Волосы поредели, и расшатались зубы,
и поступь моя неверна.
Передал дом сыновьям и невесткам,
нужны мне лишь тишина,
Шахматный столик в тени бамбука,
цветы и чаша вина…
Нгуен Бинь Кхием, 1491-1585, вьетнамский поэт и правительственный чиновник. (пер. М. Петровых)
Элитная вечеринка в Винтажном зале Центра современного искусства «Винзавод» шла на убыль. Уже отплясала и даже спела под «фанеру» группа «Стринги» - бесспорный гвоздь программы; уже раскраснелись лица и съехали набок галстуки счастливых участников статусного мероприятия, а парочка раскрученных телеведущих, нанятых на роль конферансье, свежие остроты подбирала с усилием.
Профессор Костромиров допил коньяк, поставил опустевший бокал на поднос подвернувшегося официанта и, отказавшись от новой порции, в некоторой задумчивости направился в сторону выхода.
При взгляде на этого сорокатрехлетнего мужчину, на его хорошо тренированную, мускулистую фигуру, загорелое, с хищными чертами лицо мало кто догадался бы, что перед ним представитель сугубо мирной, можно сказать, кабинетной профессии – ученый. А если точнее - профессор Института востоковедения, член-корреспондент Российской академии наук. Кроме того, выглядел он лет на десять моложе своего паспортного возраста.
Кой черт занес его на эти галеры, размышлял между тем профессор. Целый вечер убит впустую. Да, «Хеннесси» тут неплох, виски тоже - двенадцатилетнее «Джемесон 1780»… Все же это недостаточные основания, чтобы три с половиной часа тусоваться среди целлулоидной публики московского бомонда. Ни одного интересного собеседника за весь вечер! И голова утром болеть будет … Виски с коньяком мешать определенно не стоило… Но что-то ведь подвигло его на этот шаг, продолжал анализировать Костромиров, пробираясь к выходу. Он имел пытливый, логический склад ума, а потому любил во всем докапываться до сути. Пожалуй, основную роль сыграло его природное любопытство. Костромирова сначала смутило, а потом заинтриговало то обстоятельство, что пригласил его на эту закрытую вечеринку сам её устроитель – Сладунов Борис Глебович, личность довольно громкая. Сладунов входил не то в сотню, не то в тысячу богатейших людей страны, был сопредседателем партии «Конкретная Россия» и прославился отчаянной патриотичностью. Борис Глебович приобрел на аукционе «Сотбис» малоизвестный шедевр Малевича «Зеленый треугольник» и торжественно даровал его Третьяковской галерее. Стоит ли удивляться, что вскоре после этого возбужденное против него дело о сокрытии многомиллиардных налогов благополучно замяли. Что ж, государство - не святой Франциск.
Костромирова заинтриговало то, что с этим самым Сладуновым он никаких общих дел никогда не имел и даже знаком не был. До сего момента их пути вообще никак не пересекались. А тут – на тебе! – личное приглашение на закрытый ужин в ЦСИ. Странно? По меньшей мере. Но и любопытно, черт побери!
Костромиров уже подходил к дверям, как вдруг путь ему преградила монументальная фигура секьюрити.
- Вы будете Костромиров Горислав Игоревич, - спросил охранник, сверяясь с бумажкой.
- Совершенно верно, - подтвердил профессор.
- Господин Сладунов просил уделить ему несколько минут времени.
- Ну… хорошо, - недоуменно огляделся Горислав Игоревич. – А где он сам-то, ваш господин Сладунов?
- Столик Бориса Глебовича вон там, на балконе, - кивком головы указал охранник, - в самой середке.
Костромиров поднялся на галерею, опоясывавшую Винтажный зал по периметру. Он пребывал в легком раздражении. Если у этого нувориша и впрямь есть к нему дело, зачем было ждать целый вечер?
За столом, на который указал секьюрити, действительно сидел Сладунов – Горислав Игоревич пару раз видел его физиономию по телевизору – и с ним какой-то тип кавказской наружности в ослепительно-белом костюме. Заметив профессора, Борис Глебович призывно замахал рукой.
- Горислав Игоревич! – воскликнул он, ногой пододвигая профессору свободный стул. – А я вас жду. Что ж вы за весь вечер так и не подошли? Ну, да ладно, давайте знакомится. Это Чингиз Раджиев, мой зять и юрист компании, – Сладунов указал на кавказца в белом. – А это Костромиров Горислав Игоревич, профессор востоковедения, член-корреспондент РАН, кавалер Ордена Почетного Легиона. Я ничего не упустил? У вас столько всяких титулов да званий…
- Нет, - ответил Костромиров, с вежливой улыбкой разглядывая коммерсанта, - всё верно. – И кивнул белоснежному зятю. – Очень приятно.
На первый взгляд Сладунов являл собой фигуру ничем особенно не примечательную. Был он, судя по всему, чуть ниже среднего роста, довольно плотен, но не толст, хотя при этом с заметным брюшком; голову имел крупную, коротко остриженную, лоб широкий, нос хрящеватый. В глазах его, да и во всем облике, сквозила эдакая крестьянская или точнее кулацкая хитринка. Горислав Игоревич невольно отметил, что формой головы и чертами лица Сладунов очень напоминает императора Веспасиана – так, как того запечатлел в мраморе забытый ныне античный скульптор.
- Вы не очень похожи на профессора, - довольно бесцеремонно заметил Раджиев.
- Чингиз! – укоризненно покачал головой Борис Глебович. – Однако мой зять прав. Уж очень у вас, Горислав Игоревич, вид не профессорский. Спортом, небось, занимаетесь?
- Просто держу форму, - холодно ответил Костромиров.
- Оно и видно, - кивнул Сладунов. – Уважаю. – И обращаясь к зятю, добавил: - Вот, Чингиз, бери пример: сорок три года человеку, а разве дашь? Максимум тридцать семь! А уже и профессор, и членкор, и всё чики-чик.
Раджиев пробурчал в ответ нечто нечленораздельное.
- Хотите что-нибудь выпить? – спросил Сладунов. – Чингиз! Что ж ты застыл? Потчуй гостя.
Зять снова пробормотал что-то неразборчивое и потянулся к одной из стоявших на столе бутылок.
- Не беспокойтесь, - остановил его Костромиров, - мне уже довольно на сегодня. – И с намеком добавил: - У меня еще кое-какие дела.
Сладунов бросил на профессора пристальный взгляд и кивнул:
- Да, дело прежде всего. Кстати, о делах: я слышал, что вы пишете сейчас научную работу… Как это у вас называется? Ах да, монография. И тема её как-то связана с Мальдивскими островами. Я прав?
- Действительно, - с искренним удивлением подтвердил профессор. – Однако я поражен. Откуда вам это известно?
Борис Глебович лишь таинственно заулыбался в ответ и снова спросил:
- А про что всё ж таки работа? Если это, конечно, не секрет.
- Никакого секрета. Монография посвящена первой династии мальдивских султанов и, в частности, основателю Мальдивского султаната Мухаммаду уль-Абдале. Ведь именно Мухаммад I в середине XII века обратил мальдивцев в ислам, до него местные жители исповедовали буддизм. Так вот, среди прочего, я исследую причины и, гхм, условия…
- Это и вправду интересно, – прервал его Сладунов. – Но почему вдруг Мальдивы?
- Что значит, почему? Во-первых, таково задание издательства, с которым я сотрудничаю, а, во-вторых, эта тема в сфере моих интересов. Вы сами изволили заметить - я востоковед.
- И как продвигается, так сказать, реализация проекта? – не унимался коммерсант.
- Простите, Борис Глебович, - не выдержал Костромиров, - но чем вызван такой интерес к моей научной деятельности?
- Сейчас всё объясню. Только давайте сначала попробуем вот этот «Курвуазье». Вы убедитесь, он исключительный. Двадцатилетней выдержки. Нет, нет, я настаиваю! Только попробуйте – и всё, - убеждал Борис Глебович, разливая коньяк по широким бокалам.
Костромиров пригубил из вежливости.
- Ну как? – прищурился Сладунов.
