1
В общем, жизнь есть жизнь и Лена Егорова вышла замуж по расчету. Мишка работал водителем, неплохо зарабатывал, хотя, конечно же, его зарплата была несопоставима с доходами самого захудалого миллионера. Но Мишка был умным, сильным и добрым, его зарплата — постоянной, а Лене было уже двадцать два года.
Двоюродная сестра Лены Наташка прокомментировала все это так:
— Все правильно, Ленка. Миллионеров мало, а красивых, как ты, много. Нужно верить и ждать, понимаешь?.. Верить и ждать!
Каждое утро Мишка вставал в пять часов. Лена, сонная и, как говорила она сама, «какая-то сырая», плелась следом, чтобы приготовить завтрак. Она частенько пережаривала яичницу, вместо сахара сыпала в кофе перец, а однажды едва не обварила Мишке ноги кипятком из чайника. Мишка не раз пытался объяснить Лене, что он и сам может приготовить себе завтрак, но молодой женщине было стыдно. Во-первых, она действительно не любила Мишку, во-вторых, страдала, вспоминая совершенно правдивые комментарии Наташки, и по утрам все это мучило ее особенно сильно.
— Но я же правду говорю! — оправдывалась Наташка. — Оглянись вокруг, наш мир циничен и без идеалистической веры в светлое миллионерское будущее жить… нет, су-щест-во-вать в нем может только отупевший болван.
Когда Мишка уходил на работу, Лена спала до девяти. В десять она садилась за диссертацию и упорно работала до трех. А потом приходила усталость, и даже если Лена отчаянно сопротивлялась ей, буквы на экране монитора все равно расплывались в густом тумане.
Она просыпалась в шесть вечера и шла готовить мужу ужин. Мишка приходил около восьми. От него пахло сигаретами, иногда дорожной пылью, а чаще цементной. Мишка возил стройматериалы и в его работе не было ничего героического.
2
— Тебе нужно сломать ногу, — Наташка пила кофе и смотрела в окно. — Если ты будешь жить по средневековому домострою и по утрам таскаться за мужем на кухню, ты не защитишь диссертацию. А это значит, ты не станешь знаменитым адвокатом, не выйдешь в высший свет и всю жизнь проживешь с шофером.
— А кто мне ногу ломать будет? — грустно улыбнулась Лена. — Ты, да?..
— Мир полон условностей, — философски заметила Наташа. — Если у человека на ноге гипс, все остальное дорисует воображение. Уяснила, наивная девушка?
— Симуляцию предлагаешь? — догадалась Лена.
— Нет, выход из симуляции… то есть из ситуации. Сейчас я сбегаю домой и принесу все необходимое.
Лена попыталась нерешительно возразить, но Наташа тут же одернула ее.
— Я же медсестра, ты что, забыла? Сделаем все так, что комар носа не подточит.
3
Вечером Мишка долго сидел у постели Лены. У него были виноватые глаза, и слова, которые он не без труда находил, звучали грубовато-нежно и как-то неумело. Мишка расспрашивал, где и как Лена сломала ногу, вздыхал, тер широкой ладонью лоб, словно силился сообразить, в чем заключается его личная вина.
Потом он приготовил ужин и принес поднос с тарелками в спальню.
— Отвернись, пожалуйста, — сказала Лена и почему-то покраснела. — А то я так есть не смогу…
Она действительно не могла смотреть на мужа. Ей почему-то казалось, что широкоплечая Мишкина тень похожа на призрак отца Гамлета.
«Глупость какая-то!.. — решила про себя Лена. — Глупость и детство».
В школе она ходила в драматический кружок и хорошо помнила, что тень отца Гамлета никогда не посещала прекрасную Офелию. Но нелепое сравнение, основанное на шекспировской драме, оказалось довольно привязчивым.
«А Гамлет кто? — вдруг подумала Лена. — Миллионер, что ли?!.»
Лена представила себе незнакомого миллионера — без лица, лысого, малорослого и толстенького — рядом с Мишкой.
«Вот тебе и реальная жизнь, черт бы ее побрал!» — с горечью решила Лена.
