой, в основном евреев, родители и другие родственники погибли во времена Холокоста. Они имели много общего между собой, все они потеряли самых близких родственников и очень страдали от этого; в то же время все желали, чтобы когда-нибудь смогли сказать про себя: я сделал все возможное, чтобы ответственные за эти преступления понесли наказание.
WDR.de: А что Вы скажете о приравнивании имени Кларсфельд к именам Баадера и Майнхоф?
Б. Кларсфельд: Мы никогда не выбирали наших "жертв" вслепую, как они. Мы желали справедливости, а не мести. Я бы еще поняла, если бы банда Баадера-Майнхоф убила (нацистского преступника) Ганса-Йоахима Рейзе после того, как он был оправдан в 1968 году. Рейзе был судьей Народного трибунала и подельником Роланда Фрайзера,вместе с которым они подписали множество смертных приговоров противникам нацизма. Но вместо этого РАФ захватывал заложников и убивал без разбора - именем борьбы с капитализмом. Мы же сконцентрировались на теме, где сами были затронуты, я - меньше, а многие мои друзья потеряли всех родственников. А от чего так страдали Баадер с Майнхоф при капитализме? Баадер разъезжал на шикарных лимузинах. Скорее они напоминали гангстеров Бонни и Клайда.
WDR.de: Вы пытались похитить Курта Лишку. РАФ похитил Мартина Шляйера. Они оба имели нацистское прошлое.
Б. Кларсфельд: Да, но РАФ убил Шляйера. Мы же хотели лишь привезти Лишку в Париж и там передать его соответствующим учреждениям. Лишка был во Франции заочно приговорен к пожизненному заключению. Мы концентрировались только на крупных нацистских преступниках, организаторах Холокоста. Нацистское прошлое Шляйера не было для РАФа причиной его похищения, этой причиной была его должность главы Союза работодателей, это нельзя сравнивать.
Проблема разгуливающих на свободе нацистских преступников никогда не была проблемой для РАФ, как и для всей Внепарламентской оппозиции в целом. Перед пощечиной Кизингеру я говорила на эту тему с Руди Дучке и просила его о поддержке, но для него это не играло никакой роли. Мне пришлось действовать в одиночку. Солидарность пришла лишь позже".
Беате Кларсфельд и ее мнимые "друзья". Мегатеракт против берлинской еврейской общины, затевавшийся с участием государственных органов (и при содействии ФАТХа) и ими же замятый.
Беате Кларсфельд не всегда умела правильно выбирать друзей, да и кто может это утверждать о себе, особенно когда ты один противостоишь огромной машине и рад любому, кто готов тебе помочь? Советские диссиденты "могут спеть об этом песню", как говорят немцы. На процессе после Пощечины в 1968 году ее защищал Хорст Малер, будущий нацистский идеолог, о котором я писал недавно в статье про Шредера, но тогда Беате по крайней мере могла еще не знать, что из него выйдет в дальнейшем (хотя именно с конфликта с ним, уже тогда выказывавшим ненависть к Израилю, начался ее отход от шестидесятнического движения). Ныне же она прекрасно знает, с кем имеет дело. И, тем не менее, увы, позволила себя инструментализировать, чего с ней не случалось прежде. Один из примеров ее независимости - попытка заручиться поддержкой Дучке и разрыв отношений с ним после того, как этой поддержки не последовало (думаю, что даже если Дучке в душе и поддерживал эту акцию, то он был все-таки слишком большим прагматиком, чтобы не понимать, что борьбой с бывшими нацистами серьезных народных симпатий в Германии не снискать). Другой пример - та самая поддержка со стороны ГДР, которую ей так гневно вменяет в вину пресса (в остальных случаях всегда готовая обелить коммунистов и левых любого сорта) и Штюрценбергер. После акции против Кизингера руководство ГДР действительно весьма заинтересовалось Кларсфельд, предложив ей помощь и поддержку. Однако в 1971 году Беате Кларсфельд поехала в Польшу протестовать против антисемитской политики Гомулки и Герека. Руководство ГДР всячески пыталось ей помешать, но не на ту напало! После возвращения Кларсфельд руководство ГДР захлопнуло перед ней границу и ей пришлось ехать в объезд. Не позволяла она использовать себя и французскому правительству, напротив, сама добивалась от него того, чего то порой очень не хотело; в частности, говорят, что президент Миттеран, сам бывший член нацистского правительства Петэна в Виши, не желал процесса над Клаусом Барби, чтобы не ворошить прошлое, в котором сам он играл столь неблаговидную роль, однако Кларсфельд принудила его добиться депортации и осуждения Барби.
