● ● ● ● ●
Кабы знать, на каком дворе, на какой траве
Наломаешь дров, накидаешь бисер на ветер
Напиши оттуда, покуда пустой конверт
Уверяет: верь, белый свет - не бел и не светел,
Расскажи - навылет, навдох, чтобы только - быль,
Чтобы только ввысь, и несло по горам и весям
Остается ветер - степным, и дорожной - пыль,
И холодной - быль. И слова ничего не весят.
А слепой котенок барахтается в пыли,
И не знает, бедный, не знает, еще не знает,
Что грудная клетка по праздникам не болит,
Что встречать любовь надлежит непременно в мае,
Что совсем не важно уметь заметать следы
От беды, опасаясь в полночь ее накликать...
И тебя несет к берегам Золотой Орды
Кулундинской степью - слепой, беззакатной, дикой.
Кабы знать, на какой шесток, на какой Восток
Улетит листок, лепесток, возвратится к югу
И когда восторг сократится до пары строк,
Остаемся верить и жить. И писать друг другу
● ● ● ● ●
По зиме, по сумеркам, лица врозь
Продувает временем, всё, насквозь
А поманит дудочкой крысолов,
Обернешься - вот оно, рассвело
Крысолову просто: играй-веди
Задувает что-то внутри груди,
Задувает, гаснет, гудят ветра
Все такие славные, просто страх
Удержать - не держится, жжет ладонь
Если кто - по-честному да в огонь,
То ему не вынести медных труб.
Ты не стой - простудишься - на ветру
● ● ● ● ●
А вол был зол: ему мешали спать,
И пастухи - не здешние - шептались,
И небо цвета вороненой стали
Заглядывало с улицы опять
А вол устал. Он был уже в годах,
Ему бы прикорнуть - какая малость
А "что" и "Кто" - по-прежнему терялось
Под вечно ускользающим "когда".
У входа намечалась толчея;
Зажгли огонь, что, в общем-то, неплохо.
Какой был год? И чья была эпоха?
Тибериева? Ирода? Ничья...
И город был по-прежнему ничей,
И небо становилось ясным, ясным.
И вол дремал, и спал, и снились ясли
И странный брат - исполненный очей
И кто бы знал, что это - навсегда,
Во все века, и дальше, дальше, выше...
Отчетливая искорка над крышей -
Неузнанная, тихая звезда.
● ● ● ● ●
Открываешь двери, шагаешь, дышишь,
Замечаешь солнце над каждой крышей,
Замечаешь, как ускользают взгляды;
Пропадавших врозь, проходящих рядом -
Нас отметят в марте на старой карте.
Если знаешь, где мы в ближайшем марте,
Если знаешь, кто мы - молчи, не надо
Время вьется нитями шелкопряда,
Заплутаю - выведет путеводно
На дорогу, к солнцу, куда угодно,
Где не "знаешь, дышишь", а "знаем, дышим".
Если мне дано не остаться лишним,
Я хочу дойти до ответа - к т о мы.
Открываешь двери и знаешь - дома.
● ● ● ● ●
Свет норовит оставить след на полях письма.
Ветки упрямой тушью тянутся, тянут ввысь.
Снег - белизна бумаги, кисти японской взмах.
Чаще и чище дышится. Слышится - торопись
Чашка с зеленым чаем. Можно листать Басё:
"Сакура под горою в княжестве Фукуси..."
Односельчане Ноя знали, что пронесет,
Зонтики покупали, выучились носить,
Спали, играли свадьбы, сеяли без затей,
Мерили день - пшеницей, вечер - тугой лозой.
Свет норовит прерваться. Если бы не метель,
Я бы сказал, что небо стынет перед грозой
Сколько надзвездных листьев, сколько Арктуров, Вег
Кружится, опадая с дерева Иггдразиль
Как не увидеть этот пре-восходящий снег
Нас заметает с неба. Прочее - не грозит
Односельчане Ноя знали - и им видней,
Вместе со мной дивились странному кораблю.
Все это ненадолго - на день, на пару дней.
Брошу читать японцев. Зонтик к весне куплю.
