Предисловие: Открытое письмо редактору
Уважаемый господин редактор!
В 2013 году исполнится 130 лет со дня смерти Карла Маркса, и мы можем быть совершенно уверены, к этой дате памяти выдающегося человека будут написаны сотни, если не тысячи статей и исследований. Социалистическое движение в мире еще не умерло и вряд ли умрет. Здесь, у нас в Германии, где Карла Маркса чтят как выдающегося сына страны, его именем названы не один десяток улиц в различных городах. В то же время по своему происхождению Карл Маркс был евреем и никогда этого не отрицал, о чем еще раз напомнил после его смерти его друг Фридрих Энгельс. Тем более прискорбно, что в «Заметках по еврейской истории», в гостевой Ваших изданий наряду с объективно строгими встречаются характеристики и высказывания в адрес этого ученого, не имеющие ничего общего с наукой и больше похожие на сознательное очернительство. Передозировка свободы слова так же вредна как и передозировка лекарства.
Я не стану опускаться до цитирования этих высказываний или называть фамилии, Вам как редактору это известно. Мне кажется, что, когда дело доходит до того, что залезают даже в постель великого человека и полощут его бельё, то речь должна идти об отсутствии благородства, чести и достоинства. К сожалению, мы, евреи в своем историческом существовании не прошли фазу дворянства, сословия, которое больше других разработало понятие чести. Но и у нас были примеры величайшей стойкости, верности и достоинства, когда люди давали себя скорее сжечь в наших синагогах или рвать тело щипцами, лишь бы не поступиться своей честью. Эта стойкость народного духа проявлялась по отношению к Богу. Однако Моисей принес своему народу не одну, а две скрижали. И вторая скрижаль, также божественная, требовала сохранять благородство и в отношениях между людьми.
Не кто иной как Карл Маркс считал, что «достоинство есть именно то, что больше всего возвышает человека, что придает его деятельности, всем его стремлениям высшее благородство». Его деятельность и была таковой, поскольку он всего себя отдал служению человечества безотносительно того, допускал он как человек ошибки или нет. Мне кажется, что очернительство в отношении этого человека, для которого ничто человеческое было не чуждо, напоминает одностороннюю полемику с могильным камнем. Ведь Маркс не может встать из могилы и дать отповедь, как он это умел прекрасно делать при жизни. Ну, а что касается личных недостатков, то как сказано было уже древним «Кто из вас без греха, первый брось на нее камень» (Иоан 8,7)
В гостевой Ваших изданий выведено: «Обсуждаются высказывания участников, а не их личные качества». Было бы неплохо, если бы этот императив был бы расширен также и до личных качеств людей, которые уже мертвы.
С уважением Феликс Фельдман.
***
Марксизм – это учение Карла Маркса. Разумеется, Маркс не хотел, чтобы это учение оставалось кабинетной теорией. Последователи этого учения были уже и при его жизни и после неё. Исторический факт состоит в том, что своим появлением марксизм подмял под себя самые разношерстные социалистические учения, уже существовавшие до него. Марксизм действительно пошел вширь. Но к двадцать первому веку это учение было растиражировано уже в многочисленных эпигонских вариантах. Не кто иной как один из значительных его эпигонов Владимир Ленин, правда не лишенный творческой самостоятельности, писал: «Диалектика истории такова, что теоретическая победа марксизма заставляет врагов его переодеваться марксистами».[1] По иронии судьбы в примерочную марксизма поспешили не только его враги. Именно поспешили, видя перед собой цель захвата политической власти, позабыв, что Марксов марксизм – это наука. Наука же, в особенности общественная, не терпит гонки там, где требуется выжидание и накопление материала как предпосылки ее дальнейшего продвижения и развития.
За семьдесят лет советской власти марксизм всё больше идеологизировался и, в конце концов, во всей его официальной части превратился в карикатуру. В особенности пострадали так называемый научный коммунизм и политэкономия. Ситуация усугублялась явным разрывом трех его составных частей. Поскольку же давление СССР на коммунистическое движение и его партии было чрезвычайно жёстким, марксизм пострадал во всем мире. За долгие годы застоя учение Маркса устаревало в его практических, как и в отдельных важных теоретических положениях.
Но Маркс создавал науку. Душой этой науки был и остается её метод, методология исследования общества. Этим методом является материалистическая диалектика и, поскольку, материалистическая диалектика является одновременно и логикой, а законы логики безвременны, то и материалистическая диалектика в её ядре остается для науки, для методологии, как выражался Гегель «истинно-всеобщим». Это касается и Марксового «Капитала», в котором три составные части Марксовой науки не связаны, а сплавлены в одно целое.
