Партия левых эсеров (лидер — легендарная каторжанка Мария Спиридонова, члены ЦК Б. Камков, В. Карелин, П. Прошьян и др.) прошла плечом к плечу с большевиками весь их дооктябрьский, октябрьский и непосредственно послеоктябрьский путь. До марта 1918 г. В марте наступил конец их «медовых месяцев». Главное, что определило этот конец, был Брестский мир Советской (ленинской) России с Германией и ее союзниками: Австро-Венгрией, Турцией и Болгарией. По условиям мира от России отторгалась территория в 780 кв. км. (привисленские губернии, Украина, белорусские земли, Прибалтика, Финляндия, Карская и Батумская области на Кавказе) с населением 56 миллионов человек (треть населения). Армия и флот подлежали демобилизации. Россия должна была уплатить 6, 5 млрд марок репараций.Никогда в своей истории Россия не заключала с другими странами столь позорного, провального, «похабного» (по слову самого Ленина) мира. Но он, так считал Ленин, был жизненно необходим большевистской России, как «передышка», ибо в том состоянии, в котором она находилась после войны и революции, воевать не могла. Неизбежным результатом войны, за которую выступают левые эсеры, стал бы разгром революции и свержение большевистской власти. Но левые эсеры и даже часть большевиков («левые коммунисты») отвергали эту аргументацию. Не в «передышке» дело, утверждали они. В революционной России найдутся силы, которые сумеют повести против немцев подпольную и партизанскую войну и перебросить в Европу огонь революции. Брестский мир на деле нужен Ленину для закрепления завоеванной им в октябре власти. Ради этого он пошел даже на позорную сделку с империалистами и тем практически затормозил развитие русской и мировой революций. Результат брестской политика Ленина, считали левые эсеры, — блокирование социализации и поворот к госкапитализму.
15 марта 1918 г. 4-й Чрезвычайный съезд Советов двумя третями голосов ратифицировал Брестский мир. Против голосовали левые эсеры и «левые коммунисты». Кроме того, левые эсеры в знак протеста вышли из правительства — Совнаркома. 26 марта Брестский мир был ратифицирован кайзером Вильгельмом 2-м. Позднее Ленин, большевики уверяли, что не добившись разрыва Брестского мира, левые эсеры подняли против них, большевиков, мятеж, Это, однако, неправдоподобно. Левые эсеры были революционерами до мозга костей и хорошо сознавали, что свержение большевистской власти откроет дорогу контрреволюции. Поэтому их стратегия заключалась в ином. Она формулировалась как «выпрямление линии в политике Совнаркома», главным образом, путем ликвидации Брестского мира. Но эта формула тревожила ленинский Совнарком. Ленин вообще был противником коалиций с другими социалистическими партиями, и на левоэсеровскую формулу «выпрямления», по видимому, смотрел как на возможный предлог перехода к однопартийно-большевистской системе. Стратегия бльшевиков по отношению к левым эсерам состояла в оттеснении их и ограничении их политической деятельности.
Германское посольство прибыло в Москву 24 апреля 1918 г. Возглавлял его граф Вильгельм Мирбах, выходец из древнего прибалтийского дворянства. До войны он был советником германского посольства в Петербурге. Посольство и разместилось в резиденции бывшего сахарного короля Берга в Денежном переулке (ул. Веснина, 5). Пока сотрудники ориентировались в происходившем в Москве, подошло время открытия 5-го Всероссийского съезда Советов. Левые эсеры рассчитывали получить на нем (при поддержке «левых коммунистов») большинство и преуспеть в своей стратегии «выпрямления» политики Совнаркома, отвергнув Брестский мир. Но большевики, предоставив городским Советам несопоставимое с деревенскими Советами количество мест (не обошлось и без махинаций), сорвали этот расчет. Съезд открылся 4 июля в Большом театре. Присутствовало 1164 делегатов, из них 773 большевика и 353 левых эсера. Съезд открыл председатель ВЦИК Я. Свердлов. Этот день и следующий, 5 июля, были отмечены острейшей, порой грубой перебранкой между левыми эсерами и большевиками. Со стороны левых эсеров то и дело раздавались крики: «Долой Брест!», «Долой Мирбаха!», «Долой немецких прислужников и лакеев!».