- Да-а, - покатав драгоценный напиток во рту, признал профессор, - «Курвуазье» хорош.
- Что я говорил! – засмеялся Борис Глебович. – Вот теперь можно и о делах. А то вы, небось, уже извелись, гадая, что этому капиталисту от вас потребовалось? Сразу скажу, что хочу предложить вам интересную сделку. Интересную прежде всего - для вас. В общем, так. Все началось, хе-хе, с мечты. Я всегда, знаете ли, мечтал прикупить какой-нибудь морской островок. И не только, чтобы тупо вложиться в недвижимость. Государство у нас, как известно, беспокойное. Не ровен час… Всякое может случиться. И потом, сейчас вот мне пятьдесят шесть с хвостиком, силенок хватает. Но время-то бежит. И когда никогда передам я все дела Чингизу, а сам заживу в свое удовольствие. И личный остров на этот случай неплохой вариант, верно? Ладно. Приобрести остров, скажем, у побережья Хорватии или Испании той же, не штука. Но мне хотелось, чтобы круглый год – лето! Сам-то я с Сахалина родом, условия, в смысле погодных, там не сахар, считай, каторжные, хе-хе. А на старости лет хочется погреть, так сказать, косточки. И на отопление чтоб не тратиться. Тоже плюс, согласны?
Профессор пожал плечами.
- Короче говоря, загорелось мне купить один из островов Мальдивского архипелага. Их там до чёрта, тысяча сто девяносто две штуки, если точно. И большинство необитаемые. А климат какой? Сказка! Ниже плюс семнадцати температура вообще не опускается. И никогда не поднимается выше тридцати семи. А так, в среднем по году, колеблется от двадцати четырех до тридцати. Баунти, просто баунти! В смысле, рай. Да вот, беда! Оказалось, Мальдивское правительство своих островов не продает категорически. Максимум – сдает в долгосрочную аренду. Но когда я ставлю перед собой какую цель… Тамошние чиновники тоже, ведь, люди. Короче говоря, неважно как, но заветный остров я прикупил. Правда, небольшой совсем, где-то триста пятьдесят метров в длину и метров сто в ширину. Но весь зеленый такой. И даже с готовым жилым строением. Кто и когда там этот дом построил, не знаю. Но домик оказался вполне себе ничего. Эдакое бунгало, если понимаете, о чем я. Ну, я его довел до ума, оборудовал как полагается, всё чтобы чики-чик. Ладно. Поскольку остров был безымянный, имя ему я придумал сам. Теперь он – остров Сладулин.
Костромиров недоверчиво посмотрел на Бориса Глебовича.
- А что? По-моему, удачное такое название. И фамилию мою фиксирует, и с родным Сахалином в созвучии, - пояснил Сладунов, явно гордясь своим словотворчеством.
- Но за домом следить надо, верно? - продолжил Борис Глебович, - Собственность – штука ответственная. И потом, хочется ведь так: когда бы я туда не приехал – один ли, с супругой или еще, хе-хе, с кем – чтобы все, значит, чики-чик. То есть, по любому, нужен присмотр, понимай - прислуга. Во-от. Ну, к туземцам доверия у меня нет. И что с них взять, когда кокосы да бананы им сами в рот падают; с ленцой ребята, короче. И главное, я их не знаю совсем. Какое тут доверие? По нынешним временам личная преданность выше деловых качеств ценится. Согласны? Так-то вот. Что было делать? Пришлось задействовать собственных родственников. И мне спокойнее, и им благодеяние. Короче, выписал я с Сахалина двоюродного дядьку с материной стороны Василия Васильевича, сестру свою, тоже двоюродную, Татьяну Степановну, да еще Антоху. Кем мне тот Антоха приходится, по правде, черт разберет; что-то такое жене моего сводного брата. Ну, неважно. Значит, дядька Василий там у меня типа управляющего имением. Ну, хозяйство и все дела на нем. Антоха – за сторожа, ну а Танюха – та повариха и кухарка; она ведь в этой сфере, считай, всю жизнь оттарабанила. Дядька Василий там за главного. Он из военных, майор морской авиации. Теперь в отставке, понятное дело. В общем, я рассудил, что порядок он поддержать сумеет. Большего-то от офицера требовать нельзя, хе-хе, большего-то они ничего не умеют. Ать-два, равняйсь, смирно! Согласны?
Профессор Костромиров неопределенно хмыкнул. Он попивал коньяк и слушал Сладунова хотя и с интересом, но с нарастающим недоумением: к чему, скажите на милость, тот всё это ему рассказывает?
- Но мне «равняйсь, смирно» от него как раз и нужно. Чтобы порядок в доме и всё чики-чик, - продолжал между тем Борис Глебович. – С каждым из родственников я по всем правилам заключил трудовой контракт, на пять лет с пролонгацией. Оклады им определил хорошие; раз в год им отпуск полагается. Не обидел, короче. Но их обязанности в договорах прописал тоже четко. Значит, как я и говорил, Василь Василич состоит у меня в должности управляющего, Танюха Степановна – повариха. Ну и другие женские дела по дому ей вменены. А Антон, тот совмещает две должности: сторожа и садовника; надо ж кому-то и о приусадебной, так сказать, территории позаботиться, верно? Короче, все чики-чик. Одна беда – недвижимость-то хорошо бы освоить. Ну, пожить там какое-то время, осмотреться, все дела. Чтоб, типа, понять, пригоден дом для комфортного проживания? А то, может выйти, решу туда перебраться на ПМЖ, так сказать, а там – и то не так, и это не этак, согласны?
Горислава Игоревича порядком раздражала манера собеседника то и дело задавать риторические вопросы, тем не менее, он отхлебнул из бокала и кивнул. Костромиров решил всё-таки дослушать рассказ экстравагантного мультимиллионера до конца. Он интуитивно ощущал какую-то интригу. Только какую?
- На родственников-то моих сахалинских надежда слабая. Они в своем медвежьем углу привыкли к «совку», так их, куда ни сунь – им везде курорт. По хорошему-то, мне надо самому туда ехать. Хотя бы с недельку пожить там. Да только – во! – Сладунов чиркнул себя ребром ладони по горлу. – Времени совсем нету, ни капелюшечки! Дела, дела… Ну, лишен я такой возможности, хоть ты тресни!
Борис Глебович покачал головой и, вздыхая о своей тяжкой доле, наполнил опустевшие бокалы. А потом вдруг подмигнул Костромирову:
- Но мир не без добрых людей, верно? Дней пять назад, кажется на саммите «Конкретной России», разговорился я, значит, с генеральным директором Издательского Дома «Гешихт-респект» Пфаненштилем Генрихом Ивановичем и пожалился ему на свою проблему. А он возьми и посоветуй: дескать, а чего бы тебе, Борис Глебович, не послать кого-нибудь заместо себя? В качестве, так сказать, эксперта. Но чтобы человек был культурный, образованный – из нашей среды, короче. Вот, говорит, профессор Костромиров – член-корреспондент и все дела, да ко всему еще и кавалер французского Ордена Почетного Легиона – как раз сейчас работает над темой, напрямую связанной с твоими разлюбезными Мальдивами. Пускай он погостит в твоей недвижимости, обживется, да всё потом аккуратно доложит – готов-де дом к приему хозяина или как. Заодно закончит свой научный труд. А то, говорит, обещался сдать в издательство еще в феврале, а уже середина апреля. Короче, и тебе хорошо и ему польза… А? Что скажете, Горислав Игоревич?
- Я правильно понимаю, - поднял брови Костромиров, - вы предлагаете мне отправиться вместо вас на Мальдивы? На этот ваш… Сладулин?
- Да, - коротко подтвердил Сладунов и уставился на профессора с хитрым ленинским прищуром.
- Довольно неожиданное предложение. Странное даже…
- Всё за мой счет. Включая перелет до Мале, проживание, питание. И обратные билеты, разумеется, тоже.
- Дело совсем не в деньгах… Хотя и в подобном спонсорстве я никоим образом не нуждаюсь.
