(продолжение. Начало в №4/2019)
Долина Бен Ѓином
Как выглядел текст со слов Ирмеяѓу, записанный Барухом? Точнее, чего, нам привычного, на этом пергаменте не было? Понятно, что не было обозначения глав и стихов, и главное: они никак друг от друга не отделялись. Текст был сплошным. Поэтому, кроме случаев совсем очевидных, разделение на смысловые (и стилистически маркированные) отрезки на протяжении двух с половиной тысяч лет было делом читателей. В отличие от фрагментарности предшественника, у Ирмеяѓу и Баруха композиция, что видно невооруженным глазом, тщательно выверена. Это, однако, не отменяет читательское участие в определении целостных фрагментов, главное из которых — практика синагогального чтения. Книга Ирмеяѓу имеет большое литургическое значение: значительная часть текста читается в синагогах в виде ѓафтары, которая представляет собой фрагмент из книги Пророков, тематически или ассоциативно связанный с недельной главой, являясь неотъемлемой частью годичного цикла. Ѓафтара к недельной главе, посвященной различным видам жертвоприношений, почерпнута из нашего пророка (7:21-8:3, с добавлением 9:22-23).
Пусть мудрец не хвалится мудростью, пусть сильный не хвалится силой,
не хвалится богатством — богатый.
Лишь тем бахвалящийся будет хвалиться, что ведает, знает Меня, ибо Я Господь, на земле милость творящий, правосудие, справедливость,
ибо они Мне желанны, — слово Господа
(9:22-23).
Эти стихи с исключительной очевидностью подводят итог прочитанному о жертвоприношениях. Ни они, ни богатство, ни сила, ни даже мудрость — ничто не может сравниться со знанием Бога, которому желанны милость, правосудие, справедливость, что очень характерно для Ирмеяѓу, именно здесь, на земле. Что же должно привести слушателя рассказа о жертвоприношениях к такому выводу? Об этом сказал Баруху Ирмеяѓу, а тот его слова записал.
Господь говорит: «Всесожжения к жертвам вашим добавьте и ешьте их мясо» (7:21). В отличие от других видов жертв, всесожжения полностью сжигались на жертвеннике, их пепел был знаком Господня благоволения. Таким образом, Господь с сарказмом дозволяет есть мясо и всесожжений, что означает (согласно Раши): Господь говорит, что не желает жертв, приносимых евреями. И у Иешаяѓу и у Ирмеяѓу такое утверждение является общим местом. У Иешаяѓу: «К чему Мне множество жертв, — Господь говорит, — пресытился всесожжениями овнов, туком откормленного скота,// крови быков, ягнят и козлов не желаю» (1:11). У Ирмеяѓу еще однозначней: «Всесожжения ваши Мне не желанны, ваши жертвы Мне неугодны» (6:20).
Отцы, получившие от Господа в дар Обетованную землю, «своим разумом шли, по произволу их сердца злого,// назад — не вперед» (7:24). Назад? Господь после Исхода постоянно посылает пророков, но их жестоковыйный Израиль не слушает, а современники Ирмеяѓу сквернее своих отцов: «Будешь эти слова им говорить — не послушают,// призывать будешь — они не ответят» (7:27). Идеальное прошлое, идеальное «было» сменяется омерзительным настоящим. Его кульминация — мерзости в доме, именем Господа нареченном (7:30), а также — крайняя точка падения:
Устроили в долине Бен Ѓином возвышения Тофет — в огне сжигать сыновей и дочерей,
не заповедовал Я, не было в Моем сердце
(7:31).
Иерусалимская синематека пыльным шоссе прижата к обрыву. Над ним ― голубое небо с единственным облаком, указующим гору, единственную из множества. Под обрывом — долина, поросшая травой, кустарником мелким, чахлыми деревцами. В Новомесячье и субботу всякая плоть, приходя пред Ним преклониться, видит трупы людей, от Него отступивших: мерзость для всякой плоти (Иешаяѓу 66:23-24).
Синематеку от стен Старого города отделяет долина, выходящая к потоку Кидрон, которой могли проходить паломники в Храм, долина, издревле носящая имя сына Ѓинома. И подхватили, разнесли по языкáм и язы́кам: Гей Ѓином, геенна, Geѓenna, — на вульгарной латыни; и — Locus infernos (нижнее место); и Inferno, l’Enfer; и Ѓell — от ѓel, древнескандинавское: «место сокрытия»; а дальше, от источника отрываясь, от piekto — «смола», рукою подать до пекла.
