(продолжение. Начало в №5/2018 и сл.)
Отзвуки праздника
И была для меня страница
Как лечебница, как темница, —
Белым, белым она цвела,
Неизвестно куда вела
Меж акаций и меж холмов,
Меж домов, до того знакомых,
Что оправданность их — не промах
Поселившихся в них умов,
Меж прохожих — им нет числа —
О бродяжничество без басен! —
И, числом календарным красен,
Начинался уж май, опасен
Тем, что нынче запьют со зла
И, в бессилии лица вскинув,
Благо ветер им дует в спины,
Побредут по гостям, — иль просто
Как бы неким подобьем роста
Меж деревьев и меж погод
Пробудится средь них разброд, —
И, отринув немой уют,
Неизвестно куда уйдут.
О провинции горький шик!
Демонстрации твердый шаг!
Поспешает уже мужик,
Позабывши про флаг, в кабак, —
Только звякают ордена
Да медали, как донца чарок.
А в округе шумит весна —
Полдень выпотрошен и ярок,
Льётся радужное вино
Передышкой меж южных буден —
И распахивают окно,
Точно в комнате тесно людям.
Листья шёлковые шуршат —
Уж на шелесте помешались,
И стволы со столами в ряд
В приглашеньях перемешались.
Пахнет признаками жилья,
Чую веянье нафталина,
Машет веером Магдалина,
Закругляется колея.
Горек хлеб тесноты людской!
Что-то вытеснили бокалы —
И дрожат в полноте мирской
Струны праздничного накала.
Чьи же чувства средь чистых рам,
Как сирень, нависают густо?
И шатаются по дворам
Ясно, горестно, пусто, пусто,
Будто маятник расшатал
Кто-то кажущейся рукою —
Ты смотрел бы, не проморгал
Сгустки тянущегося покоя.
А чувствительность вечеров
Надвигается непреклонно:
— Добрий вечiр!
— Бувай здоров!
Окна, стены, погоны, клёны, —
Точно клич, отчехвостив ночь
За безлунность и за бестактность,
Устремляет сквозь толпы прочь
Всю конкретность и всю компактность,
Точно компасной стрелке путь
Не заказан на бреге шумном, —
И сбегают когда-нибудь
Кто к бездомным, а кто — к безумным,
Сквозь огни, что в тени мелькнут
Через реки и через парки.
«Много ль времени?» — «Пять минут!» —
Атаманы, дружки, товарки,
Всё нахлынувшее, как бунт,
Оголяющее безличье, —
Что — обличье, а что — приличье?
Где бесчисленность? Тут как тут!
Ждут-пождут да завяжут в жгут —
Может, письма пожгут на пробу, —
Подкопаться под них попробуй —
Здесь и так уж подкоп ведут,
Городское сверлят нутро, —
И по шахтным стволам витает
Воздух рудный, — им бес в ребро,
Знать, вселился, — уже играет
Сей немыслимейший орган
Перерытой, хрипящей почвы, —
Что наследие спящей почты!
Что ограды и что курган! —
В этой выдышанной музыке,
Точно крошки, застрянут крики,
Сотни глоток её орут, —
Кровь, запёкшаяся меж пылью,
Нам вещает кошмарной былью,
Что добро у земли берут,
Отбирают за пластом пласт,
Но ядра она не отдаст. —
___
У меня голова трещит,
Поднимают права на щит,
В ясном небе Овен ушёл
Покормиться меж шпал и школ,
Там, где в детстве, среди маслин,
У заброшенного вокзала,
Проходил я совсем один
До предчувствия и начала —
И присутствие этих мест
В долгом перечне пребыванья
Проверяет меня окрест
И вблизи, и на расстоянье.
О Урания! Где прибор,
Чтоб измерить мой кругозор,
Изменить, сосчитать, сказать,
Что отринуть, а что — принять?
Твой-то, Клио, решающ фант —
Пишешь, меркнущий фолиант,
Испещряешь число страниц
Оправданьем моих зарниц.
