(окончание. Начало в №4/2018 и сл.)
Глава 22
Первые нацистские министры в истории были назначены в Веймаре в 1930 г., рассказывает мне женщина на следующий день. И первый партийный съезд после реформации партии случился тоже в Веймаре, в 1926 году.
С МЕНЯ ХВАТИТ! Я хочу прожить день совсем без евреев, и нацистов, и палестинцев. Просто так. Только Германия в чистом виде!
Анджа, которая работает в туристском информационном бюро, везет меня к Панорамному Музею в Бад Франкенхаузен. Там мне предстоит быть первым зрителем нового монументального произведения Вернера Тюбке.
Анджа родилась в Восточной Германии и хорошо знает жизнь в ГДР. Она счастлива, что Стена пала.
— «Каково Ваше первое впечатление от Запада?» — «Я пошла в супермаркет и не могла понять кому нужно 20 сортов горчицы?» — «И это все?» — «Нет. Затем я зашла в Макдональдс и не смогла выдержать этого запаха — запаха ненатуральной пищи. Да еще такой невкусной! С тех пор я там и не бываю».
У Анджи, я уверен, есть множество историй для рассказа, но мы уже подъехали к музею, где выставлена «Ранняя Буржуазная Революция в Германии» Вернера Т. Это удивительное произведение размером в 14х123 метра. Поскольку оно написано в виде ротонды, оно не имеет ни начала, ни конца. Лишь цвета основания картины подсказывают нам, что она поделена на времена года. По ним можно примерно определить, в какое именно время года происходит действие на картине. Но вы можете начать и закончить обзор с любого места.
В ГДР художнику было заказано написать «Германскую Крестьянскую Войну 1525 года», которая была борьбой за освобождение от феодализма. Но художник пошел по пути не только буквального изображения. Он изображает легенды о бедных и богатых, справедливости и бесправии. Он рисует тяжелые сцены на библейские сюжеты, взятые из Ветхого и Нового Заветов. Таким образом он открывает свой мир широкой аудитории.
Картина может впечатлить вас до ночных кошмаров. Их практическое послание таково: Плохие люди всегда были и будут, независимо от вас. Это удручает, даже если это правда. Но это не умаляет красоты произведения.
Этот музей был создан как музей одного произведения. Но мне сказали, что это было во времена ГДР. Теперь же он стал совсем другим. Сейчас в залах, предшествующих панораме, вы можете увидеть много других картин. Вот одна из них: человек с желтой повязкой Jude. Да-да, именно еврей нацистской эры. Как этот еврей попал сюда?
Я ухожу. Сначала в Веймар, чтобы попрощаться с Гитлером, Шиллером, Гёте… Поезд повезет меня в Лейпциг. В Лейпциге я встречаю Бригитту, веселое создание. Она спрашивает меня, не хочу ли я посетить Американское посольство. Почему, собственно? «Ладно», говорит она. «Просто оно на другой стороне улицы». Я смотрю и не вижу ничего, кроме Мак Доналдса. О, как я глуп! Оказывается, это и есть «Американское посольство»!
Бригитта плакала, когда Стена была разрушена, рассказывает она мне. Она перешла на Запад и купила банан. — «Банан?» — «В ГДР у нас были бананы только на Рождество».
У Бригитты есть что-то на душе, чем она хотела бы поделиться. Мы гуляем, и она говорит: «Западные немцы обворовывают нас. После падения Стены они, наши сестры и братья, перешли границу и обкрадывают нас. Они продают нам мусор и зарабатывают на нас. Они откупили заводы у правительства чуть ли не за 1 ДМ (дойче марк) и правительство продало им их в обмен на обещание развивать район. Но они этого не сделали. Они закрыли фабрики, заводы, распродали все части, инструменты и землю и создали высокую безработицу. А люди не знают об этом и не знают, что делать. Вот мемориал Феликса Мендельсона. Он был христианином, но евреи считают его евреем. Израильские туристы говорили мне, что еврей всегда остается евреем, независимо ни от чего».
Бригитта состоит в близкой связи с иностранцем, англичанином. Он называет её иногда нацисткой. Но Бригитта очень положительная дама. Она поддерживает Совет по Правам Человека. И еще она бросила курить, когда правительство увеличило налог на сигареты. — «Они увеличили налог потому, что им нужны были деньги для войны в Афганистане. А я не поддерживаю войну!»
Как только Бригитта уходит, я иду на встречу с Тобиасом Ноллицером, директором Музея На Круглом Углу, Музея Штази, который расположился в здания бывшего ГДР-овского комитета Госбезопасности. Он рассказывает мне, что «вероятно, каждый второй гражданин имел «дело» в Штази». В те времена Тобиас состоял в группе по защите окружающей среды. Они писали доклады об опасностях для природы, например, о загрязнениях от фабрик. Штази, заводя «дела» на них, считала, что доклады написаны, чтобы насолить власти. Но позже автор дела оставил заметку, что тот доклад был ошибочным. Причина? Риск для окружающей среды был на самом деле значительно выше… Да, странно. Мне это нравится!
На следующий день я сажусь побеседовать с референтом Christian Führer, одним из руководителей знаменитых Лейпцигских Демонстраций по Понедельникам, которые проходили в и вокруг Церкви Св. Николая, начиная с 1989 года.
Верит ли он в то, что те демонстрации свалили ГДР? — “Да. И Церковь сделала это. Это было праведным делом». — С тех пор он посвятил себя тому, чтобы распространять послание-призыв к Keine Gewalt (мирной, ненасильственной революции) во всем мире. Считает ли он, после всех этих лет, что ненасильственная революция способна менять политику, режимы? — «Да. Мы это сделали». — «Давайте разберемся. 12 лет существовал Рейх. Почему это не сработало тогда?» — «Люди были задавлены». — «Значит ли это, что мирная революция работает только при слабых режимах?» — «Нет. Благовестие Иисуса действовало, хотя режим ГДР был сильным». — «Если бы нацисты опять пришли к власти в Германии, ну, например, завтра, помогла бы демонстрация Keine Gewalt?» — «Нет». — Адольф, по-видимому, сильнее Иисуса.
Я хожу по улицам Лейпцига, подальше от туристического центра, и нахожу их привлекательными. Вот магазин, названный Liht Design. Предмет на витрине — обычный светофор. Когда включается красный свет, вокруг загораются надписи на английском: «Не останавливаться сейчас». Здорово! Несколько шагов дальше и на стене висит вывеска: «Извините. Мы открыты». Мне это нравится.
Позже я сажусь в первый же трамвай, который идет в мою сторону, я должен ехать до конечной остановки. И тут я теряюсь. Где я? Я стою у светофора, а на нем табличка, где объясняется, какие действия должен предпринять, начиная с этого места. Красный — значит, надо стоять. Зелёный — идти. Как и в Мюнхенском Музее Пинакотек, нас всех считают недоумками. Возможно, и я такой? Есть ли здесь поблизости музей? Прохожий говорит, что я в Варене. Слыхали о таком? И я не слыхал. Я захожу в Kneipe (пивную), или как они там её называют… Я понятия не имею, кто эти люди здесь. Ну разве только, что все они пьют пиво. Я сажусь рядом и спрашиваю у них, хорошо это, или нет, что ГДР больше не существует? Три человека, пьющие здесь пиво и ликер, отвечают: — «B ГДР было много лучше. Мы все работали. У нас у всех была медицинская страховка». Они говорят больше, один за другим, один за другим… — «Это неправда, что они рассказывают о Штази. Жизнь была хороша. Все, чего они хотели, это, чтобы люди не уезжали. Да, если бы вы говорили против властей, они бы с вами что-то сделали… Но теперь ведь то же самое. Говори против системы — придется платить за это». —»Во времена ГДР мы все были вместе, все — люди. Мы заботились друг о друге. А сейчас совсем не так. Западные немцы индивидуалисты. Они приходят сюда в наш район и немедленно строят забор вокруг своих домов. Они не хотят иметь ничего общего с нами…» — «В этом районе половина людей не работает, они не могут найти работу. Стена пала, и что же получилось? Пойдите и посмотрите. Люди питаются из мусорных баков. Во время ГДР все люди имели право на работу, независимо от вашего ума. Но не сегодня. Они говорят, что в годы ГДР у нас была диктатура. Посмотрите, а что мы имеем сегодня? Демократию и криминал. Преступления повсюду». — «Я женат 35 лет. Моя жена работала на одной работе 39 лет. И после всех этих лет она имеет 620 Евро в месяц — на бумаге. А в чистом виде 5,62 Евро в час. Она флорист. Как мы можем выжить на эти деньги? Спрoсите фрау Меркель».
«Понимаете, в Германии существует Два Немца. Один с Запада, другой с Востока. У них одинаковые корни, но они совершенно разные. Западные немцы снобы и они считают нас мусором. А мы люди, которые живут вместе. У нас были лучшие времена. Стена пала и нам приходится платить за это. Западные немцы стали богаче, а мы — беднее». — «Вы записываете это? Хорошо! Время пришло, чтобы люди узнали это, чтобы люди узнали правду». — «После падения Стены я подписал контракт на сберегательный счет в каком-то офисе на Западе. И 30000 ДМ я им дал. В первый год я что-то получил от них в виде процентов, а потом они заявили, что обанкротились и все мои деньги испарились. Я нанял адвоката, но имел от этого — только расходы. Я бы лучше хранил свои деньги под матрасом». — «А что это за машинка, которую вы всё носите с собой? Это секретная камера?»
Новый посетитель заходит и заказывает только горячий чай. Он поясняет: «Эта страна была тюрьмой со стеной. Сейчас же это тюрьма с деньгами». А другой добавляет: «Бизнесмены — это люди, которые знают, как лучше надувать других людей». — » Лучше быть первым парнем на деревне, чем вторым в Риме», — философствует третий.
Еще один человек заходит. Задаю ему тот же вопрос о жизни в ГДР. Была ли она лучше? — «Намного лучше». — отвечает он. Никому из них не нравится внутренняя политика Германского государства. А что они думают о внешней политике? О, да. У них есть своё мнение насчет этого. Сильное мнение. — «Надо выйти из Афганистана! Построить стену вокруг них и уйти!» — » Израиль должен получить по мозгам. Мы должны велеть ему прекратить! Израильтяне — нацисты!» — «Они делают с ПАЛЕСТИНЦАМИ ТО ЖЕ, ЧТО МЫ ДЕЛАЛИ С НИМИ. Спрашиваю у них, нравится ли им Грегор Гизи? — «Да». — «А он разве не еврей?» — «Нет». А другой добавляет: — «Не может быть!» — «Почему не может?» — «Просто не может. Это невозможно!» — вставляет светловолосая женщина.
