***
Ночью вещи ложатся спать,
Затерявшись среди примет,
И – особая благодать –
В том, что их – словно вовсе нет…
Месяц в небе – графин с водой –
Неизвестно на чём стоит,
Стол – непрочен и шкаф – пустой,
Или только делают вид.
Но загадочнее всего
Среди этой – вдруг – тишины,
Что и мы – как ни шарь рукой –
Невесомы и непрочны…
***
Жизнь рассыпана в мелочах,
Словно жемчуг – в зёрнах пшена…
Вся оставлена на сейчас,
На меня глядит из окна…
Что мне делать с нею такой –
В мокрых ветках, сонных грачах?
По стеклу проведу рукой,
Опоздаю ещё на час…
И увижу сквозь темноту
И улыбчивость бахромы –
Мы порою подобны льду
Не понять которой зимы.
***
Покраснев, уходит закат,
Словно что-нибудь натворил…
Несговорчивый, влажный сад
По-вороньи заговорил.
И не зная как приручить
Этот вечер, этот туман,
Я молчу, а ворон – кричит,
И у нас впереди – зима.
***
Мне сейчас не слова нужны, а вода –
Её тайна, молчанье и простота…
Ведь такое случается иногда –
Глушит боль неприкрашенный кубик льда.
Я пройду к той воде мимо улиц-пчёл,
Мимо пыльных шоссе и упрямых стен,
Удивись, удержи меня за плечо,
Если я что-нибудь попрошу взамен.
***
Предощущение рассвета –
Как будто кто-то отбирает
Всё то, что было с нами где-то,
И окна в доме отпирает.
Ещё не вспомнились привычки,
И дождь идёт совсем впервые,
И горизонта перья птичьи
Чуть позже станут голубыми…
Пролесок, марево, просёлок –
Где щурится – светло, нестрашно
Жизнь – непросыпанною солью,
Жизнь – неразбившеюся чашкой.
***
Когда отхлынет суета,
День выпадет из рук,
Я в ночь шагну – считать до ста
И слушать сердца стук.
Замру у ночи на краю,
Без толку постою –
Возьми бессонницу мою
И суетность мою…
Свяжи в упругий, светлый сноп,
Спасая и храня.
И звёзды в пыльный телескоп
Посмотрят на меня.
***
А когда заметёт суетою сует,
Вдруг прошепчет мой ангел сквозь паводок сна:
«Человеку положены – кресло и плед,
И пятнадцать минут помолчать у окна…»
И насыплет цветастых прищепок в ладонь,
И пошлёт – словно в музыку – вешать бельё,
И тогда, заливая соседей водой,
Я расслышу над ветками – сердце твоё.
***
Не гони нас, простуда, в четыре стены,
Ни в сопливую грусть, ни в ромашковый чай,
Где, прижавшись к подушке, мы падаем в сны,
И бормочем, горя как костры: «Выручай!»
Где ладони и плечи – слабы и дрожат,
И так хочется в детскую книгу зайти,
Там послушные ангелы нас сторожат,
Чтобы мы – в сновиденьях – не сбились с пути.
***
В голубиной толпе затеряется чайка –
Словно яхта средь лодок – светла и остра…
И захочется верить в любую случайность,
Как в законную, щедрую подпись добра.
И опять – не имея ни рыбы, ни хлеба –
Только эти деревья без всяких прикрас,
Я гляжу, как слетает январское небо –
На любую из них, на любого из нас.
***
И снова, укушена снежной пчелою,
Я сердце с чужим переулком сверяю.
Там голубь таится под аркой витою,
Какие-то строки под нос повторяя.
Собьётся, забудет, и снова – сначала –
Бьёт говором гулким о тесные своды.
И вдруг – встрепенется и в небо отчалит…
У птиц не бывает нелётной погоды.
***
Ты, поэтам раздавший по одиночеству,
Безымянным облаком сыплешь снег,
И снежинки сбываются, как пророчества,
Стрекозиной толпою касаясь век.
И средь ткацких станков, где, сплетаясь нитями,
Всё единым становится полотном,
Ты гуляешь – прохладный, сквозной, невидимый,
Нам даря золотое своё руно.
