Надо ли уточнять, что каждый пишущий человек является первым редактором своего письма? Даже не будучи профессионалом и нимало не заботясь как о форме, так и о грамотности написанного. Главное — поведать свои мысли либо составить производственный отчет, а как?.. Тем не менее такой текст всё-таки проходит первоначальную редакцию — авторскую, зачастую «абы как».
Те же, кто приводит свои работы в порядок, и особенно — профессиональные литературные редакторы, не станут отрицать, что редактированию учатся, и притом — учатся всю жизнь.
В этом я убедилась как лицо, причастное к рассматриваемой теме, на собственном опыте. Вначале — активная учеба в школе: твердое запоминание правил, их применение на письме не только по школьной программе, но и в эпистолярном «жанре», который почти до конца прошлого века был основным средством общения на расстоянии. Последующая учёба на филологическом отделении историко-филологического факультета Казанского госуниверситета несколько заморочила голову углублённым изучением предмета, тем более что готовила я себя вообще для другой сферы деятельности. По окончании — сразу долгожданная интересная работа с лошадьми на Центральном московском ипподроме, учёба в школе наездников и во втором вузе, сельскохозяйственном.
Редактором же пришлось сделаться по необходимости, и вот почему. Лет пять-шесть на ипподроме имела так называемую общественную нагрузку: выпускала на листе ватмана стенную газету «Молодой наездник» — заметки мои (или кто-то соблаговолит подать), а рисунки Василия Соскова.
В середине 1970-х пришлось заняться серьёзной работой над объёмной рукописью «Тренинг и испытания рысаков», написанной кандидатами сельскохозяйственных наук. А закрутилось всё с того, что предложили работу в лаборатории тренинга ВНИИ коневодства, руководители которой как раз готовили сей труд к изданию. Разумеется, в сотрудники меня приняли, дабы поручить литературное и специальное редактирование, ну, а для исследования дали узкую тему: «Зависимость резвости рысаков от угла наклона передней стенки копыт». Я рисовала себе радужные картины будущего: «О, тренинг лошадей!.. Какие перспективы!» Ходила по «опытным» конюшням, измеряла эти углы по составленному списку лошадей, сопоставляла «градусы» с результатами испытаний на бегах (к слову, «угловых» закономерностей для науки обнаружилось недостаточно). Конечно, плотно была усажена за читку и правку «трудов праведных» руководства, которое было несказанно радо моим университетским «русскому и литературе» в сочетании с десятилетней практикой езды в беговой качалке и верхом, а также заочной учёбой на зоотехника. Правок в содержании рукописи оказалось неожиданно много — чему способствовали филологические и специальные коневодческие знания, навыки. До внесения исправлений в окончательный вариант шло подробное обсуждение их с «генеральным» автором — заведующим лабораторией тренинга Г. Г. Карлсеном и его соавторами.
Многое дала мне работа в журнале «Коневодство и конный спорт» (1977–1984). Влилась в журналистский корпус по приглашению главного редактора Евгения Валентиновича Кожевникова, посулившего мне как корреспонденту командировки по стране — для освещения работы коневодческих хозяйств, крупных соревнований, а также привлечения «на страницы» выдающихся коневодов, тренеров, наездников, жокеев, чтобы делиться с читателями профессиональным опытом. Как было не клюнуть!
И ведь всё это удалось. Даже работа в пресс-центре КСК (конноспортивного комплекса) «Битца» на XXII Олимпийских играх 1980-го с опубликованием в СМИ лучших результатов по трём классическим видам конного спорта, в которых участвовали спортсмены из Австрии, Болгарии, Италии, Польши, Румынии, СССР, а также Индии, Мексики, Гватемалы.
Но должность-то у меня была не корреспондентская, а редакторская. (Любопытно, что весь журнальный коллектив, шесть человек, — редакторы! Разница — в определяющем слове: главный редактор; заместитель главного редактора; старший редактор; редактор отдела; младший редактор, а также в зарплате, объёме и сложности выполняемой работы.)