Режим ГДР стоял не только за спиной Кларсфельд, но и за спинами всего левого, пацифистского и студенческого движения западной Германии. Штази организовывала студенческие демонстрации против войны во Вьетнаме, газеты "Бильд" и много чего еще. Полицейский Курри, застреливший студента Онезорга, после чего и началась студенческая "революция" 1968 года, служил в Штази, что выяснилось не так давно, а к его начальнику Штарке был приставлен друг-парикмахер из Штази, который всегда был в курсе всех дел и намерений полиции, что позволяло Штази и курируемым им студенческим лидерам играть на опережение. Террористов РАФ Штази снабжал деньгами, липовыми паспортами и оружием и отправлял их на учебу на боевых полигонах в палестинских лагерях.
На фоне всего этого "коллаборационизм" Кларсфельд был незначительным и весьма кратковременным: со Штази она никогда не работала, в ГДР ездила два раза абсолютно открыто, денег и оружия от них не получала, их социалистическую идеологию не пропагандировала; в тюрьме Ульбрихт за нее не сидел, она сидела сама; взрывпакеты присылали Беате и машину взрывали тоже только ей. Вопрос о том, кто кого сумел использовать в этом коротком союзе, также остается открытым; я лично считаю, что это Беате Кларсфельд сумела впрячь восточногерманскую прессу в дело публичного разоблачения западногерманских нацистских преступников, что послужило на пользу не столько ей, сколько ее делу.
К тому же восточногерманские пропагандисты были далеко не всегда неправы, бичуя ФРГ; то, что при этом они забывали заглянуть в зеркало, уже другой вопрос.
"Дружба" Кларсфельд с ГДР была вынужденной и недолгой, да и не могла быть долгой дружба защитницы Израиля со страной, не только его публично и остро ненавидевшей, но и снабжавшей палестинцев и антиизраильски настроенных террористов РАФ оружием и деньгами. За нескрываемые симпатии к Израилю и сейчас ненавидят Кларсфельд все лафонтенисты Левой партии, пытавшиеся заблокировать ее кандидатуру, и печатный орган партии "Юнге Вельт", объявивший Кларсфельд категорически не подходящей для кандидатов в президенты. Не скрывает Беате Кларсфельд и своей симпатии к политике Саркози, что совсем уж доводит коммунистов до исступления. Хотя ей и не привыкать, она всегда жила между двух огней. В 60-е и 70-е с одной стороны на нее неприязненно косилось старое поколение, многие представители которого состояли в нацистской партии (8,5 миллионов членов партии на 60 миллионов жителей!) или симпатизировали ей и в штыки встречали любые напоминания об этом, с другой - молодые юдо- и израилефобы "шестидесятники", симпатизировавшие Мао Цзе-Дуну, Хо Ши Мину и Хизбалле. В том же памятном 1969 году, когда Беате на выборах боролась в одном округе с Кизингером, одна из шестидесятнических групп, "Тупамарос", в ее родном Западном Берлине подложила мощнейшую бомбу в здание берлинской еврейской общины. Если бы бомба взорвалась, здание разнесло бы в щепки и практически все находившиеся в нем погибли бы. А находились там в тот день многие, ведь взорваться бомба должна была 9 ноября, в годовщину Хрустальной ночи, страшного еврейского погрома 1938 года, и по этому поводу община была полна народу.
