(продолжение. Начало в №11/2018)
Часть 2
Физтехи в ПРО, СПРН и СККП
(ПРО — противоракетная оборона, СПРН — система предупреждения о ракетном нападении, СККП — система контроля космического пространства)
I
Идеалистическое представление о жизни в науке попавших в лабораторию Репина студентов с их переходом в статус постоянных сотрудников стало постепенно изменяться, что происходило как под воздействием возникавших научно-технических проблем, так и обыденных человеческих взаимоотношений.
Во времена организации отдела Тартаковского считалось, что создание эффективной системы противоракетной обороны (ПРО) во многом упирается в создание точных радиолокаторов. В соответствии с этим главная задача теоретической лаборатории Репина состояла в синтезе оптимальных радиолокационных систем, способных как можно на больших расстояниях обнаруживать цели, завязывать их траектории и сопровождать. В результате были заложены теоретические основы для решения поставленной проблемы, которые нашли своё обоснование в двух томах книги “Вопросы статистической теории радиолокации”, в трёх докторских и нескольких кандидатских диссертациях.
Эти реально серьёзные успехи для некоторых сотрудников имели и определённый негативный окрас, а именно для тех, кто уже будучи кандидатами мечтал о докторских диссертациях. У них (и не без основания) сложилось впечатление, что с точки зрения «большой» теории в радиолокации, по крайней мере в настоящий момент, делать больше нечего.
Как раз в это время лазерная техника достигла определённых успехов, и руководство ОКБ «Вымпел» стало всерьёз задумываться о создании опытного образца лазерного локатора, позволяющего в отличие от радиолокатора получить больше информации о наблюдаемой цели. Под эти работы был создан специальный отдел № 56, который вскоре преобразовали в Специальное конструкторское бюро (СКБ-56). Лаборатория Репина получила задание осуществлять теоретическую поддержку этих работ.
Хотя технические и физические аспекты построения радио и лазерных локаторов весьма различаются, однако с точки зрения общей теории синтеза оптимальных локационных систем эти различия представлялись не принципиальными, так что рассчитывать здесь на докторские диссертации не приходилось. А вот для дипломных работ эти различия казались вполне достаточными, и поэтому двое из пяти пришедших в лабораторию молодых физтехов, Вадим и Сергей, получили темы своих дипломных работ именно по лазерной локации. Их руководителями стали соответственно к.т.н. А.А. Курикша и к.т.н. П.А. Бакут.
Занимаясь со своими студентами, а потом продолжив работу с ними как с аспирантами, Курикша и Бакут увидели, что в лазерной локации достаточно много своих особенностей, исследование которых может вылиться в неплохую докторскую диссертацию. Однако в одну, но не больше. Им также казалось, что докторская может получиться, если результаты исследований не будут распылены по кандидатским диссертациям. В результате зародилась и начала постепенно вызревать серьёзная конфликтная ситуация как между двумя научными руководителями (Курикшей и Бакутом) так и между каждым научным руководителем и его аспирантом.
По жизни так сложилось, что Курикша и Бакут были давнишними приятелями: учились в одной физтеховской группе, рано женились, снимали соседние квартиры, их дети одногодки дружили между собой. Очень возможно, что эта близость только накаляла градус приближающегося соперничества. А в том, что оно начиналось, все убедились очень скоро по начавшим публиковаться их научным статьям.
Кульминационным моментом стал семинар, на котором обсуждались полученные результаты в исследованиях, проведённых по лазерной локации. Доклад делал Бакут. Критические замечания Курикши и ответы на них Бакута скоро перешли границы корректной дискуссии и практически превратились в банальную брань. Репин, как мог, сглаживал ситуацию, но после семинара бывшие приятели долгое время не замечали друг друга. Для усиления своих позиций Бакут сразу после семинара подал заявление на вступление в ряды КПСС.
Конфликтная ситуация между Курикшей и его аспирантом Вадимом развивалась по мягкому сценарию. Курикша не препятствовал Вадиму в его исследованиях, но Вадим, почувствовав изменение отношения его руководителя к данной тематике, стал работать самостоятельно, практически не обращаясь за помощью к научному руководителю. Бакут действовал более жёстко. Он предложил Сергею сменить тему, т.е. начать всё с чистого листа. Но главное было непонятно, какой именно новой темой Сергею следует заниматься. Вместо того, чтобы помочь своему аспиранту, Бакут стал часто посылать его на подмосковный полигон, что было абсолютным нонсенсом для теоретической лаборатории.
