Из заброшенной рукописи о Карле Марксе0

(окончание. Начало см. в № 12/2010 и сл.)

ЭПИЛОГ[1]

Философы лишь различным образом объясняли мир.

Но дело в том, чтобы его изменить.

Карл Маркс. 11-й тезис о Фейербахе

Если бы Трирский раввин Маркс Леви узнал, что один из его внуков будет крещен в лютеранство, затем отвергнет религию вообще и в конце всего будет объявлен спасителем человечества, он бы очень удивился.

Нравится нам это или нет, следует признать, что программа была выполнена. Объяснить мир Маркс не сумел. Но изменил его.

Почему Маркс стал источником марксизма? Почему и как марксизм стал всепобеждающим учением? Двумя словами не обойтись.

Об успехе «Богатства народов» Адама Смита, один историк сказал так: «Он сформулировал то, чему скоро предстояло стать общественным мнением». По-видимому, то же самое можно сказать и про первый том «Капитала».

Вряд ли это много объясняет, но хотя бы дает направление для поиска.

Главный вопрос марксизма

Когда-то, на занятиях по марксизму-ленинизму преподаватели спрашивали: «Что главное в марксизме?». Следовало ответить: «Вопрос о власти, о диктатуре пролетариата».

О чем эта моя «Заброшенная рукопись»? Она проливает некоторый свет на вопрос о том, зачем создавался «Капитал». В главе 1 приведен ряд цитат из текстов молодого Маркса на одну и ту же тему, которую он сам же и сформулировал: овладев массой, идея становится материальной силой.

Нигде, ни в каких источниках, я не нашел малейшего следа того, что Маркс отказался от цели сделать массу материальной силой. Наоборот, все, что удалось о нем узнать – включая многие вещи, открыто им декларированные, - а также все непостижимые противоречия, странности и непонятки в текстах и поведении Маркса-Энгельса – все идеально ложится в предложенную мной схему. Ее суть – порыв к личной диктаторской власти. На вершину власти его вознесет материальная сила – овладевшая массой теория.

В начальных главах я писал, что не было отдельно Маркса-мыслителя, Маркса-экономиста, Маркса-политика, Маркса-борца, Маркса-революционера и пр., а была одна личность, и у нее одна, но пламенная страсть. Теперь, когда эта концепция получила обоснование, можно ради подведения итогов вернуться к различным ликам Маркса. Ссылок будет минимум, так как все они уже приводились по ходу изложения.

Я выделю для итогов три ипостаси Карла Маркса: мыслитель-экономист, борец, революционер.

С первой все пока ясно: это – «Капитал». На самом деле, отнюдь не так ясно - все еще не так ясно, - но об этом позже. Со второй совсем не ясно, пока не собраны вместе разбросанные свидетельства и факты. С последней начнем. Лучше, использовав находку Абдурахмана Авторханова, обозначить эту ипостась термином технолог власти.

Технология власти

Маркс не собирался лично вести людей на баррикады и еще менее собирался он на баррикадах сражаться. Для себя он видел совсем иную функцию – теоретика и технолога. Короче, те качества, в которых он был наиболее силен по своим способностям и наиболее способным среди тогдашних лидеров демократии.

Не собирался Маркс и делать революцию - в смысле готовить свержение существующего порядка. Может, и собирался в молодости, но скоро оставил эту идею. Свержение существующего порядка должна была осуществить либерально-демократическая буржуазия.

Ослы полагали, что на этом цель революции будет достигнута. Они не понимали, что это только начало.

Существующий порядок низвергнут, воцаряется беспорядок. Хаос. Тогда-то, по схеме Маркса, коммунистический ЦК прибывает из изгнания на родину и начинает свою работу. Организуются «сознательные рабочие», чтобы выступить террористически против демократических сил. И кто же к нам пришел? Кто верховодит, кто организует свой порядок в этом хаосе? Те сознательные представители буржуазии, которые возвысились до понимания основных законов общественного развития, как сказано в «Манифесте коммунистической партии». То есть, авторы этого документа. И лозунгом пролетариата будет: «Перманентная революция». Не будем обманываться, все имеет свой конец, даже перманентная революция. Когда будет достигнута цель Маркса, она прекратится. Еще как прекратится!

Правда, Маркс не дожил до следующей, после 1848-49 гг., буржуазно-демократической революции, и не довелось ему воплотить свою схему в жизнь. А кто же, кто ее воплотил? Ну конечно, он, Ильич! Не зря он копался в архивах Маркса-Энгельса - он вычитал там эту схему. Он даже развил ее теоретически еще перед событиями 1905 г. («Две тактики социал-демократии в демократической революции»). Так кто же у нас настоящий марксист – Каутский или Ленин? Правильно.

В этой схеме есть одно важное звено. Важнейшее. Наиважнейшее, можно даже сказать. Как говорилось, Маркс не собирался сам драться на баррикадах. Но это не значит, что ему нечего было делать для пролетарской революции. Всю жизнь свою готовил он себя для выбранной им роли главного специалиста пролетариата.

Это и было ареной его борьбы.

Борьбу приходилось вести на два фронта – в теории и на практике. Так мы подошли ко второй ипостаси нашего героя:

Маркс-теоретик и экономист

Какая мысль должна была ударить молнией в массу? Мысль о том, что массе живется плохо не потому, что так выпала судьба. А потому, что у нее, у массы, есть враги. Ну, буржуа и пролетарии, - мы давно знаем. Но в чем там дело между этими классами?

В попытке решения этой задачи Марксом мы замечаем два захода. На первом из них бедой пролетариата было отчуждение. Не иначе, как у Фейербаха нашел Маркс это слово, и оно ему подошло. Пусть несчастьем рабочего класса станет отчуждение!

Так возникли «Экономические рукописи 1844 г.». Читать их совершенно невозможно, а понять возможно еще меньше. Те, кто думают, что что-то там поняли, на деле поняли меньше всех.

Эти рукописи не предназначались ни для публикации, ни для чтения. Это размышления Маркса в самом процессе. Так он мыслил – пером по бумаге, если кто не знает. Благодаря этой экспозиции мыслительного процесса, мы можем видеть как мыслил Маркс – то есть, стиль его мышления. Грубо говоря, modus operandi его мозгов.

Там нет развития мысли. И нет обычной логики научного дискурса. Рассуждения движутся по кругам и спиралям, со смысловыми сдвигами в словах и понятиях, с такими интересными находками, как, скажем, «труд есть не-капитал» или такими любопытными силлогизмами, как: «рабочий у себя, только когда он у себя дома, следовательно, когда он на работе, он не у себя»... Это – не научное исследование. Это вообще не исследование, а поток сознания.

Ну, есть отчуждение... Да... Но ведь нужно построить на этом какую-то теорию, верно? Какую, как?.. Не просто теорию отчуждения, а такого отчуждения, чтобы виноватыми оказались капиталисты или, на худой конец, капитал. Чтобы отчуждение оказалось угнетением. Вот над чем бился Маркс на самом деле.

Продолжение этой «научной» работы не состоялось, потому что Маркс подружился с Энгельсом. Новый друг (между прочим, уже автор работы «Положение рабочего класса в Англии») открыл ему глаза на существование теории Рикардо (капитал – накопленный труд!) и, главное, левых эпигонов рикардианства более-менее рабочего происхождения. Имена их: Томпсон, Годскин, Грей и Брей. Они-то и установили, что капитал есть еще и неоплаченный труд. А Брей также писал о базисе и надстройке почти в знакомых нам терминах (и почему нет этих имен в каноническом списке «источников марксизма»?). Позже Маркс любовно назвал этих авторов «пролетарскими противниками политэкономов». Он и сам стал противником политэкономов. В каком качестве и начал свои занятия политэкономией. И кончил тоже. К этому «противничеству» мы еще вернемся.

Но собственные занятия наукой – это уже в эмиграции, а то, что мы находим в «Манифесте» про эксплуатацию труда, есть чистый Брей да Годскин.

Борец

«Борец всегда перевешивал в нем мыслителя» - заметил Меринг. А что конкретно значит – борьба Маркса? Да мы знаем уже почти все. Для наглядности я свел в таблицу все, что мне известно о борьбе Маркса за звание главного специалиста пролетариата.

 

 

№№ Противники Годы Средства борьбы  Примечания

1

Карл Грюн 1845 Наушничество, клевета См. главу 1 2 Пьер Прудон 1845-1883 Дискредитация,интриги Под видом научной полемики 3 В. Вейтлинг 1846-1847 Интрига, дискредитация, травля В форме замены «утопического коммунизма» - «научным», которого еще не было 4 М. Бакунин 1848 Клеветнический донос в газете (обвинение в шпионаже на Россию) Факт, описанный Герценом. Бакунину это могло стоить жизни 5 Годфрид Кинкель 1850 Ложь, дискредитация Начало кампании М-Э против эмигрантов революции 6 Кинкель, Руге, Р.Шрамм, Г.Струве, Гейнцен, Мадзини, Л.Блан, Ронге, Мейен, Гёгг, Шурц и мн. др. 1852 Диффамация, клевета, публикация сплетен, донос через публикацию Рукопись «Великие мужи эмиграции» содержит все, что знали и не знали авторы о деятельности указ. лиц по консолидации эмигрантских сил. Опубликована не была, потому что прямо попала по назначению – в полицию (вроде бы случайно). Есть в интернете. 7 А.Виллих       1850-1852              Раскол СК, клевета, интриги

 Документы СК случайно попали в полицию

8 Мадзини,  Л.Кошут 1852 Доносы в газете

См. Соч. Т. 8; опубликованное Марксом анонимно касается нелегальной деятельности и подготовки восстаний. Если факты вымышлены, то доносы не подлинные, а клеветнические.

9 А.Герцен  50-е гг Интриги, выпады в прессе, дискредитация

См. "Былое и думы"

 

10 Карл Фогт     1859

 60-70 гг

Клевета, фабрикация фальшивок, нтриги Причастность Маркса к листовке «Предостережение не доказана, но очевидна. Аутентичность загадочной «расписки в Тюильри» сомнительна. Фальсификация с участием Маркса не исключается 11 Карл Блинд         1859-60

Ложь, шантаж, фабрикация фальшивок

  12 Лассаль 60-70 гг.  Интриги, ложь, клевета,  дискредитация, провокации     Объектом было имя покойного и основанная им партия 13 Бернхард Беккер 60-е   Интриги, клевета Первый председатель первой рабочей партии Германии после Лассаля 14 И.Б. Швейцер 60-70 гг. Интриги, ложь, травля

Открытым остается вопрос о степени непосредственной причастности Маркса к клеветническому обвинению в измене

15 М.Бакунин       60-70 гг.   Интриги, ложь, клевета, фабрикация фальшивок, провокация полицейских репрессий, раскол Интернационала,  последующая травля 

Авторство Маркса в связи со сфабрикованными «документами» Альянса не доказано.  Причастность - несомненна.

16 Е.Дюринг 70-е Интрига под видом научной полемики, дискредитация, попытка травли В большой степени, руками Энгельса 17 П. Кропоткин 70-е  Сбор информации, заготовка досье  

Кинкель, Грюн, Беккер, Швейцер... Да кто это такие? Какие-то забытые имена... Кому они сегодня нужны?

