Американский круг друзей и знакомых Давида Бурлюка насчитывает сотни имён. Это галеристы, среди которых была основательница художественного объединения Société Anonyme Кэтрин Дрейер, помогшая Бурлюку с организацией выставок в первые годы его жизни в Америке и написавшая в 1944 году монографию о нём. Это художники и скульпторы – Николай Рерих, Николай Фешин, Борис Григорьев, Арчил Горки, Джон Грэхем, Мозес и Рафаэль Сойеры1, Николай Цицковский, Джордж Констант, Хаим Гросс, Луис Лозовик и многие другие. Это коллекционеры и почитатели творчества Бурлюка; его коллеги по работе в газетах Русский голос и Новый мир.
Были среди них и поэты – как вполне зрелые (например, Иван Народный2, прибывший в Америку в 1906 году вместе с Максимом Горьким), так и начинающие. Работая в «Русском голосе», Давид Давидович взялся опекать «молодые дарования» – об этом написал позже один из таких поэтов, Морис Мендельсон, оставивший воспоминания о нью-йоркской встрече Бурлюка с Есениным, на которую Бурлюк пригласил и его3.
А были среди знакомых Бурлюка и такие авторы, о которых, если бы не он, мы бы сегодня, пожалуй, и не помнили. Одним из них был поэт Давид Опалов (Подоксик), писавший стихи на трёх языках: русском (под псевдонимом Леонид Опалов), английском (под псевдонимом Леонард Опалов) и идиш.
Давид Опалов-Подоксик родился в Риге 9 января 1904 года. Он учился в ешиве, затем перешёл в общеобразовательную, а после – в коммерческую школу. Первые стихотворения были опубликованы в 1918 году в российских газетах. В 1923 году Опалов эмигрировал в США, жил в Нью-Йорке. До 1933 года он публиковал стихотворения на русском, а с 1933-го начал писать на идиш. Стихотворения на идиш печатались в целом ряде американских и европейских идишских изданий: Morgn-zhurnal (Morning journal), Tog (Day), Fraye arbeter shtime (Free voice of labor), Oyfkum (Arise), Tsukunft (Future), Undzer veg (Our way), Gerekhtikeyt (Justice), Kinder zhurnal (Children’s journal) – все они выходили в Нью-Йорке; Shikage (Chicago); Di shtime (The voice) в Мексике; Undzer shtime (Our voice) в Париже; Loshn un lebn (Language and life) в Лондоне; Der shpigl (The mirror) and Argetiner beymelekh (Argentine trees) в Буэнос-Айресе.
В 1940 году в Нью-Йорке вышла книга стихотворений Опалова на идиш «Morgnroyt un demerung» («Восход и сумерки»), которая недавно была выложена в Сеть в рамках проекта Стивена Спилберга по созданию цифровой библиотеки литературы на идиш4. Книга иллюстрирована пятью рисунками Давида Бурлюка.
В поздние годы Опалов писал в основном на английском, публикуясь в целом ряде американских литературных журналов. Так, в 1953 году его стихотворения были опубликованы в летнем номере журнала Different, который издавался Avalon World Arts Academy5. В 1962 году Леонард Опалов выступил составителем сборника «Five Yiddish poets: Gross, Greenberg, Sutzkever, Zichlinsky, Glantz», вышедшего в издательстве «Midwest Poetry Chapbooks» в Монреале; он же выступил переводчиком всех стихотворений сборника с идиш на английский.
В 1970 году стихи Опалова были опубликованы в издававшемся в Сан-Франциско журнале The Galley Sail Review (Volume VI, Number 2, Issue 22), а в 1971/72 – в 38-м номере ежеквартального поэтического журнала Bitterroot, который издавался в Бруклине. В 1975-м стихи Опалова были опубликованы на «поэтической странице» газеты Telegraph в Колорадо-Спрингс.
Что касается русскоязычных изданий, то, помимо Русского голоса, Опалова печатали в газете Новая заря, издаваемой в Сан-Франциско. Целый ряд стихотворений Опалова опубликовал Давид Бурлюк.
Знакомство Бурлюка с Опаловым продолжалось более сорока лет. 14 октября 1958 года Давид Бурлюк писал своему постоянному респонденту в СССР, коллекционеру и «духовному сыну» Николаю Никифорову:
«Вы вопрошаете о Леониде (Подоксик) Опалове. Поэт последователь И. Северянина и отчасти мой. Урож. гор. Риги. Переселился в САСШ в 1923 г., работает в одёжной индустрии. “Лёгкость в мыслях необыкновенная”. Милое существо, зажатое трудностями грунта капит. окружения. В воспоминаниях о Маяковском в САСШ его надо упомянуть, он встретился в В.В.М.
Его стихи в «Свирели Собвея»»6.7
Несмотря на «необыкновенную лёгкость в мыслях» и действительно слабый зачастую уровень стихов Опалова, Давид Бурлюк неоднократно публиковал их в своём журнале Color and Rhyme и издаваемых им с Марией Никифоровной сборниках. Это неудивительно – большинство опубликованных стихотворений было посвящено самому Бурлюку и его супруге, либо же его друзьям. Опалов, как и Никифоров, был «верным оруженосцем» Бурлюка, беспрестанно восхваляющим его многообразные таланты. Это не могло не нравиться художнику и поэту, вынужденному вновь завоёвывать себе признание в эмиграции.
Одним из сборников, в котором были опубликованы стихи Опалова, стал арт-бюллетень «Красная стрела», изданный Бурлюком в 1932 году. Интересно, что на титульной странице сборника Бурлюк именует себя «Отцом пролетарского футуризма, поэтом, художником, оратором и журналистом». В сборник-антологию, посвящённый светлой памяти В.В. Маяковского, вошли стихотворения самого Маяковского и Валерия Брюсова, Сергея Третьякова и Николая Асеева, Василия Каменского и Велимира Хлебникова, Фёдора Сологуба и Михаила Кузмина, Алексея Кручёных и Константина Вагинова – и многих других. Стихотворение Леонида Опалова «В честь первовстречи», посвящённое встрече с приехавшим в 1925 году в США Маяковским, опубликовано в почётном соседстве со стихотворениями Георгия Шенгели и Анатолия Луначарского. Вот его текст:
Как безконечно радуются строфы
И на душе зари весенний бред –
Из С.С.С.Р. могучий Маяковский
Причалил к нам на корабле побед!
Какой широкоплечий и хороший
Московский в желтокофте футурист,
Кто враг буржуазии жалко дошлой
И розовых грезэров попурри.
В его поэмах – красноветер
И грузный топот пролетарских ног,
Он видит жизнь в великолепном свете
И сладость неиз’езженных дорог.
И поражают в буффонадах футуриста:
Обилье линий, конъюнктур расцвет,
И столь дремучего каприза
Восторги моложавых лет.8
«Грезэров попурри»… Такие строки мог написать только поклонник творчества Игоря Северянина. Активное же использование довольно неуклюжего «новояза» – прямое влияние Бурлюка, редкое стихотворение которого без него обходилось. Опалов, который на момент знакомства с Бурлюком был совсем юным и делал свои первые шаги в поэзии, не мог не подпасть под влияние «фельдмаршала мирового футуризма» – Бурлюк величал себя по-разному, но всегда в превосходной степени. Опекая молодые дарования, которых, по правде говоря, было не так уж много, Давид Бурлюк организовал в «Русском голосе» специальный отдел под названием «Литературно-художественный четверг» (первый выпуск состоялся 22 марта 1923 года), проводил литературные конкурсы и «Парады поэтов», публиковал «советы начинающим». Вот пример одного из таких советов – «О размерах»:
«В связи с конкурсом “Поэтов и прозаиков”, условия которого будут объявлены в ближайшем “Литературном четверге” – назначенным на 20 января 1924 года – мы скажем несколько слов о размерах.
Рассказ не должен превышать размером – одной колоны набора “Русский голос”.
Стихотворение – 16 строк набора “Р.Г.”
Многие удивляются, почему рассказ должен быть коротеньким; чем руководствуется редакция, назначая премии за такие “не длинные” стихи. Неопытные авторы любят размах. Пересол.
Неопытность авторов определяется ненужными длиннотами.
Уметь распорядиться своими мыслями, своими образами – в пространстве добровольно ограниченном – это, несомненно, является признаком художественного творчества.
Истинное творчество бессознательно, но контроль над ним должен быть осознан до конца.
Художник является – “своим высшим судом”.
Его трудом руководит – “свободный ум”»9.
