Где сроки спутаны, где в воздух ввязан
Дом ― и под номером не наяву!
Я расскажу тебе о том, как важно
В летейском городе своем живу.
М. Цветаева 1923
«Ненавижу туризм ― набег на чужую душу», «путешествовать надо навстречу себе» ― эти мысли М. Цветаевой стали для меня ориентиром, когда появилась возможность посетить столицу Чехии, где поэтесса, несмотря на бедность в 20 гг., была счастлива и в творчестве и в любви. «Летейский город, где сроки спутаны, где в воздух ввязан дом…» манил меня как магнит…
На втором курсе филфака МГУ в 1967 меня не пустили в Прагу. Несмотря на высокие оценки партбюро не понравилось, вероятно, мое лицо, отмеченное печатью пятой графы… Как бы чего не вышло ― социалистический лагерь надо было «бдеть», а тут внешность ненадёжной национальности… А может мое демонстративно бедное ― студенческое, но эффектное одеяние вызвало подозрения?! Не пустили, как и многих.
И десятки лет Прага мерцала для меня, как маяк в ночи, недостижимый оазис, где завораживает воздух свободы культуры, древней и современной. Мелодии Карела Гота, «Латерна Магика» ― первый в мире виртуальный театр, старинные замки, легендарный «Голем» гетто, само слово «сценография» ― символ поисков режиссеров ХХ в. от Крэга до Пискатора, от Брехта до Мейерхольда родилось тоже в Праге в театрах Эмиля Бурьяна и в Йозефа Свободы…
На пятом курсе у меня вдруг появился странный друг ― араб, сбежавший от смерти с родины, женатый на чешке с домашним адресом из Праги!.. Все эти годы, где бы я ни была, он присылал мне книжки о Чехии с графикой жены и подписями типа: «Я слышу сердце друга моего, а все кругом печально и мертво»… Прага манила меня и его личной тайной. Адрес дома звучал во мне как пароль, ключ, который должен был открыть, объяснить мне и его, и Прагу…
Год 2018. Уже 28 лет жизни в пустыне Иудея рядом с Иерусалимом. В январе вышла моя книга «Феномен Израильского Театра» ― итог размышлений о «сверх свободе» культуры на сценах возрожденного государства иудеев. Это был мой путь, не поддержанный никем, но неожиданно вдруг оценённый на Рош ха-Шана Союзом Деятелей Искусств Израиля. На премию и с новорожденной бумажной «девочкой» я наконец-то очутилась в Праге ― манящем острове света, городе Цветаевой назло всем прошлым преградам…
Я выбрала место намеренно не в центре ― отель «Моника» располагался на вершине одной из гор над Влтавой, пересекающей весь город. Из окна каждое утро открывался вид на сверкающий зеленый простор, в котором утопали разноцветные небоскребы. За пределами центральных улиц приходилось двигаться по старинным каменным кладкам и подниматься в гору по шатающимся обрубленным лестницам. Каждый вечер я дышала чистым спокойным воздухом и чувствовала себя где-то на стыке прошлых веков, в тишине подлинной чешской истории, когда двигалась среди тихо беседующих горожан, уютно устроившихся в крошечном кафе «Гамбринус» в переулке у отеля. Бело-золотой антикварный номер в модернистском стиле, с будуаром, джакузи и окном к птицам в горы, дополняли картину моего «рая».
Район «Прага 4», где туристы были редки, по образу быта, с уважением к индивидууму, гордо именовался «чешской Англией», что отвечало моим самым тайным желаниям: забыться, преобразиться, возродиться…
Первый выход в город сразил наповал: юноша с Украины на чисто русском (на фоне чехов, которые часто и английского не знают!) вывел меня из лабиринта к трамваю, подарил билет и вдруг сказал: «Выходите здесь. Перейдите мост и сверните налево» Я доверилась и попала на берегу на международный фестиваль еды ― фиесту деликатесов со всего мира: горячие блинчики вьетнамские соседствовали с индийскими, японскими такимаки, чешским пивом, грузинским шашлыком и шоу кунг-фу. Возбуждающие вкусы, ритмы, смех дурманили, как крепкий бальзам… Но укололо одиночеством в шумной толпе: вспомнила, что в Праге есть друг, помнящий меня с юности. Не зная, где я нахожусь, вышла на дорогу в никуда. Чужие дома наглухо закрыты, машины мчали не останавливаясь. Отчаявшись, я побрела назад, и прямо передо мной заехало на берег такси с новыми желающими полакомиться…
Чудеса бывают. Шофер знал английский, но предупредил, что мой адрес ― за Прагой: ехать долго и дорого. Я объяснила, что ищу Человека и согласна на все. За окнами поплыли витые небоскребы… Тогда я впервые увидела «Танцующий Дом» ― праздник начался!
