Среди антисемитских наветов ХХ века широко известны в Российской империи «Дело Бейлиса» и в СССР «Дело врачей». Оба дела получили широчайший общественный резонанс. Им посвящено огромное количество публикаций, продолжающихся поныне.
Антисемитский навет о якобы имевшем место в ночь на 28 апреля 1915 года предательстве евреев местечка Кужы известен гораздо меньше. Имеющиеся публикации рассеяны по разным источникам, в основном повторяющим друг друга. Между тем этот навет имел гораздо более тяжелые реальные последствия, чем дело Бейлиса, по крайней мере, для еврейского населения прифронтовых районов царской России. Уже в документе, поступившем 10 мая 1915 г. в Консультацию присяжных поверенных по оказанию юридической помощи неимущим евреям г. Петербурга, было отмечено:
Случай, якобы имевший место в Кужах, едва ли не был одним из поводов к принятию вслед за тем столь исключительной меры, как поголовное — не исключая раненых в настоящую войну солдат и семей, сражающихся в действующей армии, — выселение евреев из большей части Ковенской губернии[1].
Ужасающим последствиям этого выселения посвящен ряд наших публикаций[2]. Здесь нет необходимости на этих последствиях останавливаться. Но важно собрать воедино опубликованные об этом навете конкретные сведения, ввести в научный оборот неопубликованные документы и на этой основе дать возможно более полное описание происшедшего.
Сделать это тем более необходимо, что этот навет, полностью опровергнутый еще 19 июля 1915 г. на сессии 4-ой Государственной Думы, воспроизведен книге[3], изданной в Москве 2013 году.
Общие сведения о местечке Кужы и его евреях
Кужы[4] (ныне местечко Кужяй в Шяуляйском районе Литовской Республики, центр староства) в годы Первой мировой войны — местечко Шавельского уезда Ковенской губернии. Оно расположено северо-западнее Шавлей (ныне г. Шяуляй), в 12 верстах[5] (12,8 км) от этого города и в полутора верстах (1,6 км) от полустанка Ополье (ныне Амаляй) Либаво-Роменской (ныне Шяуляй-Кретингской) железной дороги. В Кужах было 30–40 дворов, имелось народное училище и костел. Население в основном литовское, но были латыши, две русских семьи и шесть еврейских семейств[6]:
1) Нохум КИБАРТ (Киборт), 10 детей, разрабатывал лес пров[зора] Исаева, имел пивной склад и лавку, торговал земледельческими орудиями[7] и лесом (Д. 49 л. 446; Д. 50 л. 262);
2) Шмуель-Лейб[8] КАПЛАН, две дочери, сапожник-лапотник, торговал по деревням. В тревожные дни у него жил зять его Ицык Левитас, маляр (Д. 49 л. 446, 448; Д. 50 л. 262);
3) Нохум КАПЛАН, дочь 17 лет, сапожник-лапотник, разъезжал по деревням (Д. 49 л. 448; Д. 50 л. 262);
4) Гирш ЛЕВИН, жена, сын 21 года и дочь Хася-Рива 16 лет[9], лавочник (бакалея, табак и мелочи) (Д. 49 л. 446);
5) Шмуель ЛЕВИН, жена и ребенок, лавочник, служил приказчиком у Шмильтена[10] в лесном деле (Д. 49 л. 446, 448);
6) Мейше ПРЕСС, жена, детей нет, лавочник (Д. 49 л. 448; Д. 50 л. 287).
Нохум Кибарт и Шмуель-Лейб Каплан — единственные евреи-домовладельцы в Кужах (Д. 50 л. 384), причем второй — зять первого (Д. 49 л. 447) и, вероятно, не однофамилец, а родственник Нохума Каплана. Остальные дома принадлежали христианам (Д. 50 л. 287).
В местечке не было ни синагоги, ни молитвенного дома, ни еврейского кладбища. (Д. 50 л. 384).
Германские части в Кужах с 17 по 26 апреля
Наступавшие в 1915 г. Прибалтике германские части к 17 апреля (старого стиля) приблизились к Шавлям.
По словам жителя Куж Гирша Левина, он в среду (15 апреля) отправился в Шавли, чтобы получить у земского начальника два исполнительных листа. Когда он вошел в канцелярию, то увидел, что все поспешно укладываются для отъезда. Узнав, за чем пришел Левин, ему сказали, что теперь некогда этим заниматься. Тут же на улице он узнал, что учреждения эвакуируются. Он вернулся в тот же день в Кужы. В пятницу (17 апреля) со стороны Куршан (ныне г. Куршенай) на Кужы нагрянули немцы. Сначала проехали по местечку три разведчика, затем больше и вскоре прошли большие отряды. Некоторые останавливались перед лавками, в руках имели планы, брали папиросы и другие мелкие товары. Большей частью не платили за эти мелочи. Расположились немцы в имении Вилейк Нарышкиных в 3 верстах от Куж. Оттуда они в Кужы только наезжали, но в самих Кужах не жили. Так прошло дней десять. Жители Куж, опасаясь возможной в будущем перестрелки, стали за местечком копать ямы, чтобы спрятаться там в случае необходимости. Готовились как евреи, так и неевреи. В следующее, по прибытии немцев, воскресенье (26 апреля) вечером в Кужы прибыли немцы и забрали как из лавок, так и из домов все съестное. Все это нагрузили на лошадь Гирша Левина. Он стал умолять, чтобы вернули, по крайней мере, лошадь. Ему обещали ее отдать после того, как отвезут забранное. Он пошел в имение Вилейк, и там действительно вернули лошадь. Это было часов в 8–9 вечера. (Д. 49 л. 446–446 об.).
О том же сообщили очевидцы, опрошенные по свежим следам событий[11]. Поскольку их рассказ поступил в Консультацию присяжных поверенных уже 14 мая 1915 г., а опрошены очевидцы были, несомненно, еще раньше, его можно считать весьма достоверным свидетельским показанием:
В первой половине апреля при наступлении германцев на Шавли и далее — местечко Кужи в числе других было разорено неприятельскими войсками: все, что попадалось на пути мало-мальски пригодного для реквизиции, было отобрано от населения, причем неприятельские войска, не стесняясь, забирали все съестные припасы не только в лавках, но и из квартир, и ничего за это не платили. У лавочника местечка Кужи еврея Нохума Кибарта германцы забрали все продукты: чай, сахар, все до единой папиросы и не только из лавки, но и из квартиры, муку, готовый хлеб и, пригрозив ему, удалились, не заплатив ни копейки.
Недели две от германцев было сравнительно спокойно, изредка случалось, что через местечко промчится во весь карьер разъезд, запугивая население и заставляя всех попрятаться по домам.
<…>.
В воскресенье 26-го апреля между 8 и 9 часами утра через местечко промчался неприятельский разведочный отряд, человек 8. Доскакав до речки Рингува[12], они остановились у моста, проложенного через эту речку, и забаррикадировали его лестницами, телегами и всем прочим, что попало под руки, вследствие чего литовцы были лишены возможности попасть в литовскую церковь, расположенную по ту сторону моста. Один из неприятельских разведчиков взобрался на крышу дома крестьянина Жилиса (литовца) и устроил здесь наблюдательный пункт, все время всматриваясь в даль через подзорную трубу или бинокль. Другие же разведчики сновали весь день из стороны в сторону через местечко. Наших войск в это время там не было.
К вечеру, когда стемнело, неприятельские разведчики скрылись из местечка. (Д. 50 л. 287–288).
События в Кужах в ночь с 26 на 27 апреля
По сообщению тех же очевидцев, 26 апреля через несколько часов после ухода немцев, когда было уже совершенно темно, в Кужы прибыл наш офицер, и вскоре после него наш отряд, расположившийся по всем домам местечка (Д. 50 л. 288). Это были части 151-го пехотного Пятигорского полка[13] 38-й дивизии XIX-го армейского корпуса.