В этой долине язычники из камней и земли устраивали возвышения Тофет, названные, вероятно, по имени языческого бога. Это — место принесения человеческих жертв. Согласно великому толкователю Учения Рамбану, детей приносили в жертву реально, согласно великому философу Рамбаму и Раши, речь идет о символическом действе.
Нижняя точка земного пространства согласно пророчеству Ирмеяѓу была достигнута еврейским народом именно в его дни. Но «придут дни» (одно из наиболее характерных выражений Ирмеяѓу; встречается 14 раз), — говорит Бог пророку, — «больше не скажут Тофет и Бен Ѓинома долина, но — Долина убийства» (7:33). И будут в Тофете хоронить, потому что так много будет убитых, что придется хоронить даже в священном для язычников месте. Но и хоронить будет некому, и «трупы будут пищей птице небесной и зверю земному» (7:33).
У Ирмеяѓу есть несколько излюбленных, повторяющихся выражений. Среди них звучащее в тексте пророчества четыре раза (7:34, 16:9, 25:10, 33:11): «голос радости и голос веселья, голос жениха и голос невесты». Свадьба и свадебный пир — важнейшие личные праздники. В Иерушалаиме голоса пирующих раздавались, вероятно, по всему городу. Голоса свадебного пира символизировали будущее, саму жизнь. Три раза в пророчестве Ирмеяѓу Святой благословен Он отнимает у народа, Ему изменившего, этот голос. В первый раз приговор звучит сразу за пророчеством о долине Бен Ѓинома: нижняя точка падения есть прекращение жизни в родной земле, язычеством оскверненной, за ним — страдания скитальчества и изгнания, долгое наказание, и спустя семьдесят лет — прощение-возвращение. Тогда вновь услышат «голос радости и голос веселья, голос жениха и голос невесты». А в нижней точке падения между «было» и «будет» ляжет смертная тень настоящего. Настоящее Ирмеяѓу не выбирал. Оно избрало его.
Я отниму у городов Иеѓуды и улиц Иерушалаима голос радости и голос веселья, голос жениха и голос невесты,
земля эта станет пустыней
(7:34).
И в этой пустынной земле:
В то время, — слово Господа, — вытащат кости царей Иеѓуды, и кости вельмож, и кости коѓенов, и кости пророков, и кости жителей Иерушалаима из могил.
Разбросают под солнцем и под луной, небесным воинством, которое они возлюбили, служили, шли за ними, молились и простирались,
не соберут их, не погребут, на земле будут навозом.
Не жизнь выберет — смерть уцелевший остаток злой этой семьи,
уцелевшие в местах, куда их забросил, — слово Всемогущего Господа
(8:1-3).
Где собака зарыта?
Зарыта она в первой же части пространственной формулы время-пространство (впрочем, про собаку не точно, у евреев в чести она не была). А поскольку время без пространства невозможно (равно как и пространство без времени), то начнем (во времени) издалека. Из всех пророков, которых принято называть письменными, т. е. теми, которые оставили записанное самими или, как Ирмеяѓу, с помощью писца, лишь он один упоминает пророка Шмуэля. Почему?
Год за годом мать Шмуэля приходила в Шило, где тогда находилось святилище, молила Господа даровать ей, бесплодной, сына. Хана дает обет, что посвятит сына служению Господу, что он будет назиром (назореем), и бритва не коснется его головы. Она нарекает сыну имя, значение которого: «Бог услышал». Когда ребенок подрос, она, выполняя обет, приводит его в Шило, к Главному коѓену Эли, чьи нечестивые сыновья были покараны Господом. Ирмеяѓу упоминает Шмуэля, чтобы намекнуть на Шило. Это место у него — синоним трагедии. В эпоху Судей в Шило находился Переносной храм, здесь была резиденция Главного коѓена, в Шило совершались паломничества. Но плиштим Шило разрушили и сожгли.
Царь Давид перенес Ковчег завета в новую столицу, завоеванный им Иевус, со временем получивший имя Иерушалаим. Служить при Ковчеге были определены два коѓена: Цадок и Ахия. Ахия был потомком Эли, коѓена в святилище Шило, который вел свою родословную от Итамара, сына Аѓарона. Ахия — единственный коѓен, избежавший резни в Нове, учиненной царем Шаулем.
