Ленин и Сталин против интеллигенции (продолжение)0

(продолжение. Начало в № 2/2019)

Острая необходимость привлечения «старорежимных» интеллектуалов в органы государственного управления

В первое время после захвата власти в стране Ленин сохранял уверенность, что интеллигенция и при большевиках будет столь же безропотно прислуживать в государственных органах, где новой власти потребуется квалифицированный труд, как она прислуживала при царском режиме. Такая наивная идея, навеянная абстрактно-туманными рассуждениями о захвате власти и быстром отмирании государства и классов по мере довольно быстрого перехода к коммунизму, не вызывала у него раздумий или сомнений (o чем он открыто написал в «Государстве и революции» за несколько месяцев до октябрьского 1917 г. захвата власти его сторонниками). Но вскоре после октября 1917 г. утопические надежды стали оборачиваться развалом государственных учреждений и разрухой. Ленину пришлось всё чаще задумываться над тем, можно ли удерживать в рабочем порядке госаппарат, отринув интеллигенцию и заменив её преданными, но не обученными кадрами? Он видимо начал осознавать утопич­ность своего первоначального расчета, согласно которому большин­ст­во образованных специалистов станет «работать еще лучше, подчиняясь воору­жен­ным» властителям, как он утверждал в «Государстве и революции». Надежда на имманентную привер­жен­ность большинства интелли­ген­ци­и к услу­же­нию оказалась ошибочной и обойтись в масштабах государства без интеллиген­тов старой выучки большевикам, разумеется, не удалось, а обученных людей среди преданных ему сторонников оказалось ничтожно мало. Хоть он и заявлял на публике позже, что «Коммунистом стать можно лишь тогда, когда обогатишь свою память знанием всех тех богатств, которые выработало человечество» (27), лишь единичное число большевиков было «обогащено» знаниями и заменить «старорежимных спецов» было некем.

Поэтому со второй половины 1918 г. Ленин начал новую кампанию: стал ратовать за массовое привлечение старой интеллигенции в ряды строителей коммунизма. 27 ноября 1918 г. он выступил с большой речью на собрании партийных работников Москвы (туда уже переехало советское правительство из Петрограда), созванном ЦК РКП(б). Доклад был озаглавлен интригующе: «06 отношении пролетариата к мелкобуржуазной демократии».

Значение таких собраний трудно переоценить. Столичная партийная организация, наряду с петроградской, составляла главную часть руководящего ядра большевиков в стране. А поскольку в Москве в это время сосредоточилось и правительство, то понятно, насколько важными были такие партийные форумы. Вход на них был строго закрытым, разговоры были, во-первых, откровенными и острыми, а. во-вторых, носили характер директив. Выступлению вождя на таких встречах придавалось особенное значение, и Ленин, конечно, хорошо это знал. Уместно заметить, что эта речь оставалась неопубликованной при его жизни и была предана огласке лишь в 1929 году.

Как всегда, он подошел к изложению основной темы издалека, от «революции в Германии, краха германского империализма и разложения англо-американского империализма» (насколько мифическим оказалось это разложение и каким могучим стал американский империализм, без помощи которого СССР вряд ли бы устоял во второй мировой войне, мы хорошо знаем; в целом, фразы Ленина о таком разложении были ошибочными). Но, наконец, он добрался и до основных пунктов выступления, в том числе до обсуждения проблем с крестьянством, кооператорами и интеллигенцией. Его ненависть к успешно хозяйствующим крестьянам, которых он привычно обзывал «кулаками», позже подхватил Сталин, разрушивший сельский сектор экономики страны и погубивший наиболее грамотных крестьян. В духе всех своих длинных речей, многократно повторяясь и возвращаясь к одной и той же мысли или положению, Ленин говорит:

«Нам предстоит целый ряд задач, целый ряд соглашений, технических заданий, которые мы, господствующая пролетарская власть, должны суметь дать. Мы должны суметь дать среднему крестьянину одно задание. помочь в товарообмене, в разоблачении кулака. Кооператорам другое: они обладают аппаратом для распределения продуктов в массовом размере; этот аппарат мы должны взять себе. Интеллигенции мы должны дать совсем другое задание: она не в силах продолжать саботаж и настроена так, что теперь она занимает позицию по отношению к нам самую добрососедскую. и должны брать эту интеллигенцию, ставить ей определенные задачи, следить и проверять их выполнение, относиться к ним, как Маркс говорил по отношению к служащим Парижской Коммуны: «каждый отдельный наниматель умеет выбирать себе подходящих помощников. бухгалтеров, и когда они ошибаются, — умеет исправлять их ошибки. а если они не годятся, заменять их новыми, хорошими» (28). Мы строим власть из элементов, оставленных нам капитализмом. Мы не можем строить власть, если такое наследие капиталистической культуры, как интеллигенция, не будет использовано» (29).

Но, следуя, как всегда, политике кнута и пряника, он заявлял:

«У нас еще очень немало осталось «примазавшихся» к Советской власти худших представителей буржуазной интеллигенции; выкинуть их вон, заменить их интеллигенцией, которая вчера еще была сознательно враждебна нам и которая сегодня только нейтральная, такова одна из важнейших задач теперешнего момента» (30).

Обсуждая роль интеллигенции в строительстве коммунизма (и, одновременно, обзывая всю её мелкобуржуазной), он, правда, менял акцент в отношении той малой части интеллигенции, которая занимает безусловно «самую добрососедскую позицию» к новой власти:

«она колеблется, но она нам для нашего социалистического переворота также нужна. Мы знаем, построить социализм можно только из элементов крупнокапиталистической культуры, и интеллигенция есть такой элемент» (31).

Попутно в этой речи он делает попытку оправдать и подправить историю, представить красный террор после захвата власти как меру ответную и неохотно принимавшуюся.

«Если нам приходилось с ней [интеллигенцией- В.С.] беспощадно бороться, то к этому нас не коммунизм обязывал. а тот ход событий, который всех «демократов» и всех влюбленных в буржуазную демократию от нас оттолкнул. Теперь явилась возможность использовать эту интеллигенцию для социализма, ту интеллигенцию, которая не социалистична, которая никогда не будет коммунистичной» (32).

Здесь снова и, возможно, невольно, у Ленина прорывается мотив, который всегда звучал раньше: неприятие всей интеллигенции, ясное осознание того, что интеллигенты в массе не восприняли, не одобрили и не простили порядок, который им навязали новые властители. Вся интеллигенция рассматривалась им, как говорится, чохом.

А потому он выдал жесткий рецепт отношения властей к этой группе, увязывая санкции против интеллектуалов с их поведением:

«Если вы действительно согласны жить в добрососедских отношениях с нами, то потрудитесь исполнять те или другие задания, господа кооператоры и интеллигенты. А если не исполните, — вы будете нарушителями закона, нашими врагами, и мы будем с вами бороться. А если вы стоите на почве добрососедских отношений и исполните эти задания, — этого нам с избытом достаточно. Опора у нас прочная. В вашей дряблости никогда не сомневались. Но что вы нам нужны — этого мы не отрицаем, потому что вы являлись единственным культурным элементом“ (33).

Подобная угроза, высказанная не в лицо интеллигентам, а на закрытом собрании партийных руководителей столицы, конечно, имела целью дать директиву, обозначить четко и недвусмысленно направление и стиль работы с интеллигенцией. Подобные угрозы, неприкрытая политика нажима, которую даже политикой кнута и пряника не назовешь, стали главенствовать в политике нового государства.

Ленин повторял, что эта главная задача должна выполняться методично и неуклонно. Нужно было выиграть время, за которое удалось бы вырастить своих, «красных спецов» на смену буржуазным специалистам, своих преподавателей в вузах (свою «красную профессуру»), которая учила бы будущих большевистских начальников.

Через месяц, выступая на II Всероссийском съезде Советов народного хозяйства 25 декабря 1918 г., он даже стращал работников совнархозов карами за плохое использование специалистов;

«Мы будем спрашивать с каждого товарища, работающего в совнархозе, что вы, господа, сделали для того, чтобы привлечь к работе… специалистов, …которые должны работать у вас нисколько не хуже, чем они работали у каких-нибудь Колупаевых и Разуваевых? Пора нам отказаться от прежнего предрассудка и призвать всех нужных нам специалистов к нашей работе» (34).

