litbook

Non-fiction


Ночное свечение скорпионов0

1.

      - Вы, похоже, любите скорпионов… - замечают обычно попавшие в мой безоконный кабинет, разглядывая прилепленные на стенах вырезки, распечатки и фотографии.

      - Изучать люблю, а так – нет, - ответил бы я, но американские студенты не поймут старомодного импортного юмора. Ответить не просто: несоменно, зоолог не может заниматься всеми тварями на свете, и каждый из нас специализируется, кто по белым медведям, кто по летучим мышам.

      Иные группы и виды животных однозначно харизматичны, по крайней мере пока не подойдешь поближе – панды, черепахи. Бабочки. Но почему скорпионы? Их ведь и не погладишь.

      «Так получилось» - ответ не хуже других. В 1968-м, когда я был восьмиклассником в 130-й школе Академгородка, мне впервые довелось разбирать каракумские коллекции из тогдашних экспедиций Института физиологии. Гигантские жуки-чернотелки, маскировочно-песчаного цвета тарантулы, а главное – янтарно-членистые восьминогие желтые скорпионы с деликатными клешнями и опасными иглами – пленили воображение.

      А еще больше пленяла сама возможность путешествий за пределы Советского района г. Новосибирска, за водосбор реки Зырянки. Читал я в то время в основном Даррелла; даже написал ему письмо – и даже ответ пришел, сюрреальный по тем временам, что, к сожалению, все рабочие места в зоопарке острова Джерси заняты. Но ведь можно было обойтись и отечественными просторами.

2.

      Скорпионы оставались, как им положено, скрытыми. В 1976 году, в возрасте двадцати одного года, я покинул Академгородок и географическую Россию, сознательно предпочтя зоологию и пустыни Средней Азии. Многие из моих друзей не поняли этого шага, да я и сам, конечно, не до конца его понимал. Глядя назад, можно считать этот отьезд отчасти «само-ссылкой», отчасти недостаточно направленной эмиграцией. В то же время были вполне реальны: «романтика» жизни в пустыне, стремление делать «настоящую науку» по образцам Даррелла или дореволюционных российских натуралистов, а также резко ощутимая неприязнь к жесткой кастовости Академгородка.

      Так или иначе, я провел 11 лет (лучших лет пока что в истории той страны) в будущем независимом Туркменистане, работая зоологом в его заповедниках – тогда еще на захолустной окраине обширной империи, на самой границе с Ираном. Много раз в песках и скалах сталкивался с опасными хвостоколами, собирая их в баночки со спиртом, помимо прочей многочисленной и малоизученной фауны. Условия были спартанские, но удаленность от начальства давала знакомую советскому интеллигенту свободу. Через наш дом ежегодно проходило не менее сотни исследователей и студентов из Москвы, Ленинграда, Киева, Прибалтики. Несоменно, они во многом и делали ««настоящую науку» моей мечты.

      Я окончил заочно аспирантуру в ленинградском Зоологическом Институте, что через Неву напротив Зимнего дворца. Но промчались благословенные дни научной работы безумных энтузиастов в среднеазиатских заповедниках. В 1986-м нелепо погиб мой друг, талантливый ташкентский зоолог Андрей Ненилин, с которым мы только успели закончить рукопись по географии скорпионов мира. Статья вышла только годы спустя, когда я уже переместился на другую сторону земного шара.

      В 1988-м я уехал с семьей в провинциальную Америку и вот уже скоро 30 лет преподаю основные биологические науки местному подрастающе-компьютерному поколению. Сначала – в утопшем ныне Новом Орлеане, а последние 20 с лишним лет – в шахтерской Западной Виргинии, в предгорьях Аппалачского хребта (где на юге тоже есть скорпионы). Атмосфера американских кампусов (студгородков) не изменилась со времен набоковских романов «Пнин» и «Бледный огонь». Скорпионы же постепенно пробивались в сознание и образовали стойкий компонент бытия.