А вот отрывок из публикации «Поэт и прозаик», также содержащей советы молодым авторам:
«Как один, так и другой оперируют с художественным словом. Оба пользуются им, по одной эстетической версии, для выражения определённых, поставленных себе, поэтических образов – или же, по другой версии, для создания идеальной художественной формы. Ибо, по второй версии, художественная форма самоцель. Прекрасная форма – всегда является носительницей глубокого содержания. Бальзак и Лев Толстой – являются примерами «гениального прозаика».
По сравнению с поэтом, прозаик всегда описывает.
Поэт изображает по преимуществу. Поэтическое творчество импрессионистично. Поэт работает мазками, кляксами. Работу поэта всегда приходится смотреть с известного расстояния и глаза надо слегка прикрыть.
Вспомнишь Пушкина: «Твои стихи хороши, но недостаток их тот, что они умны». Путём этого сравнения, ясна разница между двумя родами литературы».10
В августе 1923-го Давид Бурлюк публикует «Памятку стихотворца»:
«В предыдущем “Литературном четверге” нами было указано, что для неопытного стихотворца глагол является Сциллой и Харибдой в риторическом плавании.
Фет один из неоспоримых и неувядающих, кто в русской речи прошлого века дал образцы, звучащие “римской медью” и дышащие формами мраморов Эллады, написал знаменитое стихотворение, где НИ ОДИН ГЛАГОЛ не вносит суетливости в ясную гармоничность благоуханных строк:
Шёпот, робкое дыханье,
Трели соловья,
Серебро и колыханье
Сонного ручья…
Другие словесные формы, будучи более статичными – благодарнее в виде материала.
<…> Надо избегать пользования рифмами, кои общеизвестны (вот она, причина бесконечного использования Бурлюком «новояза» – прим. автора). Не рифмуйте иностранное слово с таковым же.
В след. “Лит. Чет.” мы вступим в спор с защитниками отчётливой, несложно-гармоничной рифмы.
После напечатания в “Лит. Чет.” сведений о стихотворных размерах, дадим условия нашего зимнего «Конкурса поэтов» – ждите!!!».11
Опалов, верный последователь Бурлюка, по крайней мере в своей русскоязычной поэзии, периодически радовал учителя, особенно, когда восхвалял его в своих стихах.
В 26 номере Color and Rhyme (1952 год) опубликованы два стихотворения Леонарда Опалова, написанные в Нью-Йорке в мае того же года. Приведу их в оригинале:
THE MUSES SANG
Fair muses sang of paradise
In the landscapes of Burliuk,
Where flowers light-blue as the skies
Bloomed near a crystal brook.
A colorist in his own right,
Of beauty’s charm aware,
His city squares in colors bright
Tha artist painted fair.
Mary, the artist’s guidding star,
His dearest muse and wife,
Sweeter than songs of a guitar
Allured the poet’s life.
And in the paintings of Burliuk
The image of M A R Y
In ecstacy shone prettily
At poet’s fantasy.
DAVID BURLIUK
David Burliuk has always been
To me the magic touch of glory.
His shiny landscapes tender-green,
Told a fantastic spring-time story.
I’ll always see him young and gay,
Distinguished as a poet-mentor.
Inflaming as a noon-gold ray.
His every image – soul’s memento.
Those vernal years, when we were young,
You have been charming as Apollo.
Amid the poets with his song
David delightfully played solo.
At seventy Burliuk is in his prime
In poetry and in his paintings,
Achieving laurels with his jeweled rhymes.
Still painting is to him the main thing.12
В 41-м номере за 1959 год опубликовано ещё одно посвящение «For David and Mary», написанное поэтом в Нью-Йорке 6 апреля 1955 года (Опалов упоминает его в письме Давиду Бурлюку от 12 июля 1959 года):
David Burliuk, you appear in the sky of poetry
Like an emerald rainbow.
The cloudless of your rhymes
Are ever charming and gentle.
Mary, your gracious wife and inspiring muse
Is ever at your side
Like a blue-eyed cherub
And I, your true and fervent disciple,
Paint blue dreams of longing
On the canvas of verses,
Reaching out to you
A friendly image.13
В 45 номере Color and Rhyme за 1961 год опубликовано ещё два посвящения Леонарда Опалова – одно Давиду Бурлюку, другое – его жене Марусе. Вот они:
For David Burliuk, extraordinary artist and poet
Your paintings
are like summits of mountains,
majestic and fair.
Wonders hover about them
like chromatic butterflies.
Magnificence’ honey
Flows from your golden brush.
Your sagas of pigments
are ribbons of rainbows,
And Mary, your muse,
is the romantic symbol
of Elizabethan poetry.
FOR MARUSSIA BURLIUK
I can see you smilingly
Like a painted fantasy.
Friendly like a Summer breeze.
Lovely like Floridian trees.
In each leafy sunny nook
You are painted by Burliuk.
Every painting you are in
Your bright gaze is feminine.
And with David at your side,
You look like a blushing bride.
When he paints with pinks and blues,
You are his romantic muse! 14
В американском Сиракузском университете, где находится архив Давида Бурлюка, хранится восемнадцать писем Опалова к Бурлюку15. В основном они написаны на русском языке, однако встречаются и англоязычные экземпляры. На письмах указано несколько адресов Опалова: 847 East 172nd Street, The Bronx 60, New York; 140 West 175th street, Bronx 53, New York.
Помимо этого, в архиве находится рукопись доклада «О Давиде Бурлюке и его творчестве», судя по всему, написанного в конце 1950-х – начале 1960-х годов. В нём Опалов вспоминает о том, как он познакомился с Бурлюком:
«Никогда не забуду первую встречу с Д. Бурлюком. Это было в 1923 году. Я тогда был новичок в стране (Бурлюк и сам был новичком в стране – они с семьёй прибыли в Америку 2 сентября 1922 года – прим. автора). Жил в маленьком захолустном городке Нью-Бронзвик, работал у дяди в аптеке и вдоволь скучал. От одного русского инженера я узнал, что в Нью-Йорке проживает известный поэт-футурист Д. Бурлюк, редактор «Литературного четверга» при «Русском голосе». Я послал Бурлюку свои первые стихотворения и был в восторге, когда оба стихотворения были напечатаны в одном номере газеты с примечанием от редакции, что мои стихи очень музыкальны и образны. Через некоторое время я очутился в Нью-Йорке. Бурлюк жил тогда в аристократическом районе Бронкса, на Harrison ave. Стояла холодная зимняя погода. Я был тогда очень молод, мне было 18 лет. Я тосковал по родине, не имел ещё друзей. Я как-то разузнал телефонный номер Бурлюка и ему позвонил. В тот же вечер я был приглашён к Бурлюкам. Я бы не то удивлён, не то в восторге, увидев перед собою легендарного разукрашенного Бурлюка с серьгой в ухе, в разноцветном декоративном жилете. Мария Никифоровна с тою же чуткостью, как и Бурлюк, прекрасно встретила меня.
Бурлюки были нежны и сердечны. Я в тот вечер совсем преобразился. Я забыл о рычащем Нью-Йорке, о собвейном лязге… С тех пор я стал завсегдатаем в семье Бурлюков. <…> Я считаю знакомство с Бурлюками счастливейшей датой в моей ухабистой жизни».
Вполне вероятно, текст был написан по просьбе самого Бурлюка к очередному его юбилею. Опалов принимал участие, например, в юбилейном вечере по случаю 30-летия литературно-художественной деятельности Бурлюка, состоявшемся в 1929 году. Однако трудно заподозрить Опалова в неискренности – подобные хвалебные строки присутствуют во всех его письмах к Бурлюку.
Что же касается «ухабистой жизни», то судьба редкого эмигранта обходится без этого. Вот что писал Давид Бурлюк в своей заметке «Полгода», приуроченной к полугодию появления на свет «Литературных четвергов»:
«Сегодня исполняется ½ года, как стал выходить “Лит. Чет.”.
Это краткий срок. Жизнь в Америке весьма неблагоприятна творчеству – авторы мало обеспечены, гонясь за куском хлеба.
<…> Но наша задача собрать и укрепить местные литературные силы – выражающие душу русских “униженных и оскорблённых” классов в Америке».16
Первое письмо Опалова к Бурлюку, хранящееся в архиве, датировано 1944 годом, последнее – 1966-м.
19 января 1944 года Опалов писал Бурлюку:
«Многоуважаемый Давид Давидович.
Странно, иногда мне кажется, что Вы всё ещё относитесь ко мне дружески. И вдруг от этой дружбы веет каким-то январским холодом. Вы не считали нужным пригласить меня на Вашу выставку. У меня всё по-старому. Недавно А. Сандеров17 прислал мне свою книгу стихов. Я послал ему по его просьбе Ваш адрес. С Соколовским я часто беседую по телефону. Мои стихотворения “Настроения” и “Вечернее мгновенье” были напечатаны в только что вышедшем 6-ом номере толстого “Нового Журнала”18.