Это требование казалось ему исключительно важным и главное — посильным. Он в очередной раз требовал от карательных органов пристально следить за каждым шагом профессионалов-интеллектуалов:

«Мы ими должны поль­зо­вать­ся во всех об­ла­с­тях строительства, где, есте­ст­вен­но, не имея за со­бой опы­та и научной под­го­тов­ки ста­рых буржуаз­ных спе­ци­а­ли­с­тов, са­ми свои­ми си­ла­ми не спра­вим­ся. Мы… пользу­ем­ся тем ма­те­ри­а­лом, ко­то­рый нам ос­та­вил ста­рый ка­пи­та­ли­с­ти­че­с­кий мир. Ста­рых людей мы ста­вим в но­вые ус­ло­вия, ок­ру­жа­ем их соответствующим кон­тро­лем, под­вер­гая их бди­тель­но­му над­зо­ру про­летариата и за­став­ля­ем вы­пол­нять не­об­хо­ди­мую ра­бо­ту. Толь­ко так и мож­но стро­ить… Тут не­об­хо­ди­мо… на­си­лие преж­де все­го… Со­вер­шен­но не­за­чем вы­ки­ды­вать по­лез­ных нам специали­с­тов. Но их на­до по­ста­вить в оп­ре­де­лен­ные рам­ки, предо­став­ля­ю­щие про­ле­та­ри­а­ту воз­мож­но­с­ти кон­тро­ли­ро­вать их. Им на­до по­ру­чать ра­бо­ту, но вме­с­те с тем бди­тель­но сле­дить за ни­ми, ста­вя над ни­ми ко­мис­са­ров и пре­се­кая их контрреволюци­он­ные за­мыс­лы. Од­но­вре­мен­но на­до учить­ся у них. При всем этом — ни ма­лей­шей по­ли­ти­че­с­кой ус­туп­ки этим гос­по­дам, поль­зу­ясь их тру­дом всю­ду, где толь­ко воз­мож­но» (35).

Он объяснял свою политику предельно откровенно:

«Заставить работать из-под палки целый слой нельзя, это мы прекрасно испытали. Можно заставить их не участвовать активно в контрреволюции, можно устрашить их, чтобы они боялись руку протянуть к белогвардейскому воззванию. На этот счет у большевиков действуют энергично. Это сделать можно, и это мы делаем достаточно. Этому мы научились все. Но заставить работать целый слой таким способом невозможно“ (36).

При этом Ленин не переставал указывать подчиненным, что тех, кто получает зарплату от государства, нужно непрерывно проверять, не являются ли они скрытыми антиподами властям, идейными черносотенцами, врагами. Отщепенцев надо «выявлять», «разносить» и «беспощадно уничтожать».

«Вероятно, не малая их часть получает у нас даже государственные деньги и состоит на государственной службе для просвещения юношества, хотя для этой цели они годятся не больше, чем заведомые растлители годились бы для роли надзирателей в учебных заведениях для младшего возраста», — пишет он (37).

В то же время Ленин еще сохранял надежды, что ему удастся сделать всё нужное для привлечения прежних специалистов на работу и этим добиться решения важнейшей (если не самой важной на этом этапе) задачи в развитии страны — задачи кадров.

«Весь опыт, — говорит Ленин все в том же марте 1919 г., — неминуемо приведет интеллигенцию окончательно в наши ряды, и мы получим тот материал, посредством которого мы можем управлять» (38).

Чтобы скрасить террор и насилие, чтобы переманить на свою сторону максимальное число специалистов, оказавшихся к тому же в тяжелейшем материальном положении в тогдашних условиях разрухи и голода, Ленин совместно с народным комиссаром труда В. В. Шмидтом разработал план увеличения заработной платы работникам интеллектуального труда. Правда, эта мера вызвала взрыв негодования среди партийцев, так как противоречила всем прежним заверениям и выкладкам Маркса и самого Ленина (вспомним его слова о «конторе с равенством труда и заработной платы“). Однако при сложившихся обстоятельствах Ленин не видел другого выхода как платить специалистам больше, чем своим же сторонникам. На протяжении 1919-1920 гг. он терпеливо и настойчиво разъясняет, что

«иного средства поставить дело мы не видим для того, чтобы они [специалисты — ВС.] работали не из-под палки, и пока специалистов мало, мы принуждены не отказываться от высоких ставок» (39).

Такой поворот в отношении к интеллигенции был встречен в её рядах со вполне сдержанным оптимизмом. Горький писал:

«Факт, что русская революция погибает именно от недостатка интеллектуальных сил… Теперь большевики опомнились и зовут представителей интеллектуальной силы к совместной работе с ними. это поздно, но все-таки не плохо…

Но, наверное, начнется некий ростовщический торг, в котором одни будут много запрашивать, другие понемножку уступать, а страна будет разрушаться все дальше, а народ станет развращаться все больше“ (40).

“Ни малейшей уступки этим господам”

Приведенные выше слова Ленина о повсеместном использовании «ста­рых буржуаз­ных спе­ци­а­ли­с­тов» (35), когда он заявил, что

«мы ими долж­ны поль­зо­вать­ся во всех об­ла­с­тях строительства… Но их на­до по­ста­вить в оп­ре­де­лен­ные рам­ки… кон­тро­ли­ро­вать их. Им на­до по­ру­чать ра­бо­ту, но вме­с­те с тем бди­тель­но сле­дить за ни­ми, ста­вя над ни­ми ко­мис­са­ров и пре­се­кая их контрреволюци­он­ные за­мыс­лы. Од­но­вре­мен­но на­до учить­ся у них. При всем этом — ни ма­лей­шей по­ли­ти­че­с­кой ус­туп­ки этим гос­по­дам, поль­зу­ясь их тру­дом всю­ду, где толь­ко воз­мож­но».

Он оговаривал специально: «Тут не­об­хо­ди­мо… на­си­лие преж­де все­го».

Такая направленность не могла не рождать возмущения среди людей образованных, и в том числе среди завоевавших своей деятельностью выдающихся российских революциоборцов с царизмом. В апреле-мае 1918 г. (перед своей кончиной) выдающийся русский революционер и в прошлом учитель Ленина на первых порах вхождения последнего в революционную деятельность, Г.В. Плеханов продиктовал «Политическое завещание», в котором резко отрицательно отозвался о политике Ленина и предсказал развязывание большевистским руководителем гражданской войны в России:

«Совершив переворот и провозгласив его социалистической революцией, Ленин направляет российскую историю по ложному, тупиковому пути. В результате Россия отстанет в своем развитии на многие годы, а возможно, и на десятилетия… Вместо внутреннего мира большевики ввергнут Россию в жесточайшую гражданскую войну, которая вот-вот начнется и в которой прольются реки крови, в бесконечный классовый террор. Гражданская война, кровавая и беспощадная, нужна большевикам, потому что только на этом пути они смогут удержать и укрепить свою власть

…у большевиков нет другого пути, кроме пути террора, обмана, запугивания и принуждения. Но возможно ли путем террора, обмана, запугивания и принуждения быстро развить производительные силы и построить справедливое общество? Конечно, нет! Это станет возможным только в условиях демократии, на основе свободного, сознательного, заинтересованного труда» (40а).

Но Ленин действовал иначе, чем учил Плеханов. Он настаивал на том, что нужно принудить всех интеллектуалов подчиниться новым правителям и жить в полном согласии с новыми канонами поведения. Он не хотел соглашаться с тем, что нельзя заставить ученого, конструктора, писателя, композитора, педагога работать творчески, трудиться с полной отдачей в условиях стоокого надзора комиссаров в бушлатах с револьвером за поясом, пусть даже за приличное вознаграждение. На деле же такое содружество было невозможно установить в условиях, когда руководство страны постоянно публично обвиняло интеллигентов в двуличии (Ленин называл их в своих выступлениях «саботажными» работниками). Говоря в целом об интеллигенции Ленин утверждал, что «они воспользовались своим образованием для того, чтобы сорвать дело социалистического строительства. открыто выступая против трудящихся масс“ (41). Значительная часть интеллектуалов отвергала эти бесконечные обвинения в саботаже, противоборстве с советской властью и в злокозненных внутренних устремлениях.

Смело выразил эти мысли в письме Ленину профессор Воронежского сельскохозяйственного института Марк Петрович Дукельский — руководитель кафедры технологии и переработки сельхозпродуктов (позже он переехал на работу в Москву). На его письмо — страстное и убедительное — Ленину пришлось давать ответ. Дукельский писал:

«Прочитал в «Известиях» ваш доклад о специалистах и не могу подавить в себе крика возмущения. Неужели вы не понимаете, что ни один честный специалист не может, если в нем сохранилась хоть капля уважения к самому себе, пойти работать ради того животного благополучия, которое вы собираетесь ему обеспечить? Неужели вы так замкнулись в своем кремлевском одиночестве, что не видите окружающей вас жизни, не заметили, сколько среди русских специалистов имеется, правда, не правительственных коммунистов, но настоящих тружеников, добывших свои специальные познания ценой крайнего напряжения сил, не из рук капиталистов и не для целей капитала, а путем упорной борьбы с убийственными условиями студенческой и академической жизни прежнего строя. Эти условия не улучшились для них при коммунистической власти… На них, самых настоящих пролетариев, хотя и вышедших из разнообразных классов, служивших трудящемуся брату с первых шагов сознательной жизни и мыслью, и словом, и делом, — на них, сваленных вами в одну зачумленную кучу «интеллигенции», были натравлены бессознательные новоявленные коммунисты из бывших городовых, урядников, мелких чиновников, лавочников, составляющих в провинции нередко значительную долю «местных властей», и трудно описать весь ужас пережитых унижении и страдании. Постоянные вздорные доносы и обвинения, безрезультатные, но в высшей степени унизительные обыски, угрозы расстрела, реквизиции и конфискации, вторжения в самые интимные стороны личной жизни… Вот та обстановка, в которой пришлось работать до самого последнего времени многим специалистам высшей школы. И все эти «мелкие буржуи» не оставили своих постов и свято исполняли взятое на себя моральное обязательство сохранить, ценою каких угодно жертв, культуру и знания для тех, кто их унижал и оскорблял по наущению руководителей. Они понимали, что нельзя смешивать свое личное несчастье и горе с вопросом о строительстве новой лучшей жизни, и это помогло и помогает им терпеть и работать.

