Иногда так хочется тихого, простого счастья. Уютная небольшая квартирка где-нибудь на Васильевском, муж-интеллигент — и ровным счетом никакой суеты.
Репетиция в Мариинском кончается в семь. Кажется, «Кольцо нибелунга» давно стало синонимом понятию «ад» — или, по крайней мере, одной из главных его составляющих. И конечно же, именно сегодня у муженька какое-то важное собрание до позднего вечера. Именно сегодня он не приедет. В гардеробе наскоро прощаешься с коллегами — как же хочется сесть в теплую машину, уткнуться мужу в плечо и забыть — забыть о Зигфриде, о Брунгильде, о дурацких валькириях, обо всей этой скандинавской ерунде. Пожаловаться на свою тяжелую судьбу.
Конечно же, начнет убеждать — в гениальности старика Вагнера, в важности привнесенных им новшеств в мировое оперное искусство, и так далее, и тому подобное. Еще один ценитель выискался, прямо Людвиг Баварский — только без королевства и денежных средств (это в сравнении с Людвигом, конечно).
Предпочитаешь не замечать ему, что «Кольцо» он смотрел всего лишь раз, зато каждую пятницу (каждую, Бог мой!) самозабвенно слушает Моцарта по вечерам. Перестанет еще — мужчины ведь на редкость упрямы, всегда стараются сделать назло жене! А ведь красивый какой, полулежит в кресле, слушает своего Моцарта, а ты любуешься — и не можешь налюбоваться…
Репетиция кончается ровно в семь, а через пять минут раздается звонок. «Экипаж подан, Ваше Величество», — опять насмехается, зараза самовлюбленная. Но ведь приехал, приехал! Неужели собрание отменили?
— Скукотища такая, я чуть не уснул, вот и решил свалить, — поясняет, смазанным поцелуем касаясь твоей щеки. — И вообще, не жертвовать же любимой женушкой ради работы!
Свалить он решил! Что за лексика, Боже мой! И этот человек пишет научные статьи? Позорище!
— Уволят тебя однажды за такие вольности, — строго говоришь ты. — И если уволят, месяц будешь без сладкого мучаться.
— Успокойся, ты, фурия доморощенная, — хохочет, как ребенок, голос звонкий, высокий, заслушаться можно. — У них работать будет некому.
— Это вот так женушек любимых называют?
— Сама-то без сладкого долго продержишься? — отвечает вопросом на вопрос.
Молчишь минуту-две, потом целуешь в губы; он ластится, как котенок. И как можно сердиться на это прелестное, невинное создание?
— Люблю тебя, — говоришь смущенно. Так редко говоришь — и всегда смущаешься.
Он смотрит прямо в глаза, мол, знаешь же, дорогая, что мне без тебя никак. Сказать — не скажу. Гордость, видите ли, не позволяет.
— Домой поехали, муженек, — сжимаешь его руку — нежную, хрупкую, почти женскую. Он и сам весь узкий, хрупкий, как женщина, почти прозрачный. Красивый неимоверно — произведение искусства; кудри черные, скульптурное лицо.
И как его вообще в тебя угораздило?
— Ты же хотела заехать поужинать, — подносит к губам твою руку.
Целует. Тонкие усики приятно щекочут кожу.
— Я передумала, сладкого вдруг резко захотелось, — голос слегка подводит.
Он усмехается. — Ну что ж, поехали, дорогая, кормить тебя сладким, — намеренно выделяет последние слова.
Зараза.
Раз в месяц вы обязательно навещаете его племянников — двух милых пупсов, с которыми в одной комнате здоровый психически человек больше часа не выдержит.
— Какие у нас глазки, а какой ротик, — щебечешь ты над годовалым младенцем, не желающим затихнуть ни на секунду. — Успокойся, мой хороший, заинька мой, — воркуешь ты, но «заинька» не желает успокаивается и больше напоминает маленького кричащего монстра.
Муж заходит в комнату и пару минут молча наблюдает за этой сценой.
— Что, своих детей еще не захотелось? — спрашивает, голос так и сочится сарказмом.
— Что ты, дорогой, — мгновенно его успокаиваешь, — у меня уже имеется, вот, драгоценный сыночек двадцати восьми годиков отроду. Непутевый, конечно, но ведь детей не выбирают, — вздыхаешь притворно.
— Рад, что по данному вопросу наши мнения совпадают, — говорит он с легкой улыбкой.
Подходит, обнимает, утыкается носом в шею. Целуешь его кудри, гладишь, они мягким шелком струятся между пальцами. Ребенок кричит, но разве вас это касается?
