(продолжение. Начало в №2-3/2019)
Наступает воскресение, и я отправляюсь в настоящую церковь, в Covenant Church в Питтсбурге. Должен же кто-нибудь помолиться за Палестинцев, чтобы пенсильванцы не волновались, так почему не я? Вперёд, в церковь!
Сегодня там приглашённый спикер Марк Чиронна рассказывает нам, что «Иисус — это новый Храм. Иисус — это новый завет».
Интеллигентно говоря, я понятия не имею, что он пытается сказать. Но люди в аудитории прямо-таки сливаются с ним. Когда он говорит: «Если Господь забирает что-то, то это потому, что Он даст что-то лучшее!» — все восклицают «Алилуйя!»
Проповедник носит цветастую рубашку гавайского стиля, которая надета поверх брюк, что заставляет меня думать, что в обычной жизни он сантехник.
Представляя самого себя, он кричит: «Моя мама не растила дурака. Я получил власть!», и толпа подхватывает — ДА»!
Всё это напоминает мне предвыборную кампанию Обамы с лозунгом «ДА, МЫ МОЖЕМ!»
Гавайский сантехнический проповедник ходит направо и налево по сцене, затем спускается к аудитории и кричит: «Вы просто должны сказать — Бог, говори со мной! Иисус, поговори со мной!»
А дальше он инструктирует толпу: «Положите руки на живот и говорите — Бог, сделай меня больше!»
И все всё делают по инструкции и чувствуют себя великолепно. Аллилуйя!
То, чему я становлюсь свидетелем здесь — это натуральное наслаждение Христианством, похожее на удовольствие от Биг Мака.
Он кричит: «Крикните ему еще раз!». И, представьте, — они орут. «Если вы верите мне», — продолжает он, «встаньте на ноги и крикните Богу еще раз!». И они встают и орут.
Далее он призывает всех, кто находится в депрессии, выйти вперёд. И большинство людей выходит вперёд. Через 52 дня, — обещает он больным, они преодолеют депрессию. И он опять просит их кричать «Да!», если они верят тому, что через 52 дня они вылечатся от депрессии. И они кричат — ДА!». А дальше он предлагает им пожертвовать каждому по $1 за каждый день, а всего $52.
Так это же лучший страховой план в Америке! И самый дешёвый! $52 — и у вас депрессии, как ни бывало.
Глядя на это, я впадаю в депрессию. Неужели люди так наивны? Мне надо как-то развеяться. И я иду на бейсбольный матч.
Какой же я ужасный немецкий шмук! Я же забыл помолиться за Палестинцев…
* * *
На стадионе PNC Park встречаются Питтсбургские Пираты с Храбрецами из Атланты. Пираты и Храбрецы. Кто додумался до таких названий? Может, какие-то скучающие пасторы.
На PNC Park 38 000 мест, одно из них — моё. Я заплатил, не глядя на стоимость, за билет, вхожу, сажусь и наблюдаю за игрой.
Бейсбол — американская игра, игра, за которой посторонним трудно уследить. Она длится часами, идёт очень медленно, и только будущему Эйнштейну дано понять, что происходит на поле.
Бейсбол — это забава. Тут и музыка, и постоянные радостные объявления, несущиеся из динамиков, и здесь еда повсюду: хот доги и булочки с корицей, мороженое и крашенные кукурузные хлопья, пирожные и пиццы, пиво и сладкие леденцы. Каждый из них стоит раз в 5 дороже, чем где бы то ни было, но это ничего. Если бы еда была дешевле, то никто бы не имел столько удовольствия. Да. Аллилуйя!
Время от времени болельщики трубят в поддержку, или от недовольства. Я как-то не понял в связи с чем, но возможно, что и они тоже не знают.
Перед Seventh-inning stretch (перерыв после половины игры), народ встаёт с мест и нас угощают «Бог, Благослови Америку». Через несколько минут на экранах появляется надпись — «Пошуметь». И толпа орёт. На какой-то момент мне кажется, что я нахожусь ещё в той же церкви.
Молодой человек, сидящий на соседнем месте, говорит: «Люблю я бейсбол!»
— А что самое чудесное в бейсболе?
— Во время игры вы можете сходить в туалет, вы можете расслабиться. Это здорово!
Я поворачиваю свою шапочку козырьком набок и выхожу оттуда. Этому «реднеку» достаточно.
Но путешествие должно продолжаться. Время делать круиз с Cruze.
Гейт 3
Есть некоторые особенности, которые замечаешь, когда водишь машину. Одна из них — это зелень. Повсюду, где приходится ехать, видишь зелень. Это благословенная страна. Другой особенностью является наличие большого количества флагов. Их такое большое количество! Неужели американцы настолько патриотичны?
Я жму на акселератор и надеюсь, что ни один полицейский меня не остановит. И вскоре доезжаю до Кливленда, Огайо. Я понимаю, что я в Кливленде, т.к. куда ни глянешь — всюду вижу название местной баскетбольной команды — Cleveland Cavaliers. Бейсбольные команды, которые я видел в Питтсбурге звались Пиратами и Храбрецами. Эти же зовутся Кавалерами. Кто придумывает эти названия? В Окленде, например — Golden State Warriors (Воины Золотого Штата). Воины? С каких пор? Если бы у меня была спортивная команда, я бы назвал бы её New York Thieves (Нью Йоркские Воры). Это звучит получше, чем Пираты, и более точно, чем Воины.
Но в Кливленде есть не только Кавалеры. Зал Рокнроллской Славы вместе с музеем тоже находятся в Кливленде. И я отправляюсь туда. Я понятия не имею, почему он находится в Кливленде — ведь Кливленд неизвестен, как музыкальный штат. Но это находится именно здесь.
Список людей, введённый в Зал Славы очень длинный, а некоторые из них являются моими любимцами: Арета Франклин, Рэй Чарльз, Билли Холидей и Мадонна. Да, мне нравится эта зрелая девушка.