Но верьте, из среды этих людей, которых вы огульно окрестили буржуями, контрреволюционерами, саботажниками и т. п., только потому, что они подход к будущему социалистическому и коммунистическому строю мыслят себе иначе, чем вы и ваши ученики, вы не купите ни одного человека той ценой, о которой вы мечтаете. Все же «специалисты», которые ради сохранения шкуры пойдут к вам, они пользы стране не принесут. Специалист не машина, его нельзя просто завести и пустить в ход. Без вдохновения, без внутреннего огня, без потребности творчества, ни один специалист не даст ничего, как бы дорого его ни оплачивали. Все даст доброволец. работающий и творящий среди окружающих его товарищей-сотрудников в качестве знающего руководителя, а не поднадзорного, охраняемого комиссаром из коммунистов урожая 1919 т.

…Если вы хотите «использовать» специалистов, то не покупайте их, а научитесь уважать их, как людей, а не как нужный вам до поры до времени живой и мертвый инвентарь» (42).

В своем ответе Ленин даже не затронул основные вопросы, поднятые Дукельским. Он свел всё к своему старому обвинению интеллигенции в том, что она повинна в саботаже предписаний советской власти. Ошибка интеллигенции, по его словам, происходила из-за того, что она не соблаговолила понять природу учиненного им и его сторонниками октябрьского переворота и была склонна рассматривать его как «авантюру и сумасбродство большевиков» вместо того, чтобы расценить “как начало всемирной смены двух всемирно-исторических эпох; эпохи буржуазии и эпохи социализма, эпохи парламентаризма капиталистов и эпохи советских государственных учреждений“ (43). А это, по мнению Ленина. привело интеллигенцию к саботажу советских учреждений. «Саботаж был начат интеллигенцией и чиновничеством, которые в массе буржуазны и мелкобуржуазны», — заявил он, забывая упомянуть, что новая власть ввела красный террор до того, как саботаж мог начаться. Чтобы окончательно снять с себя обвинения, предъявленные М, Дукельским, Ленин заканчивал демагогически:

«Если бы мы «натравливали» на «интеллигенцию», нас следовало бы за это повесить» (44).

Недоверие Ленина к интеллигенции и постоянное повторение требований чекистам не спускать глаз с «происков» интеллектуалов сохранялись. В известной статье «Великий почин», посвященной возвеличиванию бесплатной работы всех советских трудящихся во внеурочное время на так называемых субботниках (опубликована 28 июня 1919 г.), Ленин писал:

«Господа буржуа и их прихвостни, включая меньшевиков и эсеров, которые привыкли считать себя представителями «общественного мнения». разумеется, издеваются над надеждами коммунистов, называют эти надежды «баобабом в горшке от резеды», смеются над ничтожным числом субботников по сравнению с массовыми случаями хищения, безделья, упадка производительности, порчи сырых материалов, порчи продуктов и т. п. Мы ответим этим господам, если бы буржуазная интеллигенция принесла свои знания на помощь трудящимся, а не русским и заграничным капиталистам ради восстановления их власти, то переворот шел бы быстрее и более мирно. Но это утопия. Вопрос решается борьбой классов, а большинство интеллигенции тянет к буржуазии. Не с помощью интеллигенции, а вопреки ее противодействию (по крайней мере. в большинстве случаев) пролетариат победит, устраняя неисправимо буржуазных интеллигентов, переделывая, перевоспитывая, подчиняя себе колеблющихся, постепенно завоевывая все большую часть их на свою строну. Злорадство по поводу трудностей и неудач переворота, сеяние паники, пропаганда поворота вспять — все это орудия и приемы классовой борьбы буржуазной интеллигенции» (45).

Он привычно повторял мантру, что пролетариат победит, сваливая на него ответственность за «подчинение интеллигенции», хотя речь шла о победе большевиков, а не какого-то безличного пролетариата. Именно от руководителя большевиков исходили требования к тактике не только работников госбезопасности, а всех представителей большевистской власти по отношению к специалистам: подчинять их, стараться повсюду привлекать для работы в новых учреждениях, пытаться перенять у старого образованного персонала навыки, но не доверять им ни в коей мере. Именно требование «не доверять нисколько» доминировало, как всегда раньше, так и позже.

«Лозунг момента — уметь использовать поворот среди них в нашу сторону… худших представителей буржуазной интеллигенции выкинуть вон, заменить их интеллигенцией, которая вчера еще была сознательно враждебна нам и которая сегодня только нейтральна, такова одна из важнейших задач теперешнего момента». (46).

Насильственное выдворение из страны видных интеллектуалов

Мысли о зловредности интеллектуалов и непримиримость к ним гложут Ленина. За первые пять лет большевистской власти многие из тех, кто отважился высказаться неодобрительно по адресу новой власти, были расстреляны. Эта политика, однако, создала крайне негативную репутацию Советам на Западе. Во всем мире видные деятели науки и культуры возмутились казнями людей, которые не вели никаких запрещенных законами действий против новой власти, а лишь открыто высказали недовольство политикой террора и критиковали советских правителей за неоправданную и незаконную жестокость. В ответ Ленин придумал как видоизменить форму террора. Его «осеняет» новая идея: заменить физические расправы с оппонентами режима их высылкой за рубеж без права на возвращение.

Двенадцатого марта 1922 года появляется программная статья Ленина «О значении воинствующего материализма» (47), в конце которой он сообщает, как можно избавиться от наиболее критично настроенных видных представителей интеллигенции (привычно маскируя захвативших власть большевиков за «рабочий класс»):

«Рабочий класс в России сумел завоевать власть, но пользоваться ею пока еще не научился, ибо в противном случае он бы подобных преподавателей и членов ученых обществ давно бы вежливенько препроводил в страны буржуазной «демократии». Там подобным крепостникам самое настоящее место» (48).

Чтобы обосновать эту пока совершенно незаконную меру, бывший частный поверенный Ульянов-Ленин решает использовать свое юридическое образование и сформулировать новые статьи, кои нужно внести в законы, чтобы квалифицировать критические высказывания как уголовные преступления. За них власти должны применять высылку из страны. Именно такое наказание он требует прописать в качестве новых статей в законе.

Ранее советские юристы уже расширили спектр наказаний за “антигосударственную преступную деятельность”, введя расстрел за критические замечания в адрес властей. Не за действия против существующей власти, а всего лишь за высказывания в её адрес. Они стали теперь уголовным преступлением.

Из уст многих ведущих и авторитетных в мире людей прозвучали обвинения ленинской власти в невероятной жестокости. Чтобы отвести от себя подобные обвинения (часто звучавшие на Западе), Ленин решил вместо лишения жизни лишать критиков родины. Он сочиняет проект новой статьи к уголовному кодексу РСФСР и обсуждает его с народным комиссаром юстиции своего правительства Д. И. Курским (47). Через примерно неделю он пишет «Дополнения к проекту вводного закона к Уголовному Кодексу РСФСР» и посылает их 15 мая 1922 г. Курскому, предлагая изложить одну из статей Кодекса следующим образом:

«… 5. Впредь до установления условий, гарантирующих Советскую власть от контрреволюционных посягательств на нее, революционным трибуналам предоставляется право применения как высшейх меры наказания — расстрела по преступлениям, предусмотренным статьями 58, 59, 60, 61, 62, 63 + 64 Уголовного кодекса.

х) Добавить и статьи 64 и 65 и 66 и 67 и 68 и 69.

хх) Добавить право замены расстрела высылкой за границу, по решению Президиума ВЦИКа (на срок или бессрочно).

ххх) Добавить: расстрел за неразрешенное возвращение из-за границы.

т. Курский!

По-моему, надо расширить применение расстрела (с заменой высылкой за границу). См. с. 1 внизу ко всем видам деятельности меньшевиков, с-р. [так называемых эсеров, т. е. социалистов-революционеров — В.С.] и т. п.; найти формулировку, ставящую эти деяния в связь с международной буржуазией и ее борьбой с нами (подкупом печати и агентов, подготовкой войны и т. п.).

Прошу спешно вернуть с Вашим отзывом.

15/V.» (49).

Как водится, всё, делаемое Лениным, носило абсолютно срочный характер. Поэтому предложения Ленина были немедленно учтены, Наркомат юстиции ввел в Уголовный Кодекс новый раздел «О контрреволюционных преступлениях», и кодекс в новой редакции тут же был утвержден III сессией ВЦИК, введя его в действие с 1 июня 1922 года (50).