В доме наиболее зажиточного еврея местечка Нохума Кибарта поместились три офицера с денщиками, во дворе его дома — полковая кухня и обоз. Кибарт, в присутствии его соседа Михаила Волкова (православного) и жителя Куж Рока Стафиловича, рассказал офицеру о пребывании немецкого разведочного отряда в местечке и сообщил о том, что по слухам немцы находятся всего в 4-х верстах от Куж. Несмотря на подтверждение этого сообщения Волковым и Стафиловичем, офицеры не придали ему значения и сказали, что враг прогнан далеко и больше не вернется.
Кибарт предоставил в распоряжение офицеров и солдат все, что у него было. Он отдал офицерам свою квартиру, угостил их чаем, булками с маслом и пр. Офицеры сняли сапоги и собирались лечь спать.
Между 12-ю и часом ночи послышался орудийный выстрел. Перепуганная семья Кибарта бросилась в комнату, занятую офицерами. Один из них (пришедший в местечко первым) вышел во двор и через несколько минут, вернувшись в квартиру, заявил: «Вероятно хотят напугать». На вопрос другого офицера, был ли это выстрел из тяжелого или легкого орудия, ответил: «Вероятно, из легкого».
Через некоторое время начался орудийный обстрел, вызвавший пожар соседнего дома, откуда огонь перекинулся и на дом Кибарта. По совету офицеров, его семья легла на пол и так лежала все время, пока продолжалась стрельба, а дом продолжал гореть. На дворе в это время уже рассвело, перестрелка сокращалась, и семье Кибарта удалось при помощи солдат выбраться из горящего дома, перебраться в огород и спрятаться там в яме. В ней же прятался Волков с матерью, женой и двумя дочерьми.
Пожар, вызванный обстрелом, уничтожил местечко почти целиком, сгорели дотла и оба еврейских дома. В огне погибло все имущество, которое жители не успели спасти ночью. Сгорел и весь домашний скот, чудом уцелевший от неприятельской реквизиции. Нохум Кибарт в течение нескольких часов стал нищим: в огне погибло все его имущество, кроме того, что он и семья носили на себе, единственная, оставшаяся после реквизиции корова, 6 овец, 2 гатера (лесопильных станка), лесной материал, телеги и все прочее, что находилось во дворе (Д. 50 л. 288–289, 469).
По рассказу о том же Гирша Левина, спустя примерно два часа после его возвращения из имения Вилейк в Кужы, к нему в окно постучал сын его домохозяина Канцесса и сказал, что в местечко въезжают русские. Опасаясь перестрелки, Левин и Канцесс с семьями отправились в заготовленную яму и там залегли. Остальные жители сделали то же. Ямы были особые для каждого дома. Пролежали Левин и Канцесс в яме не более получаса, как вдруг туда к ним вошли сын Кибарта Ицык и приказчик Кибарта. Вслед послышался возглас солдата: «Вылезай оттуда!» Один из новоприбывших ответил солдату, что тут много людей находится[14]. Солдат велел всем выйти, и все вылезли наружу. Это было часов в 11 вечера.
В это время началась сильная перестрелка, продолжавшаяся до утра. Ицык Кибарт, приказчик и дочь Гирша Левина Хася-Рива куда-то исчезли; остальные обитатели дома Канцесса пролежали, кто за балками, кто за кирпичами несколько часов. Затем они вернулись в яму и пробыли в ней часов до 5–6 утра, когда канонада стихла (Д. 49 л. 446 об.).
Беженцы Куж с утра до вечера 27 апреля
По словам тех же очевидцев, утром в понедельник 27 апреля солдаты велели жителям уйти из местечка, так как ожидался бой. Ушли почти все жители, христиане и евреи, побросав на произвол судьбы все свое имущество, часть которого осталась в ямах, и огородах, в которых жители прятались от обстрела. В одной из ям осталась Тора, взятая с собой во время бегства при пожаре кем-то из евреев.
Жители, христиане и евреи, при помощи солдат чуть живыми выбрались из местечка под непрекращающуюся и лишь изредка затихавшую перестрелку, согнувшись и прячась по огородам и канавам от долетавших пуль, отправились пешком, измученные пережитыми опасностями, нищие и голодные, прямо куда глаза глядят, лишь бы подальше от ужасов войны.
Через пару верст они добрели до дома латыша Цыгана, где на короткое время остановились, кое-что перекусили и отправились пешком дальше. Шли без передышки весь день. Поздно вечером они пришли в деревню Миншток и остановились у крестьянина-поляка Гелиминского, где переночевали на дворе под открытым небом. (Д. 50 л. 289—290).
Среди нескольких жителей, оставшихся в Кужах, был Гирш Левин с женой и сыном. По словам Гирша, ему много позже передали, что солдатами были прогнаны из Куж его дочь и сын Кибарта. Они добрели до Шавель и там поселились, один в одном месте, другая в другом (Д. 49 л. 447).
Нападение германцев на Кужы в ночь с 27 на 28 апреля
В статье «Полковые знамена», опубликованной в Париже в 1964 году, о нападении германцев на Кужы в апреле 1915 г. рассказал бывший тогда подпоручиком С. Грешнер, временно командовавший 1-м батальоном 152-го пехотного Владикавказского полка. Этот полк входил в состав той же 38-й дивизии, что и 151-й пехотный Пятигорский полк, подвергшийся нападению. При этом сведения об исходном положении нападавших, сообщаемые С. Грешнером с чужих слов, спустя почти 50 лет, могут быть недостоверны, что он и сам подчеркивает:
На ночлег в дер[евне] Х (названия не помню, а карты нет) полк подходил в сумерки и, когда 1-й батальон, назначенный в сторожевое охранение, сменил походное охранение, было уже совсем темно, а ночи были безлунные. Местность была пересеченная и лесистая. Развести заставы в ротах было очень трудно, а еще труднее было связаться с соседями. Я устроился в домике лесника и связался со штабом полка телефоном, который все время портился и давал перебои в связи. В резерве со мной была одна рота, штыков в 120, и взвод пулеметов.
Дозоры для связи легко связались со сторожевкой Черноморцев налево, а вот Пятигорцев справа никак не могли нащупать. С ними так и не было связи всю ночь. Тишина царила полная. Немцы оторвались от нас еще днем; где они были мы не знали и ходили лишь слухи в полку, что нас нагоняет 5 гусарский Александрийский полк, который и разведает противника. Вдруг, незадолго до полуночи, справа в тылу началась какая-то беспорядочная ружейная стрельба и вскоре в небе в той стороне появилось зарево, видимо, от пожара. По карте я определил, что все это происходило в местечке Кужи, где должен был ночевать штаб и батальон Пятигорского полка. Туда от меня было около 3 километров и вела лесная дорога. Послал туда дозор для выяснения обстановки, а на дороге выставил заставу с пулеметом. Мой штаб полка тоже не знал, что происходило и связи с Пятигорцами не имел, а через штаб дивизии они еще не связались, но, как и я, слышат стрельбу и видят зарево.
Теперь я изложу, что мне потом рассказали кунаки[15]-Пятигорцы. Как и мы, они пришли на ночлег в м. Кужи уже в темноте. Один батальон ушел в сторожевку, два батальона, штаб полка и обоз 1-разряда[16] свободно разместились в местечке, а один батальон стал в выселках[17] в 1 км. от Куж. В центре местечка была большая площадь и в средине, изолированно от всех строений, стояла школа, где и поместился штаб полка. Роты были разведены по квартирам, люди разоблачились и без снаряжения и оружия сновали уже по местечку. Тут подошли и кухни. Вдруг откуда-то появились вооруженные немцы и сразу в нескольких местах открыли огонь. Одни Пятигорцы потом говорили, что немцы были спрятаны на чердаках, другие уверяли, что в соседнем овраге было два эскадрона конницы. Выяснить этого достоверно не удалось, надо полагать, что было и то, и другое. Началась паника, т. к. ни одного даже взвода не было готово к бою. Несколько домов было подожжено для освещения и, еще немного, и полк был бы разгромлен.
