Жили они в Пермяге. У девочки-поломашки левая рука в гипсе. Она проснулась на полу — как обычно:
— Мама! Мамик!
Поддавоха вошла и сразу:
— Встала и ушла!
Значит, ждет кого-то…
Хорошо, что вода идет из крана на кухне! Поломашка помыла морковку — с вечера приготовила. Во дворе «травмы» есть грядки с овощами. Конечно, это вам не бананы… Во двор иногда выходит пацан-бананоед — его отец из командировки привозит колбасу и фрукты! В Пермяге же нет ничего…
Еще голуби добрые: улетают и оставляют ей немного крошек.
Поддавоха прошла мимо дочери:
— Гнида, скучняк с морды согнала!
— Зачем так грубо? — удивилась дворничиха.
— Гнидам — гнидово, — бросала Поддавоха.
Скучняк не сгонялся, потому что Костян во дворе назвал Поломашку… обозвал… И стали все чморить:
— Девчонка-старушонка!
Пенсионерки сразу: будьте вежливы — вы же дети…
Дети изо всех сил толкали друг друга и кричали:
— Ты чо такой невежливый? — И кланялись в пояс дворничихе: — Метлой его, метлой!
Кривлялись, падали в обморок. Полный двор был талантов!
Подразнили, а потом все вместе побежали гнать крысу.
— Ведь правильно «грыза»? Она все грызет! — сказала она Костяну, чтобы уважал.
Проехала машина, и он закричал:
— Это я веду машину — зуб даю!
— А я ветер. Я гоню твою машину, и она идет быстрее.
— Моя рука управляет машиной, а руками управляет мозг.
Дворничиха — поблизости:
— Бог всем управляет.
Бог управляет, а «нямку» Поломашке не дает. И она ослабела от сытости, которая стояла вокруг в воздухе, но в нее не попадала.
Привезли и разгрузили хлеб в булочной. Прямо в ноздри лез запах вкусный. Вдруг одна мысль клюнула в лоб: кто-то говорил, что из одуванчиков можно салат делать. Сорвала одуван, откусила и выплюнула:
— Горько — мамой клянусь.
Во двор вышел Бананоед с бананом — дал всем откусить.
— Мерсибочки! — Поломашка отошла и замерла, чтобы прочувствовать вкус сказки (вырасту — буду есть бананы).
Она вспомнила про лужу, которая вся в облаках. Плот получился из доски. Задержала дыхание: мир изменился — это будто вокруг малинник, а там ягоды! Затем тихо ночью пробралась в магазин, а там колбаса! Она бы поделилась с сестрой, но ту увезли неизвестные. Они называли себя бабушка и дедушка, чтоб им сдохнуть. И как полоснет Поломашка шестом по луже — всю колбасу смыло. Зато подплыла лягушачья икра — из нее уже выбирались головастики: блестели , переливались в воде. И с ними хотелось уплыть куда-то в счастье…
В огороде закончилась морковь. Осталась капуста, а это такие головы, что не оторвешь. Из «травмы» выходили покурить мужики, белея забинтованными кочанами. Поддавоха с ними часто курила и приводила по одному к себе.
Зимой во дворе выросла ледяная горка. Чем дольше катаешься — тем больше сил. Если все эти силы собрать и оттолкнуться в последний раз, то можно докатиться до сестры. Но становилось так больно, будто не ела целый год. Три дня не ходила на горку. Сестра была… когда была рядом — одна такая в мире! Однажды выпросила малины — у бабки на углу!
— Баба Марта пришла — весну принесла, — объявила дворничиха.
И пошли шампиньоны. Все варили, и Поломашка варила. Место сестры занял щенок. Он крутил хвостом с репьями. Она старалась выбрать репьи, но у них была своя игра: цепляться и оставаться…
Потом мать исчезла. Все говорили: Бог так сделал — к лучшему, то есть к детскому дому. Поломашка старалась не выходить во двор. Хотела больше спать и видеть хлеб во сне… стала заговариваться — ее уже звали Ненормашка.
— Бог сам не придет, человека пошлет, — сказала дворничиха.
Человек не приходил. А вышли два человека из булочной, то есть мы.
— Ваш Бананоед уже купил хлеб.
Мы переглянулись и позвали ее на обед:
— Только без щенка — ты ему вынесешь косточку.
Когда мы очнулись, оказалось, что согласились в ответ на ее слова: хочу у вас пожить.
Долго отмывали девочку в цинковой ванне, так устали, что не обратили внимания на следующие ее слова:
— Знаете, что самое страшное в мире? Родят ребенка, говорят «холёсенький-холёсенький», а потом: ты не нужен.
