Пролог
В конце июня 1987 года в торжественной обстановке Юрию Курганову был вручен аттестат об окончании средней школы — темно-серый, с серебристым тиснением документ, в котором все отметки были отличными, кроме одной — по русскому языку. Казалось бы, единственная четверка свидетельствовала лишь о досадно уплывшей из рук нашего выпускника золотой медали. Но это было не так. Ведь, говоря по правде, он к ней никогда и не стремился. Может быть, Юре не повезло с педагогом, классным руководителем или директором школы? Тоже нет. В действительности же ему была противна сама мысль о «золотом результате», он упрямо не верил в него и в душе был даже рад столь удачно сложившимся для него обстоятельствам.
Аттестат дополнила книга избранных сочинений Дениса Давыдова и Надежды Дуровой, с дарственной надписью и директорским автографом. Подарок вполне символичный, поскольку к тому времени Юрий уже решил, что будет поступать в военный вуз, с окончательным выбором которого тоже вполне определился: Ленинградское высшее военно-топографическое командное училище имени генерала армии Антонова, одно из старейших учебных заведений советской армии.
На это его решение повлияли не только родители, но и пример дяди, майора-связиста. Романтика военной службы окончательно вскружила парню голову, и он с упоением мечтал надеть форму, продолжить семейную традицию и, наконец, всего-то за четыре года получить редкую военную специальность.
…Накануне отъезда Курганову, разумеется, было особенно грустно. Но этот день запомнился ему другим событием, с которым, как он думал, обязательно должна быть связана какая-то народная примета: когда молодой человек в прощальном размышлении стоял на пороге родного дома, на край козырька над крыльцом чуть ли не над самой Юриной головой сел красивый белый голубь. Это было не только неожиданно, но и странно, потому что за все годы, прожитые им здесь, ни одного голубя во дворе видеть ему, откровенно говоря, не случалось. Но что же это всё-таки значило? — в ту пору можно было только догадываться…
1987
23 июля 1987 г.
Доехал хорошо, правда, в поезде совсем не выспался с непривычки.
В Ленинграде ориентироваться не так сложно, как в Москве. Сразу с вокзала — на Невский, сел в седьмой троллейбус и поехал на Петроградскую сторону. Впечатления, конечно, фантастические! Весь город как бы открыт, всё на виду, вся архитектурная старина: блистательный главный проспект, величественная Дворцовая площадь, красивейший Зимний дворец, Адмиралтейство, Дворцовый мост, стрелка Васильевского острова с Биржей и Ростральными колоннами, Нева с ее бесконечными каменными набережными, Биржевой мост, проспект Добролюбова… В общем, с широко раскрытыми глазами и ртом доехал я до Ждановской набережной, вышел напротив стадиона имени Ленина, ну а там до Пионерской улицы уже рукой подать.
Снаружи здание училища выглядит довольно представительно и современно. Со двора же общий вид намного суровее, словно очутился в большом каменном мешке, где только небо над головой напоминает о вольной жизни. Правда, вскорости всё мое напряжение как рукой сняло: будто щепку, подхватило общим потоком, лихо закружило-завертело и понесло...
Разместили нас временно в казармах выпускников и уехавшего с курсантами в летние лагеря батальона обеспечения учебного процесса (БОУП), на разных этажах. Я живу на последнем, пятом. Окна тут большие, кровати двухъярусные, и мне досталась верхняя койка. Уже и расписание дежурств по абитуриентской роте составили. Живем по строгому распорядку: подъемы, утренние зарядки, построения, разводы, вечерние поверки, отбои. В столовую и на самоподготовку ходим строем. Одно плохо — постоянно есть хочется. Кому из города чего принесут, тот сыт; кто пошустрее (из военнослужащих, в основном), тот без зазрения совести (голод не тетка!) «на хвост падает» — тоже, значит, не в обиде. Остальных же спасает другое: после всей нашей дневной суеты приходит время заведенного бывшими срочниками ритуала вечернего пиршества, когда каждый обязан поделиться всем, чем разжился за день.
Немного подкрепившись, ложусь на свою койку и долго смотрю на раскинувшуюся перед глазами городскую панораму — разноцветные крыши домов, дымящие трубы, далекие огни высоченной телемачты...
В свободные минуты ведем серьезные разговоры о будущей службе или упражняемся на установленной в коридоре перекладине. Истинное же удовольствие доставляют неуемный азарт прирожденных хохмачей и песни под гитару некоторых особо одаренных индивидуумов. Мне, например, очень нравится в исполнении одного из них песня на слова Сергея Есенина: «Зеленая прическа, девическая грудь. О тонкая березка, что загляделась в пруд?..»
