Алексей Иванович сидел у окна и смотрел на умирающую осень. Мелкий холодный дождь бил по стеклам, капельки воды стекали медленно, извиваясь, словно огибая невидимые препятствия. Жёлтый лист прилип к стеклу в верхнем правом углу окна, он дрожал на ветру и никак не хотел улетать, словно цепляясь за последнюю надежду. Никто не хотел умирать: ни осень, ни этот жёлтый, оторвавшийся от ветки лист, прилипший к стеклу, ни Алексей Иванович. Его сегодня выписали из больницы. Ещё стоял в памяти запах лекарств, ещё звучал в ушах последний разговор с врачом. Хирург-онколог, Валентин Николаевич, глядя сквозь стекла очков на Алексея Ивановича, сказал:
– Вы взрослый, мужественный человек, и я не хочу Вас обманывать. В операции, о которой шла речь вначале, я не вижу смысла. Всё, что могли, мы сделали, Вы прошли курс лечения, остальное зависит от Вашего организма.
– Доктор, скажите, сколько мне осталось?
– Ну, я не Господь Бог, я только врач. Я же сказал, всё зависит от Вашего организма.
– И всё-таки, доктор, – настаивал Алексей Иванович, – ведь Вы сказали, что не хотите меня обманывать, так сколько? Месяц? Два?
– Не более трёх. Но бывает всякое, были случаи, когда больные, совершенно безнадёжные, с точки зрения медицины, выздоравливали, медицина объяснить этого не может, но надежда всегда есть.
– Спасибо, доктор, спасибо за откровенность.
Жил Алексей Иванович один, жена его умерла от рака три года назад, детей у них не было, и он вернулся из больницы в свою пустую, холодную квартиру доживать остаток недолгих дней. Осень догорала, во дворах сжигали умершее лето, дым тлеющих листьев низко стелился над землей. «Три месяца, – думал Алексей Иванович, – сейчас конец ноября, значит в феврале, или в начале марта. Жаль, что не увижу, как оживает природа, как цветут деревья, как появляются зелёные листья. Ничего этого для меня уже не будет. Никогда. А жаль».
Вот и жизнь прошла. Как-то незаметно. И теперь казалось ему, что вся жизнь состояла из сплошных неудач и ошибок. Всю жизнь он занимался не тем, чем хотел, делал это не потому, что ему нравилось, а потому, что так было нужно. Нужно? Кому? Кто сейчас вспомнит скромного инженера, проработавшего всю жизнь в заурядном НИИ? Никто из бывших сотрудников не посетил его в больнице, никто не вспомнил о нём. Его забыли сразу, как только он вышел на пенсию, сразу после банкета, на котором говорили в его адрес красивые слова, зачитывали поздравления в стихах, и тут же на следующий день забыли. Если бы можно было начать всё с начала, поступить в другой ВУЗ, заняться другой работой, найти себя. Но поздно, уже ничего нельзя изменить, осталось всего три месяца.
Он знал, что умрёт. Все когда-нибудь умирают, но никогда не думал, что произойдёт это именно так, в полном одиночестве, в пустой квартире. Он сжал руку в кулак и услышал хруст. Это хрустела зажатая в кулаке газета, которую он вынул из почтового ящика. Вынул машинально, по привычке. Новости, происходящие в мире, перестали интересовать его. Какая разница, что случилось в мире сегодня, что случится завтра или через три месяца? Алексей Иванович развернул газету и стал читать, читал всё подряд, чтобы хоть на время отвлечься от мрачных мыслей. Внимание его привлекло объявление, какой-то экстрасенс утверждал, что может избавить от любой, даже неизлечимой, болезни. Приводились имена и фамилии пациентов, от которых отказалась официальная медицина, а он, этот экстрасенс, вылечил.
«Шарлатан, наверняка шарлатан, – подумал Алексей Иванович, – сколько их развелось!». Он вспомнил, как возмущался Валентин Николаевич тем, что больные, не веря официальной медицине, обращаются к экстрасенсам, и приходят к онкологу уже тогда, когда оперировать поздно. Нет, он не обращался к нетрадиционной медицине, он сразу же пошёл на приём к врачу, как только почувствовал себя плохо, он понимал, что означают эти недомогания, помнил, как три года назад умирала его жена. Но было уже поздно. Слишком поздно. Он снова взглянул на объявление, ещё раз внимательно прочёл. Такие объявления он видел и прежде, почти в каждой газете и никогда не придавал им значения. Но то было раньше, а сейчас? Угасшая надежда вновь затеплилась слабым огоньком. А что, если…? Он ещё раз прочитал объявление, вот и адрес этого «целителя», недалеко, за городом, всего пять остановок электрички. Какое-то глухое, забитое село. «Нет, не поеду, глупости это всё, – пронеслось в голове. – А может не глупости? Какая разница? Всё равно другого выхода нет. Поеду, сегодня же. Нет, сегодня уже поздно, поеду завтра».