Одно из моих английских стихотворений было на днях переведено на французский язык видным французским поэтом Андрэ Спир. Композитор П. Ясиновский пишет музыку для одного моего стихотворения.19 Я часто получаю письма от Георгия Гребенщикова20. Он состоит профессором в одном американском колледже.
2 февраля мне исполнилось 40 лет. К этому времени также исполняется 20 лет моей поэтической деятельности. Конечно, это важная дата в моей жизни. Если бы Вы хотели написать очерк обо мне для одной из еврейских газет, где я печатаюсь, я буду чрезвычайно рад. Я сам переведу статью на еврейский язык. Я написал на днях большое стихотворение на еврейском языке, посвящённое моему 40-летию. Оно будет напечатано в еврейской газете в Мексике.
Как прошла Ваша выставка? Пишите побольше о Вашей литературно-художественной деятельности.
Сердечно кланяюсь Марии Никифоровне. Мой привет Вашим дорогим сыновьям.
Привет от моей жены.
Ваш Леонид Опалов.
D. Podoksik (Opalov)».
Следующее письмо датировано 16-м сентября 1946 года:
«Дорогой Давид Давидович,
Большое спасибо за ваше милое письмо от 11 сентября и ваше прекрасное мнение о моих стихах. Шлю вам этим письмом моё стихотворение, которое я послал вам на днях. Оно было напечатано в английской еженедельной газете в штате Миссури. Я всё тот же неисправимый мечтатель. Не забудьте писать мне о ваших путевых впечатлениях. В ноябре постараюсь поехать к вам в Бруклин и провести несколько часов с вами в вашем собственном доме. Мне только что почта принесла прекрасно изданную книгу стихов Сергея Есенина в переводе на еврейский язык. Что нового у вас? Как поживают Мария Никифоровна и ваши талантливые сыновья? Я часто получаю письма от моих сестёр из Латвийской С.С.Р. Я бы уж не мог обойтись без их писем. Брат мой погиб в германском концлагере.
Дорогой Давид Давидович, пожалуйста, пришлите мне несколько ваших новых стихотворений. Пишите почаще.
Будьте здоровы. Ваш Леонид Опалов».
Бурлюки действительно купили в 1946 году собственный дом в Бруклине, по адресу 2575 Бедфорд Авеню, в котором они жили зимой. В этот период на журналах Color and Rhyme были указаны два адреса – Hampton Bays как адрес Николая Бурлюка, который указан как «Editor», и 2575 Bedford Avenue, Brooklyn 26 как адрес Марии Бурлюк, которая указана как «Publisher» (сегодняшний индекс 11226). В 1956 году, перед первой поездкой в СССР, Давид Давидович и Мари Никифоровна продали этот дом – нужны были средства на поездку. Впрочем, они оставили на него закладную с правом выкупа, которой никогда не воспользовались.
Как видим, отношение Бурлюка к Опалову менялось время от времени. Бурлюк не мог не видеть низкого уровня стихов Опалова. В то же время он периодически был нужен Бурлюку – в частности, для переводов на английский стихотворений, публикуемых в Color and Rhyme.
12 апреля 1954 года Леонард Опалов пишет Бурлюку:
«Дорогой Давид Давидович,
Я провёл вчера, в воскресенье, 3 часа в библиотеке на 42-й улице. Я нашёл там всего одну книгу Виктора Гофмана21, изданную в Берлине в 1923 году. Эта книга состоит из двух частей. Первая часть: проза. Вторая часть: стихотворения. Книга препровождена предисловием Валерия Брюсова, есть также портрет В.В. Гофмана. Я переписал ряд его стихотворений, в том числе те, о которых вы упоминаете.
Пишу это письмо в собвее по пути к работе.
Я также переписал некоторые стихотворения В.В. Маяковского из первого тома его полного собрания сочинений.
Как я уже вам сообщил, я очень занят. Буду работать усиленно ещё около пяти недель. Я уже перевёл одно стихотворение Гофмана, конечно без рифмы и более свободным ритмом. Другое стихотворение, которое мне понравилось, я перевёл в ритме поэта, но без рифмы.
Я уже давно перевёл два коротких стихотворения В. Маяковского.
Итак, я собираюсь теперь перевести ряд стихотворений Гофмана, о которых вы упоминаете, а также некоторые стихотв. Маяковского из его первого периода. Но это возьмёт около 16-17 дней, мне придётся усиленно работать над переводами. Я уже взялся за работу. Когда переводы будут закончены, я хочу показать их одному компетентному человеку.
Почему вы мне раньше не сообщили?
Прошу сообщить мне, сумеете ли ждать две недели, а то я сумею напечатать некоторые из переводов Гофмана в английском журнале. Стихи В. Гофмана на меня оставили прекрасное впечатление. Юрий Айхенвальд называл его принцем красоты.
Сердечно кланяюсь Марии Никифоровне. Сердечно ваш Леонид Опалов.
D. Podoksik (Opalov).
847 East 172nd Street. Bronx 60, New York».
Бурлюк неоднократно вспоминал поэта Виктора Гофмана, с которым и он, и Маяковский были знакомы ещё по Москве. Большой фрагмент воспоминаний Бурлюка опубликован в 66-м номере Color and Rhyme. Приведу фрагмент из них, записанных Марией Никифоровной для книги «Маяковский и его современники»:
«Гофман был одним из первых знакомых Володи Маяковского, когда тот со своей осиротевшей семьёй переехал в Москву в годы с 1906 по 1911. Володя Маяковский осенью 1911 года рассказывал мне:
– Мы с Виктором вместе бедствовали, ночевали часто после попоек в ночных чайных… знаешь, на Петровке и Цветном бульваре перед спуском на Трубную. <…> Но очень странно, Додя, Гофман как-то не сумел меня окончательно убедить в необходимости и возможности для меня писать стихи… я кое-что писал, но всё бросил, забыл. Может быть и потому, что был я пылок и горяч… увлекался изучением Марксизма… всё выбивал из головы.
<…> Маяковский из всех своих встреч чаще всего вспоминал Гофмана; знал много его стихов. “О морозе за окном и нежных щупальцах устриц”. Знал и знаменитый: “Вечер – бала”. Мне часто приходило в голову: почему Гофман не стал “учителем” Маяковского? Ответ ясен: в Викторе Гофмане было много женственности, было большое родство с символистами, а их певучесть, их лиризм не были свойственны Володе – будущему великану.
Все символисты происходили из обеспеченных семей, и Гофман в том числе. Все они знали иностранные языки, а во мне Маяковский увидел представителя казачьей вольницы и человека, желавшего ломать и крушить стену равнодушия, чтобы взять город через пролом.
<…> Мне не нужно было расспрашивать Маяковского: кто такой Гофман. Первый приезд (1907) в Москву – осенью (Андрей Акимович Шемшурин) я познакомился с Гофманом в “Обществе свободной эстетики”.
“Свободную эстетику” я штурмовал вместе с Михаилом Фёдоровичем Ларионовым. Я слыхал чтение стихов Гофмана из-под “крылышка” Брюсова…
<…> Перила лестницы владели нервным воображением Гофмана. И недаром… он бросился через них в Париже… в пролёты лестниц… таких же дешёвых меблированных комнат. Гофман верил в своё творчество, усиленно занимался, готовил новую книгу, но случайный навязчивый испуг перед призраком безумия, и не стало прекрасного поэта…
<…> О Гофмане, первом друге и соратнике Маяковского, надо знать тем, кому Маяковский близок и дорог».22
24 апреля 1955 года Опалов вновь пишет Бурлюку (на этот раз не на русском, а на английском) о том, что по его просьбе перевёл ряд стихотворений Гофмана и Маяковского, упоминая о том, что это было нелегко:
«Счастлив сообщить вам, что я закончил перевод стихов Гофмана, о которых вы просили, а также ряда поэтических произведений Маяковского на английский – пишет Опалов. Я отослал вам три моих перевода на прошлой неделе. Сегодня вечером я отошлю вам все остальные, оригиналы вместе с переводами.
Это было нелегко, путь поэта и переводчика нелёгок. Я надеюсь, что в моих переводах вышеупомянутые поэты предстанут по достоинству.
Как Вы находите мои переводы? Очень прошу Вас написать, попадут ли они все или часть из них в следующий номер “Color and Rhyme”.
Мои собственные стихотворения, а также переводы публикуются во многих американских поэтических журналах.
Поэтически Ваш,
Леонард Опалов».
Письмо помечено скрупулёзным Бурлюком. Он отмечает: «Leonard Opalov. Russian poet – writes in Jewish, Russian and English».