Гуляние по верхним и нижним этажам этого здания напоминают мне о том огромном музыкальном вкладе Америки в прошедшие годы: будь то soul (для души), R&B, Jazz (джаз), Country (бардовская), или простой Rock ‘n’ roll. Вся эта музыка повлияла на миллионы и миллионы людей в различных странах. Американские певцы и музыканты с 20-х по 80-е гг. прошлого века сформировали многих из нас в тех людей, которыми мы стали сегодня. Они заставили нас думать о себе лучше, и то, что любовь находится тут же за углом, и, что мы вечно будем молоды.
Здесь, глядя на них, ты начинаешь понимать больше, чем когда-либо, что некоторые из лучших примеров Американской Музыки сочинены или исполнены Чёрными Американцами. Их вклад в этом поле деятельности огромен.
Гуляя по даунтауну Кливленда после посещения музея, я почти не вижу чёрных. А если и вижу, то лишь среди бедняков, выпрашивающих сигарету, еду, или деньги.
На Ист Четвёртой улице, где есть пешеходная зона, находится несколько фешенебельных ресторанов. Обслуга там, по крайней мере сегодня, состоит только из белых людей.
Я занимаю место в ресторане Лола Бистро и испытываю восторг: еда великолепна! Это лучшая еда в Америке, которую я едал до сих пор. Да-да, большая часть того, что мне приводилось есть в этой стране — воняет. Даже хлеб. Я знаю это по Нью Йорку, где еда годится лишь на прокорм дохлых собак…
Но Лола хороша!
* * *
Наполнив свой живот, я иду встречаться с бедняками. Я научился этому трюку у некоторых очень успешных политиков. На следующей же улице я встречаю черного парня и спрашиваю, какова жизнь в Кливленде.
— О, я люблю Кливленд.
— А что особенного в этом городе?
— Я в нём родился.
— Давайте, я спрошу у Вас так: вот я ходил по улицам, где хорошее обслуживание и заметил, что все наслаждающиеся хорошей едой — белые люди. Или я не прав?
— Нет, это верно.
— Значит, жизнь Чёрных — тяжёлая жизнь?
— Да.
— Почему?
— Так всегда было здесь.
— И так всегда будет?
— Да.
— Почему?
— Так сложилось.
— А разве жизнь чёрных не изменилась с тех пор, как был избран Обама?
— Да, одна чёрная семья переехала в лучший дом. И всё. Он живёт в Белом Доме, а мы живём здесь. Никаких изменений для нас.
Я ел, я гулял. Пора и отдохнуть. Завтра я поеду дальше. Куда? В Детройт. Почему? Да потому, что нет ничего более Американского, чем Детройт. Откуда я это знаю? Я это сейчас придумал.
Гейт 4
По дороге в Детройт я вижу меньше американских флагов, чем я видел до того. Уж не знаю почему. Неужели мичиганцы менее патриотичны?
Вскоре мне попадается мечеть. Думается, что я въехал в Дирборн, а это, насколько я помню — один из самых концентрированных арабских городов в США.
Должно быть, здесь будут хорошие рестораны с прекрасной средиземно-восточной кухней. Одна мысль об этом, верите или нет, заставляет меня испытывать голод. Да. Мой желудок опять взывает. Он получил хорошую еду в Лола, но это было давно.
Должен внести ясность. Есть два обязательства, которые должны выполняться во время путешествия: Cruze должен быть снабжен достаточным количеством жидкости, а мой желудок —достаточным количеством еды. И я буду этим заниматься.
Cruze на этот момент доволен, ибо я залил в его желудок достаточно бензина сегодня утром. А теперь черёд наполнить мой желудок. Но где мне это сделать?
Проезжая по жилым улицам, я останавливаю машину у тротуара, где спрашиваю у прохожего, где мне найти хорошую арабскую еду. Он посылает меня к отелю. Нет, — говорю я ему, — я хочу есть с людьми!
— Вы на окраине Дирборна. Если хотите поехать туда, где арабы живут, так всё, что я могу Вам сказать это то, чтобы Вы лучше туда не совались.
— Почему?
— Это опасное место.
— О, я люблю опасность. Могли бы Вы дать мне подробности направления?
И он направляет меня на скоростную дорогу. Почему он думает одурачить меня таким образом?
Когда я отъезжаю немного вперёд и вижу человека, выходящего из своего SUV, я останавливаюсь около него. Я спрашиваю его, где поблизости можно найти хорошую арабскую еду.
— Здесь есть несколько вокруг, — говорит он и советует туристский ресторан.
— Нет, — говорю я ему, — я хочу есть с людьми.
— Какими людьми?
— Арабами!
— Что Вы имеете в виду?»
— Место, куда арабы ходят есть!
— Но ресторан, куда я Вам посоветовал…
Я прерываю его.
— Я хочу есть с реальными жителями Дирборна. Понимаете меня? Арабами!
— Боюсь, Вы не понимаете того, что я пытаюсь Вам сказать.
— Объясните!
— Вы хотите быть в самом сердце Дирборна, где находится оригинальная мечеть?
Я понятия не имею, о каком месте он говорит, но отвечаю:
— Да, именно туда я хочу попасть!
— Это страшное, опасное место. Я уверен, что Вы бы не хотели туда ехать.
— Дорогой мой! Я люблю «страшное» и обожаю «опасное»!
— Вы уверены в том, что Вы делаете?»
— Да!
Убедившись, что я окончательно свихнувшийся человек, показывает мне правильное направление.
* * *
Итак, я еду туда. По дороге проезжаю мимо развалившихся зданий, похожих на старые заводы. Ехать приходится по глубочайшим рытвинам, немыслимым в любой развитой стране. Неужели я в Америке? В чём причина этих рытвин? Заезжая и выбираясь из ям, я замечаю повторяющийся знак: «За ранение/убийство рабочего $7500 + 15 лет».
Что бы это ни значило, я уверен, что это ничего общего не имеет с Исламскими законами. Что-то не припомню такого текста в Коране. Да, я изучал Коран. В общем, хорошая книга.
