В ДОЖДЬ
В дождь сильнее привязанность к дому,
Дольше улицы вьются к теплу,
Придается значенье подъему
И разрытой трубе на углу.
В дождь все земли приходят к единству
По слезе, по струе, по реке —
По земному размазавшись диску —
И молчат на одном языке.
Как с педали не снятая нота,
Резонируют капли в окно.
В дождь всегда вспоминается что-то,
Что, казалось, просохло давно.
* * *
Нищенка на ступенях подземного перехода
Разглядывает проходящих, будто она
Constanta мира,
Его определение и свобода —
От всех независима
И с каждым объединена.
В переходе тепло.
Цыганки торгуют жвачкой.
Девушки прицениваются
К развешенным поясам.
Квадратный мужчина в белом халате
Зазывает к весам
И тянет пухлую руку,
Как за подачкой.
Сквозит в проёмах
И раздувает фалды плаща.
Нищенка роется в свежих объедках,
Шепчет молитву, поминает предков,
И ест, как деревенская женщина, —
Бережно и не спеша.
* * *
Смерть присела на лавочку возле калитки.
Вечерело.
Гуси, как со старинной открытки,
Слонялись без дела.
Вдали, раздавая коврам затрещины,
По-лилипутски бодро
Переговаривались женщины,
Выплёскивая напёрстки-вёдра.
В конце переулка
Торжественно заколыхалось стадо
Десьтикратным повторением вымени,
Будто зрителями парада
Этих Ио-Исид были римляне.
Щедро шлёпались на землю лепёшки
Под выразительное “му-у!”,
И пугались гуси, будто понарошке,
Отступая к забору, каждый к своему.
В печи расталкивали хлебное тело дрожжи,
Переваливались через трубу
Прямо туда, где деревенский Боже
Выпятил нижнюю губу.
Невмоготу было старому коню.
Зажёгся свет. Вышел мужик из хаты,
Окинул двор, запустив пятерню
В затылок и без того кудлатый.
Плыли тестовидные облака,
Смешиваясь с хлебными парами.
Конь повернул голову в сторону мужика
И зашевелил ноздрями.
Мужик буркнул хмуро: “Не трусь!” —
Впервые пообщавшись со скотиной.
Загоготал ошарашенный гусь,
Должно быть, под хворостиной.
Мужик постоял и вернулся в дом,
Пробормотав смущённое “что ты?”,
Смерть встала с лавочки
И, не оборачиваясь: “Пойдём.
Время охоты”.
* * *
Ничего, только ветер за окнами стих,
Только вечер взошел, и прибавился штрих
К одиночеству в комнате этой.
Перекинулся с улицы свет фонарей,
И запахли цветы перед смертью острей
Хищным запахом позднего лета.
Сломан день, и подтёк небосклон кое-где.
Замыкание краткое в старой звезде
Отключило кусочек вселенной.
Тёмный воздух слегка поиграл сам с собой
И надул занавеску, и кто-то живой
Зарождался под ней постепенно.
* * *
Вновь пасмурно с утра.
Покойный день вчерашний
Уже парит, как дух
Расплаты и дождя.
Готовые сыреть,
Податливые башни
Темнеют среди туч
Старинного литья.
В предчувствии воды
Отяжелели кроны.
Им так же, как душе,
Несносна эта кладь.
И снова тот же звук,
Напевный, монотонный,
Готовится сердить
И тешить, и ласкать.
* * *
Моря достались Альбиону…
“Евгений Онегин”
Ночь состоит из ломаных линий
И вспышек комнаты между веками.
Уснёшь и снова в тёмном камине
Древо шаркает сухими ветками,
Волхвует, откатывая дни за днями.
“Не тот ли,— думаешь, — дуб зелёный?”
И продвигаешься к долговой яме.
А море отчаливает к Альбиону.
Крошки звёзд просыпались в пропасти.
Налетели чёрные птицы-вороны,
Молчаливо склевали горсть за горстью,
И раздул их ветер на четыре стороны.
В середине мира — дыра над бездною.
На вершине мира — кормушка звёздная.
У подножья мира — кровать железная
И чьё-то “я”, никем не опознанное.
Свечка, зеркало, горстка пепла.
Сползло Лукоморье к самому склону.
Там же звезда перед смертью ослепла.
Кому всё достанется? Спи. Альбиону.
* * *
Утечка летней благости, и дождь
Срывает небо в приступе истерик,
А ты идёшь, идёшь, идёшь, идёшь —
Как одинокий движущийся берег,
Минуя погрустневшие дома,
Стоящие всю жизнь свою на рейде.
Мечта уплыть — навек погребена
В фундаменте как мавзолее смерти.
Всё мимо, мимо — чьих-то окон, глаз,
Планет, сосущих млечности созвездий...
Ты движешься, и сохранён баланс
Между чредой стремлений и бездействий.
Ты порождаешь цели бытия —
Его извечный вектор, центр и фокус.
И предназначен постигать тебя
Вокруг располагающийся космос.
* * *
Осени осипшее меццо
Терзается на подворье.
Листья не в силах спеться,
И каждый похож на сердце,
Чтоб оборваться вскоре.
Бежишь поперек непогоды
И выглядишь посторонним,
Будто бы из породы
Деревьев с подрубленным корнем.
* * *
День рассеян и странен, как гений
На пороге грядущих идей.
Перепады его настроений
Изменяют лицо площадей.
Многолюдно и тут же пустынно.
Мир — сплошная арена дождя.
Чей-то зонтик повален на спину
И уносится, будто ладья.
Всё подвластно безудержным струям,
Мчатся лестницы и парапет.
Проблеск солнца почти что безумен,
И тем ярче в мозгу его след.
Славен выплеск свободных фантазий,
Бунт ума, отменившего мзду,
Перед новым рождением связей
И стремленьем творить красоту.
* * *
Дождь закончился. Настежь окно.
В занавеске запутались капли.
Ослепительно взмыло пятно
К потолку, и подтёки иссякли.
Хлопнул дверью весёлый сквозняк
И качнул отражения в раме.
Опрокинулась ваза в слезах,
И огнём полыхнули все грани.
Две промокших пчелы на лету
Сговорились и тихо присели
Просто так — созерцать красоту,
Вне трудов и не ведая цели.