Журнал заказывал тематические и специализированные статьи «с мест»: руководству республик, краёв, областей, министрам сельского хозяйства, конникам, учёным из коневодческой отрасли — и всё шедшее в номер требовало редактирования. Главным моим принципом было: не навредить, не испортить полученное на правку! Из огромной любви к лошадям и конному делу удавалось превращать авторские материалы, нередко выглядевшие как сухой документальный отчёт, в публикации с «изюминкой». Ответом служили благодарные отзывы и письма от авторов и подписчиков журнала (тираж был 40–60 тыс. экз.) за легко читаемые статьи.
Опорой в закреплённых за мной тематических разделах — «Вести с мест», «Породы лошадей», «Генетика», «Разведение и селекция», «Тренинг» — опять-таки служили знания, полученные в двух вузах, а также опыт работы на ипподромах, навыки в конном деле.
От журнала направили учиться на вечерние курсы редакторов при Московском полиграфическом институте (для сведения современникам: на сегодня, после ряда преобразований, это Высшая школа печати и медиаиндустрии (ВШПиМ) в составе Московского политехнического университета). Так что профессионализма прибавлялось.
И по сей день практика редактирования не иссякает — на собственных ли опусах либо на произведениях обращающихся с просьбами авторов, но всегда — практика, постоянно обучающая чему-то новому.
Докой себя в этом деле не считаю. Бывает, приходится покопаться в справочном материале, освежить в памяти некоторые правила правописания, ознакомиться с новшествами в них.
Но давно уже, читая даже не рукопись, а готовую книгу, статью, документ, письмо, автоматически отмечаю нюансы построения текста, будто занимаюсь вычиткой. Таков он, прочно засевший навык, а по-научному — динамический стереотип…
Вот поэтому, имея за плечами редакторскую практику, о которой намеренно рассказала выше, приняла предложение Ирины Владимировны Калус поделиться своим опытом с читателями журнала «Парус». Для слаженности изложения пользуюсь нумерацией пунктов, порядок которых вовсе не говорит о чём-то превалирующем в рассматриваемой теме правки текстов.
I. Знание того, чем занимаешься, плюс опыт!
1. Внимательное прочтение — неторопливо, от абзаца к абзацу. Зачастую приходится и перечитывать, чтобы вникнуть в смысл. Смысл нередко определяет нужные исправления в, казалось бы, безупречном письменном изложении; при этом необходимо обращать особое внимание на порядок слов, пунктуацию и стиль.
2. В орфографии меня нередко сбивает с толку неправомерная, по моему твёрдому убеждению, отмена буквы «ё». Порой перечитываешь несколько раз не только слово с упрямо упраздняемой буквой, но всё предложение с этим словом, чтобы понять то и другое в единстве.
Недавний пример — со словами «все» и «несовершенное» — встретился у Л. И. Бородина в автобиографической повести «Без выбора» (Собр. соч., 2013, т. 6, С. 231; привожу разбираемую мной часть предложения в подлиннике): «…Но как не бывает ухода без возврата, только возврат этот совершается как бы спиной к реальности, а тоскующими глазами все туда же — в несовершенное, несостоявшееся, а иногда и разоблаченное и обличенное в пустомыслии “романтическом”, за которым, как оказывается, с самого начала не числилось никакого содержания вообще, кроме, как бы сказал экзистенциалист, пустой интенции души…». В данном случае прочтение двух этих слов в транскрипции с «е» или «ё» меняет смысловой акцент контекста: все или всё?! несовершенное или несовершённое?! Я здесь прочитываю оба слова через «ё» и, редактируя, обязательно поставила бы эту букву, а не «е». (Употреблённые далее в контексте слова «разоблаченное» и «обличенное» не имеют двойственности, поэтому и не вызывают вопросов: произношение здесь только через «ё», а написание — как принято сегодня.)
Лично я вообще пишу «ё» почти всегда, «по старинке», а уж тем паче в тех случаях, если слово при лишении его этой буквы, по озвучивании через «е» и «ё», имеет при «ё» своё самостоятельное — и только такое — значение в конкретном контексте.
Не приемлю написание через «е» — при востребованной необходимости «ё» — фамилий-имён-отчеств людей, имён собственных, а также кличек или наименований видов и разновидностей животных, птиц (например, ёж, мышь-полёвка, клёст…). Нередко теперь не увидишь «ё» в фамилиях (даже если эта буква значится по паспорту!) в текстах, библиографических списках авторов и пр. А ведь написанные через «е» или «ё» — это совершенно разные фамилии!