      В начале 90-х я ездил за ними в прекрасную пустыню на калифорнийском полуострове, на территорию Мексики. Под огромными столбовидными кактусами, на берегу Моря Кортеса (так называют мексиканцы Калифорнийский залив), мне и моей семье довелось участвовать в нескольких фантастических экспедициях нашего друга Гэри Полиса (1946-2000), знаменитого американского зоолога, трагически погибшего в одной из экспедиций в Море Кортеса. Каждую ночь мы считали скорпионов рода Центруроидес, выползавших из щелей в кактусах на прогревшийся черный базальт вулканических островов, извергнутых со дна океана настолько недавно, что их еще не успела покрыть почва.

      Смена декораций: холодная и дождливая весна 2002-го в горах Бабатага. С Сашей Громовым, первооткрывателем псевдохактаса (о нем подробно ниже), мы ищем редчайшего этого скорпиона на границе Узбекистана и Таджикистана. Пограничники советуют не ходить в сторону афганской границы, на всякий случай заминированной саперами. Мы находим редкую тварюшку, мелового реликта, прямо в русле ручья, где каждый день чабан гоняет из поселка коров – утром вверх по ручью, вечером вниз. Прямо на грязи сидят реликты. До сих пор, снимая их под электронным микроскопом, вижу я эту липкую бабатагскую грязь.

      А вот весна 2005-го, и мы в Балканских горах с замечательным зоологом, нынешним директором болгарского Национального музея естественной истории, Алекси Поповым, у шоссе, которое ведет на север из Софии. Только что стемнело. Мимо проносятся машины. На известняковой скале прямо у дороги, как ни в чем ни бывало, в лучах моего волшебного фонаря – светящиеся созвездия из пяти, восьми, двадцати скорпионов.

      Эти и другие эпизоды высвечивают доминантный полевой мотив, хаотическое ночное брожение возле различных поверностей (песок, базальт, известняк) со специальным фонарем. Если Набоков привлекал своих ночных летунов на свет лампы, то за моими зверями надо ходить наподобие Диогена.

3.

      Фонарь это ультрафиолетовый. Шкурка (кутикула) скорпионов (всех на свете) по неизвестной причине превращает невидимое человеку ультрафиолетовое излучение (длинноволновое, нe так опасное для наших глаз) в видимое: наблюдается флюоресценция, свечение в зелено-голубом спектре. С хорошим фонарем крупного скорпиона видно за 5-10 метров.

      «Охота» в местах, где зверей много, напоминает сбор ягод в малиннике. Очень скоро их некуда класть, кончается тара: пластиковые мешки или пробирки рассованы по всем карманам и сумкам, вместе помещать нельзя (скушают друг друга), в темноте жонглируешь ультрафиолетовым фонарем и другим, обычным; по ошибке открываешь уже занятую пробирку – сердитое животное бежит по рукаву и шустро с него стряхивается.

      В иных местах улов 100, 150 за ночь. Мне столько и не нужно – для анализа ДНК достаточно нескольких экземпляров – но попадаются разные виды, и гонит азарт охотника. Ходить всю ночь ни к чему – после часа-двух ночи земля и скaлы охлаждаются (что в Калифорнии, что в Узбекистане), скорпионы уползают обратно в норы. Оптимальное время работы – сразу после заката, песок и камень еще нагреты, скорпионы в огромном числе выползают клешнями («педипальпами», или ногощупальцами) вперед, сидят и ждут. По-английски так и называется: стратегия добычи еды – sit-and-wait.

      Число их и вправду огромное. Гэри Полис подсчитал: до одного скорпиона на квадратный метр в песчаной пустыне – больше, чем любых других животных, исключая муравьев и термитов. Не все, конечно, вылезают одновременно (установлено мечением и отловом). Куда же они все вмещаются в и без того скудной экосистеме? Что едят и где размножаются?

      Во-первых, едят все подряд, неприхотливы. Точнее, всех подряд, поскольку хищники (в том числе и других скорпионов, т.е. они к тому же и каннибалы). Но едят мало, очень мало. Сверчка в месяц им хватает.

      Метаболизм у них потрясающе медленный – медленнее, чем у любых других животных. Калории из сверчка сжигаются чрезвычайно эффективно. Когда не едят и не размножаются – впадают в своего рода каталепсию, их жизнь тогда поистине есть сон.