II
Однажды по пути на полигон Сергей вышел из метро и направился к возникавшему тогда Новому Арбату. Здесь он поднялся на одно из ещё недостроенных многоэтажных зданий и бросился вниз с его верхнего этажа. Сразу же началось расследование. Единственно, что беспокоило чекистов, возглавивших следствие, было выявление возможного следа вражеской разведки. Такого следа не обнаружили, а всё остальное для следователей уже было неважно. Так, великолепная пятёрка превратилась в обычную четвёрку.
Вся лаборатория находилась в состоянии потерянности. В школе учили, что самоубийство — это поступок слабого человека и почти преступление. Но назвать Сергея преступником язык ни у кого не поворачивался. Никто из физтехов не знал, как надо реагировать на произошедшее. Чувства отступили перед незнанием. Никто не ощущал своей вины или хотя бы вины кого-то другого. Никакой настоящей боли утраты, глубокой печали, истинного сожаления. Усвоенное знание — так поступать нельзя — побеждало. С похорон Сергея кто-то отправился в кино, кто-то — в лабораторию, кто-то — в библиотеку. “Отряд не заметил потери бойца и яблочко-песню допел до конца” — это было про всех его бывших сокурсников. Их время продолжало свой бег и почти никто не вспоминал Сергея.
Лишь однажды, через несколько дней после случившегося я и Саша Меньшиков решились затронуть тему самоубийства Сергея и то в самых общих чертах. Саша утверждал, что человек имеет право на самоубийство, а я возражал, аргументируя свою позицию тем, что, лишая себя жизни, человек, возможно, прерывает целый мир, мир его детей, его внуков, правнуков … а на это ни у кого нет права. Дополнительным моим аргументом было известное изречение из «Поучения Отцов»: “поневоле ты родился, поневоле ты живёшь, поневоле и умрёшь”. Помолчав, Саша вымолвил:
— Ну, уж это к нашему спору никак не относится.
III
Прошло три года и Курикша защитил докторскую диссертацию по лазерной локации, а через год по этой же теме защитился и Бакут. Из оставшейся четвёрки по окончании аспирантуры кандидатскую диссертацию не защитил только Вадим. Но причина крылась не только в научном руководителе. Скорее это был некий протест, стимулированный разочарованием, обусловленным реальной действительностью. Романтика науки, как и романтика первой любви, рассеялась, а на смену пришла тусклая повседневность, никак не привлекавшая Вадима.
Он поступил на Физтех, но вместо своей мечты заниматься физикой, попал в отдел Тартаковского. Правда, первые его впечатления были вполне положительными: в лазерной локации, которой ему предложили заниматься, было много квантовой физики. Но с течением времени интерес к этим исследованиям у него начал пропадать. Он мечтал о “настоящей” физике. А тут и физика не очень «настоящая» да плюс ещё какие-то около научные козни.
Пытаясь притушить появившуюся неудовлетворённость, Вадим решил сделать шаг в сторону и заняться общественно-полезной деятельностью. Под влияниям своих партийных родителей Вадим усвоил три, как ему казалось, основополагающих тезиса: первый, советская конституция построена на справедливых принципах, второй, партия — общественный гарант выполнения конституции, третий, партия может эффективно функционировать только при наличии в ней честных, порядочных членов. Из перечисленного следовало, что задача сегодняшнего дня — это увеличение в партии честных членов. Себя Вадим причислял к таковым, а потому и подал заявление о вступлении в партию.
Партийное собрание, где обсуждалась его кандидатура, состоялось через несколько дней после ввода Советских войск в Чехословакию. Естественно, Вадиму был задан вопрос: как он относится к этой правительственной акции. Вадим ответил отрицательно и попытался обосновать своё мнение. Результат был очевиден — его кандидатуру отклонили единогласно. Так неудачно закончилась попытка Вадика освежить ряды компартии, а с нею и его желание заняться общественной деятельностью.