Я вынужден сделать здесь первое отступление и ввести популярное изложение, поскольку предвижу скептические гримасы. Опять, мол, этот материализм. Первичное и вторичное. Битие определяет сознание и прочие остроты. В отношении первичности приведу тезис, против которого вряд ли станет возражать хоть один человек на земле: «В здоровом теле – здоровый дух». Не представляю себе, чтобы против этого возражала и нетрадиционная медицина. И хотя нам известны случаи, когда силой духа добивались исцеления тела, такие факты остаются большим исключением. Но тело – это вещество, материя. Значит мы допускаем, что в этом случае материя первична? И даже, если мы скажем, что в нездоровом теле нездоровый дух, или кто-то глубокомысленно заметит, что информация уже присутствует в генах живого существа – всё равно тело остается первичным. Сначала было Слово – это проблема теологии, которая апеллирует к миру сверхъестественного. Там оно может быть и «сначала», а наш мир естественный, материальный.
Я вообще большой поклонник активности разума, т.е. вторичного. И даже того мнения, что непримиримые идеалисты и материалисты сходятся в некоторых глобальных проблемах.[2] На перекрестках Вселенной разум, дух (т.е. не только человеческий) повстречаются раньше, чем его носители – тела. Я также того мнения, что с определенного момента развития Вселенной разум становится ее атрибутивным свойством, т.е. вечным. Атрибутивность разума предопределяет ему ту роль, которую сегодня религия отводит Богу. Разум объединенный, вселенский еще совершит такие чудеса, которые затмят чудеса религиозных мифов. Но везде этот разум, дух не будет витать над бездной, если не будет иметь своей основы, тела. То есть материя все-таки первична.
А если это так, то почему не перефразировать вышеприведенный афоризм: В здоровом базисе – здоровая надстройка. Это фундаментальное положение К. Маркса, выведенное им научным путем из истории всего философского наследия.
Ныне модно критиковать «Капитал» за устарелость. При этом имеется в виду, разумеется, его устарелость для сегодняшнего дня. Устарелость в экономической области прежде всего. Я не экономист и не стану спорить по этому поводу. Более того, по логике вещей – мир-то не стоит на месте – вполне допускаю справедливость этих исследований. Однако «Капитал» остается образцом научной добросовестности. В статье: «Наследие Маркса: отделить зерна от плевел» Самуил Виноградов справедливо пишет: «Вплоть до настоящего времени, в мире не появилось ни одной фундаментальной работы, написанной на том же теоретическом уровне, что и «Капитал», способной опровергнуть важнейшие теоретические положения Маркса в области теории стоимости и теории прибавочной стоимости.»[3] Ему возражает Е. Майбурд: «Жаль, что автор позволяет себе такие заявления, не зная литературы. Эти «положения» давно опровергнуты. А уж о непревзойденном теоретическом уровне просто смешно говорить.»[4]
Скорее всего смешно так голословно опровергать. Кроме того, Виноградов говорит не о «непревзойденном», а о «на том же теоретическом уровне». В этом вся суть. Но в этом же и беда многих даже и добросовестных ученых, не владеющих методологией или не признающих метода Маркса.
Поясню на популярном примере. Давайте возьмем белый лист бумаги и нарисуем на нем двух человечков. Ну, скажем, Адама и Еву. Затем попросим Господа Бога вдохнуть в них жизнь. Поскольку Бог всё может, ему нетрудно будет это сделать. А потом всё пойдет своим чередом. Человечки нарожают детей, настроят дома, заводы, пароходы и т.д. Всё вроде то же, что и у нас. Но с одной существенной разницей. Эти человечки плоскатики. И всё у них плоское, в том числе и методы исследования. Они не только не понимают третьего измерения, т.е. глубины; они категорически не хотят этого понимать, поскольку это для них смертельно. А если кто-то будет на этом настаивать, то они постараются и его сплющить до уровня своей плоскатости, потому что это обеспечит им их безопасность.
Я не экономист, я профессиональный философ, точнее, преподаватель философии. С философской литературой знаком. Но я нигде не встречал научного опровержения Марксова метода: материалистической диалектики, которой пронизаны все его работы от «Коммунистического манифеста» до «Капитала» и далее. Поэтому мне хочется показать, как неотвратимо вырисовываются тенденции общественного развития безотносительно к историческим флюктуациям, которые, кстати, и Маркс и его друг Энгельс всегда признавали. Речь идет о диалектике категорий логического и исторического, общего и единичного. Я попытаюсь это сделать на примере Марксового ближайшего идеала: социалистического общества, того образа жизни о котором, может быть и по разному, но мечтает и за который по мере сил борется вся современная мировая социал-демократия.