Следующее письмо Опалова Бурлюкам датировано 27-м июня 1959 года:
«Дорогие друзья Давид и Маруся Бурлюк,
Сегодня утром я получил вашу открытку и был очень рад этой весточке от вас. Я писал вам почти год тому назад в ответ на вашу открытку, в которой вы писали, что давно не получали ничего от поэта Опалова.
Я немедленно ответил длинным письмом, в которое включил несколько стихотворений, посвящённых вам, но, к сожалению, не получил от вас никакого ответа.
В последние годы, после долгого периода работы на фабрике, я стал ненужным.
Самая простая помощь – это уволить таких, как я, кто настаивает на утверждённой профсоюзом шкале заработной платы. У меня действительно существуют проблемы с работодателями, которые всегда ищут способ поддеть меня.
Мой сын только что закончил учебный год в колледже. У моей жены не всё в порядке со здоровьем, и она не может помочь мне. Поэтому мне сейчас очень тяжело.
Я написал прекрасное стихотворение на английском. Однако печально, что поэты должны подписываться на журналы, в которых они надеются увидеть напечатанными свои произведения.
Поэзия всегда была органической частью меня – и продолжает оставаться. Я верой и правдой служу музам.
Ваша картина “Зимняя прогулка”, которая репродуцирована на почтовой открытке, которую вы мне послали, вдохновила меня на написание стихотворения. Я написал ещё одно стихотворение, посвящённое Вам – уверен, оно Вам понравится.
Как вы оба себя чувствуете и как жизнь обходится с вами?
Это замечательно и радостно – рисовать и создавать шедевры искусства. Я восхищаюсь Вашим высоким духом и несгибаемым оптимизмом.
А с поддержкой Маруси, которая всегда рядом, я не могу себе представить, как Вы можете потерпеть неудачу в любых своих начинаниях. Она глубоко понимает изобразительное искусство и поэзию и всегда была Вашей музой и вдохновительницей.
Передавайте мои наилучшие пожелания вашим сыновьям и их семьям.
Если Вы захотите поделиться одной из своих картин со своим искренним другом и коллегой Леонардом Опаловым, я буду искренне Вам признателен. Возможно, она вдохновит меня на написание новых стихотворений.
Однако не считайте себя обязанными посылать мне свою картину, если это затруднительно. Я всё пойму.
Я надеюсь, в этот раз Вы напишете мне длинное письмо. Я жажду получить от Вас весточку, так же. Как Вы желаете получить письмо от меня.
Самые лучшие пожелания от моей жены и сына.
P.S. Биографическая заметка обо мне была опубликована в международном сборнике “Кто есть кто в поэзии”, который вышел недавно в Лондоне».
Видимо, ответ от Бурлюка пришёл очень скоро, так как 12 июля того же 1959 года Опалов пишет ему и Марусе:
«Дорогие Давид Давидович и Мария Никифоровна,
Я получил на днях четыре номера вашего журнала “Color and Rhyme”, так прекрасно изданных, из которых я узнал столько интересного о вашей художественной деятельности.
Хорошо, что над вами продолжает витать ореол окрылённости.
Мне кажется, и может быть, это действительно так, что вы моложе многих из нас.
Теперь, когда я пишу вам, последние номера вашего журнала лежат предо мной. Большое спасибо вам за присылку их.
Из них я узнал о ваших недавних победах на выставке в Брадентон Бич.
Мне очень понравилась ваша фотография в #39, а также рядом с ней ваш очаровательный рисунок – портрет Марии Никифоровны.
Ваш величественный пейзаж “Башкирская деревня” даже на фотографии производит на зрителя импозантное впечатление.
Дорогой Давид Давидович, я всегда был почитателем вашим. В вашей живописи столько лирической грации, столько поэтической свежести.
Передайте, пожалуйста, мой сердечный привет вашей любимой музе Марии Никифоровне. Она замечательная женщина.
Я рад, что мой стих, вам посвящённый, был напечатан в #41 журнала “Color and Rhyme”.
Несколько недель назад я вам послал подробное письмо по-английски, также два стихотворения-посвящения.
Дорогой Давид Давидович, я больше чем уверен, что вы продолжаете творить ваши поэтические шедевры. Хотелось бы почитать некоторые из ваших интересных новых “поэз”.
О себе я уже писал вам в предыдущем письме. Надеюсь, что и вы напишете мне.
Привет вам и вашей супруге от моей жены и сына.
Как поживают ваши талантливые сыновья с их семьями?
Сердечно ваш
Леонид Опалов».
К письму приложены несколько страниц со стихотворениями Опалова:
Когда я думаю о вас,
Душа сияет как топаз.
И молодею я мечтой
Когда вас вижу пред собой.
Шампанское стиха я пью
И вдохновением горю.
***
Д. Бурлюку
Я в живописи вашей
Нашёл себе приют.
Нет красок ваших краше.
Они всегда поют.
Вы солнце озаренья;
Поэзии аккорд.
И дивной дружбой с вами
Я бесконечно горд.
Июль 1959.
***
ПОЭТ ПОЁТ
Поэт поёт о том
Весенне-голубом,
Когда цветут цветы
Душистой красоты,
И мир весь озарён
Пленением как он.
***
ЧАСЫ КАК МЁД
Часы текут как мёд
В лучистом парке,
Я ухожу от самого себя,
Здесь так солнечно и ярко
И птички певчие мои друзья.
Уходят будней злые тени,
Их оголтелый мерзкий лай.
И я в объятьях вдохновенья
И в песнопениях – мой рай.
После почти пятилетнего перерыва, 6 января 1964 года, Опалов вновь пишет Бурлюку:
«Многоуважаемый Давид Давидович! Я случайно узнал, что сегодня открывается в A.C.A. галерее выставка Ваших картин. Я, конечно, посетил Вашу выставку. Я думал Вас встретить там, но, к сожалению, Вас не было. Я узнал, что Вы и Мария Никифоровна находитесь во Флориде. Я заметил Николая Циковского, но в виду того, что я весь был поглощён поэзией Вашей незабываемой и прелестной во всех отношениях живописи, я потерял его из виду.
Я уже давно не был в таком приподнятом состоянии, как на вашей выставке. Вы всегда обновляетесь. Картины Ваши облагорожены вашим уходом в далёкое прошлое, которое под Вашей тончайшей кистью полно жизненной красочности.
Только художник, который одновременно является недюжинным поэтом, мог создать такие художественные шедевры, как ряд ваших из деревенского захолустья.
<…> В феврале месяце мне будет 60 лет. Обо мне были напечатаны несколько статей в еврейской прессе. Другая вскоре появится в “Новой заре” в Сан-Франциско. Я время от времени получаю письма от прекрасного человека Никифорова, он всегда о Вас спрашивает.
Сердечно кланяюсь Марии Никифоровне. Желаю Вам здоровья, счастья и всех благ в 1964 году.
Сердечно Ваш Леонид Опалов».
К письму, как часто случалось, Опалов приложил несколько своих стихотворений – часть из них на английском, они аккуратно вырезаны из газет и подписаны. Вот эти стихотворения:
OBSERVATION
If Fall must come
with ruddy confetti
of falling leaves
then let it come.
I will adjust myself
to its cheerless view,
finding that in many ways
we closely resemble each other
like twin brothers
who parted against their will
and now have found
the fitting key
to each other’s heart.
(Журнал «New Athenaeum», Winter 1962)
***
PASTEL SHADES
Since my room have been repainted
In soft pastel shades:
in tender whites
in delicate tans
and emerald greens,
I sense mellow moods
Growing within me like wings.
I pace my radiant rooms
with inaudible steps.
I can hear the voice
of muted silence,
hovering like a butterfly,
white as an aerial dream
strolling upon
the wide boulevards of Spring.
(Журнал «American Bard»)
***
THE INSPIRING SONG
The song that lends us wings
And turns us young again,
Of spring and sunrays sings,
Of violets in the rain;
Of starlets in the sky
And the crescent moon;
Of love sublime and shy
Endowed with a heavenly boon.
(Журнал «The Muse»)
***
DEATH OF A POET
His life ran out
from the faucet of time,
liquid like a mountain stream
and unpredictable
as next day’s weather.
Like a magician he would pull out
from his sleeves
arched rainbows
and hang them
upon the firmament
of his spectral vistas.
Now he turned
into an immobile stone
to enter the entrails of earth
and to merge with it forever.
***
Несколько стихотворений на русском приписаны от руки:
Побудь со мной, тоска моя,
Желанный мой двойник,
Тоска моя, та самая,
Что тоньше стрел и пик.
***
Ещё одно стихотворение, «Зима», посвящено Д.Д. Бурлюку:
В детстве нас зима ласкала
И так мило баловала
И снежинки целовали
Умилённо нас.
