Ленин и Сталин против интеллигенции0

Незабвенной Нине — первому читателю 
этой работы в 1976-1980 годах и главному
моему критику на протяжении всей
совместной жизни посвящаю

 История создания этой книги

Прошло более четверти века после распада Советского Союза, и многим стало ясно, что Ленин и Сталин обвиняли специалистов, получивших образование в царское время, в антагонизме к большевисткому строю, развернули борьбу против интеллигенции и старались быстро вырастить «красных специалистов» для замены ими интеллектуалов на всех уровнях. Это сейчас достаточно широко известно, поэтому надо рассказать, как и когда я пришел к такому выводу и почему сейчас я представляю читателям настоящую небольшую книгу.

Мне довелось прийти к такому выводу в середине 1970-х годов при несколько необычных обстоятельствах. У меня начались серьезные проблемы на работе из-за причин более политического характера, я сильно переживал, неожиданно для самого себя серьезно простудился и слег с воспалением легких надолго. В коридоре в нашей квартире был вместительный стеллаж, на верхней полке которого громоздились тридцать пять томов четвертого издания собраний сочинений Ленина, оставшихся мне в наследство от отца, старого большевика, вступившего в партию еще до октября 1917 г. Вслед за ленинскими томами стояло тринадцать томов сталинского собрания сочинений. Я их хранил, но, разумеется, никогда не брал в руки и не читал. А во время длительной болезни получилось так, что мне захотелось вдруг познакомиться с литературным наследием двух руководителей страны, если уж это наследие было в пяти-шести шагах от двери в комнату, где я проводил все время в постели.

Я начал с первого тома Ленина и был неприятно поражен стилем написанного, раздражительностью автора и немалым чувством его превосходства над «умствующими интеллектуалами». Второй том я прочел без охватывающего меня неудовольствия, поскольку уже привык к характеру высказываний Владимира Ильича, следующие тома даже показались интересными одержимостью автора, его откровенной злобой по отношению к представителям всех других партий и движений и ко всем интеллектуалам вообще. Я читал всё дальше и дальше, отмечал на полях книг карандашом наиболее одиозные высказывания и таким образом проработал все тома.

Затем я взялся за сталинское наследие. Язык его публикаций был более литературен, прилизан (видимо, у него были хорошие редакторы, и сам он был более талантливым пропагандистом), но его отношение к интеллигенции ничем не отличалось от ленинского.

Когда я слегка выздоровел и смог проводить время за письменным столом, я начал просматривать свои пометы на полях страниц сочинений обоих авторов, и у меня созрело решение написать очерк об отношении вождей СССР к интеллигенции. В те годы советская пропаганда на все лады муссировала тезис о бережном, почти любовном отношении партии и её вождей ко всем слоям населения, включая интеллигенцию. Поэтому я назвал свою работу «Как Ленин и Сталин любили нашу интеллигенцию». Завершил я её в конце 1970-х годов.

Но, конечно, нечего было и надеяться опубликовать крамольный текст в СССР в то время. Перепечатанную на машинке в 1980 году набело рукопись я разложил по нескольким тайникам вдали от дома и прятал их там самым изощренным образом, стараясь, чтобы они не попали в руки КГБэшников, если они придут с обысками.

В 1978 г. меня уволили с работы, и я стал более открыто взаимодействовать с теми, кто возвышал свой голос в защиту прав человека в СССР и участвовать в их разнообразных встречах. Мы подружились и с теми, кто старался выбраться из СССР, но получил отказ в праве на выезд (их называли отказниками). Через год-полтора Евгения Эммануиловна Печуро — одна из близких знакомых А.Д. Сахарова и Е.Г. Боннэр — предложила мне принять участие в готовившемся в тайне от советских властей сборнике, посвященном грядущему 60-летию Андрея Дмитриевича Сахарова.

Меня в студенческие годы и позже поддерживал академик Игорь Евгеньевич Тамм, который был учителем Сахарова, поэтому я знал кое-что о роли их обоих в борьбе против лысенковщины в СССР, кроме того я приобрел как-то во время аспирантуры в Институте атомной энергии небольшую книгу физиков, в которой была напечатана статья Сахарова о вреде для биологических объектов взрывов водородных бомб (сам Андрей Дмитриевич, как я узнал годами позже от него самого, даже не знал об этой книжечке), так что у меня было что написать о вкладе Сахарова в борьбу против лженауки в СССР. Получилась объемная работа с многими ссылками и цитатами. Кроме того, я написал в сборник короткую статью о роли Сахарова для мировой цивилизации, дал её подписать также чемпионам СССР по шахматам Борису Гулько и Анне Ахшарумовой, профессору Александру Яковлевичу Лернеру, за нами свою подпись поставила моя жена Нина Яковлева, и это обращение годами зачитывали по всем «вражеским» голосам («Все честные люди Земли…»).

Оба моих материала для «Сахаровского сборника» нужно было передать писателю Г.Н. Владимову. Я поехал к нему домой, мы познакомились и затем быстро подружились. Я уже был несколько лет безработным, времени было достаточно, чтобы работать над другой книгой (о лысенковщине в советской науке), позже получившей название «Власть и наука», и в главе шестой привел некоторые отрывки из рукописи об отношении Ленина к интеллигенции. Владимов согласился читать текст моей новой книги и делал краткие, но очень ёмкие по смыслу и важности замечания, заставлявшие меня перерабатывать некоторые главы, убирать детали, делать более обдуманные и значимые выводы.

В один из дней КГБ нагрянуло с обыском в квартиру Владимовых. Я в то время дал Георгию Николаевичу читать именно эту шестую главу из «Власти и науки» с выжимками из ленинских ругательств в адрес интеллектуалов и рассказом о политической поддержке мракобесов в биологии в СССР. Я подумал, что мне пришел каюк, и что меня непременно запрячут лет на пятнадцать за решётку.

Часов в семь вечера сыщики ушли из квартиры Владимовых, мы с женой помчались к ним, там уже были Е.Г. Боннэр, Б.Г. Биргер, Ю.А. Карабчиевский, С.И. Липкин и И.Л. Лиснянская. Владимов рассказывал, как проходил обыск, и я со страхои спросил, а как моя рукопись (на ней не стояла фамилия автора, а было только название главы). Владимов с усмешкой сказал, что главный сыщик, конечно, взял в руки мой опус с прикроватной тумбочки Георгия Николаевича, стал её листать и внимательно читать какие-то разделы, а потом спросил —

— А это еще чья атисоветчина?

