ПРОРОК
Шел пророк по дорогам вчерашним,
Как обычный седой аксакал,
Из своей, нам невидимой, башни
Он земные пути прорекал...
Ему слышались горькие стоны
В суете человечьей возни.
В тусклом небе кружились вороны
(Или вoроны, черт их возьми!).
Только солнце в просветах играло
На пророка седой бороде,
И тянулись невидимо жала
На проложенной им борозде.
И мерещились бледные лица
Среди мрачных знамений и тел.
А кругом полыхали зарницы
И Восток на границе темнел,
Где смыкались любовь и злодейства...
Он сказал себе: - Как я устал! -
И ему лишь понятные действа
Он толпе толковать перестал.
Снова солнце в просветах играло
На пророка седой голове,
И добычу делили шакалы
В поржавевшей от крови траве.
***
В тиши ночной снежинки тают,
В последнем вздохе зимних дней
Поэты истину рождают –
И умирают вместе с ней.
И сам себе судьбу начертит,
Освободившись от корней,
Поэт уйдет в свое бессмертье
С приватной истиной своей,
Сев на голодную диету,
Взыскав иную благодать,
И передав, как эстафету,
Стремленье истину искать.
И тот другой, во время оно,
Исход почуявши уже,
Воздвигнет башню Вавилона
На предпоследнем этаже.
И как в другой, в тот день вчерашний,
Чужим довершися лесам,
Как в Судный день, взлетают башни
К чертям... К высоким небесам!
В АКВАРИУМЕ
(сюр)
Знаю: рыба гниет с головы –
я и сам так же гнил не однажды,
Как нанюхавшись зелья-травы,
А потом, умирая от жажды,
Я все гнил, умирая, - но плыл.
Вдоволь было еды и тепла
В безразмерно зияющей луже.
Моя жизнь понемногу текла,
И аквариум был без стекла
И без стенок – внутри и снаружи.
И попав в той реальности плен –
Круговой безразличья поруки,
Я – высокому миру взамен –
Проявлял рядовой феномен
Бытовой одиночества муки.
Но однажды, проснувшись в поту,
Не поверите, но... так бывает,
Я себя обнаружил в порту,
Изменившем реальность на ту,
Где ничто не гниет, не качает.
Там, где грань еще была одна
На другой – не нашей планете
И почти что совсем не видна,
Но увидел я: была стена
Между теми мирами – и этим
И на том роковом рубеже,
На котором, как будто играя,
В золоченых урочищах рая,
Побывал я и раньше уже –
В мире том, где я жил, умирая.
ЖЕЛТЫЙ КАРЛИК
(сюр)
Я умру, как всегда, на рассвете,
Не заплачет чужая родня,
Не вздохнут нерожденные дети,
Недобром поминая меня.
И, промокнув слезы пеленою,
Дам сигнал во Вселенную «SOS»
И нырну в пустоту с головою,
Как с борта ошалевший матрос,
Риф коралловый приняв за сушу,
Ни земли не увидев, ни дна.
Потому ль ничего не нарушу,
Что мне гибельность мира видна?
Через сито прошедшее время,
Черных дыр молчаливый надзор,
Грешной жизни покинувши бремя
И небес горделивый узор.
Через лет световых биллионы
Волю к жизни свою утоля,
Я, покинув вселенское лоно,
Попрощаюсь с тобою, Земля.
И умру как всегда на рассвете,
Но об этом не надо... Молчи!
Желтый карлик в окошко мне светит
На окраине звездной ночи.
РУССКИЕ МОТИВЫ
НА ЕВРЕЙСКИЕ ЛАДЫ
(сюр)
Комары ударяются в стекла,
Только слышен их жалобный стон.
За окошком дорога размокла,
Выхожу я один на балкон,
Чтоб природу почувствовать остро,
Одолеть теплокровный рефлекс,
Я вернусь на Васильевский остров,
Омываемый влагой с небес.
Пролетают с мигалками стражи,
Водяную рассеявши пыль -
Они детям и женам расскажут
Детективную русскую быль.
Задыхаясь в малиновом звоне,
Вынес многое русский народ…
Люди добрые, что же вас гонит?
Зависть ль тайная спать не дает?
Или, может быть, злоба открытая
Направляет вам пулю в висок?
Иль шпана новорусская сытая
Отбирает последний кусок?
Что-то холодно стало!.. Быть может,
Дверь захлопнуть, в тепло поскорей?
Глянуть в зеркало… Кто этот, Боже,
Отмороженный старый еврей?!
Это я ли, мальчишкой который
«Наутилуса» трогал штурвал,
Запираю оконные шторы
И о море мечтать перестал?
Я ль, дотла обожженный годами
И балластом ушедший за борт,
Жадно щупаю твердь под ногами,
Вспоминая покинутый порт?
Я ль, ходивший путями Борея
Средь жемчужно-базальтовых скал,
Стал похож на больного еврея,
Что от жизни смертельно устал?
И, с ветрами гулявший на воле,
Повидавший волшебные сны,
Стариковской довольствуюсь долей,
Погруженный в четыре стены?
На былое гляжу из окошка,
Из ушедших в забвение стран…
Мне сочувственно щурится кошка,
Забираясь на старый диван.
Чьи-то тени колышутся странно,
Натыкаясь на мыслей иглу…
Выплывают огни из тумана
И ныряют обратно во мглу.
И за этой туманною синью,
Миражами реальность поправ,
Ухожу в неземную пустыню,
Где изысканный бродит жираф.
Ян Майзельс родился в 1941 г. в Кургане. После средней школы и автотехникума служил на Черноморском флоте, работал постовым милиционером и участковым уполномоченным в Ленинградской милиции. По окончании физфака ЛГПИ им. Герцена работал в Башкирии, Белоруссии, на рыболовных судах Камчатки, в геологической экспедиции на Таймыре. Публиковался в газетах. В 1989 г.эмигрировал в США. Работал на такси. Печатался в «Новом русском слове», «Панораме», «В новом свете», в «Контакте». Автор книг стихов и прозы «Формула Бога», «Наш Высоцкий», «Реалистическая метафизика смерти» и др.
