Признательность
Моя самая тёплая благодарность к каждому американцу и американке, которые потратили на меня своё драгоценное время и дали мне возможность удовлетворить моё любопытство относительно мыслей, находящихся в глубине их душ.
Моя признательность также к тем, кто раскрыл свои сердца, но не захотел, чтобы я, цитируя их, назвал их полные имена.
Спасибо следующим профессиональным организациям, которые оказывали свою помощь, когда я в ней нуждался:
Филадельфийскому Бюро по вопросам Конвенций и Посетителей, Туристским Бюро Геттисбурга, Лоурел Хайланда, Питсбурга, Кливленда, Мичигана, Милвуоки, Висконсина, Миннеаполиса, Северного Идаго, Лётному Агентству в Аляске, Туристскому Агентству в Гавайи, Бюро по Конвенциям и Туризму в Денвере, Туристскому Офису в Колорадо, «Путешествия и Туризм» Канзаса, Оклахома, Бюро посетителей Далласа, Джекил Айленд Клуб Отелю.
Я в долгу у Лори Лоуэнталь Маркус и Девида Миллс, которые прочли этот манускрипт и любезно поделились своими комментариями, замечаниями и исправлениями.
Обращаясь к моим духовным братьям — Др. Джонатан Ландгребе, главе Суркамп и к Винфриду Хёрнингу, моему редактору, я скажу, что буду всегда ценить их доверие.
Я признателен моему дорогому другу Ротему Селла, который своей притягательной личностью yкрашaeт круг близких мне людей, и за то, что он был всегда рядом, когда мне это требовалось.
И, наконец, спасибо моей тёще, Иса Лоуи, которая относится ко мне, как к своему собственному сыну. Я ЛЮБЛЮ ВАС, МАМА.
Пролог
Я приземлился в США тридцать пять лет назад с $400 на моём счету, и Америка с тех пор была для меня хороша. С самого начала я поверил в Американскую Мечту и жил в ожидании осуществления её для себя. Я в долгу перед этой страной, в благодарном долгу перед ней.
Я родился в Израиле, стране в которой я провёл свои ранние годы жизни, и в которой меня готовили стать раввином, как мой отец. Я покинул Израиль и двинулся в Соединённые Штаты Америки, конкретно в город Нью-Йорк, и вместо того, чтобы стать раввином, я потратил 15 лет в различных университетах Нью- Йорка, где получил различные степени образования, а раввинство предпочёл оставить для других людей. В настоящее время я всё ещё живу в Нью Йорке, но также и в Европе — большей частью в Германии, а также в других частях света. Но буквально через пару недель я планирую находиться в США в течении шести месяцев, используя их для путешествий по стране.
Я режиссер Еврейского Театра в Нью-Йорке, который я основал два десятка лет назад, и где были поставлены около двадцати моих пьес. Я также и журналист, который пишет для интеллектуальной Германской газеты Die Zeit и её онлайн издания Zeit Online вот уже в течении семи лет. В придачу ко всему, я еще являюсь автором, сотрудничающим с престижным Германским издательством Suhrkamp, где были изданы мои предыдущие две книги «Я Сплю в Комнате Гитлера» и «Поймай Еврея!» и обе стали бестселлерами Шпигеля. Кроме того, я внештатный обозреватель либеральной Нью Йоркской Еврейской газеты Forward.
Глядя на успех первых двух книг, мой преданный издатель Винфрид Хёрнинг попросил меня написать еще одну книгу из этой серии. Первая книга была о Германии, вторая — об Израиле, и Винфрид подумал, что настало время написать книгу и об Америке.
Теперь, наконец, вы понимаете почему я вскоре буду путешествовать по Соединённым Штатам Америки.
Идея серии этих книг проста: ездить в течении шести месяцев по стране, встречаться с как можно большим количеством людей и таким образом составить портрет страны и её людей. Несмотря на то, что идея действительно проста, осуществление её довольно изнурительно. Требуется беспрестанная ежедневная 16-часовая нагрузка. Но и награда велика. Я люблю встречаться с людьми, и чем их больше — тем лучше я себя чувствую.
Я понимаю, что езда по Америке будет отличаться от передвижения по Германии, или Израилю. В этих странах я использовал общественный транспорт, что позволяло мне быть ближе к людям. Америка же огромна и большинство людей водит машины, а не ездит на автобусах. Поэтому, если я хочу смешаться с людьми и встречаться с ними, мне следует водить машину, как и они, и ехать по направлению к ним. Существует небольшая проблема: я не водил машину десятилетиями, а тут мне придётся делать это изо дня в день. Надо надеяться, что я не вляпаюсь в одну или больше автокатастроф.
Что я обнаружу в Америке? Я, разумеется, не знаю, но позвольте мне прежде сделать одно замечание. Независимо от того, что я увижу, что я открою — всё это будет под влиянием образования, которое я получил: годы изучения Талмуда, математики, литературы, религии, театра, журналистики и компьютерных наук. Люди с другими предпосылками могут прийти к другим выводам, и я их уважаю.
Как и многие нью-йоркцы, я не слишком много знаю о других 49 штатах, которые составляют Америку. Разумеется, как человек, живущий не только в Нью Йорке, а и в Европе, я приобрёл некоторые предубеждения относительно американцев. Американцы — разве вы не знаете? — поверхностны и тупы. Правда ли это? Скоро, я надеюсь, это выясню.
Есть и другие вещи, которые я хотел бы выяснить. В последние годы, особенно в период президентского правления Дж. Буша мл. и Барака Обамы, Америка переживает продолжающиеся приступы поляризации, не поддающиеся логике, особенно в такой стране, как США, которая часто именует себя «Плавильным Котлом». Теперь же американцы скорее хотят расплавить друг друга (но не себя, разумеется) в том кипящем «котле». Каковы эти американские консерваторы? Каковы эти американские либералы? За что они выступают? Почему они борются между собой?
Будучи евреем, я не мог не заметить одну главную политическую разницу между Америкой и Европой. Европейские страны в общем и целом позиционируют себя, скорее, как про-палестинцы, чем про-израильтяне. Америка же, с другой стороны, очень часто являет собой одинокий голос на мировых форумах, который всё еще защищает Еврейское Государство. Поэтому мне интересно узнать, поддерживают ли Израиль американские люди в целом.
Живя частично в Германии, я заинтересовался также ещё одной вещью, которую я хочу выяснить. Я где-то читал (не спрашивайте, где), что 50 млн. американцев называют Германию, страной своих предков, тем самым она возглавляет список стран исхода. Правда ли это? И, если да, то какое влияние имеют американские немцы, если действительно имеют, на Америку?
Америка вне Нью Йорка является для меня большой загадкой. Я знаю, что огромное большинство людей в этой стране являются религиозными людьми, в основном христианами. Но каковы они на самом деле? Здесь существует множество огромных церквей, и каждая из них имеет своё время на ТВ по воскресеньям, но я никогда не видел их своими глазами, а мне бы очень хотелось. Быть окруженным многотысячными толпами людей, которые верят в древнего еврея, это, вероятно, потрясающий опыт.
Кроме того, существуют коренные американцы. В Нью Йорке я часто слышал разговоры о Высокой Духовности коренных американцев, которые известны, как индейцы. Но у меня никогда не было возможности в действительности встретиться хоть с одним индейцем, не говоря уже о посещении резервации. Я надеюсь, что в ближайшие несколько месяцев мне удастся увидеть этих людей и я буду так же ими очарован.
Разумеется, я хотел бы встретиться с мусульманами, евреями, мормонами, свидетелями Иеговы и всеми другими свидетелями, живущими за пределами Нью-Йорка. Отличаются ли они от людей в этом городе? Только не смейтесь надо мной, но я хотел бы встретиться с «красношеими» (rednecks — белые рабочие с низкой культурой). Я слышал, что они ужасные люди, поэтому надеюсь побывать в их компании. Будучи театральным человеком, я знаю, что нет более привлекательного персонажа, чем злодей, или негодяй. Поэтому предвкушаю свою встречу с ними.
