(Константин Кедров-Челищев, В середине радуги. М., Издательство РСП, 2017)
К юбилею Константина Кедрова было издано сразу несколько его книг. Наконец-то опубликована его драма «Посвящение Сократа» (книга «В середине радуги»). Константин Кедров – виртуоз языка, который умеет жертвовать мастерством во имя свободы творчества. И драматургия – естественное состояние (самостояние) поэта. Его вешалка начинается с театра, поскольку родители Кедрова были актёрами. Пьеса «Посвящение Сократа» замечательна тем, что носила… заказной характер. Театр на Таганке заказал мастеру пьесу к юбилею Сократа. А театр, в свою очередь, к этому начинанию подвигли греки (уже не древние), предложив гастроли и участие в театральном фестивале. История постановки Кедровского Сократа аукается с «Театральным романом» Булгакова, а история жизни и смерти Сократа с житием Иисуса Христа. Не случайно Сократа называют языческим Христом. Без трагического финала жизни великий Сократ остался бы в метаистории обыкновенным Протагором. Гибель философа придаёт его жизни иное измерение.
Сократ жил в переломный момент истории, когда софистика не оправдала надежд древнегреческого народа. Был донос на Сократа, причём стукачом оказался поэт Мелет. Мы видим, что поэт в Греции меньше, чем поэт. Кедров в пьесе «Посвящение Сократа» даёт нам удивительный образец полистилистики. Пьеса, с одной стороны, очень серьёзна. В то же время, она – насквозь пародийна. Например, откровенно пародийно посвящение Сократа в Дельфах. Пародийны все философы. Казалось бы, они говорят то, что и должны говорить. Но, наверное, не в таких обстоятельствах. «Досталось» от Кедрова даже самому Гомеру. Стихи, которые звучат в пьесе, написаны автором, в основном, в традиционной силлабо-тонике. И это достаточно неожиданно для метаметафориста Кедрова, которого мы знаем.
У великого Сократа, как и у Христа, тоже были ученики, которые за ним записывали. «Как же иного налгал на меня этот юноша!» – возмущался философ диалогами Платона. Но это была, конечно, не ложь. Это было иное, алогичное, мистическое видение мира. «Лучше ли изгнание смерти в 70 лет?» – возникает вопрос у читателей пьесы Кедрова о Сократе. Я думаю, что великий философ решал для себя эту проблему в других категориях. «Забвение или смерть? Забвение хуже!».
Сократ, отражаясь в воде, видит не себя, а Платона или Аристотеля. Это метафора. От самого Сократа практически ничего не осталось. Так, две-три фразы. Всё, что мы о нём знаем, мы знаем со слов Платона, в большей степени, и Аристотеля. Пьеса Кедрова напоминает сюиту. Сократ переживает инсайдаут. Он видит себя в отражениях Платона и Аристотеля и решает, что уже умер. Потом выясняется, что это не так, и он начинает видеть в зеркале воды своё собственное лицо. Женщина-спутница Сократа всё время «раздваивается». То это грубая Ксантиппа, то молодая и очаровательная Аспазия. Красота ускользает и неожиданно замещается безобразием. Та, обернувшись, превращается в эту, и наоборот. Красоту мира нужно ловить, словно бабочку, на лету! Это тоже своего рода инсайдаут, изнанка как лицевая сторона. Так и достигается философская глубина: бытие набирает больший объём. Пьеса Кедрова очень хороша. Спасибо грекам, что попросили его написать для них эту мистерию. Русский поэт продемонстрировал, что знает в этом толк! Когда совершается мистерия, даже смерть, побеждённая театром, уходит. Кедров соединяет посвящение Сократа в Дельфах и его смерть. Смерть ведь – это тоже своего рода посвящение – в новую жизнь. Сократ сократил свою жизнь по нравственному выбору, зато взамен обрёл бессмертие.
КЕДРОВ versus ЛЮБИМОВ
Ещё сильнее пьеса Кедрова звучит в диптихе с очерком «Мой театральный роман». Театр выдвигает имя автора на авансцену, но получает право редактировать текст пьесы по своему произволу. Это сотворчество на грани фола. Паскаль говорил: «Во мне, а не в писаниях Монтеня находится всё то, что я в них вычитываю». И, чем талантливее читатель, тем больше он «вычитывает» в произведениях искусства. Читатель Юрий Любимов, гениальный театральный режиссер, конечно же, видел пьесу по-своему. Театр «подправил» немного пьесу Кедрова, и не всегда, на мой взгляд – в лучшую сторону. Конечно, отношения между автором пьесы и режиссёром спектакля нельзя воспринимать как противостояние в буквальном смысле слова. Иначе у двух достойных художников ничего бы не получилось. Парадокс, но театр – это черновик, следующий после чистовика-пьесы. Всё наоборот. И в такой огнеопасной ситуации, когда автор, Константин Кедров, защищает свой текст, а режиссер всё время норовит его переиначить – под себя, и высекается театральная искра. Но театр – дело времени. Театр долго не живёт. А вот у текста пьесы появляется шанс жить вечно. В авторском варианте. Пьеса «Сократ/Оракул», поставленная по «Посвящению Сократа», тем не менее, оказалась чуть ли не единственной репертуарной пьесой Любимова, отснятой на видео. Это даёт нам уникальнейшую возможность сравнить спектакль с печатной версией пьесы. И ощутить объём бытия, сращивание тоники с доминантой.