Нам с вами они нужны, уважаемый читатель. Нам с вами. Потому что мы с вами верим в самоценность исторической памяти и не хотим, чтобы кто-то культивировал и навязывал нам историческое беспамятство. Потому что имена эти до сей минуты пребывают на страницах изданных миллионными тиражами сочинений Маркса-Энгельса такими, какими те нарисовали их 150 лет назад, - оболганные и оклеветанные авторами этих сочинений и последующими комментаторами.

Не знаю, написана ли история немецкой демократической эмиграции после революции 1848-49 гг. Если написана, то для достоверности критически важно знать, насколько авторы полагались на свидетельства Маркса – Энгельса. Если полагались, то эта история - как исторический документ - ничего не стоит. Ибо у Маркса с Энгельсом сплошная фальшь.

Для такой оценки достаточно следующих двух обстоятельств. Во-первых, все, что писали об этом периоде Маркс и Энгельс выдержано в таких издевательских тонах, какие мало совместимы с объективностью. Особенно отличается этим рукопись «Великие мужи эмиграции». Во-вторых, сразу после революционных событий группа Маркса - Энгельса, по отношению к эмигрантским кругам, оказалась в изоляции. О причинах мы можем лишь гадать. Обвинения Карла Фогта дают некоторый намек. Трудно сказать, насколько они справедливы. Достаточно того, что они отражали мнение определенных кругов демократической эмиграции.

А после Кельнского процесса коммунистов, в изоляции оказались уже лично Маркс и Энгельс (буквально с двумя-тремя приверженцами). Судя по косвенным признакам, многие подозревали тогда, что два друга намеренно спровоцировали арест ими же созданного Кельнского ЦК Союза Коммунистов. История и вправду темная, но не нам здесь ее распутывать. Работа Маркса «Разоблачения о Кельнском процессе коммунистов» фактически была написана, чтобы отвести подобные подозрения, но содержание ее может, скорее, укрепить их.

Существенно то, что эта изоляция не огорчала или, в определенном смысле, даже устраивала самого Маркса. Он и так не собирался сотрудничать ни с кем из этих людей. Остракизм же предоставлял ему полную свободу поливать грязью любого из них. Что он и делал, когда считал это нужным. По некоторым оговоркам и оборотам комментаторов, можно заметить, что большей частью его нападки не были спровоцированы объектом очередной «критики». Случай Фогта, возможно, единственный. К тому же, как мы видели, список атакованных Марксом личностей включал далеко не только деятелей немецкой эмиграции. Его атаки начались еще до революции (на Вейтлинга, Прудона, Грюна, братьев Бауэров...) и продолжались до конца жизни.

Можно заметить, что Маркс враждовал со всеми, в ком мог видеть соперников по линии возвышения своего авторитета и достижения статуса вождя рабочего движения. Он должен был быть единственным, непревзойденным и незаменимым. Поэтому он, как мог, преследовал всех, кто хоть что-то представлял из себя на этом поприще. Маркс основоположил традицию склоки в рабочем и социалистическом движении.

И опять, это была только одна сторона его борьбы за статус. В каком-то смысле, вспомогательная и подчиненная. Мало было очернять других, необходимо было еще и себя показать. Чего необходимо требовал статус, на который Маркс претендовал, так это заявить о себе как о непревзойденном теоретике. Тут невозможно было обойтись без книги, без «политической экономии».

Успех «Капитала»

Много загадок связано с «Капиталом». Прежде всего, небывалый успех тома I. Один из ключиков к этой загадке мы нашли. Ловкая пиар-кампания, которую мы назвали опереттой «Заговор молчания», достигла цели. Она привлекла к книге широкое внимание. Большего пока не требовалось.

Однако, и сама книга, как оказалось, не разочаровала читателей.

Ладно, не станем предъявлять суровых требований к первым читателям первого тома. Но ведь книгу впоследствии читали экономисты очень высокого класса, такие как Йозеф Шумпетер, Джоан Робинсон, Марк Блауг и другие... И высказали немало критических замечаний – подчас глубоких, надо сказать. Никто, однако, не заметил вещей, которые лежат на поверхности. Не потому ли все – без исключения, все – в целом, остались с высокой оценкой Маркса-мыслителя? И это представляет для нас такую загадочную тайну, объяснение которой мы найти не в состоянии.

Теоретическое отступление

Ошибки и несуразности в «Капитале»

Ошибки в «Капитале»? Кому это сейчас интересно?

Допускаю, это утратило злободневность (как и вся моя заброшенная рукопись). Но здесь (как и в целом относительно рукописи) я не претендую на сенсационность. Цель моя – высветить вопрос, на который у меня фактически нет ответа.

Я хочу показать вещи, которые лежат на поверхности и которые были бы наверняка замечены маститыми учеными, будь они написаны каким-нибудь безвестным диссертантом. И так же наверняка диссертация была бы забракована.

Однако, многие ученые – даже мирового уровня и даже из тех, кто находил у Маркса предметы для критики, – как ни странно, проглядели эти самые простые вещи. Может быть, потому, что они твердо знали: перед ними великий экономист? Верно, самые великие экономисты могут ошибаться и ошибались. Но только не в таких вещах, которые позволяют поставить под вопрос профессиональную пригодность автора...

Сейчас нашему читателю предлагаются три примера – по одному из каждого тома – простейших несуразностей, оставшихся не замеченными практически никем.

Думается, что многие наши читатели старших поколений так или иначе знакомы с этими материями. Потому что это не какие-то частности, а самые основные моменты теории, которые изучались во всех советских вузах. Надеюсь, тот, кто отважится на эти прогулки, не пожалеет об этом, ибо во всей критической литературе о марксизме вам этих вещей не найти. Во всяком случае, я не встречал ни малейших намеков или ссылок на намеки.

1

Пример первый. Происхождение прибавочной стоимости из неоплаченного труда (том I).

На первых страницах книги автор пытается обосновать идею о том, что субстанцией стоимости является труд. Все товары, даже самые разнородные – «сгустки труда». Это единственное качество, которое их роднит и потому позволяет говорить об обмене эквивалентов. Но ведь и труд труду рознь. Например, труд кузнеца и труд ювелира – как их приравнять?

Мы помним, что выход из положения Маркс нашел, предложив рассматривать любой труд с двух сторон. С одной стороны, как труд, создающий «потребительную стоимость», то есть, полезные свойства вещи. Это конкретный труд. С другой стороны, любой труд есть расход силы мышц, нервов и прочих ресурсов организма. Это абстрактный труд. Он и является субстанцией стоимости товаров, так как все рабочие расходуют те же ресурсы организма, или, как выражается Маркс, рабочей силы.

Но затруднения на этом не кончаются. Даже абстрактный труд различается по видам деятельности. Опять же, сравнимы ли час труда кузнеца и час труда ювелира по расходу биологических ресурсов?

Маркс и это принимает во внимание. Он говорит: представим себе «простой труд». Он не вдается в детали, но почему бы нам не допустить вместе с ним, что бывает «простой труд»? Тогда, продолжает автор, по отношению к нему, «сравнительно сложный труд означает только возведенный в степень, или, скорее помноженный простой труд, так что меньшее количество сложного труда равняется большему количеству простого».

Положим, час труда ювелира равен 2 часам труда кузнеца. Или наоборот, ведь, положа руку на сердце, никто не знает, какой труд сложнее... Но допустим, как мы положили. Тогда труд ювелира приравнивается к труду кузнеца как 2:1 (или наоборот, не важно). Это называют коэффициентом редукции.

Не станем задерживаться здесь, выясняя, кто или что в процессе обмена товаров производит редукцию, то есть, «умножение» или «возведение в степень». Нас ждут вещи поинтереснее.

Капиталист платит рабочему, говорит Маркс, эквивалент затраты его рабочей силы. То есть, зарплата рабочего возмещает воспроизводство его рабочей силы. Это – необходимый продукт. Допустим, на это уходит 6 часов труда, и это – необходимый труд. Но рабочий день длится (в примере Маркса) 12 часов. Все, что рабочий вырабатывает за вторые 6 часов, достается капиталисту. Это – прибавочный продукт, а труд уже - прибавочный труд – источник прибавочной стоимости (она же – прибыль капиталиста). Отношение труда прибавочного к необходимому Маркс называет нормой прибавочной стоимости, она же - норма эксплуатации. В нашем примере она равна 100%.

Если капиталисту удается удлинить рабочий день, скажем, до 14 часов, что тогда? Тогда рабочий на себя работает те же 6 часов, а на хозяина уже 8. Норма эксплуатации теперь составит 133%. Прибавочную стоимость, получаемую путем удлинения рабочего дня, Маркс называет «абсолютной».

Вот почему капиталисты всегда старались удлинять рабочий день, говорит Маркс - в полном противоречии с историческим движением рабочего дня. В ремесленный период промышленности рабочий день длился до 16 часов и больше. Правда, труд тогда был – как обычно бывает труд по дому: не спеша, с хождением из угла в угол, с произвольными перерывами... С развитием капитализма, рабочий день не удлинялся, он сокращался и уплотнялся.

Но у Маркса и на этот счет есть ответ. Внимание! Капиталисты могут увеличить норму эксплуатации и без удлинения рабочего дня. Как? Сократить необходимое рабочее время! Просто так взять и сократить не получится, потому что рабочий уже получает прожиточный минимум. Но вот если повысить производительность труда... ну, скажем, внедрить на отдельных операциях какие-то машинки, заменяющие ручной труд... Тогда тот необходимый продукт, который прежде требовал 6 часов труда, будет выработан, к примеру, за 3 часа! А рабочий день-то прежний, 12 часов. Значит, прибавочное рабочее время уже станет 9 часов! Норма эксплуатации – 300%. Правда, здорово? Такую прибавочную стоимость Маркс называет относительной. Все очень научно.

Предположим, ручным трудом рабочий вырабатывал за 6 часов 1000 руб., и это составляло его зарплату. За вторые 6 часов он вырабатывал еще 1000 руб., и это была прибавочная стоимость. Теперь он вырабатывает свою зарплату за 3 часа. Если за каждые 3 часа он теперь вырабатывает по 1000 руб., тогда прибавочная стоимость составит уже 3000 руб.

Хотелось бы надеяться, что наши читатели уже сообразили, в чем тут трюк. Ну, может, не все. Но не расстраивайтесь. Ни один Шумпетер не заметил, чего уж там. Никто вообще. До нас с вами. Поэтому объясню.

Когда в мастерской появились машинки, один час труда механизированного стал эквивалентен двум часам ручного, так? Сам же Маркс учил, что сложный труд есть умноженный простой, верно? А еще он учил, что стоимость нельзя измерять конкретным (сложным) трудом, а можно только абстрактным и простым. Чтобы стал возможен обмен эквивалентов, нужен однородный измеритель, не так ли? Без этого условия не работает «закон стоимости», так что нарушать его нельзя. А тут сам Маркс его нарушает. Он теперь измеряет стоимость сложным трудом. Э, так не пойдет. Нужно исправить ошибку.

Необходимое рабочее время следует измерять только простым трудом, как и прежде. Но ведь труд теперь изменился, скажут вам. Смело отвечайте: не имеет значения – стоимость всегда должна измеряться однородной мерой. Нельзя применять разные гири и писать везде «1 кг». Точно так же нельзя применять «часы» с разным весом. 1 час труда стал уже вдвое тяжелее, чем был прежде.