Мой список надежд не кончается на этом, уверяю вас. Есть и другие, с которыми я хотел бы встретиться: с шаловливыми членами ККК (Ку-Клукс-Клан), религиозными экологами, красавцами — членами банд, вооружёнными консерваторами, либералами, у которых сердце кровью обливается от сочувствия, бездушными капиталистами, страстными борцами с курением, энтузиастами каннабиса, фанатичными атеистами — ну, и разными другими, находящимися между ними.
Встречу ли я всех их? Не знаю.
Посещу ли я все 50 Штатов? Нет. В сутках только 24 часа, и я не успею посетить каждый штат, но я постараюсь посетить более половины из них. К тому же из-за размеров страны и числа Штатов, которые я хочу посетить, я уверен, что буду не в состоянии поделиться всеми впечатлениями, которые я получу, от всех людей, с которыми буду встречаться, и всеми местами, где я буду бывать. Но обещаю, что постараюсь поделиться наиболее типичными из них.
Я люблю Америку, но я бы не хотел позволить этому предубеждению заслонять все мои рассуждения.
Чтобы нарисовать самый прекрасный портрет Америки, я специально не делаю предварительных планов посещения определённых мест и встреч с определёнными людьми. Пусть ветер определяет моё направление, и я буду следовать ему, куда бы он меня ни привёл.
Гейт 1
Число людей, пользующихся Сабвеем (метро) в Нью Йорке, судя по цифрам от руководства Транспортом Метрополии, составляет 5 597 551 человек — это среднее количество в будние дни. Цифра 1 в конце этой суммы — это я.
Я сейчас нахожусь в вагоне метро по дороге на Центральный вокзал (Penn Station) и я занят тем, чем ни одному нью-йоркцу не придёт в голову заниматься: я разглядываю людей вокруг себя. Нью-йоркцы этого не делают. Неважно, где их тела встречаются — в лифте, в поезде, в кафе, в Мейсис (универмаге) — их глаза друг друга не видят. Железное правило запрещает смотреть другим людям, за исключением разве что своих знакомых, в глаза. Это Правило номер 1 города Нью Йорк. Я же не следую этому правилу.
35 лет тому назад я приехал в Нью-Йорк из Израиля и по-прежнему веду себя, как неотесанный иностранец. Если быть более точным, то когда-то я пытался следовать этому правилу, но частично. Я продолжал смотреть на женщин, особенно если они привлекательны, но не смотрел на мужчин. Ну что-то типа полу-образованности. Но времена изменились. Сегодня, если вы смотрите на женщину — привлекательную или нет, законодательные органы могут обвинить вас в сексуальном домогательстве и вы можете угодить в тюрьму. Поэтому для того, чтобы иметь что-то типа алиби в таких случаях, я смотрю и на мужчин.
Медленно поезд приближается в Центральному Вокзалу — главному транспортному узлу, и я выхожу. Снаружи я вижу человека, который по тем или иным причинам носит бюстгальтер. Он выкрикивает следующие умнейшие слова: «Убирайте свои бл…ие задницы отсюда прочь!» Никто на него не обращает внимания.
И это правило номер 2 в Нью-Йорке: Вы никогда не вмешиваетесь в чужие дела. Если, к примеру, человек мочится перед вами, образуя неприятно пахнущую лужу на вашем пути, вы этого не замечаете, вы на него не смотрите, вы продолжаете двигаться. Такова жизнь в нью-йоркском стиле.
С наступлением ночи в район Penn Station прибывают бездомные. Они заполняют тротуары всех близлежащих улиц. Они ложатся и засыпают на тротуарах города, который никогда не спит. Некоторые приносят с собой картонные ящики, из которых сооружают подобие домиков, а другие имеют лишь большие пластиковые мешки, чтобы защитить себя от крыс, уличного света и ветра. Мне знакомо это место. Мой офис находится как раз через дорогу.
В Израиле я видел на тротуарах уличных кошек, здесь же я вижу людей.
Мне нравится Нью-Йорк главным образом за предсказуемость его людей. Здесь находятся миллионы людей. Тут и чернокожие, и испаноязычные, и белые, и азиаты, и евреи, и арабы, и русские, и даже пара мормонов. И независимо от того, кто они, можно быть уверенным, что на всё сказанное вами будет отклик, вроде: «Классно!»,» О, мой Бог!»,»Неужели?», «Великолепно!», «Ой!», «Да, дружище», «Здорово!», «Абсолютно!», «Мне нравится это», или «Какого е…. х… м…!»
Всё предсказуемо.
Разумеется, вы не скажете просто «чёрный», «латинос», «еврей», «азиат», или «араб» — потому что это не ПК (политкорректно). Вы даже не сможете больше сказать слова «бездомный». Вам следует употреблять словосочетания афромериканец, латинос, американский еврей, американский азиат, американский мусульманин, а также «безресурсные», как именуются бездомные. «Белые» же могут оставаться таковыми, ибо они же и придумали эти правила, и мормоны также могут оставаться самими собой, ибо они не считаются с ПК. Почему? Потому.
У нас, правда, имеются некоторые политкорректные люди, которые вместо «белые» употребляют «кавказцы», а на Рождество будут желать счастливого кванзаа (длинная история), и они никогда не назовут меня жирным, хотя я таковым являюсь. На супер-политкорректном языке я буду называться нехуденьким, если это будет мне более приятно.
Упс! Я совсем забыл другую важную группу: «геев и друзей», в которую входят лесбиянки, бисексуалы и трансгендеры. Эта группа, известная, как LGBT — это одна из самых святых групп на земле. Попробуйте пошутить на их счёт — и вы будете подвергнуты остракизму, потеряете работу и даже своего супруга. Почему? Потому.
Эти правила являются частью длинного списка других правил и делают Нью-Йорк эдаким выпендрёжным. Наверно поэтому квартира размером с маленький туалет стоит здесь $5000 в месяц.
Нью-йоркцы также известны своей занятостью. На самом деле все жители Нью-Йорка, которых я знаю, всегда экстремально заняты, даже, когда они ничего не делают и даже являются безработными в последние 5 лет.
* * *
Может, и мне заняться чем-нибудь? И я говорю себе, что вероятно мне следует взять интервью у пару человек из Нью-Йорка перед тем, как я отправлюсь в длинное путешествие. Что-то вроде разминки. Почему нет?
Через дорогу от моего офиса находится ирландский паб, и я захожу туда и высматриваю, кого бы первым интервьюировать. И я нахожу его в образе офицера воздушных сил, красивого чёрного молодого человека, который, похоже, наслаждается лучшими мгновениями своей жизни в обществе прекрасной дамы, умеренно попивая пиво и закусывая рыбой и чипсами. Я приветствую его.
Национальный Гимн, — говорю я ему, — описывает Америку, как Дом Героев. Что это значит?
— Мы даём пинка в зад каждому.
— Почему?
— Потому что можем.
Кстати, он совершенно трезв. Только Богу известно, что он скажет, как только алкоголь ударит ему в голову.
Я иду к своему офису. Нехорошо начинать своё путешествие с такой заметки, говорю я себе.
Бренди — яркая дама, которая мечтает стать писателем, заходит в мой офис, и я прошу её поделиться своей мудростью и ответить мне на пару вопросов. Она с радостью соглашается. И я спрашиваю её:
— Почему США вторглись в Ирак в 2003 году?
— В Америке никто не задаёт таких вопросов! Вы не понимаете Америку. Спрашивать «почему?» — это не по-американски.
— Но почему Америка вторглась в Ирак? Я хотел бы знать Ваше мнение.
— Вы действительно хотите знать? ОК. Там был плохой парень, забыла, как его зовут, и мы пошли туда, чтобы бороться с ним, а когда мы туда вошли, и другие причины раскрылись для того, чтобы там быть. Вот и всё.
Бренди — американка, которая родилась и выросла здесь. Вот как она видит себя:
— Мне нравятся плохие вещи об Америке. Жадность, большие машины, негодование, когда желания не исполняются немедленно. И вот за это мы идём воевать.