Поет он эту песню так хорошо, что я иной раз недоумеваю: и зачем ему поступать в военное училище?.. Хотя, наверное, лучше, если бы он все-таки поступил.
Расписание экзаменов составлено таким образом, что полагавшийся мне к сдаче, как медалисту, единственный предмет шел вторым. Пришлось ждать несколько дней результатов первого экзамена — письменного по русскому. И вот, наконец, вчера сдал математику устно! Получил «отлично» — и как гора с плеч. Сразу после обеда отпросился в увольнение — телеграмму домой отправить. Надеюсь, вы ее уже получили.
Теперь в оставшиеся для сдачи последнего экзамена дни буду трудиться на благо училища — убирать территорию, наводить порядок в расположении, новую столовую помогать отделывать. Конечно, не худо бы теперь хоть на часик домой возвратиться. Вечером глаза закрываю — и сразу вижу себя у бабушки за столом, а на столе — пироги и банка парного молока…
Экипировка наша намечается на 1-2 августа. Перед выездом не забудьте, пожалуйста, захватить сумку побольше под все мои книги и привезите белье нательное на смену, носки. Ну, и еще что сочтете нужным.
Всем от меня большой привет! Целую.
Юра.
13 августа 1987 г.
...Наслушавшись всяких разговоров, я понял, что самая блатная из трех специальностей здесь — «картограф», но начальник училища сватал мне местечко во взводе избранных — отличников-фотограмметристов. Именно на эту специальность идут многие сыновья военных топографов. И сын подполковника Сухорукова, одного из преподавателей училища, в том числе. Кстати, не могу забыть, как Сухоруков-старший, по-отцовски положив мне руку на плечо, не спеша провожал до ворот, инструктируя на все случаи жизни, когда нам в первый раз в увольнение разрешили выйти...
Но я стоял на своем, и начальник училища вынужден был в конце концов поставить мне условием отличную учебу и железную дисциплину, а то, дескать, в два счета переведем на другую специальность. Так что вместо 83-го я зачислен в 84-й взвод. О 81-м (геодезическом) и о чисто топографическом 82-м речь и не заходила. В общем, я очень рад!
В моем новоиспеченном взводе вместе со мной служат двадцать семь человек: два украинца, грузин, азербайджанец, башкир, еврей, поляк, остальные — русские или русские наполовину (к примеру, есть наполовину узбек). Четверо из Москвы, пятеро из Питера, остальные из провинциальных городов и весей.
Командует нами старший лейтенант Хмелевских Григорий Давыдович — на мой взгляд, прирожденный служака, чуть выше среднего роста, приятной наружности мужчина со смоляными волосами, большими карими глазами и роскошными, отдающими девятнадцатым веком, гусарскими усами. Честно говоря, ему только кивера на кудри, ментика на плечо да сабли сбоку не хватает (про коня я уже и не заикаюсь). Не Денис Давыдов, конечно, но чем-то определенно его напоминает. Грешным делом, я так про себя его и называю, хотя за глаза все зовут проще — Хмель. Родом он, я слышал, из Белоруссии.
Вечером 3 августа в новых, характерно пахнущих хэбчике и сапогах, при полной амуниции выехали мы на поезде в летние лагеря — в город Боровичи Новгородской области. К утру были на месте. Трое кренделей из наших оказались, таким образом, у себя дома — Оспа, Сивый и Щечкин. Правда, у последнего тут не родители, а дед-ветеран с бабкой живут.
Поселились в палаточном городке, на высоком левом берегу реки Мсты. Палатки — с квадратными бетонными гнездами и деревянными настилами для спальных мешков. Почти все крупные постройки в лагере, включая штаб, офицерское общежитие, санчасть, складские помещения, столовую и котельную — кирпичные. А вот клуб, классы взводов, каптерки, летние офицерские домики и старые складские помещения — деревянные. Ближайшие к нам объекты расположены довольно компактно и, если встать лицом к реке и смотреть слева направо, поворачиваясь на 180 градусов, последовательно можно увидеть спортплощадку со снарядами и полосой препятствий, штаб, стадион, клуб, чайную, классы взводов и каптерки, котельную, столовую, офицерские летние домики… Ну и, наконец, туалеты и оборудованные места для умывания под навесами.
Сегодня чуть ли не в четыре утра нам устроили побудку, чтобы вести в баню (она у нас по четвергам). Мсту переходили через длинный шаткий понтонный мост — то есть через длинный ряд связанных пустых бочек с деревянным настилом.
У реки городская часть Боровичей напомнила мне родную деревню. Ну а баня — как баня. Как везде.
30 августа у нас присяга. Пусть папа с Ваней приезжают накануне. Ходили слухи, что после всего этого «священнодейства» могут и в увольнение отпустить. Но сие, как говорится, пока вилами по воде писано.