      Размножаются тоже странно. Все нормальные безпозвоночные откладывают яйца, и все тут. Даже аристократы-пауки, архитекторы шелковых пут, и те примитивно упаковывают оплодотворенные яйца в паутинный пакет и приклеивают к тенетам на радость ос-паразитоидов.

      Не то скорпионы: самка носит детенышей-эмбрионов в себе, подчас более года, и рожает живых (вам ничего это не напоминает?), да не одного – десятка два-три. И потом их всех носит на спине, пока не подрастут.

      Скорпиониха может хранить сперму и эмбрионы и рожать порциями без дополнительных оплодотворений. Последние совершаются путем непрямым: пакет-сперматофор откладывается самцом прямо на землю, и взяв самку клешнями за клешни, скромный жених ведет ее к подарку.

      Вождение превращается в брачный танец, и танец может длиться часами. Его впервые наблюдал великий Жан-Анри Фабр близ Авиньона, у скорпиона лангедокского, он же окцитанский (Бутус окцитанус).

      Порою они размыкают одну клешню и бегают по барханам, держась одной ручкой, как фигуристы, извилистыми траекториями без всякой музыки.

      Все это в ночной тьме, в последние 60 лет изредка прерываемой ультрафиолетовыми фонарями зоологов.

4.

      - Как же вы их собираете?

      Только длинным пинцетом, осторожно, и – за специально для этого созданный хвост. Технически, конечно, у скорпионов нет хвоста. Хвост есть у позвоночных, считается он от анального отверстия, и несет в себе постанальные позвонки. Поэтому неправы те, кто думает, что змея – сплошной хвост с головой на одном конце. Впрочем, у анатомов есть термин «посткраниум» - все, что идет после головы...

      «Хвост» скорпиона (у которого анальное отверстие, между прочим, открыватеся на пятом, предпоследнем, членике, перед ядовитым пузырьком) по-научному – метасома, но есть для него и замечательное русское слово «заднебрюшье». Нелепы и прекрасны все эти зоологические термины по-русски, все эти ногощупальца, вертлуги и дыхальца у ротоногих и неравнокрылых – технический лексикон специалиста далеко за пределами Даля, изобретенный для описания поистине чужеродных тел.

      Такие слова выдумывали и творчески переводили с немецкого или латыни десятки профессоров-бессребреников, окарикатуренных Булгаковым в батрахологе Персикове. Таким был, к примеру, московский зоолог Богданов, автор незабываемой книжки «Мирские захребетники» о домашних тараканах, клопах и блохах. Таким был и Н. А. Холодковский, знаменитый автор учебников по энтомологии и переводчик «Фауста».

      А моим кумиром стал в детстве, и до сих пор остается, Алексей Андреевич Бялыницкий-Бируля, одно время директор петербургского Зоологического музея и автор фауны скорпионов России, первый том которой вышел в октябре 1917 года, а второй не вышел никогда. Был А.А. виднейшим скорпиологом тех времен, занимался также и млекопитающими, а в юности плавал полярным зоологом в экспедиции Колчака, будущего адмирала. За что и попал впоследствии в Соловки.    Умер Бируля в 1937 г. в алма-атинской ссылке после лагеря, успев все же выпустить в серии «Фауна СССР» изумительно написанный томик о фалангах – другом отряде ночных паукообразных, волосатых и агрессивных.

      И сейчас приходят мне запросы по электронной почте из Ирана и Турции – прислать статьи Бирули по тамошним скорпионам, написанные по-немецки более сотни лет назад.

5.

      Да, совсем забыл: яд.

      Всегда забываю. Недавно сидели мы в Вене (ах, как звучит, но ведь действительно, сидели и даже завтракали в Вене!) с Христианом Компошем, зоологом из Граца, беседовали о моем любимом роде Эускорпиус, о его представителях в Альпах. Это европейские скорпионы особого толка (родственники упомянутым болгарским), старинные реликты на уровне подсемейства, ближайшие их родичи обитают в Мексике. Один из них, самый мелкий (менее 30 мм длиной) Эускорпиус германус, поднимается в австрийских Альпах по долинам Инна и Драу (Дравы) до 2200 метров над уровнем моря. Никаких пустынных адаптаций у этого рода нет, они литофилы (скалолюбы). Так вот, похоже, что в альпийских экосистемах у «германуса» нет особенных врагов, никто их не ест, и единственными лимитирующими факторами их распространения кажутся характер и температура субстрата. Но почему же никто не ест скорпионов? Двое специалистов серьезно обсуждали этот вопрос за венским кофе и булочками, пока не догадались: они же кусаются.