Мне следует сделать лучший выбор, говорю я себе. Следует найти людей, которые скажут что-то позитивное о стране. Ну хотя бы для начала…
* * *
Чтобы достичь этой благородной цели, думается, мне следует приподнять мой толстый зад, выйти из офиса и направиться куда-нибудь вне комфортной для меня зоны Penn Station. Но куда идти?
Почему бы не на пресс-конференцию?
Нью-Йорк — это место для различных событий: частные клубы, где богатые тусуются и решают между собой какой проект спонсировать следующим; «рабочие ланчи», где супербогатые люди встречаются с политиками, которых они финансируют; кроме того, здесь проходят пресс конференции, организованные для привлечения журналистов, которые описывали бы те или иные дела с предпочтительной стороны. Я побывал на таких ланчах и в клубах больше, чем хотелось бы вспоминать, и большей частью люди там говорили «без записи» (без разрешения публикации), но пресс-конференции все для записи. Так вот, я иду на пресс-конференцию, организованную пиар-компанией, единственной целью которой является вселение любви к геям в души журналистов.
Над этим стоит задуматься, очень забавно это происходит.
На пресс-конференции у одного иностранного журналиста возник вопрос:
— Всего несколько дней назад главный раввин Москвы высказался о том, что он бы не стал убивать геев, но и не стал бы протестовать против этих убийств. Будет ли пиар-компания как-то реагировать на это?
Это очень странная история. Если это правда, я бы хотел слетать в Москву и взять у этого раввина интервью. Это очень странно! Но правда ли это? Для того, чтобы выяснить, я должен увидеться с одним человеком в Нью-Йорке, который наверняка в курсе. Его зовут Абе Фоксман и он лидер Антидифамационной Лиги (АДЛ), и я с ним знаком лично.
Абе понятия не имеет о том, о чём я ему говорю. Он никогда не слышал об этой истории и не понимает, откуда она взялась.
Вероятно, — предполагаю я, этот иностранный журналист слегка антисемит. Это бы не было для меня сюрпризом, ибо медиа Европы я знаю хорошо, и они очень часто настроены антисемитски. Это заставляет меня размышлять: настроена ли Америка антисемитски?
Нет, если верить Абе.
— В то время, как в Европе антисемитизм возрастает, в Америке он уменьшается.
Абe должен быть в курсе. Его организация, АДЛ, безостановочно инвестирует огромные суммы денег на расследования, которые определяют уровни антисемитских позиций по всему миру. Абе говорит:
— Сегодня в Америке нет иммунитета, но уровень антисемитизма где-то на уровне 10% — 12%.
Замечательно. Но это не значит, что американские евреи чувствуют себя защищенными в этой стране. Фактически, судя по Абе, даже самые знаменитые из них, такие, как продюсеры и режиссёры. Эти конкретные евреи ставят бесчисленное множество фильмов и театральных спектаклей о любом сегменте в американском обществе, но почти никогда об евреях, или об Израиле. Абе говорит мне:
— Назовите мне фильмы об Израиле! Вы не назовёте и пяти!
Пять, конечно, преувеличение, но по сути он прав. Столкнусь ли я в своём путешествии с таким низким процентом антисемитизма, как в расследованиях АДЛ? Нет.
— Вы встретитесь с гораздо большим антисемитизмом, чем в наших расследованиях. Что вы увидете? Я предполагаю, что цифра будет вдвое больше. Почему? Потому что вы в своём неподражаемом стиле преодолеете их сдержанность. Вы высвободите их внутренние чувства, их предубеждения. Американцы предубежденные люди, но они знают, что лучше действовать, чем выражать свои предубеждения.
Я благодарен Абе за его комплименты, но в то же время удивлён тем, что услышал от него, насколько данные исследований его организации ненадежны.
Я покидаю его офис, но не расстаюсь с ним. Абе вскоре покинет свой пост в АДЛ, уходя на отдых после десятилетий служения руководителем, и через неделю в его честь состоится прощальный вечер «Дань Абе Фоксману» в отеле » Валдорф-Астория».
Разумеется, в этот день я тоже приду туда.
Ого! Что это за вечер! Около тысячи человек заполняют помещение, и все они выражают любовь к этому человеку. И Абе отвечает им. Да как! Я побывал на многих мероприятиях в «Вальдорф-Астории», но это событие покрывает их все.
Во-первых — еда. Я в жизни до сих пор не едал пирогов с мёдом. «Вкусно» — не то слово, которое способно их описать. Более того, повсюду, куда ни ступишь, даже в вестибюле — горы еды всех видов, сортов, вкусов и размеров. Абе любит большие размеры и он нежно любит самое вкусное, и этим вечером он делится своим вкусом и размером порций со всеми нами. Я никогда не видел такого количества суши, как здесь. И они такие вкусные! Только взгляните на эти пирожные! Господи, да они размером с весь Бруклин!
Во-вторых, люди. Среди всех прочих вы можете увидеть здесь Посла США в ООН Саманту Пауэр и советника по национальной безопасности Сюзан Райс, и обе они выступают с хвалебными речами в честь Абе. Здесь и другие хвалебные выступления, предварительно записанные на видео, включая экс-президента Джорджа Буша мл. и нынешнего президента Барака Обамы. Я не знаю почему, но мне нравится эта команда С&С — Саманта и Сюзан. Я бы так и ходил за ними, особенно, если еда находится возле них.
В сторону еду, но у меня возникает несколько вопросов. Почему столь высокого ранга официальных лиц, включая двух президентов, волнует еврей-пенсионер? Имел бы в сегодняшней Европе еврей столько уважения, сколько получает его американский Абе? Есть ли что-то уникальное в том, как Америка относится к своим евреям?
Я размышляю над этими вопросами в то время, когда последние известия взрывают эфир. Очень далеко отсюда, в Чарльстоне, в Южной Каролине, белый человек вошёл в церковь с чёрными прихожанами, вытащил оружие и расстрелял 9 человек насмерть. Америка содрогается, судя по медиа, она шокирована.
* * *
Наступает время покинуть Нью-Йорк и начать своё путешествие по Америке, которую я не знаю. Я пакую свои чемоданы и готовлюсь к отъезду. Куда ехать? Мой первый импульс — поехать в Южную Каролину, но потом я понимаю, что еще не готов. Мне следует знать больше, изучить больше прежде, чем я направляюсь на юг.
Напротив моего офиса в районе Penn Station рабочие развесили повсюду огромные плакаты с текстом «ХОХО, Филадельфия». Это, возможно, хорошая идея! Филадельфия в Пенсильвании — это город, где впервые была принята Декларация Независимости и где была написана и подписана Конституция «Мы — люди», эффектно сделав Филадельфию колыбелью США. Мне следует побывать там, не правда ли?
Декларация Независимости, поддержанная тринадцатью американскими колониями в 1776 году, объявила, что эти колонии более не являются владениями Великобритании, а являются независимыми Соединёнными Штатами Америки — новым субъектом, созданным именно этой Декларацией. Декларация, надо добавить, является выразительным документом, который содержит в себе некоторые незабываемые пассажи, сочинённые человеком:
«Мы считаем самоочевидной истину, что все люди созданы одинаково, что они наделены Создателем некоторыми неотъемлемыми Правами, среди которых Жизнь, Свобода и стремление к Счастью».
Когда-то, перед тем, как стать гражданином этой страны, я изучал этот материал, а теперь это приходит ко мне снова. И Конституция, и Декларация были приняты, если я не ошибаюсь, в месте, названном Залом Независимости в Филадельфии.
Филадельфия, я еду к тебе!
Гейт 2
Желая оптимистически начать своё путешествие, я откладываю свидание с рулём автомобиля, ибо это занятие окрашено воспоминаниями об ужасной аварии, совершённой мною пару десятилетий назад, поэтому существует большая вероятность повторения этого с первой же попытки вождения после длительного перерыва.
Примерно через неделю мне всё же придётся это сделать, либо надо будет нанять личного пилота вместе с самолётом. Но пока я сажусь в поезд, идущий в Филадельфию. Поездка очень приятная и достаточно быстро я достигаю места назначения. Я схожу с поезда и начинаю гулять по улицам американского города.