Да, конечно. Они так любят Грегора, что, разумеется, он не может быть евреем. Не удивительно, что он не хотел обсуждать своё еврейство. Ну и мир!
Снаружи стоят запущенные пустые здания с табличками «Продается», а вокруг на ветхих строениях изобилие афиш с Элвисом Пресли и Mайклом Джексоном. В этом районе видны и новые стройки с надписями «Квартиры-люкс». На краю жилого комплекса можно втиснуть новые жилые постройки с заборами вокруг, которые бы отгородили новых жильцов от «дрек» со всех сторон. Вскоре перед взором пришельца возникает прекрасный ландшафт с текущей водой и прекрасной зеленью. Кляйнгартенферайн — объединение садовых участков. Тут маленькие садики рядом с крошечными домиками. Вся эта земля находится на какой-то дистанции от настоящих мест жительства людей, которые выращивают овощи, фрукты, цветы в свободное время. Люди приходят сюда, работают на земле, пьют пиво, едят и болтают. Я и раньше видел подобное, но впервые увидел это на Востоке. И я никогда не видел ничего красивее и живописней. Добро пожаловать в Садоводческое объединение Веттинбрюккер. Два человека по имени Штефан и Уве обсуждают важный вопрос: Крысиный поезд из Германии до Рима. — «Крысиный поезд??» — «Да. Так мы называем то, что нацисты использовали, чтобы удрать в Аргентину». О, это прекрасно и даже здорово, но в послеполуденную солнечную субботу этим людям не о чем больше говорить, кроме как о нацистах. Они спятили, что ли?
Штефан приглашает меня зайти. — «Мы — тени немцев в тени Стены,» —говорит его сосед Уве, имея ввиду восточных немцев. — «Вы можете нас еще называть «Темные немцы» — «А разве есть разница между восточными и западными немцами?» — Оба кивают — есть. — «Если бы я был западным немцем, я бы не пригласил Вас зайти,» — иллюстрирует разницу Штефан. В противовес он добавляет: — «В ГДР было лучше. У нас была лучшая жизнь. Мы научились доверять друг другу. И у нас было много друзей. Если бы мне надо было завтра переезжать в другой дом, то 10-15 человек помогли бы мне. Этого никогда не случилось бы на Западе. Мы — две нации, два мира. У нас много друзей, и все благодаря ГДР».
Я подкалываю его: — «Друзья вроде Штази?» — «О, это большая отдельная книга», — говорит жена Штефана — Габи. — «А вы интересовались своим «делом» в Штази?» — «Нет». — «А почему нет?» —»У меня много друзей, и я боюсь, что если загляну в папку, мне придется расстаться со многими. А я не хочу. Я не хочу знать».
Восточная Германия. Целый мир внутри себя…
Несколько часов спустя приходит внезапная новость о стихийном нападении во время Парада Любви на фестивале в Дуисбурге. Сообщается, что убито 19 человек. А всего в фестивале участвовало по некоторым оценкам полтора миллиона человек. Адольф Зауерланд распорядился о расследовании. Скорей всего этому веселому человеку сегодня не смешно… Канцлер Германии Ангела Меркель потребовала интенсивного расследования инцидента, по сообщению ВВС. Цитируют её заявление: «Она потрясена трагедией». ВВС также сообщает, что Папа Бенедикт XVI, немец по крови, «выражает глубокую скорбь из-за смертей и будет в своих молитвах поминать молодых людей, которые погибли».
На следующий день я сажусь в трамвай и приезжаю в часть города под названием Грюнау. Огромные здания, целые кварталы, но очень мало пешеходов. Это странно, поскольку здесь должны жить тысячи людей. Вот мамочка, одетая в хиджаб, гуляет с малышом на руках. Я вспоминаю, что видел не много хиджабов в Лейпциге. Интересно. Я продолжаю прогулку в течении еще 10 минут, пока, наконец, не вижу больше людей, стоящих и разговаривающих. Некоторые сидят на другой стороне улицы в курдском бистро. Сегодня жаркий день, и я надеваю шляпу, купленную в Jack Wolfskin. Это шляпа от солнца — зоненхут, сделанная из материала Супплекс. У неё поля на 360 градусов, и они покрывают мой лоб, веки, уши и даже больше. Фактически 1/3 моей головы скрыта. И когда я направляюсь к бистро, я ловлю на себе любопытный взгляд мужчины, сидящего за наружным столиком. Он говорит что-то своим друзьям, и те поворачивают свои головы ко мне. Они изучают, проверяют меня, следя за каждым моим движением. Когда я подхожу к ним и здороваюсь, они не отвечают. Я снимаю шляпу, и они оттаивают. Медленно. Да. Моя шляпа сделала меня подозрительным…
Уже через 15 минут они без умолку говорят о жизни. Их голоса перемежаются. — «Когда Стена пала, мы смогли путешествовать. Это хорошо, но у кого есть для этого деньги? А все остальное было лучше при ГДР». — «При ГДР вы могли иметь детей, потому что власти заботились о них. Были школы, было образование, была еда. А сегодня ты не можешь производить на свет детей, если у тебя нет денег. Это все из-за Меркель — у неё самой нет детей, и она не хочет, чтобы у других они были». — «Они должны были сделать Стену в два раза выше, чем была». — «Они должны построить её снова, но выше». — «Я голосовал за левых, но большинство людей голосовало за NPD». — «Здесь слишком много иностранцев — на 1000% больше, чем должно быть». — «Я не скажу вам, что я думаю о Меркель. Не скажу». — «Германия для Немцев!» — «Я не знаю, есть ли Б-г, или его нет. Но я знаю одно: нет Б-га, который бы мне помог». — «Если моя жена впустит меня, то Б-г существует».
Хозяин бистро — иракец. Он говорит мне: — «Вчера ночью в 23:00 молодые немцы лет 10-ти сидели здесь рядом с моим бистро. Они пили пиво, курили сигареты. Родителей поблизости не видно было, потому что они все пьяницы. Здесь девочки беременеют в 13. Пару лет назад пришла 15-летняя девочка. Она была в бикини, на одной руке маленький ребенок, а в другой — бутылка. Приехала полиция и отбуксировала их в машину. Недавно я снова увидел эту девочку, она шла одна. Я спрашиваю: «Где твой бэби?» — «Какой бэби?» — «Какой-то житель этого района сказал мне: — «ГДР сделала одну ошибку — они закрыли двери. Они должны были держать их открытыми. Все, кто ушел, потом вернулись бы. Жизнь в ГДР была лучше и проще».
Я не знаю. Я никогда не был здесь, когда ГДР руководила этой частью Германии. Возможно, мне стоит двигаться на восток, чтобы увидеть другие города. Какой следующий? Дрезден звучит интересно. Город, который знал столько смертей, был разбомблен до основания во время войны и снова возродился, и вполне хорош. Так я слышал. Надо проверить.
Глава 23
И вот я в Дрездене, который известен как «Флоренция на Эльбе».
Что такое Дрезден? Кто живет в Дрездене?
Много пустых магазинов с табличками «На съем». Все это рядом со стройками новых зданий и магазинов. В чем здесь логика?
Я иду на встречу с Др. Беттиной Бурге, управляющей Dresden Marketing GmbH. Я прошу её объяснить мне про Дрезден. И она делает это: «В Лейпциге — торгуют, в Хемнице — работают, а в Дрездене вкладывают деньги… и наслаждаются жизнью».
«Чем знаменит Дрезден?» —»Мы внедрили бюстгальтеры. И еще чай в пакетиках. Ну, и также много культуры». — «Знаете ли Вы, кто внедрил бикини?» — задаю вопрос я. Доктор смотрит на меня, не зная, как бы ей ответить на это. — «Понимаете ли», — говорю я ей — «если вы узнаете, какой город изобрел бикини, то он с вашим городом могли бы стать городами-побратимами».
Доктор, женщина полная жизни, просит своего помощника снабдить меня нужной информацией. Я думаю, она почувствовала, что я подшучиваю над ней. А я вовсе не шутил.
Ассистент приходит обратно с информацией. Итак, 5 сентября 1899 года Дрезденская дама Кристине Хердт предстала перед потребителями и призвала их носить бюстгальтеры, названные ею Фрауенляйбхен алс Брусттрегер (грудеподдерживатель в виде женского белья). Это осело в сознании. А доктор пошла дальше и стала рассказывать мне, как во время 2 мировой войны Дрезден был полностью разрушен. Она рассказывает о немецкой женщине Руббле, которая работала над реконструкцией города, очень постепенно — фрагмент к фрагменту, камень к камню. — «Здесь не было мужчин, чтобы работать — они все погибли», — объясняет она.
После этого гордого вступления я выхожу на улицу, сажусь в двухэтажный автобус и выхожу на остановке с табличкой Лошвиц. И все, что я когда-либо думал о Дрездене, немедленно испарилось. Перед этим я думал, что это будет бедная восточная урбанистская ветошь. Но к моему удивлению я увидел Лошвиц, который выглядит как картинный швейцарский городок. Какая красота!
Я встречаю пару — господина и госпожу Шмидт. Он родился в Дрездене, она из Кёльна. Они живут возле Кёльна и сюда приехали в отпуск. Почему сюда? Чтобы показать детям папину родину. Дети играли неподалёку. —Скучает ли он по родному городу? — Да, он скучает. — Не хотел бы он вернуться сюда? — Он бы с удовольствием, но в Кёльне у него есть работа и он не хочет её потерять. — Какого рода работа? — Он работает на WDR.
Я смотрю на него. Нет, он не выглядит как те, которые сотрудничают с деятелями кёльнской Стены плача. Нет, я не думаю. Мы оба обозреваем ландшафт, восхищаясь им, и он говорит на что это похоже: — «Саксонские Швейцарские Альпы. Да, так называют этот район на горизонте».
Этот человек скорее всего мог быть ребенком мадам Руббле. Так думается мне.
С какой тяжелой историей должна справляться эта страна.