Каллиопа! А твой урок
Я усвоил, — глядишь меж строк —
Что потоп тебе и набег?
Недоступен им твой ковчег.
Мельпомена! Театр открыт —
И на сцене игра корит
Декораций лихую чушь,
Перебравшихся в эту глушь.
Ты, о Талия, улыбнись,
Ко братанию перегнись,
Чтобы смех перевес имел
Среди тех, кто как лес шумел.
Ты, Эрато, играй, танцуй,
В бальном выпаде протестуй
Против тех, кто мешал войти, —
Конфетти летит, конфетти.
Где Эвтерпа? Природа флейт?
Духовых инструментов рейд
Снова враз разогнал туман, —
Терем ивовый да талан.
Терпсихора! С мерцаньем цитр
Гениальности лейкоцит,
Точно шар биллиардный, впрок
В кровяную гущу увлёк!
Полигимния! Звонче пой!
Мне отрадно дружить с тобой —
В безотрадности и мольбе
Прибегаю всегда к тебе.
Девять Муз.
Обретенья звон.
Узы.
Пение.
Аполлон.
___
Скушен уровень меженной.
А роскошества надо мной
Обвисают садами вдоль —
Это пиршество, о юдоль!
Я в гостях теперь — о грехи!
Что вздыхания и стихи?
Здесь река течет предо мной,
Убаюканная весной.
Наводнением сорван мост —
И ещё далеко до звёзд,
И устроенный перевоз
Не забыть до седых волос.
Вот на лодке я, вот весло, —
Русло низкое да число
Календарное — красный цвет!
Точно выщерблен крыш привет —
Черепичный несут поклон,
Провисая вблизи меж крон.
Что за берегом? Я-то жив!
Здесь купался когда-то скиф —
Ветром высеченный портрет
На скале висит — скифа нет.
Нету Скифии — есть костёр!
О друзья на обрыве! Вам
Не отрадно ли до сих пор
Так прилежно внимать словам!
Вот неспешная жизни блажь,
Воды вешние, глушь, мираж,
Достоверное позади
И неверное впереди.
И огни видать! И огни!
И нагни, видать, наши дни —
И посыплется белый цвет,
И красивости в этом нет.
Лепестки кружат, лепестки —
И друзья живут у реки.
О течение! О качание!
Окружение и отчаянье,
А молчание всё по-разному
То прощание кроет фразами,
То прошения уж не вымолит —
И мучение скулы выбелит.
Белый, белый строй,
Скалы рыжие.
Ты-то громче спой —
Стану ближе я.
Белый, белый свет,
Скалы бурые.
Что же цели нет?
Встану хмуро я.
А внизу, у ног, —
Счастье полное —
Уплывёт челнок,
И невольно я
Подойду к тебе —
Благо проще ты,
Благо голову
Не морочишь ты.
О цветы, цветы,
О сгорание,
Укрощение,
Расстояние.
«Угощайся, друг!»
Боже праведный!
Это счастлив юг —
Что же правильней?
Украины крик,
Ингульца разбег —
И какой там миг?
И какой там век? —
И вода бежит,
И листва шумит,
И душа болит,
И звезда горит.
А над миром всем
На пути вослед —
Белый, белый сев,
Белый, белый цвет,
Что-то шепчущий,
Где-то машущий,
Словно легче с ним,
Но не спрашивай,
Белый, ласковый,
Смелый близью всей,
То рисковый весь,
То неистовый,
Тайным пением,
Прежним чаяньем,
Белым веяньем,
Горьким таяньем —
__
Нет ни выслуги, ни заслуг —
Что за исповедь встала вдруг,
Как плотина? Взорви её —
Всю округу вода зальёт.
___
Там, где властвовал Первомай,
Отголоски его вбирая,
Я метался, не выбирая
Притуплённой тропы у края,
Где весна восходила, — знаю,
Поздно, — как уж ни разбирай. —
__
И сулили когда-то дамы,
Пропадая, как профиль в гемме,
Что пристрастья его упрямы,
А причастие к вечной теме,
Как итог, принесёт разрыв.