- Кто говорит о спонсорстве? Всё на условиях взаимности. Поживете там недельки три или месячишко (как пойдет), допишете эту свою книжку про султана, на природном, так сказать, материале. И отвлекать там вас никто не сможет, при всем желании – остров-то необитаемый, кроме обслуживающего персонала - никого. Даже интернета нет. Но мобильная связь работает исправно. А по окончании представите мне подробный отчетец, довольно будет и в устной форме: расскажете, насколько дом готов к проживанию, и как прислуга справляется со своими обязанностями. По рукам?
Горислав Игоревич не заметил даже, как допил свой коньяк. Зять Сладунова поспешил вновь наполнить его бокал, и профессор машинально отхлебнул едва не половину.
- Нет, нет, знаете ли, - запротестовал он, только сейчас осознав, что изрядно захмелел, - всё это как-то слишком неожиданно и… несуразно…
- А что вас останавливает? – вкрадчиво спросил Сладунов, перегибаясь к нему через стол. – Вы же, насколько знаю, холостяк, детей нет. То есть семейных обязательств никаких. И путешествовать любите. Да, да, Генрих Иванович охарактеризовал вас как опытного путешественника. Поработаете на лоне тропической природы, в спокойствии, на всем готовом. А задание… Что задание? Вам и делать-то ничего специально не надо! Поживете там, осмотритесь, а потом поделитесь со мной впечатлениями. Между прочим, Генрих-то Иванович не в шутку переживает, говорит, вы ему издательский план срываете… Вот и выйдет: и вам хорошо, и всем польза. Ну же! Решайтесь, профессор!
- Даже не знаю, что и сказать, - в растерянности развел руками Костромиров.
- Вот и славно! – воскликнул Борис Глебович. – Значит, по рукам, и чики-чик! А я ведь знал, что вы не откажетесь, уже и контрактик подготовил. Совершенно для вас необременительный, все условия – в вашу пользу, сейчас сами увидите. Чингиз! Где бумаги?
***
«Эх, не стоило вчера коньяк с виски мешать, - сокрушенно думал профессор Костромиров, подъезжая на такси к аэропорту «Домодедово», - ох, не стоило. Коньяк – напиток ревнивый, соседства, даже самого благородного, не переносит… Ну да, снявши голову, по волосам не плачут».
Этим субботним утром Горислав Игоревич проснулся с тяжелой головой и с надеждой, что весь вчерашний вечер ему приснился. Но надежда растаяла, точно туман, стоило ему подняться с постели и дойти до кабинета – там, на столе, лежал подписанный обеими сторонами «агентский договор». Костромиров взял в руки два прошитых степлером листка бумаги, обреченно упал в кресло и принялся за чтение.
«Сладунов Борис Глебович, действующий от собственного лица, именуемый в дальнейшем «Принципал», с одной стороны, и Костромиров Горислав Игоревич, действующий от собственного лица, именуемый в дальнейшем «Агент», с другой стороны, при совместном упоминании именуемые «стороны», заключили настоящий Договор о нижеследующем:
1. Предмет Договора
1.1. Принципал поручает, а Агент принимает на себя обязательство выполнить в указанные в настоящем Договоре сроки следующий комплекс фактических действий: проверить пригодность объекта недвижимости (далее по тексту – «Дом») для комфортного и безопасного проживания в нём Принципала и членов его семьи (далее по тексту – «поручение»).
1.2. Точное наименование и место нахождения Дома указано в Приложении №1 к настоящему Договору.
2. Обязанности сторон
2.1. Принципал обязуется организовать и оплатить поездку Агента до места исполнения поручения и обратно, а также берет на себя все организационные вопросы, связанные с проживанием Агента в Доме, а равно все расходы, связанные с таковым проживанием (включая ежедневное не менее чем трехразовое питание), на весь период выполнения последним поручения Принципала.
2.2. Агент обязуется добросовестно выполнить поручение Принципала и по его завершении представить последнему полный устный отчет.
2.2.1. Агент обязуется выполнить поручение Принципала в течение 20 (двадцати) календарных дней с момента его доставки к месту исполнения поручения. По обоюдному согласию сторон данный срок может быть продлен.
3. Ответственность сторон и форс-мажор
3.1. За неисполнение или ненадлежащее исполнение настоящего Договора стороны несут ответственность в соответствии с законодательством РФ.
3.2. Стороны освобождаются от ответственности за частичное или полное неисполнение обязательств по настоящему Договору, если это неисполнение явилось следствием обстоятельств непреодолимой силы, возникших после заключения настоящего Договора в результате обстоятельств чрезвычайного характера, которые стороны не могли предвидеть или предотвратить.
В случае наступления указанных обстоятельств, срок выполнения сторонами своих обязательств по настоящему Договору отодвигается соразмерно времени, в течение которого действуют эти обстоятельства и их последствия.
4. Особые условия
4.1. В случае если в процессе исполнения настоящего Договора здоровью Агента, по независящим от Принципала причинам, будет причинен какой-либо вред, Принципал не несет ответственности за наступление подобных последствий.
5. Заключительные положения
5.1. Настоящий Договор составлен в 2-х экземплярах и вступает в силу с момента его подписания обеими сторонами.
5.2. Договор может быть расторгнут досрочно лишь по взаимному согласию обеих сторон».
Вчера, ознакомившись с договором, Костромиров потребовал внести изменения в пункт 4.1. «А если вам потом крыша на голову рухнет или еще что, - заявил он. – Такое бывает. А на Мальдивах и землетрясения случаются. Я не строитель и не могу ни проверить, ни тем более гарантировать надежность самого дома. Не-ет, давайте тогда запишем, что обе стороны не несут ответственности за возможный вред здоровью». Зять Сладунова резонно возразил, что в «особых условиях» речь идет о вреде, полученном во время исполнения договора, а не после. «Зачем вообще нужен этот пункт? – спросил тогда профессор. – Он мне не нравится». Раджиев спокойно пояснил, что это условие включено на случай аварии с самолетом и тому подобных обстоятельств; а также как страховка на случай неосторожных действий самого профессора. «Утонете во время купания. И такое бывает», - с холодной улыбкой предположил он. Но Горислав Игоревич заупрямился: «Не стану подписывать в этой редакции». Против его ожиданий Сладунов не послал все к чертям, а махнул рукой и велел Чингизу сделать так, как хочет профессор. И Раджиев послушно исправил договор прямо от руки; написал на полях «исправленному верить», и стороны поставили рядом свои подписи. Теперь пункт 4.1 звучал следующим образом: «В случае если в процессе или сразу после исполнения настоящего Договора здоровью одной из сторон, по независящим от другой (противной) стороны причинам, будет причинен какой-либо вред, ни одна из сторон не несет ответственности за наступление подобных последствий». Прочитав это сейчас, на свежую голову, профессор осознал, что в результате правки пункт вышел еще более несуразным и даже двусмысленным.
Еще к договору прилагалась широкомасштабная карта Мальдивского архипелага, помеченная в правом верхнем углу как «Приложение №1 к Агентскому Договору от 25.04.2012г.»; остров Сладулин был обведен красным кружком; на нижнем поле карты имелась надпись: «Под объектом недвижимости, именуемым в настоящем Договоре «Домом», следует понимать как само принадлежащее Принципалу двухэтажное строение, общей площадью 660 кв.м., так и всю территорию острова Сладулин, входящего в состав островов Мальдивского архипелага».
«Ой, не нравится мне всё это», - только подумал Горислав Игоревич, как зазвонил телефон.
- Слушаю! – раздраженно рявкнул он в трубку.
- Здравствуйте, - ответил приятный женский голос. – Вы профессор Костромиров?
- Я-то профессор, а вы кто?
- Секретарь Бориса Глебовича Сладунова. Меня зовут Дина. Борис Глебович просил вам передать, что ваш самолет вылетает из аэропорта Домодедово сегодня в шестнадцать тридцать, рейс номер 9613 в Доху. Регистрация начинается за три с половиной часа.
- Почему в Доху? – удивился Костромиров. – Это же столица Катара.