А на Германском ТВ и в прессе продолжают обсуждать происшествие на Параде Любви в Дуйсбурге. Количество раненых выросло до 500. Иностранные СМИ тоже заняты этой новостью. Агентство Телеграф докладывает: — «Мэра города Парада Любви, когда он посещает это место, осаждают разгневанные люди. — «Ты, грязный идиот! Увольняйся, ворона!», — орёт кто-то. Другой человек швыряет в него мусор из контейнера.
Адольф Зауерланд — один из самых веселых и компетентных людей, с которыми мне довелось встретиться в этом путешествии. Он много работает и старается удовлетворить все слои населения в Дуйсбурге. А теперь он выглядит одним из самых ненавистных людей здесь. Как же судьба человека может измениться так быстро!
Из того, что я прочел, немецкие СМИ требуют его изгнания.
Может, они и правы. Но неужели же стоит осуждать так рано? Почему надо делать выводы, опираясь на пару фактов? А не могло ли быть так, что любители техно-, которые не отличаются интеллигентными манерами, ответственны за то, что произошло? По крайней мере, частично? Не были ли они теми, кто переступил через других, круша более слабые тела до смерти? Может, это на самом деле и произошло? Кто-нибудь из этих людей был арестован по подозрению в убийстве и подстрекательстве? Нет, этого не видно.
Никто из СМИ не указывает на активных участников шествия, которые избивали до смерти своих же несогласных товарищей… Они не напуганы расследованием и обвинениями. Они, оказывается, жертвы, судя по однозначным заключениям журналистов, которые вообще-то быть судьями не должны.
Почему не обвиняют самих участников фестиваля? Потому что они не официальные лица? Я, мол, никогда не ошибаюсь, поскольку я лишь гражданин. Виноваты всегда власти. Правители. Лидеры. И немецкие СМИ “танцуют” вместе с ними.
Хорошо бы спросить Пауля Аденауэра, что он думает обо всем этом.
Вчера я пропустил завтрак в отеле, где остановился. Это трехзвездочный отель. Я не могу есть эту пищу. Я почему-то привык к блюдам из пятизвездочных Экселсиора и Элефанта. Это еда, которую я заслужил, как и Адольф. Но вчерашняя была ужасна. Может, достаточно хороша для третьеклассных людей, но не для таких выдающихся как я. Сегодня, в Дрездене, я нахожусь в четырехзвездочном отеле. Надо проверить, годится ли еда для людей, я имею ввиду настоящих людей… Ну, избранных людей… Суперлюдей…
Ну, в общем она ОК. Я хотел сказать, что она съедобна, но не высшего сорта. Может, мне взять немного фруктов?
Мне бы быть королем. У королей всегда хорошая еда. Или у политиков. Я уверен, Обама питается хорошо. Меркель тоже. Но как здорово было бы быть королем Людовиком!
Пока я думаю о том, как обустроить свое королевство в Дрездене, я решаю попрактиковаться. Никакой работы сегодня! Никаких интервью! Просто бродить по городу и быть обслуженным. Почему нет?
Итак, я брожу по улицам Дрездена. Это, чтобы почувствовать людей, которые будут платить мне налоги. Пока я это делаю, я анализирую моих граждан, я рассматриваю их. Вот прекрасные девушки, которые вскоре станут моими служанками, а там прекрасно одетые мужчины, которые станут моими слугами.
А справа от меня, можете мне верить, или нет — Музей Гигиены. Кто и какого черта создал это? Я вхожу. Я — Король Тувия Первый. Я ожидал найти здесь целую галерею шампуней, зубной пасты… Может, даже лимон, или два лимона. Но нет. Первое, что я вижу, это киоски. Да. Изобилие компьютеров.
Надо почитать, что же на уме у моих налогоплательщиков: «Поцелуй сжигает 12-13 калорий и дает обменяться 300 бактериями». — «Жизнь после смерти существует для тех, кто в это верит, и их родных.». —»Синий — цвет мира». Интересно, это научное исследование или фантазии больного разума? Почитаем еще. Чтобы поддерживать здоровье, необходимо «стабильное чувство собственного достоинства, а также позитивные отношения с собственным телом»…
После половины от нормального завтрака мой мозг отказывается работать так тяжело. Я не могу более читать это. Может, здесь есть какие-нибудь фильмы? О, да. Вот фильм о родах. Женщина рожает. Показано все — от А до Я, со всеми деталями. И вся кровь… И пуповина во всей красе. И вот ребенок вылезает… Я никогда ничего подобного не видел.
А вот большая доска с большим количеством вопросов и ответов. Все о сексе.
Вопрос: Каким был твой первый опыт в сексе? Ответы: Шайсе (г-но). Или другой — как мой первый день вождения. А вот третий — затруднительно.
В одной комнате стоят модели трех обнаженных женщин. В следующей — мужчина с пенисом длиной почти со всю остальную часть его тела. Кстати, Кай Дикманн изображен с более длинным.
Двигаюсь дальше. Вот выставка, посвященная старению и смерти. Спасибо. Между тем, если вас это волнует, то повсюду можно увидеть различные части тела, клетки и ДНК. Если Вы никогда не видели, как выглядят ваши почки — приходите сюда.
Я покидаю музей и иду в свой замок, в центр города. По дороге я останавливаюсь и вхожу во Фрауенкирхе. Если я буду королем, то надо изображать хорошего христианина.
Все в этой церкви красиво. Чисто… Здесь практикуют хорошую гигиену, я имею ввиду настоящую гигиену.
Эта церковь выглядит старинной, но она, разумеется, новая, реконструированная. Старые церкви передают чувство восторга и силы, которые приходят с годами. Эта же передает чувство красоты, полноты жизни. Скорее всего, старые церкви во время их постройки тоже излучали те же чувства…
Я иду к Цвингеру, чтобы увидеть старых мастеров. Вот Святая Троица Лукаса Кранаха, 1516/18. Это маленькая картина, но именно поэтому она сразу воплощает идею Триединства. Старый папа с большой бородой —Бог, сбоку его сын Иисус, а с другого боку голубь, святой Дух. Вся идея христианства в одном кратком изображении. История: папа, сын и голубь — и начало веры.
И за это миллионы за миллионами умирали и продолжают умирать. Убийственно! Вы бы никогда не поверили, что за такое изображение кто-либо кого-либо бы убил. Но Вы были бы неправы. Прекрасно. Снаружи проходит мимо группа израильских туристов. Я слышу беседу между мужчиной и женщиной, которые разговаривают очень громко. Он указывает на Цвингер и говорит: «Это Королевский дворец». — Она: —»Ты имеешь ввиду царя Соломона?» — Смешно, но никто в группе не находит этот диалог абсурдным.
Я проверяю новости, поскольку больше мне делать нечего. Судя по сообщениям требования отставки Адольфа Зауерланда крепчают. Ко мне приходит мысль, что совсем не просто сегодня быть королем.
Я думаю о своем королевстве уже более отчетливо и решаю тут же, что я больше не жажду быть королем. Как и царь Соломон, я был бы не в силах хранить в тайне наложниц в Цвингере. Представьте себе, что они бы опубликовали мою фотографию рядом с 999 фотографиями женщин во всех газетах и блогах. Вся Германия поднялась бы с призывами к моей отставке.
Я официально отказываюсь от идеи пребывания в Цвингере. Вместо этого я сажусь в трамвай и еду до конечной остановки. Я теперь в Хеллерау. Бог его знает, что это такое. Повсюду маленькие и средней величины дома, и вокруг ни души — ни на улицах, ни в садах. Погодите, вон там человек с собакой… Он рассказывает мне: — «Этот район был основан членами нацистской партии до войны. Они инвестировали свои деньги после возвышения Гитлера. Они были уверены, что жизнь будет прекрасной. И дома сохранились благодаря тому, что бомбардировки 1945 года проходили в центре города, а не здесь. После войны нацисты все удрали на Запад Германии, во Франкфурт и другие места. А оставленные ими дома были зарегистрированы властями и отданы людям, оставшимся без жилья после бомбёжек 1945-го. Когда же пала Стена, то власти вернули их тем, кто мог доказать, что они или их родные владели этой собственностью до конфискации. И некоторые владельцы переехали сюда жить, а некоторые продали свои дома. Моя семья, к счастью, не должна была покинуть дом. Никто не затребовал его возврата и власти продали нам его по очень низкой цене. Моя бабушка была министром от коммунистической партии еще до войны».
О Господи, насколько сложна история у этих людей. Я сажусь в трамвай и еду обратно в город Дрезден.
Петер Фёрстер, режиссер Летнего Театра в Дрездене, говорит мне: «Немцы не наслаждаются жизнью. Наши родители учат нас хорошо работать, иметь хорошее образование и трудиться вовсю. Но никто не учил нас посидеть на солнышке, сделать глоток хорошего вина и наслаждаться жизнью». — «В чём же дело у немцев? Почему родители таковы?» — «Они считают, что это неважно для жизни. По их мнению, в жизни главное — это иметь достаточно денег в банке, чтобы финансово застраховаться для будущего. Они не похожи на итальянцев, которые посреди дня могут долго есть и пить». — А почему они не похожи на итальянцев?» — «Немцы не умеют смеяться. Глядя на себя, я могу сказать, что научился смеяться лишь 6 лет назад, и это было для меня достаточно трудно. Я тогда заболел раком. Это случилось после операции. Я не ел 3 дня и мне разрешили есть. На дорогу от кровати к столу у меня ушло 10 минут. И в это время в палату зашла санитарка и начала чистить г-о с кровати пациента рядом со мной именно в тот момент, когда я пытался засунуть ложку с едой в рот. Запах был так ужасен, что весь мой аппетит пропал. И вдруг на меня напал смех. Вот, когда я научился смеяться. И я стал писать комедии. Это был прорыв. Я стал свободным. На следующий день я обнаружил, что очень голоден. Санитарка пришла и принесла мне еды. Она опять начала чистить постель соседа. Но я ел! Я ужасно смеялся, но ел! Это было моим тотальным освобождением!» — «Неужели Германии нужен рак, чтобы научиться смеяться?» — «Может быть». —»Второй Мировой Войны недостаточно?» — «Я не делал ничего такого, чтобы заслужить рак, но немецкая нация заслужила. Я знаю одного актера, чей дедушка строил крематории в концлагерях. С того момента, как я узнал об этом, история Второй Мировой Войны стала моей собственной историей. Поколение моих родителей старалось показывать эту историю как бы под ковром. Единственное, что они делали — это тяжело работали и отлично выполняли свои обязанности. Результатом этого явился тот факт, что они оказались отделены от своих чувств. Это сказывается на юном поколении в Германии сегодня. Эта система мышления говорит, что жизнь не может быть прекрасной. Это нереально».
