Мотоцикл охнул и, словно напоровшись на черную мякоть ночи, медленно откатился с пригорка.
— Приехали! Я так и знал! — Саша встал с сидения и посмотрел на часы.
— Полночь. Посмотрим, что с нашим конем. Фонарь не захватил, доведется разводить костер, — его сильные мозолистые руки уже вытаскивали мотоцикл на длинный холм.
При тусклом свете фары вдвоем мы собрали небольшую кучку хвороста и зажгли костер.
— Работы на полчаса, света только маловато. Хотел срезать путь и проехать через насыпь, но, как у нас говорят, кто навпростэць ходыть, той дома не ночуе, — оправдывался родственник, не поворачивая головы от стальных ребер мотоцикла.
Вокруг ни души. Каждое громкое слово возвращалось в сказочном эскорте ночных звуков. Сверчки — истинные олигархи ночи, надрывая души, щедро сорили руладами сладкозвучных серенад, пленительными голосами призывали завороженных подружек. Запахи ночного разнотравья острыми ноготками красавиц щекотали ноздри.
О-го-го-го-о! — Из груди вырвался бесшабашный хмельной крик.
— Тише, тише! Здесь нельзя кричать. Место здесь особенное. — Саша отчаянно замахал руками.
— Особенное? Эта насыпь? — тихо спросил я.
— Эта насыпь — часы новой мировой войны.
— Нет, я серьезно.
— И я серьезно. Война начнется в год, когда по этой насыпи проедет первый поезд, — шафрановое от желтых сполохов костра лицо родственника медленно повернулось ко мне.
— Не понял.
— Ну, так слушай. Ты знаешь, железная дорога проходит в пятнадцати километрах от Кобеляк. Так ее проложил царь еще в XIXвеке. Это была прямая дорога из Москвы на юг. В начале XXвека Николай II одобрил проект новой ветки, она должна была пройти через Кобеляки. Весной 14-го соорудили насыпь, уложили шпалы и кое-где рельсы. И когда до пуска железки оставался месяц-два, началась первая мировая война. Насыпь простояла двадцать семь лет, пока Лазарь Каганович, нарком железных дорог при Сталине, не решил возобновить царский проект. Дорогу подновили, уложили шпалы, завезли рельсы, но… в этот год началась Великая Отечественная. Так и стоит она недостроенная уже… — Саша почесал тыльной стороной ладони лоб, — девяносто четыре года. Местные люди еще с сорок первого верят, что новая война начнется в год, когда дорогу снова начнут восстанавливать.
— Ты в это веришь? — спросил я.
— Кто его знает. Люди говорят, что стройка тревожит какой-то грозный дух, место его покоя со времен каменных баб. А может, здесь могила могущественного волхва и мы беспокоим его душу? Знаю одно: что случилось дважды, произойдет и в третий раз. Подержи муфту, — он вложил в мои руки еще горячую, скользкую от масла, деталь.
— Все, можно ехать. Сейчас спустимся с насыпи самоходом, а потом заведем двигатель, — Саша вытер руки о носовой платок и бросил его в костер.
Испачканный машинным маслом, платок весело вспыхнул, далеко осветив место непредвиденной стоянки. В соломенных отблесках пламени длинный земляной холм волнистой таинственной рептилией тянулся к городу.
— Может, и лучше, что сейчас в Украине не строят железных дорог. — Саша задумчиво посмотрел на меня. — Поговаривают, что к футбольному Евро-2012 на этом месте планировали построить автобан. Хорошо, что не построили, как бы чего не случилось.
— Два раза в барабан стукнули, осталось в колокол ударить, — согласился я и посмотрел вверх.
В черной бездне украинского неба загадочно мерцали звезды Большой Медведицы, или Воза, как и сейчас называют это созвездие селяне.
— Тебе сюда! — указывала оглобля Медведицы-Воза. — В рубище, но с любовью пройдешь свой Млечный путь.
— Спасибо, Великая Мать! Ты так добра. Одно прошу, не нажимай на кнопку в третий раз.
Тиха украинская ночь. Молчат звезды.
— Сынок, пиднимайся, я тоби вареныкы з вышнямы зробыла, пухки таки, як ты любыш, — теща легонько теребила мою руку.
— Як тоби спалось? Вчора вы так пизно з Сашком прыйихалы. Я вже почала волнуватыся. Вин вже дзвоныв з своих Озер, дойихав нормально. Тоби прывит пэрэдае.
Я посмотрел в распахнутое окно. По дороге с тихим жужжанием пронесся скутер с двумя девчушками лет тринадцати. Вишня тихо шелестела на ветру, подмигивая темными плодами, похожими на глаза восточных красавиц. Кобеляки жили своей нормальной жизнью.
Я обожаю этот маленький городок на Полтавщине. Он никогда не слышал паровозных гудков и шум железной дороги. Пусть и не услышит.