Вчера ввосьмером несли наряд по столовой. Заступили в 18:00 накануне и ровно через сутки освободились. Я работал в зале, даже не работал — летал с металлической тележкой шустрым армейским официантом между рядами длиннющих столов с лавками: «Чего изволите?!» И так, значит, славно заступили, что спать отправились не раньше трех часов ночи, потому как дали нам вводную: «Очистить восемь мешков картошки!» Но мы осилили только четыре. Правда, рано утром нам разрешили запустить механическую машину для очистки клубней, и всего за час оставшиеся мешки были одолены. Отсыпались уже после наряда.
Теперь настроение приподнятое, и я невольно предаюсь воспоминаниям о доме. Можно сказать, сплю наяву: то с вами беседую, то с друзьями-приятелями встречаюсь, то в школу загляну, то в нашу березовую рощу, то за грибами отправлюсь по излюбленным местам, а то на Поддубровку бегу купаться…
Пускай Ванька, что ли, письмецо мне черкнет. Сажайте его за стол — и перо ему в руку, надо же когда-нибудь ему и брата порадовать.
Да, вот что еще. Мой денежный запас почти иссяк. Остался всего один рубль с копейками. Позавчера фотографировался на военный билет и заплатил 50 копеек. Так что, по возможности, вышлите рублей десять. Или к тридцатому числу привезите. До тридцатого мне хватит. Тут всё есть для жизни, с голоду не умру. Ну, только если чипок (чайную, по-нашему) обогну лишний раз, молочка не попью с любимым овсяным печеньем...
Начал письмо утром, а заканчивать приходится вечером.
Не забывайте, пишите. Я теперь каждый день жду от вас писем.
Целую всех!
Юра.
17 августа 1987 г.
На моих часах 15:30. Сегодня весь день дневалим с Шаманом и Трюфелем, а заступили вчера в шесть вечера. График стандартный: по два часа через четыре стоим поочередно под постовым грибком.
Нагрузок с каждым днем всё больше. Занятия проводятся всюду: и в помещениях (в клубе и в классах взводов) — это, по большей части, теоретические; и под открытым небом (на стрельбище, на тактическом поле, на стадионе, на плацу) — это практические. В нашем расписании есть всё, без чего нормальному человеку и жить-то нельзя: политподготовка, история КПСС, огневая подготовка, военная топография, строевая подготовка, «хим-дым» (оружие массового поражения), военно-медицинская подготовка, общевоинские уставы, военно-инженерная подготовка, общая тактика, ну и, разумеется, физподготовка. Что касается автодела, то оно у нас будет только на третьем курсе, пока же дается лишь вводная часть.
Ваньке советую на будущее обратить внимание на утренний бег. Теперь каждое утро у нас с этого начинается: с голым торсом выбираемся из спальников — холодно, а что делать! — строимся и бежим в своих кирзачах за младшими командирами. После кросса и утренней зарядки — обливание холодной водой. Закаляемся.
На прошлой неделе нас «травили» в специально поставленной палатке хлорпикрином (учебным газом): проверяли исправность и герметичность противогазов. Несколько ребят откровенно хватили лиха, не повезло: глаза выкатываются, откашливаешься не сразу.
А вчера еще веселее было: в ОЗК мы поджигали друг друга напалмом и в целях отработки взаимовыручки тушили поочередно друг на друге это (известное еще по вьетнамской кампании армии США) горючее вещество.
Наша неразлучная парочка, Оспа с Сивым, так перестарались, что у последнего чуть штаны не сгорели. Опомнились парни только после того, как Сивый заорал благим матом, и старший лейтенант Хмелевских, не растерявшись, подключил других ребят к тушению нашего низкорослого и красноокого альбиноса. В общем, веселились.
Во взводе стали понемногу складываться свои традиции: как полагается, отмечаем дни рождения, вот уже у троих такие дни прошли (у Урюка, Трюфеля и Сивого). Накупаем сладостей — пряников, халвы, конфет — и лопаем до отвала! С фруктами и овощами, правда, дела обстоят похуже.
Кстати, я просил, чтобы вы выслали мне денег. Знаете, не нужно: нам, оказывается, ежемесячно будет начисляться денежное довольствие в размере девяти рублей пятидесяти копеек. Так что, обойдусь.
Продолжаю после некоторого перерыва: сдавали наряд, и дежурный по роте приказал нарубить у реки кольев для палаток.
Сейчас уже 19:05. Вечер. Нам как раз деньги начали выдавать, о которых я упоминал. А тем временем бывших военнослужащих срочной службы из нашей роты готовят к учениям. Завтра они выезжают, будут охранять какой-то важный объект от нападения «бандерлогов» — ребят из отряда специального назначения. И надо сказать, готовятся наши не без дрожи в коленях.