Командир полка и офицеры штаба, увидев эту катастрофу в окна, решили спасать знамя. Сорвали с древка и адъютант, спрятав полотнище под шинелью, пытался выпрыгнуть из окна, так как дверь была под сильным обстрелом. Но выпрыгнуть он не успел: пуля сразила его. Тогда все кто был в школе, офицеры, связные и денщики, забаррикадировали чем попало окна и двери и стали отстреливаться. Знамя же и древко, разорвав и поломав, стали бросать по кускам в печку, чтобы не досталось врагу. К великому счастью, батальон, ночевавший в выселках, услыхал стрельбу и, видя пожар, был поднят по тревоге и бегом выступил на подмогу, не зная, что, собственно, происходит. Действия этого батальона были настолько стремительны и «ура» настолько громко, что через полчаса Кужи были очищены от немцев, которые потеряли немало людей убитыми, ранеными и пленными. К рассвету полк был отведен в резерв <…>.
Обгорелые остатки знамени, древка, копье и скоба[18] были своевременно вытащены из огня и сложены в ящик, который при рапорте один из офицеров полка отвез в Петроград для представления Государю Императору. Знамя было старое, георгиевское за взятие Карса в Турецкую войну. Впоследствии оно было заменено новым[19].
Оставшийся с женой и сыном в Кужах Гирш Левин, говорил, что уже в 5–6 утра подходили к ямам литовцы, «передавали, что убит русский полковник, что будто бы по ним стреляли немцы, спрятанные на чердаке дома Кибарта. Другие, кажется, евреи ему [Левину] говорили, что стреляли из дома народного училища, где будто бы спрятались немцы. Говорили потом, что нашли будто немцев в церкви. Передавали, что арестована семья Шмильтена, что арестованы литовцы (семья Шмильтена была скоро освобождена)». (Д. 49 л. 446 об.– 447).
Этот рассказ Гирша Левина, записанный через полтора месяца после описываемых событий, не очень достоверен в части фактов, очевидцем которых он не был. Сомнительны слова о немцах, спрятанных будто бы на чердаке дома Кибарта, поскольку его дом сгорел до их нападения на Кужы. Сомнительно и упоминание евреев, говоривших, что стреляли из дома народного училища, поскольку евреи, кроме Гирша Левина, покинули Кужы до нападения немцев. Впрочем, Левин в упоминании евреев сам не уверен, употребляя слово «кажется».
Беженцы Куж 28 и 29 апреля
По сообщению все тех же очевидцев, утром во вторник 28 апреля жители Куж собрались в дальнейший путь. До деревни Миншток явственно доносились звуки выстрелов, в деревне показались разведчики, сначала германские, затем и наши, но проезжали мимо. В полдень беженцы ушли из деревни Миншток и направились пешком дальше, шли безостановочно и поздно вечером добрались до имения Мицеды. Шли все вместе большой толпой: христиане (русские, литовцы, латыши) и евреи с детьми — горе не делало никаких национальных различий. Ночь со вторника 28-го на среду 29-го апреля провели в имении Мицеды во дворе у крестьянина, расположились все вместе, делились каждый тем, что имел.
В среду 29-го вся толпа направилась к дому лесника Виктора Брацеса верстах в 3 от имения Мицеды. Из имевшихся при беженцах вещей, которые они успели захватить с собою при бегстве из Куж, почти ничего не осталось — постепенно все побросали по дороге. Во дворе дома лесника Брацеса (сам Виктор Брацес на войне) встретились с беженцами из Куршан. Здесь беженцы пробыли среду и четверг — 28 и 29 апреля (Д. 50 л. 290).
По рассказу Гирша Левина, утром 28 апреля он с женой и сыном отправился из Куж в ближайшую деревню (Д. 49 л. 447).
Появление навета и отклик шавельцев на него
Что именно из 151-го пехотного Пятигорского полка рапортовали вышестоящему командованию о бое с германцами в Кужах в ночь с 27 на 28 апреля 1915 г. более столетия оставалось неизвестным, так как письменный рапорт полка об этом бое был обнаружен лишь в конце 2018 г. (см. ниже). Между тем, о якобы имевшем место предательстве евреев местечка Кужи было сообщено всем частям армии уже 30 апреля 1915 г.[20]. Ясно, что для этого оно было составлено и тиражировано до 30 апреля. Копия этого сообщения была опубликована в 1928 г. в «Архиве русской революции»[21]. Аналогичная копия сохранилась в РГИА и воспроизводится ниже с несколькими пояснениям:
Копия
30 апреля в 12 часов дня Командир корпуса[22] приказал сообщить всем до последнего рядового, о происшедшем в ночь на 28 апреля.
Выполняя поставленную ему задачу, 151-й Пятигорский полк занял деревню Кужи и расположился. Из показаний участников выяснилось, что до прихода наших частей в эту деревню, в подвалах его евреями были спрятаны немецкие солдаты, и по сигнальному выстрелу Кужи запылало в разных местах, а спрятанные немцы бросились к дому, занятому Командиром Пятигорского полка. Одновременно началось наступление неприятеля (2 баталлиона[23] с кавалерией), который, уничтожив 2 наши заставы, обрушился на эту деревню. Когда дом, объятый пламенем, начал рушиться, Командир полка Полковник Давилев[24] приказал сжечь знамя, сохранив скобу. После исполнения приказания Полковник Давилев выскочил в окно и был убит. Подошедшими частями Пятигорского полка удалось потеснить противника и извлечь остатки обгоревшего знамени из развалин печки. В эту же ночь имел место следующий возмутительный случай, лишний раз показывающий немцев, как зверей человечества и вновь доказавший великий дух русского солдата и преданность его Царю и Родине. Рядовой 2-ой роты Пятигорского полка Водяной на разведке[25] был схвачен немецким разъездом и за отказ дать сведения о расположении своих войск, подвергся, по приказанию начальника разъезда, истязанию: Рядовому Водяному немцы отрезали язык и уши. За высокое исполнение долга рядовой Водяной награжден Георгиевским крестом с произведением в ефрейторы, а [о] его доблести донесено Верховному Главнокомандующему.
Пусть все изложенное послужит войскам от генерала до рядового постоянным напоминанием, что мы воюем с врагом-варваром, почему все, от первого до последнего в своих действиях должны твердо помнить предательство и коварство неприятеля.
Подлинное подписал: Полковник ФЕДОТОВ
С подлинным верно: И. д. Начальника Штаба
Подполковник КАРПЕНКО (Д. 50 л. 48)
1 мая евреям г. Шавли стало известно о том, что до сведения солдат доводится о предательстве евреев в Кужах и что объявление об этом будет отпечатано и расклеено по городу. Многие из шавельских евреев неоднократно бывали в соседнем местечке Кужы, знали, сколько там еврейских семей и в каких домах они живут. Поэтому еврейская депутация обратилась к генералу А. Н. Апухтину[26] с просьбой не печатать этих объявлений, поскольку они, члены депутации, убеждены, что все описанное не соответствует действительности. Один из членов депутации, Коток, заявил, что он готов дать голову на отсечение, если подтвердится расследованием правдивость публикуемого объявления. Добиться желаемого депутации не удалось, но, когда она покинула генерала, началась бомбардировка города, и расклейка объявлений произведена не была[27].