IV
Ко второй половине шестидесятых годов первые радужные надежды на возможность построения эффективной системы ПРО, способной защитить всю территорию страны, начали быстро развеиваться. Дело оказалось не только, а точнее не столько в построении высокоточных и дальнодействующих радиолокаторов, и не столько в создании точных противоракет, сколько в усовершенствованных средствах нападения. Современные ракеты уже комплектовались разделяющимися головными частями и большим количеством разнообразных ложных целей, отселектировать которые с помощью радиолокаторов было крайне трудно. По заданию правительства была задана научно-исследовательская работа НИР “Селекция”. Головным исполнителем определили ОКБ «Вымпел», а в нём отдел Тартаковского, и конкретно — лабораторию Репина.
Основной задачей лаборатории стал синтез оптимальных методов и алгоритмов распознавания головных частей баллистических ракет на фоне многочисленных ложных целей и оценка возможной эффективности системы ПРО. Для синтеза алгоритмов было необходимо изучить радиолокационные сигналы как от боевых головок, так и от всех возможных ложных целей. Так как характеристики сигналов для целей противника, естественно, отсутствовали, то приходилось ориентироваться на отечественные аналоги. Иногда, чтобы лучше разобраться в том, как записываются подобные сигналы, сотрудники лаборатории отправлялись на соответствующие полигоны. Одна из ярких таких командировок была на Камчатку, куда я и отправился с Женей Котовым, одним из сотрудников лаборатории Репина.
V
Конечным пунктом нашего путешествия был самый север Камчатки, где река Ука впадает в Берингово море. Здесь размещалась радиолокационная станция, которая наблюдала за падением баллистических ракет, запускаемых с полигона, расположенного на севере европейской части Союза.
Во время нашей первой встречи с начальником станции, который был одновременно и командиром войсковой части, ему сообщили, что пошли первые косяки горбуши. Полученное известие так сильно возбудило командира, что, когда мы перешли к уточнению некоторых технических деталей, начальник прервал нас:
— Всё о чём вы говорите — очень серьёзно. Но сегодня пятница, а всё серьёзное надо начинать с понедельника.
После этих слов он встал и, улыбаясь приветливой улыбкой радушного хозяина, пригласил нас вместе с ним отправиться на берег за первыми горбушами.
Информация о том, что горбуша пошла, расшифровывалась очень просто: косяки рыбы, направляясь метать икру в устье Уки, теперь шли вплотную вдоль берега воинской части. Когда мы вышли на берег, то увидели, как вода бурлила от спешащей на нерест рыбы.
Ловля горбуши была мало похожа на обычную рыбную ловлю. Каждый имел моток толстой лески, к концу которой был привязан тяжелый тройник, представлявший собой три огромных рыболовных крючка, спаянных вместе, так что угол между соседними крючками был равен примерно 120 градусам. Рыбак забрасывал тройник как можно дальше в море и затем резкими рывками, выбирая леску, тащил тройник к себе. Горбуша шла таким плотным косяком, что тройник почти всегда врезался в тело рыбы, которая, подцепленная маленьким гарпунчиком, очень скоро оказывалась на берегу.
Здесь рыбак вынимал из горбуши тройник, бил её головой о камень и, вспоров неподвижную рыбу, вынимал из неё икру, которая отправлялась в ведро, а сама рыба летела в кучу подальше от берега. Очень скоро всё окружавшее рыбаков пространство забрызгалось рыбьей кровью. Примерно через час интенсивного массового рыбного убийства начальник станции взял лопату, выкопал яму, в которую сбросил образовавшиеся кучи изуродованной горбуши, аккуратно засыпал братскую рыбную могилу и скомандовал: “Достаточно, пора водку пить!” Семья командира отдыхала на материке, и мы отправились к нему на квартиру.
С помощью небольшой тёрки принесённая икра была кое-как освобождена от окружавшей её оболочки, тщательно промыта под сильной струёй водопроводной воды и вывалена в огромную глубокую миску, которая и была поставлена в центр стола. Хозяин изрядно посолил и помешал икру, нарезал черного хлеба и со словами: “чистый, неразбавленный, специально для гостей”, достал из шкафчика литровую бутылку спирта.