Вот и стал он так молчалив.
Или волны он наблюдал,
Или молча ходил, курил, —
Хоть и многих людей видал,
Ничего им не говорил, —
И пошла про него молва,
Что забыл он совсем слова,
Растерял построенье фраз,
Так сказать, удалился скромно
Без приказа в запас.
Тихий час.
Тишина огромна.
Лист слетает, за ним — другой,
Их собратья зелены рядом.
Никуда уж он ни ногой,
Смотрит в окна он долгим взглядом,
Отрешаясь от грустных стогн.
И вскипает в нем снова огнь.
Вот она, красота твоя,
Доказательство силы дикой! —
Ты в какие ушла края,
Соплеменница, Эвридика?
Там Испания без гитар,
Растеряв по дорогам струны,
Предлагает живой товар
Тем, кто стары иль слишком юны.
Там избранница на балкон,
Раскрывая, как веер, глазки,
Выбегает на миг, как сон,
Без подсказки и без опаски.
Там устроилась — — Повтори! —
И жилье твоё — не химера.
Да и что там ни говори —
Что теперь принимать на веру?
Беспримерный уходит срок —
И совсем уж он одинок,
Но решился он не хандрить,
А решил, как мог, говорить.
И куда уж ни посмотри —
Диадема горит в двери.
О весна моя, о судьба,
Ты упала, как прядь со лба.
Что за песенку я узнал,
Поспешаючи на вокзал?
Был ли год да немного льгот,
Наблюдал ли луны восход —
Что ты в раковине плывёшь?
Подставляя главу под нож,
Уходила от нас пора
Понимания и добра,
Утомления новизну
Запрокинувши в белизну,
Как из замка подъёмный мост,
В полной мере и в полный рост,
Там, на ложе, где я и ты
Не сжигали свои мосты,
А мечта, если есть она,
Не была темнотой больна.
Рог Роландов.
Разлив рулад.
Гордость грандов.
Разрыв, разлад.
Открываю двери — смотри —
Грустно, что там ни говори!
Ты притрагивался ли к ней —
Поторапливайся, Орфей, —
Не Офелия ли она?
Что-то песенка не слышна.
Месяц выбежал, как паяц.
Вот солдат прошагал на плац,
Где потешные шли бои.
Вспоминаю уста твои.
Стынет кровь — это кредо мумий.
Кто безумней и кто — разумней?
Разгорается ярче кровь —
Это свойство воспоминаний.
О раскидистость расстояний!
Ты заполнила жилы вновь —
___
Нет спасения от врагов —
только шорохов и шагов!
Каждый сад изгибает стан —
Узаконенный Гюлистан.
На дорожке, где камень спит,
Проявляется след копыт —
Эх, на троечке с бубенцом
Покатили куда-то шутки! —
Прозябают без крова сутки
И попахивает винцом —
Это считанные часы,
До полуночи угощаясь,
Чтобы легче уйти, прощаясь,
Взгромоздили весы
На мосту через реку, —
Тем, кто очень спешит к ночлегу,
Можно вес свой легко узнать,
Благо есть для довеска гири.
Как чаинки в чифире,
Густота всплывает опять.
До того небосвод хитёр,
Что раскинуть успел шатёр —
В нём цыгане живут, — дымок
Перевьётся — звенят браслеты, —
Перебьются они до лета,
Ждать недолго —
Совсем промок
Позаброшенный лист газеты,
Превратился в сырой комок,
А ещё шутил с новостями.
Расстаются с гостями.
Кто в автобусе, кто пешком,
По камням семеня шажком,
Отправляются, — мир им, беглым!
Ну, пора волочиться стеблям
За цветками, — кто не дал маху,
Тот на грядке растёт, — а тот,
Кто красивее стал со страху,
И в букете пусть поживёт.
Пять сиреневых лепестков,
Большинство же — в крестиках веток.
Гроздья — в роли наседок
На насесте.
— Ты кто таков?
— Я тюльпан. А ты?
— Я пион.
До чего ж я, братец, влюблён!