      Нет, неточно: не кусаются - и тем более не жалят. Они колют, наносят укол иглой. В отличие от жала пчелы, остающегося в теле атакуемого, или от укуса ядовитых жвал (хелицер) паука, стремительный удар скорпиона хвостом вперед поверх головы – это классический подкожный укол, как в поликлинике. Мышцы ядовитого пузырька впрыскивают яд из железы, а этот яд – умопомрачительная смесь нескольких десятков (!) различных токсинов. В отличие от гигантских пчелиных или паучиных белковых молекул, токсины скорпионов – небольшие (30-50 аминокислот) олигопептиды, избирательно нацеленные на мембранные каналы, где в наши клетки проникают ионы натрия, калия, хлора. Затыкая части этиx каналов миниатюрными «ванными пробками», токсины скорпионов препятствуют реполяризации мембран – происходит паралич на уровне клеток. Это – нервно-паралитические яды, оружие и защиты, и нападения. Имеют применение в медицинской науке.

      В этом месте полагается политически корректно отметить, что из 1500 известных видов скорпионов только 30-40 смертельно опасны для человека. Яд остальных не так силен, и опасен обычно только для насекомых. Однако, 30-40 видов ведь тоже немало. Не везде водятся смертельно ядовитые, но достаточно мест, где они обитают, и в этих местах человек давно и не напрасно ненавидит скорпионов и боится их.

      Особенно не повезло Ближнему Востоку – но когда ему особенно везло? Скорпионы родов Лейурус и Андроктонус (последнее переводится как «человекоубийца») обильны, как тараканы на кухне, во всех пустынях от Египта до Ирана. Причем они заползают ночью в сброшенную обувь и одежду, так что обязательно встряхивайте все хорошенько перед надеванием, если будете путешествовать «дикарями» по Израилю, да даже и по Турции. А лучше иметь с собой и маленький ультрафиолетовый фонарь (они сейчас дешевы и легкодоступны), чтобы проверять перед сном периметр вокруг палатки – так мы всегда делали в мексиканской пустыне.

      Все опасные для человека виды относятся к одному семейству – бутидам (всего в мире 12 семейств и около 200 родов). У древних шумеров стерегли бутиды не кабы что, а ворота в преисподнюю. Во всех пустынях Средней Азии бутид предостаточно, но те виды для человека не слишком опасны. Виды рода Мезобутус встречаются до 50-го градуса широты в Казахстане, есть они и в Российской Федерации – в Калмыкии, на юге Астраханской области, на Северном Кавказе. Представителей рода Эускорпиус можно встретить даже в Сочи. Есть они и в Крыму – по нашим предварительным генетическим данным, завезены древними греками с островов Эгейского моря. Отдыхая от своих сибирских странствий, в Ялте и Алупке первым отметил крымского скорпиона в екатерининские времена великий Петр Симон Паллас. Сто лет спустя другой знаменитый зоолог, ректор Петербургского университета Карл Федорович Кесслер, опубликовал в 1874 году перый обзор скорпионов Российской империи, где описал скорпиона мингрельского. Я собирал мингрельских эускорпиусов с моим фонарем в 1985-м над берегом Черного моря в батумском ботсаду, где они сидели в каждой щели сложенных из камня оград. Тогда через кусты продрались ко мне пограничники и стали выяснять, не сигналю ли я в сторону турецкой территории. Пришлось показать им под ультрафиолетовыми лучами каменную стену, кишевшую литофильными скорпионами, стражи остолбенели, и вопросов больше не было.

6.

      Биоразнообразие – ключевое слово, под него иногда дают небольшие гранты. Считается, что надо охранять все живые существа, от всех польза экосистемам. Конечно, не все одинаково значимы, есть ключевые существа и местообитания. Но мы слишком мало знаем. Слишком недавно мы начали изучать природу – ведь Фабр учительствовал в Провансе в то же время, когда мой дед был студентом-медиком в Париже.