Для меня это застолье выглядело абсолютно диким: я никогда не ел икры (ни красной, ни чёрной) исключительно из-за её вида и никогда не пил водку, не говоря уже о спирте, предпочитая сухие и полусладкие вина. На моё скромное замечание:
— Я не пью.
Последовало уверенное заявление командира:
— У нас никто не пьёт, — после чего хозяин налил мне примерно четверть стакана спирта, предложив остальное заполнить водой.
За знакомство пришлось выпить весь стакан, после которого две столовые ложки икры проскользнули моментально одна за другой, и моя рука сама собой потянулась за третьей. Вскоре счёт и ложек с икрой, и стаканов с разбавленным спиртом потерялся. Спасло то, что командир пил спирт, практически не разбавляя, так что через пол часа хозяин заснул прямо за столом, и мы по-английски, не тревожа прикорнувшего хозяина, покинули его жилище.
Громко удивляясь тому, что пили спирт, а надо же, почти совсем не пьяные, мы, пошатываясь, направились в сторону берега. Всё казалось нам необычно экзотичным: и звёздное перевёрнутое небо, и чистая крупная галька, и спокойное, холодное северное море и ощущение, что где-то совсем недалеко Америка, и что сами мы сейчас находимся на краю Света.
Возбуждённые, мы вначале не обращали внимание на полчища комаров, вившихся вокруг нас. Однако вскоре, то ли хмель стал проходить, то ли комары совсем обнаглели, но дальнейшее игнорирование этих назойливых насекомых стало невозможным.
От кромки воды до лесотундры, где росли мелкие кривые деревца, было примерно пара километров. Здесь же на берегу не было никакой растительности. Проанализировав ситуацию, мы, несмотря на не совсем трезвое состояние, после несложных, но строго научных рассуждений, пришли к следующим выводам: первое, на камнях комары не живут, поэтому к нам комары прилетают из лесотундры; второе, вдоль берега дежурят комары-разведчики, которые, заметив предмет атаки, высвистывают своих собратьев; третье, комары летают не очень быстро, так что долететь им из лесотундры до берега требуется приличное время.
Основываясь на сделанных выводах, мы синтезировали следующий алгоритм: шаг первый, согнать с себя всех комаров; шаг второй, быстро-быстро бежать по берегу, продолжая интенсивно от них отмахиваться; шаг третий, освободившись от комаров, перейти на нормальный прогулочный шаг, уничтожая разведчиков до момента, когда они начнут подавать сигналы своим собратьям.
Реализуя свой алгоритм, мы носились по берегу моря, истязая себя и сопровождавших нас комаров самым безжалостным образом. Первые два этапа удавались в совершенстве, но последний, заключительный этап, увы, длился не более минуты, и вновь, созванные своими искусными разведчиками, комары заволакивали ещё не отдышавшихся бегунов.
Назавтра был выходной день, и мы решили прогуляться по лесотундре. За завтраком у обслуживавшего солдата мы выяснили, что в лесу много медведей, но они мирные, и если их не пугать, а вовремя предупредить о своём приближении, то медведи вместе со своими детёнышами сами уйдут с дороги.
После опять же несложных умозаключений мы пришли к выводу, что самый лучший способ предупреждения — это громкое постоянное пение. Напялив накомарники, которые мы одолжили у солдат, и, кинув монетку, чтобы определить, кто первый запевает, мы вошли в лес.
Мы шли по дороге, укатанной военным вездеходом, и удивлялись деревьям, очень маленьким и кривеньким, и траве, которая, наоборот, оказалась необычайно густой и высокой. Медвежьи следы, пересекавшие то тут, то там дорогу, стимулировали громкое пение очередного вокалиста. Через некоторое время мы встретили группу офицеров, возвращавшихся в воинскую часть. Офицеры проверяли поставленные на медведей капканы и объяснили, что для прогуливающихся медведи не представляют никакой опасности, а вот капканы — очень большую, поэтому углубляться в лес офицеры не рекомендовали. Узнав, что мы поём не в своё удовольствие, а исключительно для медведей, офицеры хитро переглянулись и, сказав почти хором: “Ну, пойте, пойте”, — продолжили свой путь.