***
Приоритет введения понятия «образ жизни» в систему категорий марксизма принадлежит его основоположникам. В «Немецкой идеологии» это понятие вплетено в ткань всех трёх составных частей марксизма. К. Маркс и Ф. Энгельс писали: «... Способ производства надо рассматривать не только с той стороны, что он является воспроизводством физического существования индивидов». В еще большей степени «это – определённый способ деятельности данных индивидов, определенный вид их жизнедеятельности, их определенный образ жизни. Какова жизнедеятельность индивидов, таковы и они сами».[5]
В этой же работе по существу поставлена и проблема социалистического образа жизни как цели общественного развития. В полемике против М. Штирнера они отметили, что коммунистические пролетарии, революционизируя общество и изменяя в революционной деятельности самих себя, порождают и «новый образ жизни».[6]
Таким образом, с логической точки зрения важно, что общество должно претерпеть революционное изменение. И неважно совершит это пролетариат из прошлых столетий или современный наемный работник (не капиталист же). При этом опять-таки неважно будет этот переворот кровавым или мирным, одномоментным или постепенным. Важно, что новое общество должно принципиально, качественно отличаться от старого.
Категория образа жизни вообще и категория социалистического образа жизни в частности являются синтетическими. С диалектической точки зрения синтетический образ многосторонней конкретности, каким является образ жизни, как раз дает идея, причем она отражает предмет и в аспекте идеала,[7] что позволяет осознать крупное явление и даже целую эпоху в их общих контурах раньше, чем они проявят себя во всех исторических подробностях и деталях.
В подтверждение этой точки зрения приведу классический пример из истории марксизма. В 1893 г. итальянский социалист Джузеппе Канепа обратился к Энгельсу с просьбой подобрать к еженедельнику «Новая эра» („L’Ere nuova“) эпиграф, в котором коротко была бы выражена основная идея грядущей эры – социализма – в противовес старой эре, определенной словами Данте: «Одни люди властвуют, а другие страдают». Отвечая своему корреспонденту, Энгельс подчеркнул, что «сформулировать в немногих словах идею грядущей новой эры, не впадая ни в утопизм, ни в пустое фразерство,- задача почти невыполнимая».[8] И тем не менее, несмотря на оговорки, нужные слова были им найдены. Это знаменитая фраза второй главы «Манифеста Коммунистической партии»: «На место старого буржуазного общества с его классами и классовыми противоположностями приходит ассоциация, в которой свободное развитие каждого является условием свободного развития всех».[9] В этом коренном принципе ёмко выражена сущность как самого общества в единстве всех сфер его деятельности, так и сущность жизнедеятельности каждой его личности. Следовательно, в основной идее схвачены и сущность коммунистического образа жизни (в Марксовом категориальном аппарате), и коммунистический общественный идеал.
В познавательном процессе идеал может быть выражен или в форме представления (таковы, например, идеалы в утопическом социализме вплоть до таких нелепостей как обобществленные жёны), или в форме научного понятия, более того, высшего понятия – идеи. Чтобы поднять идеал до уровня научного образа действительности, необходимо выразить его в научной идее, пример чего дает нам приведенная выше цитата. Вместе с тем в идее явление отражается в перспективе конечной цели, то есть в аспекте идеала. Идеал – это итог становления всех основных сторон явления и основа, по которой соизмеряются все остальные важнейшие параметры жизнедеятельности. Дать массам идеал во всем его величии и во всей прелести – значит мобилизовать их практическую волю на изменение самих себя и преобразование действительности. Но если идеал-представление лишь мобилизует энтузиазм, то идеал-понятие также показывает массам с научной степенью вероятности, что делать и как делать. Такой идеал должен и не может не стать коренным принципом политики той партии, которая серьезно намерена создать новое общество. Для политики общественные идеалы не только образы будущего, но и практические идеи, точнее, научно разрабатываемая система теоретических и практических идей, концентрированным выражением которых является идеал. Делает это партия или нет, способна или нет, желает или не желает – это другой вопрос. Ответить на этот вопрос относительно бывшей КПСС с её предательской камарильей и политикой тотального развращения масс однозначно не трудно. Отрицательный опыт – это тоже полезный опыт.
В соответствии с Марксовой методологией идея социалистического образа жизни схватывает глубинную сущность предмета и этим имеет непосредственный выход к определению понятия, а также содержит такой важный момент, как побуждение к материализации в практике того, что нужно человеку. Идея социалистического образа жизни в марксизме в аспекте идеала становится основообразующим фактором, своеобразной матрицей, в соответствии с которой происходит модификация многообразных параметров жизни. Этим фактором и должны руководствоваться партии и государство в его, в том числе, законодательной деятельности, выдвигая одновременно как ближайшие идеалы, так и идеалы стратегической перспективы. И те и другие суть преемственно связанные, последовательно реализующиеся общественные цели. Но в познавательной деятельности соотношение между ними таково, что стратегические идеалы как более общие, более абстрактные, вырабатываются раньше. В этом, научном смысле нам нечем упрекнуть Маркса за те или иные устаревшие положения. Реализация таких идеалов предполагает и движение познания от абстрактного к конкретному, от стратегических идеалов к ближайшим, от теоретической идеи к практической.