Моё путешествие в неизвестное началось!
Перед собой я вижу уличного проповедника — чернокожего человека, возвещающего: «Если вы не верите в Иисуса и не просите прощения, вы попадёте в ад».
— Если вы говорите, что спасетесь потому, что священник молится за вас — это не сработает. Вы ходили в школу, вы получили образование, вы умеете читать. Так прочтите, что сказал Иисус! Вы говорите, что я дурачусь, проповедуя здесь на углу, но ведь Библия пылится в вашем доме!
Слово «вы» относится ко мне, ибо я тут — единственный слушатель. Я задерживаюсь здесь немного дольше, чтобы послушать его, а когда я отчаливаю, он благодарит меня. Это меня трогает. Я, вероятно, единственный человек, который слушал его за долгий период времени.
Я продолжаю гулять и вскоре сталкиваюсь с Национальным Музеем истории американских евреев. Как евреи попали сюда?
Я с удовольствием гуляю по улицам Филадельфии, которую местные называют просто «Фили», и я замечаю, что почти все дороги приводят меня к рытвинам. Я начинаю их считать, и, когда дохожу до 22-х, перестаю это делать. Хватит!
Я направляюсь к своему отелю Hilton on Penn’s Landing. В вестибюле на всех имеющихся экранах мелькает фотография убийцы в церкви Чарлстона. Имя этого белого человека Дилан Руф, а церковь называется Emanuel AMI.
Америка напугана.
Но мне следует быть спокойным. Я забираю свой ключ от комнаты — пластиковую карточку, и следую к своему новому пристанищу. Первое, что бросается в глаза в комнате — это письменное предостережение о том, что в случае курения в комнате, штраф $300.
Какой удивительный старт для путешествия: убийца, ад, штраф!
Я пытаюсь расположиться у стола и сажусь на своеобразное кресло-качалку, которое переворачивается, и я оказываюсь на полу. Я звоню администрации и спрашиваю, что мне делать. Люди отеля отвечают, что они пришлют инженера отеля, чтобы он посмотрел в чём дело.
Инженер? Да, инженер.
Мне нравится эта политкорректность(ПК) нашего времени. В старые времена эти «инженеры» назывались уборщиками, механиками, горничными, мастерами на все руки и целым рядом других названий. А теперь это — «ИНЖЕНЕР»!
Что-то долго этот «инженер» добирается до моей комнаты, и я иду вниз, чтобы покурить.
* * *
Служащие объясняют мне, что я могу курить на улице, но только в специальном месте для курения. Я выхожу и обнаруживаю еле заметную линию, начерченную по-видимому знаменитыми «инженерами» отеля, которая отделяет людей курящих от людей не курящих. И я говорю одному чёрному работнику, что это — РАСИЗМ. Другой, белый человек, похожий на быка, орёт на меня: — «Какого x… Вы называете это расизмом? Вы, б…, что — не американец, не понимаете английского, что ли?? Сказать такую чушь! Вы — идиот!»
Я шокирован таким поведением. Было бы хорошо уличному проповеднику быть здесь, чтобы спасти нас.
Женщина, вероятно жена этого человека, толкает его прочь. Другие же присутствующие люди уставились на меня, словно я — Дилан Руф. Я позволяю им глазеть на себя, курю 3 сигареты подряд, и только закончив, иду в свою комнату и быстро засыпаю.
* * *
Когда я встаю, я присоединяюсь к «конституционной прогулке». Не спрашивайте меня, что это значит, ибо я не знаю. Но меня заинтриговало название.
Экскурсовод — молодой человек говорит, что во время прогулки мы «пройдем по следам Отцов-Основателей», имея в виду тех, кто основал Соединённые Штаты Америки.
Во время прогулки гид рассказывает о смелости тех, кто подписывал Декларацию Независимости. В те времена, — говорит он, это было «актом предательства». Я спрашиваю:
— Что сделало их такими храбрыми?
— Они не хотели платить налоги британцам.
Вообще-то некоторые назвали бы это капитализмом. Он называет это храбростью. Он действительно любит этих людей и высоко ценит их.
— Томас Джефферсон (другой отец-основатель и третий президент США) изобрел кресло-качалку, — говорит он влюблённым голосом.
Если бы только Томас был жив, подумалось мне, я бы попросил его починить для меня кресло!
Мы следуем мимо Холла Независимости, который по словам гида является «местом рождения Соединенных Штатов», но мы туда не заходим. Мы — пешеходы, и мы продолжаем прогулку. И когда мы проходим мимо дома Бенджамина Франклина, отца-основателя, чей портрет украшает 100-долларовую бумажку, наш гид говорит:
— Бен изобрёл бифокальные очки.
До чего же изобретательны были эти ранние американцы: кресло- качалка, бифокальные очки, но не инженеры. Инженеров изобрели позже.
Мы проходим вокруг многих-многих зданий, музеев, исторических мест. Но большая часть того, что говорит экскурсовод, проходит мимо моих ушей. Он говорит, словно машина — миллион слов в секунду, и я начинаю обращать своё внимание на других людей этого тура.
Вот красиво одетый мужчина из Сиэтла, который выглядит человеком пенсионного возраста. Я перекидываюсь с ним словами, и он говорит, что впервые в жизни приехал в Фили. И я спрашиваю у него, что он чувствует, гуляя здесь?
— Гордость
— По поводу чего?
— Моей нации.
Разве Америка — «нация»? За три десятилетия пребывания в Нью-Йорке я как-то не задумывался об этом.
Медленно, но верно мы приближаемся к кладбищу Церкви Христа, где останавливаемся возле могилы Бена Франклина, поверхность которой покрыта многими монетками пенни Наш гид делится поверьем:
— Если вы оставляете на могиле Бена Франклина пенни, вы обретаете часть его интеллекта.
Я оставляю пенни. И это приносит мне удачу: тур заканчивается.
Табличка поблизости гласит: «Давид Салисбури Франкс (1740-1793) выдающийся еврейский офицер, адьютант Генерала Бенедикта Арнолда в годы Революционной Войны».
Еще один еврей в Фили.
Я разговариваю с группой из трёх человек, стоящих неподалёку. Я прошу их сказать, что особенного в Америке.
Самая юная из них, Энн, говорит:
— В этой стране каждый может пройти путь от нищего до богача. Не важно, как низко ты стоишь на социальной лестнице, ты можешь взобраться на самый верх.
— А верите ли Вы персонально, что достигнете самых высоких рангов по этой лестнице?
— Да!
— А какова высшая ступень этой лестницы?
— Учитель в старших классах.
— Ого, вот это высота!
Я желаю им доброго пути и ухожу.
* * *
Теперь, когда я самостоятелен, я направляюсь к Холлу Независимости — главная цель моего приезда в Фили в самом начале путешествия. Я захожу в здание. Но это не то, что я ожидал. Я думал, что это будет пышное по стилю и дизайну сооружение, которое еще более величественно, чем Waldorf-Astoria в Нью- Йорке. Но это не тот случай. Комната Законодательного Собрания выглядит скорее, как ресторан где-нибудь в восточно-европейской глубинке, где ланч стоит копейки, чем супер-важное американское историческое здание. Вероятно, это указывает на скромное начало этой огромной страны. Колокол Свободы на колокольне этого здания — это не оригинал, как мне объясняют. Настоящий Колокол Свободы находится в пяти минутах ходьбы отсюда на полу Центра Колокола Свободы. Мне хочется посмотреть на этот образный символ американской независимости. Мне хочется потрогать американскую историю своими руками, и я иду в Центр.
На Колоколе выгравирована надпись:» Провозглашается СВОБОДА повсюду на земле для всех её обитателей». Интересно, что это слова из Библии (книга Левит), и обращены они были к Святой Земле Израиля. Были ли основатели этой страны настолько религиозны и хотели ли они построить Новый Израиль в Новом Свете? Возможно, лишь предположительно, что таковым было начало отношений Америки с евреями.. Они явно не начались с Саманты.