К счастью, взрыватель оказался дефектным и взрыва не произошло. В планировании взрыва принял участие один из самых известных "шестидесятников" и один из лидеров Внепарламентской оппозиции - Дитер Кунцельман, кстати, близкий друг нынешнего лидера зеленых и ненавистника Израиля Кристиана Штребеле, публично радовавшегося, когда Саддам Хуссейн произвел ракетную атаку на Израиль. Историк Вольфганг Краусхаар в 2005 году узнал из архивных материалов еще одну скандальную подробность того несостоявшегося взрыва: оказывается, смастерил эту бомбу сексот Ведомства по охране Конституции Петер Урбах. Но еще куда более скандальным был другой факт: от Урбаха берлинская полиция, а от нее и Особая комиссия, расследовавшая эту попытку теракта, узнали имена преступников, они даже фигурируют в закрытом отчете Особой комиссии по данному делу, однако, к удивлению полицейских, против них даже не было возбуждено уголовное дело! Когда журналисты обратились с вопросами к тогдашнему прокурору, он отказался давать интервью. Помимо участия госслужащих в этой попытке теракта, которое Краусхаар считает одним из величайших скандалов в послевоенной истории Германии, есть многочисленные улики, свидетельствующие, что к этой попытке теракта непосредственное отношение имел ФАТХ Ясира Арафата, отношения которого с "шестидесятниками" именно тогда и начали налаживаться, и этот теракт должен был стать поворотным пунктом переключения активности "шестидесятников" с затухавшей войны во Вьетнаме на ближневосточный конфликт. То, что не удалось в ноябре 1969-го в Берлине, удалось через 2,5 года в Мюнхене, где от рук палестинцев погибла вся израильская олимпийская команда. Спонсором этой кровавой бойни был нынешний "голубь мира" и президент Палестинской автономии Махмуд Аббас.
Все это - штрихи к описанию той атмосферы, в которой действовала тогда, более 40 лет назад, Беате Кларсфельд. Не только левые и правые той поры, как справедливо замечает Кларсфельд, но и германская юстиция не проявляла никакого интереса к ненаказанным нацистским преступникам, инициатива всегда исходила от жертв, а органы в основном лишь отмахивались от них. При этом многие бывшие нацистские преступники занимали видные посты в государстве и в промышленности. И как тогда критика сыпалась на Кларсфельд и слева, и справа, так и сейчас она, как мы видим, продолжает сыпаться с обеих сторон.
"Ланцелотки" Беате Кларсфельд и Марлен Дитрих: несть пророка в своем отечестве...
В непонимании, с которым столкнулась Беате Кларсфельд на родине, она была не одинока. После депортации Клауса Барби у нее появилась еще одна поклонница и подруга - самая знаменитая немка ХХ века (а может, и всей истории) кинозвезда Марлен Дитрих.
Как известно, в начале нацистской эры в Германии Марлен Дитрих вместе со своими еврейскими режиссерами Йонасом (Йозефом) Штернбергом и Эрнстом Любичем покинула родину и уехала в Голливуд; вместе с ними она и прославилась на весь мир. В 1936 году Геббельс предлагал ей золотые горы, если она захочет вернуться, - по 200 тысяч рейхсмарок за каждый фильм, а также свободный выбор темы, продюсера и режиссёра. Но актриса гордо отказала ему. В 1937 году во время последнего посещения Германии она снова отклонила предложения национал-социалистов вернуться в нацистский фатерланд на любых условиях. К ней подсылали многих людей, пытавшихся ее уговорить, в частности, автора переделки романа Генриха Манна "Учитель Гнус" в сценарий "Голубого ангела" (с которым Марлен Дитрих и прославилась) Карла Формеллера, одного из лидеров нацистской пятой колонны в Америке. По словам Марлен, он долго рассказывал ей, как "обожает фюрер ее фильмы", как смотрит их каждый вечер в своей резиденции в Берхтесгадене и повторяет: "Она принадлежит Германии!". После одной из ее ссор со Штернбергом Геббельс уже радостно потирал ручки.
Представитель германского консульства в США явился к актрисе и передал ей текст передовой статьи, которая по личному указанию рейхсминистра пропаганды доктора Йозефа Геббельса появилась во всех ведущих немецких газетах. В ней говорилось: "Наши аплодисменты Марлен Дитрих, которая наконец-то уволила еврейского режиссера Йозефа фон Штернберга, всегда заставлявшего ее играть проституток и иных порочных женщин, но ни разу не предложившего ей роли, которая была бы достойна этой великой гражданки и представительницы Третьего Рейха... Марлен следовало бы сейчас вернуться на родину и принять на себя роль руководительницы германской киноиндустрии, перестав быть инструментом в руках злоупотребляющих ее славой голливудских евреев".