Дома всегда иначе: тихо, спокойно, никаких криков и бешеной суеты. Ты сидишь на диване, чиркая в блокноте, пытаясь в очередной раз изобразить на бумаге своего благоверного, но ни у одного мастера (даже у тебя!) никогда не получится передать и толику невероятной прелести этого лица. Сам благоверный, устроившись в уголке и полностью смирившись с тем фактом, что твои ноги по-хозяйски лежат на нем, медленно их поглаживает и в полудреме продумывает содержание новой статьи.
Завтра у него лекция с утра, у тебя же — вечерний спектакль, а значит, ужин готовит он. Можно, конечно, заехать в любимый ресторанчик, но у него всегда получается вкуснее. Все запланировано заранее и четко расставлено по местам — никакой суеты, никакой спешки.
Иногда на выходные вы ездите в Вену.
— Целую субботу из-за тебя потеряли, — говоришь ты укоризненно. — Озабоченный.
— Центр Вены, маленький уютный отельчик — романтика! — муж блаженно вздыхает.
— Боюсь, твои предпочтения романтикой никак не назовешь, — фыркаешь ты, едва сдерживая смех.
— Обещаю, завтра весь день проведем в твоей дражайшей Национальной галерее, — говорит он ехидно и улыбается. — Только лично я не вижу в том для себя никакого смысла, ибо имею возможность ежедневно любоваться обнаженной натурой в тысячу раз привлекательнее всех этих псевдокрасавиц с великих полотен, — заявляет он не терпящим возражений тоном. Тянется к твоим губам. Устоять не получается никогда.
А по воскресеньям вы, как выражается муж, «наносите визит» маме. Мама — это святое. Но мама его не любит. Слишком манерный, слишком раскованный и вечно блещет своими многочисленными познаниями. Спустя час он всегда тянет тебя в дальнюю комнату — целоваться.
— Что ты делаешь, мы только приехали! Совесть имей, — возмущаешься ты. — И в чем это у тебя рот вымазан?
— Йогурт, черничный. Вкусный, ты не поверишь, — улыбается широко, как мальчишка, и добавляет лукаво, выпячивая губы: «Попробовать хочешь?»
Хватает в охапку, тянет за собой.
— С ума сошел, отпусти! Отпусти, мама на кухне, слышит все! — шипишь ты.
— Попробуешь — отпущу.
Целуешь. Действительно вкусно.
— Все, пойдем. И веди себя прилично, — ты еще строжишься.
— Comme vous voulez, maman, — произносит он гортанно, снова хохочет, но послушно идет на кухню под твоим строгим взглядом, тщетно пытаясь сделать серьезную мину.
Мама поджимает губы и укоризненно качает головой. «Не мужчина», — проносится в твоей голове ее «диагноз».
Спать он всегда собирается три часа (утрированно, конечно). Бесконечные масочки, кремчики, водные процедуры — как барышня, честное слово.
— Ты еще огурцы себе на глаза положи, — поджимаешь губы ты. Прямо как мама.
— Ты первая же меня бросишь с появлением морщин, — безапелляционным тоном заявляет он. — Я стараюсь как можно дольше оттянуть это неприятное событие.
Не морщины, конечно, но морщинки уже имеются, ты просто не хочешь его разочаровывать. Уход жены для него — неприятное событие? Всего лишь? Да как он посмел!
С утра дело обстоит еще хуже.
— Дорогая, скажи на милость, куда подевалась моя зеленая шелковая рубашка? — спрашивает он в половину восьмого, нависая над твоей головой. И неважно, что ты после спектакля в начале первого домой вернулась. Он, видите ли, на утреннюю лекцию торопится.
Нехотя встаешь, идешь к шкафу.
— Вот же она, только зря разбудил.
— Это другая, болотного цвета. Спасибо, я пока еще цвета различаю, — заявляет он победно.
Ты тихо стонешь.
— Не помню я, где она. Обязательно было меня будить? Тебе что, нечего надеть? — возмущаешься ты, указывая на нескончаемую вешалку рубашек всевозможных сортов. — Все, завтра же на развод подаю. Ты все, что угодно любишь, только не меня!
— Люблю я тебя, — вдруг вырывается у него. Потом, спохватившись (надо же и честь знать), он добавляет: «Просто ту рубашку я люблю больше».
Тебе хочется его ударить, но он всегда на шаг впереди. Подходит близко-близко. Голова дурманится, так хочется его поцеловать.
Устоять не получается никогда.
Зараза самовлюбленная.
Меня зовут Соня Рыбкина, живу в Санкт-Петербурге. Мне 18 лет; учусь в 11 классе ССМШ (школа консерватории имени Н.А. Римского-Корсакова). Пишу с 12 лет. Посылаю в редакцию несколько собственных стихов, которые публикую на Стихире под псевдонимом Королева Эс, и два рассказа. Надеюсь, если они Вам понравятся, то будут напечатаны в Вашем журнале.