Для немедленной реализации на практике этой идеи, в мае того же 1922 года Ленин приказал ЧК выявить представителей интеллигенции, кто открыто критиковал советский режим, собрать информацию о них и подготовить к изгнанию из страны. Лев Троцкий публично согласился с Лениным, заявив: «мы этих людей высылаем потому, что расстрелять их не было повода, а терпеть невозможно»(51)[1].

Для выполнения ленинского распоряжения 160 известных интеллектуалов были вызваны в ЧК, где их заставили расписаться под заявлениями, что они будто бы сами хотят добровольно покинуть страну. Их немедленно обязали (под угрозой расстрела за отказ) самим оплатить билеты на пароходы, и 29 сентября и 16 ноября 1922 года под присмотром вооруженных патрулей чекистов изгнанников посадили на два пассажирских судна и выслали в Германию. Затем несколько групп видных интеллектуалов были выставлены из страны на поездах. В целом, 225 человек были подвергнуты этому наказанию летом и осенью 1922 года (55 ведущих профессоров и преподавателей университетов, 45 — врачей, 34 студента, 30 агрономов и экономистов, 22 писателя, литератора и редактора, 16 адвокатов, 12 инженеров, 9 политических деятелей и 2 священнослужителя). Практика высылки оставалась в арсенале большевиков еще некоторое время и была применена к многим критикам режима по всей стране.

Один из тех, кого выслали, Михаил Андреевич Осоргин (урожденный Ильин, 1878—1942), был известным журналистом и писателем, издавшим только за границей более 10 книг (до этого в России он напечатал несколько других книг, он же перевел по просьбе Е. Б. Вахтангова с итальянского пьесу “Принцесса Турандот”). Он был сыном известных в России столбовых дворян, но, задумавшись над несправедливостями царского режима, решил примкнуть к тем, кто боролся за установление демократического правления в России, стал участником Московского вооруженного восстания 1905 года, в 1905-1906 годах состоял в партии социалистов-революционеров (эсеров), был одним из организаторов Всероссийского союза журналистов и его председателем (с 1917 до 1922 года) и сопредседателем Московского отделения Союза писателей. Он активно участвовал во Всероссийском комитете помощи голодающим (1921) и никакой антиправительственной агитации или пропаганды не вел (53). За ним не числилось никаких действий, за кои его можно было бы назвать врагом. В книге «Времена» он вспомнил события тех лет, когда их заставили подписать «добровольное» согласие на выезд из страны, причем оплатить транспортные расходы за свой счет:

«…люди разрушали свой быт, прощались со своими библиотеками, со всем, что долгие годы служило им для работы, без чего как-то и не мыслилось продолжение умственной деятельности, с кругом близких и единомышленников, с Россией. Для многих отъезд был настоящей трагедией, — никакая Европа их манить к себе не могла; вся их жизнь и работа были связаны с Россией связью единственной и нерушимой отдельно от цели существования» (54).

В результате страна потеряла выдающихся специалистов и в их числе наиболее видных философов. Николай Бердяев (1874-1948) жил после депортации во Франции, где опубликовал несколько книг и был в постоянном контакте с ведущими европейскими философами. Сергей Булгаков (1871-1944) работал профессором философии в Праге и Париже. Семен Франк (1877-1950) завоевал репутацию величайшего европейского философа, опубликовал много книг, одна из которых «Онтологическое введение в философию религии» была признана возможно самой значительной работой российской философии 20-го века. Лев Кирсавин (1882-1952) жил до 1927 года в Париже, а затем занял должность заведующего кафедрой Каунасского университета в Литве. Однако в 1944 году, после занятия Литвы советской армией, он был арестован, сослан в лагерь в Сибири, где и скончался. Николай Лосский (1897-1965) работал профессором в Праге, Братиславе, Париже и Нью-Йорке, основал новое философское направление — интуитивизм. Питирим Сорокин (1869-1968) — один из ярчайших философов и социологов 20-го века работал после изгнания в США. Его считают отцом новой науки — социологии. Он основал кафедру социологии в Гарвардском университете в 1931 году, был её заведующим вплоть до 1942 года, а затем работал там же профессором (1927-1959) и президентом Американской Ассоциации Социологов (1960-1968). Только из этого, далеко не полного перечня, можно видеть, как много потеряла только философия в России из-за ленинских действий.

Надежды Ленина на спешное обучение «Красных спецов»

Чтобы разобраться с еще одним важнейшим направлением ленинской активности, нам надо опять вернуться к первым годам после захвата им власти в стране.

Хотя нужда в кадрах образованных специалистов и заставляла Ленина призывать использовать в управлении предприятиями и учреждениями тех, кто был воспитан в прежние времена, но ему хотелось уйти от такой зависимости как можно скорее. Поэтому он сформулировал задачу немедленного рекрутирования пусть недостаточно образованных, но выражавших лояльность к новым властям «выдвиженцев», рвавшихся заместить собою руководителей и ведущий персонал местных фабрик, заводов и государственных учреждений. Ленин посчитал, что этих полуграмотных, но декларировавших преданность новым властям людей можно срочно обучить до уровня, которым владели «бывшие».

По-видимому, он искренне верил, что для получения профессиональных знаний мнoro времени не требуется. Выше было указано, что он сам проучился в университете всего три месяца, уделяя при этом львиное время участию в так называемой общественной жизни студенческих подпольных кружков (деятельности, запрещенной университетскими правилами). Затем он повторил способ, использованный матерью, получившей права домашней учительницы, сдав экстерном экзамены по курсу гимназии (не обучаясь). Сын получил университетские «корочки» также экстерном, профессионалом-юристом стать не сумел и этим ограничил свое формальное образование. Это видимо давало себя знать и позволяет понять, почему он решил, что существуют возможности в кратчайшие сроки хотя бы примитивно подучить людей, «близких по своему умонастроению к большевикам», тонкостям руководства учрежденияи и предприятиями. Для воплощения в жизнь такой умозрительной и нереалистичной идеи он всё настоятельнее стал требовать от различных органов, причастных к вопросам образования, расширить сеть учебных заведений, где можно было бы быстро воспитать нужные большевикам кадры. Он выражал полную уверенность, что «введение института практикантов рабочих во всех центральных и местных органах и учреждениях для подготовки практических деятелей…» поможет решить кадровую проблему (55). У него не было и тени сомнения, что быстро обученные таким нехитрым путем люди смогут полноценно управлять любыми государственными органами, профессиональными учреждениями, заводами, фабриками, больницами и школами. Главным для него было то, что такие люди исповедуют согласие с требованиями большевистской власти.

По поводу же всесторонне подготовленных старых спецов он заявил:

«Надо поучиться у них, у наших врагов. нашим передовым крестьянам, сознательным рабочим на своих фабриках. в уездном эемельном отделе у буржуазного агронома, инженера и пр., чтобы усвоить плоды их культуры» (56).

Можно повторить, что от подобных решительных советов, от столь поверхностных рекомендаций веяло глубоким непониманием процессов обучения. Даже язык его напутствий звучал странно: не пройти обучение, а «надо поучиться», не съесть пуд соли с буржуазным агрономом, а зайти к нему в «уездный земельный отдел» и поучиться там чему-нето.

Задача воспитания новой, преданной большевистской партии интеллигенции была названа им центральной на II Всероссийском съезде профсоюзов в январе 1919 г. Он призвал, как он выразился, «красных спецов-выдвиженцев» не бояться сложностей в новом для них административном качестве:

«Идите в партию, товарищи беспартийные рабочие и трудящиеся крестьяне! Мы не сулим вам выгод от этого, мы зовем вас на трудную работу, на работу государственного строительства. Если вы искренний сторонник коммунизма, беритесь смелее за эту работу, не бойтесь новизны и трудности ее, не смущайтесь старым предрассудком, будто эта работа подсильна только тем, кто превзошел казенное образование. Это неправда. Руководить работой строительства социализма могут и должны во все большем числе рядовые рабочие и крестьяне труженики» (57).

Нельзя исключить того, что он и на самом деле простодушно верил в правоту своих надежд, когда заявлял, что «систематических занятий в течение нескольких месяцев» вполне достаточно для того, чтобы обучить полуграмотных сторонников его власти тонкостям управления предприятиями и организациями. Ведь не просто так он горячо радовался возможности

«…собрать здесь несколько сот рабочих и крестьян, дать им возможность заняться систематически несколько месяцев, пройти курс советских знаний, чтобы двинуться отсюда вместе, организованно, сплоченно, сознательно для управления, для исправления тех громадных недостатков, которые еще остаются» (58).

Формы обучения. объем и содержание предметов, именуемых странным термином «курс советских знаний», не были даже примитивно обсуждены и очерчены, все эти разговоры ярко демонстрировали утопичность надежд и зыбкость исходных задач подобного обучения. Это была просто фикция сложного и длительного процесса подготовки грамотных кадров. Приходится признать, что в любом случае Ленин не понимал элементарных требований к учебным программам подготовки образованных кадров и поэтому уверенно настаивал на простоватых подходах:

«Это должно идти в формах ие обязательно единообразных. Тов. Троцкий был вполне прав, говоря, что это не написано ни в каких книгах, которые мы считали бы для себя руководящими, не вытекает ни нз какого социалистического мировоззрения, не определено ничьим опытом, а должно быть определено нашим собственным опытом» (59).