«Танцующий» дом на берегу Влтавы
Адрес был верный. На дверях увидела знакомое имя: Др Саид. О я стучала, как безумная в свою молодость… Ни шороха… Внизу ждал шофер отвезти назад ― не покидал страх глухих дверей. Терять было нечего, и я обратилась к соседям. Благо они знали английский, и поняли, что к доктору «приехала коллега из МГУ»… Они успели записать телефон и сказали, что рядом есть еще один дом сына, где мой друг может быть… С телефона шофера, ибо мой в чужой стране отказал, я услышала незнакомый голос, который не узнавал меня…
«Где Вы находитесь? Напротив дома? Ждите. Скоро буду»
Я отпустила своего спасителя и с нетерпением стала всматриваться в даль, вспоминая наши встречи в высотном здании МГУ. Он был тогда в семидесятых черноволос, умен и фантастически обаятелен. Диссертация по русской лингвистике у знаменитого профессора Виноградова преображала его. А я тогда гордо вышагивала по общежитию перед защитой диплома… Нас сблизило тогда ― духовное родство: счастье университетских достижений и тревога за будущее… Я не понимала его интереса ко мне, а он объяснялся загадкой: «Моя родина там, где мои друзья». И где бы я ни была, раз в год ― поздравлял…
В 2018 навстречу мне шел старик: худой, элегантный, с натруженной спиной, седыми бровями и белой головой. Лишь темные глаза были так же глубоки и неистовы, как знаки души, мятущейся в клетке.
Друг юности
Мы прорывались друг к другу, как к своей юности, и с трудом вспомнили все. И сына в люльке, которого он приветствовал одним из первых, предугадав мой путь за ним; и его изначальный лингвистический талант, благодаря которому он не только преподавал в университетах философию и языки, но написал книги на чешском, английском и арабском, создал издательство и организовал фестивали, посвященные синтезу разных культур. Атмосфера дома, настоянная на любви и взаимопонимании, напоминала храм, куда хозяин никого не допускал ― лишь редких избранных. Святая святых были здесь помимо его рукописей ― картины жены Лады, где в сочетании цветов и линий прочитывалась бесконечность, и даже реалии быта вписывались в их личный интеллектуальный диалог. Все эти годы я получала графические символы, визуализировавшие послания мужа. Я чувствовала, что их создавала одна душа абсолютно понимающих друг друга людей. На одной из стен висел двойной зеркальный автопортрет, где знакомый мне с юности мощный черноволосый красавец с бокалом вина обнимал худенькую, стриженную, как мальчик, женщину с кистью в руке. Нескрываемая радость освещала их столь разные лица, где не различались уже тела, нарисованные в едином цветовом коричневом земном потоке…
― Расскажи, наконец, как вы встретились? Как ты вообще попал в Прагу? Что произошло?
― Мой брат при Асаде-старшем был коммунистом. Его должны были посадить в тюрьму, но он исчез. Вместо него взяли меня. Мне было 16. Пока я сидел, заболел так, что начал умирать. Тюремщики решили избавиться от ответственности и отправили меня домой. Той же ночью мои друзья на плечах принесли меня в самолет, который довез до Бейрута. Оттуда путь лежал в Софию, где я должен был поступить в больницу и на учебу в университет. Но по дороге что-то случилось в воздухе ― и самолет приземлился в Праге. Меня сразу отправили сюда в Брандыс над Лабем лечиться и в общежитие. Здесь на остановке автобуса меня заметила мама Лады и пригласила на обед…
Дальше рассказывала Лада:
― Мы были юными, играли, учились, и ни о чем не думали. Но однажды Саид снова исчез. Мы с мамой разыскали его в больнице. У него никого не было. Мы были единственными, кто его навещал. И однажды он спросил меня: «Ты приходишь ко мне, как к брату, или как к любимому?» Я просто хотела, чтоб он выздоровел, и сказала: «Как к любимому». Я ничего тогда не чувствовала. Любовь пришла гораздо позже, когда поженились.