Как пацан, я втрескался, чай,
А ведь срежут — прости-прощай!
Разговоры цветы ведут,
Сообща поклонившись розе.
Точно наигрыш Чимарозе
Я усваивал в пять минут,
Разминая пальцы легко.
Что за навыки в нас сокрыты?
Не успел освоиться — сжиты
И оставлены далеко.
Электричества не зажгли,
Экономия — это ясно,
Да к тому же столбы безучастны.
Подошли.
Переулок ведёт. Меня
Провожатые охраняют
И в обязанность мне вменяют,
Чтобы жил я при свете дня,
И один из них — босоног.
— Что так поздно, сынок?
О, не спрашивай! Вешний, вешний,
Я приезжий, а всё же — здешний,
И сумела меня пленить
Так давно — лишь я это знаю —
Непосредственность затяжная, —
Нечем кумушку заменить.
Дом во сне,
Силуэт в окне —
Вот портрет мой для вящей славы.
Коротка у листвы управа
С оголённостью крон —
Нарастая со всех сторон,
Враз из почек, в клею кричаща,
Появляется — и кратчайший
Избирает разбег,
Молода, а туда же, к солнцу, —
И шумит уже у оконца
Древо чудное имярек.
Умиляется человек,
Улыбается — спору нет.
А на деревце — цвет да цвет,
То он розов, а то белёс,
То спускается под откос,
То над речкою пробежит,
То под дождиком задрожит,
То от ветра он вздрогнет — пусть!
Это знаю я наизусть —
Изобилие,
Белизна,
Изумруден иль просто зелен
Лист средь памяти, средь расселин,
А виною всему — весна.
И рассеян по вербам шёлк —
Нарождённых цыплят пушок,
А как вырастет гибкость в них,
Чтобы к самой коре приник,
Если в гущу их попадёшь,—
Ничего милей не найдёшь.
А как вырастут тополя —
Непременно захватит дух, —
Улетал бы, ярясь, юля,
Повсеместный, всемирный пух.
А как вишня пойдёт взрослеть —
Станут ягоды зеленеть,
А потом, по бочкам алея,
Красноту разведут смелее.
А как яблоне облетать
С мотыльками, шмелями, пчёлами —
Станем время мы коротать
Безутешными, невесёлыми —
Уезжать пора, уезжать!
Вот и выйдут нас провожать
Те, стоящие, те, шумящие,
Присмиревшие, настоящие.
И провинции колорит
Сообщит на ушко клевретам,
Что, меняя на время вид,
Дерева им верны при этом.
Непочатый край! —
Шалью льющийся,
То смутившийся,
То смеющийся,
Озабоченный,
Озадаченный,
Не упроченный,
Не утраченный.
Здесь, по Гданцевке, по низине,
Выступлением Паганини
Все стволы стоят, пляшут ветви все.
Звукоряд утрат и обряд в красе,
В полосе пустой невезения,
Угасание, воскресение.
И любая ветвь, зацепив, как кисть,
Просто так рассвет не отдаст ни в жисть —
Только выкуп им, только накипь в них,
Неоправданных или праведных, —
И высокий ствол, и широкий шум,
Помрачив без школ и глаза и ум
То отважностью, то безбрежностью,
Соглашаются с неизбежностью
Всепрощения, нависания.
Возвращение, прикасание.
И рассеянность жизни всей —
Как отверженность меж ветвей.
Что-то скомкано, что-то связано, —
Чем прикованы и обязаны?
Та же Гданцевка пред лицом,
Окольцована Ингульцом.
Семь мостов висят, а по ним — идут.
Бесконечный сад, где живут и ждут.
Я изъездил свет, я людей узнал, —
Что же мучит вновь то, чего уж нет?
Видно, сам не знал, до чего устал,
А когда окреп, прозевал рассвет.
Города мои! Берега мои!
И случайные, и надёжные!
Что же вынес я? То же самое
И пред будущим, и за прошлое —
Свет обители мировой, —
И ручаюсь в том головой.
До сих пор голова цела.