Но существуют прекрасные места, как Майсен, например.
Вы знакомы с Майсеном? И я не был знаком, а вот сейчас я в нем. Пожилая пара выглядывает из окна своей квартиры на втором этаже. Они смотрят на людей снаружи, включая меня, и что-то обсуждают. Я спрашиваю у них, не участвовали ли они в демонстрациях против ГДР? Да, они участвовали в демонстрациях за свободу неоднократно в эру ГДР. Но теперь: — «Мы имеем эту свободу. Старые люди и свобода. Если бы мы не демонстрировали тогда, то у нас и не было бы «свободы», но у нас было бы хорошее здравоохранение… Мы сделали ошибку, мы просто не знали… Те времена были значительно лучше».
Разумеется, не все в Майсене имеют такой мрачный взгляд на жизнь. Ну, к примеру, Готтфрид Херрлих, владелец Vincenz Richter здесь в городе. Мой разум, вернее мой желудок требует хорошей пищи в пятизвездочном варианте. Если я этого не получаю, я могу упасть в обморок. Да, серьезно, я родился для того, чтобы быть богатым.
— «В воскресенье вечером, когда Б-г отдохнул и расслабился, чувствуя себя хорошо, он создал ресторан Vincenz Richter».
Если вам действительно хочется узнать Германию, вам необходимо сходить в винный ресторан типа Vincenz Richter, и вы увидите Немецкую Душу. — «Я — старый, глупый немец, но есть вещи, которые я твердо знаю. Немцев объединяют 5 чувств, и все одновременно, когда они пьют вино. Дотронься до бокала. Посмотри на цвет. Вдохни аромат. Выпей вино. Прислушайся к нему». Тут Готтфрида понесло… — Прислушаться к вину? Вместо ответа Готтфрид попросил своих официантов приготовить три разных вина в одинаковых бокалах. И далее следует проповедь за столом для меня лично: — «Отец всех вин — чистейшее вино из Бургундии. Оно вроде Баха — Отца Музыки. Рислинг — король немецких вин, вроде Моцарта — Короля Музыки. Траминер — вино полное силы, идентично Бетховену — Отцу Богов».
Каждый бокал следует выпивать с соответствующей ему музыкой. Именно так мы «СЛЫШИМ» вино».
Он заключает своё Учение словами: — «Думать глубоко, копать до дна — это типично немецкая черта».
Вы не верите, что это правда? Но подумайте. Вот что Готтфрид написал снаружи своего заведения, прямо над названием ресторана: «Прекрасные женщины созданы Богом, но красивые дома и хорошее вино должно создаваться людьми».
Пока я поедаю вкуснейший обед в этом 500-летнем старом доме, Готтфрид рисует какое-то количество кружков на бумаге. Он объясняет, что кружок в середине — это Германия. По его словам: — «Мы находимся в середине. Не холодно как на севере и не жарко как на юге. Что-то среднее. Бах мог возникнуть только у нас. Мы, люди середины Европы, определяли приличия. Они немецкие».
Майсен знаменит Майсеном — известной фарфоровой фирмой. Там столько не размышляют о женщинах и вине, как Готтфрид. Они думают политкорректно. На входе висит огромный плакат, который взывает ко всему миру: «Добро пожаловать всем нациям!» Маленькая вывеска наверху гласит: Ресторан Майсен, открыт ежедневно с 11:00. Уже внутри, когда вас так мило привечали, вы можете купить кое-что. Предметы на продажу стоят от 39 до 100000 Евро. Это прекрасный магазин, без преувеличения. Богатые могут громко гордиться им. Но что-то слишком много различий здесь, в Саксонии. Кто-нибудь может мне объяснить эту Саксонию?
Возможно, премьер-министр Саксонии Станислав Тиллих сможет что-то объяснить, и я иду на встречу с ним. Но прежде, чем мне удается увидеть его, со мной беседуют члены его команды. Они рассказывают мне, хотя я об этом не спрашивал, что премьер-министр (ПМ) посетил Израиль несколько недель назад. Опять Израиль! Как это эти евреи умудряются влезть всегда туда, где их не ожидают?
Когда я вхожу в комнату к ПМ, я спрашиваю его почему он поехал в Израиль и именно теперь? Он сказал, что не смог сделать это раньше, т.к. «Я был в европейском парламенте целых 10 лет, в комитете по бюджету, а там люди сберегают деньги, а не тратят их…». У этого человека без сомнения присутствует здоровое чувство юмора. — «Почему Израиль?» — «У нас есть долгие-долгие взаимоотношения с Израилем. Вы знаете, я родился в восточной части Германии. Мы изучили многие вещи об Израиле, все, кроме Правды. Мы знали две вещи, два определения, которые использовала ГДР: существуют два агрессора в мире. Один — США, другой — Израиль. Это то, что я выучил в первые годы моей жизни. Итак, я начал читать об Израиле. Я читал статьи, книги. И теперь, став премьер-министром, я понял, что для меня важно продолжить отношения с Израилем. И мне важно получить моё собственное впечатление от этой страны. Мне было действительно интересно, потому что в первый же вечер на Масличной Горе мы встретились с немцами, которые работали там, чтобы достичь лучшего взаимопонимания между Долиной реки Иордан и Израилем». — И он продолжает: — «Для меня как христианина было непонятно для чего нужна Стена в единственной демократической стране на Ближнем Востоке. Для чего они используют этот инструмент? Я говорил партнерам с израильской стороны: Вы должны бы разрешить палестинцам иметь шанс создавать свою экономику, а для этого — свободу передвижения. Здесь в будущем должны быть лучшие отношения между обеими сторонами». — «Значит, Вы — критик Стены?» — «Я мог понять, что в целях безопасности стена нужна. Но с другой стороны Стена лимитирует передвижение». — Это остается без комментариев, а он продолжает: — «Я видел различные предложения, с которыми согласилась палестинская сторона, интернациональные организации и Израиль. Но теперь они развивают другой план, как строить Стену. Сейчас существуют острова в Долине, которые затрудняют передвижение между островами. Для меня был понятен первоначальный план, когда предполагалась стена вокруг всего района. Но теперь они создают острова, т.к. им нужны коридоры для выхода к пляжам Мертвого моря. Вот к этому я отношусь критично».
Оказывается, израильтяне, если вы не в курсе, душат палестинцев, лишают их свободы, отказывают им в шансе создавать собственную экономику просто потому, что хочется поплавать в Мертвом море.
Станислав не единственный человек, участвующий в этом глубоком разговоре. Здесь находится и его пресс-секретарь. И в ходе беседы он почуял запах «дохлой крысы». Ему платят за то, чтобы следить, чтобы его босс не делал ошибок. Поэтому он встревает прямо здесь и сейчас. — «Наш спорный вопрос сейчас в другом. Я не хотел прерывать, но может нам следует перейти к…».
Причина ясна — он хочет уйти от «еврейской» темы, как спасаются от полыхающего огня. Мы предварительно договорились, что будем говорить о Германии и лужичанах. Но я говорю ему, что лужичан сейчас бессмысленно обсуждать. И я объясняю: Если вы идете на рынок купить банан и по дороге встречаете прекрасную девушку, не изменили ли бы вы своих первоначальных намерений?
Станислав смеётся и углубляется еще глубже. Его пресс-секретарь, с другой стороны, видит все больше красных сигналов. Проблема в том, что он не босс. К сожалению…
— «Почему немцы так озабочены Ближним Востоком?» — «Мы живем со своей историей. Обычно мы дружим с еврейскими людьми. Это из-за Холокоста. Именно поэтому, с одной стороны, я бы сказал, мы считаем Израиль своими партнерами и друзьями. Но с другой стороны мы говорим: — «Почему они не находят решения для такой длительной проблемы? Здесь два момента. А третий, я бы сказал, заключается в том, что Израиль является ключевым элементом в арабском мире, который может быть главным для дальнейшего развития этого региона. И мы говорим, почему же они не находят лучшего способа справиться с этим? Кроме того, Израиль расположен в арабском мире, что очень важно. Израиль — ключевой элемент. Все действия, которые Израиль совершает против, к примеру, палестинцев, Ливана, Сирии — всегда влияет на баланс сил в мире. Израиль — ключевой элемент».
Он и Хельге Шнайдер, я думаю, должны быть отправлены на Ближний Восток, чтобы разрешить, наконец, это проблему раз и навсегда. Станислав придумает, как доставить израильтян к Мертвому морю, а Хельге заплатит арабам по 20 Евро в час и — о чудо — эффект будет поразительным и немедленным. И тогда мы бы смогли даже перенести Сад Роз из Марксло в Иерусалим, смогли бы поднять два пальца вверх. Мир и Любовь! А немецкие граждане, наконец, перестали бы озабочиваться палестинскими судьбами, и все бы спали спокойным сном.
А Станислав продолжает и продолжает. Его пресс-секретарь не может остановить его. Босс хочет говорить… Уже почти полчаса прошло с начала нашей беседы, а Станислав все еще в поездке всей его жизни. Человек говорит, он на автомате. Он рассказывает мне о книге, которую прочел, он объясняет мне замысловатые политические идеи… И, по-видимому, он очень горд собой. Он горд, а я счастлив. Да, на самом деле. Ведь германский ПМ рассказывает мне, что у него нет другого выхода, как любить меня, еврея, поскольку его семья убивала мою семью. Это истинная любовь. Я чувствую себя в объятиях, меня хотят. Возможно, ради этого стоило устроить весь Холокост… Иначе бы я не имел всей этой любви. Все идет хорошо для меня. Я думаю, что стоит сделать татуировку на лбу. Она содержала бы одно слово — ЕВРЕЙ. Может, еще и желтую заплатку на майку… И я бы ходил по улицам Германии, и все бы любили меня. Молодые люди обсыпали бы меня подарками, а молодые девушки—поцелуями. Мой дедушка, скажу вам уверенно, был ЕВРЕЕМ. Честно. Я чувствую себя так по-немецки внезапно. ПМ все говорит и говорит, а я все мечтаю и мечтаю… И когда я представляю себе массу немцев, целующих меня, вдруг Дуисбург посещает мои мысли. Адолф Зауерланд! И я спрашиваю у ПМ, должен ли Зауерланд уйти в отставку? — «Господин Зауер… Зауермал… Зауерланд», — говорит Его Превосходительство, — «дал верный ответ. Он сказал, что если он сейчас уйдет, то это будет уходом от ответственности».