У Цадока не было такой замечательной родословной. Зато при Давиде он играл первую жреческую скрипку, а более родовитый Ахия — только вторую. После смерти Давида Ахия поддержал в борьбе за престол не Шломо, победителя, а Адонию — побежденного, за что и был изгнан в Анатот, где родился его далекий потомок, будущий пророк Ирмеяѓу.
С тех пор между потомками Цадока, многие поколения стоявшими во главе Храма, и потомками Ахии не прекращалось соперничество. В таком контексте, согласитесь, по-особому звучит слово Господне, переданное пророком о Храме и храмовых коѓенах, потомках обидчиков предков Ирмеяѓу: «Сделаю с домом, именем Моим нареченным, на который вы уповаете, с местом, которое даровал вам и вашим отцам,// то, что сделал Шило» (7:14).
Ненависть к современной жреческой элите пророка определяется не только взглядом сегодняшним, она восходит к родовому соперничеству. При этом происхождение праотца «нынешних» Цадока довольно туманное. А род Ирмеяѓу восходит к самому Аѓарону! Однако в тексте на это прямых указаний мы не найдем, только намек. Почему? Может, это обстоятельство не слишком задевало пророка? А, может быть, потому что это не слишком укладывалось в миссию, определенную Всевышним:
Прежде чем создал в чреве, познал Я тебя, и прежде, чем ты вышел из чрева, Я тебя освятил,
пророком народам поставив
(1:5).
Вслед за традиционной отговоркой неумением говорить, ведущей начало еще от Моше («я говорить не умею», 1:6), Господь простирает руку, касается рта Ирмеяѓу: «Я слова Свои устам твоим дал» (1:9). Ирмеяѓу поставлен пророком не над народом, и уж тем более не над жителями родного ему Анатота, а над народами и над царствами. Ему предназначена глобальная миссия. А что до обещания Господа спасать Ирмеяѓу, оно было не зряшным: тех, кто поддержит, будет немного, все остальные пророка будут преследовать: и царь, и вельможи, и коѓены, и народ, и — едва ли не в первую очередь — жители родного ему Анатота.
Вслед за стихом о пророческой миссии следует «изложение пророческого метода». На вопрос Господа, что видит он, в пророчество посвященный, отвечал Ирмеяѓу, что видит ветку миндального дерева.
Весеннее обновление в Иеѓуде начинается с миндаля. Белые, розоватые цветы миндаля не только символ весны, но и стремительного вторжения нового времени года. Вчера появились первые самые смелые, и, вот, прошел день-другой, вся Иеѓуда — бело-розовая, миндальная. В иврите миндаль — традиционный символ стремительных перемен. Почему же пророку показан миндаль? «Ибо скор Я, слово Свое исполняя» (1:12).
Вторая часть курса — в двух последующих стихах. Ирмеяѓу показан кипящий к северу обращенный котел. Он означает северные царства, которые государство Бавель унаследует от Ашура. Поставив миндаль в странную, но очень, как оказалось, логичную связь с кипящим котлом, обращенным на север, пророк представляет грядущее: стремительное развитие событий, бич в руках Господа — Невухаднецара, который накажет евреев за зло, которое совершили, оставив Господа, чужим богам воскуряя. Итак, «пророческий метод» в том, чтобы иносказания понимать.
Если не сказано — кому и когда сказать Божие слово, значит, решить должен он, Ирмеяѓу. Господь удивляет: «Что, видишь ты, Ирмеяѓу?» (1:11). Из всего многообразия мира взгляд пророка выхватывает ветку миндального дерева. Не ошибся ли в выборе? «Верно ты видишь», — Господь говорит (1:12).
Загадка вторая. Кипящий котел, к северу обращенный. И вновь глаз пророка выхватил из бесчисленного единственное. Вначале в мире природном, созданном Богом, затем в мире, созданном человеком, пророк увидел самое главное. Ирмеяѓу получил подтверждение великого дара. Теперь — к кому Он не пошлет, идти, всё, что Он повелит, сказать. Миссия Ирмеяѓу — пророчить о кипящем котле, который скоро взорвется, затопив Анатот, Иеѓуду, Иерушалаим, весь мир. У него есть уши — он слышит. У него есть глаза — он видит. Ему около двадцати пяти лет: иллюзии, если некогда были, исчезли. Ему ведомо, почему взорвется котел:
За все зло над ними приговор изреку:
оставили Меня, чужим богам воскуряли, перед творением рук простирались
(1:16).