Жена Лада ― художница
Главное потрясение ждало меня, когда я узнала о родителях Лады.
― Все произошло только из-за моей мамы. В годы войны ее воспитывали в католической семье, чтобы спасти жизнь. Моя мама знала, что такое одиночество среди чужих. Мой отец ― чех, адвокат. Он разыскал документы о рождении жены, где в синагоге было написано, что она ― еврейка. Ее звали Хана… Моя племянница построила генеалогическое древо до XIV века. По материнской линии я еврейка, но все жили как обыкновенные крестьяне и не знали, кто они… Я никому не говорю и сейчас, что я ― еврейка, только самым близким.
На одной из стен дома я увидела Хану: большие глаза, обращенные вверх, в черном перманенте волос, и руки с длинными пальцами на фоне раскрытого пианино. Она была музыкантом. Вся фигура излучала покорность, какую-то забитость и бесконечную доброту… Лада нарисовала уже по памяти, образ изнутри, так могла воссоздать мать только родная дочь… И подумалось:
«Еврейка галута, прикрытая только близкими и не защищенная ничем, кроме стен своего дома. Вероятно от этой общей замкнутости и тоски она, уже имея все, заболела и ушла…»
Меня озарило: вот откуда бесконечная душевная глубина, милосердие, ум, доброта ― «идишкайт» самой Лады…. И то запредельное, невозможное в мире современного иудео-мусульманского противостояния ― счастье, чувство «святая святых», которое Бог даровал арабу и еврейке, доказывая еще раз, что Ему, как в Библии, подвластно все.
― Лада, ты понимаешь, что все вы с сыновьями и внуками имеете право на Израиль? Хотя Саиду будет очень трудно…
― Понимаю, но мы уже старые, чтобы куда-то двигаться. Мы всю жизнь живем здесь у Праги над Эльбой. Но наш старший сын ― архитектор, и он реставрирует и церкви и синагоги. Это он составил опись всех еврейских центров Чехии. А младший сын ― математик, технократ. Старший все время спорит с отцом. На фоне террора мусульманство в его глазах потеряло ценность. Саиду очень больно…
Я никогда не воспринимала своего друга враждебно. На поле культуры духа нет границ! Так было принято в московском университете. И его лингвистический талант, громадный духовный и душевный масштаб, его опора на свою национальную традицию были мне всегда интересны. Я привезла в дар свою книгу об израильском театре, а Саид подарил мне свои труды: «Краткую Арабскую энциклопедию», «Арабскую каллиграфию» и «Мусульманский пациент», изданные им на чешском.
Из книги «Арабская каллиграфия»
― Понимаешь, в Европе ничего о нас не знают. Я написал об арабской истории и культуре, о нашем мироощущении, чтобы хоть как-то познакомить людей с нами. У меня был в Праге единственный в стране очень успешный магазин «Восток», где можно было достать книги и на арабском. Его разгромили. Я остался ни с чем. А после взрывов и наплыва беженцев чехи просто заболели. У меня на почтовом ящике написали: мы убьем тебя! Я всю сознательную жизнь провел в Чехии. Меня знают в Карловом университете Праги. Я араб, но мои книги на чешском признаны в стране лучшими по языку, я даже получил премию. Из правительства звонили, готовы дать сколько угодно, если я напишу их историю. Но меня все равно ненавидят. А после угрозы на почте я стал бояться идти домой. Большую часть времени я провожу в доме сына…
В глазах друга был страх загнанного в тупик удивленного зверя, не согласного с преследованием охотников. Ведь не виноват, что природа создала его таким, каков он есть, и что судьба его сложилась именно так, а не иначе ― на разрыве между Западом и Востоком! В своей книге «Мусульманский пациент» он, подобно тяжело раненому герою известного английского фильма, объясняет интервьюеру свой внутренний мир носителя арабской цивилизации и призывает учитывать «принципы диагностики, терапии и коммуникации», исходя из фактов мусульманской истории и культуры. На огромной территории от Габона, Мавритании до Сьерра Леоне и Узбекистана он описывает значение Корана, арабские законы жизни и смерти и даже отношение к пересадке органов… Книга предназначена для взаимопонимания и мира.