Я продолжаю ехать, пока не начинаю замечать вывески на арабском языке. Ура, я кажется доехал до съедобного рая! Правда, здесь небольшая проблема: все рестораны закрыты.
Как же я не подумал об этом раньше? Сейчас Рамадан и мусульмане постятся в дневное время. Какой же я идиот! Я выхожу из машины и высматриваю каких-нибудь людей, которые бы мне подсказали, когда исламский день заканчивается и начинается исламская ночь в Дирборне. Молодой человек в бейсболке задом наперёд говорит мне, что конец голодания наступит сегодня в 9:14 вечера, что значит через два часа. Что же мне делать до того времени? Хорошо, я могу поговорить с этим парнем. И я спрашиваю у него, что люди из округи говорят о вас.
— Что?
— Что это место опасно. Это так?
— Откуда Вы?
— Из Иордании.
— Я Вам скажу, почему они так говорят. Потому, что они вруны. Здесь опасно? Вы же знаете, что мы, мусульмане — лучшие. Или не знаете? Детройт — столица убийц в США. Но не Дирборн! Мы самые лучшие!
— Брат мой, я не знаю читал ли ты сегодняшние новости, но мы не ведём себя хорошо. Я вижу, что происходит на Ближнем Востоке: Игил — Исламское Государство Ирака и Леванта обезглавливает людей направо и налево и все видят эти фотографии.
— Не верьте ничему, что Вы видите в Новостях! Они все — лгуны!
— А из каких вы мест приехали?
— Я родился здесь, но моя семья приехала из Йемена. Здесь все из Йемена. Если хотите встретить иорданцев, палестинцев, или ливанцев, то до них езды минут 15″.
— А где Вы будете есть после поста сегодня?
— Не со своими родителями. Они уехали в отпуск в Йемен.
— В отпуск в Йемен? Там же ужасная война!
— Кто Вам сказал? Не верьте Новостям!
— Ну, если в Йемене так хорошо, то почему вы не возвращаетесь назад?
— Зачем? Чем плохо здесь? Я — американец! Я волен жить, где хочу, и здесь тоже.
* * *
Я желаю ему всего хорошего и еду к иорданцам, палестинцам и ливанцам. И я встречаюсь с иракцем по имени Мухаммед. Я спрашиваю у него, кто живёт тут?
— Арабы.
— Мусульмане?
— Да.
— Только?
— Да. И это хорошо.
— И никаких других людей здесь нет?
— Каких людей?»
— Ну, скажем, Евреев.
— Откуда Вы?
— Из Германии.
— О, у меня сестра там.
— Может ли еврей здесь жить?
— Нет.
— Но почему?
— Он может проезжать здесь, но не жить.
— Почему?
— Так здесь принято.
— Почему?
— Евреи могут жить в 10 милях отсюда, но не здесь.
— Почему не здесь?
— Я же говорил Вам — так здесь принято.
Он напоминает мне того чёрного парня из Кливленда. Оба говорят, что «так здесь принято». Чёрным нельзя есть изысканные блюда, а евреям нельзя здесь жить. Да, так здесь принято.
* * *
Я опять двигаюсь вперёд и подъезжаю к магазину Арабских сладостей. Там я нахожу трёх молодых женщин. Все они Ливанки. У самой младшей я спрашиваю, нравится ли ей Америка?
— Нет.
— А почему вы здесь?
— Я учусь здесь в университете. Изучаю дизайн интерьера.
— Почему здесь, а не в Бейруте?
— Там слишком дорого.
— А что будете делать, когда закончите учёбу?
— Вернусь домой, в Ливан.
— Я слышал, что там есть проблемы.
— Нет! Хизбалла сильна и они нас защищают. Все остальные кивают.
Хизбалла (партия Бога) находится в США в списках Террористических организаций с 1997 года, но я не поднимаю этот вопрос. Вместо этого я говорю:
— Вероятно, вы правы. Мне очень нравится Хассан Насралла — лидер Хизбаллы.
— Мы его любим! Остальные дружно соглашаются.
* * *
Я покупаю немного сладостей и езжу вокруг района. Я не вижу ни одного американского флага, развевающимся у какого-нибудь дома. Всё же здесь Америка. Я захожу в табачный магазин, где продаётся табак для кальяна. Табак продаётся различной пахучести. Например, яблочный и апельсиновый. Но в Дирборне он еще продаётся и с ароматом «Кофе из Старбакса».
Через пару дней будет Четвёртое Июля, но здесь это не чувствуется. Зато понятно, что здесь — Рамадан.
Я умираю от голода.
Я иду в ресторан Аль Амир, который открыт для арабских Христиан, не придерживающихся Рамадана. Я заказываю хумус, баба ганоуш, фалафель, кибаб, турецкий кофе. На момент я представляю себя в Багдаде. Еда превосходна! Прямо, как мама готовила в Ираке, прежде чем туда вторглись американцы.
Страшен ли арабский Дирборн? Нет. Опасен? Нет. Расисты ли арабские жители? Помилуйте, ну не более, чем их расистские соседи, которые называют их страшными и опасными.
* * *
Я езжу по этой стране и встречаю чёрных, евреев, арабов, квакеров. Но ни разу — немцев. Я ищу немцев — те 50 млн американцев, которые считают Германию страной своих предков. Где же, черт побери, находятся эти 50 миллионов?
Продолжаю вести машину. Кстати, я начинаю привыкать к вождению и даже получать от этого удовольствие. Время от времени я превышаю лимит скорости, тут и там проезжаю на красный свет, но в целом мы с Cruze начинаем понимать друг друга всё лучше. Я чувствую себя в нём, как влюблённый…
В данный момент я веду машину по дорогам, ведущим в знаменитый американский «Город Моторов» Детройт. Будучи молодым водителем, чувствую свою привязанность к этому городу, словно это мой родной город. Твой блудный сын возвращается к тебе, Город Моторов!