Коммунизм и социализм у К. Маркса генетически связанные понятия. Несмотря на историческую отдаленность его теории от реальной практики подобных форм общества, он находит необходимым разработать эти категории на основе найденной и выработанной у него субстанции нового, принципиально отличающегося от капитализма общества. В историческом ряду социализм ближе к наличной реальности чем коммунизм. Это один из модусов новой субстанции, фаза нового общества. Т.е. в реальной истории модусы разделены друг от друга более или менее значительными промежутками времени и сами по себе будут существовать и развиваться по своим самостоятельным законам. Это исключительно важное положение для политики внутри такого общества и дает возможность объяснить целый ряд грубейших нарушений советской власти, скажем, в в практике обобществлений. Но логически эти модусы (сколько бы их ни было количественно в реальном процессе развития) тождественны в своем различии, так как являются ступенями единой субстанции, которая в свою очередь является самостоятельно развивающимся целым. Диалектический метод позволяет понять, что мы находимся, так сказать, в теле исторической закономерности. Если же нам известна закономерность, то открывается и возможность практического «подталкивания» истории.
Чтоб эта диалектика не казалась заумью и прожектёрством, попробую популяризовать это положение на реально существующем. Хочу только подчеркнуть, что популяризация является наводящим вектором к пониманию, а не самим пониманием. Возьмём экономическое понятие «меновая стоимость» товара. В экономике это одна из запутанных и сложных категорий и разные экономические школы объясняют ее по-разному. Диалектически объясняет ее только Маркс. Но нас будет интересовать нечто очень простое: не объяснение, что она такое, а ее бытийное существование, так как её существование признают все. Меновая стоимость (простая, полная, всеобщая, денежная формы стоимости) существует исторически с незапамятных времен при наличии обмена. (Назовем одну из ее древних форм «бытие № 1»). Но меновая стоимость существует и в капиталистическом обществе («бытие № 2»). Во времени бытие № 1 и бытие № 2 разделены друг от друга веками. В простом (не диалектическом) познавательном процессе, если будем двигаться по реальным ступеням истории от бытия № 1 к бытию № 2, мы получим категорию «исторического». Но, как доказывает Маркс, их природа однотипна. Мы можем смотреть «с конца», т.е. с бытия № 2 на бытие № 1 и видеть одну и ту же природу, более того научно определить все предшествующие ступени («анатомия человека ключ к анатомии обезьяны»). В этом смысле они стоят рядом, точнее даже они одно и то же в своей сущности при всем их историческом различии, так как в сущности они тождественны. Их объединяет, по-Марксу, «лишенный различий человеческий труд». Временная дистанция здесь для понимания просто не нужна. Конечно, в диалектическом познавательном процессе мы и в этом случае будем двигаться от бытия № 1 к бытию № 2, но, так сказать, по сокращенной программе без переулков и ухабов реальной истории. Это категория «логического». Логическое выполняет здесь роль своеобразного лекала, которую познание накладывает на понимание живой истории.
Продолжим. Идеал социалистического образа жизни, выраженный в идее, генетически связан с коммунистическим общественным идеалом. Рассмотрим проблему поэтому в категориальном аспекте диалектической логики.
В Марксовой коммунистической формации в целом социалистический и коммунистический образы жизни соотносятся как низшая и высшая фазы общественной жизнедеятельности, хотя по природе своей они едины, так как определяются однотипным способом производства. Между способом производства и образом жизни – опосредствующее движение. Способ производства является основополагающим условием, субстанцией образа жизни. В свою очередь образ жизни придает способу производства определенность («определенный вид... жизнедеятельности» индивидов). Если способ производства определяет всю общественную жизнь, то эта общественная жизнь становится действительной общественной жизнью только в той или иной форме образа жизни. Без способа производства нет образа жизни, но и без образа жизни в историческом материале не реализуется способ производства. Жизнедеятельность индивидов создает также потребность в воспроизводстве способа производства. Способы производства, сменяясь, вызывают к жизни новые исторические виды жизнедеятельности, а высшей ступени способа деятельности соответствует и высшая форма образа жизни.