Не приемлю искажений в названиях населённых пунктов: так, в Ростовском районе Ярославской области есть село Чёпорово — написание согласно произношению местных жителей и традиционной орфографии, а в газетах его упрямо именуют Чепорово и даже с грубой ошибкой: Чопорово. То же — в названиях предприятий и т. п., заведомо несущих в себе букву «ё».
А в поэзии многие авторы и вовсе рифмуют слова с ясно произносимыми «е» или «ё» без означивания этой замечательной буквы «ё». А рифмуется ли, к примеру: «…весёлое — и смелое»? Однако при написании без «ё»: «…веселое — и смелое», очевидно, рифмуется... (?!)
У моего поколения крепок динамический стереотип на правильное (точное) произношение буквенно искажённых ныне слов, поэтому заминки с произношением и пониманием редки, а вот юношеству, особенно детям, обучаемым чтению, обеспечена неустойчивость восприятия и речевые неправильности…
3. Бич многих авторов — повтор одних и тех же (или однокоренных) слов, словесных оборотов. Бывает, что в абзаце из пяти-шести строк одно и то же слово повторяется три-четыре раза, чего автор не видит...
Считаю допустимым близкий повтор слов лишь в таких (или подобных) случаях: а) в прозе, поэзии — как художественный приём, усиливающий значимость сказанного, эмоциональность, экспрессию повествования; б) при цитировании опубликованных произведений или отрывков из них: стихотворений, прозы, официального текста и т. п.
4. Очень распространенная ошибка в пунктуации — невыделение или только одностороннее выделение необходимыми знаками препинания причастных и деепричастных оборотов, вводных слов и словосочетаний: не взяты с обеих сторон в запятые либо тире. Обычно это ошибка невнимательности; но и — недружба с правилами пунктуации тоже. При этом надо помнить, что деепричастия употребляются в некоторых случаях и в качестве наречий, а союз типа «однако» в значении «но» может оказаться в контексте и вводным словом... В таких случаях знаки препинания при наречии излишни, а вводное слово необходимо обособить.
5. Очень длинные предложения, если они информационные, а не построены для усиления экспрессии и накала напряжения, лучше всего разделять на короткие знаком «точка». Но можно и «;» («точка с запятой»). Короткие предложения или разделённую на самостоятельные отрезки длинную фразу и читать быстрее, и понимать легче.
6. а) Нередко встречается неправильное составление предложений (следует отличать от намеренного приёма — инверсии). А ведь необходимо главную мысль, заключенную в нескольких словах или слове, оттенять, а значит — поставить эти слова (слово) в начале, во главе предложения!
б) Однако очень важно не нарушить замысел автора или его стиль: в том случае, если он, автор, склонен по контексту к инверсии и выбрал такой стиль написания за основу, то это — оригинальное авторское «я» — надо сохранять! В таких случаях правку следует вносить только при абсурдности построения предложений или явной бессмыслице.
II. Цифры.
1. Обязательна сверка редактором указанных в тексте дат и событий, количественных соотношений. Этому золотому правилу научил меня главный редактор журнала «Коневодство и конный спорт» Е. В. Кожевников ещё в 1970-х, и я очень благодарна ему по сей день.
2. В цифрах бывают порой просто описки (не ошибки даже). Но они не менее досадны. Так, в моей книге «Всё о лошади», по описке и невнимательности, указано количество лошадей в России на один ноль больше. И эта описка с 2002 года так и «кочует» с переизданиями книги. Обращалась в издательство с просьбой исправить случайную неточность, но пока, увы…
3. Обнаружить соотношение и сопоставление в «перевесе» того или иного факта, фактора и т. п. для значимости текста — признак профессионализма редактора. Выбор редактором оптимального варианта правки текста влияет в конечном результате на «балл» компетенции автора. Например, автор написал, что был занят такой-то работой восемь лет, а по сути — идёт уже девятый год его работы. Поскольку девять больше восьми, то и значимость девятого года более впечатляет, чем восемь лет, поэтому имеет смысл выбрать цифру более вескую.
4. Редактору доступно устранять текстовые «крены», уравновешивать содержательность и логику авторского контекста.