4
Работа над диссертацией буквально летела… Целую неделю Лена вставала, когда хотела, ела только шоколад и мороженное (Наташа легко убедила Мишку, что именно в этих продуктах много кальция и он необходим больной), а когда ей хотелось отдохнуть, валялась на диване перед телевизором.
— Наконец-то ты живешь, как жена миллионера, — констатировала Наташа. — Но жена миллионера всегда должна соблюдать конспирацию.
— Ты о чем? — не понимала Лена.
— О твоей слегка сумрачной физиономии. Живи и радуйся. Тут не Майями, конечно, но для тебя самое главное — диссертация. Поняла?
Лена только пожимала плечами. Разговоры с двоюродной сестрой, раньше такие длинные и довольно беззаботные, вдруг перестали казаться привлекательными.
А в среду вечером, ровно через семь дней, случилась беда. Лену сразу насторожил шум в прихожей, словно муж принес с собой что-то тяжелое и громоздкое.
— Мишка, что там еще? — окликнула Лена мужа.
Когда Мишка вошел в спальню, сначала Лена увидела гипс на его правой ноге — и только потом костыли.
— Гололед, — виновато пояснил жене Мишка. — И этот… Столб, в общем.
Еще он мог бы сказать о женщине с детской коляской на дороге и о том, что выжил только потому, что его выбросило из кабины, когда машина перевернулась в кювете. Но он снова промолчал.
5
Жизнь Лены превратилась в ад. Мишка был постоянно рядом, и пока она писала диссертацию, он, громыхая костылями, готовил обед, стирал и, громыхая особенно сильно, пытался подметать и даже мыть пол.
Лена вспомнила детскую сказку, в которой хитрая лиса ехала на волке и напевала: «Битый небитого везет!..» От такой горькой иронии ей становилось еще хуже. Лена сторонилась Мишки, она вдруг стала невероятно обидчивой и по-детски капризной. Мишка терпел все, и только уходя в магазин, стал задерживаться на два-три часа.
«Битый небитому отдохнуть от себя дает», — догадалась Лена.
Она накричала на Мишку, когда тот в очередной раз вернулся из магазина, а потом ушла в спальню и долго плакала.
Вечером Лена позвонила Наташке:
— Шеф, все пропало!.. Клиент уезжает, гипс снимают! — выпалила она зачем-то фразу из фильма «Бриллиантовая рука».
— Что-что?.. — не поняла Наташа.
— Ничего. Мне все равно, что ты придумаешь, — зло сказала Лена, — но завтра ты, мед-бред-короед-сестра, снимешь мой гипс.
— Как?
— Только не через голову, — сказала Лена. — А еще ты сделаешь так, чтобы мое внезапное исцеление выглядело естественным.
— Леночка, я же… — начала было Наташка.
— Убью! — прошипела в телефон Лена и отшвырнула его.
У нее вдруг заболела загипсованная нога. Вязкая, почти зубная боль шла по кости и тянулась к животу.
— Мишка! — позвала Лена.
Когда муж вошел, Лена кивнула ему на постель:
— Сядь… Ногу мою погладь.
— Болит?
— Болит. А у тебя?
— Нет… — неуверенно ответил Мишка. Он сел, осторожно погладил гипс на ноге жены и добавил: — Почти нет… Да ну ее, эту ногу.
— Чью ногу? — как-то затравленно и виновато улыбнулась Лена.
Мишка улыбнулся в ответ и ничего не сказал. Лена закрыла глаза. Она почти не ощущала руку мужа — мешал гипс, но боль быстро ушла и вместо нее появилась теплота.
«Что это меня вдруг в сон потянуло?..» — удивилась Лена.
6
Наташка пришла в десять утра.
— Прибор называется «ОГО-45», — без обиняков заявила она, выкладывая из сумки на кухонный стол что-то завернутое в кусок старых обоев. — Экспериментальная, суперсовременная модель. Одолжилась в областной больнице на выходные и еще пару дней. Ускоряет заживление переломов ног… то есть костей в десять раз.
— А почему не в сто, Наташенька? — не выдержала и съязвила Лена.