Если здесь, между молотом с севера (Бавель) и наковальней с юга (Египет), в Иеѓуде, Иерушалаиме творится зло, то — извечный закон: мера за меру — в ответ на всех этой земли обитателей (1:14) «призову все племена северных царств, — слово Господа» (1:15).
Господь велит пророку препоясать чресла свои. Этим устойчивым выражением Всемогущий уподобляет его воину, на битву идущему, препоясывающему бедра особым поясом, на котором крепилось оружие. Таким образом, это акт символический. Образ препоясанного воина часто повторяется в ТАНАХе.
Чресла свои препояшь, встань, говори им всё, что тебе повелю,
не страшись их, чтоб не поразил Я тебя перед ними
(1:17).
3. Зримое слово
Купчая
Земля, обетованная Всевышним Израилю, была распределена между коленами, а внутри колен — между родами. С тем, чтобы родовой удел не переходил из колена в колено, а в случае, когда у обедневшего члена рода иной возможности «выжить», кроме продажи семейного поля, не оставалось, удел должен был выкупить ближайший родственник.
Ситуация выкупа описана в книге Рут, где говорится о том, как Боаз выкупает родовой удел. Закон сформулирован в Учении: «Если, обеднев, брат твой продаст из владения своего, то выкупающий самый близкий, придя, выкупит то, что брат его продал» (Воззвал, Ваикра 25:25). Конечно же, «выкупающий» перевод не точный. Проблема в том, что в русской традиции ничего подобного нет. А на нет, как известно, и слова нет.
Закон о выкупе был дан после Исхода у горы Синай. Рассказ о выкупе поля в пророчестве Ирмеяѓу — ѓафтара недельной главы «На горе» — непосредственным образом указывает на Исход — традиционную для Ирмеяѓу временную границу.
Выкупить поле здесь и сейчас? И это тогда, когда самому Ирмеяѓу предельно ясно, что трагедия неминуема. Даже уцелевшему от меча, голода, мора, к чему ему поле? К чему засевать, ведь урожай, если вырастет, попадет в руки врагов? Действие рассказа происходит в десятый год Цидкияѓу, царя Иеѓуды, восемнадцатый год Невухаднецара (39:1), т. е. за год до разрушения Храма. В эти дни войско царя Бавеля осаждает Иерушалаим, а сам пророк заключен во дворе стражи дома царя Иеѓуды (там же 2).
За что пророк заточен? Об этом царь Цидкияѓу: пророчил, что Господь отдаст этот город в руку царя Бавеля, а сам царь Иеѓуды будет пленен, в Бавель уведен, и там будет, пока Господь о Цидкияѓу не вспомнит. В эти дни в заточении было Ирмеяѓу слово Всевышнего: придет к нему сын дяди его Шалума по имени Ханамэль и предложит купить его поле в Анатоте, ибо на Ирмеяѓу лежит заповедь выкупа. И далее — прямая речь Ирмеяѓу: «Пришел ко мне Ханамэль, дядин сын, по слову Господа во двор стражи, сказал: “Купи поле мое в Анатоте, в земле Биньямина: на тебе заповедь наследства и выкупа, покупай″;// так я узнал, что это — слово Господне» (32:8).
Ирмеяѓу не единственный пророк в своем городе и стране. Пророков много, но их пророчества не сбываются. Он один, чьи пророчества сбылись, сбываются и — будут сбываться. Даже такое странное пророчество, как пророчество о выкупе поля.
И далее — вполне обыденный, намеренно прозаичный рассказ о сделке. Куплено поле за семь шекелей и десять серебряных (вероятно, речь идет о сумме порядка сто граммов серебра), при свидетелях написана купчая и отвешено серебро.
Детали законодательства тщательно соблюдаются (враг у стен города!): покупатель берет две купчие. Во времена Первого храма купчая состояла из двух частей: закрытой (запечатанной), более длинной, в которой была вписана заповедь (Воззвал, Ваикра 25:25) и законы, согласно которым совершена сделка и составлена купчая, и открытой, краткой. На глазах свидетелей Ирмеяѓу отдает обе Баруху сыну Нерии (именно в рассказе о купчей он впервые назван в пророчестве), велит в глиняный сосуд положить, чтобы действительны были долгие годы, и говорит:
Ибо так сказал Всемогущий Господь, Бог Израиля:
Будут еще покупать дома и поля, и виноградники в этой стране
(32:15).