Мы с холмов спускались в санках.
Был буран тому приманкой.
Это было спозаранку
И бурана бас
Выл по волчьему, но смело
В санках мы стрелой летели,
Не пугали нас метели,
Падал снег-алмаз.
Было весело и мило,
Выростали у нас крылья
И метель всё выла, выла
В тот весёлый час.
***
ЗЕЛЁНЫЙ ЖИЛЕТ
Я ношу зелёный жилет,
Который носит поэт.
Пусть об этом знает свет.
В нём молодею душой.
И вновь весна со мной,
Как той былой порой,
Когда цвели мечты,
И пели я и ты
Во имя красоты.
(ноябрь 1962)
В 1964 году между Опаловым и Бурлюком возобновилась активная переписка. В июне Опалов отправляет несколько писем, в одном из них – стихотворение «Читая ваши мемуары»:
Читая ваши мемуары,
Я чувствовал величья ширь.
В них как никто вы развернули
Пейзаж лирической души.
Дневник Маруси нежно-тонок,
Изящна каждая строка,
Как розова тучка в небе,
Как голубых небес эмаль.
В этом типичном для Опалова стихотворении – заметные заимствования из стихотворений самого Бурлюка, зачастую тоже слабых, заполненных наивными эпитетами и сравнениями. Бурлюк редко редактировал свои, написанные зачастую на бегу или в метро, стихотворения. Видимо, его примеру следовал и Опалов. Под мемуарами он имеет в виду опубликованный в 55-м номере журнала Color and Rhyme дневник Марии Никифоровны за 1931 год. Мария Никифоровна заполняла дневник практически ежедневно, к этому её приучил сам Давид Давидович, который и сам многократно записывал свои воспоминания, биографию, события из жизни. В отличие от Бурлюка, Мария Никифоровна так и не овладела английским в достаточной степени, все свои записи она делала на русском; Бурлюк же и переписку, и записи, начиная с 1940-х годов, зачастую вёл на английском. Забавно читать письма Бурлюков детям, Додику и Никише – Мария Никифоровна свою часть письма писала по-русски, крупным почерком, Давид Давидович писал мелкими, бисерными буквами на английском, часто пересказывая сыновьям, для которых английский был родным, слова матери.
23-го июня 1964 года Опалов пишет Бурлюкам большое письмо:
«Дорогие Мария Никифоровна и Давид Давидович.
Вы мне доставили большое неисчерпаемое удовольствие присланными номерами Color and Rhyme, где собраны жемчужины мемуаров Давида Давидовича о Маяковском, Велемире Хлебникове, Валерии Брюсове, о той золотой эпохе в русской поэзии, зачинателем которой был Давид Давидович, о которой я столько начитался в разных источниках в последние годы, с кем я имел честь быть в личном контакте в продолжении многих лет. Вы очень хорошо поступили, напечатав в № 55 ряд стихотворений Давида Бурлюка.
И в стихах своих, Давид Давидович, Вы такой же великолепный живописец, как в своих картинах. Ваш гибкий динамический стих часто скульптурен. Своеобразна комбинация рифм в стихотворении “В путь”: “Пленительна даль голубая…”
Хорошо, что среди нас творит крупный художник, чародей лирических красок. Хорошо, что в наш угрюмый век пришёл поэт и своими пластическими стихами дарит нам улыбку Солнца.
“Лесной родник” Ваш читал с душевным волнением, это несомненно классическое стихотворение. Здесь и философия, и живопись, и грациозность ритма.
«В объятьях зелёных» какая замечательная образная строка: «Вчера мне роща протянула руки».
Я также от души благодарен вам за присланную книгу Дмитрия Пижевского “Anfange des russischen Futurismus”. Эта книга – важный исторический документ о футуризме. Приведённые Ваши стихи чрезвычайно интересны и по сюжету и по выполнению. У меня за последнее время собралась довольно литература о вас, книги Чижевского о русских писателях-художниках и новейшая книга о началах футуризма…
Дневник Марии Никифоровны, где она навсегда запечатлела былое, навсегда от нас ушедшее, подкупает бесконечной искренностью. Я читал его с волнением. Будущий историк литературы найдёт в нём много ценного. Для меня лично Ваш дневник веет чем-то родным и сердечно близким. Ведь все эти годы моя жизнь проходила под знаком Бурлюков. И я этим душевно рад. Пишу я это письмо рано утром. Меня очень увлекла фотография, на которой снят Давид Давидович со своими сёстрами после многолетней разлуки.
Николай Никифоров, с которым я переписываюсь, Вас глубоко уважает и считает Вас чудо-поэтом и художником 20-го века. Я часто думаю о вашей лучащейся живописи, такой сказочной, прелестной, об этих розовых лошадках, о голубых коровах. Я восхищён, хотелось бы такую лошадку, оживлённую кистью дорогого, единственного, замечательного Давида Бурлюка иметь около меня, если это, конечно, возможно.
<…> Я всегда думаю о Вас с любовью и большим уважением. Мои сёстры в Риге часто спрашивают о Вас, и я в письмах к сёстрам всегда восторгаюсь Вами.
Искренне Ваш Леонид Опалов».
К письму приложено несколько листов со стихотворениями:
СЕГОДНЯ
Сегодня солнце улыбается
Как на картинах Бурлюка,
Где краска с краскою сливается,
Где близки дальние места.
Сегодня жизнь по-Северянински
И грациозна, и юна,
И в самой глубине души моей
Поёт тончайшая струна.
***
Я люблю голубую корову
На пейзажах Бурлюка,
Его миловидных лошадок
От души я желаю ласкать.
***
Сегодня я под знаком Бурлюка,
Его творений кистью и пера
Он вырастает предо мной – гигант,
Кто в гениальность превратил талант,
Кто красками и магикой стихов
Эдемских ангелов услышал зов.
Стал чародеем сказочным
самим,
На все лады ему пою я гимн.
6 июля Леонард Опалов пишет:
«Дорогие Давид Давидович и Мария Никифоровна,
Прилагаю при сём мой английский сонет, посвящённый одному из самых выдающихся художников нашего времени, Давиду Давидовичу Бурлюку, великому поэту красок. Ваша поэзия и живопись всегда влияют на меня облагораживающе. Желаю Вам и Марии Никифоровне всего наилучшего. Глубоко уважающий вас, друг и поклонник Леонид Опалов».
Седьмого октября того же, 1964 года, Опалов вновь пишет Бурлюкам большое письмо, к которому прикладывает свои стихи:
«Дорогие Давид Давидович и Мария Никифоровна,
Спасибо за адрес Петникова, что Вы мне прислали. Было приятно провести с вами день в деревенской тиши. Я на один день попал в Эдем. А теперь я снова в аду. Я не работаю. Сегодня я специально ездил в город, чтобы приобрести для вас в “Four Continent” магазине биографическую повесть Паустовского. Они мне сказали, что теперь, к сожалению, её нет. Полгода тому назад я сам видел эту повесть у них. Она состояла из двух книг.
Всё, что я вам пишу, это искренно, от глубины души. Иначе я не могу. И живопись Давида Давидовича близка мне по своей солнечности. Таковым я стремлюсь быть в стихах.
<…> Сегодня в одном магазине я увидел книгу о художнике Явленском. Там было упомянуто Ваше имя.
С любовью, сердечно Ваш,
Леонид Опалов».
К письму прикреплены два листа со стихотворениями «Давид Бурлюк у мольберта» и «Ваш Аполлон», датированными 7 октября 1964 года:
ДАВИД БУРЛЮК У МОЛЬБЕРТА
Вы сидели у мольберта,
Весь ушедший в натюрморт.
В Вашем солнечном поместье,
В Хамптон бухте в октябре.
Было утро. Воскресенье.
И в беседе речь текла,
Как течёт весною речка,
Улыбаясь на заре.
А потом пришла Маруся,
Ваша Муза и Жена,
И заботливостью нежной
Окружила, мастер, Вас.
АПОЛЛОН
Ваш Аполлон мою квартиру
украшает,
Венок лавровый на челе его.
Он красотой нездешнею сияет.
Под Вашей кистью встал
он весь живой.
В письме от 11 октября Опалов благодарит Бурлюка за открытку со стихотворным приветом и чек на 5 долларов – видимо, за переводы. Сетует на то, что не смог получить по чеку деньги, так как Бурлюк неверно указал год.
27 декабря 1964 года Леонард Опалов поздравил Давида и Марусю с Новым годом:
«Дорогие Мария Никифоровна и Давид Давидович,
Надеюсь, что Новый год воздаст Вам за все Ваши большие достижения в области живописи и поэзии. Да будет Вам отпущено здоровье в полной мере на многие лета вперёд.