5. Если в тексте приведены элементарные расчёты, то при редактировании надо пересчитывать их для сверки. Когда очень много расчётов, и тем более усложнённых, то — хотя бы выборочно. Потому что скорее описки, чем ошибки в таких расчётах не редкость. Если редактор их выявляет, автору предлагается провести полный «перерасчёт» своих данных.
6. Что касается технических и специальных изданий (кроме коневодческих), то их в моём «наборе» литературного редактирования не было и работать с ними не приходилось до недавнего времени. Но пришлось выступить в качестве научного редактора (включая и литературную правку) переводной рукописи, ставшей после обработки книгой: Крессе Вольфганг. «Лошади. Содержание, уход и лечение». Пер. с немецкого. — М.: Аквариум, 2000. — 318 с.
А вот за последние четыре года отредактировала шесть книг ростовского автора С. А. Мальцева о колоколах и колокольнях, колокольных звонах, их истории и современности, также — о колокололитейном деле, звонарном искусстве. Всё — при содействии автора, сверках-проверках с разъяснением мне незнакомого предмета, с экскурсиями на колокольни, наблюдением за работой звонарей, прослушиванием звонов.
Так что редакторская работа — не сухая кабинетная «пыль», а живое общение, интересные наблюдения и новые познания.
III. Логика повествования и изложения.
Она прослеживается, образно говоря, по всем направлениям. Смотрю вдоль текста (сверху вниз и снизу вверх), а также «поперёк» — построчно и… по диагонали, в прямом смысле, как внимательно читая, так и ещё несколько раз бегло — только глазами. Кстати, при таком беглом просмотре, бывает, нахожу грамматические ошибки, не замеченные при внимательном чтении. Парадокс или казус?
IV. Уважение к автору, его замыслу, стилю означает: «сохранять» автора, стараясь делать минимальную правку — в унисон авторскому видению. Если, конечно, написанное им — не полный бред.
Впрочем, абсурдное встречалось редко. Но «слабые» рукописи (как в грамматическом плане, так и в тематическом, профессиональном) — попадались. В таких случаях на полях приходится приписывать объяснения поправок, напоминать правила, предлагать углубить или расширить тему и зачастую вместе с автором разбирать и разъяснять ему хотя бы какую-то «показательную» часть его рукописи. Если встреча с автором невозможна, то обязательна отсылка ему выправленной рукописи — на сверку.
V. Обращать внимание на кажущееся второстепенным:
а) сноски, б) пояснения, в) цитаты (правильная дословная и даже «побуквенная» запись текста с соответствующим оформлением и всеми необходимыми условиями цитирования — кавычками, ссылками, указанием автора и источника), г) примечания, д) замечания, е) библиография и т. д.
Если неправильности идут сплошняком, то акцентирую внимание автора на примере исправления отрывка из контекста, т. е. даю письменный образец, как нужно то или иное — подобное — отображать графически. Этот ход и автора научит мыслить, работать не слепо, и редактора освободит от лишней, чисто механической правки всего текста.
VI. Единство правки следует соблюдать во всей рукописи:
1) в прямой речи — либо через тире, либо брать в кавычки;
2) единство мер измерения и единая форма их записи;
3) аналогичность формы однородных таблиц и порядок записей в них;
4) для лучшей ориентации читателя в тексте (или в отдельных его отрезках) стараюсь блюсти порядок: а) алфавитный, б) хронологический или, при необходимости, — по убывающей или возрастающей шкале, по значимости чего-либо и т. д. и т. п., предлагаю использовать такой подход авторам, на что они обычно охотно откликаются;
5) следует выдерживать единство (или гармонию) в стилевой общности как отдельной статьи, так и книги — в предисловии, аннотации, главах, разделах, заключении…
VII. Указанные I–VI пункты можно дополнить, если речь пойдёт о поэзии:
1. Принцип единства формы и содержания особенно применим, на мой взгляд, при редактировании поэтических произведений. Он означает, что по возможности нужно обязательно сохранять авторскую индивидуальность: построение строф, форму предложений (строк), знаки препинания, особенности языка, присутствие местных говоров...