Прибор состоял из нелепого ящика с лампочками и индикаторами, а от его верха тянулся длинный провод с манжетой, похожей на ту, с помощью которой измеряют давление у терапевта.
— Ногу подавай, красавица, — прикрикнула на сестру озабоченная Наташка. — Торжественно обещаю, что через пару дней ты снимешь гипс.
На ногу Лены надели манжет. Наташка включила прибор.
— Будешь делать пять процедур в день, — пояснила Наташка. — По три минуты. А теперь я пошла, у меня дела.
— А мне можно?.. — вежливо спросил Мишка.
Наташка удивленно посмотрела на лицо Мишки и перевела взгляд на его загипсованную ногу.
«Забыла... — прочитала во взгляде сестры Лена. — Я же про Мишку совершенно забыла!»
7
Лена позвонила сестре уже в понедельник.
— Мишка ходит! — прокричала она в телефон. — Ты что наделала, дура? У него же сильный перелом!
— А ты зачем ходишь? — не осталась в долгу Наташка. — Сделала бы вид, что этот дурацкий прибор тебе не помог. Зачем ты гипс сняла?
— Потому что я так больше не могу.
— А Мишка на тебя посмотрел и поверил. Ты об эффекте плацебо слышала? Врачи дают «пустышки» больному и говорят, что это очень сильное лекарство. Он верит и…
— Мишка верит мне, а не прибору, — перебила Лена. — Ох, и сволочь же ты, Наташенька.
— А ты?!.
Лена всхлипнула, выключила телефон и в сердцах бросила его на пол.
Когда Мишка вернулся из магазина, Лена едва ли не силой усадила его в кресло, надела на ногу мужа гипсовые корки и перевязала их старой изолентой.
— Вот так и ходи, — строго, почти со злостью сказала она.
— А почему твой телефон на полу валяется? — удивился Мишка.
— А почему у нас в доме скотча нет? — в свою очередь возмутилась Лена. — И вообще, не разговаривай со мной сегодня, потому что я злая, как… — Лена запнулась. — Ну, как эта… как ее?
— Как глупая ежиха, — подсказал Мишка.
8
…Ночью, когда Мишка уснул, Лена стала горячо молиться Богу.
«Господи, пожалуйста, сделай так, чтобы Мишка выиграл в лотерею миллион, а еще лучше десять! — просила она. — Не мне выиграл, а себе, Господи. Он же расшибется когда-нибудь на этой проклятой дороге… А мне ничего не нужно. Честное слово, ну, совсем ничего!..»
Она так и уснула во время молитвы, и ей приснился жуткий сон: рядом с ней лежал лысый и старый толстяк. Он тяжело и отвратно дышал ей в лицо и пытался обнять за плечи. Лена вскрикнула, отбросила одеяло и резко села. Страх тут же отшатнулся от нее вместе с темнотой из сна…
Мишка мирно похрапывал под сбившимся в кучу одеялом. Лена, словно все еще боясь чего-то, отбросила одеяло в сторону и внимательно осмотрела мужа. Мишка лежал на спине совершенно голый, а на его лице было столько покоя и почти детской умиротворенности, что Лена не выдержала и улыбнулась.
Ей захотелось притронуться к Мишке, и она провела ладошкой по его широкой груди. Время вдруг остановилось: лунный свет на лице Мишки стал теплым, а из сердца Лены исчезли остатки страха. Ночь превратилось во вселенную, а ее таинства стали близкими и почти осязаемыми. Тьма перестала быть тьмой, и Лене показалось, что она знает, чтотам, за этим занавесом.
Она коснулась лба Мишки кончиком пальца.
«Прямо сотворение Адама какое-то…», — подумал Лена.
Да, она знала, что там, за темнотой, не было ничего страшного… Словно что-то огромное и грозное вдруг стало удивительно добрым, а через озаряемые молниями могучие облака вдруг пробился лучик яркого солнечного света. Времени не существовало, и несопоставимое по своей природе стало единым.
«Это, наверное, я во всем виновата», — решила Лена.