Что следует делать? Настаивать на том, что в обоих случаях необходимое время равно 6 часам простого труда. Эти 6 часов простого труда равны 3 часам труда механизированного, коэффициент редукции составляет 2.

Итак, рабочий день остался 12 часов. Необходимое время осталось 6 часов... простого труда. Оно, правда, превратилось в 3 часа сложного труда, но это действительно неважно, так как сравнивать можно только однородный труд. Поэтому, чтобы понять, откуда взялись дополнительные 2000 руб. прибавочной стоимости, нужно весь рабочий день редуцировать к простому труду.

Сказано – сделано. Рабочий день после механизации, который остался равным 12 часам астрономического времени, измеренный в единицах простого труда (редуцированный рабочий день), оказался равным 24 часам. Оно так и должно быть. Необходимое время – 6 часов, а прибавочное время стало равно 18 часам простого труда. Вот вам и прирост прибавочной стоимости, вот вам и норма эксплуатации в 300%. Чудес не бывает.

Простите, но ведь на самом деле рабочий день так и остался 12 часов. Что за путаница?

Никакой путаницы, отнюдь. Рабочий день не удлинился, но каждый час труда стал вдвое более производительным. Иначе говоря, на единицу продукта стало тратиться вдвое меньше рабочего времени... Не из затраты труда появляется прирост прибавочной стоимости....

Прирост прибавочной стоимости появляется из экономии труда за счет его механизации. Не затрата, а экономия труда овеществлена в прибавочном продукте. Экономия труда появилась как следствие прироста его производительности.

Этот момент – что Маркс сам нарушил свой закон стоимости - и есть то самое, чего никто не заметил. Скорее всего, и сам Маркс не заметил, что стал измерять стоимость «конкретным» и «сложным» трудом. Но без этого не выстраивается теория прибавочной стоимости. Вот где зарыта собака.

А откуда взялась экономия труда? Да от механизации же! Изменился капитал, изменилась и производительность труда. Поэтому следует признать, что капитал обладает производительной силой. И потому прибыль его владельца происходит, скорее, из этого источника - из экономии труда, а не из неоплаченного труда. Где эксплуатация труда? Нету.

Последнее давно стало общим местом экономической науки. Но это произошло в борьбе с доктриной о непроизводительности капитала, унаследованной Марксом от Годскина. А марксистские ортодоксы стояли и стоят на своем: стоимость и прибавочная стоимость создаются только живым трудом!

Почему никто-никто из крупнейших экономистов этого не заметил? Откуда мне знать! Факт, что не заметили.

2

Пример второй. Общественное воспроизводство (том II).

Все наверное знают, что общественное производство можно (если нужно) представить двумя подразделениями: производство средств производства (подразделение I) и производство предметов потребления (подразделение II). Маркс предлагает такую числовую схему в расчете на год работы экономики страны:

I 4000 c + 1000 v + 1000 m = 6000

II 2000 c + 500 v + 500 m = 3000

Не бойтесь, все это элементарно просто, если толком объяснить. В этих схемах:

с – сырье и оборудование, v – зарплата рабочих, m – прибыль капиталистов.

с + v + m = стоимость продукта производства.

В подразделении I стоимость произведенного за год продукта составляет 6000, в подразделении II – 3000. Ну, чтобы не было неясностей: в подразделении I расход сырья и оборудования составили 4000 c, зарплата - 1000 v, прибыль - 1000 m. В подразделении II, соответственно, цифры, приведенные выше.

Научная цель всех этих манипуляций – показать, каким образом годовой продукт производства страны обменивается на годовой доход ее населения. Соответственно, числа подбираются так, чтобы обмены были эквивалентными. Это нормально при моделировании.

Допустим для удобства разговора, что в первом подразделении (П1) производятся два вида продуктов – уголь и лопаты. Во втором (П2) – тоже два вида: хлеб и сапоги.

Итак, в П1 за год произведено угля и лопат на 6000 «денег». Маркс делит это количество на три кучи: одна (1000 m) достается капиталистам как прибавочный продукт, другая (1000 v) идет рабочим как их необходимый продукт. Остается куча 4000 c. Что это такое? Для производства угля и лопат тоже ведь нужны и уголь, и лопаты. Вот куда уходит куча в 4000. Допустим.

Очевидно, что ни капиталисты, ни рабочие в П1 не получают свои доходы натурой – углем и лопатами. Поэтому величины 1000 v и 1000 m одновременно выражают и денежные суммы, получаемые за год обоими классами, их годовой денежный доход.

Сходным образом обстоит дело в П2. Там произвели, стало быть, хлеба и сапог на 3000 «денег». Аналогично весь продукт разбивается на три кучи, притом 500 v и 500 m точно так же выражают и натуру, и доходы двух классов, а 2000 c – расход сырья и оборудования, выраженный в хлебе и сапогах (и измеренный в деньгах).

Теперь глянем, как происходит обмен продуктов на доходы и наоборот.

В П2 все просто. Рабочие на свой совокупный доход 500v покупают у капиталистов соответствующую часть (500) хлеба и сапог. Капиталисты из П2 таким же образом покупают друг у друга хлеб и сапоги («хлебники» у «обувщиков», и наоборот), а также сами у себя (хлебники у хлебников и т.д.) – на общую сумму 500.

Имеется еще груда хлеба и сапог 2000с. Эту массу предметов потребления капиталисты из П2 продают капиталистам и рабочим из П1 : II 2000с = I (1000v + 1000m). Выручив, таким образом, денег на 2000, они на эту сумму покупают, так сказать, лопаты и уголь у капиталистов из П1 (т.е. возмещают расход сырья и оборудования в своем производстве).

Теперь имеем следующую картину. В П2 все продано и все доходы реализованы. В П1 продано пока лишь две части угля и лопат, а именно: 1000v и 1000m. Остается еще непроданной часть 4000с. При этом не видно, чтобы на нее кто-то претендовал...

Все уже накупили себе всего необходимого – и для существования, и для производства. С другой стороны, все доходы уже истрачены. На оставшуюся кучу лопат и угля нет денежного спроса...

Маркс находит решение. Разве в производстве лопат не используется уголь? А при добыче угля разве не нужны лопаты? Капиталисты П1 будут совершать обмены между собой, покуда не реализуется вся куча 4000с!

Решение довольно элегантное, только – верное ли? Вправду ли этот ответ решает проблему воспроизводства?

В самом деле, злополучная величина («куча») 4000с из П1 отличается – в экономическом смысле – от всех других величин в схеме Маркса одной важной особенностью. Все те величины предстают перед нами в двойственном обличье: как «куча» продуктов производства и как доход определенной категории населения. Каждая «куча» уравновешена каким-то доходом, не исключая угля и лопат для П2 - то есть, величины II 2000с, которая балансируется суммой I (1000v + 1000m). И только величине I 4000с не противостоит никакой доход. Она остается (пока?) скоплением непроданных товаров.

Верно, производители «лопат и угля» будут обмениваться между собой (допустим, по безналичному расчету, так как доходы их уже истрачены). На самом деле в этой части находятся всевозможные машины и станки, доски и рельсы, моторы и кабели, лаки и краски, вагоны и кирпичи, чугун и стекло... Каждому производителю нужно то и се, пятое и десятое... Каждый будет участвовать в обмене внутри П1. Каждый приобретет ровно столько, сколько ему нужно. Да?

Да, всего лишь столько, сколько ему нужно...

Один вопрос остается без ответа: почему именно 4000? Почему не 40000 или не просто 40? В общем виде вопрос стоит так: в каком объеме должно народное хозяйство страны производить средства производства, чтобы, все они нашли сбыт? Схема Маркса не дает ответа на этот вопрос.

И что все это значит?

Общую массу средств производства Маркс разбивает на три части соответственно слагаемым цены отдельного товара: с + v + m. Не будем забывать, однако, что цена каждой лопаты и каждой тонны угля состоит из трех таких частей. И если хоть одна такая лопата из «кучи» 4000с оказалась непроданной, никому не нужной, то доходы капиталистов и рабочих в I подразделении станут меньше, чем указано в схеме Маркса.

Чтобы наглядно прояснить ситуацию, допустим, что из массы I 4000с к концу года реализовано (по взаимному обмену между производителями) лишь 70% товарной продукции, т.е. не 4000, а 2800. Как будет выглядеть тогда верхняя строчка в схеме Маркса? Может быть, так:

I 2800с + 1000v +1000m = 4800?

Увы, нет. Такого быть не может. Здесь верна лишь правая часть, так как весь товарный продукт I подразделения оказался проданным в объеме не 6000, а лишь 4800. Однако поскольку в каждой единице продукции сидят все три части ее цены (с + v + m), уменьшиться должны все три слагаемых левой части равенства.

Уменьшиться должны и доходы обоих классов. Если сохранить Марксовы соотношения между ними, равенство неизбежно примет следующий вид:

I 3200с + 800v +800m = 4800.

Из этого следует, что совокупный доход капиталистов и рабочих I подразделения сможет купить предметов потребления из П2 не на 2000, а только на (800+800) = 1600.

Иначе говоря, реализация продукта II подразделения сокращается на 400. Но тогда и здесь произойдет то же самое со всеми тремя слагаемыми левой части равенства. Теперь оно будет выглядеть так (сохраняя прежние соотношения и округляя числа):

II 1734с + 433v +433m = 2600.

Всего в народном хозяйстве произведено продукта на 9000, а продано лишь на (4800+2600) = 7400. Экономика страны оказывается в ситуации общего перепроизводства, так как в обоих подразделениях остаются товарные запасы, не находящие сбыта.

Сколько же следует производить средств производства, чтобы вся продукция первого подразделения была реализована?

Этого никак не узнать из схемы Маркса. Уже замечено, что она не дает ответа на данный вопрос.

Нужно эту схему модифицировать. Сперва глянем на исходные числа и соотношения. Как они фигурируют у Маркса? Вот так:

I 4000 c + 1000 v + 1000 m = 6000

II 2000 c + 500 v + 500 m = 3000

Что здесь неверно в принципе? Все. Первая строка, в Марксовых числах, должна быть такой:

I 3000 v + 3000 m = 6000

Куда делась составляющая «с», спросит кто-нибудь? Спросит? Или уже понятно? Она сидит в оставшихся двух «кучах» левой части балансового уравнения. Ибо, как уже указано, в цене каждой лопаты и т.д. находятся все три компоненты.

Но тогда весь спрос из П1 на хлеб и сапоги составит 6000, и П2 не сможет его обеспечить.

Нужно: либо увеличить производство хлеба и сапог так, чтобы первый член составлял не 2000 c, а 6000 c., либо сократить производство в П1. до 2000, чтобы купить 2000с из П2. В зависимости от возможностей экономики страны.

Первый вариант не реалистичен. Ибо это невозможно – взять да увеличить производство предметов потребления без кардинальной перестройки структуры всего капитала общества. Где взять производственные мощности, если в производстве средств производства все оставить, как есть? Негде.

