Последняя кинокартина одного из замечательнейших режиссеров современности датчанина Ларса фон Триера «Дом, который построил Джек» вряд ли может кого-то оставить равнодушным. Главный герой — серийный маньяк-убийца, действие происходит в 70-х годах прошлого века в США.
Блестяще, по нарастающей, представлено развитие страсти, однажды овладевшей человеком и постепенно заполняющей все его существо, иссушающей и порабощающей душу.
Жизнь Джека превращается в стремительное проникновение в стихию зла со всё возрастающей потребностью его эстетизировать. Одновременно с этим происходит разрушение личности, и жизнь уже на земле становится адом.
С самого начала звучат диалоги Джека с таинственным собеседником Вёрджем. Лишь ближе к финалу становится понятно, что это не кто иной, как Вергилий, которому выпала доля сопровождать Джека в ад.
Если б не это финальное путешествие, невозможно было бы понять, для чего в таких подробностях описывать всё новые и всё более ужасные преступления маньяка. Однако в картине — всё на своем месте. Если в «Первом эпизоде» еще возможно сочувствие к личности Джека, то далее оно стремится к нулю. И отсюда закономерно следует оправдание его вечного осуждения в глубинах ада. Оправдание Божия правосудия!
Выплеснувший стихию преисподней на землю, находивший в ней свое высшее наслаждение не мог унаследовать иной участи. Он хочет доказать себе и Вергилию, единственному собеседнику, с которым маньяк откровенен, что зло прекрасно и смерть обворожительна.
Будучи по характеру перфекционистом, которому необходимо, чтобы вокруг была идеальная чистота, и который не может уснуть, если на простыне имеется хотя бы одна морщинка, Джек ищет совершенства в различных способах убийства. Он делает из убитых «художественные» инсталляции, запечатлевает их на фотографиях, а десятки своих жертв раскладывает в порядке с одному ему понятной логикой в огромной морозильной камере.
Любые человеческие потребности, все инстинкты этой довольно одаренной натуры подчиняются его главной страсти. Подобие любви и подобие семейных радостей он превращает в изощреннейшие формы садизма. Итогом любых его начинаний оказываются только убийства.
Он наблюдает развитие в себе страсти как бы со стороны, описывая Вёрджу механизм ее действия. Однако это осознание не ведет к хотя бы слабой попытке борьбы с нею — напротив, делает Джека все более ненасытным в ее удовлетворении, пока он не захлебывается в ней, совершенно теряя рассудок.
Действие страсти представлено в виде образа-схемы. Горят два фонаря. Под ними идет человек. По мере его приближения к первому фонарю тень уменьшается и становится все резче. Так происходит обострение душевной боли, пока не удовлетворится страсть. Эта точка — пик наслаждения. Человек идет дальше, наслаждение растворяется, как тень, остающаяся позади, уступая место новой боли, которая, точно тень, вырастающая впереди, непреодолимо влечет к следующему фонарю. Здесь боль обостряется, пока не наступит долгожданное время нового витка наслаждения.
В ходе одной из бесед с Вёрджем Джек признается, что с детства любил негативные изображения, которые представляют самый яркий свет полной чернотой, а самую густую тьму — светом.
Это один из маяков жизни с перевернутыми ориентирами. Из детства Джека представлены сцены, как он играл в прятки, всегда затаиваясь, но оставляя приметы своего нахождения в виде примятых камышей, и как он, поймав подсачником утенка, обрезал ему пассатижами ласты и пустил опять плавать в водоем. При помощи первой забавы Джек щекотал свои нервы, а при помощи второй — получал удовольствие.
Эти затеи перешли во взрослую жизнь. Он не особенно скрывался. Волочил несколько миль труп женщины на веревке за автомобилем, оставляя кровавый след; из отрезанной у женщины легкого поведения груди сделал себе кошелек; убив мать с двумя малолетними детьми, сделал на лоне природы картину с рамкой из природных материалов, в центр которой и поместил убитых, над ними же разместил рядами несколько десятков убитых им же ворон. Внезапно хлынувший после волочения трупа на веревке ливень и смывший с асфальта длинный кровавый след был воспринят Джеком как «благословение свыше» на его последующие преступления.