Я доезжаю до Мичиган Авеню, которая, по моему мнению, ведёт в даунтаун (центральную часть). Проезжая по ней, я всё же замечаю что-то печальное. Квартал за кварталом предстаёт в заброшенном, неухоженном и уродливом виде. Обречённые здания являются скорее правилом, чем исключением.
Что случилось с моим «родным» городом? Я не знаю, я просто еду. Когда я вижу табличку со словом Гейдельберг, я останавливаюсь. Гейдельберг — один из моих любимых немецких городов. Неужели я доехал до его двойника? Или я доехал, наконец, до 50 миллионов? Я еду в этом направлении. Вижу двух Германских туристов, стоящих возле своей машины — на этом всё. Остальные люди — чёрные.
Я покидаю Гейдельберг и продолжаю ехать… Но куда? Пусть мой Cruze решает. Я делаю несколько поворотов на боковые улицы и доезжаю до места… даже не могу сказать, что это. Оно напоминает мне другое место — Фукусиму в Японии, где я побывал несколько лет назад после цунами, которое привело к катастрофе на атомной электростанции… Как и там, здесь в воздухе витает хаос. Когда-то это место, вполне вероятно, было приятным районом с мило расположенными частными домами. Теперь же эти дома скорее напоминают сгнившие монументы, а некоторые даже скелеты. Но должен сказать, что в них я замечаю какие-то движущиеся существа, возможно привидения, или крысы…
Этот район скорее всего покинут десятилетия назад. Дикие кустарники и разруха почти везде, а затем я вижу и обломки, развалины тут и там. Я подъезжаю ближе — и вижу людей. Да-да, людей, которых раньше принял за привидения, и которые в этой обстановке похожи на них. Страшно!
И, как из-под земли, появляется передо мной чёрный парень с велосипедом. Его зовут Джей, ему 26 лет, и он отец четверых детей. Я спрашиваю у него, что же тут происходит. Он отвечает:
— Чёрные люди убивают друг друга.
— Почему?
— Потому что они «ниггеры». Они делают это, потому что делают…
— Почему?
— Если они считают, что ты не смотришь на них подобающе, они просто стреляют в тебя. Без всяких причин.
— И это всё?
— Знаете, где вы находитесь?
— Что Вы имеете ввиду?
— Знаете ли Вы, что это за место?
Я хочу сказать в Фукусиме, но вместо этого говорю, что не вполне знаю где.
— Это место называется «Красная Зона»
— Красная Зона?
— Да.
— Красная зона чего?
— Последняя Зона.
— За ней смерть?
— Именно. Здесь вы никогда не знаете, кто будет в вас стрелять.
— Это всегда так?
— Всегда так с чёрными людьми. Они стреляют друг в друга.
И он продолжает, говоря, что ситуация ухудшается, потому что сейчас лето:
— Жарко, и люди убивают.
Напротив нас на улице стоит сгоревший дом. И я спрашиваю, каким образом он загорелся?
— Здесь жил чёрный пьяный мужик. Он был пьян и свалился у огня. Он сгорел вместе с домом.
— Он хотел сгореть?
— Он был чёрным пьяницей, вот почему.
— Наступает Четвёртое Июля. Гордитесь ли Вы быть американцем?
— Да, чёрным американцем!
— Дома здесь вокруг выглядят так, словно они видели лучшие времена. Что случилось?
— Мы их не строили. Они наши потому, что были заброшены. Если ты чинишь заброшенный дом и живёшь в нём — он твой. Право поселения. Мы их не покупали. Мы просто въехали. Но люди постоянно воруют: то дверь, то окно, всё. И мы убиваем друг друга: чёрные против чёрных. Эта красная машина Ваша?
— Да.
— Хотите, я буду охранять её, пока Вы здесь гуляете?
— Нет, спасибо. Скажите мне: вам требуется оружие, чтобы жить здесь?
— Да!
— А у Вас оно есть?
— Есть, но не с собой.
Мы пожимаем друг другу руки, и я отъезжаю. Как долго Джей будет жив — я не знаю. Через несколько домов впереди вижу табличку на пустом доме: «Цена снижена. $5000, или лучшие предложения.
Да, оказывается в этой стране есть места, где цены на дома бьют все возможные мировые рекорды дешевизны. Тут можно купить дом меньше, чем за $5000. В Америке всё возможно!
Должен сказать, что по сравнению с этим местом Джермантаун выглядит милым уютным районом.
Я вступил в зону заброшенной частной собственности и был шокирован уровнем разрухи. Всё, что только возможно было украсть отсюда, было украдено — вплоть до проводов и выключателей. Я ходил вокруг района и видел смерть, выглядывавшую из-за каждого угла. Здесь Последняя Зона и поезд смерти движется быстро. Каким образом место, подобное этому, имеет право существовать в наши дни и на нашем веку?
Я не могу ответить на этот вопрос.
Существуют бесчисленные Западные Гуманитарные Организации, с миллиардными фондами, которые рассылают активистов по всему миру, чтобы помочь угнетённым. Почему их нет здесь? Борцы за Права Человека, приходите сюда! Посетите это место, Amnesty International! Примите резолюцию, Объединённые Нации! Привезите сюда Ваши сияющие вэны, Красный Крест! Делайте что-нибудь, спасайте детей, спасайте Африку! Летите сюда побыстрей, активисты NGO, если отважитесь.
Где все эти активисты и организации, когда люди мрут, как мухи? Или они все квакеры?
* * *
Мой отель в Дирборне Double Trees by Hilton предлагает челночные автобусы к даунтауну Детройта. Я использую эту возможность. Нет никакого смысла ехать туда самому и искать место для парковки. Шофёр Метт рассказывает мне, что Дирборн — историческое место, где Хенри Форд создал американскую индустрию и построил управленческие корпуса своей компании. Почему здесь?
— Хенри Форд любил это место.
Пусть будет так. Он также рассказывает, что в Детройте жило 8 млн человек, но большинство людей покинули город и осталось лишь 2 млн жителей. Мне нравится изучать историю по рассказам шоферов вэнов. В этом есть что-то особенное.