То есть обратили МАЛО внимания — отвечали вроде того, что будь спокойна, мы никогда тебя, никогда…
Есть такой анекдот: полез Мичурин на вишню за яблоками, а его там арбузом прибило! Как раз про нас! Были мы в молодости такими мичуринцами: верили, что привьется «девочка из лужи» к нашему семейному древу…
Нечто вроде полета в космос испытывали мы первые две-три недели: словно служили небу, звездам, только звезды внутри нас… то сияли, а то и кололи.
Дитя алкоголиков, она никак не могла, например, усвоить иксы. 4х=8 — такой пример она не могла решить ни при какой погоде. Но я заменяла ей все иксы на конфеты. 4 конфеты стоят 8 копеек — она решала уже мгновенно.
Рисовать она любила, но только тучки-тучки… А все-таки за шесть лет жизни у нас дитя так преуспела, что в 1984 году у нее была всесоюзная выставка в Тбилиси, в Доме детского творчества. Уже ожидалась поездка в Париж.
Она говорила про ирисы: барокко! А вместо «здоровски» — очхор…
Мы тогда выхлопотали ей комнату (картины, написанные маслом, долго сохнут, запах краски мешает, поэтому мы считали, что эта комната будет мастерской).
И сразу появилась родная тетя девочки — рыхлая, как переспелая груша:
— Твою ж дивизию! Джинсов нет у ребенка!
В 1984 году джинсы были, как сейчас — мерседес. Я не могла купить их…
Так наша любимица ушла к тете!
Я заикалась: тетке нужна комната! А в ответ услышала:
Жизнь-то проходит! Мы нашей кровиночке джинсы купим!
Но не купили — тетке в самом деле нужна была только комната. А племянницу она сдала в детский дом.
Для нас это педагогическое поражение было шоком. Я как раз в 1984 году родила дочь, и у меня от переживаний пропало молоко… Любишь ведь того, в кого вкладываешься, а мы очень вкладывались! Очень. Исчезли ее цыпки, вылечили ее почки, вывели лишаи, вырезали аппендицит и так далее — тому подобное.
А ведь были случаи, что любовь наша ломалась, обламывалась! Когда девочка временно становилась опять Ненормашкой — склеивала альбомы по живописи и резала лучшие мои платья.
— Да, накосячила я! А мне так нра! Что — получили по самые гланды?! — отвечала она на все вопросы.
Но через день-два вдруг заплачет:
— Как болят старые копыта!
Идем к врачу, лечим ее ноги, а она снова художница, опять сияет, ну а мы все объясняем болезнью или генами, нервами или Бог знает чем…
Шли годы, мы пришли к вере, но рана не зарастала. Я тосковала уже не по приемной дочке, а по ее картинам (они остались в Тбилиси).
Я уже сама стала писать картины в наивном духе. А рана все равно болела…
То есть когда я рыдала по случаю ухода приемыша… это слово считается обидным, но раз дитя нас предала, я иногда это слово использую. И вот я рыдаю, молоко пропало, новорожденная наша дочь захлебывается в плаче — от голода, и тогда муж как закричит:
— Бери краски и пиши картины!
Всегда краем сознания мы следили за судьбами приемышей в других семьях, в других странах даже — в США и так далее. Тоже там случалось много такого: предавали, сбегали, даже убивали иногда приемных родителей.
И вот появилась статья в журнале, которую я проглотила — всосала, как материнское молоко! В США исследовали все случаи и пришли к выводу… ВЫВОДУ! Вывели детей-убийц — вывезли на одну ферму.
Оказывается, эти дети БОЯЛИСЬ атмосферы любви!
Родители-то предали… могут и приемные выгнать вон! И они провоцировали — торопили разрыв! Наша-то что творила — склеивала альбомы, резала мои платья! А она ведь предупреждала — сразу, когда пришла!
— Родят ребеночка: холёсенький-холосенький, а потом — ты не нужен!
Но мы ТОГДА не поняли, что это — основная проблема!!!!!
Мы все как: звездочка, солнышко, котенок!
А ей страшно…
Американцы на ферму их вывезли — там нет атмосферы любви, а все по делу: гимнастика, огород, уроки. И дети выправляются. Успокаиваются…
А я бегом к компьютеру и писать эти строки — без прикрас, лишь бы донести до приемных родителей новую правду… правду о психологии этих несчастных детей!
Кривое дерево выросло — попробуй выпрямить, как говорила моя бабушка.
Но надо пробовать! Так и этак! Нельзя сдаваться нам.
6 окт. 17
г. Пермь
Оригинал: http://7i.7iskusstv.com/2018-nomer10-gorlanova/