— А я ответил, — сказал Георгий Николаевич, — что это рукопись писателя Марка Поповского из его «Управляемой науки».

— Ах, Поповского, — уныло ответил сыщик и вернул всю пачку листов на тумбочку (Поповский в это время уже выехал из СССР на Запад и не представлял интереса для КГБ). Так я был спасен.

Через восемь лет мы, наконец-то, тоже получили разрешение на выезд, приехали в США, я начал работать профессором в университете. В 1990 г. выжимки из этой книги под названием «Ленин и интеллигенция» были опубликованы в Вашингтонском журнале «Проблемы Восточной Европы» (1), и я больше не возвращался к этой работе. Прошло еще почти 30 лет, я вышел на пенсию, чуть раньше Бахметевский архив русской эмиграции Колумбийского университета в Нью-Йорке запросил у меня мой архив, я стал разбираться в завалах бумаг в нашем доме и наткнулся на старую распечатку книги, о которой не вспоминал все эти годы. Я просмотрел её и решил восстановить. В новой редакции я представляю сейчас эту работу, которой на самом деле более сорока лет.

Введение

В советское время В. И. Ленину (Ульянову) приписывали черты, ему не свойственные, в частности, его рисовали человеком, неизменно заботливо относившимся к интеллектуалам (или шире — интеллигенции, как эту общественную группу было принято именовать в России), в то время как подобное отношение не было ему свойственно (1). Некоторые авторы «Лениниады» указывали на необходимость учета изменений во фразеологии Ленина в зависимости от новых задач и меняющихся требований как к себе, так и к окружающим, что и служит объяснением вырывавшейся из него якобы лишь иногда нетерпимости к разным группам. Ему будто бы приходилось что-то подправлять, корректировать, и без учета эволюции его взглядов делать общие выводы нельзя. Такой подход избран в книге Шейлы Фицпатрик «Образование и социальная мобильность в Советском Союзе: 1921-1934», изданной в 1979 году, и в ряде других более поздних исследований, хотя, в частности, в книге Виктора Себестьена «ЛЕНИН человек, диктатор и мастер террора» (Pantheon Books, New York, 2017) создан иной портрет.

Более того, довольно широко распространено мнение, что в ленинском наследии существует столько зигзагов и противоречий, что невозможно дать однозначную оценку его взглядов на протяжении всей жизни. Все поступавшие таким образом авторы Ленинианы стремились доказать, что, поворачивая фигуру Ленина каким-то иным боком к читателю, можно превратить его в многоликое и даже противоречивое создание, не укладывающееся ни в один однобокий ранжир, а не в однозначно и всегда не любившего интеллигенцию. На самом деле он якобы представляет собой поражающий своим многообразием феномен. Но как раз отношение Ленина к интеллигенции на протяжении всей его политической карьеры оставалось однозначно отрицательным. Такой вывод становится несомненным при исследовании всех томов его сочинений.

В годы, когда Ленин вступил на путь революционной борьбы, он настроил себя на одну волну — борьбы за власть, и эта однонаправленность оставалась для него главенствующей на всех этапах до октября 1917 г., после чего она уступила место борьбе за удержание власти. Его постоянные декларации о враждебности большевикам всех других партий и движений демократического толка в России, утверждения, что только его сторонники ведут страну к «светлому будущему», превалировали в его выступлениях и статьях, сопровождаясь неизменными нападками на интеллигенцию. Причем постоянные утверждения Ленина и его ближайших соратников о роли пролетариата и беднейшего крестьянства в удержании власти на деле преследовали цель прикрыть истинные устремления узкой партийной верхушки во главе с Лениным, совершенно не заботившихся об интересах рабочих и «трудящихся крестьян». Власть им надо было удержать любой ценой, об этом говорили и писали тогда все руководители новой администрации. И хоть можно отметить, что цельное в своей основе негативное отношение ленинцев к интеллигенции несколько раз слегка ослабевало в зависимости от сложности внутриполитической ситуации в России, оно, однако, всегда оставалось в целом отрицательным.

Необходимо отметить также, что Ленин на протяжении всей его политической деятельности руководителя большевиков неизменно отвергал любые контакты и способы взаимодействия с другими политическими движениями и партиями. Та черта, которая присуща большинству руководителей партиями и группами во всем мире, а именно поиск путей взаимодействия с близкими по программе и практической деятельности общественными объединениями напрочь отвергалась Лениным. Большевики во главе с ним не хотели объединяться, кооперироваться или взаимодействовать с родственными им по заявленным целям коллегами.

После прихода к власти у большевиков не было вовсе финансовых ресурсов для поддержки интеллектуальной деятельности. Готовность платить зарплату оставалась только для небольшого числа тех, кто сохранял высшие посты в управлении разнообразными хозяйственными функциями. Новые властители не собирались заботиться об ученых, интеллектуалах-теоретиках, философах, деятелях культуры и искусства. Более того, и сам Ленин (как это будет показано ниже), и его адепты не стеснялись обзывать врагами новой власти любой образованный персонал — тех, кто вел конторскую деятельность, обслуживал функционирование заводов, фабрик, финансовых учреждений, работал в медицинских заведениях, обучал школьников и студентов, руководил армией. Не могло идти речи о поддержке писателей, музыкантов и композиторов, художников, артистов всех жанров. Зашкаливали злобные выпады, адресованные служителям любой религии.

Происхождение Владимира Ульянова

Трудно понять, откуда у Ленина — выходца из достаточно образованной семьи — появилось такое негативное отношение к интеллигенции.

Его отец, Илья Николаевич Ульянов, сын портного и девушки из мещанского сословия (калмычки по национальности), в 7 лет потерял отца, остался на попечении старшего брата, но окончил гимназию с серебряной медалью, а затем физико-математический факультет Казанского университета. Он поработал преподавателем в Пензенском дворянском институте, учителем в Нижегородской мужской гимназии, инспектором и директором народных училищ Симбирской губернии и дослужился до звания действительного статского советника («штатского» генерала), что давало право на потомственное дворянство. С 1865 по 1882 годы он был награжден двумя царями (Александром II и Александром III) «за отлично-усердную службу и особые труды» орденами Святой Анны 3-ей степени (1865), Святого Станислава 2-й степени (1872), Святой Анны 2-й степени (1874), Святого Владимира 3-й степени (1882) и Святого Станислава 1-й степени (1886). Ни один из восемнадцати руководителей Самарской губернии за всю историю её существования (с 1 января 1851 года) не был осыпан такими наградами. Что побуждало царей к столь невиданному дождю высших государственных наград для провинциального чиновника, остается загадкой. Он скончался в январе 1886 г. в возрасте 54 лет.