Дождь заморосил. Сижу у входа в наш пятиместный шатер и пишу это письмо. Доносящиеся издали голоса и музыка (роскошная песня «На заре» группы «Альянс», если быть точным), вкупе с ворчанием башкира Муртая из соседней палатки, тешат мой слух. Но силы мои литературные уже иссякают. Заканчиваю и остаюсь, ваш Юра.
P. S. Мама, пошли мне, пожалуйста, с папой какую-нибудь вещицу потеплее вместо майки — что-нибудь вроде тельника, с рукавами, надевать буду под кителек хэбэ, а то как дожди зарядят, холод тут стоит неимоверный. Некоторые из наших ребят, кто поумнее, уже позаботились о себе. И бритвенный станок с лезвиями мне просто необходим. Электробритвой «Брест», которую вы мне купили, я пользоваться не могу, не мое это. И еще, передайте мой адрес дяде Славе — пусть он мне тоже напишет. У нас здесь, знаете ли, страшный голод на письма.
Юра.
22-23 августа 1987 г.
...За последние дни много новостей, и довольно любопытных, боюсь что-либо упустить.
Прежде всего, впервые побывали на стрельбище. Выполняли учебные стрельбы из АКМ девятью патронами. Первая часть упражнений — три патрона одиночными выстрелами. Я выбил 16 очков: «девятка» плюс «семерка», а «пятерку» мне не засчитали — пуля задела самую кромку мишени. Однако норматив был выполнен: больше пятнадцати.
Многие вообще не попали по мишеням и стреляли повторно. Рассеивание же у меня вышло из-за того, что слишком резко давил на спусковой крючок. Но я тут же исправился. А вот вторую часть упражнения, стрельбу по ростовым фигурам (шестью оставшимися патронами, короткими очередями), я выполнил на «отлично». Стоявший за спиной майор после моего доклада о результатах стрельбы объявил благодарность и добавил:
— Молодец, стрелять умеешь!
Добавлю, что на стрельбище присутствовал начальник училища. Так что всё в полном ажуре. А ведь до этого, если вы помните, я стрелял лишь однажды — на сборах в девятом классе, из «костыля» (АКС-74 калибра 5,45 мм); тоже весьма памятное для меня событие...
Потом заступили во второй раз в наряд по столовой. И снова поработали на славу. За сутки спали часов пять, зато вовремя дела сдали. Вечером на вещевом складе получали новую форму ПШ к сезону и фуражки к присяге. Форма отличная, легкая, но теплая. У меня 48-й размер, 3-й рост, а фуражка — 55-го размера.
Сегодня суббота, а завтра с утра, наверное, в колхоз поедем. Вечером еще и в кино надеюсь успеть. Такая вот программа выходного дня.
Кстати, присяга будет проходить у нас на стадионе, а если дождь соберется, то в столовой. Вход, разумеется, свободный.
...Уже утро. Только что отыграли в футбол. Побегали, размялись в свое удовольствие. Сейчас пойдем на обед, а затем куда-нибудь на хозяйственные работы (ХЗР). Колхоз, слава богу, на этот раз без нас обошелся.
На военно-инженерной подготовке вчера с утра совершали марш-бросок, бежали до песчаной горы. Там рыли окопы для стрельбы лёжа. Норматив — 20 минут. Я уложился и соорудил довольно симпатичный окопчик с дерновым бруствером, получив отличную оценку от препода-подполковника.
Суббота у нас — парко-хозяйственный день (ПХД), поэтому после обеда все наши поехали на хлебозавод, а я пошел оформлять боевой листок, посвященный дню принятия присяги, на что меня в добровольно-принудительном порядке вдохновил молодой практикант-третьекурсник. «И чего он ко мне привязался?» — думал я поначалу. А потом рассудил, что работа не пыльная. Уговорил, дорогой товарищ. Да и получилось у меня, судя по всему, неплохо.
Погода все эти дни стоит теплая, ночью даже спать невозможно. Но это, наверное, последняя улыбка лета. Время, однако, поджимает. Писать заканчиваю.
Жду вас на присягу! Пишите.
Юрий.
27-28 августа 1987 г.
...Сегодня четверг, так что мы снова ни свет ни заря посещали городскую баню. Вы спрашивали про смену белья. Так вот, она у нас производится там же, на месте: помывшись, сдаем портянки, комплект из темно-синих трусов и светло-голубых маек серии «Слава советскому футболу!», а взамен получаем стираные вещи.
Как я уже писал, занятия у нас идут полным ходом, самые разные, причем теоретических проводится всё больше. Самая главная дисциплина для нас теперь — военная топография. По ней уже было две лекции. После первого семестра будет экзамен, оценка за который сразу пойдет в диплом.
