***
Пили водку, уточку кормили —
хлебный мякиш ей кидали в пруд.
Не спеша, о разном говорили,
поднимая изредка сосуд,
чтоб налить и глянуть — много ль, мало
огненных внутри осталось сил…
Стрекоза у берега летала,
словно кто-то палочкой водил
маленькой, голубенькой, волшебной,
спрятавшись в воздушной глубине,
сотворяя в тишине полдневной
чудо, не явившееся мне.
***
Человек претерпевает время,
словно боль душевную, с трудом.
Клёна раскрутившееся семя
зависает в воздухе густом.
Крик петуший огненным сполОхом
здешнюю пронзает тишину.
И цветы-зрачки чертополоха
неотрывно смотрят в вышину,
где, в провалы падая, над всеми
бабочка чудесная летит…
Человек претерпевает время,
во дворе на лавочке лежит.
Человек не ждёт преображенья
после смерти смутной, и в тоске
тяжко просыпается от жженья
сигареты, тлеющей в руке.
***
Пройдя по жизни больше половины,
я не познал ни облака, ни глины,
живя ещё меж небом и землёй.
И вижу только вскользь и мимоходом
как погружает в молодую воду
ладонь ветла прозрачною весной,
как стриж летит, и длится взрыв черешни
белёсый, нежный — это воздух вешний
из тёмной кроны выдернул кольцо…
И пусть в душе то радость, то тревога,
в мои глаза печально смотрит Бога
большое неотступное лицо.
***
Амбарный свет ветшающей зимы,
что так длинна, и продолжает длиться.
Мы в ней живём, до слова сочтены,
до влажной ускользающей ресницы.
Ведомые сияющей рукой,
пока горим…
Но в сумрачном раздрае
ещё фунт лиха пополам с тоской —
и мы совсем погаснем и растаем.
Ещё немного ледяной беды,
безглазой тьмы, ломящейся в оконце,
беззвучной глины, неживой воды,
которая не светится, не льётся,
и мы затихнем…
Но порой и нам,
казалось бы, над бездною, на грани
даруется такое по утрам
прозрачное и лёгкое дыханье!
***
Но что есть мир, придуманный тобой?
Прозрачный шар, летящий над травой,
чтоб стать осенней непреложной синью.
И пёрышко прекрасное летит,
дымок табачный вьётся и горчит,
дымок солярный остро пахнет жизнью.
Что остаётся? Лужа у куста,
в которой постигает высота
саму себя в земном обличье новом,
и мёртвая фабричная труба,
и зябнущее поле, и судьба,
наискосок пропаханная словом.
***
У берегов широкого заката,
где лодки мы оставили когда-то,
земную радость выбрав и беду,
горит звезда.
Горит звезда, не грея.
И я смотрю, немного сожалея,
в прозрачную немую высоту.
Они вон там — за той железной тучей,
их занесло до самых до уключин
лазурной галькой, золотым песком.
А здесь — весна…
Простая жизнь. Простая,
как глиняная птица расписная,
как старенькая лавка под окном,
как руки дочки, пахнущие вербой…
Уже слабее полыхает небо,
но лужи света рыжего полны.
И снег последний тает на асфальте.
И если бы не лодки на закате,
тогда о чём с тобой мечтали б мы?
***
Что человеку осеннему надо?
Света немного из голого сада,
нежности тёмной,
тепла —
можно печного, а можно людского,
можно лоскутного и шерстяного,
чтобы тихонько текла
жизнь в ожидании первого снега,
чтобы смотреть как стремится с разбега
лист залететь на окно,
кружит, прощаясь, скворчиная стая,
и в мутноватой бутыли, играя,
в трубочку дышит вино,
и за оградой приятель твой грустный
к дому идёт между скирд кукурузных,
к белящей стену жене…
Что человеку осеннему надо?
Света немного из голого сада,
сладкого снега во сне.
***
Ты говоришь: «Мороз.
И нужно над подвалом
продушину закрыть,
и лук в сарай убрать…».
Как сладко и темно под старым одеялом
и грушам золотым, и луковицам спать!
И думается мне, что вещи и растенья,
обычные слова и плач ночной, и смех
невидимые нам отбрасывают тени
куда-то вверх.
И тени всё растут — зима им не помеха,
светлеют и поют, и обретают вес.
И ширится для нас продушина, прореха
в стене небес.
***
Из какого глядим мы покоя,
если в злой суете бытия
вдруг на нас налетает такое:
«Боже мой, что здесь делаю я?!»?
Из какой тишины безмятежной
слышим гам у базарных ворот,
лай собак, одинокий неспешный
захолустного времени ход?
Значит, кто-то берёт нас легонько
в чудотворное небо своё
на секунду нездешнюю, только
нам до смерти хватает её.
***
Он говорит, смотря на осенний куст:
«Листья везде опали, а этот себе горит.
Воздух окрестный тёмен уже и пуст,
а здесь, на холме, свет-то какой стоит!
Словно со всей округи кто-то принёс свечей
и язычков печного трепетного огня.
Словно бродил я долго где-то среди ночей,
и подошёл к окну дома, где ждут меня.
Будет мне в нём светло, буду я в нём любим,
будет совсем не страшно
вслушиваться в темноту».
Он отворяет куст, входит, чтоб вместе с ним
жить от листа к листу.
Оригинал: http://7i.7iskusstv.com/2018-nomer12-pagyn/