Евреи Куж с 30 апреля по 4 мая
В состав XIX-го армейского корпуса входила 1-я Донская казачья дивизия. Хотя массовые бесчинства казаков в отношении евреев проявились задолго до описываемых событий[28], после объявления 30 апреля составу дивизии «до последнего рядового» приведенного сообщения, казаки получили дополнительный стимул продолжить бесчинства, чем они немедленно воспользовались, наткнувшись на евреев-беженцев Куж.
По сообщению тех же очевидцев, в четверг 30 апреля после обеда к дому лесника Брацеса прибыл казачий разъезд. Увидев большую толпу, казаки отобрали из них всех евреев из местечка Кужы, избили их нагайками, причем особенно пострадали сапожник Нохум Каплан, который был окровавлен, и Шмуель-Лейб Каплан (его дочь была обесчещена на глазах мальчика-сапожника Хаима Закса). Евреи подверглись обыску, причем от зятя Шмуеля Каплана Ицыка Левитаса были отобраны 220 рублей при заявлении: «Это ты приготовил для немцев». Об этом Левитас заявил офицеру, но безрезультатно.
Арестованных евреев казаки, продолжая избивать по дороге, повели в имение Сексты (возле Куршан) к казацкому полковнику, который принял их очень сурово, все время кричал на них: «Вы, жиды, предали Россию!», и потом, пригрозив и обругав, велел их отпустить, запретив останавливаться на ночлег ближе шести верст от имения. Поэтому им пришлось самим пробираться с детьми по малознакомой местности, рискуя ежеминутно встретиться с новым разъездом, быть снова избитыми и арестованными.
С большими трудностями они добрались пешком до Шакинова, там раздобыли крестьянские подводы, на которых доехали до Жагор, и только собрались там несколько отдохнуть, прийти в себя от всего пережитого, как появился приказ о выселении всех евреев из м. Жагоры в течение 24 часов. Поголовное выселение евреев из Жагор происходило 4 мая 1915 г.[29] (Д. 50 л. 428), следовательно, евреи-очевидцы прибыли туда в этот день.
Гирш Левин, по его словам:
«Скитался поблизости [Куж] в течение нескольких дней, надеялся вывезти имущество. Первые дни литовцы сообщили ему, что имущество в целости. Затем он узнал, что оно сгорело. В Грузди, 15 верст от Кужи, он очутился приблизительно через неделю. Оттуда выселен вместе с остальными евреями» (Д. 49 л. 447).
Его дочь Хася-Рива вместе с семьей, приютившей ее в Шавлях, когда из них 4 мая выселяли евреев, ушла в Ново-Александровск. Об этом Гирш Левин узнал уже много позже, находясь в В. (Д. 49 л. 447). Название этого пункта в архивном деле не раскрыто. Несомненно, тогда же из Шавлей был выселен и сын Нохума Кибарта Ицык.
Приказ о поголовном выселении евреев
Сохранились записи, что 3 мая 1915 г. приказ о поголовном выселении евреев был объявлен в городе Шавли[30] и местечках Ковенского уезда Велионы[31], Кейданы[32] и Кроки[33], а из м. Бальвержишки Мариампольского уезда Сувалкской губернии в этот день были выселены все евреи[34]. Поэтому несомненно, что сам приказ был составлен, подписан и размножен не позже 2 мая. Близость времени его издания и приведенного приказа командира корпуса от 30 апреля, содержавшего навет на евреев Куж, позволяет предполагать, что навет стал одним из главных доводов для обоснования приказа о выселении.
Ниже приказ о выселении цитируется по архивной копии с его экземпляра, направленного поневежскому исправнику не позже 4 мая 1915 г, так как в этот день полиция объявила, чтобы к 12 часам 5 мая все евреи выехали из города[35]. Ранее этот приказ цитировался нами по заметке «Выселение евреев» из петербургской газете «Речь»[36]. В приводимой ниже «Копии с копии» текст самого приказа совершенно идентичен приведенному в газете «Речь», но архивная копия заслуживает представления как содержащая делопроизводственные пометки:
Копия с копии
По военным обстоятельствам
Поневеж Исправнику
Вследствие распоряжения командующего армией подлежат поголовному выселению все евреи, проживающие к западу от линии Ковна, Янов, Вилькомир, Рогово, Поневеж, Посволь, Салаты, Бауск. Перечисленные пункты также входят в число местностей, из коих подлежат выселению евреи. В отношении евреев, проживающих в ныне занятых германскими войсками местностях, надлежит приводить в исполнение указанную меру немедленно вслед за очищением этих местностей от неприятельских войск и занятия их нашими войсками. Выселяемые евреи должны отправляться на жительство в один из следующих уездов: Бахмутский, Мариупольский и Славяносербский, Екатеринославской губернии, и Полтавский, Гадячский, Зеньковский, Кобелякский, Константиноградский, Лохвицкий, Лубенский, Миргородский, Роменский и Хорольский, Полтавской губернии. Предельным сроком выселения назначено 5 сего мая. После этого срока пребывание евреев к западу от указанной границы будет караться по законам военного времени, а чины полиции, не принявшие действенных мер к исполнению указанного распоряжения, будут устраняться от должности и предаваться суду. Давая знать об изложенном для исполнения, предлагаю об окончании поголовного выселения евреев за указанную границу вверенной вам местности донести мне к 12 часам ночи 5 мая. О ходе выселения из местностей, занятых ныне неприятелем, доносить по мере исполнения.
№ 582. Подлинная за надлежащими подписями.
С подлинным верно:
Полицейский Надзиратель 2 части
города Поневежа
Баранович[37]
В газете «Ковенские губернские ведомости» официальное сообщение о выселении евреев появилось только 9 мая:
ОБЪЯВЛЕНИЕ
от Ковенского Губернатора
Командующий Армией распорядился о поголовном выселении всех евреев, проживающих к западу от линий Рига, Бауск, Поневеж, Вилькомир, Ковна. Распоряжение это закончено исполнением 6 сего мая в местностях Ковенской губернии, не занятых неприятельскими войсками. Из местностей же, занятых германскими войсками, евреи будут выселяться вслед за очищением этих местностей от неприятельских войск.
Проживание евреев к западу от указанной границы — Рига, Бауск, Поневеж, Вилькомир, Ковна — включая и перечисленные пункты, будет караться по законам военного времени.
И. д. Ковенского Губернатора
Вице-Губернатор, Свиты ЕГО ВЕЛИЧЕСТВА
Камер-Юнкер В. фон-Штейн
7-го мая 1915 года
г. Поневеж[38].
Первые публикация навета в газетах
5 мая газета «Наш Вестник», издававшаяся при штабе главнокомандующего армиями Северо-Западного фронта опубликовала следующий текст:
Обзор боевых действий
В ночь на 28 апреля в м. Кужи (северо-западнее Шавлей) немцами произведено нападение на отдыхавшие части одного из наших пехотных полков, причем случай этот обнаружил возмутительное предательское поведение некоторой части местного населения к нашим войскам, особенно со стороны евреев. До прихода наших частей в это местечко, во многих его подвалах евреи спрятали немецких солдат и, по сигнальному выстрелу, подожгли Кужи со всех сторон. Немцы, выскочив из подвалов, бросились к дому командира нашего пехотного полка, и одновременно два их батальона, поддержанные конницей, обрушились на наши сторожевые заставы, расположенные вне этого местечка, и ворвались в последнее. Дом, в котором помещался командир полка, вскоре начал разрушаться от огня, и полковник Вавилов, приказав сжечь знамя, не пожелал сдаться немцам и был убит. Подошедшие наши подкрепления выбили штыками немцев из Кужи и спасли остатки сгоревшего знамени.