- Всё правильно. Просто вы летите на Мальдивы с пересадкой. Второй самолет рейса 8666 взлетает из Дохи в восемнадцать ноль-ноль по местному времени; и он доставит вас уже в Мале. Борис Глебович решил, что вам, как человеку курящему, будет тяжело лететь одиннадцать-двенадцать часов без пересадки. Хочу отметить, что оба самолета - повышенной комфортности, принадлежат авиакомпании «Катарские Авиалинии», так что полет не должен вас утомить. Билеты и письменные инструкции Бориса Глебовича вы получите непосредственно в аэропорту от Чингиза Тамерлановича Раджиева. Есть ли у вас вопросы?
- К вам нет, - только и нашелся ответить Горислав Игоревич.
Регистрация на рейс 9613 подходила к концу, и профессору вдруг чертовски захотелось плюнуть на все и уехать. Но природные обязательность и честность не позволили. Чингиз Раджиев явился, когда уже объявили посадку; извинился, сослался на «пробки» и вручил Костромирову два билета – один до столицы Катара, а второй – из Дохи в Мале. И еще запечатанный конверт.
- В конверте письменные инструкции Принципала, - пояснил сладуновский зять-юрист, - ознакомитесь в полете.
Костромиров быстро прошел регистрацию и таможню, сдал багаж и, не заходя в дьюти-фри, погрузился на борт Боинга-777 катарских авиалиний. Самолет набрал высоту, и улыбчивая стюардесса продемонстрировала, как следует себя вести в экстренных случаях. Когда разнесли прохладительные напитки, профессор решил, что пришло время ознакомиться с «инструкцией Принципала» и вскрыл конверт. Инструкция - четыре листа компьютерной распечатки – содержала следующий текст:
«Здравствуйте, Горислав Игоревич,
Если Вы читаете это письмо, значит, уже летите в сторону Мальдив, а потому имеете право знать некоторые специфические нюансы порученного Вам дела, о которых я (прошу простить) умолчал при заключении Договора. Нет, нет, не беспокойтесь, предмет Договора и общий характер Вашей миссии остаются прежними – Вам надо проверить, насколько приобретенные мною остров и усадьба пригодны для моего комфортного и безопасного проживания. И я по-прежнему надеюсь, что никаких особенных трудностей выполнение означенного поручения у Вас не вызовет, и Вы со всеми возможными удобствами сможете завершить свою монографию. Вот только в упомянутом выше предмете Договора акцент, пожалуй, следует сделать не на «комфортности», а на «безопасности». Однако, всё по порядку.
Дело в том, что у меня по жизни есть Враг. Этот Враг долгое время рядился в одежды друга, а может, поначалу, и был таковым. Зовут этого человека Муль Яков Семенович. Мы выросли вместе – в одном доме, в одном дворе Южно-Сахалинска; закончили одну школу. Потом наши пути-дорожки, как водится, разошлись. На долгих семнадцать лет. Жизнь снова свела нас, когда я, оставив пост в администрации губернатора Сахалинской области, только-только начал организовывать собственный бизнес по добыче трепангов. Так сложилось, что Муль уже некоторое время крутился в этой сфере, вот мы и решили организовать совместную компанию с долями участия пятьдесят на пятьдесят. В каких-то два года бизнес наш вырос, расширился, мы вышли на Китай, Японию и другие страны региона. А потом между нами пошли серьезные разногласия. Я полагал, что времена изменились, на Сахалине ловить больше нечего, и бизнес следует перепрофилировать и уводить на континент. Муля же всё устраивало, особенных рисков он не видел и не желал ничего менять. Тогда я предложил выкупить его долю по справедливой цене. Он отказался наотрез. Короче, наши отношения – сначала деловые, а потом и личные - дали трещину. А тут еще, как на грех, в его семье случилось тяжелое несчастье: в результате неудачного стечения обстоятельств погибли жена и двое его сыновей. После этой трагедии он совершенно забросил бизнес, но долю в компании отказывался уступать еще с большим, каким-то даже маниакальным упрямством. И вообще, я стал замечать, что с головой у него творится что-то не то. Поскольку всё это реально вредило бизнесу, я вынужден был предпринять некоторые организационно-юридические меры, и вывел Муля из состава участников компании. Не скрою, в результате этих мер (подчеркну, что с правовой точки зрения они были абсолютно безупречны, а с позиций бизнеса – совершенно оправданы) Яков потерял почти всё. Но бизнес – дело рисковое. Любой бизнесмен осуществляет предпринимательскую деятельность на свой риск, так и в Гражданском кодексе записано.
Оставив компанию, Муль вернулся в свою изначальную профессию – пошел актерствовать в областной театр. Но вскоре запил горькую и его оттуда выгнали. Потом, по слухам, попал в «психушку», вышел и снова запил. По всей видимости алкоголь окончательно доконал его психику, потому что в один прекрасный день он заявился ко мне в совершенно уже дурном виде и принялся угрожать, обвиняя во всех своих несчастьях, даже в смерти жены и детей. Разумеется, я выставил его за дверь. Тогда Муль дошел до полной нелепицы – среди бела дня, когда я выходил из офиса, бросился на меня с кухонным ножом. В присутствии кучи свидетелей. Ну, охрана его, разумеется, скрутила. Суд признал его вменяемым (на мой взгляд, совершенно напрасно) и дал семь лет за покушение на убийство. Сам я, естественно, на том суде не присутствовал, но как мне передали, в последнем слове Яков, вместо слов раскаяния, поклялся уничтожить меня и чуть ли не всех моих близких.
Я тогда подумал: что возьмешь с больного человека? И забыл об этой истории на семь с половиной лет. До того момента, когда в автоаварии погибла моя первая жена (я как раз в то время вел переговоры о покупке острова). Но вспомнить о Муле и его угрозах меня заставила не гибель жены, а последовавшие за ней события.
Началось с того, что прямо во время похорон мне пришла «эсэмэска» с неизвестного номера: «Чертовски жаль, Чика. Но это только начало». Владельца номера, понятное дело, быстро нашли. Да только что толку? Им оказался какой-то алкаш, который, то ли потерял свой мобильный, то ли трубку у него украли. Но я-то сразу просёк, что это Муль весточку прислал. Почему? А кто еще мог знать моё детское прозвище «Чика»?
Мне также не составило труда выяснить, что Муль откинулся с зоны еще за год до случая с Татьяной (так звали мою покойную супругу), был освобожден условно-досрочно за примерное поведение.
Грешным делом я решил, что Яшка блефует: узнал про моё несчастье и решил примазаться к Божьему промыслу, так сказать. Но после переговорил с экспертом, и тот пояснил, что неисправность в тормозной системе вполне могла быть вызвана и посторонним вмешательством. Тут я, понятное дело, призадумался. И дал своей службе безопасности отмашку найти Муля.
Но тот словно в воду канул.
Прошел месяц, за ним второй, розыски так и не дали результатов, и я стал помаленьку успокаиваться. Короче, вошел в обычный бизнес-ритм. Сами знаете, работа и время – лучшие лекари. А с делами у меня тогда был напряг. Только, оказалось, рано я расслабился.
Новое несчастье не заставило себя долго ждать: погибли одна моя хорошая знакомая и её сын. Угорели на даче, во сне. На первый взгляд, бытовой случай - рано закрыли печную заслонку, только и всего. По этому факту даже дела возбуждать не стали. Я их смерть принял близко к сердцу потому, что, повторяю, эта женщина была мне дорога. Скажу больше: её сын был и моим сыном тоже. Полагаю, дополнительных пояснений не требуется?
И снова, как в прошлый раз, во время похорон – анонимная эсэмэска: «Мне жаль, Чика. Но и это еще не конец».
Тут уж я поднял «на рога» всю свою СБ. Не найдете, говорю, мне этого гада, сокращу всех к такой-то матери! Но поиски, всё одно, долгое время не давали никаких результатов. И только месяцев через восемь после последней трагедии (считай, совсем недавно) моим «эсбэшникам» удалось кое-что нащупать. Короче, выяснилось, что Муль Яков Семенович полгода назад уехал по турпутевке на Мальдивы. Только вот обратно не вернулся. В номере отеля остались почти все его вещи, а самого его как корова языком слизнула. Только резиновые шлепанки на пляже нашли. Случай этот местные власти поспешили замять. Как-никак, туризм – основная статья доходов Мальдивской Республики. А нашим властям ранее судимый гражданин Муль и подавно не нужен.