Человек, ответственный за пиар, смотрит пристально на часы. Время для интервью — 30 минут — давно позади. Мне жаль этого человека, поэтому предлагаю задать те вопросы, которые было оговорено задавать. — «Что значит быть немцем?» — «Немцы любознательны. Это можно заметить по тому, что они — чемпионы по путешествиям. А с другой стороны в технологии, например в генетике, они также любознательны, но не хотят рисковать. О, говорят они, это будет больно для моих глаз…». Станислав иллюстрирует свое понятие о немцах: — «Они сядут в самолет и станут расспрашивать пилота, правда ли, что он взлетит? Правда ли, что он также и сядет? Они хотели бы пересечь реку, оставаясь на том же берегу. Вот это немцы. Они всегда очень озабочены». И после этих слов Станислав указывает на люстру в комнате: — «Мы поменяли лампочки на более экономные, а сейчас обсуждаем, не будет ли материал, из которого они сделаны, засорять окружающую среду». Но яркая сторона характеристики немцев заключается в том, что они хороши в инженерии и — «Мне кажется, в истории тоже. Немцы действительно любят классическую музыку». Далее он указывает на другое хорошее качество немцев, которое звучит как сюжет из фантастических сказок. Это случается на книжных ярмарках, когда тысячи людей приходят послушать, как авторы читают свои новые книги.
Станислав — человек с лисьей улыбкой, вообще-то лужичанин. Я никогда не встречался с лужичанами, поэтому прошу его объяснить мне кто такие лужичане. Но прежде чем говорить о лужичанах, он хочет сказать мне что-то об… Израиле. Опять. Я думал, мы попрощались с этой темой, но нет. Он узнал кое-что в Израиле, чем хочет поделиться. Что же это? В чем срочность? Он хотел сказать, что до того как ехать на Ближний Восток, он не знал, что отсутствие мира — это вина израильтян. Та-ак. — «А что нового Вы узнали?» — «То, что пока Израиль сохраняет Острова, как я их называю, здесь никогда не будет мира».
Никогда не думал, что лужичане тоже озабочены израилем и евреями. «Давайте продолжим!» — «Расскажите, я Вас умоляю, о людях в Саксонии и лужичанах.» — «Саксонцы более умны и склонны к риску. Они очень гордятся каждым камнем около их дома, реки, или озера». — «А лужичане?» — «Мы живем вместе с саксонцами уже более тысячи лет. Здесь много различий, но главной из них является факт, что лужичане не знают слова «враг». Его просто нет в языке».
Когда мы выходим, я говорю ему, что хотел бы съездить в Гёрлиц. Он посоветовал посетить Гроб Господень. Это полная копия того, что в Иерусалиме. Израиль снова…
Прежде чем поехать в Гёрлиц, я проверяю, что происходит в этом мире — в Германии. «Германская ярость по поводу смертей на фестивале фокусируется на мэре», — говорится в АР. Под заголовком «Смертельная Германская Стихия получает своего злодея» рапортует Нью Иорк Таймс. «Политики во всей стране, газеты и телевизионные комментаторы, а также многие граждане Дуисбурга призывают к отставке господина Зауерланда. Дойче Велле докладывает, что «Ханнелоре Крафт, премьер земли Северный Рейн-Вестфалия, призывает мэра западногерманского города Дуисбурга взять на себя моральную ответственность». Мне надо подумать над Германией и германцами, прежде чем рефлексировать. Я не знаю, виноват Адольф или нет. И мне все равно. Но эта враждебность, достигающая уровня кровавого кипения, связанная со злобными атаками СМИ вызывает у меня удивление. Обвинять человека до того как собраны и известны все факты — это не демократия, такой она не должна быть. Почему это происходит здесь?
Мысль приходит ко мне: Люди в этом обществе, вопреки тому, что они утверждают, глубоко нуждаются в авторитетах, за которыми они следуют. Не слишком непохоже на прошлое столетие, когда они слепо пошли за Гитлером. В них заложено поклонение авторитетам и тотальная зависимость от них. Это восприятие немцев, по крайней мере на этом отрезке моего путешествия, является единственным объяснением злобной жажды крови Адольфа. Мне становится понятно, что строгий и самозабвенный верующий, из тех, кто свято верит другому и считается его наивысшим защитником, может в своём разочаровании стать столь ядовитым, когда он чувствует, что авторитет потерпел неудачу. И тогда ему необходимо неконтролируемое бичевание.
Это всего лишь мысль, впечатление.
Еще одна мысль: Эта тяга к авторитетам, к их обожествлению является хотя бы отчасти нежеланием самому думать своим умом, перекладывать ответственность на другого, чтобы не брать ee на себя. Этим «кем-то» может быть Б-г из Библии, или Проповедник из Америки, или Коллектив (Verein). Вот последний особенно актуален и всесилен сегодня. Немцы, которых я встречал, придают почти сакральное значение коллективу, который состоит из себе подобных. Если ты член группы, то она, разумеется, будет думать за тебя. И если эта группа принимает какое-то решение — верное, или неверное — вы как индивидуум обязаны пойти за всеми. Неважно, велика или мала эта группа. Это могут быть Обьединенные Нации, или WG.
На практике это выглядит таким образом: Если вы считаете себя радикальным леваком, вы кидаете разбитые стекла в лицо полицейским. Если вы наслаждаетесь тем, что вас зовут христианином, вы становитесь в очередь за благословением американского проповедника. Если вы любитель Мира и Любви и вскидываете два пальца две тысячи раз в день, сладкая мысль об убийстве кого-то, кто на тебя не похож, дает вам чувство защищенности. Если вы считаете себя интеллектуалом, вы обязаны быть про-палестинцем. Если вы считаете себя футбольным болельщиком, вы обязаны поднимать флаг на невозможную высоту. Если группа, к которой вы принадлежите — это СМИ, вы непременно захотите обезглавить маленького мэра.
ЕСЛИ ВСЕ ЭТО ПРАВДА, то это четко объясняет многое из того, что я видел до сих пор за время моего пребывания здесь. Кроме того, если ЭТО ВЕРНО, то нет большой разницы между поклонением группе или индивидуальной личности. Группа имеет имя. Гитлер имеет имя. Но и то и другое несет в себе ту же идею — я не обязан думать за себя, я не ответственен. Почему немцы таковы, если это так? Потому, что они младенцы. У них есть Музей Шоколада. Я содрогаюсь, когда пишу это, но, похоже, это правда.
Есть еще одно место, которое я должен увидеть перед тем как посетить Гёрлиц. Если вы хотите знать, что за место, следуйте за мной в этой поездке.
Ого! Какая красота! Были ли вы когда-либо здесь? Были ли вы в Панометер Ассиза? Это надо испытать хоть раз в жизни. Более важно, чем стремиться в Мекку.
Здесь вы созерцаете сплошную архитектуру Барокко. В этом супер впечатляющем произведении Ассиз преподносит нам Дрездeн и его искусство Барокко, каким оно было сотни лет назад. Расположенный в старой Газовой башне (газометре), Панометр, чьё название образовано от 2х слов — газометр и панорама — заставит вас полюбить барокко и классическую живопись. Следует подняться по лестнице в середину музея, и вы перенесётесь назад во времени, т.к. эти картины имеют объемное трехмерное изображение. Оно словно живое. Оно движется вместе с вами по мере вашего передвижения от точки к точке по лестнице вверх. Двигаясь по кругу, вы воздействуете на освещение. День сменяется ночью, и вы это реально чувствуете. Дома, церкви, трава, вода, люди — все выглядит совершенно реально. Просто удивительно!
Это Дрезден. Это Германия — страна мастеров, визуальных мастеров, гениев. И когда вы становитесь свидетелем этого, благодарите Б-а за то, что Германия существует.
Ну, а теперь я смело могу ехать в Гёрлиц.
Бывали ли вы когда-нибудь в Гёрлице? Какое восхитительное местечко! Прекрасный немецкий городок Гёрлиц расположен на берегу реки Лаузицер Найсе — точно напротив польского городка Згорзелец. Когда-то это было одним городом, но война поделила его на две части. По рассказам местных жителей немцы с другого берега в 1945 году были вынуждены покинуть город, чтобы освободить дома для польских граждан, которые в свою очередь были выгнаны из своих домов на украинской границе. Выходит, что здесь двойные беженцы. Но когда в 1990-м различные нации согласились с объединением двух Германий, то они условились, что германские претензии на владение собственностью на их бывших территориях аннулируются. Трудная судьба.
Но хорошая новость заключалась в том, что люди не выбирали себе судьбу быть вечными беженцами и навсегда вариться в собственных невзгодах. Они сделали все, что в их силах, чтобы двигаться вперед в жизни… И как бы ни выглядела граница оставшейся части, они обустроили и восстановили всё, что оставалось, своими руками. Гёрлиц, городок слева, почти не поврежденный бомбардировками союзников, в эру ГДР обветшал. После падения стены некоторые думали, что большинство зданий следует снести. Но горожане вместо этого решили починить и восстановить. Это было мудрым решением. Сегодня Гёрлиц —прекрасный город, старинный и новый. Гулять по его улицам просто удовольствие для глаза и духа. Город невообразимо симпатичен. И одновременно полон истории. Возьмите, к примеру, Гроб Господень… Да-да, Иисуса. Премьер Тиллих был прав. Как попал сюда Иисус? Любопытная история об этом гласит, что мэр города в 15 веке влюбился в замужнюю женщину и имел с ней незаконные отношения. Все было хорошо, и сладко, и горячо… но впоследствии он сильно раскаялся в этом. Почему? Никто не знает. Тогда не было ни Google, ни YouTube, и iPad с Facebook тоже не было. Раскаявшийся мэр поехал в Иерусалим, чтобы посетить Гроб Господень. Каким образом он сделал резкий поворот от горячей любви к холодному надгробию остается загадкой. Но это произошло. По правде говоря, даже сегодня, когда мы говорим, всяческие странные истории происходят в Иерусалиме, городе Мессии и летающих Благовестников. И это не все. Оказывается, тот германский мэр проехал лишнюю милю, чтобы зафиксировать точные размеры гробницы. Он привез их с собой вместе с полномочиями построить гробницу здесь.