Мать В.И. Ленина, Мария Александровна, также была достаточно образованной для своего времени женщиной. Её происхождение всячески скрывалось в СССР. Так, не упоминалось вовсе о её еврейских корнях по отцу — врачу-физиотерапевту (в других источниках хирургу) Александру Дмитриевичу Бланку (1802-1873), окончившему Императорскую Медико-хирургическую академию в Санкт-Петербурге и произведенному в чин придворного врача при царском дворе, и матери Анне Иоганновне Гроссшопф — по отцу немке или немецкой еврейке и по матери шведке. Было лишь известно, что Мария Бланк жила до 12 лет в С.-Петербурге, обучалась дома, знала с детства немецкий. французский и английский языки, играла на фортепиано, а в возрасте 28 лет добилась нетривиального результата. Она не посещала никогда уроков в гимназиях, но получила разрешение на сдачу экстерном экзаменов по всем предметам гимназического образования (включая в том числе экзамены по математике, физике, географии, логике, гуманитарным предметам, европейским языкам, а также греческому и латинскому языкам). Она сдала в Самарской гимназии в 1863 г. эти экзамены и получила право на звание домашней учительницы.

После смерти мужа она подала прошение в Симбирское Дворянское Депутатское Собрание о причислении её и детей к дворянству. Её прошение было удовлетворено, и 17 июня 1886 г. было решено внести «… в третью часть дворянской родословной книги вдову Действительного Статского Советника Ильи Николаева Ульянова Марию Александрову и детей их…». Это решение было утверждено 6 ноября 1886 г. Императором Александром III. Таким образом Владимир Ульянов был причислен решением царя к российскому потомственному дворянству.

Мария Александровна и тогда и позже часто бывала в Санкт-Петербурге, где с 1835 по 1897 годы у её семьи была квартира в центре города (в доме 74 на Английской набережной). Она содержала семью на солидную пенсию за умершего мужа и на доходы от принадлежавшего ей имения Кокушкино Казанской губернии.

Образование Ульянова (Ленина)

Владимир Ульянов закончил Симбирскую гимназию с золотой медалью (нельзя исключить, что этому успеху могла поспособствовать позиция отца, который занимал в губернии высшую должность в системе контроля учебных заведений), поступил в том же 1887 г. в Казанский университет (один из лучших в России), но проучился в нем только три месяца. Как утверждали в советское время его биографы, он был исключен из студентов за политическую деятельность. Утверждения эти, как мне удалось обнаружить 12 сентября 1983 года, не соответствовали действительности.

Документы, выставленные в музее Ленина в Казанском университете, свидетельствовали, что он сам попросил об отчислении из университета. В одной из витрин музея мое внимание привлекли два письма Ульянова (взявшего позже псевдоним Ленин), и я сфотографировал их. Ульянов писал ректору университета:

«Его превосходительству Господину Ректору Императорского Казанского университета от студента 1-го семестра юридического факультета Владимира Ульянова

Прошение

Не признавая возможность продолжить мое образование в Университете при настоящих условиях университетской жизни, имею честь покорнейше просить Ваше превосходительство сделать надлежащее распоряжение об изъятии меня из числа студентов Императорского Казанского университета.

Студент 1 — го семестра
юридического факультета
Владимир Ульянов.

Казань, 5 Декабря 1887 г. «

Рядом экспонировалось обязательство, подписанное В. Ульяновым (сохранена орфография оригинала):

«Я, нижеподписавшийся, обязуюсь не состоять членом и не принимать участия в каких-либо сообществах, как, например, в землячествах и т.п., а равно не вступать членом даже в дозволенных законом общества без разрешения на то в каждом отдельном случае ближайшего начальства.

2 сентября 1887 года

Студент Императорского Казанского университета
юридического факультета 1-го семестра

Владимир Ильич Ульянов».

Ниже были помещены свидетельства сокурсников Ленина о том, как он «следовал» этому своему обязательству:

«…в Симбирском землячестве внимание его членов отвлечено было от текущих дел появлением среди них нового студента Владимира Ульянова.

В. Швер“

и

«Мне частенько приходилось слышать среди студентов имя Владимира Ильича как рьяного работника в студенческих революционных кружках.

В. Друри»

Таким образом, уже в студенческие годы он запросто шел на обман руководства университета и пренебрегал данными им же самим обязательствами.

После того, как Ученый Совет Казанского университета избрал меня Почетным профессором Казанского университета, нас с женой в Вашингтоне посетил в конце 1990-х годов приезжавший в США ректор Казанского университета Ю.Г. Коноплев, который сказал, что музей был им закрыт и все экспонировавшиеся раньше материалы уничтожены.

Хотя Ленин не получил систематического образования, он сумел повторить прием, использованный его матерью, и сдал в 1891 г. экстерном экзамены за полный курс обучения на юридическом факультете Петербургского университета, получив диплом юриста. Однако историки в более поздние годы обнаружили доказательства, что Владимир Ульянов, обзаведясь нужным дипломом, сначала выиграл иск у крестьян, которым его мать сдавала в аренду принадлежащие ей земли хутора Кукушкино (Владимир выступал в роли помощника присяжного поверенного). Крестьянские лошади якобы потоптали эти земли, и обвиняемым пришлось выплатить семье Ульяновых штраф, но два последующих дела, в которых он брался защищать обвиняемых, проиграл и понял, что к карьере юриста не готов. Он отошел от адвокатской практики, переключившись целиком на деятельность заговорщика-революционера. Тем не менее, априори у него могло и не быть негативного отношения к интеллигенции из-за человечески вроде бы понятного ”комплекса неполноценности» недоучки.