Если принять решение по второму варианту, тогда доходы в П1 будут не по 3000, а по 1000, и верхняя строка примет другой вид, а вся схема выходит такая:

I 1000 v + 1000 m = 2000

II 2000 c + 500 v + 500 m = 3000

Что мы сделали? Мы ликвидировали избыточное производство средств производства. Мы снизили этот показатель до уровня, реально необходимого народному хозяйству.

Рассмотренные схемы Маркса – это далеко не просто схоластические упражнения в теоретизировании. Они сыграли злую шутку с целым народом, сделав жизнь простого советского человека скудной, убогой и короткой.

Именно отсюда пошли перекосы в экономике СССР, в обоснование которых был выдвинут «закон опережающего развития производства средств производства при социализме».

Этот «закон», сотворенный кем-то из академиков на потребу Сталину, стал руководящим принципом (точнее, оправданием) планирования пропорций (точнее, диспропорций) в советской экономике. Та куча «4000с», что осталась несбалансированной в схеме Маркса (само число здесь совершенно условно) действительно существовала. Это не были, однако, лопаты и уголь (того и другого всегда не хватало так же, как хлеба и сапог).

Это были горы оружия. А также оружейные заводы. И другие заводы, поставлявшие оборудование оружейным заводам. И третьего круга заводы, снабжавшие два первых круга. И строительные машины военно-строительных организаций, со всеми материалами, на них затраченными. А также запасы сырья и материалов (в том числе, таких материалов общего назначения, как сталь и цветные металлы, дерево, кожа, пластмассы, ткани, строительные материалы...), направляемые в этот сектор и обеспечивающие их предприятия. И транспортные средства (железнодорожные локомотивы и вагоны, автомобили, самолеты). И топливо (уголь, бензин, солярка, дрова). И электроэнергия, а значит и электростанции с линиями электропередач...

Короче, из схем Маркса вышел военно-промышленный комплекс СССР. Его финансирование покрывалось печатным денежным станком.

Все, кто работал в ВПК, получали зарплату, которой не было баланса во втором подразделении, но которая составляла часть платежеспособного спроса населения на фрукты, рыбу, мясо, одежду, мебель, книги, обувь, холодильники, телевизоры, коврики, люстры, посуду, кухонные принадлежности, автомобили и запчасти к ним, и еще сотни других предметов быта, удобства и жизнеобеспечения, за которыми человеку приходилось гоняться с готовыми деньгами в кармане.

Одним из существенных факторов хронического дефицита предметов потребления в СССР – наряду с независимостью цен от спроса-предложения - были доходы работников, которые не давали прироста общественного богатства.[2] Это были непроизводительные работники, и заняты они были непроизводительным трудом. Не только армия чиновников государственного аппарата, но и занятые в ВПК занимались непроизводительным трудом.

Соотношение между численностью производительного и непроизводительного населения, указал Адам Смит, является одним из важнейших факторов роста или уменьшения богатства страны.

Именно здесь, в наличии огромной массы непроизводительных работников, не вносящих своего вклада в рост реального общественного продукта, но предъявляющих претензии на его часть, была заложена имманентная слабость советской экономики, которая должна была сказаться рано или поздно и, в конечном счете, обрушила экономику.

Понятно, что все сказанное есть лишь общий набросок. Полностью централизованная экономика в принципе менее эффективна, чем частнокапиталистическая. Но это уже из области соревнования. Вообще, тема для отдельного разговора.

Сами схемы Маркса обязаны своим появлением фундаментальной безграмотности Маркса в простых экономических вопросах. Экономист-самоучка, он значительно продвинулся относительно нулевого уровня, с которого начал. Но его исключительная озабоченность темой эксплуатации труда обусловила крайнюю узость его штудий, не говоря уже о полнейшей предвзятости его подхода.

Есть одно место в «Богатстве народов» Адама Смита. Выяснив законы движения прибыли, зарплаты и земельной ренты, он говорит, что эти три вида доходов отвечают трем «великим классам» населения – предпринимателей, рабочих и землевладельцев. Все другие виды доходов являются вторичными и происходят от одного, двух или трех указанных основных видов.

Затем Смит говорит: всякая цена товара сводится, непосредственно или в конечном счете, к одному или нескольким из этих основных доходов. Она состоит из трех частей: из прибыли, зарплаты и ренты.[3] Может показаться, продолжает Смит, что остается еще четвертая часть, возмещающая расход материалов и оборудования. Однако, эта четвертая часть также сводится к указанным трем – к чьей-то прибыли, зарплате и ренте. Разумеется. Какие-то люди производят эти вещи и получают свои доходы - кто зарплату, кто прибыль, кто ренту. Материалы и машины, которые они используют, тоже кто-то производит и получает свой доход...

Поэтому годовой национальный доход страны (чистый доход) представляет собой сумму доходов трех великих классов – общую сумму выплаченных в течение года прибылей, зарплат и рент. И ничего больше.

Вот этого всего Маркс постичь не мог и не смог. Свое непонимание он приписал «ошибке Смита». Положение о том, что цена состоит из одних доходов, Маркс называл «абсурдной догмой» и «нелепостью». Как же так? Ведь очевидно, что кроме доходов в цене еще возмещается «постоянный капитал»!.. Рассуждение Смита о том, что эта четвертая часть также должна сводиться к доходам, Маркс называл «отсылкой от Понтия к Пилату» и «пустой болтовней».

Раскритиковав Смита, Маркс построил свою схему, где «постоянный капитал» не сводится к доходам! Мы видели, что из этого вышло.

Вместо богатства народов, от Маркса пошла бедность народов.

Много позже, в 1904 г. замечательный русский экономист В.К.Дмитриев построил математическую модель «догмы Смита» и показал, что там все сходится.

Ведь что утверждает Смит? Сколько общество произвело за год своим трудом, настолько оно и стало богаче за этот год.

Вспомним, для чего все эти экскурсии по «Капиталу». Сообщают, что Джоан Робинсон – один из крупнейших экономистов XX века – не в пример большинству других, читала II том «Капитала» и нашла наиболее интересным местом как раз Марксовы схемы воспроизводства. Почему она – по общему признанию, тонкий аналитик - не сумела заметить врожденного дефекта этих схем, понять совершенно невозможно.

3.

Пример третий. В томе III наиболее известна «Проблема Большого Противоречия». В томе I говорится, что стоимость, она же цена товара, образуется затраченным трудом. Соответственно, прибавочная стоимость, она же прибыль, есть по сути некая (неоплаченная) часть затраченного труда. Выходило, что прибыль пропорциональна зарплате (вспомним понятие «нормы прибавочной стоимости»). Там же Маркс пишет, что это положение «по видимости противоречит» тому, что известно о ценообразовании на рынках. И обещает разрешить это противоречие в следующих книгах.

Что же такое было «известно о ценообразовании»? Считалось, что реально прибыль пропорциональна всему капиталу, а не только зарплате. И более того, считалось, что конкуренция, за счет перелива капиталов из менее прибыльных отраслей в более прибыльные, выравнивает норму прибыли. Последний показатель есть отношение общей суммы прибыли ко всему капиталу (включая зарплату рабочих). Он показывает чистую отдачу на единицу стоимости капитала. Это представление действительно противоречило теории, развитой в томе I. И это вот противоречие Маркс обещал разрешить в последующих томах.

Множество людей поэтому с нетерпением ожидало выхода последующих томов. С ростом популярности марксизма, росли и эти ожидания. Том II не касался данной проблемы вообще. Ждали тома III. И вот он вышел.

Решение Маркса, грубо говоря, сводилось к следующему. Все капиталисты как бы складывают свои прибыли (полученные согласно теории, развитой в томе I) в общий котел, а потом делят их пропорционально капиталу каждого. Понятно, Маркс не ограничился одним лишь заявлением. Он постарался показать, как выравниваются нормы прибыли.

Удовлетворило такое решение только убежденных марксистов – включая людей, совсем не глупых в других отношениях, таких как Э.Бернштейн, К.Каутский, М. Туган-Барановский... Со стороны не-марксистов, однако, раздались скептические голоса. Один из них, итальянский экономист Акилле Лориа, назвал решение Маркса «жалкой игрой в слова» и охарактеризовал том III как «поход 1812 года в Россию». Энгельс вынужден был откликнуться, и тон его статьи выказывает большое раздражение.

Несколько позже Бем-Баверк написал брошюру с критикой теории марксизма. В частности, касаясь тома III, он отметил главный трюк Маркса, позволивший ему свести концы с концами.

«Маркс действует, как человек, который очень хочет, чтобы из урны вышел белый шар, и предусмотрительно способствует этому, закладывая туда одни белые шары», писал Бем-Баверк. Другими словами, в основу своего доказательства Маркс заложил то, что требовалось доказать. К сожалению, Бем-Баверк сказал об этом почти мимоходом, так что желающие не заметить сказанного им, могли так и сделать.

Углубление в данный сюжет потребовало бы много места. Вместо этого, вашему вниманию будет предложен другой момент, никем не замеченный. Почти...

Есть в томе III глава 10, стоящая несколько особняком от главной нити доказательства Маркса. В ней автор подходит к «противоречию» с другой стороны. Он берется показать, что цена равновесия спроса и предложения на рынке не противоречит тому, что на более глубоком уровне цена есть стоимость из тома I.

Рассуждение Маркса очень простое. Спрос и предложение суть две силы, «действующие в противоположном направлении». Когда они уравновешивают друг друга, они «как бы перестают действовать», «взаимно уничтожаются», по выражению Маркса, и поэтому не могут ничего объяснить в ценообразовании. Значит, нужно заглянуть глубже, чтобы найти какой-то другой фактор. А что находится глубже? Конечно, стоимость!

Для тех читателей, кто не учил механику (или учил да подзабыл), предлагается следующая аналогия.

Летит самолет. Почему он не падает? На него действуют две силы: сила тяготения земли и подъемная сила крыла. В системе координат, жестко связанной с самолетом, они направлены в противоположные стороны и взаимно уравновешиваются. По логике Маркса, находясь в равновесии, обе силы перестают действовать и «взаимно уничтожаются», поэтому тот факт, что самолет не падает, требуется объяснить какими-то иным факторами...

Нельзя сказать, что вообще никто не заметил такого интересного объяснения у Маркса. Тот же Лориа назвал 10-ю главу «на роковую известность обреченной». Но и тут все это как-то промелькнуло мимоходом. И глава 10, скорее, осталась обреченной на незаслуженное забвение.

В итоге, вся критика была заглушена дружным и шумным хором восхвалений.

А позже стали писать и такое: «Маркс был заинтересован в проблеме как таковой и прежде всего был озабочен совершенствованием инструментов анализа, предлагаемых наукой его времени, выправлением логических трудностей и построением теории, которая по своей природе и своим целям была бы истинно научной, независимо от ее недостатков.» (Йозеф Шумпетер)

Что-то ведь побудило Шумпетера написать такое. И откуда он это взял? Он взял это из общего мнения, больше неоткуда. Прикажете спорить? Не подействует. Да и нет уже Шумпетера... Да и споры эти большого смысла не имеют.

Да что там Шумпетер с его оценкой нашего мыслителя, есть примеры похлеще...