Верного Баруха избирает пророк своим поверенным в семейных делах, делая его хранителем не только купчей, но и пророчества о прощении-возвращении. Барух — хранитель. Традиция эту роль Баруха не забыла. От его имени были созданы Книга пророка Баруха (Варуха), принадлежащая к второканоническим книгам Ветхого Завета. В Вульгате эта книга составляет единое целое с Посланием Иеремии. Среди апокрифов, сохранивших предания о судьбе Ирмеяѓу и Баруха, — сирийский и греческий Апокалипсисы Баруха (II в. н. э.).
Отдав купчую Баруху, пророк обращается к Богу, «сотворившему небо и землю силой могучей, дланью простертой» (32:17), повторяя выражение Учения, отнесенное к Господу, выведшего избранный Им народ из Египта (Слова, Дварим 9:29). Таким образом, Творение осознается пророком деянием, ведущим к Исходу. И далее пророк напрямую обращается к теме Исхода, вспоминая о знамениях и чудесах, о даровании земли, молоком и медом текущей, о том, что евреи Его «голосу не внимали, не шли за Учением», Его веления не исполняли (32:23).
Вот за это и следует наказание: вавилоняне (касдим) городом «завладеют, завоюют мечом, голодом, мором» (32:24). И далее — удивление, пророк поражен волей Всевышнего: «Но Ты сказал, Господи, Боже: Купи поле за серебро, поставь свидетелей,// а город отдан в руки касдим» (там же 25).
В ответ Господь в который раз говорит пророку и людям, что касдим, народ севера, пришел с этим городом воевать, огнем уничтожать устроивших высоты Баалу, приводящих к Молеху в долину Бен Ѓином сыновей и дочерей. Ответ Господа «переполнен» цитатами, явными, скрытыми из рассказа об Исходе, ибо цель наказания — искупление, цель изгнания и страдания — очищение, результатом чего станет новый Исход.
Тогда Господь соберет всех изгнанников из всех стран, куда их забросил «в гневе, ярости, великом неистовстве» (там же 37). И тогда, во время Исхода будет заключен вечный союз, от которого Он не отступит, и Господь даст «страх их сердцам» — от Него не отступят (там же 40).
Будут поля покупать в этой стране,
о которой вы говорите: «Пустыня, ни скота, ни человека, в руку касдим отдана».
За серебро будут поля покупать, писать купчие, запечатывать, свидетелей ставить в земле Биньямина, вокруг Иерушалаима, в городах Иеѓуды, в горах и долине, на юге,
ибо Я изгнанников возвращу, — слово Господа
(там же 43–44).
Слово Господне
С первых же глав читателю (в отличие от Иешаяѓу, теперь уже трудно говорить и о слушателе, хотя оратор Ирмеяѓу обращался, конечно, к нему) внятен композиционный принцип: от общего — к частному. В первой главе заявлена тема: «За все зло над ними приговор изреку» (16), и зло это названо четко и ясно: «Оставили Меня, чужим богам воскуряли, перед творением рук простирались» (там же).
Общее сказано, и теперь воды мира, сотворенные Господом, пророк и писатель рассмотрят, изучат, исследуют, всматриваясь в океаны, моря, могучие реки и тихие ручейки, лужицы в расселинах скал, где в засуху сохраняется влага, в капли, дрожащие на свету. Иными словами, с небесных вершин, куда их поднял Господь, они вернутся на землю, пророческим духом постигнут, выдохнут пар из уст на морозе — бесполезное слово, не нужное современникам. Их горняя правда томит, мучает, раздражает, не дает спать спокойно и вкушать пусть горький, но питающий скудное бытие хлеб ежедневного страха перед грядущим.
В равной мере принцип «от общего — к частному» проявляется и в сюжете пророческом (слово Всевышнего на земном языке изрекают «Господни уста»), и в сюжете повествовательном, который по-русски точней бы назвать сюжетом «житийным». То, что в иные эпохи разошлось, разделилось, у еврейских пророков сопряжено, но ощутимо не слитно.
Господь обращается к пророку, тот воплощает в слова и зримые образы. Пророк не только слышит, он видит слово Всевышнего (23:18). Но то, что доступно пророку, не доступно тем, к кому Он его посылает. Поэтому на пророке лежит обязанность «перевода» слова Святого благословен Он на язык человечий. Он обязан сделать слово доступным и внятным царю и придворным, с одной стороны, ремесленникам и пастухам — с другой.