В последней четверти XIX века в России начали зарождаться первые политические объединения «Южнороссийский Союз рабочих», основанный в 1875 году в Одессе Е.О. Заславским, «Северный Союз русских рабочих», во главе которого стояли столяр Степан Халтурин и слесарь Виктор Обнорский, сумевшие объединить около 200 рабочих в первую рабочую политическую организацию. Осенью 1895 г. Ленин создал в Петербурге кружок, названный ”Союз борьбы за освобождение рабочего класса“, просуществовавший недолго. В ночь с 8 на 9 декабря (по старому стилю) того же года Ленина и его соратников по этой организации арестовали, и более года он находился в тюрьме, откуда 29 января 1897 г. был выслан в Восточную Сибирь под гласный надзор полиции на три года.

Первоначальные взгляды на интеллигенцию

В ссылке он пишет несколько статей и брошюр, а также книгу «Развитие капитализма в России». Уже в это время он укрепляется в мысли, что революционно настроенная интеллигенция — это на деле союзник лишь буржуазии. Из-под его пера начинают выскакивать одна за другой недобрые фразы в адрес «нашей просвещенной народной интеллигенции» (2). Исповедуя взгляд Маркса на роль рабочего класса (пролетариев) в установлении социалистического правления в обществе, Ленин уже в первых своих статьях отдавал право преимущественного участия в будущем государстве России, которое возникнет после свержения царизма, именно пролетариям. Все остальные члены общества, включая людей с образованием, занимающих государственные должности, персонал, вовлеченный в образование на всех уровнях, немногочисленный пока отряд деятелей культуры и искусства не могли, по его раскладкам, играть доминирующей роли. Главными гарантами правильного развития государства должны были стать пролетарии.

Позже Ленин стал утверждать, что союзниками пролетариев могли стать трудовые крестьяне, но не владельцы земель или зажиточные крестьяне. Соответственно этому, в программной брошюре «Задачи русских социал-демократов», вышедшей в свет в 1897 году, он определял роль пролетариата как самую первостепенную, хотя еще признавал, что «если в борьбе экономической пролетариат стоит совершенно одиноко,… в демократической, политической борьбе русский рабочий класс стоит не одиноко; наряду с ним становятся все политически оппозиционные слои населения и классы», в числе которых он называет «оппозиционно настроенные элементы буржуазии или образованных классов“ (3). Позже из его речей и статей исчезло лояльное отношение к этой группе как к реальной политической силе, стоящей “по одну сторону баррикад с пролетариатом», и интеллигенцию классом он больше не именовал, а называл лишь прослойкой.

Заявляя, что только пролетариат бескомпромиссно выступает и будет выступать против буржуазной власти (он еще при этом путает термины, называя абсолютизмом буржуазное властительство), он обвиняет интеллигенцию в якобы неизбежном предательстве интересов рабочего класса:

«…только он [пролетариат] является до конца последовательным и безусловным врагом абсолютизма, только между ним и абсолютизмом невозможны компромиссы, только в рабочем классе демократизм может найти сторонника без оговорок, без нерешительности, без оглядки назад. Во всех других классах, группах, слоях населения вражда к абсолютизму не безусловна».

По его словам,

«материальные интересы интеллигенции… привязывают её к абсолютизму, к буржуазии, заставляют её быть непоследовательной, заключать компромиссы, продавать свой оппозиционный и революционный пыл за казенное жалованье или за участие в прибылях или дивидендах» (4).

Именно материальная зависимость «образованных людей, вообще интеллигенции» от тех, кто платит жалование, обусловливает, по его мнению, непоследовательность интеллигенции, шаткость её позиций. Отсюда якобы не может не вытекать продажная мораль интеллектуалов, отсутствие у них имманентной приверженности революционным принципам.

«Кто не знает, как легко совершается на святой Руси превращение интеллигента-радикала, интеллигента-социалиста в чиновника императорского правительства, — чиновника, утешающегося тем, что он приносит «пользу» в пределах канцелярской рутины, чиновника, оправдывающего этой «пользой» свой политический индифферентизм, свое лакейство перед правительством кнута и нагайки?» (4).

В значительной степени такая жесткая риторика вытекала из рассуждений К. Маркса о роли пролетариата, который утверждал примат пролетариата в будущем коммунистическом обществе. А вслед за ним русские последователи идеологии Маркса повторяли за ним его “мантру”. Они не считали для себя правильным стать во главе всего общества их страны, идеи демократии для них были чужды, и Ульянов настраивал себя на одну тональность, отбрасывал возможность в будущем стать вождем для всех — и для пролетариев, и для интеллектуалов в широком значении этого слова, и для крестьян, и для представителей всех других профессий и сословий. Идеи “демократии для всех” не существовали для него ни в тот момент, ни в последующие годы его жизни.

В 1898 году российские социалисты решили объединиться и учредить Российскую социал-демократическую рабочую партию (РСДРП). В 1903 г. на 2-м съезде РСДРП члены партии разделились на две фракции. Те, кто примкнул к большей по размеру группе, возглавленной Лениным, получили название большевики, те, кто оказался в меньшинстве и сгруппировался вокруг Л. Мартова, стали именоваться меньшевиками. Позже названия ведомой Лениным группы революционеров менялось. В 1917 г. Ленин предложил своим сторонникам именовать их партию Российской социал-демократической рабочей партией (большевиков) — РСДРП(б). В 1918 году ленинская партия была переименована еще раз — в Российскую коммунистическую партию (большевиков) или РКП(б), а в 1925 году (на следующий год после смерти Ленина) партия получила новое название — Всесоюзная коммунистическая партия (большевиков) или ВКП(б). В 1952 году, за год до смерти Сталина, большевики стали именовать свою партию Коммунистической партией Советского Союза или КПСС.

Но в конце 19 века и в начале 20-го века ленинцы придерживались названия большевики, используя часто это названиe и в более поздние годы и десятилетия.

Однако его отношение к интеллигенции оставалось негативным до конца его жизни, а затем этот негативизм стал превалировать и у Сталина. До начала русской революции 1905 г. Ленин в угоду временным целям политической борьбы иногда писал о полезности союзов с интеллигенцией, заявлял, что «Надо требовать доступа рабочих во все серьезные партийные учреждения, надо добиваться равных прав с интеллигентами» (5), а в проекте “Резолюций III съезда РСДРП“, написанном в феврале 1905 г., предложил «решительно осудить… политику сеяния недоверия и вражды между рабочими и интеллигентами в социал-демократических организациях, которую ведут новоискровцы» (6). Но всё это говорилось вскользь, мимоходом, и только как временная мера, нужная до тех пор, пока его приверженцы не окрепнут в групповой борьбе в достаточной мере.