Так, известный английский историк Р.Дж.Коллингвуд (1889-1943) писал, делая в одном абзаце сразу две исторические ошибки: «Если переворот, совершенный Марксом в отношении диалектики Гегеля, и был отступлением, то он одновременно явился и предпосылкой для движения вперед. Это движение выросло из той ситуации, в которой оказались ученики Гегеля, и, в частности, оно привело к большому успеху в исследованиях того конкретного вида истории, экономической истории, где Гегель был слаб, а Маркс – исключительно силен».[4] (выделено мной – ЕМ).

Первая, и для всех очевидная, ошибка Коллингвуда состоит в том, что задолго до «Капитала» возникла Немецкая Историческая школа в экономике, основал которую никто иной, как Вильгельм Рошер – объект нападок Маркса в сносках (!) I тома.

Вторая ошибка не столь очевидна для всех. Зато она не простительна для данного автора. Англичанину-историку полагалось бы знать историю своей страны, злостно извращенную Марксом в последней главе того же I тома «Капитала».

Что я имею в виду, можно прочитать в Приложении.

***

Читателю были продемонстрированы грубые ошибки и несуразности в «Капитале», практически никем не замеченные до наших дней.

Что же произошло с этой книгой? И почему все же Маркс сделался основателем марксизма?

«Очень своевременная книжка»

События, последовавшие после публикации тома I, позволяют сказать, что общественное мнение Европы левело еще до Маркса. Письма читателей книги к автору, в том числе, от молодых капиталистов, говорят еще больше. Эту тенденцию полевения марксизм успешно утилизовал.

Новое поколение «буржуазии», освобожденное родителями от тягот первоначального накопления, не хотело узнавать себя в нарисованном Марксом образе жадного капиталиста, сосущего из рабочего прибавочную стоимость. Они хотели, как лучше, они хотели улучшить положение рабочих. И они делали это, как могли. Улучшали условия труда и санитарию, создавали сберкассы и ссудные товарищества для рабочих, помогали в страховании от безработицы, болезней и старости, способствовали улучшению жилищных условий и повышению доступности жилья, учреждали буфеты по сниженным ценам, библиотеки...

Это был период бурного экономического подъема Европы в условиях почти полного laissez faire. Рост производительности позволял повышать зарплату наемных рабочих, и ее повышали. За столетие средняя зарплата выросла вдвое, сокращение рабочего дня составило от 25% до 33%. Появлялись оплаченные отпуска, облегчался труд женщин. Там и тут вводился запрет на детский труд.

Много чего делалось. Вот книга: «Социально-экономические итоги XIX столетия» Соч. Шарля Жида. Перев. с французского Н.И.Сувирова. С Петербург. Т-во «Просвещение». Книга опубликована Министерством торговли Франции (Мильеран) на основании отчета с выставки 1900 г. Несмотря на название, вся книга посвящена исключительно данным о положении рабочих. Множество цифр, подтверждающих, что положение это неуклонно и значительно улучшалось.

На выставке был «Дворец социальной экономии», где экспонировались материалы, попавшие в отчет. Незадолго до открытия Дворец посетил, известный социалист Жюль Гед. По его отзыву, этот Дворец есть «позорный столб, к которому будет выставлен униженный и обворованный пролетариат; последний найдет в этом новое основание к тому, чтобы идти своим революционным путем».

«Откуда этот гнев? – вопрошает Жид, цитируя Геда. – Не вытекает ли он из боязни, что социально-экономические институты сделают существующий порядок терпимым и таким образом увековечат его, тогда как его хотят упразднить?»

Но почему ревнителям интересов рабочих следует бояться такого исхода? – спросим теперь мы. – Не из боязни ли самим оказаться не удел?

Бурный рост экономики и быстрое улучшение условий жизни рабочих парадоксально сопровождался ростом социалистического и рабочего движения. Много было писателей-социалистов и они много понаписали. «Капитал» оказался наиболее выдающимся произведением в жанре политической пропаганды. Непревзойденным социальным памфлетом.

Книга Маркса давала «научное обоснование» для пропаганды среди рабочих и для претензий социалистов и их лидеров на «историческую правду». Там было сказано однозначно, что никакие улучшения не исправят положения в корне. Позже было изобретено понятие «относительного обнищания». Теория Маркса стала бесценным сокровищем для демагогов.

«Критика политической экономии» провозглашала, что буржуазная наука служит интересам господствующего класса. Поэтому любую критику марксизма можно было дезавуировать как проявление классовой борьбы. Благодаря такому изобретению Маркса, его учение приобрело иммунитет ко всякой критике.

Страницы «Капитала» пышут моральным пылом, негодованием, возмущением... Поскольку нравственный уровень автора располагался где-то много ниже нуля, цена его негодованию однозначна: лицемерие. Но эту фальшь никто не мог заметить, не зная про автора того, что знаем мы. Маркс украл и утилизовал нравственное чувство совестливых людей к вящей своей славе.

Обобщая, можно сказать, что эпохе нужно было нечто подобное, был, как говорится, социальный заказ. И этот заказ был удовлетворен. Так в недрах либерального общества возникло и укоренилось учение, направленное на его разрушение. Поистине, «Капитал» - это творение нечеловеческого гения.

Сегодняшние марксисты, как известно, ухитряются стать демократами, плюралистами, защитниками “буржуазных свобод” или окружающей среды, христианами и даже защитниками ислама…

“Маркс всегда сам советовал, - простодушно сообщает Меринг, - примыкать к крайне левому крылу уже существующего движения для того, чтобы толкать его вперед”

Этот совет Маркса требует перевода. Практически без вариантов «толкать вперед» означает раскачивать влево. Результат может выйти двояким. Либо все движение опрокидывается на левый бок, либо откалывается левый кусок. Маркса и его последователей устраивает любой из этих двух исходов.

Примеров можно найти немало уже даже в наши дни. Вряд ли можно сомневаться относительно причин, почему после краха коммунизма в Европе иные международные общественные организации явно полевели. Например, Эмнисти Интернешнэл и Врачи без Границ. Бывший лидер организации Гринпис так и писал недавно в Уолл-Стрит Джорнал, что туда, после обвала СССР и перемен в Восточной Европе, устремились бывшие коммунисты и фактически прибрали эту организацию к рукам.

Как и предшественникам их, современным марксистам – до Алинского и Обамы - мало интересны теоретические изыски Карла Маркса. «Капитал» они не смогли бы прочесть, даже если бы и захотели. В лучшем случае, кому-то из них по силам «Манифест», а большинство питается устной традицией, то есть двумя-тремя пропагандными штампами. Ошибки и несуразности Маркса волнуют их еще меньше. И совсем не имеет значения, как они себя называют. Зато они твердо усвоили главную идею марксизма.

Что главное в марксизме? - ВЛАСТЬ!

Почему был востребован Маркс?

Почему вектор общественного сознания в Европе изменился так разительно после XVIII века? Последующее не претендует на исчерпывающий ответ, но другого у меня нет.

Фактор 1. Небывалый рост материального уровня и качества жизни за сто лет в результате развития капитализма. Этим, в основном, можно объяснить гигантский скачок в численности населения Европы. По данным Вернера Зомбарта, с VI по XVIII столетия – то есть, за всю предшествующую историю Европы – ее население никогда не превышало 180 миллионов человек, тогда как с 1800 по 1914 гг. оно достигло 460 млн. чел.

Этот рост населения сопровождался также небывалыми демографическими сдвигами. Доля старинной аристократии неуклонно сокращалась (и сама аристократия вырождалась). Доля рабочего класса росла, но не в такой мере, как росло население. Главным образом за счет роста средних классов произошел общий рост населения Европы.

Происходили значительные социально политические изменения. Росла степень демократизации общества и политики. Исчезли сословия, касты, социальные барьеры, гражданские привилегии. На арену политической, общественной и культурной жизни вышел средний класс.

Фактор 2. Итогом описанных революционных изменений в Европе стало то, что Ортега-и-Гассет охарактеризовал как восстание масс. Что это такое – новый массовый человек?

«Человек, который намерен сегодня возглавлять европейскую жизнь, - писал Ортега-и-Гассет, - мало похож на тех, кто двигал XIX век, но именно XIX веком он рожден и вскормлен»[5]/

Философ выделяет особенности психологии нового человека массы.

(1) Ощущение растущей доступности материальных благ, и отсюда – чувство надежности жизни и собственной независимости. «То, что прежде считалось удачей и рождало смиренную признательность судьбе, стало правом, которое не благословляют, а требуют».

(2) Беспрепятственный рост жизненных запросов и, следовательно, безудержная экспансия собственной натуры.

(3) Врожденная неблагодарность ко всему, что сумело облегчить ему жизнь.

«Избалованные массы достаточно малокультурны, чтобы всю эту материальную и социальную слаженность, безвозмездную, как воздух, считать естественной, поскольку она, похоже, была всегда... Не видя в благах цивилизации ни изощренного замысла, ни искусного воплощения, для сохранности которого нужны огромные и бережные усилия, средний человек и для себя не видит иной обязанности, как убежденно домогаться этих благ – единственно по праву рождения».

Нет сомнения, что, указанное отношение к цивилизации была присуще самому Карлу Марксу. В целом же, Ортега описал психологию читательской аудитории «Капитала». Настоящие рабочие всегда составляли ничтожную часть актива «рабочих партий». Тогдашний тип социалиста представлял собой именно и прежде всего тип массового человека из средних классов, о котором писал философ.

Капитализм таки породил себе могильщика.

«Тирания интеллектуальной пошлости в общественной жизни, может быть, самобытнейшая черта современности, наименее сопоставимая с прошлым». Прежде чернь всегда знала свое место, усваивая идеи, верования, обычаи, «но не присваивала себе умозрительных суждений, например, о политике или искусстве, и не определяла, что они такое и чем должны стать... Сегодня, напротив, у среднего человека самые неукоснительные представления обо всем, что творится и должно твориться во вселенной. Поэтому он разучился слушать... Нет никакого смысла выслушивать и, напротив, куда естественнее судить, решать, изрекать приговор...»

Самая подходящая почва для марксизма.

«Но разве это не достижение? Разве не величайший прогресс то, что массы обзавелись идеями, то есть культурой? Никоим образом. Потому что идеи массового человека таковыми не являются и культурой он не обзавелся... Культуры нет, если нет устоев, на которые можно опереться... Культуры нет, если к любым взглядам нет уважения, на которое можно рассчитывать в полемике... Культуры нет, если эстетические споры не ставят целью оправдать искусство. Если всего этого нет, то нет и культуры, а есть в самом прямом и точном смысле слова варварство».

Буржуазной цивилизации было не жалко. Во имя чего?

Фактор 3. Обратим внимание на одну составляющую марксизма – на обещание полнейшего и всеобщего благолепия при коммунизме. Это не было новостью, об идеальном обществе всеобщего счастья и справедливости писали многие. Есть большая библиотека утопической литературы. Но в XIX веке утопия была поставлена на повестку дня как цель общественного действия. Множество людей сочли эту цель достижимой через усилие и волю. Почему?

Я не могу предложить иного подхода, как только прибегнуть к Юнговскому понятию архетипов коллективного бессознательного. Те, кто отрицает реальность коллективного бессознательного, могут дальше не читать.

Коллективное бессознательное народов Европы (наверное, не только Европы) хранило и хранит архетипы, связанные со служением высшим силам – с религией. Сам Юнг считал, что кровавые эксцессы Французской революции явились следствием упразднения религии в революционной Франции. Религию упразднили, но архетипы никуда не делись.