Вскоре мы вышли на реку и застыли в изумлении. Вдалеке, на маленьком полуостровке стоял, широко расставив задние лапы, большой бурый медведь и ловил уже отметавшую икру, еле двигающуюся рыбу, выкидывая её на берег. То ли увидав непрошеных зрителей, то ли уже выполнив свою норму, медведь после пары бросков прыгнул в воду и, достигнув берега, быстро скрылся в чаще.
А вечером в столовой офицеры подсмеивались над нами будто бы мы, прибыли с особым заданием — обучить пению камчатских медведей.
Медведей мы петь не научили, а вот их шкуры и трёхлитровые банки с икрой в Москву привезли. Попутно мы подготовили и отослали записи радиолокационных сигналов, необходимые для отработки алгоритмов распознавания.
VI
Согласно принятой концепции, изложенной в так называемой «Белой книге», баллистическая цель являлась сложной, состоящей из большого числа ложных целей и нескольких головных частей. Ложные цели подразделялись на лёгкие, квазитяжёлые и тяжёлые. Лёгкие ложные цели прикрывают головную часть на безатмосферном участке траектории, а квазитяжёлые цели — на атмосферном. Радиолокационные характеристики лёгких целей нетрудно подогнать под аналогичные характеристики головных частей, а их количество легко доводится до уровня, необходимого для эффективного прикрытия головных частей. Оба фактора нивелируют все попытки успешной селекции головных частей на внеатмосферном участке траектории.
Когда сложная баллистическая цель входит в плотные слои атмосферы, легкие ложные цели начинают отставать от головных частей и этот фактор может быть использован для селекции. Но тогда начинают работать квазитяжёлые ложные цели, которые конструируются так, что отражённые от них радиолокационные сигналы мало отличаются от тех, которые регистрируются от головных частей. Тем не менее, эти небольшие отличия позволяют их селектировать. Однако поражение целей на этом участке траектории связано со всеми проблемами, возникающими с поражением ракет, несущих ядерные заряды у себя над головой.
Результаты НИР «Селекция» рассматривались на нескольких межведомственных Советах, после чего было принято решение, признающее, что при современном состоянии технических средств создание системы ПРО, защищающей всю страну от массированного налёта баллистических ракет, является невозможным и рекомендовано построение системы, в задачу которой должна входить защита отдельного района. Помимо этого было рекомендовано обратить особое внимание на создание систем предупреждения о ракетном нападении (СПРН) и систем контроля космического пространства (ККП).
После столь глобального вывода перед сотрудниками лаборатории Репина встал вопрос, чем заниматься дальше. Было понятно, что без работы никто не останется, но не видно было глобальной проблемы, достойной увлечь уже состоявшихся учёных. Если после написания книги «Статистические вопросы радиолокации» появилась пусть не столь большая, но очень интересная проблема синтеза оптимальных систем для лазерной локации, то в начале 1970-х после защиты двух докторских диссертаций и эта тема казалась исчерпанной, а нового ничего не просматривалось. Основные вопросы НИР «Селекции» были, если и не решены с точки зрения их реализации, то, по крайней мере, теоретически исследованы весьма полно.
В принципе одно из направлений, близких непосредственно Репину и его ближайшим ученикам, была проблема распознавания образов. Поговаривали о создании специального НИО под руководством Репина для решения задач, связанных именно с этой проблемой. Однако Репин отказался. Ему наскучила “сладкая” жизнь теоретика, а возможно она просто перестала быть для него “сладкой”, и ему захотелось активности и вместо формул на бумаге сотворить что-нибудь полезное, реально работающее. Казалось бы, что ещё надо: начальник первоклассной теоретической лаборатории, профессор Физтеха, заработок больше, чем у любого тогдашнего министра: занимайся “чистой наукой” и двигайся по академической лестнице. Но Репин уже доказал себе, что всё это он может, и захотелось попробовать себя на ином поприще — создать новые ещё никогда не существовавшие комплексы.