Хотя в пору надежд на победу грядущей революции Ленин еще не решался публично заявить о полном разрыве с интеллигенцией, о развязывании против нее «красного террора“, он говорил об интеллигенции без уважения, от угроз в её адрес пока воздерживался, даже отмечал, что интеллигенция, участвующая в революционной борьбе, иногда полезна. Например, на первых порах можно использовать публицистический дар многих интеллигентов для написания хороших зажигательных статей, неплохо привлечь их к пересказу идей Маркса в удобочитаемой форме, совсем неплохо воспользоваться их материальным вспомоществованием для нужд партии. Последнее особенно отчетливо выражено в письме Ленина к А. А. Богданову от 10 января 1905 г., когда, затеяв издание газеты” Вперед» и не имея на то денег, он писал: «Помощь в первые месяцы нужна дьявольски… не забывайте этого и тащите (особенно с Горького) хоть понемногу» (7).

Однако уже в эту пору, незадолго до разгрома первой русской революции, когда ему еще казалось, что вот-вот революция победит и царизм будет свергнут, он относился к интеллигенции вполне отрицательно и открыто писал о своих планах ограничить свободу высказывания интеллигентам. Например, в статье «О хороших демонстрациях пролетариев и плохих рассуждениях некоторых интеллигентов“ 4 января 1905 г. он заявил о распространенности «интеллигентских глупостей» в их публикациях и обвинил образованных людей в том, что они

«Грешат одним и тем же интеллигентским неверием в силы пролетариата, в его способность к организации вообще, к созданию партийной организации, в частности, в его способности к политической борьбе“ (8).

В 1905 г. он публикует статью «Партийная организация и партийная литература», в которой пишет:

«Мы хотим создать, и мы создадим свободную печать не в полицейском только смысле, но также и в смысле свободы от буржуазно-анархического индивидуализма.

Эти последние слова покажутся парадоксом или насмешкой над читателем. Как! закричит, пожалуй, какой-нибудь интеллигент, пылкий сторонник свободы. Как! Вы хотите подчинения коллективности такого тонкого индивидуального дела как литературное творчество! Вы хотите, чтобы рабочие по большинству голосов решали вопросы науки, философии, эстетики!…

Теперь партия у нас становится массовой, теперь мы переживаем крутой переход к открытой организации, теперь к нам перейдут неминуемо многие непоследовательные (с партийной точки зрения) люди, даже некоторые христиане, может быть, даже мистики. У нас крепкие желудки, мы твердокаменные марксисты. Мы переварим этих непоследовательных людей» (9).

Однако вскоре ситуация сменится, надежды на победу революции 1905 года рухнут, речи пророка придется сменить молчанием, надо будет прятаться, скрываться в Европе, ни о каком «переваривании» интеллектуалов крепкими желудками речи уже быть не могло. Во время эмигрантской фракционной борьбы с более образованными соперниками в среде профессиональных революционеров его неприязнь к интеллектуалам только укреплялась. Возможно, она усилилась в ходе дискуссий с такими образованными людьми как Г.В. Плеханов, Ю.О. Мартов и другими членами группы “Освобождение труда» — П.Б. Аксельродом и  В.И. Засулич. Именно после разрыва с плехановской редакцией «Искры» из уст Ленина еще чаще посыпались презрительные прозвища «интеллигентщина» или «интеллигентик».

После провала революции 1905-го года он долгие годы хранил молчание на этот счет. Ни о каком подавлении интеллигенции или приручении и речи не было. Понадобится более 10 лет, чтобы создать фактически новую партию, вести её к захвату власти.

В целом фразеология Ленина уже в начальный период его революционной деятельности была построена не на учете роли немногочисленной тогда партии большевиков в захвате власти, а на мнимой роли пролетариата, который на самом деле решающего участия в политических процессах в России не принимал. Ленин вслед за Марксом основывал свои выкладки на педалировании роли пролетариата и трудового крестьянства в действиях большевиков, но это было не более, чем демагогическим прикрытием. Когда он непрестанно повторял, что пролетариат — основной участник преобразований в стране, или, когда утверждал, что в 1917 году к власти пришли пролетариат и беднейшее крестьянство, или, когда ссылался на интересы именно пролетариата, всё это были «фигурами речи», чисто лексическими приемами. Власть захватили он и его сторонники-большевики, а не кто-либо еще, и упоминания о пролетариате или беднейшем крестьянстве как главных действующих лицах в этом процессе не имели на то никаких оснований.

В целом, слова «интеллигентный“, «интеллигентские», «интеллигентщина» встречались в его лексиконе в тот период довольно часто, постоянно носили пренебрежительно уничижительный смысл как обозначение чего-то бесхребетного, аморфного. непоследовательного и в любом качестве приспособительски-приниженного, причем антагонистичного большевикам.

В августе и сентябре 1917 г., опасаясь физической расправы, он скрывался в шалаше на станции Разлив и затем в Финляндии. Здесь он написал свою ставшую знаменитой работу «Государство и революция“, в которой объяснил порядки, которые большевики установят после захвата власти. Надо признать, он не хитрил, не юлил, не искал временных союзов с представителями других политических сил. Ему был чужд поиск временных союзников, опоры на мультипарламентаризм и игры в шаткие демократические союзы с какими бы то ни было иными политическими группировками. Большевики должны были взять власть в стране в свои руки и действовать решительно. Он рисует картину будущей диктатуры большевиков, заявляя без обиняков о желании сосредоточить в руках большевиков «власть, не разделяемую ни с кем и опирающуюся непосредственно на вооруженную силу масс“ (10).

В отношении класса эксплуататоров при захвате власти всё должно быть просто. Этот класс должен быть уничтожен:

«Вместе с громадным расширением демократизма, впервые становящегося демократизмом для бедных, демократизмом для народа, а не демократизмом для богатеньких, диктатура пролетариата дает ряд изъятий из свободы по отношению к угнетателям, эксплуататорам, капиталистам. Их мы должны подавить, чтобы освободить человечество от наемного рабства, их сопротивление надо сломать силой, — ясно, что там, где есть подавление, есть насилие, нет свободы, нет демократии». (11).