— Что же произошло?
— Расистские бунты.
Для того, чтобы 6 млн человек сбежало из города из-за «расистских бунтов»… Они, вероятно, были достаточно кровавыми.
— Не как в Гражданскую Войну, но — смертельные.
Довольно тяжело мне представить 6 млн человек, убегающих из своих домов… Наверно потому, что я очень чувствителен к этой цифре — 6 миллионов. Но погодите! Возможно, это именно то, чем Красная Зона была еще задолго до того, как Джей стал называть это своим домом.
Из-за чего возникли эти расистские бунты? Может, об этом Мэтт расскажет мне в следующий раз, а пока он высаживает меня возле Центра Реновации Дженерал Моторс — небоскрёб возле реки Детройт и напротив через реку от Виндзор, Онтарио. Да, Канада находится на другом берегу реки. Я не иду в Канаду, а остаюсь в США и вхожу в Центр Реновации. Я понятия не имею, что буду здесь делать. Что я да понимаю — это место выглядит намного лучше, чем Красная Зона, и этого мне достаточно. Я вижу несколько человек, собирающихся на экскурсию, и я присоединяюсь к ним. Женщина, лет на 20 старше пенсионного возраста, ведёт нас мимо эскалаторов и лифтов между дисплеями автомобилей Дженерал Моторс(GM). Она рассказывает нам о том времени, когда автомобильная индустрия почти развалилась:
— Спад начался в 70-е, когда люди начали покупать иностранные машины. Но эта Эра закончилась. Сегодня Большое Дерево (GM, Ford, Chrysler) вновь вернуло свою былую славу».
Мы последовали за ней в лифт с прозрачными стенами и поднялись на 72-й этаж, где есть обзорная площадка на 360 градусов с видами Детройта. Мило, правда. Отсюда Детройт выглядит просто великолепно! Какой богатый, очаровательный и прекрасный город!… Наш гид указывает на различные части города и советует нам куда пойти поесть, где магазины, магазины и опять магазины, затем закусочные, опять магазины, где можно увидеть шоу, или поездить верхом, закупиться, погулять и опять сделать покупки. Детройт в нашем распоряжении и готов исполнить все наши пожелания прямо сегодня. Никаких Красных Зон, или Смертельных Зон, только красота и удовольствия.
Эти туристы никогда и не узнают о Красной Зоне. Я покидаю этих туристов вместе с гидом и гуляю сам. Где-то в середине здания, между эскалаторами, я встречаю Франка. И он рассказывает мне следующее:
— Самой большой этнической группой в Детройте были немцы. Это было около 100 лет назад. Но сегодня это совсем другая картина. За исключением даунтауна в Детройте 98% населения составляют чёрные.
Было бы интересно увидеть реакцию канадских туристов, если бы они услышали это от меня.
Я спрашиваю у Франка о Красной Зоне, но он не понимает, о чём я говорю. Он очень хорошо знает Детройт, но никогда не слышал о Красной Зоне. Я описываю это место ему: это что-то вроде города призраков, где гуляют мертвецы.
О, да. Теперь он понимает и знает это место, но считает, что МЕСТО — неверное слово. Чтобы быть более точным — таких мест с Красной Зоной много в Детройте. Красная Зона Джея — не официальное название, а просто название, основанное на реальности.
— То, что Вы видели — лишь маленькая часть многих похожих мест, раскинувшихся по Детройту площадью в 139 квадратных миль.
Это огромная территория! Что-то слишком много привидений…
Франк рассказывает мне, что в 60-е годы чёрные бунтовали на улицах Детройта, жгли и мародёрствовали в городе, что породило «белый вылёт». Получились расистские бунты. Белый взлёт. Историки спорят о том, что именно произошло в те дни. Некоторые отрицают «белый вылёт». Но Франк — местный, и он знает о чём говорит.
— Что же послужило причиной бунтов?
— Мартин Лютер Кинг выступил со своей знаменитой речью сначала здесь, а уж потом в Вашингтоне. Он отрепетировал её сначала в Детройте.
— Вы имеете в виду речь «Есть у меня мечта…».
— Да. После этой речи 200 000 человек пошли за ним… одно последовало за другим, улицы Детройта горели, а белые стали покидать свою собственность и бежали из Детройта».
Франк — супер-политкорректен. Он не говорит «белые», а говорит «кавказцы».
— Правильно ли я понимаю Вас и, значит, Красные Зоны — это дома, принадлежащие белым людям, которые бежали от взбунтовавшихся чёрных?
— Да.
Другими словами, здесь совершенно другая история: вовсе не страдающие чёрные, о чём обычно говорят, а бунте чёрных и пострадавших белых. А где же находился Мартин Лютер Кинг во всём этом? Американским людям всегда рассказывают власти и медиа, интеллектуалы и различные лидеры, что движение Кинга не было насильственным и что расисты убили его. Но почему-то очень редко, а чаще всего никогда не упоминается исход белых. Лично я никогда об этом не слышал.
* * *
Четвёртое июля наступит уже через несколько часов, и я отправляюсь обратно в Дирборн в свой отель Double Tree by Hilton.
Если вам это интересно узнать, то кресло-качалка работает прекрасно. Это единственное, что здесь работает, за маленькими исключениями. Например, вода в туалете не всегда смывает содержимое: иногда да, а иногда и нет.
Утро Четвёртого июля, и мне требуется сигарета. Внизу, рядом с парковкой стоят две скамейки и стол — металлическая конструкция, спаянная воедино. Две пепельницы находятся рядом с ними. Именно здесь находится зона для курящих и туда я направляюсь. Я зажигаю индонезийскую сигарету, купленную пару дней назад. Вскоре трое человек присоединяется ко мне. Это постояльцы из Иордании, и они хотят покурить.
Кстати говоря, они-таки настоящие иорданцы, не то что я. —Добро пожаловать в секцию прокажённых! — говорю я и они в ответ улыбаются.