Джек овладел поистине дьявольским лукавством в деле заманивания в свои сети всё новых жертв. Он научился эксплуатировать свою душевную боль, требовавшую новых убийств, облекая ее в иные формы. Жертва, готовая к сочувствию, клевала на наживку и тотчас попадала на крючок. Однажды Джек вооружился костылем, дабы усилить исходившее от него впечатление страдающего от душевной боли человека.
Прежде чем стать маньяком, герой фильма купил участок земли с видом на лесное озеро. Он стал строить дом по собственному проекту. Но все его творческие способности уже уходили на обслуживание главной страсти. Поэтому с домом ничего не получилось. Он скрупулезно склеивал, но вновь и вновь ломал макеты дома. По меньшей мере, дважды начинал строить и дважды сносил построенное бульдозером. Последний вариант начала строительства дома остался памятником изломанной жизни.
В это время Джека всецело поглотила финальная «творческая идея». Он интересовался массовыми убийствами, производимыми нацистами в ходе Второй Мировой войны. И решил повторить практиковавшийся на Восточном фронте способ убить несколько человек одной пулей. Он приковал в своей морозильной камере несколько мужчин так, чтобы их головы оказались на пути следования пули.
Патрона с цельнометаллической пулей, необходимой для этого, под рукой не оказалось. А страсть требовала удовлетворения. Пришлось всё бросить и ехать за пулей. Боль Джека все возрастала. При помощи хитрости он убивает взявшего его на мушку продавца оружейной лавки, затем — приехавшего арестовать его полицейского. Едет на полицейской машине с мигалкой и сиреной, даже не подумав выключить их, когда прибывает к своей морозильной камере в центре города. Заряжает винтовку патроном с нужной пулей — оказывается слишком близко, чтобы навести оптический прицел. Взламывает дверь, ведущую в соседнее помещение. И тут встречается лицом к лицу с Вёрджем. В это время полиция пытается прорезать стальную дверь.
Вёрдж, дабы спасти прикованных людей в морозильной камере, со всех сторон окруженных десятками замороженных трупов, лежащих в картинных позах, напоминает Джеку, что он так и не построил себе дом. Вот сейчас — самое время и самый подходящий материал.
Забыв о прикованных и будучи поглощен новой «эстетической» идеей, с помощью тельфера Джек сооружает из замороженных трупов подобие жилища и забирается в него, следуя примеру Вёрджа. В это самое время из прорезанного в стальной двери отверстия появляется рука с пистолетом, точно рука божественного правосудия. Раздаются два выстрела. Пули, нацеленные в маньяка, по-видимому, застряли в трупах. В полу откуда-то берется ровное круглое отверстие, в которое Джек падает вслед за Вёрджем, будучи на вершине своего «эстетического» наслаждения.
Вергилий увлекает его по подземным рекам в ад, объясняя по ходу, что люди бурят в земле глубокие скважины, пытаясь уловить при помощи специальной аппаратуры звуки преисподней, но напрасно — потому что крики и стоны множества томящихся в аду сливаются в один невнятный гул, в котором невозможно ничего различить. В дальнейшем этот гул звучит, не переставая.
По ходу дальнейшего следования Вергилий подводит Джека к окну, через стекло которого льется золотистый свет. Здесь в сознании ведомого воскресает картина из детства: мужчины косят траву. Однако они уже не те, что в детстве, а преображенные, сияющие. Вергилий объясняет, что это Елисейские поля, и путь туда закрыт. Глядя через стекло на умиротворенную картину мирного одухотворенного труда людей, Джек припоминает мерзости, которые совершил в жизни. На его щеке появилась слеза…
За сим они тотчас оказываются перед самой огнедышащей геенной. За ней виднеется лестница, ведущая наверх. Джек спрашивает, что это за лестница и куда ведет. Вергилий отвечает, что прежде над геенной был мост, но он разрушился прежде, чем сам Вергилий здесь оказался. Мост переходил в лестницу, ведущую прочь из ада.
Здесь, заметим, особенно загадочное в фильме место. Потому что Христос, сойдя после Своих крестных страданий в ад, вывел отсюда в рай души праведников, образом чего и мог быть мост, остатки которого представлены в картине. Выходит, что этому мосту следовало бы разрушиться после Воскресения Христова. Исторический же Вергилий умер в 19 году до н.э. Впрочем, вполне возможно, здесь имелся в виду литературный образ Вергилия из «Божественной комедии» Данте. Тогда все встает на свои места.