Важной роли интеллигенции (он называет её нередко чиновниками) в будущем обществе Ленин просто не видит, заявляя, что будет «вполне возможно немедленно, с сегодня на завтра, перейти к тому, чтобы, свергнув капиталистов и чиновников, заменить их в деле контроля за производством и распределением, в деле учета труда и продуктов — вооруженными рабочими, поголовно вооруженным народом».

«Не надо смешивать вопрос о контроле и учете с вопросом о научно образованном персонале инженеров, агрономов и пр.; эти господа работают сегодня, подчиняясь капиталистам, будут работать еще лучше, подчиняясь вооруженным рабочим. Когда большинство народа начнет проводить самостоятельно и повсеместно такой учет, такой контроль за капиталистами (превращенными теперь в служащих) и за господами интеллигентиками, сохранившими капиталистические замашки, тогда этот контроль станет действительно универсальным, всенародным, тогда от него нельзя будет никуда уклониться, «некуда будет деться».

Все общество будет одной конторой и одной фабрикой с равенством труда и равенством платы» (12).

Конечно, Ленин наверняка не мог не понимать хорошо, что работа образованных людей в условиях беспрекословного подчинения необразованным, но вооруженным властителям не может способствовать активному, поистине творческому труду мыслящих интеллигентов, вопреки ходячему афоризму ”собака любит палку хозяина“. Наверняка ему должно было быть ясно, как упадет производительность интеллигентного труда в условиях палочного братства, и поэтому он писал:

«Но эта «фабричная“ дисциплина, которую победивший капиталистов, свергнувший эксплуататоров пролетариат распространит на все общество, никоим образом не является ни идеалом нашим, ни нашей конечной целью, а только ступенькой, необходимой для радикальной чистки общества от гнусности и мерзостей капиталистической эксплуатации и для дальнейшего движения вперед“ (13).

Жесткий контроль за интеллигенцией
и расправы с инакомыслящими
после октября 1917 г.

Через два месяца после завершения Лениным работы над книгой «Государство и революция» большевики захватили 25 октября 1917 г. власть в России. В свое правительство Ленин первоначально включил как достаточно хорошо образованных людей, так и малообразованных большевиков. В.А. Антонов-Овсеенко после окончания кадетского корпуса получил диплом об окончании Николаевского инженерного училища, М.Т. Елизаров закончил Самарскую гимназию, Н.В. Крыленко, А.В. Луначарский, В.П. Милютин, Г.И. Оппоков (Ломов) и Э.Э. Эссен закончили юридический факультет Петербургского университета, А.И. Рыков был исключен за революционную деятельность с последнего курса Казанского университета, И.И. Скворцов-Степанов (один из переводчиков на русский язык «Капитала» Маркса) закончил Московский учительский институт, И.А. Теодорович после окончания гимназии учился на естественном факультете Московского университета, Л.Д. Троцкий (Бронштейн) закончил реальное училище в Николаеве и был принят на математический факультет Одесского университета, затем бросил его и включился целиком в революционную деятельность. Луначарский и А.М. Коллонтай после окончания гимназий в России учились в Цюрихском университете (Коллонтай-Домонтович говорила на немецком, французском, английском, шведском, норвежском и финском, Луначарский также свободно владел несколькими языками и был прекрасным писателем и публицистом).

Наряду с ними, министерские должности (наркомов, по тогдашней терминологии) в первом ленинском правительстве заняли люди, в гимназиях и реальных училищах не обучавшиеся, ораторским искусством не блещущие, с иностранными языками не знакомые (это были И.В. Джугашвили, П.Е. Дыбенко, В.П. Ногин и А.Г. Шляпников (трое последних осилили лишь по три-четыре класса начальной школы), а также Николай Глебов-Авилов, рабочий, не учившийся ни в школах, ни в университетах.

Низкий образовательный уровень и отсутствие опыта в администрировании некоторых членов правительства страны позже признали руководители партии большевиков — Ленин и Троцкий, но видимо никого более преданного себе в тот момент они привлечь не хотели и более того, категорически отмежевались от образованных революционеров в других партиях и движениях. Недостаточно образованным было и большинство тех, кто встал на сторону большевиков:

«Вспомните, товарищи, — говорил Н.И. Бухарин 23 июля 1926 г. на заседании Московского совета — что было тогда, когда мы только пришли к власти… Почти вся интеллигенция — служащие, учителя, инженеры, государственные чиновники — отказывались работать» (14).

Сходные высказывания можно найти и у Ленина, утверждавшего, что «…специалисты науки, техники все насквозь проникнуты буржуазным миросозерцанием» (15), что они превращали

«…свои знания в орудие господства над так называемыми «низами». Они воспользовались своим образованием для того, чтобы сорвать дело социалистического строительства, открыто выступили против трудящихся масс» (16).

Он безапелляционно заявлял: «опираться на интеллигенцию мы не будем никогда, а будем опираться только на авангард пролетариата…» (17).

В марте 1919 года он признал:

«Если когда-нибудь будущий историк соберет данные о том, какие группы в России управляли эти 17 месяцев, …никто не поверит тому, что можно было этого достигнуть при таком ничтожном количестве сил. Количество это было ничтожно потому, что интеллигентные, образованные, способные политические руководители в России были в небольшом количестве» (18).

Буквально через несколько дней после большевистского переворота в октябре 1917 г. был учрежден специальный орган «Военно-революционный комитет по борьбе с контрреволюцией и саботажем» (саботажниками стали именовать образованных специалистов, напуганных карательными мерами новых властителей, вынужденных прекратить сотрудничать с ними). Тем самым с первых моментов установления «красной диктатуры» она была направлена главным образом на подавление «старорежимных спецов».

Вскоре этот комитет был преобразован постановлением СНК РСФСР от 7/20/ декабря 1917 г. во Всероссийскую Чрезвычайную Комиссию, часто именовавшуюся ЧК[1]. Через три месяца — «в феврале 1918 г. ВЧК было дано право, наряду с передачей дел в трибунал, непосредственно расстреливать шпионов, диверсантов и других активных врагов революции» (19).