— Америка—фальшивое место, — говорит один из них.
— Что Вы имеете в виду?
— Всё здесь фальшивое. Люди не связаны друг с другом, даже соседи. Всё фальшиво, и войны тоже. Кто, по-вашему, взорвал Башни-Близнецы? Америка и евреи. Вы думаете это сделали арабы? Кто такие Игиловцы? Американские агенты!
Разумеется, если один человек называет другого фальшивым, то обвинитель должен бы быть без изъянов. Но не в этом случае. Эти ребята — мусульмане, а сегодня Рамадан, когда курение запрещено в дневное время. Однако они курят, что было бы немыслимо в Иордании.
— Как Вас зовут?
— Гази».
— Приятно познакомиться.
— Еда здесь, в Америке, не имеет никакого вкуса», —продолжает он. — Американцы экспортируют террор, но не умеют готовить еду».
Я нашёл для себя правильное место, чтобы начать праздновать Четвёртое июля. Теперь мне требуется что-то получше. Но что именно?
Работники отеля дают мне пару идей, и я выбираю «Величайшие Американские Исторические достопримечательности». Так Музей Генри Форда определяет себя сам. Похоже, что это неплохая идея, и я направляюсь туда.
* * *
Музей предлагает прекрасный дисплей об истории автоиндустрии. В секции под названием «Америка за рулём» я читаю: «Американцы не изобрели автомобиль, они просто взяли его и быстро сделали своим».
Как это верно! Я лично чувствую так же. Я взялся водить машину и вождение стало моим. Я подтверждаю каждое сказанное здесь слово!
Далее там сказано: «Автомобиль привёл нас к новому виду культуры и ландшафта, как никакое другое изобретение».
Мне кажется, что моё постоянное вождение в эти дни, после почти целой жизни НЕвождения наверняка изменило меня. Я не уверен в какую сторону, но это и не важно.
Генри Форд получил кредит доверия, как внедривший конвейерную линию. Это стало для него лучшим способом сделать машину доступной не только для богатых, но также и для остальных людей. Идея «Автомобиля для всех» была перенята с воодушевлением у Адольфа Гитлера, который был одержим всецело этой идеей. Печально, что эти два человека разделяли не только эту идею. Как бы это помягче сказать? Генри был пламенным антисемитом.
Среди различных других занятий и владений, он был владельцем газеты Dearborn Independent. В ней печатались статьи, и даже серии статей под названием «Интернациональный Еврей — Мировая Проблема». В них евреев обвиняли во всех смертных грехах. Годами он публично утверждал, что еврейские банкиры ответственны за Вторую Мировую Войну, и что они убивали Христиан для своего собственного обогащения. На последовавшем за этим уголовном процессе он эффектно извинился за свой антисемитизм, но в дальнейшей жизни повторял снова и снова свои обвинения.
Неверно думать, что этот Генри у меня постоянно в мыслях. Но, когда я вошёл в музей, то истории о нём выскочили в моём мозгу, поэтому, когда гид обратилась ко мне с предложением помощи, я попросил её направить меня в тот раздел музея, который бы рассказал об этой части истории Генри. Гид —милая женщина, уставилась на меня с таким недоверием, словно я попросил её совершить ужасное преступление.
— О чём Вы спросили, повторите пожалуйста?»
Я повторил вопрос.
— Я не осведомлена в том, о чём Вы говорите», — сказала она. «Я не знаю ничего об этом. Но, если желаете, вы можете использовать наши вспомогательные компьютеры. Если там есть что-нибудь из того, о чём Вы говорите, я уверена — Вы найдёте необходимую информацию в них».
И она даёт мне специальную карточку для использования исследовательских компьютеров на полу.
Великолепно! Во-первых, я должен зарегистрироваться в этой системе, что я и делаю. Затем я активизирую карточку. И, наконец, я имею полный доступ к самой авторитетной в мире базе данных, касающейся Генри Форда. Фантастика!
И я начинаю своё расследование. Я забиваю «Генри Форд и евреи» в поисковик и получаю «запрос возвращен без результатов»… Я пробую писать в поисковике «Евреи». Результат тот же. Я сдаюсь и хожу вокруг, пока не натыкаюсь на большую табличку «Свобода и Справедливость для всех». О, это должно быть интересным. Я захожу туда, и другой гид предлагает мне свою помощь. Да, с удовольствием, — отвечаю я. — Не могли бы Вы направить меня в тот отдел, где рассказывается об антисемитизме Генри Форда? — Нет. Никто никогда не спрашивал меня об этом».
— Насколько мне известно, это — исторический факт…
— Мой муж всю свою жизнь работал в компании Форда, но он никогда не замечал ничего такого.
Я одариваю её дружеской улыбкой — самой дурацкой, на которую способен, и спрашиваю:
— Разве Вы в первый раз слышите об этом?
— Ну, раз вы так спрашиваете… Да, я слышала об этом. Но не здесь.
— Не знаете ли Вы, почему они здесь избегают этого?
— Здесь всё Т-С-С… А почему вы интересуетесь?
— Я журналист.
— Я ничего Вам не сказала. Не цитируйте меня. Это лишь между нами.
— Я не упомяну Вашего имени.
— Тогда ОК.
— Но почему они…
— Мы говорим здесь только о позитивных вещах, а не о проблемах.
Но это не совсем так. Этот музей имел дело с проблематичной чёрной историей страны. Он представляет, к примеру, Мартина Лютера Кинга и Розу Паркс. В случае с Розой Паркс они даже демонстрируют автобус тех времён. Роза Паркс стала знаменитой в этой стране после того, как отказалась уступить место в передней части автобуса в 1955 году белому пассажиру даже по требованию водителя. В те годы это было в рамках закона.
Я даже залез в автобус и, спросив конкретное место Розы, уселся на него.
