Осень 1974 года. Делегация общества Советский Союз ― Шотландия прилетела в Лондон.
Я был включен в её состав по рекомендации очень деятельного члена Союза архитекторов, который сделал это из почтения к моей докторской персоне и, как вскоре выяснилось, в расчете на мою протекцию кое-кому в научных кругах. Все делалось заблаговременно, и где-то за месяц до отлета во время беседы в одной из уполномоченных инстанций мне ясно дали понять, что, «скорее всего», я буду исключен из состава делегации. И вдруг, за два дня до отлета меня приглашают в иностранный отдел министерства и сообщают ― надо лететь. Решили, что с точки зрения интернационализма один еврей в делегации все же быть должен.
Таможенник в аэропорту Хитроу, сколько-то знавший русский язык, пропуская нас, громко объявил: ― Совскот прилетел! Каков сукин сын, а? Использовал английское Scotland.
Много интересного мы увидели и узнали за две недели в Лондоне, Эдинбурге, Манчестере. Были в гостях у Генри Мура, великого скульптора ХХ века.
Мур у себя в мастерской
Я не искусствовед и не могу профессионально говорить о его великости. Но случилось так, что вскоре по возвращении в Москву мне довелось познакомиться с Вадимом Сидуром. Сопоставление творчества этих двух выдающихся людей сделалось для меня чем-то вроде навязчивой идеи. Ей и посвящается это воспоминание.
Пространство, на котором искал вдохновение и материализовал созревшие замыслы Мур, было для нас «совскотских» людей весьма внушительным. Вилла гектаров 10, а может и 1000, сразу глазом не окинешь, естественно, собственный дом с мастерской, павильоны, разбросанные не близко друг к другу, где работали помощники мэтра, скульптуры то тут, то там, разные, человеческие и какие-то еще.
А дальше… поле с овцами ― любимицами хозяина и уже на горизонте лес, продолжение или граница владений, мы не спрашивали, глядели.
Пространством, в котором творил Сидур, был большой подвал в начале Комсомольского проспекта. Подвал!
Подвал с трубами, по которым подавалась жизненная благодать на восемь этажей дома, увы, иногда извергавшаяся вниз, и полагающимися такому пространству освещением, шумом, воздухом и прочим. Был уголок ― небольшая комната с круглым столом, где он принимал гостей, и, конечно, туалет ― все удобства для жизни и творчества. Подвал был заполнен тем, что сотворили руки Сидура за десятилетия. Всё было здесь, проходить между этим всем требовалось с осторожностью.
О рабочем и жизненном пространстве обоих можно было бы и не говорить, но мне казалось, что окружающая этих художников обстановка не только отражала в определенной мере их мировосприятие и отношение к творчеству, но и вносила свой вклад в него.
Инопланетный гуманоид
Фигуры, установленные Муром на зеленых лужайках среди деревьев и кустов, были для нас, совков того времени, необычны: полулежащая на спине женщина, опершаяся локтями о землю, ничего, кроме неопределенного ожидания, не выражающая, конструкция из скрещенных полумесяцев или луков, трудно сказать, с концами, стянутыми у одного из них каменной тетивой, колонна с вырезанными на ней очень хитро извитыми выступами, напоминающими ритуальные рельефные изображения древних майя, деформированные до овальности кубы и ромбы и т. п. Внутри павильонов то же. Например, очень интересная инопланетная гуманоидная фигура с нежно завивающимися вверх лентами-руками, увенчанная, не подберу слова, чем-то похожим на голову, из которой торчат два глаза, высоко выставленные, точно как у виноградной улитки, когда она ползет.
Фантазия и изобретательность Мура поразительны. Ассоциации, по форме, возникают самые разнообразные и неожиданные, именно по форме, не по содержанию, содержания как бы и нет.
― Фи! ― Очень может быть: ― Фи! ― скажет знающий Мура искусствовед ― Автор ничего не понял.
Возможно, но так я все это воспринимал, так чувствовал, так это и вспоминается. Особенно этому способствовали объяснения Мура в мастерской, которая была заполнена «мусором», всячиной: камешками, корешками, ракушками, костями и другими предметами, не имеющими никакого названия. «Мусор» собирал сам Мур. В форме и сочетании этих предметов он искал воплощение зревшего внутри него того, что даст ему удовлетворение в поиске, удовлетворение человеку, живущему и ищущему себя в ХХ веке.
А вот, скульптуры, назову их каменными парами, произвели на меня другое впечатление. Их не очень много и поначалу они не впечатляют. Однако потом наступает, решаюсь сказать, прозрение. Камни общаются, вопрошают, сообщают друг другу что-то. Некоторые изваяны так, что можно угадать чуть ли не говорящую голову с «выражением лица». Иногда главным выступает поза. У переднего края поля вас встречают два округленных ваятелем валуна, установленных и обработанных так искусно, что сразу возникают ассоциации с любимицами хозяина ― овцами, пасущимися вдали.