Уже банальностью является уподобление «будущего коммунистического общества» мечте о «царстве Божьем на земле». Не вижу причин тому, чтобы не связать эту мечту с массовым отходом людей от традиционной исторической религии. Утопия явилась суррогатом религии.

Утопия похитила и утилизовала бесхозные архетипы. Поэтому так много идеалистов было среди социалистов и революционеров. А беспринципные проходимцы, рвущиеся к власти, утилизовали искренний порыв идеалистов.

***

Как видим, все катилось в одну сторону. Не будь марксизма, было бы что-нибудь другое. Марксизм, однако, явился наиболее изощренным, хитро замаскированным под науку призывом к разрушению европейской либерально-демократической цивилизации.

Приложение

Первоначальное накопление по Марксу

Вернемся в первый том «Капитала» и обратимся к последней (фактически), XXIV, главе, которую Маркс назвал «Так называемое первоначальное накопление». Эпитет «так называемое» очевидно выражает иронию автора (дескать, все было не так, как вы себе представляете). Как увидим вскоре, ирония, здесь еще более уместна, чем полагал автор, ибо – действительно - все было не так, как он нам представил.

 Согласно теории Маркса, как нам известно, капитал образуется в результате того, что собственник средств производства присваивает неоплаченный труд рабочих. Для этого должны быть в наличии: (а) средства производства, (б) их собственник и (в) неимущие пролетарии, которые нанимаются работать на него. Но как возникла такая ситуация? Откуда взялись на исторической сцене три перечисленные составляющие «капиталистического способа производства» - ведь не всегда же они существовали? Ведь когда-то был «феодальный способ производства». Каким образом картина столь радикально изменилась?

Уже у Адама Смита мы встречаем термин первоначальное накопление. Смит говорит о том, что издревле предприимчивые и благоразумные люди старались сберегать часть продукта своего труда. Постепенно накапливая запасы, они рано или поздно получали возможность использовать их как капитал. Вот эту картину и высмеивает Маркс. «Как известно, - пишет он, - в действительной истории большую роль играют завоевание, порабощение, разбой, - одним словом, насилие. Но в кроткой политической экономии искони царствовала идиллия... В действительности методы первоначального накопления – это все, что угодно, только не идиллия». Свою неидиллическую картину он рисует на примере истории Англии, где все это, его словами, «совершается в классической форме».

В противовес картине эволюционного процесса долгого и постепенного формирования классов предпринимателей и наемных рабочих, Маркс рисует рождение капитализма как катастрофический общественный переворот, осуществленный насильственными мерами. Этот переворот, по Марксу, произошел в течение примерно двух-трех столетий, от конца XV и до второй половины XVIII вв. Он сопровождался крутой ломкой общественных отношений. То есть, радикальным перераспределением собственности путем хищнического присвоения ее имущим классом и насильственной пролетаризацией огромных масс сельского населения. Рождение капитализма носило, по Марксу, взрывной характер. То ничего не было, и вдруг, за какие-то двести с хвостиком лет – возник капитализм!

Идиллия???... У колыбели капитализма стояло насилие сильных над слабыми! «Насилие является повивальной бабкой всякого старого общества, когда оно беременно новым, - излагает Маркс в своем ярком стиле свое же изобретение. – Само насилие есть экономическая потенция».

Три главные вехи этого взрывного переворота: (1) роспуск феодальных дружин в конце XV – начале XVI вв., (2) реформация в Англии в XVI в. и – (3) массовое обезземеливание крестьян.

В случае (1) «масса поставленных вне закона пролетариев была выброшена на рынок труда». Измерялось эта масса сотнями, тысячами или миллионами – Маркс не сообщает. Скорее всего, не знает. Кто их считал в свое время? Но можно прикинуть порядок величины. В Англии было тогда 50 или 60 титулованных магнатов (они же – феодалы). Допустим, средняя численность одной вооруженной дружины составляла 50 чел., тогда общее число дружинников составит не больше 3 тыс. чел. Очень грубая оценка, но мы хотим лишь представить порядок величины.

Нужно учесть, что не дружина составляла армию феодала, а его вассалы – мелкопоместное дворянство и крестьяне. Дружина же была его личной гвардией, которую он должен был содержать и еще одаривать. А ему самому постоянно не хватало денег. Так что дружина не могла быть численно большой, и 50 человек – цифра, скорее всего, завышенная и вероятно даже сильно завышенная. Это были профессиональные воины, и они обходились недешево. Более реальной была бы цифра человек 15-20, но примем, однако, 50.

По позднейшим оценкам, население Англии в начале XVI в. составляло не менее 4 млн. чел. Так что «масса пролетариев», как называет это Маркс, составила меньше 0,1 процента тогдашнего населения. Понятно, почему никто из авторитетных исследователей экономической истории Англии, например, Торольд Роджерс[6] не упоминает роспуск феодальных дружин как фактор рынка труда своего времени?

Никак нельзя исключать еще такого оборота событий, когда феодал, чтобы сохранить для себя опытных офицеров на всякий случай, после роспуска дружины посадил бы их на землю. То есть, сделал бы их своими вассалами, так сказать, на хозрасчете. Численно оценить такой вариант трудоустройства, однако, не представляется возможным.

Вторая веха, по Марксу, - реформация. Здесь он упоминает «колоссальное расхищение церковных имений». Это было. Примерно пятая часть земель Англии перешла из церковной собственности к новому дворянству Тюдоров. Из него вышло большинство богатых фамилий и потомственных пэров Англии последующих веков. Но мы ведь знаем, что богатство еще не есть капитал. Зато «уничтожение монастырей и т.д. превратило в пролетариат их обитателей».

Буржуа еще нет, а пролетарии уже явились. Какими бы богатствами ни владели монастыри, общее число «их обитателей», то есть монахов, в такой маленькой стране могло измеряться только тысячами, не миллионами. Те же десятые доли процента от всего населения. Среди них было большое число доминиканцев и членов других орденов, а это вам не просто послушники. Несомненно, какая-то часть монахов предпочла скорее удалиться в католические страны – Испанию, Италию, чем стать безработными пролетариями на родине.

Другое дело – крестьяне на монастырских землях.

Они просто обрели другого землевладельца. Какова их судьба? Тут мы подошли к самому серьезному моменту переворота. Это – обезземеливание крестьянства, создавшее массу неимущего населения, у которого ничего не осталось, кроме рабочих рук.

Это – знаменитые огораживания.

Землевладельцы выгоняли крестьян со своей земли, огораживали ее и превращали в пастбище для овец. Вследствие повышения в Европе спроса на шерсть в XVI в. и далее, стало более выгодным отдавать земли под овцеводство, чем под пашню. Все больше и больше крестьян теряло возможность жить на земле и возделывать ее. Они теряли свои дома, которые тут же сносились, свою занятость, средства к существованию. Они становились нищими бродягами, которые наводнили страну настолько, что правительство стало издавать законы против бродяжничества.

Такую картину рисует Маркс и подытоживает: «Разграбление церковных имуществ, мошенническое отчуждение государственных земель, расхищение общинной собственности, осуществляемое по-узурпаторски и с беспощадным терроризмом, превращение феодальной собственности и собственности кланов в современную частную собственность – таковы разнообразные идиллические методы первоначального накопления».

Бродяжничество и борьба с ним

Такое количество людей, вырванных из привычной среды, не могло найти себе новое трудовое применение. «Они массами превращались в нищих, разбойников, бродяг, - пишет Маркс, - частью по склонности, в большинстве же случаев под давлением обстоятельств. Поэтому в конце XV в. и в течение всего XVI в. во всех странах Западной Европы издаются кровавые законы против бродяжничества. Отцы теперешнего рабочего класса были прежде всего подвергнуты наказанию за то, что их превратили в бродяг и пауперов».

«Кровавое законодательство против экспроприированных» - так назвал Маркс этот раздел XXIV главы. Эх, как хорошо ему писалось теперь, когда покончено было с наукой...

«В Англии это законодательство началось при Генрихе VII» - начинает Маркс. Это - закон от 1495 г. Смотрим текст закона. Что за странность? Первым делом там идет ссылка на подобный закон от 1383 г.

Не в том странность, что Маркс перенес начало «кровавого законодательства против экспроприированных» на сто лет вперед - конец XV вместо XIV в. (такие вещи как раз в его стиле). А в том странность, что тогда еще не было тех огораживаний, которые как бы стали причиной массового бродяжничества. И феодальным дружинам еще предстояло быть распущенными лет через сто. И реформацией еще не пахло. Откуда бродяги? Где экспроприированные пролетарии? Не из-за таких ли неудобных вопросов автор умолчал о законе XIV в.? Скоро ответ будет найден....

Дальше Маркс рассказывает (своими словами) о подобных же законах 1530, 1547, 1572, 1576, 1597 гг. и др. Знакомство с текстами упомянутых статусов позволяет утверждать, что Маркс выбрал из них лишь то, что годилось для его целей, и умолчал о том, что для его целей не подходило. Вот несколько примеров.

Умолчав о законе 1383 г., Маркс лишь упомянул закон 1495 г., ничего про него не рассказав. А там сказано, что цель этого закона – смягчить тот, предыдущий, по которому бродяг и нищих просто бросали в тюрьму на долгое время. Теперь их надлежало брать в колодки на 3 суток, держа на хлебе и воде (часто ли они могли добыть попрошайничеством чего-то большего? а тут – гарантированный ежедневный паек!). Затем их следовало выслать из города. При повторном задержании в том же городе – колодки на 6 суток.

Из закона Елизаветы I от 1572 г. Маркс выбирает лишь наиболее тяжкие наказания – порку, клеймение, вплоть до смертной казни «при третьем рецидиве». И добавляет, что в других законах все аналогично. А в сноске дает статистику казней, клеймений, поОрок – за некоторые годы по некоторым графствам.

Тем самым создается впечатление, что репрессировали только пролетариев, обездоленных власть имущими. Сгоняли людей с земли, лишали жилья и средств к существованию, да еще и наказывали за бездомность и отсутствие работы. Какие же злодеи! И не было в Англии тогда преступности - ни уголовной, ни государственной (шпионаж, измена присяге, действия в пользу претендентов на престол...)?

В том же законе можно найти (не упомянутые Марксом) подробные правила для определения лиц, подпадающих под его действие. Очень рекомендую ознакомиться.[7] Указаны такие категории: занимающиеся «хитрой и ловкой и беззаконной азартной игрой»; обманщики под видом хиромантов и физиогномистов; лица «здоровые и крепкие телом, которые не могут объяснить, каким законным путем они добывают себе пропитание»; «жонглеры, разносчики, паяльщики и мелкие торговцы, бродящие и промышляющие без надлежащего разрешения»; «здоровые телом и отказывающиеся работать за ту разумную плату, какая установлена и обычно дается в тех местах, где таким лицам приходится жить»; студенты Оксфорда и Кембриджа, побирающиеся без разрешения университетских властей; «все матросы, лживо заявляющие, что потерпели кораблекрушение» и еще ряд категорий, которые все «должны быть почитаемы за бродяг и упорных нищих, предусмотренных настоящим актом».