Таким образом, однотипность социалистического и коммунистического образов жизни, по Марксу, предполагает у них наличие общего специфического отличия от образов жизни других исторических форм общества, то есть наличия того, что К. Маркс называл differentia specifica. Вместе с тем единство природы социалистического и коммунистического образов жизни не отменяет их исторических различий внутри единой формации. Это открывает возможность определения сущности социалистического образа жизни в отличие от коммунистического. Должно быть также понятно, что такое определение имеет практическое значение. Когда же будет найдена специфическая отличительная черта, общая для социалистического и коммунистического образов жизни, то ее можно будет принять за всеобще-конкретную определенность способа производства коммунистической формации в целом, но она же по отношению к социалистическому и коммунистическому образам жизни как различным историческим фазам общественной жизнедеятельности будет только абстрактно-всеобщей определенностью.
Тем не менее, исходя из поставленной задачи, определение этого абстрактно-всеобщего будет законной ступенью на пути познания сущности социалистического образа жизни. Оно должно быть выделено «именно для того, чтобы из-за единства... не были забыты существенные различия».[10]
Нам потребуется также выделить абстрактно-всеобщий признак, имеющий силу для всякого образа жизни, чтобы отличить то специфическое, собственно и делающее социалистический и коммунистический образы жизни высшими видами жизнедеятельности. Как подчеркнул К. Маркс, «наиболее общие абстракции возникают вообще только в условиях наиболее богатого конкретного развития, где одно и то же является общим для многих или для всех».[11] Такой наиболее богатой конкретностью, по Марксу, и выступает ассоциация, в которой свободное развитие каждого является условием свободного развития всех. Получается, что в лаконично сформулированной идее Коммунистического манифеста, схватывающего сущность коммунистического образа жизни, нам и следует искать это «одно и то же» - общее для всех членов данной ассоциации и в то же время всеобщее для всякого образа жизни вообще.
Вновь требуется отступление и пояснение в связи с очевидным противоречием в марксизме. Спрашивается, как возможно говорить о необходимости данного конкретного революционного преобразования общества, когда сама развитая конкретность – коммунизм нигде не существует. Где здесь логическое, когда не существует самого исторического? Ответ следует искать в человеческой, познавательной антиципации, т.е. предвосхищении. Антиципация еврейских пророков была (если рассматривать эту способность не теологически) чрезвычайно абстрактной. Но тем не менее на большом историческом отрезке времени их предсказания так или иначе подтверждаются. И. Кант считал, что априори можно вполне опередить опыт. Не будем уже говорить о современных нам Вольфе Мессинге или Ванге. Маркс не Мессинг и не Ванга. Но он ученый. Ученый, который оказался способным определять научным путем общественные тенденции. Но тенденции сами по себе ясной и полной картины не дают. Даже капитализм при жизни Маркса оказался вовсе не самой развитой конкретностью в своем роде. Отсюда неизбежные ошибки. Но это частные ошибки. Тем более больше ошибок в движении к более совершенному обществу чем капитализм. Капитализм ведь не священная корова, которую нельзя доить (профсоюзное движение) или нельзя заклать (он не вечен, как ничто не вечно на земле). Значит ли это, что надо застыть на месте и ждать, когда сама история возьмет человека под локотки и как мать родная приведет к разумной цели? При всей склонности к осторожности следует понимать, что человека не остановить. Никто не смог остановить ученых-ядерщиков. Даже они сами себя. Поэтому движение вперед с ошибками, но в разуме, целесообразней стихийного ползания. Вот почему я и предлагаю читателю разобраться в общественном идеале Маркса как из диалектики и диалектически обоснованном проекте будущего, которое выводилось им не из головы, а при помощи головы из реальных и, прежде всего, экономических тенденций общества.
Продолжим и начнем с теоретически известного в марксизме. При коммунизме, по Марксу, обществе полного социального равенства и справедливости, где снимается отчуждение во всякой общественной деятельности, исчезает даже видимость господства одного вида жизнедеятельности над всеми остальными, сколь бы развитой ни была прежде их совокупность. Любая социальная роль в этом обществе, которая со стороны своей социальной определенности «безразлична» к гражданскому статусу самодеятельного населения, максимально удовлетворяет цели жизнедеятельности. С другой стороны, жизнедеятельность каждого целеполагает общественное благо, каждый способствует расцвету общественного богатства и соответствует, следовательно, объективной социальной необходимости. Поэтому-то коммунистическое общество и может начертать на своем знамени: «От каждого по способностям, каждому по потребностям».
Так что в этом проекте нетрудно заметить, что в таком обществе жизнедеятельность – этот общественный способ существования индивидов, минимумом которого является удовлетворение обусловленных природой потребностей,- перестает быть мыслимой только в особенной форме, как это имеет место в социально неоднородных обществах, то есть в форме жизнедеятельности или образов жизни каст, сословий, классов и т.д. Благодаря содержанию, достигшему полного интенсивного и экстенсивного развития, она становится простой категорией. Жизнедеятельность вообще (соответственно образ жизни вообще) – это жизнедеятельность каждого отдельного индивида безотносительно к его социальной, национальной и прочим принадлежностям. Будучи формальной абстракцией, абстрактно-всеобщей для любой другой исторической формы общества, она «выступает тем не менее в этой абстрактности практически истинной»[12] именно как категория коммунистического общества.