Но вместо того, чтобы вернуться, Марлен Дитрих устроила пресс-конференцию на "Парамаунте", где руководитель "пи-ар" киностудии от имени актрисы заявил, что Марлен Дитрих порывает все связи с Германией и просит американские власти предоставить ей гражданство США. "Я увидела в тот момент глаза матери, - вспоминает ее дочь Мария Рива. - Они были заплаканными и опухшими, и мама все время отворачивалась, чтобы не было видно ее лица".
9 июня 1939 года "голубой ангел" Марлен Дитрих получила американское гражданство и сразу же страстно бросилась в борьбу против нацизма. В марте 1943 года она прервала актёрскую карьеру и в течение трёх лет выступала с концертами в войсках союзников в Северной Африке, Италии и Франции. В 1945 году Дитрих приехала на родину - демонстративно в американской военной форме, желая показать согражданам пример, как надо давить в себе нацистского гада. Она хотела быть символом денацификации и имела на это полное право. Но сограждане не поняли ее и только в собственной стране она навсегда осталась непризнанной. Марлен Дитрих ни под кого не приноравливалась и своих чувств никогда не скрывала, несмотря на то, что была актрисой. В книге "Словарь Марлен Дитрих" она писала об этом периоде так: "Я ненавидела с 1933-го по 1945 год. Трудно жить ненавидя. Но если этого требуют обстоятельства, приходится учиться ненависти". Она наотрез отказалась общаться и порвала всякие отношения со своей старшей сестрой Элизабет, узнав, что та вместе с мужем держали кафе в одном из лагерей смерти в Берген-Бельзене и у нее столовались нацистские палачи.
В 1960-м, гастролируя в Западном Берлине и Рейнской области, она была встречена плевками и плакатами "Marlene, go home!". Да-да, ей в буквальном смысле слова плевали на улицах в лицо! Да и по сей день в ее родном Берлине все никак не решат, какую улицу назвать именем Марлен Дитрих - и называть ли вообще. Зато улицы братьев Менгеле и Эрнста Элерса в Германии, как мы знаем, есть. На вопрос журнала "Шпигель", который был поставлен Марлен Дитрих в ее последнем интервью 17 июня 1991 года: "На чем основывался ваш антифашизм?", она ответила кратко и обезоруживающе: "На чувстве приличия!" И именно поэтому она имела все основания заявить так же, как Томас Манн, тоже так и не вернувшийся в Германию: [настоящая] "Германия там, где я!".
Марлен Дитрих, как и Беате Кларсфельд, после войны жила в Париже (кроме этих двух берлинок там жила еще третья "предательница" с немецкими корнями - Роми Шнайдер), но ни с кем не встречалась, чтобы не показывать, как она постарела. Поэтому живя всего в паре кварталов ходьбы от Кларсфельдов, Марлен Дитрих никогда с ними не встречалась, но часто перезванивалась с Беате и писала ей письма на знаменитой голубой бумаге. Сейчас в Париже есть площадь Марлен Дитрих (и добилась ее переименования никто иной как Беате Кларсфельд!). Почему такой площади нет в Берлине? Наверно, потому же, почему автобиография Беате Кларсфельд вышла на английском, французском, иврите и других языках, но так и не вышла на немецком.
Во время войны Евгений Шварц написал острую и пронзительную пьесу "Дракон". Речь там идет, как известно, о рыцаре Ланцелоте, который, убив Дракона, с горечью обнаруживает, что этого совершенно недостаточно, Дракон и после смерти все еще сидит почти в каждом своем бывшем подданном. "Безрукие души, безногие души, глухонемые души, цепные души, легавые души, окаянные души... Дырявые души, продажные души, прожженные души, мертвые души" - так характеризует свой народ сам Дракон у Шварца. Вопрос о том, испортил ли он так своих подданных или это они выбрали себе того, кого заслуживали, наверное, не менее философский, чем вопрос о курице и яйце. И хотя сам Шварц отмечал в своем дневнике, что пьесу эту "писал про фашистов, а получилось про нас", она, несомненно, и про Германию тоже, со всей ее - больше показной, чем реальной, - денацификацией. И ничто не доказывает этот тезис лучше, чем послевоенные судьбы немецких "ланцелоток" Марлен Дитрих и Беате Кларсфельд.