* * *
Я возвращаюсь к отелю. На площадке для курящих (теперь я знаю, где она находится) я встречаюсь с парой среднего возраста.
— В этом городе есть районы, в которые не хотелось бы даже шагу ступить, разве что при наличии у вас оружия — говорит мне мужчина по имени Джеймс. И продолжает:
— Вы только включите 6 канал ТВ, Происшествия. Сами увидите.
— А у Вас, Джеймс, есть оружие?
— У меня есть пистолет, но он в данный момент не при мне.
— Я отправляюсь в свою комнату и по совету Джеймса включаю 6 Канал. И вот что я обнаруживаю:
— Полиция разыскивает стрелка, который выстрелил в 50-летнего мужчину на дорожке возле своего дома в Филадельфийском районе Франкфорт.
Или:
— Власти сообщают, что юноша был ранен выстрелом в ногу в районе Юниата Парк.
Вот еще:
— На Юго-западе Филадельфии полиция охотится за мужчиной, который, по их словам, изнасиловал женщину, ждущую автобус.
И тут приходит инженер. Он переворачивает моё кресло так и эдак, но ничего не делает. Он такой же инженер, как я — Бен Франклин.
— Можете починить это?
— Не могу. Но он попытается заменить кресло. Такова Фили сегодня: инженеры, насильники и убийцы.
Наверняка, кто-то в этом городе принимает это близко к сердцу и молится о потерянных душах Фили, не правда ли?
Я так считаю, поэтому в это воскресное утро я высматриваю самую лучшую церковь, которая есть в Филадельфии. Я выбираю Религиозное Сообщество Друзей, которое известно в мире, как квакеры.
* * *
Я собираюсь посетить службу квакеров, или, как они её называют — собрание. Не знаю почему, но я взволнован.
Квакеры сыграли большую роль в учреждении Соединённых Штатов Америки. Начиная с основателя Пенсильвании, Уильяма Пенна, который был квакером. Он основал этот штат, в котором они были как в раю. К тому же основные принципы, такие, как Равноправие и Свобода Религий, которые он предложил, стали главными принципами всей страны.
Откуда я это знаю? Я прочёл обо всём этом в Доме Квакеров. Но достаточно истории. Время для службы настаёт.
Никаких крестов, распятий и других символов не видно в этой молельной комнате, или она называется как-то по-другому… Нет и молитвенников. Тут собралось вместе 60 человек для службы. Вдоль всех 4-х сторон её стоят скамейки, и люди сидят на них — по 3 человека на каждой так, что они видят всех сидящих вдоль других стен в лицо.
Все спокойны. Все соблюдают тишину. Ничего не происходит.
Ожидают ли они Второго Пришествия? Возможно, но никто не говорит ничего и не подаёт виду.
Время проходит. Медленно. А затем встаёт с места белокожая дама лет 60 и говорит:
— Я хочу исповедаться о поразивших меня чувствах. Когда я услышала новости о том, что произошло в Южной Каролине, то я почувствовала досаду, но не боль.
Она говорит о Дилане Руфе. Никто ничего больше не говорит.
Опять спокойствие.
Таковы корни Америки, если вы еще не догадались — квакеры. Спокойные квакеры. Я бы никогда в жизни не предполагал, что Америка основана в тишине. Я учусь. А часы продолжают отмерять время и ничего не происходит. Сколько терпения у этих людей!
Тогда встаёт белый мужчина того же возраста, что и дама, и говорит:
— Я видел по ТВ, что кто-то из них говорит, что это начало религиозной войны. Это слова сына Осамы Бин Ладена, известного, как основатель Аль Каиды и организатор взрыва Башен-Близнецов в Нью Йорке 11 сентября 2001 года. Нам следует помолиться, чтобы этого никогда не произошло. И он садится на место. Никто ничего не говорит. Все абсолютно спокойны.
А часы всё тикают и тикают, но по-прежнему ничего не происходит. Но затем более молодая чёрная дама открывает рот. Она говорит сидя:
— Я видела по ТВ, как комментаторы говорили, что случившееся в Южной Каролине — это акт против христиан. Против христиан? Это не было актом против христиан, это акт расизма, расистское преступление. Убийство из-за расы! Убийство из-за расы!
Никто не реагирует. Тишина. Ещё тише. Опять тихо. Потом белая дама соглашается с чёрной. И тут встаёт мужчина и говорит:
— У нас есть много пирожных, все приглашаются.
Время поесть.
* * *
Сажусь рядом с дамой по имени Одри. В то время, как каждый из присутствующих отправляется за пирожным, я разговариваю с Одри. Она спрашивает меня:
— Вы — немец?
— Откуда Вы знаете?
— Да очень просто определить: я вижу, как Вы одеты, Ваш мешок, Ваши манеры.
Никогда не думал, что я такой немец!
Одри — квакер, преданный квакер. И я прошу её объяснить мне суть квакеров.
— Квакеры — это английское слово от слова to quake (трястись, дрожать). Джордж Фокс — основатель квакеров цитировал Библию, в которой сказано, что вы должны дрожать перед Всевышним. Вот оттуда и произошло позже слово Квакеры. Первоначальное название было Религиозное Общество Друзей. Как Вы видели во время службы, мы спокойны. Вы говорите только тогда, когда вам необходимо высказаться, когда внутри у вас всё дрожит, что заставляет вас открыть рот и говорить.
— Скажите, а Вы — потомственный квакер?
— Нет. Меня воспитывали не квакеры.
— Католики, или другие?
— Нет-нет, мои родители были реформиcтaми.
— Реформиcтaми? Кaкими? Чего?
— Реформированными евреями.
— Так Вы росли еврейкой?
Она смотрит на меня, словно я открыл величайший её секрет и собираюсь изобличить её.
— Вы — еврейка?
— Мои родители — да. Они были реформированными.
Ну вот, еще одна еврейка в Фили. На сей раз во плоти.
Давид, член сообщества, присоединяется к нам. Он говорит, что очень доволен президентом Обамой, потому что президент симпатизирует палестинцам.
Я отхожу к пирожным и беру половинку берлинской пышки, действительно вкусной, ибо в ней больше джема, чем теста. Я получаю удовольствие от каждого кусочка. Бог благослови квакеров!
Я беру также себе кофе, который не очень хорош, и сажусь побеседовать с другими квакерами. Почти все они белые, но они очень любят чёрных и глубоко озабочены ими. По крайней мере, это то, что они мне говорят. Я же говорю им, что я турист, и прошу их советов.
— Только не езжайте в Джермантаун — там небезопасно — говорит один из них, и остальные подтверждают.
Я записываю себе напоминание: «съездить в Джермантаун!» — и продолжаю слушать их. Все они делятся со мной любовью к Обаме. Почему? Потому, что он «демонстрирует больше поддержки палестинцам, он более суров с Израилем, и он снимает эмбарго с Кубы». Куба — сосед США, но в их списке добрых обамовских дел она — последняя.
Позже, я проверяю по новостям, что такого ужасного случилось в Израиле, от чего все они так сильно настроены против этого государства. Но всё, что я могу там найти в главных новостях, это на 6 канале о том, что полиция разыскивает двух подозреваемых в стрельбе в Западной Филадельфии на уличном празднике, где были ранены 10 человек, включая двух детей и одного годовалого малыша.
Пока филадельфийские люди вокруг меня не могут остановиться в своих заботах о палестинцах, которые живут за тысячи миль от них, ни один квакер здесь не побеспокоился о гуляющих людях, в которых стреляют в непосредственной близости от них. Почему этих людей так интересует Израиль? Я не понимаю. Всё, что знаю на данный момент: я должен поехать в Джермантаун.
* * *
Когда я приехал в Джермантаун, я пошёл по боковой улице, где я заметил сидящих на ступеньках и открытых верандах маленьких домов людей. Все люди темнокожи. Здесь нет немцев, даже одного- единственного. Белый цвет присутствует лишь на стенах домов. Я останавливаюсь возле одной группы, возможно членов одной семьи, и начинаю с ними разговаривать. Я спрашиваю их, какова жизнь в Джермантауне? У меня просто нет лучшего вопроса.