Я на днях перевёл Ваше стихотворение: “Первое стихотворение”. Я думаю, что оно мне удалось. Я перевожу без рифмы. Шлю Вам копию моего перевода.
Ваш поклонник
Леонид Опалов».
К письму приложена машинописная страница перевода «Первого стихотворения» Давида Бурлюка, которое сам автор датировал 1897 годом, ему было тогда 15 лет. Приведу вначале оригинал стихотворения, а затем его перевод, выполненный Опаловым:
ТЫ БОГИНЯ СРЕДЬ ХРАМА ПРЕКРАСНАЯ…
Ты богиня средь храма прекрасная,
Пред Тобою склоняются ниц.
Я же нищий – толпа безучастная не заметит
Меня с колесниц.
Ты – богиня, и в пурпур, и в золото
Облачен твой таинственный стан,
Из гранита изваянный молотом,
Там, где синий курит фимиам.
Я же нищий – у входа отрепьями,
Чуть прикрыв обнаженную грудь,
Овеваемый мрачными ветрами,
Я пойду в свой неведомый путь.
А вот перевод Опалова на английский:
BEGGAR AND GODDESS
You are a stately Goddess in the temple.
People kneel before you.
I am a beggar. The indifferent throng
From the chariots sees me not.
You are a Goddess, in purple and gold
Your cryptic waist is embellished.
Chiseled with a hammer from granite,
Where blue incense smokes.
I am a beggar at the entrance.
My chest is merely covered with rags.
Embraced my somber wings,
I will go on my unknown way.
Следующее письмо датировано 16 декабря 1965 года:
«Дорогие Мария Никифоровна и Давид Давидович!
Получил вашу открытку и ужасно рад, что Вы вскоре будете иметь выставку Ваших 30 картин в Лондоне. Вы будете присутствовать на выставке?
Я послал в одну провинциальную английскую газету, где имеется отдел для стихов, моё большое стихотворение, написанное мною несколько лет тому назад и посвящённое Вам.
Если стихотворение появится в печати, я его пошлю Вам.
Я нахожусь дома, ибо мне трудно ходить. Читаю и пишу.
Желаю Вам счастливый и здоровый Новый год.
Привет от моей жены,
Уважающий Вас,
Леонид Опалов».
По традиции, к письму приложены стихи – рукописи стихотворений «Если снег придёт…», «Дворец правде», «В кухне» и вырезка из газеты «Новая заря» (Сан-Франциско) со стихотворением «Пушкинская ясность». Вот оно:
С нами Пушкинская ясность,
С нами красота его.
Во весь рост он вырастает,
Восхитительно – живой.
Он всегда такой игривый,
Лучезарный и родной,
Золотистым пышным летом,
Серебристою зимой.
Он своим созвучным ямбом
Нам свой сущий дух дарит.
Пушкин от бездушных будней
Самый верный, лучший щит!
17 января 1966 года. Опалов пишет Бурлюкам:
«Дорогие Мария Никифоровна и Давид Давидович! Недавно я послал Вам английский журнал, в котором был напечатан мой сонет, посвящённый Вам.
Сегодня я получил единственную копию газеты “Dunklin County Press”, в которой напечатано другое моё стихотворение, посвящённое Вам. Я это стихотворение написал давно. Шлю его Вам в надежде, что оно Вам понравится. Получили ли Вы журнал с сонетом, который я Вам посвятил?
Преданный Вам Леонид Опалов».
К письму подклеена вырезка из газеты Новая заря от 11 января 1966 года со стихотворением «Лос-Анжелос»:
Лос-Анжелос, тебя я видел,
И я влюблён в твой светлый лик,
Тебе я в памяти навеки,
Прекрасный памятник воздвиг.
Ты появился предо мною
Своей лучистой красотой,
Обрадованный весь тобою,
Забыл Нью-Йорка я застой.
Я в городе увидел горы,
И возгордился ими я,
И деревенские просторы
Коттеджами меня маня,
Мне пели обо всём прекрасном,
Про баснословный Холливуд,
Где рисовалась жизнь мне ясно
И всё твердила про уют.
Спустя полмесяца, 6 февраля 1966 года, Опалов ответил на полученное от Бурлюка письмо:
«Дорогой Давид Давидович,
Получил Ваше письмо от 4-го февраля и читал его с большим интересом. С нетерпением буду ждать появления 62-го номера “Color and Rhyme”, в который Вы включаете письмо Игоря Северянина, посланное им Вам в 1938 году.
Как Вам известно, я был большим поклонником этого победителя женских сердец и чарующего замечательного поэта.
Я действительно написал ему письмо в 1938 году.
Я никогда с ним лично не встречался.
К сожалению, я ответа на моё письмо не получил. Только теперь из письма Северянина к Вам я узнал, что он собирался ответить на моё письмо и имел меня в виду. Этот самый факт доставляет мне радость.
Когда выйдет 62-й номер “Color and Rhyme”, надеюсь, что Вы мне пришлёте 2 экземпляра журнала.
Я очень рад Вашим большим успехам – предстоящая выставка Ваших картин в Лондоне.
Шлю сердечный привет Вашей уважаемой супруге и музе. Моя жена также присоединяется с лучшими пожеланиями дальнейших успехов.
Я Вам недавно послал вырезку из английской газеты с моим стихотворением, посвящённым Вам, и также журнал с сонетом, посвящённым Вам и исполненным в стиле Петрарки.
Но, к большому моему удивлению, Вы ничего об этом не упомянули.
Я ещё не здоров. Я провожу целые дни дома, получаю разные английские журналы, посвящённые поэзии. Я веду также большую корреспонденцию.
Журнал “Art Magazine” я не вижу и поэтому мне, к сожалению, не известно, что они о Вас писали.
Я в контакте с некоторыми выдающимися американскими поэтами и продолжаю печататься во многих журналах.
Неужели Вам не понравились мои посвящения Вам, напечатанные по-английски?
Вы бы просто осчастливили меня маленькой картиной Вашей. Вы не знаете, что это значит для меня, которому целыми днями проводить дома.
Я чувствую себя немного лучше теперь.
Мемуары Марии Никифоровны чётки, выразительны и реставрируют давно прошедшие времена и события, близкие моему сердцу. И за это я ей благодарен от глубины души.
Каждая деталь – значительна. Будущий историк русской литературы и живописи оценит ожерелья мемуаров Марии Никифоровны.
Желаю Вам всего наилучшего везде и всегда, Ваш поклонник обожающий и любящий Вас.
Леонид Опалов.
Mr. Leonid Opalov/ c/o D. Podoksik».
7 марта того же 1966 года Опалов отправляет ещё одно письмо Бурлюку:
«Дорогие Давид Давидович и Мария Никифоровна! Шлю вам мой перевод стихотворения Бенедикта Лившица о Давиде Давидовиче, и также очерк мой, описание моей поездки в Лос-Анжелес в прошлом году. Надеюсь, что Вам понравится мой перевод. Я веду широкую корреспонденцию с поэтами, художниками и редакторами.
Желаю Вам здоровья и большого успеха с Вашей выставкой в Лондоне.
Любящий Вас Леонид Опалов.
Привет вам сердечный от моей жены, сына и невестки.
Л.О.»
Выставка в Лондоне была последней зарубежной выставкой Давида Бурлюка. Художнику было уже 84 года, и, тем не менее, он полетел из Нью-Йорка в Лондон на её открытие – разумеется, не сам, а с Марией Никифоровной. Многочисленные фотографии с открытия выставки и отзывы британской прессы были опубликованы Бурлюками в 62-м номере Color and Rhyme.
В июне 1966 года Опалов присылает Бурлюкам газетные вырезки со своими стихотворениями «Нью-Йорку», «Маленький городок» и «Летом». Вот оно:
Летом красочным и светлым
Как отрадно быть поэтом
И весь мир стихом обнять.
И глядя через оконце
Всё обрамленное солнцем
Рифмой лёгкою ласкать.
Птичек певчих, легкокрылых,
Личики детишек милых,
Каждый лепесток цветка.
И душою обновлённой,
Вдохновением зажжённой,
Чувствовать, что жизнь легка.
29 июля 1966 года Опалов вновь пишет Бурлюку:
«Дорогой Давид Давидович, получил сегодня Вашу открытку.
Я перевёл два ваших стихотворения: Жена Эдгара и Моя Доброта.
Я ещё работаю над ними. Вышлю их Вам вскоре. Вашу большую поэму я не в силе перевести. Но вышеупомянутые стихи Ваши прекрасны, и я над ними усиленно работал. Мне эти стихи по душе.