Овцы
Да, признаюсь, я не сразу прозрел. В этих камнях главное, сделанное Муром. Они в отличие от «украшений», раздариваемых людям фантазией художника, содержат идею, идею творения ― дух жизни всюду в природе. Мур видит и свидетельствует наличие души даже в камне. Впрочем, может быть, это я ему приписываю? Но, если такое можно ему приписать, значит, оно все-таки в созданных им камнях есть.
Сидур творил в своей вилле-подвале, которую так и называли ― Подвал. Здесь он месил и мял глину, пилил и гнул металл, резал дерево, стучал молотком, яростно соединял и разъединял несоединяемое.
В.А. Сидур
Здесь также было много дряни: старые шляпы, резиновые перчатки, лопаты, канализационные трубы, куски жести, сетки, велосипедные цепи, доски, корыта и т.д. и т.п. Он тоже комбинировал, искал свое, используя подходящий хлам. Иногда возникала шутка. Но, как правило, возникала комбинация, мимо которой невозможно было пройти, она заставляла думать, переживать, поражаться неожиданно проникшему в ваше сознание её внутреннему содержанию.
Голова юной девушки
Перед вами «Голова юной девушки» ― чуть сплюснутое, но абсолютно правильное, гладкое и блестящее широкое алюминиевое кольцо, закрепившееся на усеченной пирамиде ― шее красавицы. Что это?
Совершенство юности или её пустота, пока еще незаполненность, или их непременное сочетание? Думайте всё, что подходит, что увидится.
Отец с сыном
Вы смотрите на бронзовую скульптуру «Отец с сыном», форма которой в чем-то даже сходна по языку с работами Мура. Отец сидит и так твердо опирается ногами о землю, не сдвинешь, и так основательно поддерживает сына превратившимися в широкую плиту руками, что нет сомнений ― всё надёжно, с этой плиты-опоры можно идти в жизнь.
Вы делаете шаг и останавливаетесь, перед вами на стене голова, лик Христа из жести. Голова окружена лучами, сиянием, но вы испытываете ужас, так она изуродована, её били и расплющили. Подумайте ― какой образ! Расплющенная голова Христа, расплющенная, уничтоженная Вера, бывшая основой совести, Вы атеист добра, надежды., вы неверующий, но вы не можете не понять потерю людьми духовности, о которой так больно говорит Сидур этим ликом.
Христос
Напротив Христа орет во все горло троица с гармонистом в середине. Неважно пьяны они или нет, важно, что у них практически нет лбов, атрофировались. Они не дегенераты, они придавленные работяги во время отдыха.
Праздник
Это «Праздник», который им разрешался и к которому принуждался оболваниваемый народ. Сидур не мог удержать в себе горечь и негодование от того, что видел.
Памятник жертвам насилия» ― память жертвам сталинизма, гитлеризма, всем жертвам, не доисторической, а цивилизационной дикости.
Памятник жертвам насилия
Их придавили и опустили на колени, этого мало, их руки заломили за спину, сковали железным обручем и вытянули вверх, и этого мало, им отрубили голову. И все равно образованная скованными руками лира не умолкла, хотя насильники думали, что избавились от её голоса навсегда, и высоко поднятая шея не позволяла им забыть о содеянном. О чем говорить? Какие тут могут быть споры и сомнения? Именно этот памятник всем жертвам насилия должен как знак покаяния и предостережения стоять в центре Москвы на Лубянской площади, как он стоит в германском городе Касселе.
Самым страшным, оцепеневающим было смотреть на «Железных пророков». Они в моей памяти, по-моему, это я слышал от самого Сидура, остались как «Пророки ХХ века».
Пророки ХХ века
Удивительно, что он сумел сотворить сочетанием канализационных труб с другим «мусором» в его Подвале!? Перед вами три черных чугунных монстра с жадно растопыренными пальцами на раскинутых руках, несущие опыт века.
Их головы наполнены истинами бытия. Огнедышащий утюг с разверстой зубастой пастью, готовой перемалывать и поглощать, бензиновый бачок с дырками-глазами, испускающий смрад духа, и искорёженный цилиндр мотоциклетного двигателя, издающий попмузыкальное сопровождение действу. Они готовы своим канализационным содержимым оплодотворять будущее. Смотришь и узнаешь ХХ век, и невольно думаешь ― не их ли ждал век XXI?
И, наконец, «Взывающий». Стройная, устремленная вдаль и ввысь фигура, сложенные раструбом руки, через который Миру летит голос автора ― призыв становиться, опомниться, ― с этим обращается к человечеству Сидур всем своим творчеством.
Взывающий
Оба художника и Генри Мур, и Вадим Сидур принадлежали веку, олицетворяли век. Один ощущал его изломы, пропускал их через себя, и выражал искаженное бытие формой своего творчества. Он хотел понять душу природы и хоть как-то облагородить человека в общении с ней. Другой обличал, протестовал, требовал, заклинал человечество опомниться и понимал и переживал тщету своих усилий.
Оба были великими творцами. Один был выразителем века, его свидетелем. Другой был обличителем века и его пророком.
Оригинал: http://7i.7iskusstv.com/y2019/nomer3/yahnin/