Вернемся к абстрактно-всеобщему. Во-первых, эта категория обладает реальным существованием, отличным от всех особенных видов жизнедеятельности. Во-вторых, она «является не произвольной абстракцией, а такой абстракцией, которая ухватывает differentia specifica»[13], т.е. специфическое отличие всякого образа жизни от других общественных явлений, содержит то исходное отношение, противоположности которого образуют предпосылку и должны быть включены в качестве «момента» в понятие образ жизни.
В проекте коммунистического образа жизни это отношение лежит, так сказать, на поверхности. Жизнедеятельность в коммунистическом обществе утрачивает социально-классовые черты и на авансцену истории впервые выступает без всяких опосредствований наиболее массовидное, миллиарды раз повторяющееся отношение между индивидом (в «Манифесте коммунистической партии» - «каждый») и обществом (коммунистическая общественная ассоциация, «все»).
Отношение индивид – общество, конечно, при его использовании в качестве отличительного признака при изучении социально неоднородных обществ остается всего лишь формальной абстракцией. Насколько эта абстракция является разумной, свидетельствует, в частности, то что в экономических рукописях 1857-1858 гг. Маркс везде исследует различные исторические формы общества, исходит из первоначального отношения между индивидом и обществом. Рассматривается характер этих первоначальных отношений, а именно – чем является индивид для общества: целью или средством? И, соответственно, чем является для индивида общественное: средством или целью?
Например, капитал всячески способствует универсальному развитию производительных сил, т.е. производству самого богатства, которое является предпосылкой его самого. Этим создается база универсального развития индивида в условиях капиталистического базиса. Однако «пределом для капитал а служит то обстоятельство, что все это развитие протекает антагонистично и что созидание производительных сил, всеобщего богатства и т.д., знания и т.д. происходит таким образом, что трудящийся индивид отчуждает себя самого».[14]
Богатство как самоцель обезличивает трудящихся, отчуждает и дегуманизирует человеческую деятельность. Маркс представляет себе это так: «Производительные силы и общественные отношения – и те и другие являются различными сторонами развития общественного индивида – представляются капиталу лишь средством и служат ему лишь средством для того, чтобы производить на своей ограниченной основе. Но в действительности они представляют собой материальные условия для того, чтобы взорвать эту основу».[15]
Если сознательно не придираться к последней фразе, так как «взорвать» следует понимать сегодня как неизбежность перехода общества из одного качественного состояния в другое, а не, скажем, неизбежность кровавой революции, то формула эта жизненна и сегодня. Ведь наемный работник – основная производительная сила общества – как бы он хорошо сегодня ни жил и был образован всё равно не является товаропроизводителем. Им является собственник средств производства, он и распоряжается товаром на рынке обмена. А наемный работник является производителем товара. Чужого товара. Да и капитализм капитализму рознь сегодня. В сегодняшней России он стоит «на голове», т.е. начал фактически с монополий. Русский же монополист вовсе не добрый дядя Айболит. Не говоря уже о работодателях «новых русских» и о законах, которые пишутся, но не исполняются.
Или возьмем отчуждение знания. Поскольку наука стала непосредственной производительной силой, то капиталист, естественно, использует ее для повышения производительности труда. Как же происходит отчуждение? Конкретный капиталист субсидирует только ту отрасль науки и те проекты, которые повышают эффективность его производства. Производительность повышается, число работников производства сокращается и выбрасывается в резервную армию труда. Наука оказывается врагом этой части работников. Важным является и то, что капиталист безразличен к интересам как таковым наемных работников и вынужден учитывать их лишь в связи с коллективным (классовым) сопротивлением. Именно благодаря классовому сопротивлению всех т.е. основных наемных работников цивилизованный капитализм в лице государства вынужден принимать защитительные законы, которые при любом благоприятном случае как можно наблюдать сегодня в условиях финансового кризиса старается обойти.
Капитализм создает лишь «материальные элементы для развития богатой индивидуальности, которая одинаково всестороння и в своем производстве и в своем потреблении, и труд которой выступает поэтому уже не как труд, а как полное развитие самой деятельности...».[16] Однако для того, чтобы деятельность общественного индивида была свободной и он не отчуждал самого себя, необходимо, чтобы она была слита со своими объективными условиями (средствами производства, знаниями, гражданскими свободами и пр.), считал Маркс. А главное, чтоб он относился к этим условиям как к своей собственности, а не как к чужой. Это возможно в иной системе, противоположной системе частного обмена, когда основные средства производства принадлежат не ему.