До нашей присяги остается два дня, так что мое письмо наверняка будет запоздавшим для папы с Ваней. А пока все мы в ожидании этого грядущего благодатного чуда...
На днях «оборудовал» свой новенький китель ПШ — пришивал петлицы и погоны. Осталось как следует отгладить и подшить подворотничок (спасибо, присланная вами ткань еще не закончилась). Кстати, «крабики» (эмблемы на петлицах и погонах) у нас — как у железнодорожников: перекрещенные штангенциркуль и молоток. Ничего оригинального, даже обидно. Труба подзорная — и та, кажется, больше подходит.
После главного торжества, согласно последним данным разведки, будет праздничный обед, а затем смотр строя и песни (развлечем прибывших родственников и гостей). Освободимся лишь к 14:00. Дальше по графику будет увольнение часа на три, до 17:00. С таким лимитом времени, боюсь, толком мы и поговорить-то не успеем. Ну да ничего, сколько есть.
Час тому назад получил письмо от Ивана. Порадовал братец! Я и не предполагал, что он сподобится написать мне...
...Вчера дописать не удалось, так как вечером, после бешеной и потной дневной работы, у меня внезапно поднялась температура. Сходил в санчасть. Меня оставили там на ночь и прописали для скорого выздоровления множество таблеток. Скорее всего, это инфекция: двое у нас в палатке уже хворают, причем один из них, чертов Урюк, спит рядом.
С утра, правда, температура была уже в норме, и я уговорил докторшу отпустить меня восвояси. Ибо пропустить присягу и всё, что ей предшествует, я не могу, четко понимая, что «торжественное обещание на верность своему народу, своей Родине — важный правовой и морально-политический акт, который обязывает неукоснительно и со всей ответственностью выполнять заветы В. И. Ленина, требования Коммунистической партии, Советского правительства к своим вооруженным защитникам. Я знаю, что в мире сейчас неспокойно. Интересы безопасности нашей страны, сложная международная обстановка требуют от меня высочайшей политической бдительности, готовности с оружием в руках в любую минуту выступить на защиту исторических завоеваний социализма… Да не постигнет меня суровая кара советского закона, всеобщая ненависть и презрение советского народа!».
Будем считать этот случай со мной (болезнь) очищающим. Не волнуйтесь, здесь у каждого второго бойца время от времени температура поднимается, бог знает отчего.
Завтра к вечеру надеюсь уже увидеть папу с Ваней.
Заканчиваю. Жду писем.
Ваш Юрий.
1 сентября 1987 г.
Первый день осени, и, как вы понимаете, рука сама тянется к перу и бумаге.
Мама, какой класс тебе дали? Что с колхозом намечается? О моих бывших одноклассниках, наверно, уже всё известно — кто куда поступил, пошел работать… И вообще, как там, в школе, без нас теперь дышится? Передавайте пламенный привет от меня всем учителям!
Надо думать, папа с Ваней уже рассказали вам с бабушкой, как я тут живу, на всё посмотрев своими глазами. А сразу после дня присяги погода у нас испортилась. Стало прохладно, дожди начались. После ужина сегодня должны выдать теплое белье, как бы уже не летнее. И шинели раздали, чтобы ночью мы могли ими укрываться.
У нас во взводе назначили младших командиров. «Замком», то есть заместителем командира взвода, стал мой зёма — Вова Березин, по прозвищу Железный Дровосек, парень ростом под метр девяносто, родом из Рыбинска. Командиром первого отделения, укомплектованного сплошь бывшими военнослужащими-срочниками, назначили Марика Жукова. Это детина еще здоровее первого и, прости господи, тот еще жук майский с южного побережья Крыма. На должность командира второго взвода, к которому причислен и я, самовыдвинулся национальный кадр — тбилисский биджо Лери Рубашвили. А командиром третьего взвода Хмель, по хорошему знакомству, назначил крепыша-питерца Лешу Полетаева, которого мы все зовем просто Лёликом.
На физподготовке сегодня подтягивались на оценку, в сапогах, а потом пробежали кросс два километра. Лучше бы, конечно, в подвижные игры поиграть — в футбол, баскетбол или, на худой конец, в волейбол, но это нам удается лишь по субботам и воскресеньям.
Последним занятием дня была огневая подготовка — отрабатывали приемы с оружием, в частности — отдание чести с оружием, на месте и в движении. «Воинское приветствие выполняется четко и молодцевато, с точным соблюдением строевой стойки и движения», — гласит теория. «Для выполнения воинского приветствия на месте вне строя без головного убора за три-четыре шага до начальника (старшего) повернуться в его сторону, принять строевую стойку и смотреть ему прямо в лицо, поворачивая вслед за ним голову…».