Тут уж я призадумался всерьез. И вот о чём: а не готовит ли мне этот свихнутый актёришка какой-нибудь злобной пакости? Не затаился ли он на моем острове? А то и в самом доме?
Скорее всего это лишь моя разыгравшаяся мнительность. Но причины для неё имеются, согласны? Правда, мои родственники, которых я отрядил на островное хозяйство, ни о чем подозрительном пока не докладывали. Но, как известно, береженого Бог бережет, а небереженого конвой стережет.
Полагаю, теперь Вам понятно, какого рода услуг я от вас ожидаю. Да, вы должны проверить по ходу дела, не затаился ли где на острове (благо он невелик) мой лютый Враг. Заодно и сами развлечетесь, так? Родственникам своим я хотя и полностью доверяю, но не уверен в их компетенции. Сами понимаете, особенными дедуктивными способностями они не блещут. О Ваших же, Горислав Игоревич, талантах разгадывать всякие запутанные загадки и криминальные ребусы в столице ходят легенды. Да, да, не отрицайте!
Вот, собственно, в этом и состоит моя к Вам приватная просьба: обследовать в процессе проживания Сладулин, ну и дом, понятно. Только не подумайте сгоряча, что я безответственно подвергаю Вашу жизнь опасности. Скорее всего, повторюсь, никакой опасности и вовсе нет. Тем более, на острове Вы не один будете, верно?
Разумеется, теперь, когда Вам, Горислав Игоревич, стали известны вышеизложенные подробности, Вы вправе отказаться от сделки. Я Вас пойму. Таким образом, Вы можете сесть на обратный рейс еще в Дохе или уже в Мале - по выбору. И делу конец. Понятно, условиями Договора одностороннее его расторжение не предусмотрено, поэтому обратный полет будет уже за Ваш счет. И еще Вам придется возместить стоимость двух билетов. Но, уверен, для Вас это не столь обременительно.
Все же искренне надеюсь, что Вас не так легко напугать, и мы окажемся друг другу полезными.
С уважением и в расчете на дальнейшее сотрудничество,
Б.Г. Сладунов».
«А вот редьку тебе в зад, а не «дальнейшее сотрудничество», - в раздражении пробормотал Горислав Игоревич и скомкал сладуновское послание.
***
В Дохе Костромиров, тем не менее, пересел на рейс 8666 до Мале.
И дело было вовсе не в деньгах. Хотя перспектива тратиться на обратный перелет, а потом еще платить Сладунову свои кровные, профессору тоже никак не улыбалась. С одной стороны, Костромирова чрезвычайно разозлило, что Сладунов фактически его использовал, а с другой – взыграло природное любопытство. История-то могла выйти преинтересная! И оба этих обстоятельства в совокупности побудили его продолжить путешествие.
В конце концов, решил Костромиров, взять обратный билет он успеет всегда.
И потом, размышлял профессор, чему он удивляется? Ведь Сладунов делец, и к тому же – нувориш. То есть принадлежит к той разновидности россиян, для которых все остальные граждане интересны лишь постольку, поскольку тех можно использовать в своих целях. Вот Сладунов его и использовал. Всё естественно, всё закономерно. Кроме того, договор он подписал сам, пускай и не во вполне здравом уме, но добровольно. А за собственные ошибки следует платить. Самому.
В конверт с инструкцией, помимо карты, были еще вложены три фотографии. На одной красовался мордатый усач в черном морском кителе и белой офицерской фуражке; надпись на обороте гласила: «Ковалев Василий Васильевич, управляющий». Другая фотография была сделана явно на каком-то курорте, скорее всего где-то в Анталии; грушевидной формы женщина с мужеподобным лицом, увенчанным монументальной копной белых волос, полусидела на пляжном лежаке под чахлой пальмой и, сдвинув брови, сурово смотрела прямо в объектив. «Татьяна Степановна Костерьянова, повар», значилось на обороте. И наконец, на третьем фото, сделанном, по-видимому, для загранпаспорта, был запечатлен белобрысый парень с круглыми голубыми глазами, в костюме и при галстуке; его веснушчатое лицо выражало крайнюю степень простодушия; согласно надписи парень являлся Антоном Степановичем Безруким, сторожем-садовником сладуновского субэкваториального поместья.
Аэропорт Мале, представлявший собой сравнительно узкую взлетно-посадочную полосу, справа и слева от которой плескались воды Индийского океана, встретил Костромирова тропическим ливнем. Ничего удивительного, апрель-май на Мальдивах – период муссонов. Впрочем, дождь быстро закончился.
Горислав Игоревич обменял триста долларов на мальдивские рупии (больше менять не стал, поскольку знал, что американская валюта здесь в ходу) и присел в одном из открытых кафе тут же в аэропорту. К нему подошел официант, по виду – выходец с Ближнего Востока. Здешним языком дивехи профессор не владел, а потому наудачу спросил по-арабски, где ему найти водное такси, которое доставило бы его на нужный остров? Услыхав из уст европейца родную речь, официант удивленно заулыбался и пояснил, что лодку можно нанять прямо на выходе из аэропорта, поскольку тот непосредственно граничит с причалом. А потом, вероятно расчувствовавшись, добавил, чтобы профессор ни в коем разе не давал хозяину дони – так здесь называли небольшие суденышки, заменявшие местным жителям автотранспорт – больше тридцати долларов. Еще официант, представившийся Турханом, поведал Костромирову, что на причале можно нанять и гидросамолет; им выйдет, конечно, быстрее, но дороже. Профессор ответил, что никуда не торопится, поблагодарил Турхана и, допив свое пиво, вышел к причалу.
Там Горислав Игоревич обратился к первому попавшемуся ему на глаза пожилому, смуглому до черноты мальдивцу, уныло сидящему на корме видавшего виды катера. Арабского старик не знал, зато бегло говорил по-сингальски. Название «Сладулин» ему ни о чем не говорило, тогда профессор показал карту. Увидев красный кружок, лодочник кивнул и заявил, что ходу туда около часа и обойдется эта поездка Костромирову в пятьдесят американских долларов. Профессор попробовал сбить цену до тридцати, но старик заупрямился. Сторговались, с учетом вечернего времени, на сорока долларах. Когда Костромиров умостился на одной из двух деревянных скамеек, лодочник натянул выгоревший клеенчатый навес и завел дизель.
Легкая дони крылатой рыбешкой прыгала с волны на волну, а Горислава Игоревича вдруг ни с того ни с сего охватила непонятная, какая-то отчаянная веселость. Да черт с ним, с нуворишем этим вместе с его приятелем-маньяком, подумал профессор. Из-за чего он, в самом деле, переживает? Не впервой ему ввязываться в подобные авантюры. Далеко не впервой… Конечно, возраст уже не тот… Ну вот и будет повод вспомнить молодость, и вообще… И вообще, еще поглядим, кто кого в конечном итоге в этой истории использует!
И пока они скакали по волнам Индийского океана, в голове у Горислава Игоревича звучали строки Багрицкого:
Так бей же по жилам,
Кидайся в края,
Бездомная молодость,
Ярость моя!
Чтоб звездами сыпалась
Кровь человечья,
Чтоб выстрелом рваться
Вселенной навстречу…
Но вот лодочник каким-то чудом - ориентируясь по звездам, не иначе - привел дони к нужному островку и, ловко вписавшись в узкий разрыв кораллового ожерелья, пришвартовался к простому дощатому причалу, освещенному единственным фонарем.
Горислав Игоревич перебрался на причал и бросил взгляд на воду. В кругу света, падающего от фонаря, дефилировали несколько акул; одна из них - не менее двух метров в длину.
- Это коралловые акулы с черными плавниками, - махнул рукой старик-лодочник, увидев замешательство Костромирова. - Они не опасны. Но после заката лучше не купайтесь. Особенно за рифом. Может приплыть и акула-молот.