Я смотрела на своего давнего друга, стараясь не вспоминать кровавые теракты в Израиле, где мог погибнуть любой, даже мой сын… Я старалась схватить суть его развития за десятилетия после Москвы. Ведь духовный корень у нас был общий ― философия культуры. И естественно пригласила в свою Иудею на достопримечательности… Но на свой вопрос, «а ко мне в гости в Иерусалим?», получила неожиданный резкий ответ:
― В Палестину я не приеду никогда.
В книге «Мусульманский пациент» он посвятил государству «Фалястын» с Иерусалимом как его главной святыней почти страницу…
И я поняла: несмотря на то, что чувствуем и понимаем друг друга, мы на разных берегах, и с места нам не сойти! Ибо больше всех стран на свете ценю еврейский Израиль, который не воспринимает вообще мой друг…
Однако в Праге именно еврейки спасли араба от одиночества и смерти. И я чувствовала себя между Ладой и Саидом, который до сих пор «рассказывает ей на ночь сказки», как в запредельном мире ― в неэвклидовом пространстве, где возможно все!
Ангел победы у Карлова моста
Какой праздник в центре Праги устроили они мне на день рождения 25 сентября! Их глазами я увидела и старинные часы, за которые Мастера лишили зрения, чтоб не создал более ничего подобного… И скульптуры, украшающие мосты и храмы, и подземный ресторан «У Золотого Льва», где до сих пор по легенде бродят призраки… И музей «Франца Кафки» на берегу Влтавы… Вместе с ними удалось покататься на карусели и даже попасть в мир огромных живых бабочек… Мгновение остановилось, ибо было прекрасно, как в детстве…
Больше мы не встретились. Не сработала телефонная связь. Последние три дня я бродила по «Городу Юзефа» ― Еврейскому Гетто Праги в поисках той ауры, которая осчастливила моего арабского странника.
Это был весь центр ― в руках у меня была карта Prague Jewish Town, вокруг десятки веселящихся туристов, и я не могла понять, что здесь еврейского? Архитектура в стиле парижского модерна, названия улиц чисто чешские (Яхимова, Капрова, Бржехова, Хиршбитова). На дверях ни намека на мезузы. Стены, что невозможно у евреев, украшены человеческими рельефами даже бабами с рыбами… С большим трудом я нашла кассу гетто, где выдали билет на посещение сразу всех синагог, как на представление. Я испытала подлинный шок, когда обнаружила между синагогами рядом со входом в Старое «жидовски» кладбище на узенькой улочке богатые магазины и открытые киоски. Шла оживленная продажа сувениров… Первое, что возникло: «Аттракция! Чехи сделали из своих евреев приятное времяпрепровождение, источник личного преуспеяния…»
Интуиция не обманула ― такова была вообще история взаимоотношений ведущей нации с чужим племенем, исповедовавшим единобожие. Основательница Праги прорицательница Либуше заповедала своим наследникам принять в будущем чужой народ, верящий в единого бога. «Пусть твой внук возьмет их под защиту, ибо они принесут плодородие на наши поля» Так и случилось в 850 году, когда после разрушения Московии в Богемии появилась еврейская община.
«Мы будем твоими верными подданными и будем молить нашего Бога, чтобы он дал тебе и твоему народу славу и победу»
Правнук Либуше, князь Гостивит, следуя завету родоначальницы, принял их милостиво. Уже первый чешский летописец Козьма Пражский рассказал, что евреи так мощно поддерживали Гостивита и продовольствием и деньгами, что ему удалось изгнать немцев из Богемии. Позже в награду в 907 году евреям был отдан огромный участок на правом берегу Влтавы. Он так и назывался еврейский город. До конца XV века евреи Праги жили в полном покое. Позже на почве зависти и ненависти к религиозным чужакам рождались сплетни, слухи, наветы. Легенда о Големе, созданном Махаралем в XVI веке ― защитнике гетто возникла не случайно. Евреев преследовали, изгоняли, а потом звали назад. Среди деревянных домов, охраняемых огромными воротами, запиравшимися на ночь, до конца XIX века ютились добротные деревянные дома. Между ними возвышались прекрасные синагоги: Майзелова, Пинкасова, Высокая, Староновая, Иерусалимская, Клаузова, Испанская.