— Жизнь здесь хороша, — отвечает женщина, и продолжает: — Тридцать лет назад была плохой, но теперь хорошо.
— Я счастлив это слышать. Я — немецкий журналист и приехал сюда, в Джермантаун (немецкий город), чтобы увидеть, как вы живёте.
— Наш мэр не хорош — он коррумпирован, но в остальном всё ОК, — добавляет она.
— А какие у вас отношения с белыми людьми?
— Очень хорошие.
Человек, стоящий поблизости, слушает этот обмен репликами и вмешивается:
— А вы откуда?
— Из Германии.
— Как долго находитесь здесь?
— Только что приехал.
— И никогда здесь не бывали?
— Никогда. Я журналист и приехал сюда, чтобы рассказать миру о вас. Я только что услышал, что у вас тут всё хорошо. Это верно? Вы хотите, чтобы именно это я рассказал читателям? Всё, что Вы мне скажете, я расскажу другим. Мне всё равно, что именно.
— Вы хотите слышать правду?
— Только правду, мой друг.
— Это место дерьмовое.
— Почему?
— Потому что они могут побить вас, б…, когда им только захочется.
Я не понимаю, о чём он говорит, но продолжаю:
— Приведите мне пример.
— Потому что полицейские, их интересует только оружие, только орудия насилия. А мы.., за нас они и ср..го гроша не дают. Мы им интересны только, если у нас есть при себе оружие. Тут вступает другой мужчина, Хорейс:
— Здесь была стрельба. Четыре выстрела. Двое детей — 10 лет и 12 лет, двое взрослых — женщина и мужчина.
Опять я не понимаю, о чём он, но продолжаю спрашивать:
— Сегодня?
— В 4:30. Пару часов назад.
— А какова причина?
— Да никаких причин. Наверно, связано с бандами. Ищут врагов. Нет врагов в вашем квартале? Они ходят вокруг и стреляют, а вдруг попадут… Если его (врага) здесь нет, то стреляют в его брата, сестру, или мать, как будто они попали в него.
Я понял, как мне кажется. Кто-то ищет кого-то, чтобы пристрелить, но не находит того, поэтому он стреляет в другого, или в других. И я спрашиваю:
— Как часто это случается?
— Каждый второй день.
— А Вы лично знаете тех, кого застрелили здесь?
Первый мужчина отвечает:
— Мой брательник, человек, с которым мы вместе росли, был застрелен две недели назад в стиле приговора.
— А что значит «в стиле приговора»?
— В голову.
— Полиция поймала убийцу?
— Нет.
Хорейс добавляет:
— Убийц никогда не ловят. Поэтому невозможно знать, когда они придут снова.
— Это очень трудная жизнь.
— Ты живёшь полной жизнью, ибо никогда не знаешь, когда она оборвется. Смирись и просто пытайся сохранить жизнь.
Первый парень добавляет:
— Мы живём каждый день в состоянии войны. Многое из того, что происходит на улицах даже не сообщается в новостях.
Хорейс:
— Если чёрный парень гуляет по кварталу и в него пару раз стреляют, это даже не попадает в новости.
Оба они были задержаны полицией пару раз, но они считают, это связано с их расой.
— Они действуют по стереотипу: раз я чёрный… — говорит Хорейс.
Он также объясняет мне, как в этом чёрном гетто остаться в живых, несмотря на то, что тебя окружает опасность:
— Ты должен почуять. Как только сердце подсказывает, что что-то не так, нужно быстро бежать. Надо прислушиваться к своему сердцу!
Мы делаем совместную фотографию. Друг Хорейса делает какой-то знак из трёх пальцев (знак принадлежности к банде), но Хорейс опускает его руку вниз со словами:
— Никаких банд теперь!
* * *
Ко мне обращается Рейчл, молодая женщина:
— Моя мечта — вырваться отсюда. Власти США обращаются с меньшинствами очень-очень плохо. Всё упирается в цвет кожи.
Для людей из Джермантауна я — словно существо с НЛО. На их памяти ни один белый человек не гулял когда-либо по их улицам. Я начинаю понимать, что фактически этот район сегрегирован. Только для чёрных. Белые могут лишь проезжать мимо в своих автомобилях, и то, потому что их GPS дал им направление ехать через Джермантаун. Но никто из них никогда не выйдет из машины, чтобы пройтись по здешним улицам.
Очень печально видеть эти окрестности. Я видел и раньше бедные районы, я побывал в лагерях беженцев на Ближнем Востоке. Разница между ними и этим грандиозная. Здесь господствует Ангел Смерти.
Я стою здесь и начинаю понимать, почему квакеры не советовали мне сюда ехать. Им нравится образ заботящихся о людях, который они для себя придумали. Но заботятся ли они? Они и пальцем не пошевелят, чтобы помочь людям из бедных районов, умирающих районов. Но, разумеется, они глубоко озабочены «Палестиной».
В английском языке есть для этого слово HYPOCRISY (лицемерие).
Я уезжаю из Джермантауна и иду назад в свой отель. Рядом с ним находится Музей Портового Города, а на другой стороне улицы находятся банкоматы. На одном выцарапано слово «еврей». Замысел прост: все машины с деньгами обязательно связаны с евреями. Можно подумать, что мне требовалось после посещения Джермантауна еще одно грязное воспоминание. Я приехал в Фили, чтобы узнать, как рождалась Америка, а получается, что покидаю это место с образами смерти. Я приехал посмотреть на толерантность, а увидел предубеждения.
Я готовлюсь покинуть Фили. Но как? Я не уверен, что идея с частным самолётом осуществима. Значит, мне придётся взять напрокат автомобиль. О, Господи! Мне придётся водить!
Надеюсь, я справлюсь. И я тащусь к компании по аренде машин и получаю красный Chevrolet Cruze — небольшой автомобиль с большими надеждами. Я люблю красный цвет. Он ассоциируется с коммунистами, а в США он ассоциируется с капиталистами. Но мне просто нравится этот цвет — без политических причин.
* * *
Филадельфия, Пенсильвания — это место, где Второй Всемирный Конгресс одобрил Декларацию о Независимости Соединённых Штатов, а также была написана и подписана Конституция Соединённых Штатов.
В Пенсильвании же — в Гёттисбурге разыгралась кровавая битва американской гражданской войны. Там же в Ноябре 1863 года Президент Абрахам Линкольн произнес знаменитое Гёттисбургское Обращение — речь, которую по сей день считают одной из самых важных, когда-либо произнесённых в Америке.
Гражданская Война 1861-1865 годов, шедшая между Югом и Севером, между Штатами Конфедерации и Обьединёнными Штатами без сомнения сформировали Америку такой, какой она является сегодня.
Я веду машину в Гёттисбург, по следам этой части американ ской истории.
Уже в первые полчаса своего вождения я чуть не попадаю в автокатастрофу с огромным трейлером. К счастью, шофёр грузовика более опытный водитель, и в последнюю секунду успел перескочить в другой ряд. Он громко протрубил своим сигналом, но я на него не обижаюсь — я заслужил.
Я продолжаю двигаться и двигаться и со временем начинаю чувствовать себя немного более комфортно. Я надеюсь, что завтра ни одному грузовику не придётся шарахаться от меня.
На последней стоянке отдыха я начинаю выяснять с чего лучше начать знакомство с Гёттисбургом и обнаруживаю, что там много гидов, которые готовы повезти людей вроде меня по дороге Битвы в Гёттисбурге.
Прекрасно!
* * *
Я договариваюсь с человеком по имени Пол. Он садится в мою красную машину и подсказывает направление. Время от времени мы выходим из моего Cruze и Пол сообщает мне точное количество убитых и общее количество миномётных укрытий, которые были взорваны в каждом конкретном месте того поля битвы. Он также сообщил, что не все убитые были похоронены. Вполне возможно увидеть какие-то останки, вроде костей, прямо под моими ногами.
Вот, спасибо!