- Спасибо за предупреждение, - искренне поблагодарил его профессор.
На противоположном конце причала мелькнул луч карманного фонарика.
- Кого тама лешай принёс, ё? – раздался из-за стены мрака гундосый голос.
- Костромирова, - отозвался профессор, - Горислава Игоревича. Разве Сладунов не предупредил о моем приезде?
- А-а… Ну да. Борис Глебыч звонил про вас.
Доски настила заскрипели под чьими-то увесистыми шагами, и из темноты выступил широкоплечий мужчина в гавайской рубахе, шортах-бермудах и надвинутой на глаза бейсболке.
- Антон Степанович, если не ошибаюсь? – спросил Костромиров, приглядевшись к конопатой физиономии встречающего.
- Антоха я, ага, - протяжно прогнусавил тот. – Сторож, ё, тутошний. Багаж свой давайтя, что ля.
Горислав Игоревич протянул Антону один из двух дорожных баулов.
- Пойдемтя, - повернулся к нему широкой спиной Антоха, - да под ноги глядитя, спотыкнетеся, не ровён час.
«Что у него за выговор? - размышлял профессор, следуя за Антохой, - нарочитый какой-то. Так сейчас и в деревнях не говорят. Разве что в самых глухих… Да не придуряется ли он?»
Сторож сошел с причала и заскрипел по песку, светя под ноги фонариком. В стороны прыснули какие-то мелкие ракообразные. Сразу за причалом тьма стала совершенно непроглядной, и Горислав Игоревич мог лишь догадываться, что Антоха ведет его по узкой тропке среди кустарников и высоких травянистых растений.
Всюду понизу угадывалось движение неких живых существ, слышалось сухое шебуршание множества лапок. Профессор напомнил себе, что на Мальдивах опасных для человека животных вроде не водится. Тем не менее, постарался ступать как можно аккуратнее.
Луч фонарика высветил ряд древесных стволов, нечто вроде недлинной аллеи, в конце которой взору Костромирова открылась сладуновская усадьба. Из-за облаков как раз вынырнула полная луна, и профессор смог отчасти разглядеть приземистое двухэтажное строение с открытой верандой или террасой; из трех окон первого этажа струился неяркий желтоватый свет.
Антоха провел Костромирова через веранду и открыл дверь.
Миновав темные прихожую и короткий коридор, они попали в обширное слабоосвещенное помещение, нечто вроде гостиной. По периметру гостиной стояли семь кресел в стиле «рококо», никак не согласующийся с ними черный кожаный диван и несколько столиков из ротанга со стеклянными столешницами. По стенам висели старинные на вид зеркала и несколько картин; над креслами – цветные бра в турецком стиле. Но горели из них только три, отчего гостиная тонула в полумраке.
- Располагайтеся, - повел рукой сторож, - дядя Вася сейчас прийдет. Коли в силах, ё. Покажет вам апартаменты. А я покамест - на кухню. Гляну, како тама у Степаниды с ужином.
Антоха опустил багаж на пол, косолапо переваливаясь, пересек гостиную и скрылся за одной из четырех дверей.
***
Горислав Игоревич посидел минут пять в кресле. Потом это ему наскучило, он поднялся и стал разглядывать картины. Как и мебель, картины совершенно не гармонировали между собой. Две из них были выполнены в манере южных полотен Гогена – с обнаженными туземками и пальмами, два других полотна являли собой пасторальные пейзажи а-ля Франсуа Буше, а на пятой картине был изображен Борис Глебович Сладунов, собственной персоной. Хозяин острова стоял в полный рост, в строгом костюме с медалькой на левом лацкане; он опирался правой рукой об усеченную античную колонну, и бесстрастно взирал на потенциальных зрителей. Самодержец да и только, усмехнулся про себя Костромиров.
Тут послышались чьи-то нетвердые шаги, дверь, за которой недавно исчез сторож-садовник, резко распахнулась, и в комнату вошел пузатый мужчина лет пятидесяти пяти - шестидесяти, отдаленно напоминающий Сладунова. Одет он был в застегнутую на все пуговицы белую рубаху с короткими рукавами и синие брюки; на ногах – черные лакированные ботинки. Его круглое, испещренное красными прожилками лицо украшали пышные прокуренные усы и старорежимные бакенбарды; картофельный нос блестел, точно начищенная армейская бляха. Он поставил на ближайший столик принесенный с собой бронзовый канделябр с пятью горящими свечами и, чуть качнувшись в сторону, шагнул к Гориславу Игоревичу, приветственно протягивая руку.
- Ковалев Василий Васильевич, - зычно, по-военному представился он, дыхнув на профессора злым водочным духом, - майор в отставке. Служил в морской авиации.
- Очень рад, - поздоровался Костромиров. – Ну а я, как вы понимаете, Горислав Игоревич Костромиров, ваш временный жилец.
- Профессор из Москвы, - кивнул майор. – Знаем про вас, так точно. А я здесь в должности управляющего состою. Что ж, кубрик вам уже обустроен, на втором этаже, по трапу и направо… Гхм… Я-то полагал, что вы эдакий старичок в пенсне и ермолке, ну да ладно. Эдак еще и лучше. Ужин у Степаниды будет готов через тридцать минут. А пока я провожу вас в кубрик – тьфу, отставить! – в гостевую комнату.
Ковалев взял одну из сумок Горислава Игоревича и потянулся за канделябром. Но вдруг замер и, откашлявшись, предложил:
- Или желаете с дороги рюмашку хлопнуть?
- Благодарю, нет, - отказался Костромиров. – Жарко. За ужином, может быть. Пивка холодненького.
- Как прикажете, - неодобрительно пробурчал Ковалев.
- Электричество нам велено экономить, - пояснил он, ведя профессора длинным темным коридором, - на острове только один генератор; солнечные батареи есть, но те так… воду только греют. Борис Глебович обещался второй генератор к осени доставить… Ну, вы, чай, не хуже моего знаете, что Борис Глебович личность, гхм… бережливая. Но я считаю, это правильно! Потому, всему должен быть учет. Иначе порядка не видать, это уж так точно! А вы, между прочим, с ним давно ли знакомы?
- С кем? – не понял Костромиров.
- С Борис Глебычем, с нашим отцом-командиром.
- Дело в том, - замялся профессор, - дело в том, что я с ним познакомился в общем-то совсем недавно. То есть, буквально, пару дней назад.
- Вот те раз! – удивился Ковалев. - И он вас вот так сразу, шагом марш, и сюда… Чем же вы его, гхм, подцепили?
- Ничем я его не цеплял. Скорее, наоборот. Впрочем, не знаю, вправе ли я рассказывать…
- Секретное дело? – прищурился управляющий. – Понима-аю. Мыслю, у Борис Глебыча на счет личного состава, то есть на наш личный счет, кое-какие сомнения возникли. Так точно?
- Вовсе нет, - ответил Костромиров, злясь на самого себя. – Я приехал сюда, чтобы продолжить свою научную работу. Просто, у вашего Бориса Глебовича попутно возникло… некоторое ко мне поручение… просьба. Да, именно - просьба приватного характера. Её характер…
- Ни, ни, ни! – замахал рукой Ковалев. – Раз сведения под грифом «ДСП», ничего не говорите! Мне ли объяснять: я человек военный, всё понимаю… А вот и ваша комната! У нас не отель, номеров на дверях не имеется, поэтому просто запомните – вторая дверь направо от трапа.
Костромиров оглядел помещение, в котором ему предстояло провести почти месяц. Что ж, достаточно просторное – примерно сорок квадратных метров – с широким окном, напротив которого стоял массивный письменный стол красного дерева. Стол профессору сразу понравился. По левой стене – двуспальная кровать с балдахином, по правой – трюмо. Вся мебель, кроме письменного стола, имела стандартный гостиничный вид. Слева от входной двери располагался встроенный гардероб, справа – дверь в туалетную комнату. Горислав Игоревич поднял глаза к потолку: ага, кондиционер в наличии, замечательно. А вон и пульт к нему, на прикроватной тумбочке. В общем, комната представляла собой нечто среднее между спальней и кабинетом. Правда, никаких книжных полок, а тем паче книг не было и помину. Но это понятно. Для людей типа Сладунова литература, как правило, заканчивалась на последней странице школьной хрестоматии.