Во многом это решение было стимулировано и явилось результатом одного важного мероприятия. Во второй половине 60-х годов Министерству радиопромышленности пришлось сделать очень серьёзный выбор: какой радиолокатор следует принять за основной при построении системы ПРО. Был собран Совет, на котором рассматривались четыре варианта, разработанные разными предприятиями. Трудность выбора состояла в том, что каждый из предложенных радиолокаторов обладал своими плюсами (но и, конечно, своими минусами), и за каждым стояли очень влиятельные люди не только из министерства, но и из военных заказчиков, а главное и из ЦК партии. Репин был введён в Совет не сразу. Зато, когда оказался в Совете, очень быстро проявил себя не только, как теоретик, а как учёный, досконально разбирающийся в технике. Вскоре председатель был сменён, и Совет возглавил Репин. После долгого сложного разбирательства в качестве основного был выбран локатор, разработанный институтом Минца, а головным предприятием было определено ОКБ «Вымпел».
Это было настоящее конкурентное сражение, в котором выиграли достойнейшие. Но, к сожалению, оказалось важным не только победить, а и удержаться в седле после победы. Ни Минц, директор института, ни Кисунько, Генеральный конструктор ОКБ «Вымпел», в своих «сёдлах» не удержались.
После Совета Репин стал участвовать в многочисленных научно-технических совещаниях, на которых обсуждались пути создания СПРН и СККП, а затем, приняв окончательное решение, оставил свою лабораторию и возглавил их создание.
Покидая лабораторию, Репин обещал Тартаковскому не оголять отдел и не забирать с собой своих сотрудников. Поначалу он сдержал слово и забрал только Александра Меньшикова и Владимира Морозова, которые со временем стали главными конструкторами соответственно СККП и СПРН. Саша в отличие от других студентов из «великолепной» пятёрки был наиболее нацелен на производственную деятельность и обладал всеми амбициями, необходимые большому начальнику.
Лаборатория не выдержала ухода Репина. Некоторые (например, А.А. Курикша, И.Н.Кузнецов, В.Д. Шилин и др.) через некоторое время последовали за Репиным. Аргументация их решения чётко сформулирована Курикшей в книге Михаила Первова «Системы ракетно-космической обороны России создавались так» (Издательство АВИАРУС — XXI, 2004 г.):
«После завершения НИР «Селекция» я пришёл к выводу о том, что создать эффективную систему противоракетной обороны от противника, обладающего сравнимым с обороняющейся стороной научно-техническим и экономическим потенциалом, невозможно. Стратегия сдерживания угрозой ответного или ответно-встречного удара, наносимого по информации СПРН, была несравнимо более реалистичной. Поэтому, получив предложение стать «тематиком» по СПРН, я охотно согласился».
Другие, как Пётр Бакут, Виктор Буреев и Вадим Выгон, по той же причине, не желая более погружаться в неразрешимые проблемы ПРО, перешли в НПО «Астрофизика», где присоединились к работам по созданию лазерного локатора. Некоторая часть «нерешительных», среди которой пребывал и я, пока оставалась в отделе Тартаковского.
VII
В период, когда проблема ПРО представлялась первостепенной и заниматься ею считалось престижным и перспективным, дети многих видных советских и партийных чиновников оказались сотрудниками ОКБ “Вымпел”. Наиболее яркими представителями являлись Николай Устинов, сын заведующего оборонным отделом ЦК партии, а впоследствии министра обороны, Дмитрия Устинова, и Револий Суслов, сын члена политбюро ЦК КПСС, Михаила Суслова.
Револий возглавлял отдел, который занимался проблемами ближнего перехвата. Я, как специалист по вопросам распознавания, часто контактировал с ним, и между нами даже установились весьма доверительные отношения. Револий утверждал, что здесь на “Вымпеле” всё рухнуло, и пришло время искать новые варианты. Для себя он видел две альтернативы: первая — возглавить разработки новой военной техники, и вторая — оказаться среди военных заказчиков этой техники. В первом случае светили академические звания, а во втором — большие погоны. Взвешивая все «за» и «против» и принимая во внимание преклонный возраст отца, Револий склонялся ко второй альтернативе.
В процессе исследований, проводимых для отдела Револия, мне потребовались дополнительные данные о локаторе, который разрабатывался радиотехническим институтом, возглавляемым академиком А. Л. Минцем.