Первые же репрессивные действия ленинского правительства показали, что многие из тех, кому опостылели «оковы царизма» и кто мечтал о равенстве и братстве, о гражданских свободах и демократии, обманулись в своих надеждах. Идеалы коммунизма десятилетиями зревшие в умах значительного числа интеллектуалов, хранивших надежду, что постылый царизм уйдет в прошлое, не оправдались. Между словесными эскападами Ленина о верности идеалам коммунизма и практикой большевизма пролегла пропасть. Вместо равенства и братства вдруг пришел «военный коммунизм». Интеллигенцию не просто ущемили в правах, отнеся к якобы непролетарской и потому враждебной части общества, против нее большевики развернули террор. Многих лучших представителей интеллигенции ждали облавы, обыски и расстрелы в дворах и подвалах «чрезвычайки».

Сторонники большевизма до сих пор уходят от исторических фактов такого рода. Под опубликованной мной 5 октября 2018 г. в газете “Троицкий вариант-Наука” статье “Ленин: «Опираться на интеллигенцию мы не будем никогда»”, содержавшей краткое изложение этой главы, появился комментарий, одобрявшей действия Ленина:

 «Отношение В. Ленина к интеллигенции как к социальному слою представляется вполне разумным и обоснованным. И ее слабости — неустойчивость взглядов, продажность, приверженность любому модному дискурсу, стремление пожить спокойно и богато среди нищеты, о которых он писал в своих статьях, вполне реальны и их можно видеть ежедневно. Естественно, ни один разумный политик никогда не пытался опираться на интеллигенцию, так что Ленин в этом не одинок. Просто он высказывал свои мысли вполне открыто, что для политиков крайне необычно».

Автор этой заметки не захотел упомянуть, что только интеллигенты могли сознательно и продуктивно управлять всеми учреждениями и организациями в стране, требующими профессиональных навыков, что «пролетарии» не были способны заменить учителей в гимназиях и реальных училищах, готовить кадры в специализированных учреждениях средней и высшей школы. Поэтому Ленину нужно было наводить мосты к взаимодействию с интеллигенцией.

Вместо этого избиение кадров интеллигенции продолжалось и немедленно после октябрьского переворота, и позже. Только за 1918 и первую половину 1919 года ВЧК (без учета всевозможных армейских, рабочих и прочих трибуналов, ячеек, специальных отрядов, карательных групп и т. д.) расстреляла 8389 человек лишь в 20 губерниях России (20).

Опубликовавший эти цифры член Коллегии Наркомвнудела и ВЧК, председатель ЧК и Военного Трибунала 5-й армии Восточного фронта Мартын Иванович Лацис (псевдоним Яна Фридриховича Судрабса) отметил: «ЦИФРЫ, ПРЕДСТАВЛЕННЫЕ ЗДЕСЬ, ДАЛЕКО НЕ ПОЛНЫ». Арестовано органами ВЧК, по его же сведениям, за это время было 87 тысяч человек, раскрыто контрреволюционных организаций — 412, подавлено крестьянских восстаний — 344.

Приведенные сведения поражают размахом противостояния населения страны пришедшим на смену Временному правительству властителям и непомерной жестокостью последних, пытавшихся потопить в крови всех несогласных.

Вдумаемся в сообщенные Лацисом цифры. Только согласно официальным записям органов ВЧК в 20 губерниях чекистами было казнено 8389 человек за полтора года. Всего же в империи было 78 губерний, 22 области на правах губерний и 2 округа. При этом нет доказательств, что на всей территории страны ВЧК зверствовала менее люто. Данные Лациса содержат статистически высоко значимое число смертельных расправ в 20 губерниях, что позволяет с высокой вероятностью оценить число казней в остальных губерниях в стране и высчитать, что оно могло превысить 38,5 тысячи за те же полтора года (повторю, цифры соответствуют казням, осуществленным лишь ВЧК, но далеко не всеми карательными органами, действовавшими в стране под эгидой большевиков). Для сравнения можно указать, что за 80 лет царского правления (с 1826 по 1906 гг., включая кровавый разгром революции 1905 года) смертную казнь применили 894 раза (21). Ленинская власть осуществляла казни в 2 200 раз чаще.

Против этих действий возразили многие, и даже «Буревестник революции» — Максим Горький, который ранее много лет помогал большевикам и лично Ленину деньгами. Уже через две недели после Октябрьского переворота 1917 года Горький писал в газете «Новая жизнь»:

«Ленин, Троцкий и сопутствующие им уже отравились гнилым ядом власти, о чем свидетельствует их позорное отношение к свободе слова, личности и ко всей сумме тех прав, за торжество которых боролась демократия…

На этом пути Ленин и соратники его считают возможным совершать все преступления… — все мерзости, которые делали Плеве и Столыпин… я верю, что разум рабочего класса, его сознание своих исторических задач скоро откроет пролетариату глаза на всю несбыточность обещаний Ленина, на всю глубину его безумия и его Нечаевско-Бакунинский анархизм» (22).

Особое беспокойство вызвали у Горького страшные гонения на моральные ценности человека:

«Но более всего меня поражает и пугает то, что революция не несет в себе признаков духовного возрождения человека, не делает людей честнее, прямодушнее, не повышает их самооценки и моральной оценки их труда» (23).

Не менее определенно выражал чувства писатель Владимир Галактионович Короленко, опубликовавший знаменитые письма наркому Луначарскому:

«Трагедия России идет своей дорогой. Куда? … Ленин и Троцкий идут к насаждению социалистического строя посредством штыков и революционных чиновников… Во время борьбы ленинский народ производил отвратительные мрачные жестокости. У Плеханова (больного) три раза произвели обыск.» (написано 13 ноября 1917 года).

«Одно из непосредственных последствий большевизма — обеднение России интеллигенцией» (31 мая 1920 года) (24).

О том, какие методы надлежало применять на практике для контроля за жизнью и помыслами интеллигентов, для неусыпного контроля за ними, дает некоторое представление инструкция, составленная для осведомителей ЧК:

«Задания секретным уполномоченным на январь 1922 г.

Следить за администрацией фабрик и интеллигентными рабочими, точно определять их политические взгляды и обо всех Антисоветских Агитациях и пропаганде доносить. Следить за всеми сборищами под видом картежной игры, пьянства (но фактически преследующих другие цели), по возможности проникать на них и доносить о целях и задачах их и имена и фамилии собравшихся и точный адрес.