      Я уже упоминал выше о старинных реликтах. У человека вообще нет чувства глубокого времени. И тысячи лет трудно ощутить, куда уж там почувствовать разницу между двумя и десятью миллионами. Приходится рационализировать, умствовать. Скорпионы – повод для такого эмоционального умствования; оказывается, что накопление знаний в какой-то области переходит не только и не просто в понимание зверей или процессов, но и в построение эмоциональных ландшафтов новой окраски. Мы со скорпионами запросто оперируем цифрами порядка двухсот, трехсот миллионов лет – в таком масштабе, где теряется происхождение не то что кайнозойской молодежи типа змей или китов, но и почтенных рептильных стволов мезозоя.

      Всегда, слушая коллег-грызунятников или ботаников, ловлю себя на той забавной мысли, что в их науке и десяток миллионов лет считается почтенным возрастом: плиоцен, миоцен!.. А у скорпионов и каменноугольные виды (триста!! миллионов!!! лет) мало отличны от современных. Пользуясь штампом, они – поистине «живые ископаемые», так мало изменившиеся с невообразимо давних пор, когда не было ни птиц в небе, ни дельфинов в море, ни цветов на лугах, да и самих лугов быть никак не могло. Старинный, страшный мир, человеку чуждый и для нас несущественный – но и его можно понять и представить силой воображения, основанного на знании.     

7.

      И это же воображение возвращает меня в Бабатаг, в долину Сурхан-Дарьи, страну малютки-псевдохактаса. Описание этого скорпиона алма-атинским зоологом Сашей Громовым появилось в 1998 г., в московском «Зоологическом журнале». Тогда мой коллега из Калифорнии Майкл Солеглад – на мой взгляд, самый блестящий скорпиолог современности – шутил, что это всего лишь розыгрыш. Но «уж очень умный розыгрыш», добавлял Майкл, «автор взял у всех существующих групп скорпионов самые примитивные, анцестральные черты» и слепил их все вместе – и два киля внизу на пятом сегменте заднебрюшья, о которых не было слыхано с палеозойских ископаемых; и подозрительно бедное число щетинок на ногошупальцах; и ряды шипиков на кончиках лапок. Позже я поймал эту мелкую редкость собственноручно и убедился, что не сшит этот скорпион из утки и бобра – в чем подозревали первых моряков, привозивших в Европу утконосов из Австралии. И подозревали, наученные горьким опытом – уж так немало выставлялось по европейским кунсткамерам искусно составленных русалок и драконов. Утконосы, хотя тоже и реликты (с мезозоя), не идут, конечно, в сравнение с моими скорпионами – последние по возрасту сравнимы с целакантами, знаменитыми кистеперыми рыбами.

      Узбекский отшельник, скорее всего, сидит на своей грязи в ушельях Бабатага с мелового периода, и динозавры ходили мимо него, не замечая, так же как нынешние коровы. Скорпионы же в целом впервые появляются на сцене жизни задолго до всяких динозаров, в силуре – более 400 миллионов лет назад, и были они тогда морскими придонными гигантами, более метра длиной. Но не надо их путать с ракоскорпионами, или эвриптеридами. Эвриптериды, давным-давно вымершие, на суше никогда не жили, да и скорпионам, возможно, не близко родственны. Эта тема, кстати, давно и постоянно является яблоком раздора между моими коллегами в разных странах. Забавно и трогательно видеть, как американский университетский профессор и немецкий музейный куратор по-свифтовски яростно ломают копья из-за происходившего полмиллиарда лет назад.

8.

      И вот непонятно, о чем писать интереснее – о самих этих фантастических древних тварях, о ночной их ядовитой жизни, уникальных органах и адаптациях, приобретенных за полмиллиарда лет – или об уникальных людях, которые их ловят и изучают.

      Ведь живы не только Паганели, но и кузены Бенедикты из «Пятнадцатилетнего капитана» – Жюль Верн хотел посмеяться, а создал, по своему обыкновению, еще один бессмертный образ ученого и бескорыстной его страсти к знаниям. «И мир опять предстанет странным, закутанным в цветной туман» - удобный лозунг символистов, о конкретной природе мира мало беспокоившихся. Нам же постоянно выпадает честь этот туман раскутывать.