- Ну как, годится? – поинтересовался Василий Васильевич.
- Для работы вполне.
- Вот и лады. Там, в гальюне – тьфу, черт, отставить! – в туалете, душевая кабина. Располагайтесь, а я на камбуз схожу. Как бы Антоха не того…
В дверях Ковалев неожиданно остановился, словно о чем-то вспомнив, и поворотившись к Гориславу Игоревичу, спросил:
- Со сторожем-то нашим вы уже познакомились?
- Да. Сладунов говорил, что Антон здесь еще и за садовника?
- А-а, - небрежно махнул рукой управляющий, - вроде того, да.
Он еще потоптался у двери, икнул и, доверительно понизив голос, сообщил:
- Подзашибить он любит, Антоха-то. Я Борис Глебычу пока ничего не докладывал. Молодой еще – я про Антоху – устава не знает. А у Борис Глебыча разговор короткий, не посмотрит, что родственник. На месте кругом и шагом марш! Я к тому, что вы уж Антохе водки-то не предлагайте.
Костромиров взглянул на управляющего с недоумением.
- У меня нет водки. На Мальдивы спиртное провозить нельзя.
- Это так точно, - вздохнул Ковалев. – А местное пойло откровенная дрянь! Просто беда. Хоть самому за дело берись. Вот вы ученый, так верно знаете: из кокосов самогонка получится?
- Я по другой части ученый, - усмехнулся Горислав Игоревич.
- Понято, есть.
Управляющий развернулся на каблуках и, едва не снеся дверной косяк, вышел в коридор.
- Степанида! – раздался оттуда его зычный глас. – Что там с ужином? Гостю спать пора, а он не жрамши!
«М-да, весьма колоритный типус этот отставной майор Ковалев, - подумал профессор. – Одни бакенбарды чего стоят. Настоящий литературный персонаж. Впрочем, нос у него явно на месте. И преизрядный».
Костромиров принял душ, переоделся в белые хлопчатобумажные брюки и белую же льняную рубаху с короткими рукавами и принялся распаковывать дорожные сумки. Но тут зазвонил его мобильный. Номер звонившего был ему незнаком.
- Слушаю, Костромиров!
- Как добрались, Горислав Игоревич, - раздался голос Сладунова.
- А… Борис Глебович. Очень кстати. Как раз хотел вам позвонить. Знаете, я прочел вашу так называемую инструкцию, и хочу заявить…
- Только не горячитесь, Горислав Игоревич, - прервал его Сладунов. – Давайте, без скороспелых решений.
- Просто хочу сказать, что возмущен.
- Чем же?
- Вы меня использовали.
- Так уж и использовал, - хмыкнул Борис Глебович. – Скорее, задействовал. Ну да, я вас задействовал. В целях решения, скажем, некоторых вопросов. А чего вы ожидали?
Действительно, подумал профессор, чего он ожидал? И что иного можно ожидать от подобной личности?
- Будет вам, Горислав Игоревич, - увещевательным тоном продолжил Сладунов. - Не принимайте эту историю с Мулем так уж близко к сердцу. Скорее всего, это только моя мнительность.
- Все же так дела не делаются, - заупрямился Костромиров. – Вы должны были сразу мне все рассказать. А не ставить в дурацкое положение.
- Э! Уж не испугались ли вы, профессор?
- Причем тут испугался? – возмутился Горислав Игоревич. – Суть совсем не в этом, вы же понимаете!
- Между прочим, я тут по случаю снова столкнулся с Пфаненштилем. Так вот, он просил передать, что планирует издать вашу мальдивскую монографию тиражом тридцать тысяч экземпляров.
- Тридцать? – поразился профессор. – Не три?
- Именно, именно тридцать, - хихикнул Сладунов. – Неплохо для научной книжки?
- Послушайте… - замялся Костромиров.
- Слушаю, - с иронией в голосе отозвался Борис Глебович.
- Но… Но я даже не представляю, как выглядит этот ваш Муль! Кого прикажете искать?
- Свежей фотографии у меня, увы, нет, - переходя на деловой тон, сказал Сладунов, - а детские фото вас только дезориентируют. Дело в том, что Яков не любил сниматься. Как-то даже болезненно не любил. Бывало, если меня кто фотографирует, а он просто окажется рядом, сразу норовит выскочить из кадра, представляете? А то лицо ладонью закроет. Или уж рожу такую скорчит, что мама родная не признает! Что-то, типа фобии, короче…
- Вот как? Любопытно. Но словами-то вы можете его описать?
- Могу! Понятно, могу, – с готовностью подтвердил Сладунов. И тут же замялся: – Вот только… внешность у него эдакая… незапоминающаяся, что ли? Просто-таки никакая. Среднестатистическая, короче. Рост и вес средние, лицо круглое, глаза… глаза тоже круглые и, помнится, зеленые. Или карие? Нет, точно зеленые! Хотя…
- Да уж, - не без ехидства заметил Костромиров, - по таким приметам опознать его будет проще простого.
- Нет, нет! – заверил Борис Глебович. - Вы его в момент узнаете. Если встретите, конечно. Муль рано облысел, и уже к тридцати годам был лыс, как колено. Еще за время отсидки он потерял почти все зубы. Но их-то вставил и - чики-чик, а вот, хе-хе, волосы отрастить – задача потруднее, согласны?
- Он может и парик нацепить, - мрачно возразил профессор.
- Да, вы правы, - протянул Сладунов. Однако тут же воскликнул: – Но ведь на Сладулине никого кроме троих моих родственников нет, так? А их внешность вам известна. То есть посторонних на острове быть не может. И, главное, не должно! Значит, любой посторонний, если он подозрителен, скорее всего и будет Мулем, верно?
- Ну… похоже на правду, - вынужден был признать Костромиров.
- Вот и чики-чик! – обрадовался Сладунов. – Да, еще одно возьмите себе на заметку, профессор. Яков всегда отличался чрезвычайной физической силой, особенно, когда психанёт, разозлится или… короче, если его из себя вывести. Тогда он становится просто каким-то двужильным! Хотя, так, со стороны, глянешь – вроде ничего особенного… Помню, как-то поехали мы с ним на рыбалку – когда еще партнерами по бизнесу были – и мой джип завяз в болотине, так Муль в одиночку его за задний бампер приподнял, ей богу!
- Эта характеристика особенно обнадеживает, - съязвил ученый.
- Еще Муля, по идее, должно выдавать поведение. Я в том смысле, что он и раньше был психопатом, а сейчас, наверняка, и вовсе – ку-ку. После стольких-то лет отсидки!
- Замечательно! Просто феерично! Сумасшедший силач!
- Короче, спокойно занимайтесь своими делами, профессор, отдыхайте. Ну а если вдруг заметите там, на острове, кого подозрительного – сами ничего не предпринимайте, а сразу звоните мне, договорились? Номер мой теперь у вас есть. Всё! Будьте здоровы, мне давно пора на встречу – волка, так сказать, ноги кормят...
Связь прервалась.
«Матерь Божья, куда я опять ввязался, - пробормотал Горислав Игоревич. – Затерянный в океане тропический остров, на котором, возможно, затаился опасный маньяк. Просто триллер, да и только… С другой стороны - тридцатитысячный тираж! Таким тиражом меня, пожалуй, никогда еще не издавали. Да и существует ли сей безумный Самсон на самом деле?.. Нет-нет, необходимо срочно выкурить трубочку».
Он вытащил из дорожного баула футляр змеиной кожи и достал из него свою любимую пенковую трубку; внимательно осмотрел – янтарный мундштук, слава богу, цел - набил ароматным табаком и закурил. По ходу дела принялся выкладывать на стол бумаги и необходимые для работы книги; вещами он решил заняться после ужина.