З. Следить за интеллигенцией, работающей в советских учреждениях, за их разговорами. улавливать их политическое настроение, узнавать о их месте пребывания в свободное от занятий время и о всем подозрительном немедленно доносить.

Проникать во все интимные кружки и семейные вечеринки господ интеллигентов, узнавать их настроение, знакомиться с организаторами их и целью вечеринок. Следить, нет ли какой-либо связи местной интеллигенции, уездной, центральной и заграницей и о всем замеченном точно и подробно доносить» (25).

«Задания» подобного рода воплощали в жизнь те требования, которые содержались во многих выступлениях Ленина, не перестававшего твердить о неусыпном контроле за деятельностью образованного персонала, занятого в различных учреждениях и на предприятиях, и о введении мер против любого отклонения от приказов властных структур.

«Организационная творческая дружная работа должна сжать буржуазных специалистов так, чтобы они шли в шеренгах пролетариата, как бы они ни сопротивлялись и ни боролись на каждом шагу» (26).

(продолжение следует)

Цитированная литература

 Первоначально анализ отношения Ленина и Сталина к интеллигенции был проведен автором данной работы при изучении всех 35 томов сочинений Ленина (4-е издание) и 13 томов 1-го издание сочинений Сталина. В результате в конце 1970-х годов была написана небольшая книга «Как Ленин и Сталин любили нашу интеллигенцию», тщательно оберегавшаяся мною от КГБ (рукопись остается неопубликованной). Краткий очерк работы вошел в главу 6 книги «Власть и наука. История разгрома генетики в СССР» (Изд. «Hermitage», Tenafly, N. J., США, 1989) и в последующие её русскоязычные издания, а затем была опубликована статья «Ленин и интеллигенция», журнал «Проблемы Восточной Европы», Вашингтон (США), 1990, № 29-30, стр. 240-277.

Ленин В. И. Задачи русских социал-демократов. Полное собрание сочинений в пятидесяти пяти томах (ПСС), 5 изд., М., Издательство политической литературы, 1967, т. 2, стр. 439-440. Ленин В. И. По поводу одной газетной заметки, ПСС, т. 2, стр. 425-430. Там же, стр. 452-454 и 456. Ленин В. И. Соловья баснями не кормят. ПСС, т. 9, стр. 161. Ленин В. И. Проекты резолюций III съезда РСДРП, Резолюция 4. Резолюция об отношениях между рабочими и интеллигентами в социал-демократической партии. Сочинения, 4 издание, М., ОГИЗ-Политиздат, т. 8, стр. 170. Ленин В. И. Письмо А. А. Богданову. 10 января 1905 г., ПСС, 5 изд., т. 47, стр. 6. Ленин В. И. О хороших демонстрациях пролетариев и плохих рассуждениях некоторых интеллигентов. ПСС, т. 9, стр. 142. Ленин В. И. Партийная организация и партийная литература, ПСС, т. 12. стр. 102. Ленин В. И. Государство и революция, ПСС, т. 33, стр. 26. Там же. Там же, стр. 101. Там же. Бухарин Н. И. Речь на траурном заседании Пленума Моссовета памяти тов. Дзержинского. Газета «Известия», 24 июля 1926 г., №168 (2799), стр. 2. Ленин В. И. Успехи и трудности советской власти. 1919. Цит. по: В. М. Молотов. О высшей школе. Журнал «Вестник АН СССР», 1938, № 5, стр. 8. См. также ПСС, т. 38, стр. 54. Ленин В. И. Речь на I Всероссийском съезде по просвещению 28 августа 1918 г., ПСС, т. 37, стр. 77. Ленин В. И. Собрание партийных работников Москвы 27 января 1918 г., ПСС, т. 37, стр. 221. Ленин В. И. VIII съезд РКП(б) 18-23 марта 1919 г., Отчет Центрального Комитета 18 марта, ПСС, т. 38, стр. 145. Рагинский М. Ю. Всероссийская Чрезвычайная Комиссия. Большая Советская Энциклопедия, З изд., М., 1971, т. 5, стр. 456. Лацис (Судрабс) М. И. Два года борьбы на внутреннем фронте. Гос. изд., М., 1920. Против смертной казни. Сборник под ред. Гернета, СПБ, 1907; Н. П. Загоскин. Очерк истории смертной казни в России, СПБ, 1892; см. также его лекцию в книге «Известия и ученые записки Казанского университета», 1892, № 1; Кистяковский. О смертной казни. 2-е изд., СПБ, 1896. Горький М. К демократии. Газета «Новая жизнь», 7(20) ноября 1917 г., № 174, цитиров. по: М. Горький. Несвоевременные мысли, статьи 1917-1918 г.г. (составление, введение и примечания Г. Ермольева). Editions de la Seine, Paris, 1971, стр. 102-104. Горький М. Несвоевременные мысли. Газета «Новая жизнь» 19 декабря 1917 г., (1 января 1918 г.), № 205, цитиров. по: М. Горький. Несвоевременные мысли, статьи 1917-1918 г.г. см. прим. (22), стр. 134. Короленко В. Г. Из дневников 1917-1921 г.г. Перепечатано в сб.: Память. Исторический сборник. Вып. 2, Москва 1977 — Париж 1979, YMCA-Press, 1979, стр. 376-410. Опубликовано в газете «Голос России» 18 апреля 1922 г., цит. по С. П. Мельгунов. Красный террор в России. Изд. Brandy, Нью-Йорк. 1979, стр. 89. Ленин В. И. Проект Программы РКП(Б). Отчет Центрального Комитета. ПСС, т. 38, стр. 143.

Примечание

[1] ВЧК переименовали 6 февраля 1922 года в Государственное политическое управление (ГПУ), преобразовали 2 ноября 1933 года в Объединенное государственное политическое управление (ОГПУ), которое вошло под этим же названием в созданный 10 июля 1934 года Наркомат внутренних дел (НКВД). Отдельный Народный Комиссариат Государственной Безопасности (НКГБ) был учрежден 3 февраля 1941 года, однако 20 июля 1941 года его слили с НКВД. НКГБ был восстановлен 14 апреля 1943 года, и 13 марта 1954 года Комитет госбезопасности (КГБ) был учрежден в качестве независимого органа.

 

Оригинал: http://7i.7iskusstv.com/y2019/nomer2/sojfer/