      Мой друг Гэри Полис любил говорить своим младшим коллегам и студентам: «Скорпионы обитают везде (почти везде) – поэтому давайте изучать их в самых прекрасных местах Земли». Следуя этому принципу, он посещал песчаные пустыни Намибии и Австралии, сравнивая экологию тамошних видов с калифорнийским скорпионом из долины Коачелла, недалеко от семейного дома Полисов в округе Сан-Диего. Многих коллег увлекают тропические леса Борнео и Южной Америки, или острова Тихого океана.   

      А меня тянет из пустынь и гор Северной Америки снова к европейской земле, природа и география которой не менее сложны, чем история – и куда более древни. Мне довелось в последние годы несколько раз посетить Грецию и Болгарию, и я навсегда полюбил этот преувеличенный Крым, сердцевину нашей многострадальной и вымирающей цивилизации. А скорпионов на Балканах не занимать – скалолюбивые коричневые эускорпиусы (те самые, которых Даррелл таскал в детстве на острове Корфу в спичечном коробке), крупные желтые мезобутусы (самые западные родичи наших среднеазиатских), и даже огромные черные иурусы – реликты южноэгейской дуги от Пелопоннеса до Родоса и юга Турции. И в той же Турции, прямо в горах у курортной Антальи – крайне редкий и древний, описанный тем же Бирулей род Калхас, названный в честь гомеровского прорицателя.

      Я знаю, что все вышесказанное звучит, как пародия на «Дар» Набокова, но что же делать? Все это чистая правда. И снова под электронным микроскопом, дома в Западной Виргинии, со студентами и аспирантами, обнаруживаем неведомые миру древние щетинки и шипики на ногощупальцах. Кому от этого польза, кто станет счастливее? Мы.

  

Поэт, биолог. Родился в 1955 г. Окoнчил HГУ в 1976 г. Дo 1987 г. рабoтал зоологом в Среднeй Азии, после - в Северной Америкe. Преподает биологию в Университете Маршалла, Западная Виргиния. Публиковался в периодике США и Европы, в основном в журналах «Литературный европеец» и «Мосты» (Франкфурт), в США – в ежегодниках «Встречи» и «Побережье» (Филадельфия), «Слово\Word», «Альманах поэзии», «Связь времен», «Время и место», «Литературная Америка», в журнале The Nabokovian; в России – в альманахе «К востоку от солнца» (Новосибирск), в журналах «День и ночь», «Крещатик», «Сибирские Афины», «Мир культуры».  Книги: «Под стеклом», «Многое неясно», «Отблеск», «Известное немногим», «По эту сторону». Стипендиат международного Хоторнденского фонда писателей (Шотландия, 2001). Один из авторов антологии «Общая тетрадь. Из современной русской поэзии Северной Америки» (М., 2007). Первым перевёл на русский язык «Охоту на Снарка» Льюиса Кэрролла (перевод закончен в 1982, опубл. в 2001; в 2016 вышел отдельной книгой). Автор театральных рецензий и эссе о творчестве Кэрролла, Набокова, Евг. Шварца. Редактор-консультант издательства Evertype (Ирландия) для переводов «Алисы в Стране чудес» на русский, а также на редкие языки (кыргызский, алтайский, шорский, хакасский и др.). Корреспондент журнала «Литературный европеец» в США. Интернет: http://victorfet.com.

 

 

 

 

 

 

Рейтинг:

0
Отдав голос за данное произведение, Вы оказываете влияние на его общий рейтинг, а также на рейтинг автора и журнала опубликовавшего этот текст.
Только зарегистрированные пользователи могут голосовать
Зарегистрируйтесь или войдите
для того чтобы оставлять комментарии
Лучшее в разделе:
    Регистрация для авторов
    В сообществе уже 1132 автора
    Войти
    Регистрация
    О проекте
    Правила
    Все авторские права на произведения
    сохранены за авторами и издателями.
    По вопросам: support@litbook.ru
    Разработка: goldapp.ru