За окном темнело, низкие тяжёлые облака нависли над городом так, что, казалось, стало тяжело дышать. Алексей Иванович встал, задёрнул шторы, нажал клавишу выключателя. И сразу же комната наполнилась мягким электрическим светом, повеяло теплом и уютом, словно не было за окном умирающей осени, мелкого холодного дождя, висящих над городом облаков, ноющего в беспросветной тоске ветра. И казалось, будто этот уют сможет защитить его от того, неизбежного, что должно произойти через три месяца, как защищает он его от этой безысходной умирающей осени за окном. Но он знал – нет, не сможет, не защитит. Через три месяца представитель ЖЭКа опечатает дверь его квартиры, и потом, через полгода, в неё вселится кто-то совершенно чужой, не имеющий никакого отношения к Алексею Ивановичу.
Алексей Иванович выключил свет, лёг в постель и попытался уснуть. Но сна не было. За окном внизу по улице проносились машины, и блики от света фар бродили по потолку, рождая какие-то неясные призраки теней, жившие своей жизнью, возникающие из ничего и исчезающие, уходящие в вечное ничто. Только под утро он задремал, и когда тусклый утренний свет пробился сквозь шторы, открыл глаза и лежал так долго, глядя в потолок. Потом встал, сварил кофе. Он пил кофе маленькими глотками и курил, курил сигарету за сигаретой. Год назад он бросил курить, но теперь, узнав, что надежды на излечение нет, он, подходя к дому, купил пачку сигарет в том самом ларьке, в котором покупал их всегда, в той, прошлой жизни. «Нет надежды? – подумал он. – Почему же нет?». Он снова открыл газету, прочёл статью, ещё несколько раз повторил про себя адрес. Оделся, сунул газету в карман и вышел из дому.
Осенняя сырость сразу же охватила его, забралась в рукава, под воротник пальто. Укрывшись от неё в автобусе, следующем в сторону вокзала, он сел на свободное кресло, но на следующей остановке встал, уступая место женщине, которая казалась явно моложе его. Он не пользовался правом бесплатного проезда для пенсионеров и уступал место дамам, несмотря на то, что они выглядели моложе его. Это было нечто большее, чем привычка – это был протест против наступающей старости и немощи. Он вышел у вокзала, купил билет на электричку, вошёл в вагон. Доехав до станции, указанной в объявлении, вышел на перрон и спросил первого встречного, как пройти в село, название которого было упомянуто в газете.
– Так Вы к Радомиру? – спросили его. Оказалось, что экстрасенса, точнее, деревенского знахаря Радомира, здесь знали все. И никого не удивило, что он, Алексей Иванович, тоже обратился к нему за помощью. Ему подробно объяснили дорогу и описали, как выглядит хата целителя. Без труда найдя жилище знахаря, он увидел у хаты ещё пять человек, ожидающих приёма. Дождавшись своей очереди, Алексей Иванович вошёл.
Радомир, крепкий невысокий мужик с окладистой бородой, в вышитой рубашке, с оберегом на лбу в виде ленты, схватывающей длинные до плеч волосы, молча указал ему на стул. Несколько минут он смотрел Алексею Ивановичу в глаза спокойным уверенным взглядом, потом провёл ладонью перед ним сверху вниз и стал говорить. Он полностью подтвердил диагноз Валентина Николаевича и даже срок, отпущенный ему. Да, три месяца, не больше.
– Вы сможете вылечить меня? – с надеждой в голосе спросил Алексей Иванович.
– Нет, – ответил знахарь, – слишком поздно. Если бы Вы не тратили время на официальную медицину, я бы ещё мог Вам помочь. Но Вы прошли курс химиотерапии, Вы убили способность организма к сопротивлению, я уже ничего не смогу сделать.
– Ну, вот, – поникшим голосом сказал Алексей Иванович, – я так и думал. Вы не рекомендуете тратить время на официальную медицину, а официальная медицина не рекомендует тратить время на Вас, экстрасенсов и колдунов. Прощайте.
Он поднялся, и повернулся, чтобы уйти, но знахарь удержал его.
– Подождите, я ещё не всё сказал. Только прошу, отнеситесь серьёзно к моим словам. Садитесь и слушайте.