Всех местных жителей, прикосновенных к этому возмутительному делу, приказано немедленно предать военно-полевому суду за измену отечеству и предательские действия против нашей армии, а более влиятельные жители будут высланы в Сибирь.
Этот прискорбный случай еще раз подтверждает основное требование полевой службы — необходимость внимательного отношения к делу охранения, особенно крупных местных пунктов из числа бывших в руках противника и населенных в большинстве случаев евреями[39].
Сопоставление этого текста с приведенным выше сообщением всем частям армии от 30 апреля 1915 г. показывает, что текст заметно переработан: исключено название полка и ряд подробностей, упомянуты местные жители вообще, хотя основной негатив сосредоточен на евреях не только Куж, но и расширительно — на евреях «крупных местных пунктов из числа бывших в руках противника».
Назавтра, то есть 6 мая, эта публикация было перепечатана с мелкими чисто редакционными изменениями в «Правительственном Вестнике»:
В ночь на 28-е апреля в. Кужи (северо-западнее Шавлей) немцами произведено нападение на отдыхавшие части одного из наших пехотных полков. Случай этот обнаружил возмутительное предательское поведение некоторой части местного населения по отношению к нашим войскам, особенно со стороны евреев. До прихода наших частей в это местечко, во многих его подвалах евреи спрятали немцев и по выстрелу подожгли Кужи со всех сторон. Немцы, выскочив из подвалов, бросились к дому командира нашего пехотного полка. Одновременно два их батальона, поддержанные конницей, обрушились на наши сторожевые заставы, расположенные вне этого местечка, и ворвались в последнее. Дом, в котором помещался командир полка, вскоре начал разрушаться от огня Полковник Вавилов приказал сжечь знамя, не пожелал сдаться немцам и был убит. Подошедшие наши подкрепления выбили штыками немцев из Кужи и спасли остатки обгоревшего знамени. Всех местных жителей, прикосновенных к этому возмутительному делу, приказано немедленно предать военно-полевому суду за измену Отечеству и предательские действия против нашей армии. Более влиятельные жители будут высланы в Сибирь. Этот прискорбный случай еще раз подтверждает основное требование полевой службы: необходимость внимательного отношения к делу охранения, особенно крупных местных пунктов из числа бывших в руках противника и населенных в большинстве случаев евреями[40].
Публикация в правительственном издании придала этому сообщению официальный характер.
Сообщение это, переданное по Телеграфу Петроградским Телеграфным Агентством, получило самое широкое распространение. Будучи напечатано в ряде официальных органов, оно было расклеено на улицах столицы и других городов[41]. Некоторые редакции газет, не пожелавших воспроизвести его, вынуждены были это сделать по настоянию военных властей. <…> Сообщение это естественно вызвало большое возбуждение во всех слоях населения. (Д. 50 л. 468).
Евреи Кужи с 4 мая по 6 мая
По тому же рассказу очевидцев, после выселения 4 мая из Жагор, они вместе со всей массой тамошних выселенцев
«добрались до Митавы, откуда на пароходе „Коммерсант“, в среду 6-го мая прибыли в Ригу.
Здесь к великому их ужасу и удивлению, они из газет узнали об очередной клевете, распространенной на сей раз о них, евреях из Куж, и через них на все русское еврейство, о заведомой, наглой, бесцеремонной лжи, сообщенной неведомым злостным клеветником будто в подвалах евреи спрятали немцев. Волосы дыбом встали у этих несчастных, глаза беспомощно и дико блуждали и уста шептали: „за что…“». (Д. 50 л. 291).
Учитывая повсеместную рассылку навета, не удивительно, что в Риге его можно было свободно прочесть. Известно также, что «местная губернская администрация требовала перепечатки этого лживого сообщения в провинциальных изданиях, грозя административными взысканиями редакторам за отказ в напечатании (Минск, Самара, Ростов)»[42].
Широкая публикация навета позволяла валить на евреев вину за военные поражения русской армии, хорошо ложилась на удобренную почву государственного и бытового антисемитизма, обосновывала практику массового выселения евреев из районов, подведомственных военным властям, давала яркий материал для антисемитских изданий.
Например, по сообщению варшавской газеты «Два Гроша» от 19 мая 1915 г. в Ташкенте 7 мая было расклеено объявление, отпечатанное в тамошней типографии О. А. Парцева:
9-го с. м. в военном соборе будет отслужено заупокойное молебствие по командиру полка, убитого 28 апреля в Куже и тех, кто бился вместе с ним и пали благодаря измене еврейского населения.
Долг православных христиан — сообща молиться за упокой души бойцов, положивших живот свой на поле брани за честь и славу Царя и Отечества[43].
На еврейское население России публикация навета в «Правительственном Вестнике» произвела ошеломляющее впечатление, и евреи сразу усомнились в ее правдивости.
Я. Г. Фрумкин, член Политического бюро при евреях депутатах 4- ой Государственной Думы, по поводу обвинения евреев в предательстве писал:
Едва ли не в первом авторитетном опровержении этого обвинения мне случайно пришлось принять активное участие. Приехавший из Шавель вскоре после начала войны из-за занятия Шавель немцами, доктор Датновский сообщил мне, что в Петербург вскоре после объявления о Кужах приехал Шавельский уездный предводитель дворянства Быстрицкий, и что он негодует по поводу объявления о предательстве в Кужах, хорошо ему знакомых. По моей просьбе доктор Датновский устроил свидание Быстрицкого с О. О. Грузенбергом и мною. Г. Быстрицкий рассказал нам, что он хорошо знает каждый дом в Кужах и что в очень немногих из них имеются погреба, которые притом пригодны только для хранения картофеля. Их трудно назвать подвалами и спрятать в них нельзя и десятка человек. К тому же, по его заявлению, большинство домов принадлежит литовцам и лишь не более двух — евреям. По мнению Быстрицкого, было очевидно, что начальник занявшего Кужи отряда, вытеснившего оттуда немцев, не позаботился на ночь принять меры предосторожности. Отряд и был схвачен немцами врасплох, почему и была придумана версия о еврейском предательстве, впоследствии объявленная Главным Командованием во всеобщее сведение. По нашей просьбе Быстрицкий все им изложенное подтвердил в письме в редакцию, напечатанном в газете „Речь“.
Лживость Кужского навета была затем с несомненностью установлена поехавшим, по просьбе Политического Бюро, в Ковенскую губернию после состоявшегося оттуда выселения евреев, членом 4-ой Государственной Думы А. Ф. Керенским. То же было установлено и расследованием, произведенным гражданскими властями. Но в результате якобы имевшего место предательства в Кужах уже было произведено сплошное, без всяких исключений, выселение евреев из значительных частей Ковенской (5 мая) и из Курляндской губерний (27–28 апреля)[44].