Где-то через четверть часа в дверь трижды постучали.
- Да, да войдите! – отозвался Костромиров.
Дверь чуть приоткрылась.
- Ужин в столовой на первом этаже, - не заходя в комнату, сообщил управляющий и спешными шагами удалился прочь.
- А где там у вас столовая? – спросил Горислав Игоревич.
Но вопрос его канул в пустоту. Он пожал плечами и вышел в темный коридор. Видно, порядочный куркуль этот Сладунов, размышлял профессор, пробираясь впотьмах к лестнице, целый остров купил, а на электричестве экономит.
Кое-как спустившись по довольно крутым ступенькам, он остановился: куда теперь, направо или налево?
- Василий Васильевич! – крикнул он.
- Здесь! – слабо отозвался управляющий невесть откуда.
Костромиров заметил полоску света, выбивающегося из-под третьей двери справа по коридору, и направился туда. Его шаги звучали гулко и одиноко; казалось, весь дом замер и настороженно прислушивается к пришельцу. Горислава Игоревича неожиданно посетило какое-то зябкое ощущение, сродни тому, что возникает порой на кладбище, особенно в сумерках. А вдруг и впрямь где-то здесь, в доме, затаился сумасшедший убийца?
Он толкнул дверь и очутился в пеналообразной комнате, центральное место в которой занимал длинный стол, укрытый белой скатертью; стол был почти пуст, если не считать трех зажженных бронзовых канделябров о пяти свечах каждый, да в самом дальнем конце его стояли столовые приборы, рассчитанные явно на одного едока. Так, так, очевидно, это и есть столовая, решил профессор. Из-за отсутствия электрического освещения, здесь, как и в гостиной, царил таинственный сумрак. По стенам столовой, точно портреты предков, через равные промежутки висели какие-то фотографии в металлических рамках. Канделябры, полумрак, портреты, и сама прямоугольная форма помещения – всё это порождало ассоциации с готическими залами.
Костромиров осмотрелся вокруг – никого.
- Василий Васильевич? – негромко позвал он.
Тишина…
«Да что они, в прятки что ли со мной играют?» - подумал Костромиров в некотором раздражении.
И тут он заметил, как ручка двери, находящейся в противоположной стороне комнаты, осторожно поворачивается – туда-сюда, туда-сюда – точно некто пытается потихоньку проникнуть внутрь; потом дверь жалобно заскрипела, и начала медленно-медленно отворяться… Профессор невольно напрягся. Что за черт?! Наконец дверь распахнулась и в столовую величаво вплыла… толстая женская задница. В следующий момент её обладательница выпрямилась и повернулась к несколько обескураженному ученому.
Это оказалась высокая тучная женщина с тяжело нагруженным подносом в руках. Её щекастое, с грубыми, точно у древнего идола, чертами, лицо было столь ярко и густо напомажено, напудрено и нарумянено, что, казалось, одно резкое движение – и косметика начнет осыпаться кусками как старая штукатурка. Голову женщины венчала монументальная прическа обесцвеченных до платиновой белизны волос. Одета она была в длинный, до пят, цветастый сарафан.
- Уфф! – тяжело выдохнула она и заговорила грудным и каким-то распевным голосом. – Насилу двери открыла, руки-то, вишь, заняты, а леший этот красноносый, Василич, усвистел куда-то, черти его дерут. А вы, значица, профессор из Москвы? Горислав, э-э…
- Игоревич, - подтвердил Костромиров, не сдержав улыбки, поскольку представил, как той пришлось отворять дверь. – Он самый. А вы, полагаю, Татьяна Степановна?
- Татьяна Степановна, ага, - согласилась женщина и, поблескивая золотым зубом, со смешком добавила: - Повариха и ткачиха, и сватья баба Бабариха. Едина в трех лицах, от так от. Садитесь-ка за стол, профессор, чай исть-то хочите? Оголодали, поди? Ничего, сейчас я вас накормлю хорошенечко. Чем бог послал. Вот бараньи ребрышки. Уж не обессудьте, свиные были б, понятно, лучше, только свинины здесь взять негде – басурманская страна, одно слово. Вот тут картошечка жареная на гарнир. Вот – оливки. А это салатик. И пивка бутылочка. Пивко холодненькое – из холодильничка. Василий сказал, что вы хотели пивка-то? Да хватит ли одной бутылочки?
- Вполне, спасибо, - поблагодарил профессор, с любопытством поглядывая на словоохотливую повариху. В жизни она оказалась совсем не столь суровой, как выглядела на фотографии.
- Ага. Ну, когда не напьетесь, я еще принесу. А потом можно и баиньки – время-то уже позднее.
- Благодарю, Татьяна Степановна, именно так я и собираюсь поступить.
- Ага. Завтрак у нас в девять. Но коли проспите с дорожки, большой беды не будет, у нас тут просто, по-домашнему.
- А на завтрак сюда приходить?
- В столовую, - подтвердила Татьяна Степановна. - На обед и ужин тоже. Обед обычно в два, а на ужин часам к восьми спускайтесь, раньше я никак не поспеваю. Комнату вашу Василич вам показал? Нормально обустроились?
- Да, вполне. Скажите, Татьяна Степановна… а сколько всего комнат в доме?
- А вам на что? – подняла брови повариха.
- Просто любопытно, - пожал плечами ученый.
Татьяна Степановна мгновение буровила его маленькими заплывшими глазками, а потом, резко склонившись к самому его лицу, рявкнула:
- Любопытство кошку сгубило, от так от!
И ушла, громко топая. Да еще хлопнула на прощанье дверью. Профессор в недоумении покачал головой. Странная реакция на простой вопрос. Он вздохнул… и принялся за еду.
После ужина, вернувшись к себе в комнату и разобравшись с вещами, Горислав Игоревич выкурил по обыкновению трубочку. Курил он на балконе – большом, глубоком - удобно устроившись в покойном плетеном кресле. Курил, анализировал случившиеся за день события, и наблюдал за тремя крошечными полупрозрачными ящерками, что суетились в свете тусклой лампы, закрепленной на балконной стене.
Кондиционер на ночь он включать не стал, поэтому оставил открытыми окно и балконную дверь; лишь задернул их портьерой, чтобы комары не налетели. А чтобы свежее спалось, решил перед сном еще разок сполоснуться под душем.
Но когда он включил в ванной свет, то обнаружил на полу и даже в раковине целые полчища здоровенных черных муравьев. Они принялись с плотоядным видом кружить вокруг него, по скорпионьи приподнимая брюшки; предводительствовали ими несколько муравьев-солдат – крупнее остальных, с тяжелыми прямоугольными головами. Костромиров быстро установил, что ползут черные захватчики из сливного отверстия душевой кабины. Лишь с немалым трудом ему удалось смыть большую часть непрошенных визитеров обратно.
Когда он засыпал, в голове его навязчивым рефреном звучал куплет шлягера советских времен:
- Там живут несчастные люди-дикари,
На лицо ужасные, добрые внутри…
(конец первой части, окончание в следующем номере)
Александр Юдин. 1965 г.р., москвич, публиковался в журналах «Изящная словесность», "Полдень XXI век", «Полдень» (СПб), «Дон» (Ростов-на-Дону), «Бельские просторы» (Уфа), "Север" (Петрозаводск), «Сура» (Пенза), «Нижний Новгород», «Земляки», «Менестрель» (Омск), «Великороссъ», "Юность", "Знание-сила: Фантастика", "Наука и жизнь", "Искатель", Мир Искателя", "Наука и религия", "Тайны и загадки", «Все загадки мира», "Ступени", "Хулиган" (Москва), "Шалтай-Болтай" (Волгоград), "Космопорт" (Минск), «Уральский следопыт» (Екатеринбург), «Слово/Word» (США), и др., а также в сборниках "Настоящая фантастика-2010", «Настоящая фантастика-2011» ("Эксмо"), «Самая страшная книга-2014» ("АСТ"), и др. Автор романов "Пасынки бога" ("Эксмо", 2009 г.) и "Золотой лингам" ("Вече", 2012 г., в соавторстве с С. Юдиным).