Да. И за 1 Евро и 50 центов вы можете посетить это место… Дешевле, чем полет в Израиль. Но, пожалуйста, обратите внимание на то, что вас окружает: могила Адама тоже присутствует здесь. Да, того самого, первого человека из Библии. Откуда я знаю? А из брошюрки, которую мне вручают при входе в Гроб Господень.
Я должен, правда, доложить, что Иисуса там нет — он же вознёсся. В этом-то и весь фокус. А еще в брошюре сказано, что это надгробие более точное, чем то, что находится в Иерусалиме сегодня. Но и это надгробие подверглось реконструкции, которая произошла несколько столетий назад. Только поймите всё правильно: это всё значит, что Гробница, построенная 500 лет назад в Гёрлице, более точная, чем та — в Иерусалиме.
Мне интересно, что же случилось с той женщиной, объектом мэрской страсти… Может, у кого-нибудь сохранилась её фотография… Она, должно быть, была очень привлекательна.
Для меня же сегодня самым важным в Гёрлице оказывается то, что он находится в самом конце одной страны и культуры и в начале совсем другой. Польша — это нечто совершенно другое. Пару предупреждающих слов: Когда пересекаете мост по направлению к Польше, это всего 2х-минутная прогулка, попытайтесь не обращать внимания на граффити на немецкой стороне. Проигнорируйте «Зиг Хайль!» рядом со свастикой и «Национал-социализм сейчас!», иначе потеряете аппетит еще до того, как станете пробовать польскую еду. Еда, кстати, вкусная, а вот мир —ужасен.
Итак, я в ресторане на берегу, в Згорзелеце, в Польше. Захотелось польского пирожного. Завязалась беседа с официанткой об английском языке — ни больше, ни меньше. Через несколько минут я обнаружил, что касаюсь ее руками, как я бы делал это со своим близким другом. Кстати, и она делала то же. А я даже не знаю её имени… Этого никогда бы не могло произойти на другом берегу реки. Эта близость между людьми, это дружелюбие, это безграничное и немедленное расположение к другому принадлежат здешним, но не тем — на другом берегу.
Обратно в Гёрлиц. Я иду вдоль этих улиц второй раз, удивляясь, что почти не встречаю восторженных туристов. Очень много пустых зданий — больно смотреть на них. Когда-то там рождались и создавались семьи, а теперь только пыль…
Представьте себе, что Германия никогда бы не затевала воин и они никогда бы не случались здесь. Представьте себе, что Веймарская Республика бы сохранилась. Представьте себе, что Германия не пыталась бы захватить чужие земли. Представьте себе, что Германия была бы большего размера, чем она сейчас. Представьте. Представьте себе, что Германия стала лидером.
В городе я увидел большую синагогу. Её двери закрыты около 80 лет. Это скорее памятник, чем что-либо другое. Памятник людям, которые были здесь и погибли, и напоминание о тех, кто убивал.
Но зачем мне думать об этом? Это не моя история. Моя история — это история моей мамы, у которой было несколько тяжелых ночей с русскими солдатами…
Глава 24
Я сажусь на поезд, который идет на север, в Гамбург, где я обосновался во время поездки по Германии. Симпатичная пара сидит в моем купе. Он работает над своей докторской диссертацией по биотехнологии, она бакалавр в той же области. Он был её учителем, а теперь — её муж, рассказывает дама. Оба они — иранцы, которые учатся в Германии. Он представляется Амиром и говорит что-то созвучное тому, что я слышал от Фараха: — «Западный мир ничего не знает об Иране». Но у Амира больше деталей: «Не президент Ахмадинежад контролирует правительство». — Откуда Амир это знает? Очень просто: — «Об этом всем известно». — «Всем ли? Как же так вышло, что я не знаю? Хорошо, я не иранец». —»Всем иранцам известно, что человек, который на виду, которого показывают по ТВ, о котором говорят без конца в новостях, не обладает ни граммом власти». — «Это особенность иранского народа?» — «Нет. Это то же, что и в США. Не президент и не конгресс решают вопросы. Они лишь публичные лица настоящей власти». — А кто же реальная власть? — «Евреи».
Жена Амира полностью согласна с мужем. — «В Иране», — говорит она — «она была бы арестована и выпорота, если бы поймали её сидящей в таком виде в поезде. Без хиджаба». И это не всё. Её струящиеся длинные волосы видны во всей красе, как и её руки, и даже маленькая расщелинка, которую мужчины обычно видят, да простит их Аллах, на её груди.
Разумеется, если бы мужчина был соблазнен и она бы поддалась его напору, то её могли бы просто забросать камнями до смерти. Мужчина может иметь по крайней мере 4х жен, а женщина не может даже двух мужей. Но, как говорится, не все так, как выглядит в Иране. —»Ахмадинежад», — говорит Амир, и Мариам подтверждает, — «большой друг евреев». — «Большой друг??» — «Да». — «Как так? Ахмадинежад отрицает Холокост. Для чего он это делает? Разве он не знает, что это было в реальности?» — «Все знают. Но он хочет, чтобы люди этого не забыли, ведь существует много отрицателей… А он таким образом выносит эту проблему на передний край. Его вынужденное отрицание Холокоста заставляет людей доказывать его существование опять и опять… Ну, есть ли другой, лучший способ сохранять живую память о Еврейском Холокосте? Нет такого».
Ахмадинежад любит евреев. Возможно, он и сам еврей. — «Вот почему это всякие другие страны посылают флотилии в Газу, а Иран нет?» —вопрошает будущий доктор наук. Человек доказал свою правоту. Жизнь так проста, а я даже не знал об этом.
Не знал я также историю Ульриха, человека, продающего кошерное вино в Гамбурге. Он довольно редкая фигура в городе — еврей с большой высокой шляпой. — «Не хотели бы Вы выпить чего-нибудь?» —спрашивает он.
Я сажусь с Ульрихом и слушаю его. Германия хороша, говорит он. Никогда он не сталкивался в этой стране с антисемитизмом ни в какой форме. Это хорошая страна для евреев, действительно хорошая. Родился ли он в Гамбурге? Да, конечно. И его родители тоже? Да, и они тоже. Он вообще-то еще и дантист, как и его отец. Но кроме того, его отец был большим знатоком насекомых. Он знал о них всё и коллекционировал их. Даже во время войны. Жизнь хороша в Гамбурге. Так хороша, что папаша его даже выжил во время войны. — «Как же ему это удалось?» — «Они забыли прийти за ним». — «Забыли?» — «Да». — Как же так? Это сложная история. Ульрих, понимаете ли, еврей по гиюру. Был немцем, стал евреем. Его мать не была еврейкой, а отец был. Папа даже вел дневник во время войны, где записывал все, что происходило. Что происходило? Он коллекционировал жучков. Папа «писал о жуках», но никогда ни о чем другом… Жизнь прекрасна. Гамбург хорошее место для евреев. Но мама, которая не еврейка, «потеряла рассудок после войны. Она оказалась психически больна». — Почему? — «Власти обращались с ней хуже, чем с проституткой».
Я понимаю Ульриха. Не потому, что то, что он говорит, имеет смысл. Смысла там нет… Но я с трудом замечаю это: где-то на тропинках моего путешествия СМЫСЛ ПОТЕРЯЛ СВОЁ ЗНАЧЕНИЕ. Идея о том, что Германия не хороша для христиан, но хороша для евреев кажется мне на данном этапе уже правдоподобной. Почему нет?
Насекомые. Он писал о насекомых.
А потом Ульрих сказал: — «Я спрашивал у них. Они сказали, что всё знали. Они сказали, что все знали про всё, что творилось. Что евреев убивали. Все знали».
Понять насекомое не так уж легко. Понять человека почти невозможно. Я зажигаю сигарету и вглядываюсь в выходящий дым… Мое личное облако пепла.
Когда я ехал сюда, было облако пепла. И облаком пепла заканчивается мое путешествие. Моя работа сделана. Путешествие пришло к завершению. Теперь, когда книга написана, мне требуется отпуск. Поближе к границе, просто на всякий случай…
Глава 25
Зильт напротив границы с Данией, место, куда я направляюсь.
Но это уже не работа, а отпуск. Я не стану больше брать интервью у людей. Даже, если у людей есть что сказать о нацистах, евреях, арабах или о ком-либо еще — пусть хранят это при себе. Мне уже не интересно. Я свою часть работы выполнил, прошу меня извинить. Если есть желающие бороться, напоминаю: без меня. Единственное, что бы я еще обсудил — это деньги, еда и секс. Ничего больше. Я в отпуску.
Сначала мне предстоит поехать в Кампен — небольшой городок на Зильте… В нем нет огромных дизайнерских магазинов и денежных покупателей.
Я надеюсь, что мне хватит денег на персональную Троицу.
Раннее утро в Кампене. Комфортные кафе на тротуарах… Люди сидят и пьют минералку, а не пиво. Некоторые, похвастливей, пьют вдобавок еще и немного фруктового сока. Следует последить за своим весом. Большинство дам с одинаковым размером груди. Время летних отпусков, когда носится простая одежда, вроде маек, например. Только эти майки не из долларовых магазинов, а подороже. Я иду в маленький магазинчик и пытаюсь примерить свитер — всего за 1195 Евро. Но он мне тесен. Продавщица говорит, что я должен сбросить вес. Она права. Я — самый толстый человек на всем Зильте.
В туристическом офисе меня приветствуют две блондинки-модели. Все в Кампене выглядят как модели. Я смотрю на них таким приятным взглядом и ухожу. Мне требуется пирожное. Я хочу знать, пекут ли в Кемпене более вкусные пирожные, чем в польском Згорзелеце.
Обслуживающая меня официантка — скорее модель, чем официантка. Я там не увидел шеф-повара, возможно, это тоже модель. Пирожное так себе — не большой шедевр, как ни прискорбно. В Згорзелеце они были значительно лучше. 90-летняя красотка со своим муженьком или другом садятся за мой столик. Он сыпет сахар в свой кофе-латте. Он был потребителем сахара, вернее, торговцем сахаром, и хочет держать сахарную марку высоко, шутит этот человек, но выглядит очень серьезно… Интересно. Я не знаю почему, но оказывается, что я единственный человек здесь, кто сидит и смеётся. Остальные — стройные и сексуальные — сохраняют кислое выражение лица.