А. Ф. Керенский, прошедший в 4-ю Государственную Думу от Саратовской губернии, в то время периодически наезжал в Поволжье[45]. Находясь в Самаре, он впервые познакомился с наветом на евреев местечка Кужы. Он поехал в Ковенскую губернию, побывал в Кужах 18 мая 1915 г. (Д. 50 л. 384), подробно рассказал об увиденном там и опроверг навет:
Вот, положим, случай с Кужами. Ведь правительственное сообщение в начале говорит, что в «Кужах местное население — в особенности евреи», но все-таки и местное население, так как признавалось, что они тоже участвовали в этом. А затем через несколько строк говорится «таким образом евреи спрятали в подвалах такое-то количество немецких солдат и затем их выпустили» — уже остальное население исчезает и подносится действительно легенда <…>. И меня удивило, когда я был в Кужах лично и говорил с местными людьми, оставшимися из всего населения Кужей, — я не был в Кужах до их разгрома, но там видно было не менее 150–200 жителей, и из всех остались одни старухи, потому что все мужчины взяты были под арест по обвинению в этом самом преступлении, а все женщины и дети разбежались, как во времена Тамерлана разбегались от нашествия варваров, потому что это местечко было обречено на полное уничтожение в возмездие за совершенный акт вероломства. Там на 40 дворов два двора еврейских, а все остальные литовские. Я лично обследовал все это местечко, лазил в каждую яму и мы насчитали с моими спутниками 5 подвалов, из которых два падают на евреев, а три подвала на литовцев, да притом еще из этих двух один такой, в котором можно действительно может быть шесть человек на два часа посадить — это три шага на шесть, даже не подвал, а каменный погреб, где держался лед и хранились небольшие запасы, 3 на 6, вы представляете себе. Вышиной ниже среднего человеческого роста, небольшой погреб, и таких пять погребов, а правительственное сообщение пишет, что местное население, в особенности евреи, задумали вероломный поступок, а затем говорится дальше «что евреи посадили в погреб отряд немцев до прихода русских, а затем их выпустили». Это физически вещь невозможная ни для евреев, ни для литовцев. И эта история в Кужах известна. Известно, что как раз и литовцы, и особенно евреи полковника предупреждали: «имейте в виду, немцы недалеко». А им сказали, что вы ничего не понимаете. Там стоял полковой командир с казаками, с охраной. Но они ничего не делали, они отдыхали, и когда попались, то создали эту легенду, сначала вообще, а потом вывернулись и дальше, и сказали, что это евреи. А ведь это сообщение было сделано в правительственных особых объявлениях, разослано по всей России, по всем городам. Я его в первый раз прочитал будучи в Самаре. Это некоторое впечатление произвело, потому что говорят — позвольте, вы же пределов не знаете, ведь факты, ведь пишут подробно. Я говорю, ведь знаю, что когда идет политическое дело, то надо каждый документ смотреть на свет, не подложный ли он, и вероятно из десяти один подложный. И здесь тоже надо все самому видеть, все осмотреть, чтобы убедиться, факт это или нет. И я поехал с твердым убеждением, что это ложь, и действительно так и было. Нужно из пяти погребов, которые мы насчитали, два совершенно сбросить со счета, потому что это скорее ямы, в которые картофель насыпали, там ничего не может быть. Остается три двухсаженных пространства. Какой отряд немцев туда можно посадить, да еще заранее, когда там русский отряд был не два часа, а делал дневку, значит солдаты везде ходили, во все погреба лазили, потому что реквизировали провизию. Где же эти немцы, которые оказались в таком количестве, что сумели переколоть чуть не целый русский полк. Очевидно, что это действительно легенда и клевета[46].
Полную лживость сообщения о евреях в Кужи члены Государственной Думы А. Ф. Керенский, Н. М. Фридман и Н. С. Чхеидзе подтвердили на заседании 19–20 июля 1915 г.
Из выступления А. Ф. Керенского:
Я заявляю с этой кафедры, что лично я поехал проверить возведенное обвинение, будто еврейское население местечка Куже совершило вероломное нападение на русские войска, и я должен повторить, что это только гнусная клевета. Такого случая не было и, по местным условиям, быть не могло[47].
Из выступления Н. С. Чхеидзе:
Правительство не может не знать, что из 40 домов в Кужах всего три еврейских дома, что в нем всего жило 6 еврейских семейств, которых к тому же к моменту, описываемому в сообщении «Правительственного Вестника», в Кужах уже не было, так как они до этого покинули местечко из страха перед нашествием неприятеля, что среди арестованных по подозрению в наведении немцев в Кужи не было ни одного еврея, а были только литовцы, что все арестованные были выпущены за совершенной недоказанностью обвинения…[48]
Из выступления Н. М. Фридмана:
Расклеивалось объявление по всем городам Российской Империи, что в деревне Куже, благодаря предательству евреев и местного литовского населения, пострадал наш отряд. Господа, мы обследовали это дело. Там был член Государственной Думы Керенский на месте, и я производил также обследование, и оказалось, что там ничего подобного не было. Оказалось, что там не было таких погребов, где можно было бы укрывать немецких солдат. Там был всего один еврейский погреб, длиной в 4 аршина и шириной в 3 аршина[49], ниже человеческого роста, и оказалось, что все неудачи последовали 28 апреля, в то время как евреи ушли оттуда 27 апреля. Они ушли с разрешения военного начальства, с разрешения офицеров, они были отпущены, чего, конечно, не было бы, если бы они были виноваты в чем-нибудь. Нам известно, что сведения об этом имеются также в распоряжении министра внутренних дел и, тем не менее, эта клевета до сих пор не опровергнута[50].
Несмотря на доказанную лживость публикации «Правительственного Вестника», ее опровержения в нем сделано не было.
Полковые документы о бое в Кужах с германцами
Ранее в распоряжении лиц, опровергавших навет на евреев м. Кужы, были лишь материалы, приведенные выше. Автору, благодаря бесценной помощи московского историка, к. и. н. М. Ю. Катин-Ярцева, стало известно содержание двух документов, составленных непосредственно в 151-м пехотном Пятигорском полку, описывающих бой с германцами в Кужах в конце апреля 1915 г. Документы обнаружены в фонде полка в Российском государственном военно-историческом архиве (РГВИА). Это — выписка из журнала военных действий полка и копия рапорта полкового адъютанта командиру полка. Подлинники журнала и рапорта пока не обнаружены. Возможно, они были изъяты из полка еще в 1915 г. при расследовании происшествия со знаменем.
Документы ниже цитируются в современной грамматике, кроме пунктуации и заглавных букв, и с расшифровкой нескольких сокращенных слов.
26/IV. […] м. Куже, куда полк прибыл в 10 ½ ч. вечера. Сторожевое охранение должен был выставить 3 бат. на лин[ии] Д[еревни] Швендрис, который и продвинулся до ж. д., где приостановился для распределения участков ротам.
Около 11 ½ ч. вечера с Ю.-востока раздались с маленькими промежутками 4 артиллерийских выстрела. Снаряды упали вблизи м. Куже, не причинив никому вреда. Затем все стихло.
27/IV. Приблизительно в 1 ч. ночи раздались ружейные выстрелы недалеко от Куже. Пуля пробила дом, где помещался штаб полка и знамя. Через несколько секунд послышались крики немцев “halt” и дом штаба полка (школа) был со всех сторон окружен немцами и зажжен. Одновременно с этим зажжены были и другие дома около 10 шт. сразу. Поднялась суматоха и стрельба. Так как Штаб полка был окружен все время немцами и горел, оставалось одно: или попасть в плен, или сгореть, то к[оманди]р полка полковник Вавилов приказал полковому адъютанту подпоручику Паулю сжечь знамя, отняв лишь скобу и копье, что и сделал адъютант в присутствии подполков. Дапкиева, поруч[ика] Носаченко[51] и знаменщика подп[о]р[учика] Пясковского. Остальное же было сожжено. К-р же полка думал спастись через окна, но лишь вылез и сделал несколько шагов, как был убит в голову и спину в 10 шагах от дома. Тем временем роты постепенно приведены в порядок и повели наступление на немцев, которые вскоре были прогнаны из Кужи, оставив 25 трупов, в том числе 2 офицера. С нашей стороны потери были: к-р полка полковник Вавилов и к-р 14 р[оты] подпоручик Бойко убиты, к-р 3 роты поручик Дигмелов ранен. Н[ижние] ч[ины]: 17 убитых, 35 раненых и 181 попавших в плен. Убито было много лошадей, т. к. там же был обоз 1 разр[яда]. И погорело много повозок, кухня команды связи, повозки офицерского собрания, несколько н/ч, предварительно убитых или тяжело раненых. Когда Кужа была очищена от пр[отивни]ка, то полк по приказанию командующего полком подп[олковника] Дапкиева стал собираться в д[еревне] Радвичи, где к 6 утра и собрался.