Казалось бы, любые трезво думающие руководители государства должны были ясно осознавать, что вчерашних безграмотных рабочих и крестьян за несколько месяцев нельзя научить ничему серьезному, что после такого обучения они не смогут стать полноценными руководителями, да еще способными сразу «сплоченно» взяться за «исправление тех громадных недостатков, которые еще остаются“. В будущем многие беды и произошли от опоры на недостаточно обученных выдвиженцев из числа «красных спецов». Трудно поверить, что Ленин не понимал утопичности своих призывов и нарочито вел эти разговоры, не придавая им серьезного значения, лишь разыгрывая на публике роль простачка, наивно радовавшегося возможности получить хотя бы эти первые несколько сот малограмотных людей, постигших азы знаний. Но нельзя исключить и того, что он и на самом деле был столь примитивно подготовлен к роли лидера страны.

Конечно, будущим малограмотным «спецам» надо было придать смелости, разжечь у них кураж и направить их на будущую безжалостную борьбу со старорежимными профессионалами. Это видимо играло не последнюю роль в такого рода призывах. Однако без сомнения, Ленин придавал задаче формирования преданных кадров огромное значение. Его знаменитый лозунг: «Мы и кухарку научим управлять государством» у одних будил честолюбие, а у большинства соратников рождал надежду, что скоро станет возможным управлять хозяйством на огромных территориях страны без профессиональных интеллигентов.

Для выполнения ленинских требований по ускоренной подготовке кадров руководителей из лояльных к новой власти людей были организованы краткосрочные школы. Некоторым из них были присвоены громкие названия «университеты» — Коммунистический университет имени Свердлова в Москве (открыт в июне 1919 года), Зиновьевский университет в Петрограде, Университет народов востока и т. д. Троцкий, выражая удовлетворение от факта, что в созданном им «Университете имени Свердлова» быстро обучат новых руководителей советских учреждений, заявлял, что ««Свердловия» скоро станет «поставщицей партийного молодняка».

В 1921 году при Коминтерне (центре, созданном в 1919 году и существовавшем до 1943 года, объединявшем представителей компартий разных стран) появились Коммунистический университет нацменьшинств Запада имени Ю. Мархлевского, Коммунистический университет трудящихся Востока и Коммунистический университет трудящихся китайцев. Под патронажем ГПУ и ГРУ (Главного Разведывательного Управления армии) функционировали специальные курсы, приписанные к Коминтерну, готовившие шпионов-связистов и шифровальщиков (одна такая школа базировалась в Кунцево под Москвой /60/).

Ленин передает руководство образованием, наукой, культурой и искусством одному наркомату — Просвещения

Набор наркоматов (как было решено тогда называть министерства) в правительстве Ленина (Совете Народных Комиссаров или СНК РСФСР) был утвержден 8 ноября 1917 г. на Втором Всероссийском съезде Советов. В их числе был назван Наркомат просвещения, тогда как ни наркомата культуры, ни других наркоматов, поддерживающих интеллектуальную жизнь страны, создано не было (61). Но на следующий же день — 9 ноября 1917 года — Ленин, уже как председатель правительства, подписал неожиданное постановление (декрет ВЦИК и СНК РСФСР) об учреждении Государственной комиссия по народному просвещению (62). Из нового декрета следовало, что не Наркомат просвещения, а Госкомиссия получала преимущественные права руководства важной отраслью. Хотя во вступлении было сказано, что она создана, чтобы «служить связью и помощницей организовать источники материальной, идейной и моральной поддержки муниципальным и частным, особенно же трудовым и классовым просветительным учреждениям в государственном масштабе», но чуть ниже из коряво написанного текста становилось ясно, что не наркомат, а именно поставленная над ним «Госкомиссия по просвещению» будет определять источники финансирования и их объем, разрабатывать сферы ответственности за разные формы активности, причем сотрудникам наркомата будет нужно выполнять решения Госкомиссии. Это было заявлено открытым текстом без всяких умолчаний: Наркомат должен был отныне «играть роль исполнительного аппарата при Государственной Комиссии”.

Законодательное творчество на этих двух декретах не остановилось. Ленин, заявлявший неизменно, что большинство учителей средних школ и преподавателей университетов не приняли “Октябрьскую революцию”, посчитал нужным постоянно выпускать под своей подписью новые государственные указы (декреты), определявшие положение дел в системе просвещения. Поэтому 23 февраля 1918 г. вышло новое постановление правительства, что все учебные заведения в стране — «начальные, средние, высшие, открытые и закрытые, общеобразовательные и специализированные, дневные и вечерние (включая частные)» немедленно переводятся под контроль Наркомата просвещения. Этим же решением все здания, помещения и имущество образовательных учреждений становились собственностью Наркомпроса. Важной частью постановления было распоряжение, что все источники прежнего финансирования этих учреждений и кредиты (неважно, государственные или частные) с этого момента переводятся в ведение данного наркомата.

Последний пункт был важным, но видимо не был безоговорочно принят прежними владельцами зданий и средств школ и иных учреждений образования, поэтому через три месяца был обнародован дополнительный декрет от 5 июня 1918 г., в котором было выставлено жесткое требование о немедленном перечислении всех средств и кредитов в Наркомпрос. Через три недели появился еще один декрет от 26 июня 1918 г. «Об организации дела народного образования в Российской республике» (63), которым было приказано образовать при исполкомах губернских, областных, уездных и волостных Советов Рабочих и Крестьянских депутатов Отделы народного образования. Они должны были контролировать работу всех образовательных учреждений (кроме учебных институтов и университетов, расположенных в этих административных субъектах). Функции Наркомата просвещения и Государственной Комиссии по просвещению были расписаны в этом декрете еще более детально а к тому же было сказано, что сферы деятельности обоих органов неимоверно расширяются.

Установленная система коренным образом ломала созданную в России десятилетиями едва ли не лучшую в Европе систему гимназий и реальных училищ. Вытекавшее из совокупности декретов понижение уровня среднего образования несомненно несло стране огромный вред в стратегическом плане.

Ленин вообще постарался сосредоточить в одном месте руководство наукой, культурой и искусством. Сначала декретом ВЦИК от ноября 1917 г. при Наркомпросе был создан Литературно-издательский отдел (ЛИТО) в качестве первого и пока единственного государственного издательства. Ему было поручено напечатать большими тиражами произведения русской классики, и в 1918 г. было издано 115 книг. Дополнительно к этому отделу 29 января 1918 г. было объявлено о создании в составе Наркомата просвещения отделов, не имеющих отношения к просвещению: изобразительных искусств (ИЗО) и театральный (ТЕО).

Затем этот наркомат стал ответственным и за науку (Главнаука), культуру (Пролеткульт), архивы (Главархив), музеи (Главмузеи) и пропаганду (Главполитпросвет). Создание последнего из указанных отделов маскировалась под мало что значащим названием — Главное внешкольное управление, а на самом деле большевики брали в свои руки всю неистовую пропаганду их строя в стране.

То, что Наркомат просвещения стал административным органом, в котором сконцентрировались функции контроля за всеми направлениями образования, науки, культуры и искусства, показывал, что для Ленина все эти сферы интеллектуальной деятельности не были первостепенными. Было проще собрать в одном месте все эти разнородные области деятельности и следить за ними из одного наркомата правительства. 18 июня 1918 г. численный состав чиновников, работавших в Наркомате был окончательно сформирован, контроль стал планомерным и жестким. 27 августа 1919 г. после национализации кинодела в стране к Наркомпросу был приписан и Киноотдел (Госкино). Согласно еще одному Декрету Совнаркома (от 11 февраля 1921 г.) в наркомате появились Главное управление архивов (Главархив) и музеев (Главмузей), были сформированы также Управление социального воспитания и политехнического образования детей до 15-ти лет (Главсоцвос), Главное управление профессионально-политехнических школ (с 15-ти лет) и высших учебных заведений (Главпрофобр), Совет по делам просвещения национальных меньшинств и другие главки.

Таким образом, Ленин сосредоточил под одной крышей контроль за всеми сферами образования, науки, культуры и искусства. Наркомпрос стал монстром среди всех остальных комиссариатов, в его структуре было более 400 административных подразделений и тысячи сотрудников.

Наркомом просвещения на Втором съезде Советов 8 ноября 1917 г. был утвержден Анатолий Васильевич Луначарский (1875-1933). В изданном Лениным на следующий день декрете об учреждении над Наркоматом Государственной Комиссии по Просвещению Луначарский был назван руководителем этой Комиссии, но ему были приписаны в качестве со-руководителей жена Ленина Н. К. Крупская и весьма близкие к Ленину и неизменно ревностно выполнявшие все его пожелания Михаил Николаевич Покровский и Пантелеймон Николаевич Лепешинский, причем Покровский стал с самого начала играть решающую роль в Комиссии, а с 1918 года и в Наркомате в роли заместителя наркома. Можно сказать даже более определенно: в большинстве вопросов Ленин отдавал пальму первенства несомненно Покровскому, потому что, например, под правительственным декретом (декрете СНК) от 26 (13) июня 1918 г. «Об организации дела народного образования в Российской республике” были поставлены подписи В. И. Ленина, М. Н. Покровского и В. Д. Бонч-Бруевича (управляющего делами СНК).