Сам лично Пол предпочитает Северных Юнионистов Конфедератам. Но, когда он ведёт людей с Юга, он должен внимательно следить за своей речью. Он объясняет это тем, что «эмоции всё еще хлещут довольно сильно» и гости с Юга протестуют против термина Гражданская Война.
— А как же они её называют?
— «Войной против Северной агрессии». Есть и другие люди, которые категорически отказываются ступать по земле, которая 150 лет назад находилась на поле битвы на стороне Юнионистов.
У меня с этим нет проблем. Я еду и хожу по тем местам, которые служили обеим сторонам в войне, останавливаюсь у тех и других пушек, рядом с тем, или иным числом убитых до тех самых пор, пока вдруг мой желудок не начинает причитать: «Мне требуется еда!»
У меня нет проблем во встречах с Южанами и Северянами, но я не могу совладать со своим желудком: он и Король и Королева надо мной. И я еду на поиски ресторана.
Я не единственный посетитель в этом ресторане, чтобы вам было понятно. Прямо позади меня за соседним столиком сидит Роберт. Он — один из тех американцев, которые знают Обращение Линкольна наизусть, и может прочесть его лишь с небольшими ошибками. Откуда я это знаю? Он сам говорит об этом.
— Какая строчка оттуда самая важная?
— «Чтобы нация не погибла на этой земле».
Но Роберт пропускает несколько слов посередине фразы, а именно: «что эта Богом хранимая нация обретёт возрождённую свободу и что власть народа, волей народа и для народа не исчезнет с лица земли». Но это пустяки для меня.
Мы продолжаем нашу беседу. Я говорю:
— Более полумиллиона людей отдали свои жизни на этой войне, если я правильно помню. Из-за чего была война?
— Рабство. Южане хотели сохранить своих чёрных рабов. Северяне же хотели отменить рабство. Но жена Роберта, Ким, не согласна. Она говорит, что Южные Штаты считали, что Правительство Соединённых Штатов присвоит себе слишком много власти, отняв её у штатов. Поэтому они воевали за права своих штатов.
Роберт и Ким спорят почти обо всём. Роберт считает, что США поддерживает Израиль потому, что евреи Америки подкупают политиков деньгами. Он говорит, что существует сильное еврейское лобби, и евреи платят политикам, чтобы те были на стороне Израиля. Ким же считает, что Палестина уже существует — в Иордании, и что палестинцы вообще не хотят мира с Израилем.
Эти двое спорят даже по поводу еды. Когда наступает время для десерта, Ким заказывает целое блюдо шоколадных пирожных с мороженным. Роберт же не заказывает ничего.
Я уже давно заметил, что белые интеллектуалы, выступающие за палестинцев, всегда сторонники «здоровой пищи» и принципиальные противники пирожных с кремом. Тот же, кто любит Израиль, не имеет никаких принципов и ест всё подряд.
Ким безмерно наслаждается огромным пирожным и жирным мороженным, и её лицо светится от удовольствия. Роберт же вытаскивает смартфон и читает во время еды. Я делаю то же самое. Там я читаю, что битва между Конфедератами и Юнионистами всё еще резонирует в Америке. Последние новости от FOX NEWS:
«Губернатор Южной Каролины Никки Хейли призвал в понедельник удалить флаг Конфедератов со здания Конгресса Штата, но оставляет право частных граждан вывешивать его у себя».
Это, разумеется, ответные действия для широкого распространения после того, как была показана фотография Дилана Руфа на фоне флага Конфедератов. Как будто, если бы не флаг, то Дилан никого не убивал бы…
* * *
Мы — я c полным желудком и Cruze удаляемся прочь от мертвецов Геттисбурга и шоколадных пирожных. Мы доезжаем до Грантсвилл, Мэриленд. Я не знаю, каким образом мы туда попали. Двигались на север, или может быть на запад, но оказались здесь. Главное — это факт, что Cruze, похоже, счастлив доставить меня куда угодно и не жалуется относительно Мэриленда.
Приятный ли это городок? — спрашиваю я у молодой женщины на местной заправочной станции, которая собирает мешки с мусором со всех мусорников и складывает их в огромный контейнер. Она отвечает:
— Я люблю этот город. Я выросла здесь. Здесь нет преступности. Все друг друга знают.
В нескольких шагах от нас стоит грузовичёк, на борту которого большими буквами написано следующее: «Отец — Додж таранит дочку. Ты будь дома и поглаживай его. Я пойду к её дому и протараню его».
Что это? Звучит, как сцена насилия, а я думал, что здесь нет преступности… Она смеётся:
— Это не о женщине, а об автомобиле. Dodge, понимаете?
По правде говоря, я не понимаю. Этот маленький трак с его любовным стихом не продержался бы более, чем 8 секунд в Нью- Йорке. Какой-нибудь белый профессор по свободе высказываний из Колумбийского Университета и его малолетний помощник- мексиканец закидали бы его камнями и превратили бы кучу неопозноваемых деталей прежде, чем кто-либо произнёс бы «Джек Робинсон».
Я заинтригован. Надо выяснить, где я нахожусь. В магазинчике при заправке я обнаруживаю безработного мужчину, Тима, и прошу его объяснить мне — где я нахожусь. Он говорит:
— Это город реднеков(красношеих). Здесь особо делать нечего, но, если вы пoедете по дороге вперёд, то вам откроется красивый вид.
— А что такое — «реднек»?
— Неужели Вы не знаете, что значит «реднек»?
— Вы мне объясните.
— Я приведу Вам пример. На днях здесь появился чернокожий человек. Все уставились на него, а кто-то, спросив, что ему нужно, послал его за этим куда-то в другое место. Вот это «реднеки».
— А что бы случилось, если бы здесь появился мусульманин, или еврей?
— Я бы посоветовал им здесь не появляться.
— А в чём проблема с мусульманами?
— 9/11
— А с евреями?
— Я даже не знаю. Я никогда не встречал еврея.
— Но всё равно еврею лучше не появляться здесь?
— Я бы сказал да.
Мимо проходит женщина. Тим спрашивает её:»Как бы ты описала «реднека»?
— Спроси вон у тех детей, — и она указывает направо позади нас. — Вот они называют себя реднеками и очень этим гордятся.
Одна из этих «детей» — Брук, симпатичная 18-летняя девушка. Она говорит, что она не “реднек”, а «деревенская девушка». Она объясняет, что девушки себя не называют «реднеками”, они зовутся «деревенскими девушками».
Я решаю, что мне стоит поиграть с ней в игру.
— Давай поиграем в игру словами, — обращаюсь я к ней. С скажу слово, а ты скажи мне, что ты ассоциируешь с ним. Идёт?
— Идёт.
— Чёрный.
— Я не знаю. — она хохочет.
— Мусульманин.
— Я не уверена.
— Давай, сначала: Чёрный.
— Город.
— Мусульманин.
— Другая страна.
— А если лучший ответ?
— Лучший?
— Да.
— К»
— Мусульманин.
— Война.
— Еврей.
— Холокост.
— Чёрный.
— Деньги.
— Что?
— Многие чёрные имеют много денег.
— А откуда у них эти деньги?
— Они продают много наркотиков.
— ТЫ бы вышла замуж за чёрного, мусульманина, или еврея?
— Нет.
— Что твои родители тебе говорили о чёрных, мусульманах и евреях?
— Чтобы я не приводила их в дом. Они их не любят.
— А как насчёт тех, кто рос, как христианин, но более не связан с религией? С ними проблема?
— Нет.
— Есть ли способ распознать «реднека»?
— Да. Реднеки носят бейсбольные шапочки сваренными вовнутрь.
Я понятия не имею, что значит «сваренными вовнутрь», поэтому прошу её показать, как это выглядит. Она снимает с головы шапочку, сгибает крепко козырёк, надевает на мою голову и сворачивает её направо.
— Вот это — реднек.
Я могу гордиться: я — реднек!