Некорректно было бы вносить поправки, меняющие авторские акценты, в содержание или замысел. Но если это необходимо, то обязательно — только по согласованию с автором.
Правомерно возмущение автора, когда редактор самовольно вносит свою правку в подлинник и отправляет в печать. Свидетелем таких нелепостей, которые приводили «потерпевших» буквально в бешенство, даже к сердечным приступам с угрозой для жизни, к разрыву отношений с «посягнувшими», мне приходилось быть неоднократно через газетные ли публикации, в альманахах и просто в советах «профи»…
2. По мере своих сил стараюсь помочь автору подыскать необходимые рифмы, сохранить ритм и т. д.
3. Если автор распределил стихи по тематическим разделам, то проверяю их соответствие темам. А с произведением многотемным поступаю по превалирующей в нём тематике — конечно, согласовав с автором.
4. Оговариваем с автором, будет ли он размещать свои стихотворения так, как это принято в поэтических сборниках: каждое — с новой страницы, или для экономии места — в подбор, чтобы при вёрстке не было вопросов.
5. Обязательно использую букву «ё» во всех надлежащих случаях стихотворного текста. Во всех!
6. Ещё раз: все поправки, изменения (если в них есть необходимость) обязательно довожу до автора и согласую с ним. Это касается редактирования и стихотворений, и прозы, включая публицистику.
VIII. Если возникают вопросы (хоть один!) при чтении текста и правке (у редактора к автору) или после неё (у автора к редактору), то все такие вопросы обязательно надо снимать, решать… Недоработок и невыясненных вопросов не должно оставаться.
IX. Не уверен в себе, своих знаниях — убедись, проанализируй! Обратись к автору за разъяснением написанного, справься в первоисточниках: архивах, словарях, учебниках, иной литературе и т. п.; полезно пообщаться с очевидцами описываемых событий.
X. Обязательное сопоставление приводимых в тексте фактов! Потому что нередко бывают расхождения, нестыковки не только по времени или месту действия, но и по сути. В одном и том же тексте — информационном газетном или литературно-художественном — встречаются даже произвольные авторские изменения, например: названий населённых пунктов, имён-фамилий персонажей, чему невозможно криво не усмехнуться: забывчивость, невнимательность, небрежность автора?! Был персонаж по имени, положим, Василий Николаев — и вдруг он становится Николаем Васильевым…
Особенно важна фактография в документалистике, информационных материалах, как и правописание фамилий, имён и отчеств людей, географических названий, соотнесённость места и времени и т. д.
Недавно в одной из газет прочла заметку о презентации вышедшей исторической книги о Ярославле известным издателем М. А. Нянковским, которого корреспондент назвал Михаилом Миньковским… Очевидно — фамилия была записана на слух и не перепроверена. Здесь — недоработка и редактора, и корректора.
XI. Согласование исправлений (всех!) с автором. Уже было сказано, но повторю ещё раз, вынося отдельным пунктом, поскольку это очень важно как для достоверности глубинной сущности работы, так и во избежание конфликтов автор–редактор.
XII. Тщательность правки! По-моему, это очевидно, как «Семь раз отмерь, один раз отрежь»…
Полагаю, надо отметить и факт участия компьютера в поддержании уровня грамотности. И хотя искусственный интеллект порой оказывает нужную поддержку (даже тем, что акцентирует цветными подчеркиваниями внимание на отдельных словах, фразах, отрывках текста), тем не менее его обязательно нужно проверять и контролировать, потому что не со всеми словами и словосочетаниями этот робот-интеллектуал «накоротке».
Итак, в своей невеликой заметке я наглядно попыталась показать, что особых секретов и хитростей в редакторском деле нет. Знание предмета, внимательность, желание сделать работу хорошо, уважение к автору и «непорча» его творений — вот основные «киты» редакторской премудрости.
27.03–4.04.2019
P.S. Спустя три-четыре дня после написания советов по литературному редактированию я глянула как бы «со стороны» на свои книги и газетно-журнальные публикации… А причиной стал некий текст с характерной для сегодняшнего времени путаницей употребления знаков «дефис» и «тире» (короткая чёрточка и длинная чёрточка, т. е. «-» и «—»). Эту проблему я не затрагивала выше. Отчего же нынешняя путаница? Оттого, что на клавиатуре компьютеров и ноутбуков знак «-», дефис, отображён, а знака «—», тире, нет. Однако его можно при желании найти!