В коммунистической формации общественные индивиды – это не частные лица, т.е. лица, действующие независимо друг от друга, хотя они и выступают здесь как отдельные лица. С самого начала их деятельности (прежде всего трудовой) предпосылка ее опосредована общественным характером производства, заранее данной коллективностью в качестве основы общественной системы. Поэтому, хотя и сохраняется обмен, но уже как «обмен деятельностей», которые определяются «коллективными потребностями, коллективными целями».[17] Соответственно, определенное участие отдельного лица в коллективном производстве, создании всеобщего богатства имеет своим следствием «участие отдельного лица в коллективном потреблении»,[18] что с самого начала снимает антагонистическое разделение труда, неизбежно порождаемое при обмене меновыми стоимостями. Правда, и это особенно важно после крушения советского эксперимента, на разных фазах этого общества функционируют различные распределительные механизмы, которые к тому же должны быть достаточно эффективными, чтобы на деле обеспечить социальную справедливость. Автоматически, прямо из своего основания социальная справедливость не утверждается. Поэтому вряд ли ленинский «учет и контроль», даже если бы его и удалось провести в жизнь, чем-то помог «развитому социализму». Может быть только современная информационная революция могла бы что-то здесь обеспечить. Да и то технически.
Но в целом Маркс рассматривал базис формации «как возможность универсального развития индивида и действительное развитие индивидов на этом базисе как беспрестанное устранение предела для этого развития...».[19] Как видим из этой цитаты, осторожности Марксу было не занимать в отличие от его политических эпигонов.
Во всех формациях, основанных на отношениях личной зависимости, базирующейся на вечной зависимости, сохраняется антагонизм между общественным богатством и благом индивида. И только в коммунистической формации в соответствии «с первоначальным отношением»[20] /между индивидом и обществом – Ф.Ф./ этот антагонизм уничтожается. Благодаря этому коммунистическая формация открывает простор свободному и полному развитию индивида, как и общества. И это развитие наступает здесь закономерно.
Итак, мы прошли еще одну необходимую ступень познания. Найдено специфическое различие, всеобще-конкретная определенность той стороны способа производства коммунистической формации, которая может рассматриваться как определенный образ жизни, типологически отличающийся от буржуазного и прочих образов жизни, в том числе и советского, где общественной собственности не существовало, поскольку она была узурпирована. Это такой способ деятельности, в котором уничтожен антагонизм между общественным богатством и благом индивида.
«Указание на differentia specifica является здесь как логическим развитием темы, так и ключом к пониманию исторического развития».[21] Как известно из методологии марксизма, развитая, зрелая ступень органической системы содержит в себе исходную «клеточку» развития. Последняя должна быть тождеством всеобщего и особенного. Общее нам известно, оно в выявленной специфической черте социалистического и коммунистического образов жизни. Более того, именно в исходной «клеточке» впервые обнаруживает себя специфическое различие в качестве логически исходного пункта развитой конкретности. Что же касается исторически исходного пункта, то он выступает и в качестве самостоятельного исторического явления, и в качестве «момента» развитой конкретности, т.е. специфицированного первоначала. Соединение отличительного признака и первоначала как раз и дает нам специфицированное первоначало.
Получаем формулу: первоначало – развитая конкретность – специфицированное первоначало.
Коммунистический образ жизни перед тем как возникнуть уже предполагает известную жизнедеятельность как свою предысторию, свое первоначало. Она обнаруживает себя в образе жизни наемного трудящегося капиталистического общества, неважно какие исторические фазы этот трудящийся проходит по мере развития самого капитализма. Этот реальный исторический образ жизни заложен «уже в самостоятельно существующей противоположности»[22] между общественным характером производства и частнокапиталистической формой присвоения, заложен «в самостоятельном существовании этой противоположности».[23]
Революционизируя общество и изменяя в революционной деятельности самих себя, считал К. Маркс, пролетарии порождают и новый образ жизни, их жизнедеятельность становится «моментом», исходной «клеточкой» более развитой конкретности. В этом пункте и происходит совпадение логического и исторического.