— Это весьма кстати, — услышав мою просьбу, сказал Револий, — есть повод поконтачить со старичком, что в наше неясное время может оказаться весьма полезным.
Он снял телефонную трубку, и через двадцать минут я уже сидел в машине Револия. По пути к академику Револий вспоминал, как прекрасно провёл прошедшие две недели в Сочи, а я с нетерпением предвкушал предстоящую интересную встречу.
В ранней юности, читая “Конармию” Бабеля, я запомнил странную фамилию «Минц». Я давно знал, что директором Радиотехнического института АН СССР является академик А.Л. Минц. Но то, что этот академик и Бабелевский начальник радиодивизиона один и тот же человек, я, конечно, представить себе не мог. И вдруг в перерыве на одной из лекций Рытова слышу, как подошедший к Сергею Михайловичу студент спрашивает:
— А правда, что ваш Александр Львович спас отца академика Тамма?
Местоимение «ваш» и то, что Рытов работает в РТИ, сразу же открыло мне глаза.
— Ну, можно сказать, что и спас, — ответил Рытов, — Игорь Евгеньевич рассказывал, что когда Первая конная вошла в их город, топливо на электростанции, которой руководил его отец, кончилось и свет погас. Будённый послал Минца, как единственно грамотного, разобраться в чём дело. Узнав причину, Минц со своим дивизионом поскакал за город и добыл нужное топливо. Если бы он ничего не привёз то, кто знает, что Будённый сделал бы с Евгением Таммом?
И вот в машине, вспоминая рассказ Рытова, я слушал Суслова и удивлялся представившейся мне уникальной возможности познакомиться с Бабелевским Минцем, превратившимся из начальника радиодивизиона Первой конной армии в знаменитого академика.
Когда мы вошли в кабинет, меня настолько поразило сходство сидевшего за столом академика с родным братом моей бабушки, дядей Абрашей, что от неожиданности я радостно улыбнулся. Искренняя, приветливая улыбка незнакомого молодого человека так удивила академика, что вызвала его ответную улыбку. Уже на обратном пути в машине Револий, анализируя наше посещение, предположил, что дела у Минца не так уж и плохи, коли он, завидя нас, так заулыбался. Жаль, но Револий ошибся. Произошла реорганизация, и Минца отправили на пенсию.
Револий Суслов покинул “Вымпел”, став начальником головного института, занимавшегося технической разведкой, и вскоре, как и предполагал, получил генеральские погоны.
Николай Устинов также не засиделся на “Вымпеле”, где руководил лабораторией в отделе, в котором создавался экспериментальный образец лазерного локатора. На базе этого отдела было организовано новое предприятие, получившее кодовое наименование ЦКБ “Луч”, научным руководителем которого стал Николай Устинов.
VIII
Что делать, куда податься? — эти вопросы я задавал себе с самого начала развала лаборатории Репина, но ответить на них не спешил, успокаивая себя: над нами не каплет, посмотрим, что будет. Я спокойно пребывал в отделе Тартаковского и продолжал заниматься задачами распознавания головных частей в сложной баллистической цели.
Не знаю сколько бы времени я так существовал, если бы ни счастливый случай: совершенно, нежданно, негаданно, я оказался один на один с Репиным в поднимавшемся лифте. Первое, о чём я спросил своего научного руководителя, это о возможности перейти в его СКБ. Репин ответил:
— Пожалуйста, твоё «распознавание» нам везде пригодится и в СПРН, и в СККП, — а через мгновение, — но ты не думай, что я сижу и решаю какие-то большие научные проблемы. Ничего подобного, например, сейчас я озабочен теми конструкторскими изменениями, которые необходимо произвести в грузовом лифте нового здания командного пункта, чтобы поднять привезённую вычислительную машину. Похоже, все забыли, что лифт предназначался прежде всего для поднятия этой махины. Вот сегодня — лифт, а завтра, какой-нибудь держатель антенны не выдержит. Вообще, есть чем заняться.