Алексей Иванович сел, и Радомир продолжал:
– Избавить Ваш организм от болезни и оставить его в том виде, в котором он существует сейчас – невозможно. Я не лечу людей, я только активизирую скрытые возможности организма, человек сам побеждает болезнь. Но после химиотерапии все способности организма к борьбе подавлены. Со временем они восстановятся, но времени у Вас нет. Я знаю, как избавить человека от смерти, вернуть молодость, и дать вечную жизнь. Ваше тело будет другим, таким, каким оно было лет сорок назад, и Вы не умрёте никогда.
– Неужели это возможно? Каким образом?
– Молитвами и снадобьем. Да, это возможно, но не каждый готов к этому, даже перед лицом смерти.
– Почему? Разве кто-нибудь откажется жить вечно?
– А Вы представляете, что это такое, вечная жизнь? Продлить жизнь не на двадцать, не на тридцать, и даже не на сто или триста лет, а жить вечно?
– Честно, говоря, нет.
– Так вот, хорошо подумайте, прежде, чем согласитесь.
– Я согласен, – не раздумывая ответил Алексей Иванович.
– Не торопитесь с ответом, пройдите в ту комнату и хорошо подумайте, я приму остальных, потом вернусь к Вам.
Алексей Иванович ушёл в другую комнату, присел на диван. Он слышал все разговоры знахаря и пациентов, и чем дольше слушал, тем яснее понимал – он хочет жить вечно.
Когда приём был окончен, Радомир вошёл в комнату, и, посмотрев внимательно на Алексея Ивановича, сказал:
– Я знаю, Вы готовы, но учтите, – потом уже ничего нельзя будет изменить. Вы не сможете умереть, никогда. Не пожалеете?
– Нет, не пожалею. Скажите, сколько это будет стоить?
– Я не беру денег, наживаться на горе людей безнравственно.
– Но так поступают тысячи целителей, в том числе и официальная медицина.
– Только не мы, потомственные волхвы. Боги не разрешают нам использовать свою силу для обогащения. Всё, что я делаю, я делаю по воле Богов, у них я буду просить для Вас жизни вечной. Но знайте, – Вы уже никогда не сможете умереть, ни болезнь, ни несчастный случай не оборвёт вашу жизнь, даже сами, по своей воле не сможете уйти. Над Вами будет вечный оберег. Подумайте, возврата назад не будет.
– Я уже подумал, я согласен.
– Тяжкий крест берёте на себя, но воля Ваша, ложитесь на диван, закройте глаза и слушайте, я буду молиться за Вас.
Алексей Иванович лёг, и Радомир начал читать молитву. Содержания молитвы Алексей Иванович не понимал, он лишь слышал монотонное рокотание голоса знахаря, и необычное тепло наполняло всё его тело, глаза закрылись, он находился между явью и сном.
Окончив читать молитву, Радомир протянул Алексею Ивановичу бутылку с прозрачной, чуть отдающей синевой, жидкостью.
– Эту настойку пейте по столовой ложке три раза в день перед едой. Через неделю я жду Вас, потребуется пять сеансов. Настойка подготовит Ваш организм к изменениям, а по молитвам моим Боги создадут для Вас вечный оберег в нави.
С каждым сеансом у Радомира Алексей Иванович чувствовал себя всё лучше и лучше, болезнь отступала, начали разглаживаться морщины на лице, седые волосы приобретали прежний цвет, уныние в душе сменилось радостью и восторгом. Он думал о том, что снова сможет устроиться на работу в свой НИИ. Но когда, по окончании курса лечения, он сравнил своё отражение в зеркале с фотографией в паспорте, то понял, что с устройством на работу возникнут проблемы. И не только с устройством на работу, проблемы возникнут везде, где потребуется предъявить документ, удостоверяющий личность. Обращаться в органы милиции для замены документов было бессмысленно, любой чиновник будет убеждён в том, что молодой человек просто выкрал документы у старика, завладел его квартирой, и теперь желает устроить жизнь под его именем. Мечты поступить в другой ВУЗ и начать новую жизнь тоже обернулись прахом.
Устроиться на работу он смог только туда, где не требовалось оформление документов, работал грузчиком на базаре, подсобным рабочим на мелких стройках, мойщиком машин. О квалифицированной работе не могло быть и речи. Все его знакомые и приятели, с которыми он общался ранее, его не узнавали, а со временем и вовсе отошли в мир иной. У молодых людей, возраст которых соответствовал нынешнему состоянию организма Алексея Ивановича, были свои интересы, свои взгляды на жизнь, и они, несмотря на внешний вид Алексея Ивановича, видели в нём старика, да и ему современные молодые люди не были интересны. Наступило одиночество. Проходили годы, десятилетия, люди старели и умирали, и только он оставался прежним и всегда был один. Сперва он верил, что всё изменится, скоро, очень скоро, начнётся настоящая жизнь, но годы шли, и ничего не менялось. Жизнь его была серой, мрачной и безрадостной.