После таких занятий, скажу я вам, трудно не почувствовать в себе умную овчарку.
Юрий.
4 сентября 1987 г.
Вот уже и четвертый день осени. Постоянно жду от вас писем, но с 26 августа так ничего и не получал. После присяги, представьте себе, на всю роту пришло лишь конвертов десять, не больше. Разумеется, мне страшно интересно знать, как вы там поживаете.
А теперь немного подробнее о буднях советских «юнкеров-топографов».
Вся карусель начинается с подъема в 06:20. За 10-15 минут до него один из дневальных будит старших по кубрикам, а те всеми доступными средствами заставляют принять вертикальное положение остальных. Вместе со старшими поднимается большинство, дабы не опоздать на построение. Затем зарядка: бежим на стадион и под льющуюся из мощного динамика музыку бегаем и делаем бодрящие упражнения. Потом утренний осмотр. Любимые командиры проверяют безупречность белизны и свежести наших подворотничков, а также сапоги и металлические части обмундирования (самой представительной из которых, как известно, являются пряжки) на предмет ослепительной чистоты и блеска. Последний достигается исключительно с помощью пасты ГОИ и специальных войлочных тряпиц, «бархоток», согласно нашему лексикону. Кроме того, обращается внимание на содержимое карманов и на наличие двух иголок с черной и белой нитками, спрятанных в пилотке с левой стороны.
После этого мы чеканим шаг на завтрак, двигаясь с задорной строевой песней:
Путь далек у нас с тобою,
Веселей, солдат, гляди!
Вьется, вьется знамя полковое,
Командиры впереди…
Следующим обязательным элементом внутреннего распорядка является развод на занятия. Выстраиваемся на стадионе повзводно. Дежурный офицер делает доклад начальнику учебного центра о готовности батальона к труду и обороне, после чего мы торжественным маршем проходим мимо высокой начальственной трибуны. А затем со всего маху ударяемся в воинскую науку.
До обеда проходят три пары; после приема пищи — личное время, двадцать минут (а зачастую всего лишь десять). Затем — снова развод и еще одна пара, после которой следуем на самоподготовку, в свои классы.
После самоподготовки — ужин, вслед за которым остается немного личного времени, а затем следует плановый просмотр программы «Время». В 21:35, едва дослушаем новости спорта, телевизор нам выключают, так что прогноз погоды на завтра в стране мы не знаем, увы.
Вечерняя поверка, водные процедуры с обязательным мытьем ног и чисткой зубов завершают наш нелегкий день. Отбой в 22:30.
Несколько слов о предстоящем шестидневном полевом выходе. Офицеры говорят, что это будет просто-напросто вопрос выживания. В сущности, из пункта «А» надо прибыть в пункт «Б», и кто дойдет, тот и будет учиться дальше, став настоящим курсантом.
Пишите, как у вас дела, чем занимаетесь, когда картошку будете копать и с огородом управляться, все ли здоровы. Письмо заканчиваю, а душа так и горит желанием еще что-нибудь написать! Это оттого, что соскучился очень. Надеюсь, завтра все-таки дождусь от вас весточки.
Юрий.
8 сентября 1987 г.
Сейчас заступил в наряд по клубу. Дежурим вдвоем с волгоградским казачком Шеви. Я притулился к теплой печке-голландке и пишу. На ночь еще сильнее натопим, картошки напечем и будем уничтожать все имеющиеся у нас пищевые припасы (отоварились предварительно, в том числе и подсолнечной халвой). Спать мне выпало с десяти вечера до двух часов ночи, а с двух до шести буду дежурить: следить за территорией вокруг, за целостностью печатей на дверях рядом стоящего магазина и чайной, а между делом всматриваться в портреты членов ЦК КПСС на одном из видных мест — в простенке между окнами в отведенной нам под дежурку просторной комнате.
По истории КПСС у нас сегодня первый семинар состоялся на тему «В.И. Ленин, “Три источника и три составных части марксизма (1913 г.)”». Предварительно задавали законспектировать эту «гениальную» работу Ильича, но времени на подготовку практически не было. Двое получили оценки «отлично», четверо — «хорошо», один — «удовлетворительно» и один — «неуд». Преподаватель, чувствуется, собаку съел на марксизме-ленинизме, а с нас что взять… Трудновато, конечно. Но, думаю, надо поскорее привыкать к новым требованиям. Средняя школа определенно закончилась.
У многих из нас наблюдается переутомление. Нередко, глядишь, у кого-то носом кровь пошла. Устают ребята. И немудрено, ведь спать в лучшем случае доводится не больше семи часов. Скажем, завтра утром сдаем наряд (считайте, уже толком не спали), а на следующее утро опять вставай в баню. Но такой уж у нас режим. Хочешь не хочешь, а притираться надо.