Буквально через минуту появилась другая музейная дама и предложила помощь в исторических вопросах о Генри… И мы беседуем я, сидя в автобусе, а она снаружи. Эта женщина, видно более высокого ранга в музее, чем две предыдущие, рассказывает мне, что есть причина тому, что в музее никак не освещается антисемитизм Форда. Нет, это не попытка что-то утаить. Причина проще: Музей Генри Форда — это об автомобилях, а не об истории.
— Я сижу на месте Розы Паркс, верно?
— «Да».
— Алло, я — Роза, а не автомобиль.
Она чувствует себя полной идиоткой.
— Я не знаю, что Вам сказать. — говорит она тихо.
И всё это происходит в Информационную Эру, как наше время часто называют. Генри был милым, ласковым человеком, а Детройт — это город магазинов и ресторанов.
Хорошо. Я выхожу из автобуса Розы и продолжаю ходить и осматривать некоторые экспозиции. Вот тут график, названный «Население Детройта, 1900—2010». Здесь я вижу, что самый максимум был в 1960 году — здесь проживало около 1 800 000, а в 2010 — менее, чем 700 000 человек… Это, конечно, не те цифры, которые мне назвал Метт, шофёр вэна. Но почему-то мне кажется, что в данном вопросе музей подал историю правильно.
В Гринфилд Виллидж, которая является частью комплекса музея Генри Форда, очень скоро состоится концерт «Салют Америке» в честь празднования Дня Независимости. Тысячи людей собрались здесь, и нас угощают музыкальными композициями, вроде «Никто так не Прекрасен, как Храбрецы».
Это мероприятие является «салютом нашим войскам», — говорит выступающий на подиуме. Если вы только что свалились с Марса, то вам бы показалось, что Америка находится в разгаре войны и её сохранность в опасности… «Наши войска. Салют нашим войскам. Прекрасные Храбрецы».
Я никогда не думал о «наших войсках» будучи в Нью Йорке, но здесь явно не Нью Йорк… Здесь Мичиган.
Люди вокруг в праздничном настроении. У некоторых с собой американские флаги, а некоторые носят шляпы с изображением флага, или рубашки, или даже брюки. Почти все люди здесь — белые.
Но не все выглядят счастливыми. Молодая служащая без намёка на флаг и капельки радости вызывает моё любопытство. Я приветствую её.
— Что творится, девушка?
— Добро пожаловать в Страну Свободных!» — говорит она с сарказмом в голосе. «Это Музей Генри Форда. Знаете ли Вы, кто был Генри Форд?»
— Да. Сочувствующий Нацистам. Но другие девушки бы это не признали.
— Это правда. Во время тренировки они учат нас всегда на вопросы посетителей о расистской истории Генри Форда отвечать, что мы никогда об этом не слышали. Мы обязаны изображать желание помочь, давая им карточки для их самостоятельного исследования, зная заранее, что они там ничего не найдут».
— Где бы я мог закурить здесь?
— Нигде. Хоть мы и на улице, но закурить Вы не сможете нигде. Страна Свободных… А откуда Вы?»
— Из Европы
— Я так мечтаю переехать в Европу! У нас, знаете ли, новое здравоохранение в стране. Теоретически звучит так хорошо, а в реальности это совершенно другая история. У моего мужа был хороший страховой план. Он включал всё, за исключением некоторых дополнительных расходов. Всё закончилось. С тех пор, как новая система была введена, страховые компании заставляют нас платить больше, т.к. они должны субсидировать Обамакер (Акт о Доступном Медицинском обслуживании, который президент Обама продавил через Конгресс и стал законом за его подписью). Мой муж и я имеем $20 000 долга за последние два года за медицинские расходы. И это забота о здоровье? Я хочу уехать. Извините, что я всё это вывалила на Вас, но оно само так вышло».
Всё, что я сегодня узнал — неподъемно. Музей Генри Форда, современный гигант, бессовестно вовлечён в распространении лжи… В нашем просвещённом двадцать первом веке никто ничего не рассказывает.
Где же Абе Фоксман, когда он нужен?
Мичиган — не маленький штат. Я продолжаю шататься в его границах, чтобы переступить через Форда. Я доезжаю до Франкенмут. Звучит и выглядит как-то по-немецки. Неужели я, наконец, встречусь с немцами? Это надо увидеть. Франкенмут празднует Рождество круглый год, и, въезжая в него, — а я напоминаю, что сейчас июль, вы встречаетесь с большим панно «Счастливого Рождества». А, когда проезжаете насквозь, то у вас чувство, словно едете по баварской деревне во время Рождества. Лишь знаки в основном на английском. А Санта Клаус — американский любимый дедушка, представлен в большом диапазоне. Франкенмут специализируется на рождественских товарах, как выясняется во время прогулки здесь.
Во Франкенмуте подают немецкие блюда, и официанты одеты довольно мило. Девушки в ресторане под названием Bavarian Inn Lodge, куда я пришёл, выглядят точно так же, как на фотографиях Нацистской эры, где «прекрасные германские девушки приветствовали Гитлера». Я не могу поверить, что именно этот образ приходит мне на ум.
Еда тут хороша, если вам не терпится узнать. На данный момент они предлагают бранч (поздний завтрак) в стиле буфета, и я беру хлебный пудинг, который напоминает мне о доме, где бы он ни был. И еще я беру таящий во рту вишнёвый штрудель — чуть горьковатый и чуть сладковатый — прямо, как я люблю. Впрочем, хватит о еде. Пора приступить к духовному.
Сегодня в одном из самых больших зданий Франкенмута —Festhall состоится Патриотическое Богослужение.
В брошюре, напечатанной специально по этому поводу, я читаю:
«Мы рады тому, что вы здесь сегодня! Мы приветствуем вас в этот особый случай, когда мы восхваляем Бога и подарок — его сына и за благословение, ниспосланное нам, гражданам Соединённых Штатов Америки… Это еще одна великолепная возможность для нас чествовать всех, кто служил нашему народу, а также тех, кто продолжает защищать свободу, которую мы глубоко чтим».
Интересно, эти люди — американские немцы?