Присутствовавший на съезде сотрудник посольства Карл фон Ботмер записал в дневнике:
«Эсеры уже выступили с бурными речами против Германии, потребовали даже объявления войны… В речах Спиридоновой, Карелина, Камкова и др. звучали угрозы, раздавались оскорбления, сопровождавшиеся угрожающей жестикуляцией».
Но, выступая, Ленин прямо заявил, что если левые эсеры не желают считаться с политикой большинства, то есть с политикой Бреста, то вообще могут уходить. Левым эсерам становилось ясно, что воспользоваться трибуной съезда, чтобы изменить политику ленинского Совнаркома им не удастся. И тогда…
7 июля в дневнике фон Ботмера записана кричащая фраза:
«Убит граф Мирбах! Это для всех нас трагическое событие, политические последствия которого для Германии и России оценить пока невозможно. Произошло это вчера в 3 часа».
Как было совершено покушение на германского посла графа Вильгельма фон Мирбаха и кто его совершил было без труда выяснено в тот же день, 6 июля. Дело в том, что убегая из германского посольства после совершения теракта, террористы в страшной спешке или волнении оставили на столе портфель, в котором среди других документов находились удостоверения с их именами. Да и во время разговора террористов с послом в комнате присутствовали два сотрудника: первый советник посольства Курт Рицлер и военный атташе Леонгард Мюллер. Теракт, закончившийся убийством посла, совершили Яков Блюмкин, левый эсер и бывший фотограф этого отдела, член Ревтрибунала, тоже левый эсер Николай Андреев.
Блюмкин родился в 1898 г. в местечке Сосница Черниговской области в семье еврейского приказчика. Перебрался в Одессу, там его, юнца с явно авантюрным складом характера, и закрутила-завертела революционная среда. Он примкнул к эсерам, потом к левым эсерам, и это они его, двадцатилетнего мальчишку, направили в ВЧК. Там он вскоре, как уже отмечалось, стал ни много ни мало «заведующим отделом по борьбе с немецким шпионажем». Об Андрееве же почти ничего неизвестно. Есть слух, что он скончался от тифа. В тандеме террористов «первую скрипку» играл Блюмкин. У него «в разработке» находился некий Роберт Мирбах, обрусевший немец (или австриец), работавший каким-то хозяйственником в Смольном. Но по чекистской версии Блюмкина этот человек был «преобразован» в арестованного австрийского военнопленного, а главное — племянника германского посла фон Мирбаха. Такое «преобразование» нужно было Блюмкину в случае необходимости какого-либо шантажа германского посла. И вот теперь этому «делу» был дан ход…
На мандате, якобы уполномочивающим Блюмкина и Андреева «войти в переговоры с господином германским послом в Российской республике, по поводу дела, имеющего отношение к господину послу», Блюмкин подделал подписи председателя ВЧК Ф.Э. Дзержинского и секретаря И.К. Ксенофонтова. Другой заместитель Дзержинского, левый эсер В.А. Александрович поставил на этом удостоверении печать, впрочем, ничего не зная о плане Блюмкина и Андреева. Так или иначе, подделка столь важных документов (особенно для такого учреждения как ВЧК) прошла на удивление легко… С этими удостоверениями Блюмкин и Андреев прибыли на конспиративную квартиру, где им выдали револьверы и две бомбы. Отсюда на машине — за рулём находился матрос из левоэсеровского Боевого отряда ВЧК, которым командовал левый эсер Д. Попов — они направились в германское посольство. Там их встретили советник Рицлер и военный атташе Мюллер. Они заявили Блюмкину и Андрееву, что посол Мирбах не принимает и поручил им выслушать любое, даже секретное, дело. Но Блюмкин и Андреев упрямо настаивали на встрече с послом. На своё несчастье Мирбах почему-то согласился и вышел к пришедшим чекистам. Выслушав «дело» своего «племянника», обвиняемого Ревтрибуналом в шпионаже, Вильгельм Мирбах сухо ответил, что упоминаемого человека он лично не знает, дело это его не интересует и ответ будет дан обычным порядком через комиссариат иностранных дел.
— А вы знаете, что ждет этого человека в Ревтрибунале? — спросил Блюмкин. — Вот что!