Анатолий Васильевич Луначарский был потомственным дворянином, внуком одного из самых образованных людей России Я.П. Ростовцева. Окончив классическую гимназию в Киеве, Луначарский поступил в Цюрихский университет в Швейцарии, быстро приобрел известность в интеллектуальных кругах Европы и за продолжительное время жизни на Западе установил близкие отношения с многими видными деятелями культуры и искусства. Он не просто стал известен в европейских интеллектуальных кругах, а неоднократно встречался, спорил и переписывался с Роменом Ролланом, Анри Барбюсом, Бернардом Шоу, Бертольдом Брехтом, Гербертом Уэллсом и другими лидерами культурной жизни.

К фракции большевиков Луначарский примкнул в 1903 году, затем сблизился в Европе с А.А. Богдановым (Малиновским), стал участвовать в редактировании большевистских газет, вошел в руководство фракции большевиков, хотя нередко вступал в открытые дискуссии с Лениным, сохраняя тем не менее неизменно хорошими личные взаимоотношения с ним.

Перу Луначарского принадлежало множество рассказов, пьес, сценариев, мемуаров, очерков. Высота интеллекта, уровень знаний и умение взаимодействовать с интеллектуалами на многих уровнях выделяло его из всех лидеров правительства. Он пытался привлечь старую интеллигенцию к сотрудничеству с новой властью, и недаром Троцкий писал:

“Луначарский был незаменим в сношениях со старыми университетскими и вообще педагогическими кругами, которые убеждённо ждали от «невежественных узурпаторов» полной ликвидации наук и искусств. Луначарский с увлечением и без труда показал этому замкнутому миру, что большевики не только уважают культуру, но и не чужды знакомства с ней. Не одному жрецу кафедры пришлось в те дни, широко разинув рот, глядеть на этого вандала, который читал на полдюжине новых языков и на двух древних и мимоходом, неожиданно обнаруживал столь разностороннюю эрудицию, что её без труда хватило бы на добрый десяток профессоров» (64).

Своим поведением он выделился из всех ленинских наркомов, и недаром Ромен Роллан называл его «уважаемым послом советской мысли в искусстве» (65). Характеризуя его и остальных ленинских приближенных, Троцкий вспоминал, что Луначарский «до конца оставался в их рядах инородной фигурой» (66).

В роли наркома Луначарский старался пригласить к работе отделов Наркомпроса наиболее талантливых людей в стране. Примером этого мог служить Театральный отдел, созданный после августовского декрета СНК 1918 г., подписанного Лениным, “Об объединении театрального дела”. Из текста декрета следовала цель — взять в руки большевиков руководство всем театральным делом, контролировать репертуар с позиций большевизма. Нарком постарался привлечь к этому делу наиболее талантливых людей. Он сам стал руководить ТЕО, но в содружестве с В. Э. Мейерхольдом, а режиссерской секцией ТЕО начал управлять Е. Б. Вахтангов.

Все это способствовало тому, что Луначарский, сглаживая острые углы, смог привлечь к сотрудничеству с советской властью многочисленных деятелей культуры и науки. Он, в частности, пытался поддерживать и классиков, и модернистов. Это дало возможность советской власти укрепить свое положение в среде деятелей культуры.

Иначе вели себя другие со-руководители Наркомпроса и Главкомиссии по народному образованию. Они вообще были людьми иного круга.

Михаил Николаевич Покровский (1868-1932), также как и Луначарский носивший с рождения звание дворянина, окончил в 1887 г. с золотой медалью гимназию и в 1891 г. с дипломом первой степени историко-филологический факультет Московского университета. Был учеником В. Ключевского и П. Виноградова. Он жил в Европе в начале века, примкнул в 1905 году к большевикам, посещал в том же году Ленина в Женеве, был и позже близок к Ленину (в 1916 году был редактором его книги «Империализм как высшая стадия капитализма»), был активен в эмиграции в 1906-1917 годах, и после захвата большевиками власти был назначаем на видные административные посты. Насмешки специалистов вызывал его решительный лозунг «История — это политика, опрокинутая в прошлое» (66а). Известный историк А.А. Кизеветтер, член-корреспондент Российской АН, высланный в сентябре 1922 года из страны и исключенный из членов АН, так характеризовал труды по истории Покровского: «Он …поддался искушению превратить науку в служанку партийной политики» (67).

Покровский настаивал на бесплатном обучении для детей рабочих и крестьян, уничтожении дипломов как документального свидетельства привилегий их держателей, отмене учёных степеней. Он требовал, чтобы все люди (безотносительно к их образовательному цензу, степеням и званиям), в том числе и простые рабочие, могли публично участвовать в обсуждении кандидатов на замещение любых должностей на кафедрах вузов и требовал, чтобы избранные профессора пребывали в должности не более 5 лет. По его мнению, автономию университетов, существовавшую с царских времен, нужно упразднить. Он был одним из инициаторов чисток в Академии наук СССР и так называемого «Академического дела», когда, начиная с 1929 года, большая группа учёных была арестована и осуждена. «Надо переходить в наступление на всех научных фронтах. Период мирного сожительства с наукой буржуазной изжит до конца», — повторял он императив Сталина.

Павел Николаевич Милюков — историк и публицист, лидер Конституционно-демократической партии России (кадетов) и министр иностранных дел Временного правительства писал в эмиграции о Покровском:

«Он, вероятно, слушал мои первые лекции… по всеобщей истории [в Московском университете], но ближе мы с ним встретились на семинаре проф. Виноградова. [Он] обычно угрюмо молчал и всегда имел какой-то вид заранее обиженного и не оцененного по заслугам. Я думаю, здесь было заложено начало той мстительной вражды к товарищам-историкам, которую он потом проявил, очутившись у власти» (68).

О важнейшей роли Покровского и в наркомате. и в Госкомиссии высказался 7 февраля 1921 г. и сам Ленин в статье в «Правде»:

«В комиссариате просвещения есть два — и только два — товарища с заданиями исключительного свойства. Это — нарком, т. Луначарский, осуществляющий общее руководство, и заместитель, т. Покровский, осуществляющий руководство, во-первых, как заместитель наркома, во-вторых, как обязательный советник (и руководитель) по вопросам научным, по вопросам марксизма вообще. Вся партия, хорошо знающая и т. Луначарского и т. Покровского, не сомневается, конечно, в том, что они оба являются, в указанных отношениях, своего рода «спецами» в Наркомпросе. Для всех остальных работников такой «специальности» быть не может» (69).

Вместе с ними руководить Наркомпросом стали Н.К. Крупская и П.Н. Лепешинский.

Надежда Константиновна Крупская (1869-1939) была женой Ленина. Она окончила в царское время с золотой медалью частную женскую гимназию в Петербурге и более 5 лет преподавала в «Петербургской воскресной вечерней школе для взрослых за Невской заставой на Шлиссельбургском тракте, занимаясь пропагандистской работой», как сказано в Википедии. Никакого педагогического образования она не получила.

Пантелеймон Николаевич Лепешинский (1868-1944) — выходец из семьи православного священника, окончил в 1886 г. Могилёвскую мужскую гимназию и в том же году поступил на физико-математический факультет Петербургского университета. Там же он вступил в кружки революционеров, в 1898 г. стал членом РСДРП. Власти узнали об этом, судили второкурсника и отправили в первую ссылку (1898-1900), а затем вторично (1902—1903). В 1903 г. он эмигрировал в Швейцарию на год, где в 1904 году близко познакомился с Лениным в Женеве. Ленин игриво звал тогда Лепешинского Пантейчиком. Жена Пантейчика Ольга (в будущем создатель бредовой “теории возникновения клеток из неживого вещества», см. /70/) ­умело руководила созданной ею в Женеве столовой для эмигрантов из ленинского круга. Как вспоминал Н. Валентинов (Вольский),

«Пантейчика Ольга посылала с корзинками для покупки провизии, сама изготовляла из нее — обычно одно и то же меню — борщ и рубленые котлеты… (не представляю её себе иначе как только вооруженной большой зубочисткой)… с большим апломбом изрекающей самые простецкие суждения по всем решительно вопросам. Ленин, узнав, что она хорошо зарабатывает в… столовой, заметил: «С нею Пантейчик не пропадет»” (71).

Луначарскому в первые пять-семь лет после Октябрьского переворота было не просто консолидировать вокруг себя ученых и деятелей культуры и искусства, и как отмечал его биограф А. Ф. Ермаков,

«Именно на основании отношения Луначарского к футуристам в рядах сторонников «чистой» пролетарской культуры родилась легенда о беспринципности, всеядности Луначарского в вопросах литературы и искусства. Беспрерывно раздавались упреки, что с помощью наркома Маяковский переоценен, что с Мейерхольдом слишком носились (а в 1923 году тот получил звание Народного артиста), что Эйзенштейн «свил гнездо» в Пролеткульте (а позднее его фильмы завоевали весь мир).