С пирожным покончено, теперь пора поесть — заняться вторым элементом моей Троицы. Сегодня мой герой — Иоханнес Кинг. Он шеф Сёльринг Хоф на Зильте — отеля и ресторана. Он рассказывает мне о своих владениях: 5 комплексов, 10 комнат. Средняя стоимость ночи в отеле 500 Евро на двоих включая завтрак, велосипеды, спортивный зал и напитки. Самая высокая цена — 1000 Евро за ночь. — «Рудольф Мошаммер (гуру германского дизайна) хотел снять номер вчера, но ему отказали т.к. он хотел привезти сюда с собой свою собаку Дейси». Во время разговора Роллс-Ройс из Монако отъезжает от гостиницы. — «Кто это?» — «Он хотел снять номер на Август следующего года, но они все оказались занятыми». Кстати, Роллс-Ройс имеет соглашение с этим учреждением: они дают Иоханнесу автомобиль для его гостей. Бесплатно. Идея проста: пусть богатые люди наслаждаются машиной, а там, возможно, и захотят купить такую же.
Средняя цена обеда здесь — 300 Евро на человека. — «Места в ресторане люди резервируют за 4 недели до срока. Мы учим людей как тратить свои деньги».
— И все же до сих пор я вижу на Зильте людей с кислыми лицами. Есть ли тому причина? — «Это типичные немцы. Удовольствие от жизни не отражается автоматически на немецких лицах. Важен бумажник, важен автомобиль, важны часы. Они очень чувствительны. На машине не должно быть ни одной царапины, ни у кого не должно быть лучших часов, чем у вас, и у них имеется по крайней мере одна платиновая кредитная карта… Если придерживаться всех трех требований, как можно получить удовольствие от жизни?»
Несколько элегантных женщин проходят мимо — тоненькие как свечки с прекрасным размером груди.
Иоханнес возвращается к теме о кислом выражении лиц. Он хочет что-то добавить: —»Посмотрите на глаза этих женщин, и вы поймете, почему мужчины такие скисшие». Когда Иоханнес говорит об этом, я вспоминаю мужчину в Аутоштадте, который говорил, что жена все же лучше, чем автомобиль — она мягче. Что бы он сказал об этих тощих леди?
— «Счастливы ли Вы, Иоханнес? Вы женаты?» Да, но он — «редко бывает дома». — «Счастливый повар — лучший повар. Он более спонтанен. Серьезный повар видит одну лишь сковородку. Счастливый — видит все вокруг. Серьезный повар ничего не пробует, а счастливый обязательно делает это».
Время поесть. Обед на сегодня: Черная икра. Каждая крошечная ложка за 38 Евро. Закуски, ассорти из них — 36 Евро. Мясо оленины с трюфелями — 55 Евро. Вино — без лимита.
Моя официантка Кристина — очаровательная девушка. Спрашиваю её, вышла ли бы она замуж за кого-либо из этой публики? — «Нет. Это все снобы».
Все бокалы заполнены. Красное, белое, всякое… Каждый бокал имеет свою форму. — «Почему бокалы разные?» — спрашиваю я у винной официантки Бербель. Она тоже прелестна. Kаждая официантка и официант здесь очаровательны. Это часть опыта. Иоханнес знает, как баловать богатых клиентов. — «Каждый вид вина требует свою форму бокала, чтобы клиент ощутил вкус». — «А что, одно и то же вино в разных бокалах имеет разный вкус?» — «Конечно». — «А не могли бы мы провести эксперимент? Я закрою вам глаза, чтобы вы не видели формы бокалов, и буду подносить бокалы к вашим губам…» — «Сейчас?» — «Да». Она краснеет. — «Я занята… Может, попозже». Я сам себе не верю, что сказал то, что сказал… Но какая разница— я богат и все, что я говорю — свято.
Блюда, надо отдать должное, достойны такого критика как я, и стоят тех денег, которые вы себе можете позволить. Ваше тело будет благодарить вас, даже каждая жилка в вашем организме… Иоханнес говорит, что я могу использовать Роллс-Ройс, если пожелаю.
Да, я знал это всегда: я родился, чтобы быть богатым. Ну кто бы поверил, что я покину эту страну в Роллс-Ройсе?! Хорошо быть Вынужденным Капиталистом. Я перерождаюсь и иду спать совершенно новым человеком. Спасибо, Германия. Я, наконец, нашел смысл жизни. У меня есть вера. Новая вера. Что-то, за что можно умереть. Спокойной ночи! Мой Роллс-Ройс будет ждать меня утром. Жизнь прекрасна!
На следующее утро я просыпаюсь и, глядя на великолепные небеса Зильта, сталкиваюсь с дилеммой: звонить ли мне Иоханнесу и просить мой Роллс-Ройс, или забыть про Роллс-Ройс и вместо этого посетить пляж нудистов. Да, я слышал, что здесь существует нудистская колония, а я с детства — не спрашивайте меня, почему — люблю обнаженных людей.
Это тяжелый выбор. Впервые в жизни человек с его верой в новую религию встаёт перед выбором — забыть Роллс-Ройс, чтобы согрешить походом на нудистский пляж, или поступить праведно, потребовав огромный автомобиль. Сатана подсказывает мне, как всегда, выбрать нудистов. Итак, я удовлетворяю третью ипостась мoей троицы — секс.
Да, я знаю, это не политкорректно говорить, но я люблю видеть молодых женщин в их натуральном виде. Люблю те чувства, которые этот вид вызывает, то одухотворение…
ОК, это мой первый грех. Я чувствую себя Адамом. Надеюсь, что здесь не появится змея.
Итак, я на нудистском пляже. Большинство обитателей составляют пожилые мужчины и маленькие дети. Причем детки все с прикрытыми прелестями. Почему же этим пожилым мужчинам так радостно гулять голышом? Вот приходит сюда прекрасная леди. Она почти полностью одета. О, Сатана! Я убью тебя однажды! Я присоединюсь к детям Авраама в Судный День и лично покончу с тобой! Обещаю!
У меня мог быть чудесный день сегодня! Я представляю себя и мой Роллс-Ройс, двигающимися по Зильту. Все прелестные и тоненькие дамы бегали бы за мной, восторженно деля свою собственную прелесть с Ройсом! Почему я не подумал об этом?! У меня могла появиться своя собственная нудистская колония внутри Ройса. Но нет, я послушался нашептываний Сатаны. Какой же я дурак! Вместо этого я сейчас стою как нищий и обозреваю старые мужские морщинистые тела…
Я обязан просить прощения. Предлагает ли новая религия Спасение? Может ли человек раскаяться и быть прощен? Мой новый Бог —священный Евро — дает мне шанс. «Иди в Занзибар» — слышу я отчетливый голос священного Евро, и выясни, нет ли у них Роллс-Ройса для тебя. И я иду. Если вы едете к Занзибару, то вот мой совет: здесь негде парковаться. Все места забиты. Целая цепочка из дорогих автомобилей с кислыми рожами богатых внутри стоит вечно в ожидании. Я осмотрелся вокруг — ни одного Роллс-Ройса. Мой Бог Евро играет со мной точно так же, как Израильский Б-г играет со своим избранным народом.
По крайней мере надо хорошо поесть. Я сажусь за стол и смотрю в меню. Сначала — список вин. Он огромен — страница за страницей. Вот одно из названий, за которое цепляется мой взгляд: 2001er Chateau Cheval Blanc, 1er Grand Cru Classe A, Imperial 6,01. Стоит всего 6500 Евро. Немного великовата бутылка. Но у них есть и бутылка более нормальной величины — всего за 4000 Евро.
Херберт Секлер, мистер Занзибар, подходит, чтобы поприветствовать меня. Я хотел бы узнать у него, как ему удалось достигнуть таких грандиозных успехов. Я слышал от членов его команды, что они в сезон в среднем обслуживают по 4000 человек в день. Это огромное число! — «В чем секрет?» — спрашиваю я у него. — «Когда вы приходите сюда, то вы можете это почувствовать… но я не могу ЭТО описать».
Этот Секлер говорит как Пикассо, как художник… Неожиданно…—»Ну, поговорите со мной, мой друг!»
— «Я всегда прислушиваюсь к клиентам. Если они говорят, что им нравилось то или иное блюдо, я прислушиваюсь. И я даю им то, что они хотели. А когда они сказали, что хотели бы иметь майки — я сделал для них майки. Мои клиенты говорят мне, чего бы им хотелось, и я даю им это. Это очень важно. Я также прислушиваюсь к своей жене. Я никогда не менял жены. Мы вместе уже 30 лет. Может, в этом секрет. Когда я начинал, то понятия не имел, что все пойдет именно так». — «И…?» — «Я из очень бедной семьи. Мои клиенты очень богаты. Но послушайте: никто из них не оставлял мне завещания. Мне пришлось тяжело работать. Я не получил ничего ни от кого в подарок».
— «Каково типичное поведение богатого клиента?» — «Он знает, что такое хороший сервис. Он заказывает и никогда не ноет: «Где мое блюдо?», — если не получает его немедленно. Он знает, что на все нужно время. Это очень по-немецки, говорить, что бедные — хорошие, а богатые — плохие. Но это неправда. Я был беден. А теперь я богат».
— «А вы обслуживаете здесь и бедных?» — «Зильт — одно из прекраснейших мест в Германии. Никто из бедных людей не приезжает сюда на этот остров… Мои клиенты богаты, очень богаты». — «Что делает блюдо ОЧЕНЬ ВКУСНЫМ?» — «Разница между хорошим блюдом и очень хорошим очень-очень мала. У меня талант понимания вкуса, но я не могу описать это словами». — «А что Вы думаете об Иоханнесе Кинге? Вы посещаете его ресторан?» — «За последние 15 лет я не посетил ни одного чужого ресторана. Разве что Мак Доналдс, дети любят его». — «Как долго Вы планируете работать?» — “Если я уйду отсюда, то только на кладбище». — «Что Вы думаете о немцах?» — «Немцам не должно быть позволено надевать униформу. Как только немец надевает униформу, он меняется к худшему. У нас был здесь один человек, он собирал плату за пользование пляжем. Он работал здесь много лет. Очень приятный человек! И тут кто-то решил одеть его в униформу. У него была шапка с надписью «Охрана». Как только он нацепил эту шапку, переменился до неузнаваемости: стал грубым, агрессивным, стал придираться к людям… Не должны были они давать ему этой шапки. С ним невозможно стало разговаривать. Был приятным человеком — стал грубым человеком. Вот это — немец. Что-то сразу случается с нами, как только мы надеваем униформу… Я не могу это объяснить».