С этими словами он выхватил револьвер и стал стрелять в Мирбаха, Рицлера и Мюллера. Блюмкина и немецких дипломатов разделял только мраморный столик и, тем не менее, Блюмкин раз за разом промахивался… Рицлер и Мюллер инстинктивно упали на пол, а Мирбах бросился к двери в другую комнату. Тут его и настигла пуля из револьвера Андреева. Он же швырнул в уже упавшего Мирбаха две бомбы, одна из которых не взорвалась. В начавшейся суматохе (в приёмной был народ) Блюмкин и Андреев выскочили из здания, перемахнули через ограду, причём Блюмкин, прыгая, зацепился брюками за ограду, повредил ногу и был ранен в ту же ногу выстрелом охранника. Машина, на которой Блюмкин и Андреев приехали, стояла наготове… Они мчались в Трёхсвятительский переулок…
Блюмкин и Андреев, как бы сейчас сказали, были киллерами германского посла. Но кто был заказчик? Ответить на этот вопрос не так-то просто как может показаться. Легко сказать: заказчик тот, кому было политически выгодно это убийство. И тут сразу же приходит на ум: выгодно было, конечно, левым эсерам, их ЦК. Ведь именно их цель заключалась в том, чтобы разрывом Брестского мира развернуть революционную войну против империализма. И это они должны были рассчитывать, что убийство Мирбаха или других высокопоставленных германских личностей станет началом такой войны. Действительно, еще 24 июня ЦК левых эсеров или группа его членов приняли резолюцию о терактах против высших представителей германского империализма. Но никаких имен, ни времени проведения терактов не указывалось. Подчеркивалось, что указания на этот счет будут даны особо. Возможно, левые эсеры выжидали, надеясь на свой успех во время 5-го съезда Советов. Но этого не произошло. И не исключено, что в левоэсеровском ЦК произошел раскол: часть наиболее радикальных членов настаивало на теракте против Мирбаха, часть («умеренных») предлагала воздержаться, опасаясь карательных мер со стороны большевиков. Эсеровские и леоэсеровские теракты всегда сопровождались декларациями, разъясняющими причины теракта и ответственность партии, совершающей теракт. Так было и с убийством командующего германскими войсками на Украине фельдмаршала Г. фон Эйхгорна. Покушение на него в Киеве 30 июля 1918 г. санкционировал Всеукраинский комитет партии левых эсеров (Одесса). Ничего подобного не было с покушением на Мирбаха. Вплоть до 6 июля, то есть дня его убийства, никаких заседаний ЦК левых эсеров не проводилось и никаких заявлений не делалось. Германский посол, скорее всего, мог быть убит либо по решению решительной группы (большей или меньшей) членов ЦК левых эсеров, либо…
ЦК левых эсеров постоянно заявлял, что его цель — «выпрямление» политической линии ленинского Совнаркома, но никак не борьба с партией большевиков. Позиция большевиков «ленинского закала» была иной. Ленин был в принципе против коалиций и с другими социалистическими партиями. Могла признаваться только такая коалиция, в которой партнер полностью признавал большевистскую точку зрения. Но с весны 1918 г. левые эсеры стали подвергать нарастающей критике как внешнюю (Брестский мир), так и внутреннюю (крестьянскую, продовольственную) политику ленинского Совнаркома. В ответ большевики начали проводить линию на вытеснение левых зсеров из руководящих учреждений и ограничение их деятельности. А 4-й и 5-й съезды Советов предоставили им возможность и повод полностью расторгнуть блок с левыми эсерами. «Если, —заявлял Ленин, — найдутся из партии левых эсеров люди, которые скажут мы с большевиками работать не можем, мы уходим, мы не пожалеем об этом ни на одну минуту. Те социалисты, которые уходят в такую минуту… те враги народа».
Убив Мирбаха, Блюмкин и Андреев на машине, которая ждала их у ворот посольства, на большой скорости направились в Трехсвятительский переулок, где в доме № 1 находился штаб левоэсеровского Боевого отряда ВЧК под командованием Д. Попова. Там Блюмкина постригли, побрили, переодели и отправили в находившийся неподалеку лазарет. Андреев, подлинный убийца Мирбаха, чудесным образом куда-то исчез. Был слух, что он умер от тифа. Узнав об убийстве Мирбаха, председатель ВЧК Ф. Дзержинский с несколькими чекистами бросились в Трехсвятительский за Блюмкиным. Тут важно подчеркнуть, что с начала 1918 г. Дзержинский примыкал к ««левым коммунистом» и на партсъезде воздерживался при голосовании по вопросу о «передышке». Не потому-то он так торопился арестовать Блюмкина? Что-то знал? Но в Трехсвятительском Дзержинский Блюмкина не нашел. Он сам был арестован. А утром 7 июля, когда над Москвой рассеялся густой туман, орудия открыли огонь по отряду Попова. Он был разгромлен. 9 июля Троцкий объявил, что партии левых эсеров, поднявшей мятеж против Советской власти, более не существует. Советская власть стала однопартийной.
