Разговоры0

Олег возвращался домой. Вместе с ним шли и близнецы Стрекаловы – Федька и Митя. Они вместе с Олегом были в Самойловке, праздновали там день деревни, а теперь, когда праздник уже закончился, возвращались домой по проселочной дороге и разговаривали. – Как думаешь, председатель с ним действительно так поступит? – спросил Федька у Олега, поравнявшись. – Скорее всего, – ответил тот. – Ты же сам его слышал. – Да, но я думал, что он просто так - чтобы попугать. – Нет, на этот раз похоже все серьезно, – сказал Олег. – Он сам в этом виноват. Знал ведь, что у председателя на него зуб, а все равно напился. Ну теперь пускай и расхлебывает. Нечего было характер свой показывать. – Не справедливо это как-то, – вмешался в разговор Митька; он шел чуть позади и пытался не отставать от друзей. – Он ведь совсем немного выпил, Илюша-то, а Ефим Степанович сразу вздумал его прав лишать. Вот Сашка вчера напился так, что ни уха, ни рыла, а тот ему ни выговор, ни даже осуждающего слова не сказал - все спустил, как будто и не было. Обидно должно быть Илюше. Олег ничего на это не ответил. Он поправил ворот рубахи и почувствовал, как маленький кулон – подарок, висевший у него на шее – легонько кольнул грудь. Они подходили к старой иве. Та стояла возле дороги, наклонившись к земле; вся скрюченная, с толстым, похожим на змею, стволом. Несколько корней вылезли из-под земли и оголились. Трава вокруг пожухла и только ближе к корням, там где днем была тень, оставалась зеленой – это все из-за жары. Уже второй месяц жители деревень страдали от нестерпимого зноя, и только по вечерам, как сегодня, жара спадала, и люди могли вздохнуть спокойно. Приятели прошли иву, поднялись на взгорок и направились к мосту, почти неразличимому в сумерках и порослях молодого ивняка. Когда до него осталось совсем ничего, Федька, вдруг, опомнился. – Может лучше обойдем? Олег обернулся. – С чего это, вдруг? Испугался что ли? – Нет...Просто не по себе мне тут. Федька поежился. Из камышей послышалось лягушачье кваканье и донесся плеск воды – рыба резвилась в прохладной заводи. – Я тоже здесь не пойду, – поддержал брата Митька. – Дальше есть другая переправа. Лучше там. Олег с осуждением посмотрел на братьев. – Такие здоровые, а боитесь всяких баек. – Это не байки! – Верно, не байки, – согласился Федька. – Ты тут только второй год живешь - ничего не знаешь... – Да знаю я, – отмахнулся от него Олег. – Утопленницами тут вас пугают, а вы и верите. Ладно идем-те. Нечего стоять. Они подошли к мосту. Доски прогнили и затянулись зеленым мхом. Сучья и мусор плотно забились под мост; пахло сыростью и тиной. Не удивительно, что сюда никто не совался. Олег прошел первым, а за ним неуверенно, как канатоходцы по веревке, прошагали близнецы. – Ну что съели вас русалки? – спросил он братьев, когда они отошли от моста подальше. – Руки, ноги обглодали? Те ничего не ответили, только насупились. Разговор после этого больше не клеился, и Олег, быстро распрощавшись с друзьями, направился к своему дому, стоявшему на краю поселка. Мать сидела на кухне, когда Олег вошел в дом. Она штопала куртку, которую порвала сегодня на работе. Отца нигде не было - видимо сидел у соседа. – Есть хочешь? – спросила мать. – Да, еще как. Она отложила куртку, встала, взяла с плиты кастрюлю и поставила на стол. Хотела взять блюдо с ложкой, но Олег опередил. – Не надо, я сам. – Ну как отпраздновали? – Праздник удался, – ответил Олег, накладывая суп в тарелку. – Особенно у Сережки Порфирьева. Он так напился, что ноги едва передвигал - пришлось оставить его в клубе. – А из наших кто-нибудь был? – Нет, только я и близнецы. – И больше никого? – Никого. – И даже Анютки твоей не было? – спросила мать, чуть улыбнувшись. Олег на секунду замялся. – Она не моя, – как-то резко ответил он и слегка покраснел. – Я за ней не слежу, если ты об этом. Мать негромко рассмеялась. Олег хоть и не подавал виду, но в глубине души, был рад, что мать дразнит его Аней. С улицы послышался скрип калитки и через какое-то время в дом вошел отец. Сняв калоши, он прошел на кухню, взял коробок спичек, лежавший на полке, и, сев возле печки, закурил. – Самойловка, слыхал, сегодня на славу погудела, – сказал отец после недолгого молчания. – Да, – ответил Олег. – Все напились. – А ты? – Я не пил. – Не пил? А что ж ты тогда там делал? Неужели даже не пригубил маленько, а? Ну пригубил же ведь? – Нет, ни капли. Мы просто гуляли и все, – серьезно ответил Олег и тут же спросил. – А ты чем сегодня занимался? Отец, чуть подумав, ответил: – Утром ходил рыбачить. Едва щуку не поймал, но леска попалась бракованная – оборвалась. Надо будет новую купить. Мать пододвинула Олегу хлебницу. Тот взял чёрствый кусок. – А вечером? – спросил он у отца. – У Тарасовых был. Андрею с трактором помогал, – сказал отец. – Клапан прогорел, пришлось менять. Сперва хотели механика позвать, но не нашли его. Вообще никого не нашли. Вся деревня словно вымерла, встретили только Кузьмича, да дочку Куприяновой - Аньку. Вот и все. Так, что пришлось самим корячиться. Олег вздрогнул, услышав знакомое имя, и почувствовал, как его щеки начинают гореть. – Где? – спросил он, но спросил так громко, что отец покосился на него. Поняв свой промах, поспешил добавить, но уже сдержаннее. – Где ты ее видел? – Аньку что ли? – уточнил отец. – Так у дома Гришки Воронцова. Она стояла там с Илюхой, сыном Гришки. И судя по всему не дурно проводили время. Отец затянулся, выпустил колечко дыма, а потом стряхнул пепел в банку. – Что они там делали? – Не знаю, – ответил отец. – Пару раз вроде поцеловались, но я точно не видел. Темно было. Молодёжь ведь любит такое время, верно мать? Отец подмигнул матери, а та взглянула на Олега. Олег сморщил лоб. Перед глазами все начало расплываться. Он какое-то время сидел, задумчиво рассматривал хлебные крошки на столе, потом отодвинул от себя суп и сказал. – Я наверно пойду спать. Мать покосилась на тарелку. – Но ты же почти ничего не поел? – Не хочется больше. Устал. Спокойной ночи. Олег прошел в свою спальню и, даже не раздеваясь, свалился на кровать, зарывшись лицом в подушку. К горлу подступил комок. Он мог поклясться, что его сердце разбито, разбито, как оброненное зеркальце. Он знал это, потому что чувствовал, а если чувствуешь, значит так оно и есть. Мысли еще долго не давали ему заснуть. Он слышал, как мать с отцом о чем-то разговаривают на кухне. Почувствовал, как на улице поднялся ветер, залетев в распахнутую форточку; заметил, как небо, до этого чистое, стало затягиваться облаками. Завтра будет дождь. После такой жары всегда идет дождь. За ночь Олег еще несколько раз просыпался; в окно светила луна; облаков уже не было, и он снова заснул. Утро не принесло изменений – в доме стояла духота – и Олег, постепенно просыпаясь, не сразу вспомнил о своем разбитом сердце.