Глубокоуважаемые читатели этих лекций! Дамы и господа!
В каком смысле я говорю о «господствующей» схеме? В самом прямом: и поныне она господствует как в среде профессиональных историков русской философии, так и в среде тех, кто просто интересуется этой историей.
В 1-й лекции уже отмечалось, что эта схема была разработана философами, эмигрировавшими из Советской России на Запад, и по сути дела (а нередко и по языку первых изданий соответствующих сочинений) была рассчитана, в той или иной степени, на западного читателя. Этот момент немаловажен. Заинтриговатьдостаточно широкий круг читателей на Западе было нелегко, и успешно выполнить эту задачу могла не просто книга о русской философии, а книга о какой-то особойрусской философии, принципиально отличной от той философии, которая давно преобладала в западноевропейской культуре, от философии преимущественно светской, секуляризованной (лат. saecularis — мирской, светский). Я ни в коем случае не хочу сказать, что желание «заинтриговать» западного читателя было единственным мотивом философов-эмигрантов, но то, что подобный мотив играл далеко не второстепенную роль, несомненно.
Так или иначе, искомая «интригующая» особенность нашлась без труда: Западу был предложен образ «русской религиознойфилософии», смысл существования которой заключался, по существу, не в философии, а в религии.Ниже мы будем подробно говорить о том, что этот искусственныйобраз искажает подлинное отношение между философией и религией, подменяет их взаимосвязьтем смешением, обильные примеры которого дал еще древний гностицизм.
Гностицизм (от др. греч. γνωσις — знание, познание) — совокупность учений, сочетавших элементы христианства, античной философии и восточных религий. Был широко распространен в I–V вв. н. э., но гностические мотивы встречаются и в более поздние периоды, вплоть до наших дней.
Но сейчас ограничимся тем, что рассмотрим образ «русской религиозной философии» с его фактической стороны. Прежде всего, в рамках этого образа главная линияв русской философии XIX–XX вв. сводится к своего рода «тройственной формуле»: «Владимир Соловьев, его предшественники и последователи». Схема, как мы видим (см. рис. 1), элементарная и легко запоминающаяся.
Предшественники —> Владимир Соловьев (1853-1900) —> последователи
Таким образом, согласно этой схеме, центральная фигура«русской религиозной философии» — Владимир Сергеевич Соловьев. Все остальные русские философы, достойные внимания — это, за редкими исключениями, или предшественники, или последователи Соловьева.
Давайте теперь уточним личности наиболее выдающихся предшественников и последователей. С предшественниками дело обстоит достаточно ясно: среди них настойчиво выделяется фигура Петра Яковлевича Чаадаева (1794–1856), о котором современный автор энциклопедической статьи категорически заявляет: «только после Чаадаева русская философия стала философией в подлинном смысле слова» [1: 758]. Традиционно Чаадаев считается первымфилософом-западником, то есть философом, видевшим в Западной Европе образец для подражания со стороны России. Насколько такое мнение справедливо, мы обсудим в специальной лекции, посвященной этому мыслителю, которого порою ставят на одну доску с «самим» Соловьевым.
Почти одновременно с Чаадаевым свой голос подала группа «предшественников Соловьева», которых принято называть славянофилами(точнее — «ранними славянофилами»). Термин не самый удачный, придуманный первоначально в насмешку, но оказавшийся очень цепким, так что позднейшие славянофилы уже против него не возражали. Среди ранних славянофилов необходимо выделить, в первую очередь, их общепризнанного вождя Алексея Степанович Хомякова (1804–1860), осуждавшего реформы Петра I и верившего, что в будущем еще «воскреснет Древняя Русь» [2: 56], пусть и в обновленном облике.
Рядом с Хомяковым стоит другой решительный (если не еще более яростный) противник Петра I и поклонник Древней (то есть Московской) Руси Константин Сергеевич Аксаков (1817–1860). К этим двум бесспорным славянофилам (Н. В. Гоголь называл их восточниками) неосновательноприсоединяют Ивана Васильевича Киреевского (1806–1856), который de factoбыл основоположником, пусть и не вполне последовательным, совсем другого направлениярусской мысли (о чем мы также будем говорить особо). А пока подведем промежуточный итог.
Итак, три предшественника (если исключить И. В. Киреевского): П. Я. Чаадаев, А. С. Хомяков и К. С. Аксаков; а с учетом того, что Константин Аксаков заявил о себе как о философе более чем скромно (по существу он был историк и публицист), можно говорить о двух главных предшественниках Соловьева: «западнике» Чаадаеве и «славянофиле» Хомякове. Ниже мы внимательно рассмотрим их творчество и выделим те принципиальныемоменты, которые Соловьев у них фактически позаимствовал (или, выражаясь более деликатно, перенял). Но уже сейчас очевидно, что настоящих предшественников у Соловьева было, как говорится, раз-два и обчелся. А потому, если смотреть на историю русской философиипод «соловьевским» углом зрения, то в XIX веке эта история выглядит достаточно условной.