Иешаяѓу и/или редактор текста пророчества, озабоченный сохранением слова пророка, не слишком пеклись о цельности книги, не слишком обращали внимание на ее композицию. Ирмеяѓу и/или Барух сын Нерии, соединив воедино слово пророка и рассказ о жизни пророка, сделал это не просто умело. Он мастерски переплел исторически последовательный за немногими исключениями «житийный» рассказ с грохочущим словом. Пожалуй, лишь последним главам — пророчествам о соседних народах и грядущем Бавеля — не нашлось в основном тексте должного места, он перенес их в самый конец, придав характер не слишком обязательного приложения.
Сделано немало попыток выделить в тексте значимые, относительно завершенные части. Мне видится в композиции девять «столбов», на которых держится здание. Это — притчи, которыми, разумеется, в древности никого удивить было никак не возможно. Ирмеяѓу и Барух к этому и не стремятся.
Здание создано. Надо на фундамент поставить. Задача — найти краеугольные камни, которые выдержат нагрузку — слово Бога и жизнь страдальца-пророка. Все образы притч, их «герои» конкретны, знакомы любому. Все притчи, кроме притч о поясе и о свитке, сопровождает прямое, истолковывающее слово.
Начнем с того, что в самом первом приближении определим, о ком и о чем каждая притча. В первой главе их две, они следуют «в стык». Первая притча о ветви миндального дерева, несомненно, о Господе, быстром в исполнении Слова. Вторая — о кипящем котле, обращенном на север; это притча о биче в руке Господа, о Бавеле.
Следующие две притчи о судьбе изменившего Богу избранника, о его страшной судьбе: о поясе (четвертая притча), ставшем от времени непригодным, и о кувшине (пятая): скверный кувшин гончар разобьет и вылепит новый, удачный.
Шестая притча (инжир) — о выборе между жизнью и смертью, жизнью Всевышнему покорившихся и бросивших вызов. Первые выбрали жизнь, вторые выбрали смерть. Притча Седьмая (ярмо), обращенная к народам-соседям, — о покорности Невухаднецару, а значит, о покорности пославшему наказание. Притча Восьмая о купчей — первая, настоящее связывающая с будущим. Девятая — о камнях, обращена к тем, кто выбрал для жизни Египет, тем самым, отстрочив трагедию. Эта притча, по сути, является повторением притчи пятой (инжир) в той ее части, которая обращена к выбравшим смерть.
И, наконец, особая притча — о Свитке. Начавшись в середине книги, она завершается в самом конце, сообщая о крушении поработителя.
Из этого списка две притчи включают побочный сюжет (пристройку к зданию основному): о народах-соседях (ярмо) и евреях, ушедших в Египет (камни). Таким образом, остается семь притч, «сшивающих» воедино речи пророка (Господни слова) и его биографию. На этих семи столбах и покоится основное здание книги: миндаль, котел, пояс, кувшин, инжир, купчая и особая — свиток.
Притча о миндале, о вечном, о Боге «выпадает» из общего ряда, который следует назвать временным.
Три притчи о настоящем, о преступлении-наказании: котел, пояс, кувшин.
Три притчи направлены в будущее, они о прощении-возвращении: инжир (жизнь покорившимся, ушедшим в изгнание, смерть не покорившимся), купчая, свиток.
Перед нами имеющая символическое значение формула притч: 7=1+3+3. Семь — целостность, полнота. Один — уникальность, единственность. Три или четыре (часто в ТАНАХе эти числа выступают «в связке», к тому же можно рассматривать их и как 3+1), эти топосы обычно, равно как и семь, символизируют целостность, полноту.
В колеснице (пророчество Иехезкэля) — четыре образа: лев, бык, человек, орел. Четыре зверя в пророчестве Даниэля: лев, медведь, тигр, чудовище. Вспомним: четыре вида растений (Воззвал, Ваикра 23:40), четыре поста (Зхария 8:19). Четырьмя благословениями (вместо проклятий) благословляет Билам народ Израиля: в трех случаях его заставляет это сделать Балак (В пустыне, Бемидбар 22:39 — 24:9), в четвертый раз он делает это сам (там же 24:15-25).
Числа три и четыре обозначают некое единое или тесно связанное множество. У пророка Амоса мы встречаем идиоматическое выражение, повторенное много раз: «За три преступления… и за четыре…» (1:3 и др.)
