***
Вся такая внезапная
как неожиданный камнепад
из-под копыта скрытного
муфлона
Вдруг неожиданно проступаешь
сквозь штриховку ночи
Так бывает когда долго смотришь
на абстракцию
и отключив сознание
дышишь только сердцем
Ты ли это
ерошишь сейчас мои волосы
или просто
персонификация самой ночи?
И исчезаешь
также внезапно
как появилась
***
Душа моя, прошу, купи мне груш,
дешёвеньких, копеечных, зелёных…
От пузырьков шампанских неуклюж
сквозь первый день идёт непокорённый
борец за право снега на январь,
за право звёзд цепляться за карнизы.
А горы дыбят город, как и встарь,
с себя снимают вечные эскизы
и в рамку помещают. Так иди ж
путём, предтечею твоим открытым,
ловя мгновенья, словно капли с крыш
творца; не замечая странной свиты,
которая не знает суеты,
но и покоя тоже не имеет
и копит виртуальные листы.
Они со временем от холода желтеют,
сказать верней, от гнёта мысле-дней,
от мирных окон, темноте несущих
не озаренье, но просветы, чтоб на дне
неоседаемо блуждали души,
чтоб находили верный переход
сквозь перекрёстки и не спотыкались
о скользкие бордюры тех забот,
которые похожи на скрижали.
Сквозь первый день, сквозь первый вечер, луж
не замечая ледяную плёнку…
Душа моя, прошу, купи мне груш,
дешёвеньких, копеечных, зелёных…
***
Восковые ягоды тиса –
остывающий, тихий огонь,
чуть посыпанный пеплом. Реприза
продолжается. Выдана бронь
на неделю – от зимней вербовки,
от участья в манёврах дождей
и туманов. Твоя перековка
продолжается, на воде
выводя прописные уставы,
обязательства и права,
но понять где «лево», где «право»
невозможно по тем словам.
Не постичь их превратность, причуду
и какой из слоёв надеть,
чтоб спастись от судьбы-простуды
и с листвою жёлтой сгореть.
В этом пламени постараться
уловить перекрестье дат,
что свершились с тобой семнадцать
и четыре года назад:
шок от радости, шок от горя
перекручены навсегда,
как две медные нитки, которые –
сердцевиной твоим проводам.
Восковые ягоды тиса –
белым пеплом покрытый огонь –
угольком на книжной странице
прожигает мою ладонь.
***
Перу, упавшему на землю,
не оказаться среди туч.
Отдав ему своё везенье,
увидишь камень Бел-горюч.
Трамвайное глотая зелье
и выдыхая эстрагон,
быть может, обретёшь веселье
и сбережёшь свой шаткий трон.
И остаётся только верность
хранить – иллюзиям своим
и ждать под статуей примерной,
чей профиль непоколебим,
когда же смелет этот жернов
свою покорную муку,
чтобы отдать, как подношенье,
как контрибуцию врагу.
Ты видел множество крушений
и ко всему давно готов –
к паденью или к возвышенью
на холм меж статуй и крестов,
и стаю птиц своей приемля,
храни упругость и размах –
перу, упавшему на землю,
не очутиться в небесах.
***
Мне некуда больше спешить –
живу от длинноты к длинноте,
слегка потирая ушиб,
полученный на повороте.
Душевная плавность длиннот
и ёмкость божественных пауз,
возьмите меня в оборот
и ждите, когда я раскаюсь,
распутаю Шуберта шифр
в автобусных стёкол скольженьи
по улицам темным – дрожит
на них глубина отраженья.
Улиток ночные следы
блестят на остывшем бетоне.
Скажи же мне, правду скажи –
какие лады-нелады
ползут по раскрытой ладони,
ведь незачем больше спешить
и гнать лошадей в неизвестность,
и втискивать в жёсткий ранжир
ручную, уютную вечность.
***
Горящий циферблат ворот вокзальных –
ночное солнце – путеводная звезда –
своими стрелками тьмы уголков касаясь,
стремится опоздавшим передать
плоть времени и кровь опознаванья –
вино и хлеб – и чуть тревожный пульс
рожденья, воскресенья, расставанья,
ещё не перекрашенных под культ.
А до рассвета – бесконечно долго.
Восток опять Средневековьем начинён,
с охотою на ведьм, с кострами кривотолков
и междометий, и заплатами знамён
крестовых авантюр помазанников божьих…
Над площадью горящий циферблат –
призывом гербовым
к дороге сверхвозможной
к движению куда-то, наугад.
***
Над Пештом – солнце. В Буде – тучи,
и – ополченье арматур.
Инструкциями их обучен
бульдозер рвётся в новый штурм
того, что ранее носило
именование Москвы;
и маков красное усилье
их не спасает головы.
…и Небо хочется обнять мне,
прильнуть к Нему, ласкать Его,
стать латкой на лоскутном платье,
стать незаметным тайным швом…
Проплешины крутых усадеб –
на дикой зелени холмов.
Им тропку тучам указать бы,
но в лексиконе мало слов.
Как часовые у калиток –
кусты с глазами Гюль-бабы,
со сладким запахом молитвы
и верой в ножницы судьбы.
***
Я вижу Тебя
Ты – это желтоватое тающее облачко листьев
на самой верхушке зимней кроны
окружённое силками веток
через которые трудно протиснуться
даже взгляду
Твоя благодать –
сегодняшние солнечные пелёнки
и ярко синее одеяльце
кутающие
этот мир:
эти отдавшие последнюю рубашку деревья
эти оседланные черепичными народцами холмы удачи
эти дома вечно подставляющие вторую щеку ветрам
эти чугунные бесконечные ограды
появившиеся намного раньше тех кого скрывают
и эту вечно блуждающую фигурку
которая вроде бы принадлежит мне
единственное что принадлежит мне сегодня
и одновременно не принадлежит
арендовано на неопределенное время
Я готов вернуть её Тебе в любой момент
Я жду этого момента
когда ты снова как сегодня
выжмешь словно прачка
всю вчерашнюю дождевую сырость
из моего сердца
которое неимоверно защемит от этого
и оно рассыплется
на красные резкие искры ягод
по колючим чёрным декоративным кустам
твоего парка
и уже навсегда