К чести Кларсфельд надо еще заметить, что уже после выдвижнения своей кандидатуры левыми она честно заявила, что не поддерживает политику Левой партии. Еще она утверждает, что не является политиком, а всю жизнь была политактивисткой, по примеру брата и сестры Шолль, мужественных мюнхенских подпольщиков, погибших от рук нацистов. И в этом вся Беате Кларсфельд - она не помещается ни на какую определенную полочку, по которым принято раскладывать людей и без которых журналисты не могут жить. Она просто - честный и мужественный человек, поступавший так, как подсказывало ей сердце. А упрекать общественного деятеля в тщеславии, как это делает Бродер, - это все равно, что обвинять банкира в желании получить выгоду; можно подумать, что бывают кандидаты в президенты, лишенные тщеславия; уж от кого-кого, а от Бродера я не ожидал такой наивности (возможно, наигранной, скорее всего, между ним и Кларсфельд в свое время пробежала кошка; сам он тщеславия явно не лишен). К тому же на человека, который хочет всем понравиться, Кларсфельд совсем не похожа. Скорее, это бунтарь-одиночка, Ланцелот в юбке, вынужденный бороться не только с драконом, но и с народом, испорченным этим драконом. Поэтому Беате Кларсфельд была так же одинока, как Ланцелот, у нее не было собственного лагеря, кроме кучки верных друзей, ее ненавидели и до сих пор ненавидят и левые, и правые; и те, и другие - по своим причинам. Человек, который находится в лагере Правды, видимо, обречен на одиночество. Знакомясь с документами, статьями, воспоминаниями и другими материалами, касающимися Беате Кларсфельд, я часто вспоминал "Дракона" и размышлял о том, что даже булочки под названием «бедная девушка» в честь нее вряд ли будут подавать. Помните:
"Ланцелот . А жених ваш?
Эльза. Откуда вы знаете, что у меня был жених?
Ланцелот. Я почувствовал это. А с женихом вам не жалко расставаться?
Эльза. Но ведь дракон, чтобы утешить Генриха, назначил его своим личным секретарем.
Ланцелот. Ах, вот оно что. Но тогда, конечно, с ним не так уж жалко расстаться. Ну а ваш родной город? Вам не жалко его оставить?
Эльза. Но ведь как раз за свой родной город я и погибаю.
Ланцелот. И он равнодушно принимает вашу жертву?
Эльза. Нет, нет! Меня не станет в воскресенье, а до самого вторника весь город погрузится в траур. Целых три дня никто не будет есть мяса. К чаю будут подаваться особые булочки под названием «бедная девушка» — в память обо мне".
Заключение
Что касается соперника Беате Кларсфельд на выборах - Йоахима Гаука (который несомненно победит), то Кларсфельд уже заявила о том, что не рассматривает его в качестве соперника. Гаук и Кларсфельд уже встречались друг с другом и не скрывают взаимной симпатии. Несколько лет назад Гаук даже произносил вступительное слово к фильму "Охота", где Франка Потенте играет главную роль - роль Беате Кларсфельд, охотящейся на Клауса Барби.
Интересно, что про Гаука, чье имя в первую очередь связано с борьбой против наследия Штази, левые газетенки тоже уже начали сочинять какие-то нелепицы о том, что и он якобы был агентом Штази. Но если Левая партия, как и положено, провела встречу с Гауком (хотя категорически не приемлет его кандидатуры), то остальные бундестаговские партии от встречи с Беате Кларсфельд отказались, что является нарушением этикета и довольно-таки неслыханным хамством. И это - лишнее доказательство того, что Кассандр и пророков в своем отечестве не любят, а высказываемую ими правду, которая колет глаза, не прощают.
И поэтому, несмотря на очевидную нелепость выдвижения Беате Кларсфельд, охотницы за нацистами и искреннего друга Израиля, от партии коммунистов-антисемитов, и назло медийным собакам, лающим на караван, остается лишь порадоваться, что Бундестагу и Бундесрату предстоит в следующее воскресенье выбрать президента из двух весьма и весьма достойных кандидатов (которых, как теперь выясняется, почти никто и выдвигать-то не хотел), что в немецких политических реалиях является величайшим парадоксом.