С другой стороны, сторонники «левого» искусства и футуристы, в частности, считали позицию Луначарского узкой, консервативной и ругали его на всех перекрестках» (72).

Сам же Луначарский неустанно призывал деятелей творческой интеллигенции присоединяться к советской власти, утверждал, что она чутко к ним относится и заинтересована в них. Иногда, впрочем, он «проговаривался», демонстрируя, что интерес новой власти к всевозможным «непролетарским» настроениям односторонен: руководству важно лишь быть в курсе того, что происходит в советском обществе, чтобы не упустить что-то из-под своего контроля. Но работы Луначарского показывали насколько он глубоко мыслящий и не зашоренный догмами интеллектуал. Он фактически выступал, например, против партийной цензуры. Так, 21 декабря 1924 года в сибирской газете «Рабочий путь» он написал:

«Мы можем прямо сказать: искусство, отшумевшее искусство, оставившее нам важные памятники, является для нас источником познания прошлого. Искусство же, которое растет вокруг нас, должно служить нам для анализа окружающей нас действительности. Отсюда вывод: марксист, как наблюдатель, в высшей степени заинтересован в известной свободе искусства, ибо лишь в таком случае художественное зеркало будет достаточно многогранно, чтобы выразить действительность. …Допустим, что у нас появился бы писатель, выражающий тенденции крестьянства в его наиболее зажиточной, полукулацкой части; допустим, что явился бы писатель, отражающий мнение не коммунистически настроенной интеллигенции; допустим, что появился бы писатель, выразитель новой буржуазии…

Можно ли сказать, что с точки зрения точнейшего познания действительности, которое так нужно коммунистической партии для того, чтобы правильно лавировать, лучше, чтобы всем этим писателям зажать рот и предоставить слово только писателям, отражающим тенденции передового пролетариата и примыкающих к нему групп, т. е. советской интеллигенции и советского крестьянства?

Конечно, для всякого желающего познать действительность через литературу, это было бы огромным уроном, у него из-под рук уплыл бы богатейший материал» (73).

Несомненно, что большевистская партия в действительности не позволяла никому в стране такого свободного отношения к тематике литературы, как призывал Луначарский. Цензура не дремала, действовала исключительно жестко, и подобный «исследовательский подход к действительности» в стране Советов был невозможен. Эта статья увидела свет в далекой Сибири в конце 1924 года. В это время на первый план во всей зловещей мощи уже выступал сталинизм, запретивший напрочь «исследовательские порывы» луначарских. А вскоре Сталин в письме Ме-ерту даже назвал Луначарского вождем прошлого.

Ленинская программа политехнизации средней школы

На I Всероссийском съезде работников просвещения и социалистической культуры 31 июля 1919 г. Ленин в очередной раз признал, что новой власти не удалось найти общий язык даже с той прослойкой интеллигенции, которая была сильна демократическими и революционными традициями» — с учителями школ. Сам выходец из семьи крупного деятеля просвещения Ленин заявил, что учительство представляет из себя социальную группу «в громадном большинстве, если не целиком, стоящую на платформе, враждебной Советской власти» (74).

Позже то же самое было сказано о медиках: «Представители медицинской профессии были также пропитаны недоверием к рабочему классу, когда-то и они мечтали о возврате буржуазного строя» (75)[2].

Однако он уверял соратников по партии, что теперь, привлекая интеллигенцию в свои ряды, «мы встретим гораздо больше сочувствия» (77). В марте 1919 г. он, как мы помним, уверял, что “весь опыт неминуемо приведет интеллигенцию окончательно в наши ряды, и мы получим тот материал, посредством которого мы можем управлять“.

Но время пребывания у власти шло, проблемы с образованным персоналом становились всё острее, потому и пришлось идти на то, чтобы уделять обучению в школах и вузах больше внимания. Главный упор опять-таки был сделан не на том, чтобы улучшить преподавание основ научных знаний (как в области естественных наук, так и гуманитарных), а на том, чтобы за счет сокращения времени преподавания языков, истории, математики, физики, химии, биологии усилить внедрение большевистской идеологии в умы молодежи и перепрофилирования средней школы на сообщение главным образом прикладных сведений. Можно повторить: Ленин вел дело к тому, чтобы добиться замены гимназий и реальных училищ школами нового типа — общеобразовательными с политехническим уклоном:

«В период диктатуры пролетариата, т. е. в период подготовки условий, делающих возможным полное осуществление коммунизма, школа должна быть не только проводником принципов коммунизма вообще, но проводником идейного, организационного, воспитывающего влияния пролетариата на полупролетарские и непролетарские слои трудящихся масс в целях воспитания поколения, способного окончательно осуществить коммунизм.

Ближайшими задачами на этом пути являются в настоящее время:

Проведение бесплатного и обязательного общего и политехнического (знакомящего в теории и на практике со всеми главными отраслями производства) образования для всех детей обоего пола до 16 лет. осуществление тесной связи обучения с общественно-производительным трудом.

З. снабжение всех учащихся пищей, одеждой и учебными пособиями за счет государства.

4.Усиление агитации и пропаганды среди учительства.

5.Подготовление кадров нового учительства, проникнутого идеями коммунизма.

6.Привлечение трудящегося населения к активному участию в деле просвещения (развитие Советов народного образования, мобилизация грамотных и т. д.

7.Всесторонняя помощь советской власти самообразованию и саморазвитию рабочих и трудовых крестьян (устройство библиотек, школ для взрослых, народных университетов, курсов лекций, кинематографов, студий и т. п.).

8.Развитие самой широкой пропаганды коммунистических идей» (78).

Несмотря на решительность написанных Лениным требований, главные из них не могли быть выполнено в силу полной нереальности их применения и смысловой утопичности. Он совершенно не представлял себе масштабы сложности и многообразия политехнического образования, когда требовал, чтобы учащиеся средней школы смогли получить и «общие знания» (а что это такое?), и теорию и практику «всех главных отраслей производства». Еще более нереальными были надежды на массовое «самообразование и саморазвитие рабочих и трудовых крестьян через устройство библиотек, школ для взрослых, народных университетов, курсов лекций». Ведь он говорил так, уповая на реальность совмещения повседневной трудовой деятельности рабочих заводов и фабрик и крестьян на селе (их «общественно-производительный труд») с обучением. Однако эти, на первый взгляд, серьезные разговоры (а «не понарошку») о курсах лекций и посещении библиотек людьми, отработавшими полный рабочий день, были сюрреализмом (да и библиотеки еще надо было создать и в городах вблизи заводов и фабрик, и в деревнях, лекторов найти, курсы лекций подготовить, учебники попроще написать и напечатать). Столь же утопическим было обещание переложить на государство сформулированную им задачу «снабжения всех учащихся пищей, одеждой и учебными пособиями». Этого никогда не удалось осуществить, потому что у государства не было ресурсов для этого ни тогда, ни в последующие десятилетия. По той же причине такая надежда вообще не была претворена в жизнь ни в одном государстве в мире.

Следует обратить внимание на пункт пятый в ленинской программе ближайших задач большевиков — на подготовку тех, кто будет способен сместить учителей с их позиций в школе. Этот и предшествующий пункты вызывали у него особое беспокойство. Он был видимо хорошо проинформирован, что большинство учителей не поддерживают драконовские порядки, установленные большевиками. Поэтому он был вынужден внести в «Программу РКП(б)» специальный пункт «о необходимости дальнейшего развития самодеятельности рабочих и трудящихся крестьян в области просвещения, при всесторонней помощи советской власти» и даже выделить в качестве самостоятельной задачи «окончательное овладение не только частью или большинством учительского персонала, как сейчас, а всем персоналом в смысле отсечения неисправимо буржуазных контрреволюционных элементов и обеспечения добросовестного проведения коммунистических принципов политики» (79). Но необходимо отметить, что претворение в жизнь совокупности ленинских требований привело к увольнению огромного числа наиболее ценных педагогов и понижению уровня преподавания в стране.

В целом, главные пункты, перечисленные Лениным в его программе, были непригодны к практическому внедрению, к тому же он, как уже было отмечено выше, совершенно не осознавал сложности и многогранности процесса обучения, объемов материала, подлежащего усвоению обучающимися и требований к педагогам. Написанные им пункты программы были не просто легковесны, они были иллюзорны и неадекватны задачам воспитания грамотных людей. Таких указаний, программных заявлений, призывов можно найти достаточно много и в последующих выступлениях и документах, написанных Лениным в 1920-1922 гг. Он не понимал, что задача создания собственных «красных специалистов» гораздо труднее, чем всё, что удалось сделать молодому коммунистическому правительству до сих пор, но он был непоколебимо убежден в том, что эта задача будет решена в отводимые им для этого сроки:

«Мы абсолютно уверены в том, что если мы в два года решили труднейшую военную задачу, то мы решим в 5—10 лет задачу еще более трудную: культурно-образовательную и просветительную» (80).