— «Люди без униформ! У вас есть страхи? Что мучает вас?» — «Лично у меня есть страх стать бедным снова и потерять все, что у меня есть… У меня бывали эти кошмары каждую вторую ночь, а теперь они бывают каждый месяц.» — «И как Вы справляетесь с этим?» — «Когда это случается ночью и я просыпаюсь от панической атаки, я встаю, иду к компьютеру, я смотрю на цифры — и чувствую себя лучше…»
Этот мистер Занзибар знает, что такое прожить жизнь, и знает, как ею наслаждаться. Он выкуривает ежeдневно 2-3 пачки сигарет без фильтра, очень много пьет Колу Лайт и любит хлеб. Он полный человек, с радостной улыбкой на лице и вполне сгодился бы на роль Санта Клауса в Мейси. Он приглашает меня отведать его блюда. Я решаюсь на Nordseesteinbutt — рыбное блюдо размером c трактор. Я решаю, что мне надо бы еще и бутылку Romanee Conti к нему. В конце концов —капиталист я, или кто?
Херберт одаривает меня подарком, прежде чем я ухожу. Это симпатичный свитер, как раз моего размера. Чудесно! Доставка автомобилем из Занзибара в местный супермаркет занимает около 10 минут.
В секции пряностей можно купить специальную приправу — желтенькую с виду. Или, чтобы быть более точным, — позолоченную снаружи. А если быть совсем точным — ЗОЛОТУЮ. А вот и надпись на банке: Золотые хлопья. Настоящие пластины золота — 22 карата. Хранить в сухом месте. Маленькая баночка золотых хлопьев — 25 Евро, а бОльшая — 99 Евро.
Оказывается, люди здесь едят золото! 200 маленьких баночек были распроданы тут за последние пару месяцев по словам работника магазина. Покупательница, проходящая мимо, замечает, что она бы посыпала свои пирожные золотом… Как я понял, вынужденным капиталистам приходится глотать блюда, поcыпанные золотом. Такое поведение лучше всего назвать декадансом, но давайте не вдаваться в политику.
Не спрашивайте зачем, но я покупаю для себя ликер с золотом. Он называется Голдвассер… это мой маленький сувенир. Зильт. Германия.
Но поистине прекрасным явлением в Зильте является его природа. Это визуальное чудо! Здесь можно полнейшим образом ощутить перепады приливов и отливов моря. Они сменяются каждые 6 часов. Когда происходит отлив и море отступает, вам следует погулять по почти сухому песку, по земле. Хотя на самом деле вы посреди океана. Постойте здесь и оглянитесь вокруг. Небо — повсюду, оно ваше, вам принадлежит рай. Вы видите его повсюду, крутясь на 360 градусов, а вы — в середине. Это удивительное ощущение! Вам кажется, вы видите весь мир, и вы в жизни не видели такого восхитительного неба — чистое, сияюще голубое, с пузырем, словно драгоценным камнем сапфира над вами. Этот поразительный глобус с бриллиантом в образе солнца — и все это ваше!
Это Зильт. Рай на земле. Но только не заблудитесь в ваших думах и мечтах… Через час начнется прилив. И если вы не побежите, спасая свою жизнь, вы будете сметены вместе со своими мечтами…
Зильт прекрасен, но он может очень быстро стать опасным… Tакова и Германия. Сияющий камень на планете, с виду бриллиант. С прекраснейшей музыкой. Но вызывающая опасные мысли.
Будет ли Германия спасать себя при опасных приливах и бежать со всех ног на безопасную землю, когда грозит опасность? Лишь Германия может ответить на этот вопрос. Только германцы могут спасти себя от клише и стереотипов, которые, к сожалению, отражают их истинный цвет. Но германцы же люди, которые доказали, что они в состоянии успешно реставрировать каждый камень своей истории с их подлинными мельчайшими деталями во всем блеске, они же будут способны реставрировать человеческую честь и достоинство, создав из ничего крепкий позвоночник для себя самих и повернуться по направлению к лучшему. Если кто-то смог бы это сделать, то только немцы.
Уйти от навязанной политкорректности. Уйти от «мы решаем вместе». Уйти от группового мышления. Уйти от «интеллектуального мышления». И уйти от мыслей об евреях — плохих и хороших. Оставить евреев в покое. Время пришло, чтобы немцы думали о себе, для себя. И сделать это до того, как начнется прилив.
А для меня время закончить путешествие. Дания находится по ту сторону вод, и через 10 минут мне надо будет сесть на судно, которое привезет меня туда.
Позади я оставлю эту книгу, содержащую виды и звуки современной Германии, которые видели мои глаза и слышали мои уши. Эта книга, если могла бы разговаривать, сказала бы: Я — Германия. И хотя в ней есть также и мысли этого писателя, они отражали лишь первые впечатления от людей и мест в Германии.
Я уже на корабле. И, как только он начинает свое движение по воде, я оглядываюсь на страну, в которой провел последние несколько месяцев. Я думаю о тех вопросах, с которых я начинал беседы: Кто такие германцы? Есть ли что-то большее в определении германцы, чем строчка в паспорте? Является ли Германия одной нацией? А может — двумя или тремя?
Да, разумеется. Есть что-то общее в германцax. Германцeв, с которыми я повстречался на востоке и западе, в центре, на севере или юге, объединяют некоторые качества, которые позволяют называть их германцами. Это любовь к технологии, самооправдание, внутренний антисемитизм, культурная любознательность, упрямство, визуальная гениальность, соперничество и подражание Америке, приверженность букве закона, мозговая тупость и самое худшее из всего — детский экстремизм.
Будучи в Берлине, я встретился с крупнейшим интеллектуалом, знаменитым журналистом и писателем Петером Шёлл-Латуром. Мы уже поговорили, и когда я собрался покинуть его пентхаус, он сказал мне следующее: — «Как немец я умоляю Вас не думать, что большинство немцев — антисемиты». Хорошо — и да, и нет. Антисемитизм, с которым я столкнулся в Германии, сознательный и бессознательный. Возможно, здесь имеет место скорее связь с психологической историей Германии, чем с сознательным антисемитизмом. Возможно, это из серии: я должен обвинять того, кого я убил. Это не тот антисемитизм, с которым я столкнулся, скажем, в Польше. Польский антисемитизм, насколько я знаю, корнями уходит в религию. Немецкий же антисемитизм основан на психологии и нарциссизме. Дедушка и бабушка строили развлекательные центры, такие как зоопарк с крематорием, и я не могу с этим жить. Для стариков это было два удовольствия на один билет, а для их внуков — это двойной ужас. Поэтому наиболее быстрый, какой-то детский способ облегчить вес давящего на них груза — это обвинять евреев. Вот они, мол, настоящие нацисты, а не их дедушки, и ни в коей мере бабушки.
Несколько дней назад у меня была интереснейшая беседа с Джиованни ди Лоренцо, «половина на половину» в этой книге. Он хотел напомнить мне о большой перемене в Германии, связанной с иммиграционной политикой. Результатом стало иммигрантское сообщество. Хорошо, но вопрос ведь в том — кто эти иммигранты? Я встречался с некоторыми из них и рассказал о них в книге. Они такие же антисемиты как и немцы Германии. Есть и другие, о которых я не упоминал, как например, студент из Гамбурга. Он поднимал стакан с Колой в честь меня и в память о моей семье, которая «скоро умрет по воле Аллаха». Это было не смешно.
Но следует оговориться: Немецкий антисемитизм отличается от антисемитизма исламского, не важно, в Газе он или в Дуисбурге. Я прекрасно провел время с турецкими людьми из Марксло, несмотря на прискорбный антисемитизм, с которым я столкнулся здесь. Но несмотря на различие в мыслях мы все же наслаждались обществом друг друга. Я считаю их расистами, а они считают расистом меня. Но мы прекрасно понимали друг друга. Мы обсуждали тему «расизма» совместно, но мы ели вместе, смеялись, когда писали по утрам, и в общем проводили вместе время нашей жизни. Этого никогда не случалось с немцами, дети никогда не станут играть с «плохими» людьми. Исламский антисемитизм основан на политике, или на религии, а немецкий антисемитизм гораздо глубже.
Было бы гораздо проще иметь мирное соглашение с палестинцами, и между арабами и евреями вообще, чем выкорчевать устоявшуюся ненависть немцев к евреям. У первых двух — все на столе, без сюрпризов. У третьих все завернуто в тяжелые заумные аргументы и ослепительные для глаз волшебные цвета, за которыми спрятаны многие маски, обычные для сегодняшней Западной Культуры.
Я обобщаю? Да, я это делаю. Но, прошу прощения, это то, что я видел. — «Вы, американцы всегда обобщаете». — Когда эти мысли наполняют мою голову, единственная эмоция овладевает мной: мне хочется плакать. Маленькая мечта, которая у меня была когда-то — купить маленький домик в Берлине — полностью исчезла на данный момент. Я не думаю, что сделаю это в обозримом будущем, по крайней мере, в этой жизни… Германия становится все меньше и меньше по мере приближения к Дании. Я смотрю на ту страну издалека и представляю себе её в виде чайника. Кипящего чайника.
Время движется, судно идет вперед, и вот уже нет никакой Германии. Я высаживаюсь в Дании — стране, которая поражает меня своим спокойствием. Возможно, она тоже чайник, когда смотришь на неё издалека, но это не кипящий чайник. Просто чайник. В Дании, похоже, чай уже приготовлен и люди, расслабившись, пьют его. Не будет ли здесь скучно? Уже через час я чувствую, что скучаю по Германии — по этому кипящему чайнику, который никогда не остывает.
У меня есть с собой Золотой Ликер — мой сувенир из Германии. Золотые хлопья осели на дно, как золото на Германском флаге, лишь черного нет наверху. Стоит только слегка покачать бутылкой, как все золото всплывает наверх во всем своем блеске и полноте. Возможно, что и Фатерланд, если его взболтать, тоже вытолкнет всё золото наверх. Встряхни его, бэби. Я люблю тебя, детка.
Оригинал: http://z.berkovich-zametki.com/y2019/nomer1/ttenenbom/