Условной в том смысле, что считать философию полноценной частью русской культурыпри столь скромном числе мыслителей высокого ранга — вряд ли правомерно. Это косвенно признают и те философы-эмигранты, которые работали в рамках «религиозно-философской» схемы. Так, Сергей Александрович Левицкий(1908–1983), еще один авторитетный историк русской философии (и ученик Н. О. Лосского), классифицирует представителей русской мысли XIX в. «более по общественному, чем по чисто философскому признаку» [3: 7], поскольку не находит в сочинениях большинства из них «философского ядра».
Это говорит, однако, не об отсутствииподобного ядра, а о слепотек нему — слепоте, связанной именно с выбором неудачного угла зрения. Выбор принципиально иного угла зрения позволит нам убедиться, что XIX век, золотой век русской культуры в целом, был и золотым веком русской философии, представленной тогда творчеством первоклассных, а в определенных отношениях и гениальных мыслителей. Впрочем, читатель будет совершенно прав, если скажет, что все это мне еще предстоит доказать.
Но вернемся пока к схеме на рис. 1. и перейдем к последователямСоловьева. Здесь нас ждет целый ряд известных, даже знаменитых имен: Николай Александрович Бердяев (1874–1948), Сергей Николаевич Булгаков(1871–1944), Лев Платонович Карсавин(1882–1952), Евгений Николаевич Трубецкой (1863–1920), Павел Александрович Флоренский (1882–1937?), Семен Людвигович Франк (1877–1950), Владимир Францевич Эрн(1882–1917) и др.
Сразу уточню, что не все из них признавали себя последователями Соловьева, но на деле были связаны с его взглядами весьма прочными нитями. Приведу сейчас лишь один пример. В автобиографической книге «Самопознание» Н. А. Бердяев решительно заявляет: «соловьевцем я никогда не был». Однако строкой выше он пишет: «Наиболее близка мне была идея Богочеловечества, которую продолжаю считать основной идеей русской религиозной мысли» [4: 159]. Но ведь идея Богочеловечества — одна из самых заветных идей Соловьева, и недаром его первое сочинение, пронизанное гностическим духом, называется «Чтения о Богочеловечестве» (он прочитал цикл лекций под тем же названием в 1878 г.). Так что принципиальная связь между взглядами Соловьева и Бердяева несомненно существовала.
Впрочем, я снова уклонился в религиозно-философскую конкретику, а сейчас у меня другая задача: пояснить схему на рис. 1 в связи с историческими фактами. Подчеркну особенность этой схемы, которую подметил, вероятно, и кое-кто из моих читателей: в схеме отсутствует блок современников Соловьева. Конечно, его можно к ней, как говорится, пририсовать, но это противоречило бы духу данной схемы, призванной выделить именно главную линиюрусской философии. Дело в том, что среди современников Соловьева, как мы вскоре убедимся, самое видное место занимали его противники, мыслители, с которыми он вел ожесточенную полемику: Петр Евгеньевич Астафьев(1846–1893), Николай Николаевич Страхов(1828–1896), Борис Николаевич Чичерин(1828–1904) и др. Так что считать их хотя бы «попутчиками» Соловьева никак нельзя — они шли совсем по другому пути, глубоко отличному от того, который символизирует «религиозно-философская» линия.
Вернемся к последнему блоку на этой линии, блоку последователей Соловьева. Читатель, вероятно, слышал о них как о философах т.н. «Серебряного века». Но если немного вникнуть в биографии этих философов, то выяснятся два весьма любопытных момента.
Во-первых, почти все они, прежде чем стать «религиозными философами», прошли через увлечение учениями «революционно-демократического» характера, и в частности — через «школу» марксизма. Например, С. Н. Булгаков издал в 1897 г. объемистое сочинение «О рынках при капиталистическом производстве», которое удостоилось благосклонного отзыва не кого-нибудь, а В. И. Ульянова-Ленина. Успехи других были скромнее, но опыт увлечения леворадикальными идеями получило чуть ли не большинство самых видных последователей Соловьева. Даром подобный опыт не проходит, и мы увидим достаточно ясный отблеск этих идей на «религиозно-философских» учениях С. Н. Булгакова, П. А. Флоренского, С. Л. Франка…
Во-вторых, необходимо иметь в виду, что первые крупные произведения, написанные в «религиозно-философском» ключе, были созданы нашими героями только после 1910 года! Действительно, у Бердяева это «Философия свободы» (1911), у Флоренского — «О духовной истине» (1912), у Евгения Трубецкого — «Миросозерцание Владимира Соловьева» (в 2-х томах, 1913), у С. Н. Булгакова — «Свет невечерний» и того позже, в 1917 г. (до этого — только сборники статей). Коротким же был «Серебряный век» для «русской религиозной философии»!