Алексей Иванович сидел у окна и смотрел на умирающую осень. Мелкий холодный дождь бил по стеклам, капельки воды стекали медленно, извиваясь, словно огибая невидимые препятствия. Жёлтый лист прилип к стеклу в верхнем правом углу окна, он дрожал на ветру и никак не хотел улетать, словно цепляясь за последнюю надежду. «Скоро и эта осень умрёт, всё обретёт покой, – подумал Алексей Иванович, – только мне никогда не видать покоя, мне вечно маяться на этой земле». Ему захотелось закрыть глаза и провалиться в небытие, уснуть навсегда, обрести покой. Жизнь была бессмысленной и пустой, он был один, один в толпе вечно спешащих, бегущих куда-то людей со своими радостями и печалями. И не было рядом никого, кто бы мог понять его, с кем можно было хотя бы поговорить. Последние десять лет он не мог спать ночами, просто лежал и смотрел и потолок. Страшная, невыносимая тоска поселилась в его душе. Кто? Кто сможет помочь ему? Вот умер день, сгорев в тусклом пламени заката, прошла ночь под заунывное завывание ветра, и тусклый утренний свет пробился сквозь шторы. Нужно вставать, что-то делать, куда-то идти, но ничего не хочется.
Алексей Иванович поднялся, прошёл на кухню, сварил кофе. Он, как всегда, пил по утрам кофе и курил, курить он так и не бросил. Беречь здоровье было ни к чему, впереди была вечность, и при этой мысли его охватывала неудержимая тоска. Он оделся и вышел на улицу. Вот и автобус, идущий в сторону вокзала. Алексей Иванович вошёл, сел на свободное сидение, и когда на следующей остановке вошла старушка, он и не подумал уступить ей место, сколько бы ей ни было лет, он был намного старше. Со всех сторон послышалось недовольное ворчание пассажиров о том, что молодежь совсем обнаглела, и не уважает стариков. Это он-то молодежь?! Алексей Иванович усмехнулся и всё-таки уступил место престарелой даме. Пассажиры расценили его усмешку по-своему, и возмущение новой волной прокатилось по автобусу. Алексей Иванович не отвечал, ему было всё равно, что думают о нём пассажиры.
Он вышел у вокзала и сел в электричку. Доехав до знакомой станции, вышел и уверенной походкой направился в село. Та самая дорога, то самое село, ничего не изменилось. Вот и дом старого волхва, и очередь людей, как и прежде ожидающих приёма.
– Вы к Радомиру? – спросил он.
На него посмотрели недоумённо, явно не понимая вопроса, наконец, один старик ответил:
– Радомир давно умер. Здесь принимает его внук, Волховарн.
Подошла очередь Алексея Ивановича, и он вошёл в хату. Этот молодой знахарь был похож на своего деда: такая же окладистая борода, такая же расшитая славянскими узорами рубаха, такая же лента-оберег, стягивающая волосы. Казалось, и Волховарн узнал его, узнал, хотя ни разу не видел.
– Я знал, что когда-нибудь Вы придёте, я ждал Вас.
– Вы знаете, кто я? – спросил Алексей Иванович удивлённо.
– Да, знаю. Мой дед Радомир дал Вам вечную молодость. Вы единственный человек, который согласился на это. Больше этого он никогда не делал. Боги запретили. Радомир не знал, если бы знал, он бы предупредил Вас. Но я знаю. Ничего не даётся даром, за всё надо платить. Бессмертие вашего тела оплачено дорогой ценой – бессмертием души. Ваше тело не умрёт никогда, но душа Ваша умирает. Я знаю, это приносит Вам невыносимые муки, но скоро это пройдёт. Ваша душа умрёт, и Вы не будете страдать.
– Моя душа умрёт? Умрёт при живом теле?
– Да, за всё надо платить. Не могут быть одновременно бессмертны и тело и душа, что-то должно умереть.
– Неужели ничего нельзя сделать?
– Ничего.
Алексей Иванович вышел на улицу и медленно, не торопясь, побрёл в сторону станции. Позади, далеко позади осталась жизнь, а впереди была только вечность, вечность тела, но без души.