[27/IV] 2 бат. Подошел к Кужи лишь в 9 вечера и с разрешения Штаба дивизии ночевал там. От Рижского побережья 2 бат. догонял полк пешком. 1-ый бат. был расположен в районе станции Омелье, тоже на случай обхода. […][52].
Копия
Секретно. Спешно.
Командиру 151 Пятигорского полка
Полковой адъютант
151 пех. Пятигорского полка
№ 1
Г. Митава
Рапорт
2 мая препроводить
генер.-майору Фуфаевскому.
Подполк. Никитин[53]
Доношу, что в ночь с 26 на 27 сего апреля полк был внезапно атакован германцами в м. Кужи, Ковенской губ., причем пр[отивни]к, видимо осведомленный, в первые минуты окружил дом, где остановился ком[анди]р полка полковник Вавилов со знаменем и офицерами штаба полка и командиром 1 батальона подполковником Дапкиевым.
Я с знаменщиком, подпрапорщиком Пясковским бросились к знамени, но вынести его уже было нельзя, немедленно после окружения германцы подожгли дом и начали стрелять в стены и ставни окон, караул и вестовые были поставлены у обоих выходов. Вскоре немцы стали ломать двери, но на некоторое время перестали, после нескольких выстрелов наших вестовых или караула через закрытые двери. Знаменщик просил к-ра полка сжечь знамя, но полковник Вавилов разрешения не дал. Дом разгорелся очень быстро, ставни на окнах сгорели, и германцы стреляли в окна; при этом был ранен один нижний чин. Знаменщик обратился к командиру полка вторично с просьбой дать разрешение уничтожить знамя, но командир полка надеясь, что наши роты успеют на помощь, разрешения не дал. Когда же обрушился потолок во второй комнате, командир полка приказал знаменщику передать мне, чтобы я сжег знамя, огонь пробивался через окна и один угол комнаты и потолок начали гореть. На кухне топилась русская печь. Я снял чехлы, знаменщик снял скобу и сначала спрятали ее в голенище сапога под подклейку, но после по моему приказанию переложил в фуражку между подклейкой и тульей; после этого он оторвал полотнище от древка и передал мне и я стал жечь я в печи [так! — прим К.-Я.], древко с копьем сжечь не успел, т.к. обрушился потолок и в этой комнате и древко стояло около печи, было засыпано кирпичами, комната была вся в огне. Подполковник Дапкиев, поручик Носаченко и я выскочили на крыльцо, германцы находились от дома шагах в 100 — одна цепь слева, а вторая впереди нас. Мы перебежали к сарайчику в 40–50 метрах от дома в сторону второй германской цепи в это время сзади раздались крики «ура» наших рот и мимо нас сперва побежали германцы, а вслед за ними цепи наших рот. Роты выбили противника, уже дошедшего до середины деревни, на место кладбища и мельницы и погнали до шоссе и ж. дороги, а после вдоль шоссе.
Как только начали гнать германцев я пошел к развалинам дома надеясь найти копье, но огонь не давал возможности сделать это.
На следующее утро, когда наш полк был направлен для занятия линии ж. д., я ещё раз искал копье и нашел его вместе с обгорелым куском древка под грудой кирпичей; древко было прожжено в некоторых местах. Посланные затем разведчики нашли Георгиевский крест к знамени и расплавленный наконечник к древку.
Свидетелями при этом были, кроме названных выше офицеров и знаменщика, рядовой Валимухамет Демухаметов, состоящий при мне денщиком, и другие н[ижние] ч[ины], которых я предупредил, что их могут (предупредить) опросить сожжено ли знамя и просил смотреть.
Остатки знамени были переданы ком[андую]щим полком подполковником Дапкиевым ком[анди]ру 38 артиллерийской бригады Ген.-М. Фуфаевскому, который прибыл в м. Кужи для производства дознания 27 апреля.
Ген.-М. Фуфаевский отвез их в Штаб дивизии.
Подпоручик Пауль
На обороте второго листа рапорта надпись:
адрес
Секретно.
Командиру 38 Артиллерийской бригады Генерал-майору Фуфаевскому.
Верно: Вр.и.д. Полкового Адъютанта
Поручик
2 мая 1915 г. № 152[54]
Приведенные документы не во всем совпадают с давно известными, но для темы статьи важно, что евреи в этих документах не упоминаются. Документы показывают, что навет был сочинен вовсе не в 151 пехотном Пятигорском полку, а, скорее всего, в Главном Командовании, разославшем сообщение, содержащее этот навет, по всем частям армии для пропагандистского обоснования поголовного выселения евреев из Курляндской и значительной части Ковенской губернии.
Примечания
[1] Сообщение о Кужах // Российский государственный исторический архив (далее РГИА). Фонд 1547. Консультация присяжных поверенных по оказанию юридической помощи неимущим евреям г. Петербурга 1901—1917. Оп. 1. Д. 50. О ходе военных действий, еврейских погромах, о смертной казни жителей Гродненской и др. губерний, Кирзмана, Беркмана и др., обвиненных в шпионаже и выселении евреев из прифронтовой черты. 1915 г. Л. 468. На документе помета чернилами: «Поступило 10/V–1915».
[2] Анатолий Хаеш. В прифронтовой Литве 1915 года. Рассказы евреев-очевидцев // Альманах «Еврейская Старина» № 10 от 10.09.2003;Анатолий Хаеш. В прифронтовой Литве 1915 года. Рассказы евреев-очевидцев. Публикация вторая // Альманах «Еврейская старина» № 22 от 10.10.2004; Анатолий Хаеш. Выселение евреев из Литвы весной 1915 года (На примере местечка Жеймели) // Альманах «Еврейская старина» № 12 от 19.12.2003.
http://berkovich-zametki.com/AStarina/Nomer10/Haesh1.htm
http://berkovich-zametki.com/AStarina/Nomer22/Haesh1.htm
http://berkovich-zametki.com/AStarina/Nomer12/Chaesh1.htm
Дата обращения 1.03.2019.
[3] Шамбаров В. Е. Последняя битва императоров. Параллельная история Первой мировой. — М.: Алгоритм, 2013. — С. 293.
[4] Написание варьирует: Кужи, Куже, Кужа. В цитатах воспроизводится написание источников.
[5] Местечко Кужи // РГИА. Ф. 1547. Оп. 1. Д. 49 О погромах, выселении евреев из прифронтовых районов и положении еврейского населения в Курляндской, Виленской, Ковенской, Варшавской и др. губерниях. 1915 г. Л. 446. На документе помета чернилами: «Поступило 14/VIII 1915».
Верста — русская мера длины, равная 1,06 км.
[6] Кужи // Д. 50. Л. 262. На документе помета чернилами: «Поступило 9/V 915 г.». Повторные ссылки на один и тот же документ фонда 1547. Оп. 1. помещаются в тексте статьи.
[7] Кужи // Д. 50. Л. 384. На документе помета чернилами: «Поступило 26/V 915 г.».
[8] Все еврейское население м. Кужи // Д. 49. Л. 448.
[9] (Из сообщений очевидцев) // Д. 50. Л. 287. На документе пометы чернилами: «Поступило 14/V 1915» и «Кужи».
[10] Шмильтен — домовладелец в полуверсте от Куж, владелец лесной конторы. Семья его состояла из 4 человек, включая сына и невестку. (Д. 49 л. 446).