Блюмкина обычно воспринимают как террориста, покушавшегося на германского посла Мирбаха. И на этом ставится точка. Но на самом деле это было лишь началом его поистине головокружительной карьеры. В 20–х годах Блюмкин был довольно известной фигурой в Москве. И не только в чекистских кругах. Он — свой в популярном Кафе поэтов. Его хорошо знали в поэтической среде, он был знаком с такими поэтами как Мандельштам, Гумилев, Маяковский, Есенин и др. Но это в 20-х годах. А после убийства Мирбаха, в сентябре 1918 г. он оказался на Украине, где активно действовало левоэсеровское подполье. По некоторым данным принимал участие в подготовке покушений на гетмана П. Скоропадского и фельдмаршала Г. фон Эйхгорна, участвовал в борьбе с С. Петлюрой. Но вот Киев советский и в апреле 1919 г. Блюмкин явился в ЧК с повинной за убийство Мирбаха. Трибунал приговорил его к расстрелу, но благодаря ходатайству Троцкого и… с одобрения Дзержинского Президиум ВЦИК амнистировал Блюмкина. И вот уже летом 1920 г. Блюмкин — в Персии, где участвует в установлении власти Эхсатуллы — ставленника коммунистов и левых. Став членом Иранской компартии, он представлял Советскую Россию на Первом съезде угнетенных народов Востока, проходившем в Баку. Из Баку он возвращается в Москву. Доверие ему, по- видимому, полное. Блюмкин утверждал, что сам Дзержинский рекомендовал его в ВКПб. Значит не считал Феликс Эдмундович убийство Мирбаха большим грехом для партии? Но если коммунисты, похоже, готовы были доверять Блюмкину, то для левых эсеров он был предателем. Они трижды устраивали на него покушения, в одном из которых участвовала первая жена Блюмкина Лидия Сорокина. В начале 20-х годов Блюмкин — адъютант Троцкого, помогает в издании его трехтомника «Как вооружалась революция» и, видимо, по рекомендации автора был направлен на учебу в Военную академию, на отделение, которое готовило заграничную разведагентуру. А в 1923-м, опять-таки по предложению Дзержинского, его зачисляют сотрудником Иностранного отдела (ИНО) ГПУ. Об этой работе Блюмкина известно мало. Он был весьма успешным резидентом в подмандатной англичанам Палестине, Афганистане, Индии и других странах. Всюду использовалось его хорошее знание восточных языков, в том числе иврита. Между прочим, через каналы ЧК он многое сделал для сбора древних еврейских манускриптов, старинных списков Торы, сочинений средневековых еврейских писателей.
В 1926-м Блюмкина направляют резидентом в Монголию. Отсюда он выполнял спецзадания в Китае, Тибете, Индии. А через два года он — в Константинополе, для организации резидентуры на Ближнем Востоке. В это время у него в петлицах было три ромба. Но Турция и стала предтечей его конца. Здесь он возобновил свою связь с высланным сюда Троцким. Их «антисталинские» встречи продолжались по нескольку часов. Блюмкин не знал, что чекистка Елизавета Горская (она же Елизавета Зарубина, урожденная Эстер Розенцвайг), за которой он ухаживал, вела за ним слежку. По прибытии в Москву Блюмкин был арестован. Судила его тройка ГПУ: В. Менжинский, Г. Ягода и начальник ИНО М. Трилиссер. Двумя голосами (Менжинского и Ягоды) Блюмкин был приговорен к расстрелу. Его спустили в подвал. Расстрельная группа приготовилась Но команду дал Блюмкин: «По революции пли!»
Оригинал: http://z.berkovich-zametki.com/2018-znomer10-gioffe/