Одна только категория, как раз нами ожидаемая, - отсутствует. С такой примерно формулировкой: «здоровые и крепкие телом, заявляющие, что были согнаны с земли в результате ее огораживания». Ничего похожего нет во всем этом перечне. Вот сколько непостижимых странностей обнаруживается в рисуемой Марксом картине. Увы, это еще не все.

Кроме наказаний злостных бродяг, кровавый закон предписывает заботу о бедных, престарелых и немощных. Таковых надлежит взять на учет в каждом округе и «предоставить им всем жилище и убежище», для чего обложить налогом всех жителей каждой местности, а за уклонение от такого налога - штраф в 10 шиллингов. Это - половина фунта, серьезные деньги по тем временам (Роджерс сообщает, что зарплата городского рабочего в эти годы составляла, в среднем, чуть больше 4 шилл. в неделю).

В законе от 1576 г. говорится: «Чтобы молодежь приучалась и воспитывалась в труде и работе и не вырастала подобно ленивым бродягам и чтобы те, которые уже выросли в лени и, таким образом, являются бродягами в настоящее время, не могли оправдываться тем, что не могут найти службу или работу,... и чтобы другие бедные и нуждающиеся люди, желающие работать, могли быть поставлены на работу, приказывается и узаконяется...» - знаете что? В каждом городе и городке, а также во всех рыночных поселениях «оборудовать склад шерсти, пакли, льна, железа или иного материала» на средства от налога на жителей данной местности. Всем бедным и безработным выдавать с этих складов сырье для переработки. Продукт сдается управителю склада, который оплачивает труд «согласно качеству их работы». Трудоспособных, кто откажется работать или станет портить материал, - в тюрьму. К-р-р-р-ова-а-а-вое же законодательство, однако...

Как можно догадаться, про все эти вещи Маркс не рассказывает, упоминая только наказания для злостных бродяг. Он пишет, что на 43-м году царствования Елизаветы (а это 1600 г.) «правительство вынуждено было, наконец, официально признать пауперизм, введя налог в пользу бедных». Очередная неправда. Меры заботы о бедных были предписаны уже в законе 1536 г. Вторая ложь: не просто налог, как мы уже знаем, а меры по трудоустройству.

Здесь нет возможности дать автору преимущество сомнения. Тексты законов говорят сами за себя. В том, что букву и дух законодательства Маркс исказил злонамеренно, никаких сомнений не остается. Но законы это ведь не все. Есть еще реальная история – как там дела у нас?

Короче говоря, было бродяжничество и связанная с ним преступность. Была борьба государства против бродяжничества, включая жестокие меры к злостным бродягам. Но была также забота государства о безработных и нетрудоспособных. И добровольно-принудительное воспитание трудолюбия среди части населения, развращенной бездельем и бродяжничеством. И все это, заметим, в XV-XVI вв., то есть, во времена Ивана Грозного на Руси, а во Франции - Людовика XIII, кардинала Ришелье и д’Артаньяна.

XVI - XVII вв. – время всеобщих жалоб на страшное развитие нищенства и бродяжничества по всей Западной Европе. Голландия «кишит нищими».[8] В немецких епископствах насчитывали 260 нищих на тысячу жителей. В Пруссии в XVII – XVIII вв. было выпущено свыше 100 указов против бродяжничества. В Париже число голодных и нищих составляло до четверти населения, однажды там даже возникла «республика нищих». И весь этот пауперизм, столь широкомасштабный, имел место, говорят позднейшие ученые, в условиях острой нехватки рабочей силы. Нечего и говорить, что все это не было следствием развития капитализма – по причине отсутствия такового. Не отмечается в континентальных странах Европы и массового – катастрофического - обезземеливания крестьян.

И то сказать, мало ли было причин для обнищания людей? По И.Кулишеру, все эти пауперы были, в основном: погорельцы; жертвы наводнений; раненые в войнах; бывшие солдаты и матросы; слепые и увечные; разорившиеся ремесленники и трактирщики; бродячие студенты; потерявшие должность священники или учителя; не допущенные в цех подмастерья и т.д., и т.п.

Можно по достоинству оценить историческое первенство Англии в заботе о бедных, безработных и нетрудоспособных, постепенное создание зачатков системы социального обеспечения. Маркс охаивает все чохом («кровавое законодательство).

А все же - где эти массы согнанных с земли крестьян? Куда они все подевались? Не они ли, как говорит Маркс, составили основную массу бедных, нищих и бродяг?

Огораживания

В предисловии к своей книге «Английская деревня в эпоху Тюдоров» (1903) А.Савин, авторитетный русский историк-англовед, пишет, как он однажды собрался изучить историю обезземеливания крестьян в Англии. Приступив к работе в Британском музее, он познакомился там с молодым историком - американцем по имени E.F.Gay. Гэй специально изучал документы по огораживаниям и собирался написать об этом книгу. Вскоре Гэй опубликовал результаты своих исследований в научном сборнике Quarterly Review. В 1908 г. в России вышла книга И.Граната «К вопросу об обезземеливании крестьян в Англии», где использованы результаты исследования Гэя.

Коротко, вот что нашел Гэй. Было две крупных волны огораживаний пахотных земель ради превращения их в пастбища для овец: в 1485-1517 гг. и в 1588-1607 гг. По обоим «волнам» было много жалоб, и парламент создавал комиссии для изучения последствий. Эти комиссии нашли, что в первый из двух указанных периодов было изгнано с земли 7 тысяч крестьян, во второй период – 2,2 тыс. крестьян. Практически, это все.

Конечно, для жертв огораживаний это была большая беда. Но общая их численность (менее 10 тыс. чел.) не дает возможности поддержать утверждения Маркса о «массовом обезземеливании», породившем «массы пролетариев» и послужившем главной причиной массового нищенства и роста преступности в Англии в указанный период. По всему видно, что Маркс, дни и ночи просиживающий в Британском музее, не увидел того, что нашел Гэй. Ибо реальное положение дел с сельским хозяйством Англии на исходе средневековья было совсем иным.

Почему было невозможно массовое обезземеливание крестьян в Англии

Издавна в стране сложились две системы землепользования: хлебопашество и овцеводство. Первая была характерна для местностей, расположенных достаточно близко к морскому побережью (особенно, юг и восток страны). Можно было перевозить морем большие объемы зерна. Во внутренних графствах, удаленных от моря, где полагаться можно было только на гужевой транспорт (лошадиная упряжка) преобладало овцеводство, главным продуктом которого была знаменитая английская шерсть.

По общему правилу (и вопреки Марксу) крестьяне землей никогда не владели. Не было у них ни личной собственности на землю, ни общинной. Поэтому не могло быть «расхищения общинной собственности» (да еще «по-узурпаторски и с беспощадным терроризмом»!). Вся земля принадлежала дворянам – лендлордам, а крестьяне ее возделывали. Территория, принадлежащая лендлорду, называлась мэнор.

Крепостное право в Англии постепенно исчезло само собой не позднее XIII - XIV вв. Просто лендлорды нашли, что отдавать землю в аренду крестьянам за твердую денежную плату - выгоднее, чем барщина и оброк. Выиграли обе стороны. Лендлорд – потому что его доход от земли не зависел от урожая, погоды и других случайностей. Крестьянин – потому что мог вкладывать деньги в землю, улучшая ее, повышая ее отдачу, но рост урожайности не вел к росту арендной платы, зафиксированной договором. По тем же причинам обеим сторонам также выгодна была долгосрочная аренда (обычно на 20 лет), хотя это имело место не везде и не всегда.

Так сложился класс крепких крестьян - иоменов. Как правило, они были зажиточны и нередко привлекали к работе наемных рабочих (батраков, по-нашему), не располагавших земельным наделом. Иомены пользовались правом голоса при выборах в парламент страны и потому были весьма уважаемым сословием.

Отличительной особенностью землепользования была чересполосица – чередование полос по 1 или 0,5 акра. Это компенсировало разницу в плодородии разных участков земли – все были в одинаковых условиях. Общий же надел иомена составлял от 30 до 50 акров.

Вся пахотная земля мэнора составляла «открытое поле» (open fields). Она обрабатывалась одновременно и сообща всеми держателями полос - от вспашки и до уборки урожая, от которого каждый получал долю в пропорции к его наделу. После уборки урожая открытое поле становилось общим пастбищем.

Кроме открытого поля, то есть, возделываемой земли, в мэноре обычно были еще «общие земли» (common lands) - луга, пустоши, болота, торфяники, перелески. Здесь можно было, по договоренности с лендлордом, промышлять (собирать хворост, рубить дрова, охотиться и т.п.). На этих землях селились пришлые малоземельные крестьяне – коттеры, с наделом от 0,5 до 4 акров. Они строили себе хижины – коттеджи и пользовались ограниченными правами выпаса скота на «общих землях», а также сбора топлива, лесных порубок и пр. Из них набирались наемные работники на землях иоменов. Права их были, скорее, следствием терпимости и обычая, чем закона. И отсюда – многие последствия, ибо коттеров редко касались законы, защищавшие права крестьян.

Важнейшим из таких законов был введенный в 1498 г. (на 14 году царствования Генриха VII). Он дал крестьянам право возбуждать «Иск об изгнании». Арендатор получал не только возмещение убытков вследствие произвольного изгнания с земли, но также утраченное право на землю. «Этот род иска считался даже настолько эффективным, - свидетельствует Адам Смит, - что в новой практике, когда собственнику приходилось обращаться в суд по вопросу о владении своей землей, он редко прибегал к процедурам, установленным для собственников земли, а действовал от имени своего арендатора, путем иска об изгнании. Таким образом, в Англии прочность владения арендатора такая же, как и собственника земли» («Богатство народов», книга III).

Скорее всего, от двух волн огораживаний, выявленных Гэем, пострадали, в основном, коттеры.

Мы видим, что государство стремилось эффективно защищать права арендаторов. Оно и понятно. Во-первых, это была забота о сохранении налоговой способности населения. Во-вторых, обезлюдение приморских территорий (область землепашества) создавало бы угрозу безопасности страны.

Король и дворянство Англии были более дальновидными, чем представлял Маркс, приписывая им один лишь мотив жадного стяжательства, не останавливающегося перед ограблением своего населения. Законы 1498 и 1515 назывались: «Против разрушения деревень». Закон 1533 г. ввел лимит на размер новосозданного стада овец. А законами 1536 и 1552 гг. вводился налог на новые пастбища в размере половины приносимого им дохода. Понятно, обо всем этом мы у Маркса ничего не найдем.

«Генезис капиталистических фермеров»

Так назвал Маркс следующий раздел все той же главы XXIV. Эта тема имеет самое прямое отношение к нашим изысканиям.

«Мы рассмотрели те насилия, при помощи которых были созданы поставленные вне закона пролетарии, тот кровавый режим, который превратил их в наемных рабочих, те грязные высокогосударственные меры, которые, усиливая степень эксплуатации труда, повышали полицейскими способами накопление капитала» - пишет довольный Маркс.

Мы тоже рассмотрели кое-что и теперь можем судить о том, насколько правдива нарисованная Марксом картина. И о честности Маркса-историка тоже.

Цитированное выше резюме предваряет вопрос, который ставит Маркс самому себе. «Спрашивается теперь: откуда же возникли первоначально капиталисты? – вопрошает он. - Ведь экспроприация сельского населения создает непосредственно лишь крупных земельных собственников».