[11] Анализ сообщения целиком, а именно: подробное описании событий в доме Кибарта после ухода из местечка германцев, с вечера 26 по утро 27 апреля, последующего движения евреев от Куж до Риги, перечисление имен евреев, избитых казаками в доме лесника Брацеса, одновременное пребывание Нохума Кибарта и Нохума Каплана в Риге, где производился опрос очевидцев, позволяет утверждать, что они (Нохум Кибарт и Нохум Каплан) или члены их семей и были этими очевидцами.
[12] В источнике «Рингово».
[13] Приложение 3 к документу «Проект протеста Московских евреев» // Д. 50. Л. 48.
[14] Поскольку солдат не видел, сколько людей находится в яме, можно предполагать, что она была крытая, то есть ямой Левин назвал некоторое подобие землянки.
[15] Кунак — у кавказских горцев: друг, приятель. (Ожегов С. И. Словарь русского языка. М., 1952. С. 274).
[16] Обоз 1-го разряда — повозок 40, лошадей в запряжке 71, запасных 7.
http://www.oboznik.ru/?p=33860 Дата обращения 10.10.2018.
[17] Выселки — поселки, новоселки, по(за)селение из ближних выходцев, отделившихся и занявших пустошь или заполье (Даль Владимир. Толковый словарь живого великорусского языка. В 4 т. — М.: Рус. яз. 1999. Т. 1: А — З. С. 312—313).
[18] Скоба — элемент, крепящийся на древке ниже полотнища. Это металлическое кольцо или пластина, на котором традиционно гравируют памятные надписи (в Вооруженных силах России — краткую биографию воинской части)
[19] Грешнер С. Полковые знамена // Суворовцы. Сборник № 15. Издание Объединения б. кадет Суворовского кадетского корпуса. Апрель 1964 г. Париж. С. 8—9.
https://archive.org/stream/suvorovtsyserial00obed/suvorovtsyserial00obed_djvu.txt
Дата обращения 2.11.2018.
[20] Проект протеста Московских евреев // Д. 50 л. 32.
[21] Архив русской революции, изданный И. В. Гессеном: [В 22 т.]. — [Репринт. изд.]. — М.: Терра, 1993. 10; [Т.] 19–20. 1993. [2], 322 с. На тит. л. ориг. изд.: Берлин, 1928. С. 255.
[22] На копиях номер корпуса не указан.
[23] Так в источнике.
[24] В сообщении, опубликованном позже в газете «Наш Вестник» № 15 от 5 мая 1915 г., названа подлинная фамилия полковника — Вавилов. Это Василий Григорьевич Вавилов (1857–1915), командир 151‑го пехотного Пятигорского полка с 1 апреля 1911 г. В газете «Русское Слово» от 6 мая 1915 г. в числе убитых первым назван «Полк. Вавилов Василий Григорьевич». http://russkoeslovo.com/06-05-1915/ Дата обращения 28.10.2018.
[25] В опубликованном тексте — «на разъезде».
[26] https://ru.wikipedia.org/wiki/Апухтин,_Александр_Николаевич#Биография
Дата обращения 27.10.2018.
[27] Шавли // Д. 49. Л. 17. На документе помета чернилами: «Поступило 29/VI 1915».
[28] Анатолий Хаеш. В прифронтовой Литве 1914 г. «Еврейская старина» № 1(96) 2018 г. http://s.berkovich-zametki.com/2018-snomer1-chaesh/ Дата обращения 18.09.2018.
[29] М. Жагоры (Шавельского уезда) // Д. 49. Л. 17. На документе помета чернилами: «Поступило 2/VI 915 г.».
[30] Г. Шавли // Д. 50. Л. 408 об. На документе помета чернилами:
«Поступило 25/V 915 г.».
[31] Велионы (Ковенского уезда) // Д. 50. Л. 400. На документе помета чернилами: «Поступило 26/V 915 г.».
[32] М. Кейданы (Ков. губ.) // Д. 50. Л. 433 об.
[33] М-ко Кроки (Ковенской губ. и уезда) // Д. 50. Л. 439. На документе помета чернилами: «Поступило 2/VI 915 г.».
[34] Докладная записка духовного раввина местечка Бальвержишки Сувалкской губ. Боруха Бодгроса // Д. 50. Л. 543.
На документе помета чернилами: «Поступило 26/V 915 г.».
[35] Поневеж // Д. 50. Л. 386 об.
На документе помета чернилами: «Поступило 26/V 915 г.».
[36] Речь. 1915. 10 мая.
[37] Приложение 4 к документу «Проект протеста Московских евреев» // Д. 50. Л. 49.
[38] Ковенские губернские ведомости, 9 мая 1915 г. № 29. Часть официальная
[39] Наш Вестник. 1915 г. № 15.
[40] Правительственный Вестник № 100 от 6-го мая 1915 г. С. 9.
[41] См., например, «Обзор Нашего Вестника» в листовке «Телеграфные известия о войне (Петроградского телеграфного агентства)» от 6 мая 1915 г. № 239, отпечатанной в г. Муроме.
[42] РГИА. Ф. 1278. Государственная Дума I (1906 г.), II (1907 г.), III (1907—1912 гг.), IV (1912—1917 гг.) созывов. Оп. 5. Д. 1019. Заявление № 170 о запросе председателю Совета Министров и министру внутренних дел по поводу незакономерных действий властей по отношению к еврейскому населению, проживающему в районе театра военных действий (Внесен за подписью 31 члена Гос. Думы 20 июля 1915 г.). Л. 4 об.
[43] Газета «Два Гроша» 19.5.15. О Кужах. Письмо из Ташкента // Д. 49. Л. 449. На документе помета чернилами: «Поступило 18/VII 1915 г.».
[44] Фрумкин Я. Г. Из истории русского еврейства (воспоминания, материалы, документы) // Книга о русском еврействе: от 1860-х годов до революции 1917 г. — Иерусалим: «Гешарим»; М.: РПО «Мосты культуры»; Мн.: ООО «МЕТ»; 2002. — (Памятники еврейской исторической мысли). С. 95–96.
[45] Кузнецов В. Н. А. Ф. Керенский в Поволжье в 1912—1916 гг. // Вопросы истории. № 3, 2007. С. 143–146.
[46] [Выступление А. Ф. Керенского] // РГИА. Ф. 1547. Оп. 1. Д. 50. Л. 15–17.
[47] Государственная Дума. Четвертый созыв. Стенографические отчеты. 1915 г. Сессия четвертая. Петроград, 1915. С. 110.
[48] Там же. С. 440. Николай Семенович Чхеидзе — член Государственной Думы от Тифлисской губернии.
[49] 1 аршин равен примерно 70 см.
[50] Государственная Дума. Четвертый созыв. Стенографические отчеты. 1915 г. Сессия четвертая. Петроград, 1915. С. 171–172. Нафталь Маркович Фридман — член Государственной Думы от Ковенской губернии.
[51] Первая буква неразборчива, возможно Косаченко — К.-Я.
[52] Выписка из журнала военных действий 151-го пехотного Пятигорского полка с 1-го апреля по 4 мая 1915 года // РГВИА. Ф. 2765 151 Пятигорский пехотный полк. Оп. 2. Д. 74. Журнал военных действий полка. 1 апреля – 4 мая 1915 г. Л. 3–5 об.
[53] Эта резолюция написана синим карандашом (сам документ написан светло-коричневыми чернилами) — К.-Я.
[54] [Рапорт полкового адъютанта командиру полка] // РГВИА. Ф. 2765. Оп. 2. Д. 306. Документы Пятигорского полка за 1914—1915 гг. Л. 101–102 об. Дело не озаглавлено. — К.-Я.
Оригинал: http://s.berkovich-zametki.com/y2019/nomer1/chaesh/