И я захожу в Festhall, который декорирован огромным американским флагом и сияющим крестом. Вместе со мной в зал входит группа людей с флагами в руках и автоматическим оружием через плечо. Справа от меня я вижу двух солдат, оба чёрные. Я разговорился с Вальтером, солдатом в униформе американских войск.
— Что для Вас Америка?
— Это возможность.
— А, если более конкретно?
— Хорошо. Я рос в бедности. В моей семье мы делили пару штанов… А теперь я в порядке.
— Значит, Вы богаты теперь?
— По сравнению с тем, каким я был раньше — да.
— Приходилось ли Вам участвовать в боях?
— Да, пришлось.
— Где?
— В Афганистане.
— И как это было?
— «Страшно.
— Почему же Вы служили там?
— Потому что я Христианин.
Со сцены раздаются звуки музыки «Glory, glory, Hallelujah».
* * *
Мне требуется сигарета. Я выхожу. Недалеко от меня находится площадь, названная Военной Площадью. Там огромный американский флаг гордо реет над самолётом и танком.
Я в Германии. Эти тысячи людей должны быть немцами, говорю я сам себе. Они такие германские! Немцы, если вам не довелось никогда встретиться с ними — очень экстремальные люди. Такова их культура. Если они решают быть приятными, они будут наимилейшими людьми. Когда они решают, к примеру, быть либеральными, то ни один либерал в мире не сравнится с ними, даже близко не будет. Если же, с другой стороны, их настроение тянет их в другую сторону, то никто не сравнится с ними в их жестокости. Сегодня может быть Веймарская республика, а завтра — Нацистская Империя. Короче, они исключительно привержены крайностям.
Посмотрите на этих людей здесь. Им хочется всего: флагов, самолётов, танков, автоматов и молитв. Но и этого недостаточно, оказывается. Они выкопали двух чёрных солдат — выглядит здорово! Этого достаточно? Нет. У них еще есть монумент, сделанный из расплавленной стали, оставшейся на развалинах Башен-Близнецов и подаренной им Храбрецами города Нью Йорк.
Хочется отдохнуть от патриотизма Франкенмута! И я зажигаю сигарету. Тут встречаю я леди, которая рассказывает мне, что стоит увидеть замечательный Остров Макинак. Там нет автомобилей на дорогах, — говорит она, и там очень спокойное место.
Чтобы избавить себя от мыслей о Вооружённых силах и Красной Зоне, я двигаюсь в направлении Острова Макинак, Мичиган.
* * *
Название острова придумали коренные американцы, как мне объяснили. Оно связано с его формой («макинак» означает «большая задумчивая черепаха»). На остров можно попасть либо на частном самолёте, либо на лодке. Поскольку я не владею самолётом, я использую лодку, чтобы переплыть Озеро Хурон, где меня ждёт повозка с запряжённой лошадью, которая отвозит меня к моему новому пристанищу — Гранд Отелю.
Первое, что я замечаю, когда я прибываю туда вечером — это, что служащие отеля спускают американские флаги на ночь. Почему? — спрашиваю я у женщины, имени которой я не знаю.
— Потому что американский флаг не должен реять в темноте. Его нужно спускать, разве что имеется источник света, направленный на него. Но т.к. они не хотят направлять свет на каждый флаг — а их много здесь — они просто спускают и сворачивают их. Это не закон. Таков обычай.
Я замечаю, что каждый флаг складывают два человека. А почему не один? — спрашиваю я.
— Нет. Американский флаг не должен касаться пола, поэтому нужны два человека. Они же большие.
— Ой вей, как говорят на идиш.
Другой человек средних лет хочет поделиться со мной мыслями об американском флаге.
— Для меня флаг представляет символ свободы. Я уважаю флаг. Мы боролись за неё — за нашу свободу». И его голос срывается от наплыва эмоций:
— Я патриот, и я не стесняюсь этого. Я горжусь этим. Я горжусь своей страной!»
Я гляжу на этого человека и думаю: может это лицо Героя?
В Гранд Отеле 390 номеров, и почти все заняты. Средняя стоимость номера на сутки $285, включая два раза возможность поесть. Обед из четырёх блюд, и их подают белые официанты. Нас же обслуживают смуглые ребята, большая часть из которых из Ямайки.
Диетическая Кола не включена, как и алкоголь тоже. Не разрешается курение на территории собственности.
Я выхожу из отеля, чтобы покурить. Когда я вдыхаю с удовольствием дым, ко мне присоединился Брайан. Он из Техаса. Он рассказывает, что интересуется международными отношениями. Чтобы продемонстрировать свои познания в иностранных делах, он делится со мной мнением, что Израиль должен прекратить строить поселения в Газе. Может сказать ему, что ни одной живой еврейской души нет в Газе? Нет, я не стану. Пусть он присоединяется к людям Генри Форда. Он был бы для них ценным экспонатом.
Я иду в номер и проверяю новости, вдруг я найду что-нибудь о новой Газе. Вот что-то из Huffington Post про греческие долги международным кредиторам. CNN рапортует из Южной Каролины про постановление о снятии Флага Конфедератов с Правительственного здания при голосовании в Сенате 37 голосами против трёх. Нью Йоркская Daily News рассказывает об избиении до потери сознания белого человека группой чёрных. Демонстрируемое видео трудно смотреть, ибо лицо пострадавшего всё в крови. Оно сопровождается руганью свидетелей произошедшего, которое запикивается, чтобы не было слышно полностью высказанных слов.
Базируясь на трясущемся пуританстве, являющемся основой государства, основная линия масс медиа такова, что они не исключают точных ругательных слов, связанных с сексом. Следует лишь писать первую и последнюю буквы, а между ними — точки. Так же они печатают слово Ниггер, ибо оно расистское. Через поколение, или два, возможно так же будут печатать слово Сигарета… Я выхожу, чтобы выкурить еще одну с…….у.
(продолжение следует)
Оригинал: http://z.berkovich-zametki.com/y2019/nomer4/ttenenbom/