Мой приём таков. После слова или буквы, за которыми следует поставить тире, я вбиваю на расстоянии одного пробела дефис. Далее, пробелы — непременно всегда одинарные! Это правило действует и после знаков препинания — точек, восклицательного или вопросительного знаков, скобок, но зачастую не действует после запятой, двоеточия, точки с запятой, кавычек. В «недействующих» случаях (в том числе в прямой речи с красной строки) я ставлю любую букву, затем идут пробел с дефисом, снова пробел и любая буква с последующим нажатием на клавишу пробела… Ненужное стираю, а тире остаётся, и продолжаю набор текста.
Некоторые мои знакомые пользуются другими — своими — приёмами в проставлении тире.
Но как же много авторов, включая журналистов, да и тех, кто правит (исправляет) рукописи, — по незнанию, лени, «на авось» или «так сойдёт», не утруждают себя поиском обозначения «тире» для правильной графики… Зато дефису — простор! Встречаются отчаянные авторы, на полном серьёзе изображающие знак «тире» двумя дефисами рядышком, вот так: «--».
И ещё одно очень занятное наблюдение: кто умеет ставить по клавиатуре тире, тот нередко употребляет его на исконных местах дефиса! Вот ведь куча мала какая немалая...
Для грамотного редактирования: не игнорировать правильное употребление и чёткое написание тире и дефиса, не смешивать их и не перемешивать в куче! Это некрасиво графически; знаковая галиматья раздражает при чтении, отвлекает от основной мысли, темы. Кроме того, небрежность, нежелание найти в управлении клавиатурой нужный знак, а именно — тире, приведёт к ещё большему ослаблению грамотной письменности.
И последнее, на чём необходимо задержать внимание. При издании книг на средства автора стало очень распространённым авторское редактирование. За многие годы убедилась, что себя править труднее, ибо глаз «замыливается» — не видишь некоторых своих ошибок, описок и прочих погрешностей. Например, прочитываешь текст так, как много раз уже слышал это от себя, и притом словами, отложенными в памяти, в подсознании, в собственном зрительном восприятии правильного написания. А на деле — тут рука «не так» взяла, клавиша дважды скакнула или невольный пробел оказался и т. п. Вот и появляется описка, либо механическая ошибка (чаще всего в орфографии). У тебя же в голове сидит собственная «складная» картинка, её-то и видишь, бегло читая знакомый текст.
Поэтому желательно свои труды отдавать на правку знающему человеку, компетентному редактору. Но обязательно прочитывать после него, соглашаясь или нет с его исправлениями. Так, бывало прежде, что редакторы в моих текстах убирали мои ошибки, но… вносили свои. После таких казусов я взяла за правило: редактирую сама, потому что за свои ошибки и отвечаю сама. Но если краснеть приходится поневоле не за своё — это не годится…
Моими редакторами давно стали читатели — близкие и друзья, ещё до издания ознакомившиеся с рукописями. Выслушиваю их замечания, мысли, и на этой основе строю свои выводы и правку.
Окончательные макеты обычно предоставляют на вычитку автору — обязательно нужно найти время на это и сосредоточенно прочесть «от корки до корки»!
Если в издательстве редактирование обязательно, то автору не нужно пускать дело на самотёк и тут, а непременно следует внимательно вникнуть в окончательный вариант макета (в журнале это называлось сверкой) и не оставлять безответными повисающие в воздухе вопросы. Игнорировать автора редактор не вправе.
Сколько проходит ошибок в уже, казалось бы, отредактированном тексте… В том числе — из-за сбоев «машины»: то знаки препинания «уйдут в слова», т. е. затеряются среди букв (было в одной из моих книг такое — точки и запятые как будто исчезли, но обнаружились рядом в словах!), то опечатка («очепятка») или досадный пропуск буквы. Конечно, и при этом текст-то прочесть и понять можно, но… безупречность, шарм исчезают со страниц. Вот где непременно вспомнишь строку Николая Заболоцкого: «Не позволяй душе лениться!»…
С уважением к авторам, читателям,
8 апреля 2019 г.