Я сегодня получил от Николая Алексеевича Никифорова целый ряд рисунков – сюиту берёз. Очень жаль, что вы не напечатали письмо Игоря Северянина.
Надеюсь, что вы мне вышлете вашу картинку при получении сего письма.
<…> Меня печатают часто и по-английски. Я вдохновлялся вашим творчеством и поэтому так много писал о Вас. Я разочарован, что до сих пор не получил обещанную мне Вами вашу картину.
Сердечно Ваш,
Леонид Опалов».
Второго августа 1966 года в издаваемой в Сан-Франциско русскоязычной газете «Новая заря» появилась заметка Леонида Опалова «К 84-летию Давида Бурлюка». Вот отрывки из неё:
«22 июля маститому русскому художнику и поэту Давиду Давидовичу Бурлюку исполнилось 84 года.
В честь этой знаменательной даты вышел 60-й номер журнала “Цвет и рифма”, всецело посвящённый ретроспективной выставке картин Давида Бурлюка, состоявшейся в начале этого года, 15 марта, в Гросвенор галерее в Лондоне. Сам Бурлюк с супругой присутствовали на этой триумфальной выставке.
Между прочим, я хочу здесь отметить, что в январе 1965 года музей Современного Искусства в Нью-Йорке приобрёл картину Бурлюка под названием “Чёрная лошадь в пейзаже”, исполненную в 1908 году. Это кульминационный пункт в карьере нашего соотечественника, с которым я связан неиссякаемой многолетней дружбой.
Мне также дорога семья Давида Давидовича. Бурлюки когда-то много лет назад жили на Гаррисон авеню в Бронксе, недалеко от меня. Они давным-давно обосновались в Лонг-Айленде, где живут в своём собственном доме, в усадьбе, где царствует величественная тишина. Ещё два года тому назад я посетил Бурлюков и провёл с ними целый день.
<…> О ретроспективной выставке Бурлюка высказалась почти вся лондонская пресса. Чтобы перечислить все имена журналов и газет, посвятивших статьи и заметки творчеству Давида Бурлюка, не хватило бы места в газетной статье. Они все полны высокой хвалы и большой оценки творчества нашего соотечественника.
Письмо от 29 июля 1966 года – последнее из переписки Опалова с Бурлюком, хранящейся в фондах Сиракузского университета. Оба восторженных поклонника Бурлюка – Опалов и Никифоров часто просили в подарок его картины, понимая их ценность. В самом конце того же, 1966 года, Н.А. Никифоров, который смог составить из присланных ему работ целую коллекцию, просил Бурлюка написать его портрет. Однако Бурлюк был уже при смерти.
15 января 1967 года в 6 часов 10 минут вечера Давид Бурлюк умер. Спустя полгода, 20 июля, умерла Мария Никифоровна.
Леонард Опалов умер спустя девятнадцать лет, в 1986 году – от рака, как и Мария Никифоровна. Сандра Фолер, известный американский поэт, посвятила его памяти стихотворение «Птицы Нью-Йорка».
Леонарда Опалова нельзя назвать поэтом первого ряда. Пожалуй, и на поэта второго ряда он не тянет. Его наивные, полные романтики стихи могут вызвать у читателя улыбку. Англоязычные стихотворения, которые он писал верлибром, бесспорно удавались ему лучше, чем рифмованные стихотворения на русском. И всё же его имя заслуживает того, чтобы его вспомнили. Не часто можно встретить поэта, пишущего на трёх языках, один из которых – идиш, – является на сегодня редкостью. Стихотворения и переводы Опалова публиковались в престижных американских изданиях, а переводы с русского на английский, сделанные по просьбе Давида Бурлюка, которого он безмерно уважал и ценил, были составной частью издаваемых Бурлюком журналов. И, наконец, Леонард Опалов в своих письмах дал Давиду Бурлюку несколько совершенно точных, очень ценных характеристик, которые важны для любого исследователя творчества «отца русского футуризма».
И напоследок хочу привести стихотворение Опалова «На чаепитии у Бурлюков»:
В обстановке скромной, но эстетной,
Вновь я связан с вами, Бурлюки.
Льётся на меня пейзажей светоч,
Тонкие манят рисунки от руки.
Предо мной встаёт Бурлюк в халате,
Современный живописец и поэт,
Новых форм Колумб и чарователь,
Воспевающий сердец крокет.
Неподдельно искренна Мария,
Светлая супруга Бурлюка,
Эти сказочные очи голубые –
В них напевна светлая тоска.
Забавляясь за горячим чаем,
За прохладным вспененным вином,
Мы взволнованно стихи читаем,
И приятно отражаемся в былом.23
____
Примечания:
1 О М. и Р. Сойерах см.: Е. Деменок. Давид Бурлюк и братья Сойеры. «Русские евреи в Америке», книга 14. Торонто – Санкт-Петербург. 2016. С. 193-221.
2 Иван Иванович Народный (настоящее имя Jaan Sibbul) (1870-1953) – русский писатель и драматург эстонского происхождения. Прибыл в Нью-Йорк в 1905 году, незадолго до прибытия Максима Горького, вместе с которым активно популяризировал российское революционное движение и собирал деньги на новую русскую революцию. В одном из интервью New York Times говорил о том, что участвовал в революции 1905 года, будучи в Кронштадте. Народный был одним из организаторов торжественного ужина в честь Горького, который состоялся 11 апреля 1906 года в «Клубе» – колонии молодых литераторов социалистического толка, который организовала в своём доме номер 3 на Пятой авеню в Нью-Йорке писательница Шарлотта Теллер-Джонсон. На ужине присутствовал Марк Твен. В 1915-м Народный организовывал поставки оружия в Россию через Японию и Владивосток. В 1909 году в Нью-Йорке вышла книга Ивана Народного «Echoes of Myself: Romantic Studies of the Human Soul»; в 1912 – «Fortune favor fools: A musical comedy at the court of the Czar (Poet lore)». В 1930-м Roerich Museum Press издало книгу Народного «American artists». Бурлюк познакомился с Иваном Народным в доме Марии Харрисон Рамсей, вдовой скульптора Чарльза Рамсея. В студии её покойного мужа был устроен маленький театр, одним из драматургов в котором был Народный. В пьесе Народного «Небесная девушка» Бурлюк сыграл роль Луны, а также вместе с художниками Константином Аладжаловым и Владимиром Бобрицким оформил сцену и разработал костюмы участников. «Народный очень жалел, что Вы уехали, не быв на открытии нашего театра (152Е 40W Str. NY City Ivan Narodny). Народный первый монодрамист в Америке и бесконечный Ваш поклонник, а мой большой друг», – писал Бурлюк Николаю Евреинову в 1926 году.
3 Морис Осипович Мендельсон (1904, Екатеринослав – 1982, Москва) – литературовед, писатель. Один из основателей школы советских литературоведов-американистов. Профессор, автор и соавтор 16 книг и нескольких десятков статей, посвященных американской литературе и творчеству крупнейших американских писателей: М. Твена, У. Уитмена, Э. Хемингуэя, Дж. Стейнбека, У. Фолкнера, Дж. Апдайка и многих других. В 1922-31 жил в США, С 1922 – член Компартии США. Окончил факультет общественных наук the City University of New York (1926). В 1931 вернулся в СССР. В 1932-40-х – ответственный редактор журнала «Новая техника». С 1939 преподавал историю английской и американской литературы в вузах Москвы. В 1940-41 зав. кафедрой иностранного языка МАДИ. С 1946 г. преподавал в Московском государственном педагогическом институте иностранных языков имени Мориса Тореза. С 1960 г. – старший научный сотрудник, руководитель гр. «История литературы США» в ИМЛИ. Участник и редактор сборников «Современная литература США» (1962), «Проблемы истории литературы США» (1964), «Современное литературоведение США. Споры об американской литературе» (1969) и др. Один из редакторов 12-томного собрания сочинений Марка Твена (1959-61). Похоронен в Москве на Головинском кладбище.
4 https://ia802608.us.archive.org/5/items/nybc205915/nybc205915.pdf
5 https://www.abebooks.com/Different-%237.5-Summer-1953-Lorraine-Lilith/21516174134/bd
6 Бурлюк Д.Д. Письма из коллекции С. Денисова. Тамбов, 2011. С. 243.
7 1-й кооперативный сборник «Свирель Собвея». Проза, стихи, картины. Нью-Йорк, Bazar Press, 1924.
8 Art Bulletin 1932. Художественное приложение к «Красной стреле». New York. С. 19.
9 «Русский голос». Нью-Йорк, 4 октября 1923 г.
10 «Русский голос». Нью-Йорк, 23 августа 1923 г.
11 «Русский голос». Нью-Йорк, 20 сентября 1923 г.