(продолжение следует)

Литература

Ленин В. И. Задачи Союзов молодежи. Речь на III Всероссийском съезде Российского коммунистического союза молодежи 2 октября 1920 г., ПСС, т. 41, стр. 305. Маркс К. и Ф. Энгельс. Избранные произведения в двух томах, 1948, М., Госполитиздат, стр. 479. Ленин В. И. Собрание партийных работников Москвы 27 ноября 1918 г. I. Доклад об отношении пролетариата к мелкобуржуазной демократии, ПСС, т. 37, стр. 222-223. Ленин В. И. Ценные признания Питирима Сорокина, ПСС, т. 37, стр. 196. См. (29), стр. 221. Там же. Там же, стр. 222. Ленин В. И. Речь на II съезде Советов народного хозяйства 25 декабря 1918 г., ПСС, т. 37, стр. 400. Ленин В. И. Заседание Петроградского Совета 12 марта 1919 г., ПСС, т. 38, стр. 6. Ленин В. И. VIII съезд РКП(б). 3. Доклад о партийной программе 19 марта, ПСС, т. 38, стр. 167. 37. Ленин В. И. О значении воинствующего материализма, ПСС, т. 45, стр. 33. Ленин В. И. О кандидатуре М. И. Калинина на пост председателя ВЦИК, ПСС, т. 38, стр. 211. Ленин В. И. Заседание Петроградского Совета. Ответ на записки, ПСС, т. 29. стр. 18. Горький М. «Несвоевременные мысли“, газета «Новая жизнь“ 22 марта (4 апреля) 1918 г., № 59 (274).

40а. Цитировано по: Политическое завещание, http://www.ng.ru/ever/1999-12-01/plehanov1.html, см также А. С. Бережанский. Плеханов: жизнь, судьба, завещание, М., Изд. Росспэн, «Библиотека фонда Плеханова», 2016. 261 стр. Опубликована острая полемика относительно авторства завещания (см., например, http://www.ng.ru/ideas/2000-03-04/8_existance.html и Александр Бережанский. «Завещание» принадлежит именно Плеханову, Независимая газета, http://www.ng.ru/ever/1999-12-01/4_belongs.html ).

Ленин В. И. Речь на I Всероссийском съезде по просвещению, 28 августа 1918 г., ПСС, т. 37, стр. 77. Дукельский М. П. Открытое письмо специалиста. Цитировано по статье Ленина «Ответ на открытое письмо специалиста“, ПСС, т. 38. стр. 218-219. Там же. Там же. Ленин В. И. Великий почин (О героизме рабочих в тылу. По поводу «коммунистических суббоников»»), ПСС, т. 39, стр. 19. Ленин В. И. См. Прим. 30, ПСС, т. 37, стр. 195-196. 47. Л.А. Коган. «Выслать за границу безжалостно». 
(Новое об изгнании духовной элиты). Вопросы философии. 1993. № 9, стр. 61—84. В примечании 127 к 45 тому Полного Собрания Сочинений Ленина указано, что он работал над дополнениями к Уголовному Кодексу несколько дней. 48. Ленин В. И. О значении воинствующего материализма. Журнал «Под знаменем марксизма», 12 марта 1922 года, № 3. См. также ПСС, т. 45, стр. 201-210. Ленин В. И. ПСС, т. 45, стр. 286. Собрание узаконений и распоряжений рабочего и крестьянского правительства, М., 1922, № 15, 1 июня, ст. 153, стр. 202, 239. Цитировано по: Ленин В. И. ПСС, т. 45, стр. 189. Цитировано по: http://kmkspb.ru/content/view/200/123/ Цитировано по фрагменту из книги воспоминаний М. А. Осоргина (Ильина) «Времена», Париж, 1955, стр. 180-185. Фрагмент книги с данной цитатой включен в кн.: Хрестоматия по истории России. 1917-1940 (под ред. проф. М. Е. Главатского), М., Изд. АО «Аспект Пресс», 1994 под названием «Как нас уехали», стр. 265-268. Цитировано по: А. С. Орлов, В. А. Георгиев, Н. Г. Георгиева. Хрестоматия по истории России, Изд. «Велби» , 2002, стр. 266. Ленин В. И. Речь на объединенном заседании ВЦИК, Московского Совета и Всероссийского съезда профессиональных союзов 17 января 1919 г., ПСС, т. 37, стр. 424. Ленин В. И. Успехи и трудности советской власти, ПСС, т. 38, стр. 59. Ленин В. И. Государство рабочих и партийная неделя, ПСС, т. 39. стр. 226. Ленин В. И. Речь перед слушателями Свердловского университета, отправляющимися на фронт, 24 октября 1919 г., ПСС, т. 39, стр. 239. Ленин В. И. VII Всероссийский съезд Советов. 3. Речь в организационной секции 8 декабря, ПСС, т. 39, стр. 431. См.: Владимир Бобренев. За отсутствием состава преступления, М., Изд. АСТ «Олимп», 1998, стр. 230. Собрание узаконений и распоряжений рабочего и крестьянского правительства. Отдел первый. П., 1917 г. № 1, ст. 1. Собрание узаконений и распоряжений рабочего и крестьянского правительства. Отдел первый. П., 1917 г. № 3, ст. 32. Собрание узаконений и распоряжений рабочего и крестьянского правительства. Отдел первый. М., 1918 г., № 46, ст. 551. Л. Троцкий. Силуэты: политические портреты. М., 1991, стр. 369—370. Большая Советская Энциклопедия, 4 изд., т. 15, стр. 66. См. прим. (64), стр. 370.

66а. Покровский М. Н., доклад 22 марта 1928 г. «Общественные науки в СССР за 10 лет».

Цитир. по: К. А. Залесский. Империя Сталина. Биографический энциклопедический словарь. Москва, Вече, 2000. Быкова А. Г., Рыженко В. Г. Курс лекций «Культура Западной Сибири. История и современность», Глава V, раздел 4. Исторические взгляды М. Н. Покровского (цитировано по Википедии). Ленин В. И. О работе Наркомпроса, Речь Ленина 7 февраля 1921 г., опубликована 9 февраля 1921 г. в газете «Правда» № 28. Автор статьи подписался как Н. Ленин. См.: ПСС, т. 42, стр. 322-332 Сойфер В. Н. Красная биология. Псевдонаука в СССР. М., Московский психолого-социальный институт. Изд-во “Флинта», 1998. Валентинов Н. Встречи с Лениным. Chalidze Publication, New York. 1979. Из литературного наследия А. В. Луначарского. Публикация А. Ф. Ермакова. Новый мир, 1966, № 9, стр. 233. Луначарский А. В. Значение искусства с коммунистической точки зрения, газета «Рабочий путь», Омск, №291; цитировано по публикации в «Новом мире», 1966, № 9, стр. 234. Ленин В. И. Речь на I Всероссийском съезде работников просвещения и социалистической культуры 31 июля 1919 г. ПСС, т. 39, стр. 132. Ленин В. И. Речь на II Всероссийском съезде работников медико-санитарного труда 1 марта 1920 г., ПСС, т. 40, стр. 188-189. 76. Впервые напечатано в 1934 г. в Ленинском сборнике. Цитировано по: ПСС, т. 48, стр. 224. 77. См. Прим. (75). Ленин В. И. Проект Программы РКП(б). Раздел: В области народного просвещения. ПСС, т. 38, стр. 431-432. Там же, стр. 118. Ленин В. И. Речь на III Всероссийском совещании заведующих внешкольными подотделами губернских отделов народного образования 25 февраля 1920 г., ПСС, т. 40, стр.165.

Примечания

[1] Можно встретить и другую редакцию заявления Троцкого, когда в беседе с иностранными корреспондентами в 1922 году он сказал: «Мы их высылаем для того, чтобы нам не пришлось впоследствии их расстреливать» (52).

[2] Впрочем, надо заметить, что он не жаловал и врачей-большевиков. Так, в ноябре 1913 года, когда у него еще были добрые взаимоотношения с Горьким, жившим на Капри (Горький активно помогал деньгами Ленину в ту пору), он послал из Кракова письмо Горькому с такими строками: «Дорогой Алексей Максимыч! Известие о том, что Вас лечит новым способом «большевик», хотя и бывший, меня ей-ей обеспокоило. Упаси боже от врачей-товарищей вообще, врачей-большевиков в частности! Право же, в 99 случаях из 100 врачи-товарищи «ослы», как мне раз сказал один хороший врач. Уверяю Вас, что лечиться (кроме мелочных случаев) надо только у первоклассных знаменитостей. Пробовать на себе изобретения большевика — это ужасно!! Только вот контроль профессоров неапольских… если эти профессора действительно знающие… Знаете, если поедете зимой, во всяком случае заезжайте к первоклассным врачам в Швейцарии и Вене — будет непростительно, если Вы этого не сделаете!» (76).

 

Оригинал: http://7i.7iskusstv.com/y2019/nomer3/sojfer/