9
…Через год Лена родила девочку. Малышку, по настоянию Лены, почему-то назвали Наташа, хотя Лена так и не помирилась со своей двоюродной сестрой. Молодая мама, как и прежде, пишет диссертацию, растит дочку и хлопочет по хозяйству. Когда малышка капризничает, Лена вдруг забывает все ласкательные имена девочки и называет ее «Наташенька» с изрядной долей простодушного ехидства. А еще в ее глазах появляется какой-то странный, то ли горделивый, то ли сердитый, то ли… короче говоря, протестный блеск. Но потом он вдруг смягчается, приобретая торжественную и творческую ясность, и Лена может даже улыбнуться. Но в этот момент ее лучше не трогать. Она занята чем-то очень и очень важным.
Что же касается Мишки… Впрочем, муж он и есть муж. Куда он денется-то, а?..
Послесловие автора (из письма главному редактору Ирине Калус)
…Помните, мы говорили с вами о «технике литературы»? Так вот, в «Сотворении Адама» Лена, «вышедшая замуж по расчету» — типичнейший «Трус», ее двоюродная (казалось бы, циничная) сестра — самый что ни на есть «Бывалый», а муж Мишка — «Балбес». И вся эта описанная в начале рассказа ситуация, когда один герой притворяется, а второй — нет, сделана по законам забавного анекдотического жанра. Но потом вдруг все ломается и автор ныряет в какую-то несусветную психологическую глубину:) Можно даже возмутиться, да зачем, мол, все это?! А ни за чем. Я люблю соединять несоединяемое, и об этом, кстати, упоминается в рассказе. И еще неизвестно, что я придумал первым — анекдотическую ситуацию или финал рассказа. И, наверное, меня все-таки больше волновал финал.
Вот есть такая простая истина: человек совсем не то, что он есть на самом деле, он то — кем хочет быть. А я вдруг захотел добавить: не только то, кем он хочет быть, а еще и то, каким его творят люди рядом с ним. Ведь описание в рассказе того, как Лена касается лба мужа, очень похоже на акт Божьего творчества. Нет, конечно же, Лена — не Бог, но если человек сотворен по образу Божьему и если вдруг останавливается время и человек начинает понимать что-то огромное и таинственное, то ему многое по плечу. Знаете, по-моему, в литературе очень мало было сказано о любви как об акте творения. Я только лишь попытался исправить эту ошибку:) Вот смотрите, казалось бы, в начале ночи Лена попросила прощения и попросила у Бога миллион не себе, а мужу. Это хорошо?.. Да, хорошо. Но тем не менее она не была прощена и ей приснился жуткий сон. Ее прощает ее собственный акт божьего творения. Она — нет, я не могу сказать, что она создает человека, но она все-таки создает... что?.. может быть, то, каким она хочет видеть Мишку? И ей, в сущности, дана Богом огромная власть. Тут мы снова возвращаемся к мысли, что человек (на мой взгляд) не только то, кем он хочет быть. Иначе он просто протрется до дырки:) А с другой стороны акт творчества немыслим без любви. Могу даже предположить (только предположить!), что Лена во время «акта творения» каким-то фантасмагорическим образом вторглась на строго запретную территорию человеческого «я» своего мужа. Снова повторюсь: но вторглась-то с любовью. Тут все переплетено, понимаете?!.:) И не рождает ли акт творчества что-то в самой Лене? Если не так, то это было бы не совсем справедливым. И Лена — меняется... Для этого и нужна была последняя главка, когда было сказано, что «в ее глазах появляется какой-то странный, то ли горделивый, то ли сердитый, то ли… короче говоря, протестный блеск».
Лена от физического мира уходит, понимаете?.. Она против него протестует, против его малости и запыленности, и, протестуя, переходит в состояние, поднимающее ее все выше и выше. Она видит седьмое небо и возвращается к нему. Может быть, это можно назвать неким высокомерием монаха, возомнившего себя приближенным к Богу, но все-таки это не так!.. Потому что Лена может улыбнуться и ее «высокомерие» — не более чем детское чувство полета над облаками. Уверен, что со временем детское чувство обязательно вырастет. Не без ошибок будет, конечно, расти, но вырастет…