Вот такие-то, брат, дела.
Знаю: осень мне напророчит
И, скорее всего, удержит, —
Чёт и нечет кичиться хочет
Тем, что выдержу, — и утешит.
Что же!
Свет ты мой!
Ты же, цвет весной,
Что в беседах жил откровенных,
Сохрани со мной
Пред моей зимой
Отголоски празднеств бесценных.
___
Как на Пафмосе, я живу.
Бельма вытаращила Беллона.
Слыл я, кажется, наяву
И доверчивым, и влюблённым, —
Что творил! И чего наплёл,
Новоявленный Аретино!
Азраил щадил, но Аид учёл,
Что не так уж неукротимы.
И Амур хранил, и Амон дарил
Мне религию — солнце свято!
Ахерон шумел, Гименей мирил
С тем, что брошено мной предвзято.
Веял листьями Аквилон,
Актеона псы растерзали,
С Артемидою дружим дале.
Под окном прошёл почтальон.
Что письмо? Уж Ком-весельчак
Ждет на пир нас? — Я рад бы, други!
В этой внутренней вьюге
Трудно так.
Но, однако, черпак лежит
У источника Ипокрены —
Приложусь к нему непременно.
Улыбаются мне Камены,
Понимая меня мгновенно.
Умудрился прожить.
Дружим с Момом — насмешек жанр
Обострил моё восприятье.
Сторожу вероятье.
Жар Стожар.
Фессалийское племя! Кентавры!
Где Хирон?
Кто ударит в литавры?
Полушарий нарушит сон?
Свищет в мыслях моя Филомела —
Я прислушаюсь к ней неумело —
Что расскажет? Что сообщит?
Уж давно воспетые розы,
Превращаемы в род угрозы,
Отстояли себя в морозы.
Лыком шит
Понимания код изначальный.
Вот опять самолёт пролетел.
Видно, я заглянуть захотел
В неизвестности вывод астральный.
О маетность моя!
Ты раскинута степью да полем —
Что встревожился Голем?
Спит семья.
Как в парсуне старинной,
Плоскостной и наивной,
Облик мой промелькнул — но потом
Торжество светотени,
Волшебство сновидений
Переполнили дом.
С фотографий схожу, как живой, —
Что ещё в зеркалах отразилось?
Что сбылось? Что свершилось?
Боже мой!
Убаюканный бег!
Что сказал бы тебе Олеарий?
Успокойся! Не с выплеска арий
Начинался ночлег.
Как вечерний намаз,
Что творят мусульмане,
Что-то смутное вижу в дурмане,
Что пророк не припас.
В этом мире
Ходят люди в пустующий тир —
И порой раздается все шире:
«Ой-вей-мир!» — (Откликнись, Лир!)
Как Мегера,
Зря не тратит рублей безотрадность.
Я еще доберусь до такого примера,
Где гнездится всеядность.
Яд мгновенья.
Гермес Трисмегист!
Где трактаты твои? Покажи-ка!
Там росла ежевика —
И затворником южным магистр
Небывалый владетель,
Раздавал добродетель —
Целой пригоршней я зачерпнул
Это нужное яство
И теперь понимаю прекрасно,
Для чего я вернул
Это прежнее время —
Я еще различаем не всеми,
Хоть у многих дрожат на устах
Эти песни, что сложены мною, —
Удели мне вниманье, Давид! —
И душа не болит,
Что тревожу себя понапрасну, —
К этой жизни причастны,
Мы обязаны многое знать.
Если песня начнет замерзать,
Ледяным возвышаясь хоралом,
К людям вновь обращаясь усталым,
Что сказать?
И опять:
Я молю тебя, доля дневная, —
В безымянности перенимая
Возвышенья бессмертных имён,
Не слагай ты знамён.
Мы заменим ушедших, я чувствую это сквозь сон.
Адонаи.
И всегдашние празднества так принимая,
Мы разрушим свой плен и давнишний восполним урон. (продолжение следует)
Оригинал: http://7i.7iskusstv.com/y2019/nomer2/alejnikov2/