Вход в Высокую синагогу и центр еврейской общины Праги
…Старый еврейский город процветал, несмотря на погромы. В 1850 г он получил название Йозефов в честь австрийского императора Йозефа, который издал первые указы об уравнивании евреев в правах с местным населением. Гетто Йозефов стало одним из районов Праги. Это было замечательно с одной стороны, а с другой, привело к тому, что в 1893–1913 еврейские дома, часть синагог были разрушены, а на их месте построены новые многоэтажные во французском стиле времен Наполеона… Это были те самые «здания гетто», которые так потрясли меня базарной пышностью архитектуры и их несоответствием еврейской традиции. Впрочем, и население там уже было смешанное ― атмосфера сосредоточенной духовной тишины осталась в легендах. Чехи, поселившись там, привнесли чувство самодостаточности, жизни ― праздника, рационально организованного благополучия… В 1939 они так легко сдались Гитлеру и предали своих евреев! Лишь бы сохранить этот архитектурный «паредайз» над Влтавой… Жертвы отправлялись в Терезиенштадт ― «Гитлеровский рай для евреев» упорядоченно. >…< Какие гениальные пражане сгорели там: композитор Виктор Ульман, режиссер Густав Шорш, музыканты братья Хаас, художница Фридл Брандейсова, комик Карел Швенк, поэт Хануш Гахенбург и дети, дети, успевшие спеть оперу «Брундибар» в пропагандистском фильме и в полном составе отправиться в печи Освенцима…
Я вспомнила о каждом из них в Пинкасовой синагоге, где звучал псалом «Эль Мале Рахамим» ― высокий хазанут ― плач над нескончаемыми настенными списками местных евреев, погибших в Катастрофе. Атмосфера внимания и сочувствия трагедии смирила меня наконец с толпами туристов, которые менялись в лице, заходя в еврейские святыни. На кладбище я видела, как многие из них клали записки, монетки и молились у могилы МАХАРАЛа ― еврейского цадика, каббалиста, защитника гетто, создателя Голема…
Могила МАХАРАЛа
Подобный трепет иностранных гостей я наблюдала и в других действующих синагогах, которые по расписанию между молитвами открыты для всех. Особое впечатление произвела на меня женщина европейской внешности в Староновой синагоге, увидевшая во мне израильтянку и заговорившая вдруг на русском с чешским акцентом.
― Меня зовут Хана. Я прошла гиюр и мечтаю привезти своих детей в Израиль. А пока я работаю экскурсоводом по гетто и буду рада рассказать, где ты находишься.
Я взглянула на высокие готические потолки, метровые беленые стены с узкими синими окошками и алюминиевые блестящие подносы на стенах.
― Не удивляйся. Эта синагога самая древняя ― она построена в 1270 евреями, изгнанными из Московии, на старом каменном основании еще тех, которые по легенде здесь жили во времена второго Храма, потому и называется Староновая. Широкие каменные стены сохраняли ее от пожаров и погромов, а мужчин отделяли от женщин, наблюдавшими за молитвой сквозь эти синие щели. Металлические круги натирали до блеска и зажигали перед ними свечи. Это было не так как сейчас при электричестве.
Бима в Староновой синагоге
Я представила себе в полумраке неверного света мистическое торжественное богослужение и невольно вспомнила Голема, который по легенде до сих пор наблюдает за гетто с чердака Староновой синагоги.