* * *
Новоиспеченный «реднек» читает сегодняшние новости в следующий же момент. Вот, что сообщает Нью-ЙоркТаймс: «Долгожданная победа движения за права геев совершилась. Верховный суд постановил в пятницу, что Конституция гарантирует повсеместные браки однополых пар». Прекрасная новость для геев, при условии, что они не обратятся за услугами к главному раввину Москвы.
Я продолжаю ехать. Дороги Америки никогда не кончаются. Я пытаюсь избегать скоростных дорог и использую вместо скоростных параллельные обычные. Таким образом я могу лучше что-то узнавать о людях. Вдоль дороги, по которой я еду, справа я вижу повсюду церкви, а там, где нет церкви, стоят огромные билборды с надписями, вроде «И сотворил Бог в начале», которое взято из Книги Бытия. Другие надписи убеждают людей верить в Иисуса. Я включаю радио, ищу какую-либо случайную станцию и слушаю. Женщина-пастор поучает слушателей быть смиренными, и говорит, как это здорово. Смирение — это лучшее лечение по её словам. И она продолжает говорить о важности смирения, и она не останавливается ни на мгновенье.
Эту женщину следует доставить в церковь квакеров!
Пока она говорит, я продолжаю вести машину. Когда я доезжаю до местности под названием Лигониер, я выключаю радио и выхожу из моей красной “леди». Оказывается, я опять в Пенсильвании. Иди знай… Cruze привёзлa меня сюда.
* * *
Лигониер. Что за Лигониер?! Я никогда не слышал о таком, но оно существует. Я иду в кафе, чтобы получить инъекцию кофеина. Там я встречаю Мишелл, о которой знаю ровно столько же, сколько о Лигониере. Но зато она знает обо мне всё. Например, что я — «европейский интеллектуал».
Как же быстро я изменился! Только что был «реднеком», и вот уже я европейский интеллектуал!
Чтобы не разочаровать её, я задаю ей интеллектуальный вопрос:
— Лигониер — красный, или белый (красный цвет республиканский, белый — демократический)?
Она плотно прощупывает меня, пытаясь выяснить какую партию и идеологию интеллектуалы, вроде меня, предпочитают, а затем говорит:
— Это либеральный город. Большинство людей голосует за демократов.
Вероятно, она решила, что я — либерал, поэтому решаю немного поиграть с ней. Я говорю ей, что я — немец, а немцы — красные.
— Вы, люди из Лигониера, голосовали за Обаму?
— Если быть честной,— говорит она на сей раз — я даже по-настоящему и не знаю. Я не разбираюсь в политике, понимаете ли. Как вам наш кофе? Всего вам хорошего! И она уходит.
Но зато ко мне подсаживается Лесли, дама, с которой я в жизни не встречался, но которая ведёт себя так, словно мы знакомы с библейских времён. Нравлюсь я Лигониерским дамам! Надо здесь остановиться.
Лесли рассказывает мне, что это город реднеков, поэтому более, чем красный. На Лесли нет бейсболки, варёной или нет. Из этого я заключаю, что она — не реднек. Но я ничего не говорю, а даю говорить ей. И она говорит.
— Я — еврейка. Единственная еврейка в Лигониере. Даже муж у меня не еврей. Далее она информирует немецкого интеллектуала о том, что американский иудаизм исчезает. Здесь когда-то был еврейский храм, неподалёку отсюда. Но его нет теперь. Америка — плавильный котёл и евреи, которые любят котлы, отказываются от своей культуры.
Вероятно, она решила, что будучи немцем, я был бы счастлив слышать о том, что евреи растворяются.
* * *
Вот прекрасная молодая девушка по имени Девин. Она мечтает стать судьёй Верховного Суда, когда станет старше. Я прошу её:
— Опишите мне Америку.
— Америка — это страна, где вы можете свободно жить той жизнью, которую вы выбрали.
— А вы считаете, что в Германии, к примеру, меньше свободы, чем в Америке?
— В Америке больше свободы, чем в Германии.
— В чём именно?
— В Германии более суровые законы о ношении оружия, чем у нас.
— А у вас есть оружие?
— Есть.
— Какого вида?
— Ружьё.
— Ружьё?
— Да, я люблю охотиться на оленей!
— Когда вы в последний раз охотились?
— Позапрошлой осенью.
— А сколько всего оленей вы подстрелили?
— Я никогда не подстрелила ни одного оленя. Я пыталась, но мне это не удавалось.
— Значит вы стреляли, стреляли, но не попадали?
— Нет. Я сидела в холоде и ждала, когда он появится… Но они никогда не появлялись, а я просто замерзала. Тогда я приходила на следующий день и сидела в холоде и ждала».
— Это вас возбуждает?
—Когда вы видите оленя — это возбуждает. Я ведь еще хожу в тир и стреляю по мишеням.
— В чём главная прелесть владения оружием?
— Я люблю это возбуждение, возбуждение от стрельбы. Я наслаждаюсь этим. Для одних людей приготовление блюд — радость. А я люблю стрелять. Но это не единственное занятие, которое меня возбуждает.
— А что вас больше возбуждает — секс, или стрельба?
— Я не знаю, потому что себя берегу.
— Вы себя оберегаете?
— Да. У меня и кольцо обета есть.
— А что такое «кольцо обета»?
— Я веду христианский образ жизни и дала обет не иметь интимных отношений до свадьбы.
— И у вас нет друга?
— Нет.
— Сколько вам лет?
— Девятнадцать. И я планирую оставаться девственницей, пока не выйду замуж.
Девин показывает мне своё колечко — серебряное, которое она носит на левой руке. Она уж-жасно гордится им.
Еврейка Лесли, наверно, счастлива быть в окружении таких людей как Девин, чтобы полностью раствориться среди них.
Разумеется, не каждая женщина в Пенсильвании носит кольцо обета. Например, Келли — молодая белая интеллектуалка, никогда не станет его носить. Мы встретились с Келли в Соборе Учения в Питтсбургском Университете.
Да, я уже в Питтсбурге. Почему? По неопределённым причинам. А вам не нравится, как звучит «Питтсбург»?
Во всяком случае я нахожусь Соборе Учения, который похож на добрый, старый, но очень-очень высокий Католический собор, только без религиозной символики. Это не церковь, а защитная конструкция для молодых душ, жаждущих вдохновения. Что-то вроде этого.
Я сажусь на стул, пытаясь впитать в себя побольше интеллекта, но меня прерывает вошедшая Келли в сопровождении индуса и громко представляет его: «Это мой партнёр».
— Партнёр?
— Геи употребляют слово»партнёр» для своих сожителей. Я считаю, что если я буду употреблять слово “бойфренд,” то это будет оскорблением для них, т.к. они употребляют «партнёр». А я не хочу никого оскорблять. Партнёр тоже хорошее слово. Таким образом, все употребляют одинаковое определение.
Говоря неинтеллигентным и неполиткорректным языком, она хотела сказать: «Он — мой муж».
— Вы впервые здесь? — спрашиваю я её.
— Нет, я выпускница этого университета. Я знаю это место хорошо. Здесь какое-то благостное чувство, спокойная и безопасное место. Красивая архитектура. Всё это всегда хорошо влияет на мои чувства.
— Это что-то вроде церкви?… Если Вы когда-либо бывали там…
— Я росла в семье католиков. Да, ощущение церкви.
— Я предполагаю, что вы — либерал?
— Да, именно.
— Значит, голосовали за Обаму?
—Конечно!
— И вы довольны им?
— В общем, да, но не очень довольна его подходом ко внешней политике.
— Не могли бы вы пояснить?
—Обама должен громче говорить о палестинских делах, а не лепиться к Израилю. Он должен больше поддерживать палестинцев.
— А чем плох его подход?
— Я не очень разбираюсь в палестино-израильском конфликте, но я считаю, что люди должны знать о Палестине.
— Так чем же плох подход Обамы к этому вопросу?
— Он поддерживает Израиль, и в этом, я считаю, он неправ.
Да, это было последним местом, где я предполагал услышать об Израиле и Палестине.
(продолжение следует)
Оригинал: http://z.berkovich-zametki.com/y2019/nomer2_3/ttenenbom/