12 Color and Rhyme, N 26, 1952. P. 1, 6.
13 Color and Rhyme, N 41, December 1959. P. 1.
14 Color and Rhyme, N 45, 1961. P. 8, 11.
15 Syracuse University library. Manuscript collections. David Burliuk papers. Box No. 2, 3.
16 «Русский голос». Нью-Йорк, 27 сентября 1923 г.
17 А. Сандеров – поэт, автор сборника «Моя земля» (1929). Стихи Сандерова опубликованы в «1-м Кооперативном Сборнике «Свирель собвея»» (Нью-Йорк, Bazar Press, 1924) вместе со стихами Леонида Опалова, Давида Южанина, Гриши Бурштока, Сергея Застрайского, Бориса Фельдмана, П. Казимирова (Волгина), З. Гисенькина, Н. Штенгеля, стихами и рисунками Давида Бурлюка.
18 Новый Журнал – ежеквартальный литературно-публицистический журнал русского зарубежья, созданный по замыслу Марка Алданова и Михаила Цетлина во время Второй мировой войны ещё до из отъезда из Франции в США и начавший выходить с 1942 году в Нью-Йорке как продолжение парижских «Современных записок». С тех пор журнал выходит без перерыва четыре раза в год. Основная тематика журнала была определена в первой редакционной статье: Россия – свобода – эмиграция. «Новый Журнал» с самого начала обращался к широкой аудитории, независимо от её идеологии (исключались идеологии нацизма и коммунизма). С 1946 по 1959 годы редактором журнала был Михаил Карпович, с 1966 по 1986 годы – Роман Гуль, в 1986-1994 – Юрий Кашкаров, с 1995 – Вадим Крейд, с 2005 по настоящее время – Марина Адамович. Именно в «Новом Журнале» в 1958 году были впервые опубликованы на русском языке главы из романа Бориса Пастернака «Доктор Живаго», а также были впервые опубликованы «Колымские рассказы» Варлама Шаламова.
19 Ясиновский Пинхас (Jassinowsky Pinchas; 1886, Романовка, Бердичевский уезд Киевской губернии – 1954/55, Нью-Йорк) – американский композитор и музыковед, известный кантор. Начинал в хоре кантора Пини Минковского (1859-1924) в Херсоне. Интересуясь классической европейской музыкой, уезжает в Санкт-Петербург. Здесь его замечает известный композитор Цезарь Антонович Кюи, который дает ему рекомендацию для поступления в Императорскую консерваторию. Во время учебы учителями Ясиновского были Александр Глазунов и Николай Соколов. В то же время он становится помощником хормейстера Хоральной синагоги. После окончания консерватории (1915) П. Ясиновский гастролирует в Скандинавии, где выступает с сольными концертами и читает лекции по еврейской музыке. В 1917-м переезжает в США. В Америке первые выступления в качестве кантора проходят в Сент-Луисе, которые получают восторженные отзывы среди музыкальных критиков и прессы. После работы в одной из синагог на Среднем Западе США, он начинает служить в одной из крупнейших синагог Нью-Йорка. Также был одним из лидеров Hazzanim Farband – старейшей ассоциации канторов США, основанной в 1897 году. Пинхас Ясиновский является автором множества музыкальных произведений, в том числе Ve-Hayah be-Aharit ha-Yamim (Isa. 2:1-4) (Пророчество Исайи), написанного к открытию Еврейского университета в Иерусалиме (1925), Aseret ha-Dibberot («Десять заповедей»), Shirat ha-Be’er («The Song of the Well»), Ba-Yom ha-Hu (Isa. 26:1-4). Популяризатор еврейского песенного фольклора. Писал песни на стихи М. Розенфельда, А.К. Рейзена, Л. Мани, Г. Лейвика, А. Лесина, З. Вайнпера и других еврейских поэтов, а также на собств. тексты. Печатал статьи о еврейской музыке в журналах «Хазоним-велт» (Варшава), «Дер тог», «Идишес тагеблат», «Ди музикалише велт» (Нью-Йорк), а также в научных сборниках. Автор ряда композиций для синагогальной литургии, кантат на темы ТАНАХа, сборников песен и поэм «Симфонические мотивы» (1936), трех сборников песен на идише и на английском.
20 Георгий Дмитриевич Гребенщиков (1883-1964) – русский писатель, критик, журналист, общественный деятель. Родился в селе Николаевский рудник на Алтае в семье горнорабочего. В 1894 г., не закончив начальной школы, начал самостоятельную жизнь. Перепробовав множество профессий, занялся журналистикой. Первые литературные опыты относятся к 1905. В 1906 г. выходит сборник рассказов и очерков «Отголоски сибирских окраин». С 1909 г. – ответственный секретарь журнала «Молодая Сибирь», поступает вольнослушателем в Томский университет. В 1910-1911 совершает этнографическое путешествия по Алтаю, весной 1912 становится редактором барнаульской газеты «Жизнь Алтая». В это время издает двухтомник рассказов и повестей «В просторах Сибири». Максим Горький, с которым Гребенщиков находился в переписке, посоветовал ему печататься в столице, и вскоре его публикации появляются в журналах «Современник» и «Летопись». В 1913-16 гг. создаёт повести «Ханство Батырбека» и «Любава»; с начала 1916 находится в действующей армии, начальник Сибирского санитарного отряда. В московских «Русских ведомостях» публикуются его репортажи и корреспонденции с фронта. В 1917 завершил первую часть своего главного произведения – романа «Чураевы». Революцию Георгий Дмитриевич Гребенщиков не принял. Годы гражданской войны он провёл в Крыму, сотрудничая в местной печати, а в 1920 году эмигрировал. Жил сначала в Париже, где водил тесное знакомство с Николаем Рерихом, Фёдором Шаляпиным, Константином Бальмонтом. В 1923 году совместно с Н.К. Рерихом создал книжное издательство «Алатас», издававшем произведения Н.К. Рериха, А. Ремизова, К. Бальмонта, И. Сикорского. С 1924 года – в США. В 1925 году штате Коннектикут основал селение «Чураевка». Работал над многотомным романом-эпопеей «Чураевы». Эта эпопея оказала такое сильное влияние на литературные вкусы и чаяния русской эмигрантской молодёжи, что в начале 1920-х годов в Харбине русская молодежь даже создала литературный кружок «Молодая Чураевка». Несколько позже, в 1930-х годах, после переезда многих харбинских поэтов и писателей в Шанхай, там было основано новое литературное объединение «Шанхайская Чураевка». В 1930-е годы Гребенщиков стал один из духовных лидеров русской эмиграции в Америке. Вёл переписку с Александром Куприным, Иваном Буниным, представителями династии Романовых. Много внимания уделял пропаганде русской культуры. В конце 1930-х годов переселился во Флориду, преподавал русскую литературу в Лейкленде, в университете. Во время 2-й мировой войны занимал патриотические позиции. Последняя книга – повесть «Егоркина жизнь» (опубликована в 1968). Похоронен на кладбище г. Лейкленда.
21 Гофман Виктор Викторович (1884-1911) – один из последних русских символистов, поэт, прозаик, публицист и литературный критик. Во время учёбы в 3-й московской гимназии близко сдружился с Владиславом Ходасевичем. В 1903-1908 годах учился на юридическом факультете Московского университета. С 1905 года Гофман активно работал как журналист. Он помещал статьи на социально-политические темы, обзоры художественных выставок, статьи и рецензии о современной литературе в газетах Русский листок, Москвич, Век, Свободный труд, Раннее утро, Вечерняя заря», Руль, в журнале Дело и отдых. В июне 1911 года Гофман отправился в заграничное путешествие. В начале июля он обосновался в Париже. Там он в своём номере отеля 13 августа 1911 года в состоянии внезапного психического расстройства покончил жизнь самоубийством, выстрелив в себя из револьвера. Автор двух книг стихов: «Книга вступлений» (М., 1904) и «Искус» (СПб., 1910). Подготовил к печати книгу прозы «Любовь к далекой», вышедшую в Петербурге уже после его гибели, в 1912 году. В 1917-1918 гг. в московском издательстве В. В. Пашуканиса вышло двухтомное собрание его сочинений, объединившее в себе стихи и прозу, включавшее биографический очерк, написанный В. Ходасевичем, и воспоминания о поэте В. Брюсова. Пять лет спустя, в 1923 г., это издание с незначительными уточнениями было повторено в Берлине. В 2007 году «Любовь к далёкой», дополненная письмами и воспоминаниями, была переиздана в Москве.
22 Color and Rhyme, N 66, 1967-1970. P. 23-25.
23 Syracuse University library. Manuscript collections. David Burliuk papers. Box No. 3.