Подведя Джека к самому жерлу геенны, Вёрдж возвестил, что тому уготовано место на два круга выше адской бездны. Когда они стояли на краю и смотрели на огненную реку, гул воплей от человеческих страданий усилился. Видимо, находиться даже на краю геенны было нестерпимо мучительно. Джек спросил, можно ли выбраться к обрушившемуся мосту по выступам в стене кратера. На это Вергилий сказал: некоторые пытались, но никому это в действительности не удалось: «Я бы не советовал. Но выбор за тобой». Джек ответил, что рискнет. На это Вёрдж сказал: «Прощай, Джек». Тот, ответив: «Прощай, Вёрдж», пополз по стене кратера.
За время приближения к аду Джек был руководим более любопытством, нежели раскаянием за совершенное в земной жизни. Лишь в самом конце пути появилось что-то на него похожее. Но было слишком поздно. Пришел страх остаться навеки в вечном огне, вечной муке, будучи окруженным и поглощенным в сливающиеся в общий гул вопли людей. Джек, доползши приблизительно до середины, сорвался и полетел в самую середину пекла, которое и стало его вечным пристанищем, его вечным домом.
В чем глубина фильма? В совершенной в своем роде анатомии зла и в приговоре ему. Зло не абстрактно и не обще, а предельно персонифицировано. Очень большое место в картине занимают так называемые художественные инсталляции маньяка. Они нужны, потому что подобного рода «творчество» в современном мире набирает все больше поклонников. Мне вспомнились инсталляции двоих выходцев из России, что покоряют теперь своим «творчеством» Европу. Они изготавливают из прозрачных материалов разного рода провокационные слоганы. Сначала наполняли составлявшие их литеры нефтью, а потом все чаще — живой человеческой кровью, которую с помощью системы насосов заставили циркулировать, бурлить и пениться. И подобного рода «художников» всё больше вокруг нас.
У главного героя фильма соответствующие инсталляции достигают высшего напряжения, так что всякие другие подобные вещи выглядят в сравнении с ними жалкими потугами недоразвитых эстетов зла. Поэтому в картине можно увидеть приговор указанным потугам. Их законное место — геенна.
Итак, фильм, несмотря на все представленные в нем ужасы, я бы назвал жизнеутверждающим и отрезвляющим людей, что ищут опьянения и услаждения в извращениях и непотребстве.
P.S. Так захотел режиссер, чтобы Джек, повторяя судьбу жителей Содома и Гоморры и предвосхищая участь подавляющего большинства людей, которым доведется жить при втором пришествии Христа, попал в ад живым, с телом. Это значит, что герой еще обладал свободой воли, и в определенной мере от него самого зависел выбор места, где бы он ожидал Страшного Суда Божия. Вергилий несколько задержал его в мрачной и холодной пещере, где время как будто остановилось, образом чего служит колесо, которое было когда-то вращаемо водой, а теперь с него свисали сосульки. Оно находилось при входе в пещеру. В ней же самой среди черноты мрака свисали как будто навсегда застывшие багровые потоки, очень похожие на кровь. Возможно, именно эта пещера была уготована Джеку в качестве его жилища, ведь он сам уготовал на земле подобное место пребывания десяткам убитых им людей. Однако движимый гордыней Джек в поисках чего-то лучшего оказался заживо в геенне. Когда он исчез в огненной реке, во мраке и в жару, появился негатив геенны — последний кадр фильма. Мрак стал светом, а жар — какими-то едва различимыми серыми крапинами. Думаю, можно рассматривать данный негатив как образ божественного милосердия. Именно так учат понимать адские муки отцы Церкви. Если б не эти муки, если б не это вечное заключение, страшное душевное отчаяние было бы в неисчислимое количество крат невыносимей. Если б не эти вечные плач и скрежет зубов, заключенные в аду только умножали бы зло вокруг себя. Негатив, отрицание мрака, отрицание зла, отрицание отрицания дают плюс. Если б не геенна, плюс был бы невозможен.