Вчера в роте состоялась поголовная стрижка. В результате и я удостоился не очень короткой и вполне сносной прически. По-прежнему с нетерпением жду ваших писем — попробуйте только забыть своего молодого курсантика!
Юра.
21 сентября 1987 г.
...За прошедшие дни получил из разных мест четыре письма, в том числе от бабушки и от Вани. Приятно, конечно, что ни говори. Два дня вообще не было почты, а теперь принесли многим сразу по два, три и даже шесть писем!
В прошлую среду в город ходил лечить зубы. В один мышьяк положили, с ним надо будет повторно прийти, а со вторым, развалившимся до основания, сразу послали снимок сделать и сказали, что здесь зуб немного залечат, а в Ленинграде лучше всего металлическую коронку поставить, если корень хороший.
В общем, всё у меня в порядке. Подвели промежуточные итоги нашей учебы — и оказалось, что я даже отличником стал. По этому поводу старший лейтенант Денис Давыдов, не знаю, в шутку или всерьез, выдал такую сентенцию:
— По тебе, Курганов, НИИ плачет!
Что сказать… Поживем — увидим. Загадывать не приходится. Например, за первый зачет по военной топографии на днях я получил «удовлетворительно». Проверяли знание условных знаков, а я их, признаться, и не учил — у меня учебника на руках не было. Теперь разжился, и будет возможность пересдать. Так что, исправлюсь. К тому же мы взяли на себя социалистические обязательства по учебе. Задачка больше психологическая. И вот думал я, думал, какие оценки запланировать, и решил, не перегибая палку, поставить себе по военной топографии — 5, по истории КПСС — 4, по ОВУ — 4, по физкультуре — 5, по фототопографии — 5, по ОМП — 5, по строевой подготовке — 5, по военно-медицинской подготовке — 4, по военно-инженерной подготовке — 5, по общей тактике — 4. Кроме того, в запале обязался зимой сдать нормативы на третий разряд по лыжам. Некому было удержать!
По кубрику дежурим с Братцем Кроликом (он же Харви) уже четвертый день. Как назло, хорошей оценки за дежурство добиться не можем, хотя изо всех сил стараемся навести флотский порядок. И всё это благодаря нашим уважаемым «ручникам» (заторможенным сослуживцам то есть): один кровать толком не заправил, другой кеды не убрал, третий полотенце не расправил... Но мы не унываем.
На комсомольском собрании за мной закрепили должность редактора боевого листка. А наш взвод занял первое место в конкурсе строя и песни, и мы удостоились чести в пятницу, 18 сентября, побывать на тематическом вечере в Боровичском педагогическом училище. Начистили перья — и пошли. Для нас даже накрыли столы, была дискотека. Развеялись, что называется. В расположение вернулись в 00:00. Разумеется, всем всё понравилось: девушки молоденькие, еда, танцы... что еще нужно...
Завтра, соответственно, покажем образец строевой выучки всему батальону, состоящему под командованием полковника Моравского (Папы Гиппопотама). Момент ответственный, потому готовились усердно.
Сегодня регулярный воскресный кросс на пять километров по форме № 4 (с ремнями и в пилотках) пробежали как по воздуху, усталости даже не почувствовали. Может, потому, что все офицеры с нами были. Во всяком случае, это придавало задору: со всех сторон шутки раздавались, подковырки легкие, смех.
Каждое утро стабильно пробегаем по три километра. И если хоть один отстал, через каждые пятьсот метров все идем гусиным шагом, а потом, по дурному примеру командиров из бывших солдат, бежим с бешеным ускорением, дабы не отстать от других взводов. В результате все бегут из последних сил.
С 4 на 5 октября в первый раз заступаем в караул. Хмелевских сказал, что я, возможно, пойду разводящим, поэтому надо готовиться — дело серьезное.
Еще одно важное сообщение: нам наконец-то выдали настоящее теплое белье, поэтому высылать мне его необязательно. Особенно не мерзнем, только в сырую дождливую погоду бывает не очень уютно. Впрочем, на ваше усмотрение. От удобных вещей отказываться не буду.
Конечно, часто вспоминаю дом, всех вас, о чем в каждом письме пишу, но не думайте, пожалуйста, что я уж так скучаю, что просто сил нет. Здесь ведь и одному-то побыть не дают, и особенно углубляться в себя нет времени, и течет оно куда как быстро: кажется, только вчера сентябрь начинался...
Получил очередную «зарплату» — 4 руб. 50 коп. Вычли за подписку на газеты, за ненужный лотерейный билет, за изготовление фотографий для вас...
Ваш Ю. К.
25 сентября 1987 г.