Тут у него опять не вяжется. Так как крестьяне никогда не владели землей, которую обрабатывали, слово «экспроприация» (лишение собственности) к ним не подходит. Англия всегда была страной лендлордов. Крупные они были или не крупные, никакая «экспроприация сельского населения» (даже если бы обезземеливание крестьян имело место в истории) не изменила бы распределения земли между ними. К генезису фермеров система прав собственности на землю прямого отношения не имела.

Всякий может взять I том «Капитала», прочитать две странички, отведенные данному вопросу и убедиться, что Маркс пишет там об обогащении фермеров (тот же джентльменский набор: эксплуатация, насилие и пр.), но не о генезисе. Откуда же, как и когда появились в Англии фермеры современного типа? Маркс не дает ответа. Мы его найдем сами.

Ответ: в результате огораживаний.

Но мы ведь только что... ах, да-да... Кажется, у нас тоже что-то не вяжется... И знаете, почему не вяжется? Потому что англичане говорили «огораживания» (enclosures), а имели в виду два разных явления. Они же не думали о возможных спекуляциях на понятии «огораживания».

Были две разные вещи. Огораживание открытого поля (превращение пашни в пастбище) – это одно. И разгораживание открытого поля на индивидуальные участки (сохраняя использование его под пашню). Это другое. Это – передел земли с ликвидацией чересполосицы.

Указанный процесс второго рода явно обозначился где-то в XVII в. и принял массовый характер в XVIII в. Арендаторы в этом случае, естественно, оставались на земле. Больше того, они чаще всего и выступали с инициативой.

Дело в том, что с 30-х гг. XVIII века в Англии стали распространяться методы интенсивного хозяйства (глубокая вспашка, травопольный севооборот, культивирование свеклы и турнепса, которые позволяли заготавливать на зиму корм для скота, а это устраняло необходимость зимнего его забоя, и др.). Применению таких методов препятствовала чересполосица.

Если в данном мэноре все арендаторы были согласны с предложенной схемой передела земли, все подписывали совместный протокол и – вперед. Если не все были согласны с предложенной схемой, в Парламент подавалась петиция. Там ее рассматривали и принимали билль. Только за десятилетие 1761-1770 гг. было принято более 400 «биллей об огораживаниях» (читай: о разгораживаниях).

Обычная формулировка: «разверстать и разгородить». Понятно, что ключевым моментом здесь было разверстание, то есть передел. Новообразованные наделы разделялись оградами (возможно, чтобы исключить в будущем споры о меже).

Маркс называет это: «декреты, при помощи которых лендлорды сами себе подарили народную землю на правах частной собственности, - декреты, экспроприирующие народ». Поскольку эта земля и без того принадлежала лендлордам, и «народ» благополучно оставался на ней после передела, к исторической правде определение Маркса отношения не имеет.

Так появился в Англии класс капиталистических фермеров. На своем участке каждый хозяйствовал, как умел. Более хваткие и умелые богатели, менее удачливые беднели, кто-то разорялся и подавался в город искать работу по найму.

Вся эта волна разверстания с разгораживанием пахотных земель подана Марксом как огораживания с обращением пашни в пастбище. Ввиду массового характера разверстания земель с ликвидацией чересполосицы в XVIII в., сама собой получалась картина «массового обезземеливания крестьянства», которое на самом деле благополучно пахало и засевало свою землю.

«Приблизительно к 1750 г. исчезают иомены, - пишет Маркс, - а в последние десятилетия XVIII столетия исчезают всякие следы общинной собственности земледельцев». Звучит как похоронный звон.

По ком звонит колокол, однако? Всего лишь по примитивному сельскому хозяйству с чересполосицей. Иомены исчезли, но превратились они не в бродяг-пролетариев, а в капиталистических фермеров. «Общинной собственности земледельцев», как мы уже знаем, просто никогда не существовало. Про систему землевладения в Англии Маркс не знал даже того, что писал об этом Адам Смит. Или делал вид, что не знал.

Два последующих раздела той же главы «Капитала» посвящены вопросам о появлении рынка труда для промышленного капитала и о «генезисе промышленного капиталиста». Коротко: первое основано на обезземеливании крестьян, второе – всевозможный грабеж и нещадная эксплуатация всего на свете – от колоний до детского труда. Разумеется, вся эта картина весьма и весьма стилизована. Говоря прямо, Маркс переврал и извратил целый исторический период. Ему поверили даже английские историки. Не спрашивайте меня, почему.

Итоги

Итак, что сделал Маркс?

1) Найдя в литературе многочисленные сетования на огораживания в XVI -XVII вв., он не стал копать глубже и решил, что имело место массовое обезземеливание крестьянства.

2) Представил изгнание арендаторов с земли лендлорда как «экспроприацию» - отнятие собственности - то есть, грабеж.

3) Представил передел земли с ликвидацией чересполосицы в XVIII в. (разгораживания) как продолжение процесса обращения пахот в пастбища с изгнанием крестьян.

4) В лице бродяг и прочих бомжей нашел якобы основную массу изгнанных с земли крестьян.

5) Нашел оправдание уголовным преступлениям, связав их с «экспроприацией» крестьянства. И сегодня еще среди соответствующей публики принято объяснять преступность плохим социальным порядком.

 6) Однобоко представил законы против бродяжничества, умолчав о мерах социального обеспечения. Этим извратил букву, дух и цели указанного законодательства. Таким образом получилось «кровавое законодательство против экспроприированных» и «беспощадный терроризм». Выражения, где каждое слово – ложь и гадкая пропаганда.

7) Исказил социально-экономическую историю Англии XIV-XVIII столетий в наиболее существенных чертах. Нарисовал процесс первоначального накопления капитала как череду всевозможных насилий, расхищения общественного добра и ограбления населения.

8) На указанных спекуляциях построил:

- свой образ капиталистического строя как режима насилия сильных над слабыми и ограбления бедных богатыми;

- свой моральный пафос в защиту, так сказать, униженных и оскорбленных пролетариев;

- обоснование права «пролетариата» на насилие с целью отнять у богатых их имущество и ликвидировать институт частной собственности.

По сути дела, вся XXIV глава в целом есть подрывная пропаганда. Сперва - скрытая под видом научно-историко-экономического исследования, а в конце уже неприкрытая и вполне откровенная (курсив мой – ЕМ):

«Эта ужасная и тяжелая экспроприация народной массы образует пролог истории капитала. Она включает в себя целый ряд насильственных методов, из которых мы рассмотрели выше лишь эпохальные методы, как методы первоначального накопления. Экспроприация непосредственных производителей совершается с самым беспощадным вандализмом и под давлением самых подлых, самых грязных, самых мелочных и самых бешеных страстей».

Затем:

«Централизация средств производства и обобществление труда достигают такого пункта, когда они становятся несовместимыми с их капиталистической оболочкой. Она взрывается. Бьет час капиталистической частной собственности. Экспроприаторов экспроприируют».

«...Там дело заключалось в экспроприации народной массы немногими узурпаторами, здесь народной массе предстоит экспроприировать немногих узурпаторов».

И к сему - сноска с революционной цитатой из «Манифеста Коммунистической партии». Занавес.

Следствия

Пропагандистский успех первого тома «Капитала» был несомненным, последствия этого для Европы и России – известны. Однако, влияние зловредной XXIV главы этой книги сказалось даже уже в посткоммунистической России.

Идея о том, что первоначальное накопление капитала возможно лишь путем насилия и грабежа, претворилась в понятие дикого капитализма как неизбежной стадии начального этапа формирования общества свободного предпринимательства. Выражение «дикий капитализм» ввел, между прочим, кто-то из «демократов», оно было подхвачено другими и послужило как бы объяснением, а потому – как бы историческим оправданием, - всему, что последовало за крахом коммунизма.

И что же последовало? Все по Марксу!

Расхищение общенародной собственности с обращением ее в частную собственность отдельных лиц. Экспроприация народной массы. Ограбление населения, лишенного государственной защиты. Инициатива и активное участие государства во всех этих мерзостях.

Как кажется, в Новой Истории известен только один случай «дикого капитализма» - это период освоения Дикого Запада в Америке. Вот там – да. Ни законов, ни власти, право сильного, хватай все, что можешь.

Так что, не история Англии повторилась в России. Здесь повторился Дикий Запад Америки. С одним существенным отличием. Не было необходимости в первоначальном накоплении, так как в стране был уже накоплен громадный объем капитала и товарных запасов (включая невообразимые запасы оружия). Накоплен трудом всего населения, основная масса которого трудилась за мизерное вознаграждение. Потому можно сказать, что во всем достоянии общества в значительной степени воплотился неоплаченный труд нескольких поколений населения. Прямо по Марксу.

Приватизация общественной собственности – как она была проведена - явилась ее расхищением. Массы населения – номинально, совладельцы всего государственного достояния – были беспощадно экспроприированы. И одновременно, еще раз ограблены ужасающей инфляцией и обесценением собственных денежных сбережений.

Произошло также расхищение накопленных запасов. Началось и продолжается расхищение природных ресурсов. Социальное обеспечение минимально, бесплатная медицинская помощь – фиктивна. Обезлюдение деревни – реальный факт. И при всем, при том – ни правосудия, ни правопорядка.

Все, что придумал Маркс для истории Англии XV - XVIII вв., произошло в России конца XX - начала XXI вв. И еще много больше произошло и происходит, и гораздо худшего, ибо сопровождалось и продолжает сопровождаться расточением человеческого капитала и такого масштаба демографической катастрофой, какие бывали раньше только во время больших вражеских нашествий.

Немыслимо. Уже после того, как рухнуло знамя Карла Маркса, его смертоносное учение продолжало воплощаться в жизнь.

Примечания

[1] Этот текст написан заново для данной публикации.

[2] Строго говоря, это не совсем так, потому что нередко на оборонных предприятиях существовали «цеха ширпотреба». Общей схемы рассуждения и общих выводов, однако, это обстоятельство не меняет ввиду ничтожной доли, которую составляла продукция таких цехов в общем объеме ВПК.

[3] Какая-то из этих трех частей иногда может быть равна нулю.

[4] Р. Дж. Коллингвуд. «Идея истории. Автобиография». «Наука». М, 1980. Заключающая книгу статья М. А. Кисселя сообщает интересные вещи: «За тридцать с лишним лет, протекших с момента первой публикации, «Идея истории» приобрела репутацию классического труда в современной немарксистской философии истории. В неутихающих философско-методологических дискуссиях по проблемам исторического знания постоянно фигурируют взгляды Коллингвуда...». Оказывается, можно писать книги об историческом знании, не обладая историческим знанием! Обвинять Коллингвуда в полном историческом невежестве у меня нет оснований. Уверен, что он знал досконально всю историю – кроме истории Англии, конечно.

[5] Все цитаты здесь из книги «Восстание масс» Ортеги-и-Гассета. Вышла в 1930 г.

[6] «История труда и заработной платы в Англии с XIII по XIX век», русское изд. 1899 г.

[7] «Хрестоматия по социально-экономической истории Европы в новое и новейшее время». Ред. В.П.Волгина. ГИЗ. М-Л, 1929

[8] М. Кулишер. История экономического быта Западной Европы. Все данные – оттуда.