«Ибо избрал Господь Сион, возжелал его в жилище Себе» (Псалом 132:13) ― написали над входным порталом в 1618 при ремонте синагоги, в котором участвовали не только евреи, но и их христианские соседи
Я заметила, что в архитектуре всех синагог гетто были использованы готические традиции христианского окружения с сохранением внутри еврейской символики. В голове стучали вопросы: что это ― жалкая ассимиляция, стремление раствориться в окружении из страха, чтобы выжить, или симбиоз традиций, основанный на взаимоуважении, понимании лучшего у соседей, для создания новой художественной реальности?
«Иерусалимская синагога» построенная на средства «Общества для строительства нового храма» в 1905 по проекту чеха Вильгельма Штяссны евреем Алоисом Рихтером, убедила меня в уникальности пражского диалога. Главный фасад отличала мощная арка в мавританском африканском стиле со звездой Давида на окне и библейским стихом по контуру: «Вот врата Господа, праведные войдут в них» (Псалом 118:20).
Иерусалимская синагога, фрагмент
Вытянутое пространство синагоги было ритмизировано полукруглыми мусульманскими в испанском стиле арками, поддерживающими верхние галереи для женщин. Высокий ковчег ― Арон ха Кодеш украшен виноградным рельефом и изображением скрижалей с Десятью заповедями. А на западной галерее ― христианский орга́н, элемент готики.
Среднюю аркаду входного портика окаймляет цитата: «Ведь отец один у всех нас, ведь Б-г один сотворил нас!» (Трей Асар, Малахи, 2:10)
Несмотря на разницу стилей и там охватывает посетителей космический покой, звук тонкой тишины, торжественный мир под сенью Всевышнего… Полифонная гармония Иерусалимской синагоги многое объяснила мне в тайне личного счастья араба Саида и еврейки Лады, моих дорогих друзей, которые именно в Праге ― городе открытых диалогов, надмирной космической реальности… смогли найти свою дорогу в рай.
Лада Бычовска «Рождение планеты»
А я, испытавшая шок от пражских еврейских контрастов, обрела покой и ответы на все свои вопросы о том, что такое чехи и в чем секрет их успеха лишь в последний день, когда попала на открытие 136 сезона 2018–2019 в «Народни Дивадло» на оперу Бедржиха Сметаны «Либуше» в режиссуре Яна Бурьяна.
Декор сцены «Народни Дивадло»
Здание, родившееся по инициативе композитора из общих усилий на собранные деньги, чудо классической архитектуры, где золото настенных украшений, картины занавеса и потолка сверкают в блеске огромных люстр и свидетельствуют о культурной самопрезентации. Открытие его в 1881 было торжеством свободы чешского искусства, неподвластного империи Габсбургов.
Убранство, сцена, зрители ― все было в тот вечер праздником зрения, слуха, сердца.
Музыка Б. Сметаны, ученика Листа, последователя Бетховена, мощная и успокаивающая, звучала возрождающей симфонией народной речи, патетической взволнованной декламацией.
Либретто Йозефа Вендика ― историка, обобщившего легенды, было представлено режиссером Яном Бурьяном, сценографом Даниэлем Дворжаком и хореографом Петером Зуска как ожившие в виртуальной реальности древние манускрипты, скульптурный театр истории. Компьютерные эффекты «Латерны Магики» внутри классических текстов создавали объемное соборное действо с восторженным залом, как его частью.
Афиша оперы «Либуше» Б.Сметаны, реж. Ян Бурьян, Национальный Театр, Прага, 2018
Великолепное сопрано Даны Бурешовой в главной роли «Либуше» венчали постановочную пирамиду как гимн нации, преодолевшей в истории войны и горе, но не сдавшейся в стремлении к свободе, народа, чье нынешнее процветание она предсказывает в эпилоге. Зал стоя приветствовал завещание предков ― призыв к согласию между собой, как основу победы…
Улетая в Израиль, я вспомнила слова Торы: «Проклинающие тебя будут прокляты, а благословляющие ― процветут»… Нынешний международный успех Чехии, демонстративно лояльной ко всем своим гражданам (особенно к евреям, чей лев с двойным хвостом по указу короля Вацлава в гербе города!) ― тому доказательство…
Герб Праги
Прага потрясла меня, подарив духовную силу и надежду на возрождение…
Оригинал: http://z.berkovich-zametki.com/y2019/nomer1/zareckaja/