Вручили мне сегодня письмо; думал, от Вани, распечатываю: мамин почерк. На пятый день пришло, сравнительно быстро. Сразу подумалось: вот уже ровно три месяца пролетело со дня последнего моего школьного экзамена. Дата памятная. А время-то идет, и до рубежного полевого выхода остается месяц.
Посылка ваша с теплыми вещами пришла, лежит в Боровичах на почте. Но я получу ее позже, когда туда соберется офицер с командой, чтобы забрать всё присланное на адрес нашего центра.
Командир взвода уже список караула на 4-5 октября составил; в нем, как и было обещано, в числе самых достойных стоит и моя фамилия. Конечно, честь невероятная — только удила закусывай. А что разводящим пойду — это Хмель соврал… или погорячился.
Завтра будут подведены общие итоги соцсоревнования за прошедший месяц. Наш взвод в первых претендентах на победу. Но абсолютной уверенности нет, всё зависит от оценок за внутренний порядок в расположении; тут главное — идеальная заправка кроватей, а матрацы у нас такие, что при всем желании добиться безупречных форм не представляется возможным. Но в армии слово «невозможно» как будто под запретом.
На днях вывесили предварительный список курсантов на отчисление за физподготовку. Их немало. Например, у старшины восьмой роты в табличке результатов — два нуля. Живот отрастил, как у таракана. Да и наш взвод не на должном уровне. Во вторник подъем переворотом сдавали, а кто не может — подтягивание. Я сделал десять подъемов подряд и успокоился, а некоторым пыхтеть пришлось так, что слезы наворачивались. По пятницам у нас спортивно-массовое время. Вот и сегодня надо будет около семи вечера быть в спортивном городке.
Прошел очередной семинар по истории КПСС. Подготовиться удалось только наполовину: времени совершенно нет. По военной топографии проходим азы («цветочки»): сами ориентируемся, а заодно и карты ориентируем на местности, определяем расстояния с помощью синусных линеек, дирекционные углы по хордоугломерам, топографические знаки продолжаем штудировать, пишем летучку за летучкой, ведем журналы практических работ. А сегодня составляли схему ориентиров: та же работа, которую я выполнял на сборах в девятом классе. Интересно было всё повторить. Да и преподаватель вполне располагающий. Читая список взвода, он первым делом поднимал родственников и детей известных ему топографов. У нас таких человек пять. Как ни странно, поднял и меня. Оказывается, однофамилец мой когда-то преподавал в нашем училище.
На фототопографии тоже ходили в поле, причем в полном снаряжении: с зонтами, штативами, планшетами. Учились всё это устанавливать и изучали поверки приборов — мензулы, кипрегеля и ориентир-буссоли. Короче говоря, разбили там целый пляж — не хуже, чем на морском берегу…
Кстати, военную топографию у нас преподает подполковник Розенбуш. У него такой широкий рот, что в батальоне вскоре после знакомства с ним родилась язвительная шутка: когда, дескать, подполковник ест сосиски, то они свободно проходят ему в рот целиком в любом положении — и вдоль, и поперек. Смешно? Не знаю.
В прошлую субботу ездили в долгожданный колхоз. Тот же всегдашний картофан: собирали, грузили, пекли... Работал и вспоминал школьные колхозные будни, наш класс, учителей...
Отношения во взводе складываются, в общем, нормально, много хороших ребят; но, как и везде, есть люди весьма сомнительные, даже скверные и паскудные до чрезвычайности. Разумеется, оценка субъективная, но как иначе-то… В сущности, я делю наш коллектив на две принципиально полярные группы. Идеалистов и всех более или менее воспитанных я условно именую «пневматиками». Наиболее выраженные: Преспокойный, Биг Макс, Вещий Олег, Флинт, Обморок, Братец Кролик (Харви), Шеви. С ними в непримиримом конфликте те, у кого, как говорится, совесть под каблуком, а стыд под подошвой. Их (опять же, условно) можно окрестить «циниками»: Рубашвили, Жуков, Оспа, Сивый, Муртай, Черный Гусь (он же Золотая Фикса). Всех остальных тоже делю на две, так сказать, промежуточные группы: одну из них составляют все те, кто больше тяготеет к пневматикам (Трюфель, Пшек, Башлык, Шаман, Щечкин, Рейнджер, Урюк), а другую, наоборот, те, кто ближе к циникам (Железный Дровосек, Лёлик Полетаев, Ефер Мороз, Король Артур, Хохол и Седояр). Не случайно же одни называют меня Сергеичем (уважают, стало быть), а другие — Тарзаном (их, видите ли, смущает мой недетский мышечный рельеф).
Всё. Жду писем.
Юрий.
P. S. Мама, поздравляю тебя с приближающимся Днем учителя!
(продолжение следует)