И в заключение. 4=3+1.
Не (1) в ветре Господь. После ветра — (2) землетрясение. Не в землетрясении Господь. После землетрясения — (3) пламя. Не в огне Господь. После огня — (4) тонкий звук тишины (Цари I 19:11-12).
Ясно, что в основу композиции пророчества Ирмеяѓу легла древняя, укорененная в языке модель.
Кувшин и инжир
Убедившись, что притча у Ирмеяѓу — стержень композиции, обратимся к двум из них, одну из которых мы отнесли к притчам о прощении-возвращении (инжир), а другую (кувшин) — к притчам о настоящем: о преступлении-наказании.
Герой притчи всегда хорошо известен. Что может быть ближе кувшина или любого иного изделия гончара? Глиняная посуда была распространена повсеместно, она была на столе, служила для приготовления пищи и для хранения вина и продуктов. Среди археологических артефактов больше всего предметов из глины.
Инжир в странах бассейна Средиземного моря — один из наиболее распространенных продуктов питания. Его сушили и прессовали, и в таком виде (сытный и легкий) он был незаменимым в пути. Гедалья, наместник, поставленный Невухаднецаром над Иеѓудой, к своим подданным обращаясь, призывает их собирать и хранить вино, масло, инжир (40:10), т. е. базисные продукты, без которых невозможно прожить до нового урожая. При этом «инжир» — вынужденная переводческая вольность, поскольку в оригинале сказано дословно «лето». Таким образом, из всего летнего (фруктов и овощей) общее название узурпировал герой притчи инжир.
Господь пророку показал корзины с инжиром, стоящие перед Храмом. Пророк отвечает Всевышнему, что видит «инжир великолепный, прекрасный, и скверный, дурной, для еды непригодный» (24:3). Подобно тому, как видится пророку черно-белой картина инжира на фоне Храма, так и кувшин: плохой и хороший. Хороший кувшин — послушный Всевышнему, Завет хранящий народ; плохой — народ, Господу не послушный, Завет не хранящий.
Хороший инжир символизирует судьбу Иеѓуды в вавилонском изгнании, где Он во благо на них взор обратит, на родину возвратит, не разрушит — отстроит, не искоренит — насадит.
Дам сердце Меня познавать, Я Господь, они Мне будут народом, Я им — Богом,
если всем сердцем они ко Мне возвратятся
(там же 7).
А это об инжире плохом:
Их сделаю ужасом и злосчастьем для всех земных царств,
позором и притчей, посмешищем и проклятьем везде, куда изгоню.
Нашлю на них меч, голод, и мор,
пока не исчезнут с земли, что им и отцам их Я даровал
(там же 9-10).
Этим роль инжира в простой, односоставной притче исчерпана. Иная судьба у кувшина. Он герой притчи более сложной. Хороший кувшин и плохой — хороший народ и плохой, хороший в прошлом и будущем, плохой в настоящем. Господь-гончар говорит: «Вы в руке Моей, дом Израиля» (18:6).
Притча о кувшине имеет и продолжение. Господь велит Ирмеяѓу купить кувшин у горшечника и со старейшинами народа, старейшинами коѓенов пойти в долину, что под стенами Иерушалаима, долину Бен Ѓином, у входа в ворота Харсит. Напомним, по Раши, это Мусорные ворота, там выбрасывали мусор, в том числе и в первую очередь глиняные обломки. Там должен пророк провозгласить слова Господа о беде, которую Он наведет: «Зазвенит, у каждого, кто услышит» (19:3). Перед тем, как сосуд из глины расколется, он обычно звенит.
За то, что, оставив Господа, евреи чужим богам воскуряли, сжигали своих сыновей, принося их в жертву Баалу, придут дни, когда назовут это место Долиной убийства. Господь в наказание сделает Город пустынным, и каждый прохожий в знак презрения будет свистеть. Их, Закон преступивших, Господь накормит мясом их сыновей, мясом их дочерей (там же 9). Всевышний велит пророку дать знак точный и верный:
Кувшин разбей
на глазах людей, с тобою идущих.
Скажи им: «Так сказал Всемогущий Господь»: Я разобью этот народ, этот город, как разбивают сосуд горшечника, который не склеить…
(там же 10-11)
(продолжение следует)
Оригинал: http://z.berkovich-zametki.com/y2019/nomer5_6/kovsan/