Одного примера с лифтом мне вполне хватило, чтобы решить: ни с СПРН, ни с СККП мне не по пути. Лифт остановился, и Репин пригласил меня посмотреть свой новый кабинет. Воспользовавшись ситуацией, я сказал, что обдумываю две альтернативы: перейти к Николаю Устинову и заниматься лазерной локацией или к Револию Суслову и переключиться на техническую разведку. Репин только собирался что-то сказать, как начались бесконечные звонки. Выждав некоторое время, приличествовавшее данной ситуации, я сделал прощальный знак рукой и направился к выходу. Уже в дверях я услышал, как Репин, не прерывая телефонного разговора, крикнул:
— Лучше — лазерная локация.
И ученик последовал совету своего учителя.
Так вопрос: куда податься? — был решён. Большая часть сотрудников лаборатории Репина отправилась создавать комплексы СПРН и СККП, меньшая — лазерный локатор, а кто-то продолжил заниматься проблемами ПРО.
Александр Львович Минц
В качестве послесловия
Через сорок лет, вспоминая дела давно минувших дней, Репин рассказал мне, что по разработкам, которые проводились в РТИ, и по опыту создания больших систем, наилучшим руководителем работ по СПРН и СККП был бы, без сомнения, А.Л. Минц. Поэтому перед тем, как дать окончательный ответ на сделанное Репину предложение возглавить работы по этим комплексам, он поехал за советом к Минцу.
Минц, выслушав Репина, заявил, что лично ему ничего подобного не предлагали и не предложат, ибо он не согласен с теми реорганизациями, которые проводит нынешнее руководство. Он подробно описал своё видение проведения планируемых работ, а в заключении сказал Репину, что знает его как честного высококвалифицированного специалиста и, посоветовав дать согласие, пожелал успехов в предстоящей очень трудной деятельности.
Владислав Георгиевич Репин
Своё видение организации работ по СПРН и СККП Минц изложил в докладной записке, которую направил в Министерство Радиопромышленности. Назавтра Минцу позвонил министр и после короткого приветствия предложил академику уйти на пенсию. Минц положил трубку и навсегда покинул свой кабинет.
Через четыре года Минца не стало. Незадолго до смерти Минц сделал рисунок памятника, который попросил установить на его могиле. И сегодня этот памятник напоминает посетителю Новодевичьего кладбища о славном командире Будённовского радиодивизиона, прошедшего через Сталинские застенки и закончившего свой жизненный путь известным академиком.
Репин, получив доброе напутствие Минца, станет Генеральным Конструктором, один из основоположников советской системы ракетно-космической обороны, получит множество правительственных наград и в том числе звание Героя Социалистического Труда. В 2014 году выйдет книга воспоминаний его учеников и соратников: «Рождённый титаном. Репин Владислав Георгиевич», Москва, 2014, 474 стр.
Сила Репина была в доскональном знании предмета, что позволяло ему быть честным. И то и другое не могло нравиться многим большим начальникам, но как они ни старались им никак не удавалось избавиться от столь неудобного руководителя. И вдруг удача! Младшая дочь Репина уехала жить в Бельгию. Прекрасный повод, и в 1987 году Репину было предложено оставить должность Генерального Конструктора. «Искать правду» он не стал и вернулся в отдел Тартаковского. От руководства лабораторией Репин отказался, став главным научным сотрудником, каковым и проработал ещё четырнадцать лет, пока не покинул этот неоднозначный мир.
Персоналии:
Репин Владислав Георгиевич окончил МФТИ в 1958г. 1972г — 1987г — главный конструктор СПРН и СККП, Герой Социалистического Труда, лауреат Государственной премии, доктор технических наук, профессор.
Меньшиков Александр Владимирович окончил МФТИ в 1965г. С 1988г. — главный конструктор СККП, доктор технических наук, профессор, с 1995г. — генеральный конструктор МАК Вымпел.
Морозов Владимир Геннадьевич окончил МФТИ в 1960г. С 1987г. — главный конструктор СПРН, доктор технических наук, профессор.
Курикша Александр Александрович окончил МФТИ в 1957г. Заместитель В.Г. Репина. Лауреат Государственной премии СССР, доктор технических наук, профессор.
Подробно о конкретых работах этих учёных можно узнать в книге Михаила Первова «Системы ракетно-космической обороны России создавались так» (Издательство АВИАРУС — XXI, 2004г.).
Оригинал: http://7i.7iskusstv.com/2018-nomer12-itroicky/