Подытожим теперь неизбежные следствия, вытекающие из господствующей схемы истории русской философии:
1) русская философия на протяжении всего XIX века была бедна крупными мыслителями; в частности, в 1870–1890-е годы чуть ли не все бремя ответственности за русскую философию «героически» нес один В. С. Соловьев;
2) настоящее сообщество философов сложилось в Россиитолько около 1910 года и распалосьвскоре после революции, просуществовав фактически одно десятилетиеили немногим больше;
3) частично это сообщество восстановилось и даже расширилось (за счет более молодых философов) только в эмиграции, за пределами России; там же была создана и значительная часть главных произведений русской религиозной философии.
Эти три следствия можно объединить в один общий вывод:
«В самой России философия никогда не была существенным и устойчивым элементом культуры, а самый длительный и содержательный период русской философии – это период эмиграции».
Я сознательно взял этот вывод в кавычки. Он вытекает из ложной схемы и сам является ложью. Эта ложь очень удобна тем, кто и сегодня доказывает, что философия не нуждается в национальной почве, в живом и непосредственном общении с другими элементами национальной культуры. Моя задача теперь — не только показать несостоятельность рассмотренной схемы, но и найти верный угол зрения на историю русской философии. Найдя этот угол, мы убедимся в том, что существовал целый континентрусской философии, который охватывал практически всю вторую половину XIX столетия. То есть именно тот период, в пределах которого хотят видеть лишь одну «звезду» — В. С. Соловьева, а среди его современников замечают по преимуществу публицистовтипа Константина Николаевича Леонтьева (1831–1891), но не крупнейших представителей фундаментальной философской мысли.
Конечно, мне предстоит объяснить и то, почему этот континент в значительной мере «растаял» в начале XX века. Но как раз эта задача — не самая трудная. Судьба национальной философии неотделима от судьбы нации, создающей своюфилософию. Судьба же русской нации была такова, что один из двух типов революциидолжен был рано или поздно состояться. О каких именно типах идет речь, я скажу уже ближе к концу наших лекций.
А в заключение этой лекции я считаю отнюдь не преждевременным наметить, в самых общих чертах, альтернативнуюсхему истории русской философии. Здесь я обойдусь без рисунка и просто перечислю четыре периодав истории русской философии. Думаю, что общий смысл этих периодов будет ясен читателю уже сейчас, в силу сказанного выше. Вот эти периоды:
1) период становления русской философии(30–50 годы XIX в.);
2) период русской классической философии(60–90 годы XIX в.);
3) период русского философского модернизма(начало ХХ века);
4) период философии русской эмиграции(20–50 годы XX в.).
Следующую лекцию мы начнем, естественно, с рассмотрения первого периода. Но какой конкретный вопросподразумевает знакомство с ним в первую очередь? Это, как, думаю, согласится и читатель, вопрос о том, какой культурно-исторический импульс положил начало развитию философской мысли в стране, где — признаем это честно — практически отсутствовала какая-то интеллектуальная традиция собственно философского характера? Уверен, что мой ответ удивит читателей. Но я постараюсь, чтобы он их и убедил.
Всего вам доброго и до следующей лекции!
Примечания
1. Русская философия. Энциклопедия. Изд. второе под ред. М. А. Маслина. — М.: Книжный Клуб Книговек, 2014. — 832 с.
2. Хомяков А. С. О старом и новом. Статьи и очерки. — М.: «Современник», 1988. — 462 с.
3. Левицкий С. А. Очерки по истории русской философии. — М.: Канон, 1996. — 496 с.
4. Бердяев Н. А. Самопознание: опыт философской автобиографии. — Л.: Лениздат, 1991. — 398 с. Жирный шрифт мой. Книга впервые вышла посмертно в 1949 г.
Контрольные вопросы
1. Как можно кратко сформулировать суть господствующей сегодня схемы истории русской философии?
2. Назовите мыслителей, наиболее часто упоминаемых в качестве «предшественников Соловьева»?
3. С помощью какого культурно-исторического термина можно охарактеризовать «последователей Соловьева»?
4. Если верить господствующей схеме истории русской философии, то какой период этой истории оказывается наиболее «малонаселенным»?
5. А какой период — наиболее содержательным (не спешите ответить)?
6. Почему схема с Соловьевым в качестве центральной фигуры фактически исключает из рассмотрения большую группу философов, его современников?