Что можно возразить здесь против диалектической логики Маркса? Разве что исторический пункт, как показывает практика, должен быть сдвинут. Ведь наемный работник в современных индустриально развитых странах как небо от земли отличается от задавленного пролетария эпохи Маркса и уж тем более от ленинской прачки и кухарки, управляющих государством. Даже у самого простого немецкого дворника или землекопа, кто здесь живет, хорошо это знает, речевая культура такова, что о ней могут только мечтать многие современные косноязычные парламентарии в России. Что же касается политической роли современных наемных работников капитала, то дело не в том, что они сегодня делают, а в том что они в силу объективной необходимости вынуждены будут в конце концов завтра делать. Это касается также и процесса революционизации.[24]
Старый образ жизни наемного работника представляет собой исторически изживаемую предпосылку в качественно новом обществе как бы это общество не называлось: социализм или нечто другое. Естественно, это длительный процесс, но это и исходный пункт становления, по Марксу, коммунистического образа жизни, где жизнедеятельность проявляет себя как особенная историческая реальность и одновременно «момент» более развитого целого – собственно коммунистического образа жизни. В качестве специфического первоначала развитой конкретности эта особенная историческая реальность становится реально-всеобщим основанием, из которого должны быть объяснены все виды жизнедеятельности развивающегося нового общественного организма. Если ему название социализм, то в ней, жизнедеятельности заключена сущность этого общества. В условиях такого общества жизнедеятельность индивида есть целеполагающая деятельность, реализующаяся в направлении возрастания степени социальной свободы. То есть это такая деятельность общественного индивида, когда ее проявления в важнейших сферах общества являются целью, а не средством в жизни данного человека. Ничего подобного не проявлялось в период советской власти, да и в современном Китае и пр. Поэтому здесь и речи быть не может о некоей фазе социализма, где форма собственности этих режимов была (или есть) фараоновской, кто знаком с историей древнего Египта. Или же можно говорить об азиатском способе производства (одна из любопытнейших рабочих гипотез Маркса, которую когда-то иносказательно поднял к дискуссии академик Е.С. Варга).
Итак, реальная основа социалистического образа жизни – объективный общественный интерес, ее решающее звено – индивид и социалистическое общество. Исходя из вышеизложенного, можно сказать, что сущностью социалистического образа жизни, его всеобщим принципом является такое соотношение условий общественной деятельности и жизнедеятельности индивида, когда всесторонний расцвет общественного выступает условием многогранного, в конечном счете всестороннего развития каждого. Соответственно можно сформулировать и одно из определений социалистического образа жизни: это такой вид жизнедеятельности индивидов, когда при коллективном присвоении и общественном потреблении гражданами средств производства всестороннее развитие на этой основе и расцвет всех форм общественного богатства выступают условием многогранного, в конечном счете всестороннего развития каждого.
Там, где личность развивает те или иные качества в ущерб общественным интересам, там она ограничивает возможности своего гармонического развития, лишает развиваемую способность гуманистического наполнения, порождает отрицательные с точки зрения прогрессивных нормативов свойства.
По мере продвижения по пути социального развития и совершенствования нового общества подчинение личного общественному постепенно должно утрачивать императивный характер, все более и более становиться склонностью, внутренней потребностью каждого. Все более должны обнаруживать себя объективные тенденции сближения общественного и личного вплоть до возникновения их гармонического единства, отображенного в знаменитом научном предвидении Коммунистического манифеста.
Примечания
[1] Исторические судьбы учения Карла Маркса. Ленин В.И. Полн. Собр. Соч. Т. 23. С. 3.
[2] Об этом я писал в статье „Проблема человечества с космической перспективы». Заметки по еврейской истории, № 97.
[3] См. http://www.berkovich-zametki.com/2012/Zametki/Nomer2/Vinogradov1.php
[4] Там же, в комментариях.
[5] Маркс, К., Энгельс Ф. Соч. Т.3. С. 19.
[6] Там же. С. 201.
[7] См. напр. Философская энциклопедия. М., 1962. Т. 2. С. 236.
[8] Маркс, К., Энгельс Ф. Соч. Т. 39. С. 167.
[9] Маркс, К., Энгельс Ф. Соч. Т. 4. С. 447.
[10] Маркс, К., Энгельс Ф. Соч. Т. 46. Ч. 1. С. 21.
[11] Там же. С. 41.
[12] Там же.
[13] Там же. С. 436.
[14] Там же. Ч. 2. С. 34.
[15] Там же. С. 214-215.
[16] Там же. Ч. 1. С. 281.
[17] Там же. С. 115.
[18] Там же. С. 116.
[19] Там же. Ч. 2. С. 35.
[20] Там же. Ч. 1. С. 475.
[21] Там же. Ч. 2. С.180.
[22] Там же. Ч. 1. С. 274.
[23] Там же.
[24] Будучи студентом философского факультета МГУ я на экзамене по теории научного коммунизма, по молодости и опрометчивости, встал на сторону испанских еврокоммунистов, заявив экзаменатору, что революционный переход не обязательно должен быть кровавым и что вполне допустим метод постепенных реформ по мере нарастания цивилизованности. Это едва не стоило мне студенческого места. Я вспоминаю об этом, упреждая насмешки типа: знаем мы этих доцентов-марксистов.
