Ленин и Сталин против интеллигенции (продолжение)0

(продолжение. Начало в № 2/2019 и сл.)

Сталин подхватывает лозунг Троцкого о необходимости массивной индустриализации страны

 

Троцкий на протяжении нескольких лет после октября 1917 г. часто высказывал надежды на мировую революцию (уповая на военную экспансию революционной парадигмы из России в европейские страны, в первую очередь). Для воплощения своих мечтаний он призывал к строительству многих мощных индустриальных предприятий, которые могли бы выпускать в случае потребности военную технику. Ему вторил высокопоставленный военоначальник М.Н. Тухачевский и другие. Идея индустриализации была главной в документе «Об организации военной промышленности», представленном 2 марта 1924 года в Реввоенсовет, Совнарком и СТО /Совет труда и обороны — ВС/ начальником Главного Управления Военной промышленности ВСНХ СССР П.И. Богдановым и его помощником по военно-техническим вопросам проф. В.С. Михайловым. В нем предлагалось обеспечивать оборону страны с помощью заводов гражданской промышленности, приспособленных для изготовления военных изделий (189).

Лозунги Троцкого о срочной индустриализации страны Советов подхватил Сталин. На XIV партийном съезде, проходившем с 18 по 31 декабря 1925 года в Москве, он объявил о необходимости широкой индустриализации страны.

После исключения осенью 1927 г. Троцкого из Политбюро ЦК ВКП(б) Тухачевский постарался сохранить за собой позицию главного стратега развития Красной Армии и направил 20 декабря 1927 года наркому К. Ворошилову докладную записку о необходимости военно-гражданского строительства и росте численности армии. Его предложения не сразу были признаны Сталиным, но 15 июля 1929 года Политбюро ЦК ВКП(б) издало постановление «О состоянии обороны в СССР», объявившем о пятилетнем плане развития вооруженных сил. Численность армии мирного времени была определена в количестве 648 700 человек, а в случае мобилизации — 3 млн; военно-воздушный флот должен был иметь 2 000 боевых самолетов в строю, 500 в резерве, 1000 в запасе; танков — 1 500 в строю, столько же в запасе и 1000—2000 в резерве; орудий средних и крупных калибров — 9 348, мелких калибров — 3 394 (190). 11 января 1930 года Тухачевский направил Ворошилову новую докладную, в которой указывал, что к концу пятилетки страна должна была иметь армию в 260 стрелковых и кавалерийских дивизий, 50 дивизий артиллерии большой мощности, 40 тыс. самолетов и 50 тыс. танков (191).

Однако и Троцкий, а позже и Сталин понимали, что в стране не было никаких условий для воплощения в жизнь этих планов, не хватало средств, накопленного опыта строительства, не было архитекторов и разработчиков промышленных линий. Не удивительно, что оставалось ничего иного, как понадеяться на перенос в СССР мирового опыта в строительстве и в создании промышленных предприятий из Германии, а затем Северо-Американских Соединенных Штатов. Советская страна предпочла массированно закупать на Западе (в основном в США) огромные заводы с западным оборудованием. Именно такой подход был изложен в постановлении правительства (СНК СССР) от 2 августа 1925 года «О мерах пополнения советской промышленности высококвалифицированными специалистами». В 1926–1927 годах были заключены 13 договоров в Германии, по три — в Англии, США и Швеции, два — во Франции, один — в Италии. Стоимость этой технической помощи могла составить около 4,5 млн руб. (192). Планировалось, что из этих средств на долю металлопромышленности придется выделить 37,8 % (на это было необходимо около 1,7 млн рублей), на электропромышленность — 15,6 % (700 тыс.), на химическую промышленность — 13,3 % (600 тыс.) и на долю горной — 10,2 % (460 тыс.) (193). В значительной мере валютные средства для таких расходов были найдены с использованием метода, широко практиковавшегося ранее Лениным, когда из ведущих музеев страны (главным образом Ленинградского Эрмитажа и нескольких московских коллекций) тайно экспроприировали огромное количество художественных ценностей, таких как картины Рембранда или импрессионистов, и распродавали на Западе без всякой огласки такой практики в России. Сейчас некоторые исследователи, например, И.Д. Прохорова, говорят, что таким путем были ограблены российские музейные сокровища, из которых продали более тысячи выдающихся сокровищ, ставших основой многих музеев США и Европы или обогативших частные коллекции состоятельных людей в Европе и в США (194).

Важнейшей для Советского правительства предпосылкой для проектирования и возведения мощных промышленных предприятий и гражданских объектов вокруг них оставалась задача будущего использования этих комплексов в военных целях.

Приоритет военно-промышленных задач при проектировании гражданских поселений был изложен в постановлении ЦИК и СНК СССР от 23 ноября 1927 года (195), а на военно-промышленные ведомства возложили обязанности распоряжаться гражданским жилищным строительством. В специальной инструкции НКВД от 28 мая 1928 года (196) это было определено совершенно ясно:

«Рассматривая каждое населенное место и в особенности город, как производственный и экономический центр, как административно-культурный центр и, собственно, как коллективное жилище, планировку надлежит разрабатывать и осуществлять… в целях содействия, подготовки и оборудования этого населенного места в военном отношении» (197).

Военная составляющая многих вновь возводимых индустриальных предприятий, также как и перепрофилирование существующих заводов были закреплены в решениях сталинского правительства. Так, например, 16 июля 1931 года СНК СССР принимает (под грифом «совершкнно секретно») постановление № 146/сс «Об экскаваторах», в котором предписывает: «поручить ВСНХ СССР совместно с НКВоенмором проработать вопрос о возможности постановки производства экскаваторов на одном из военных заводов» (198).

Таким образом Сталин решил, что реализовать на практике планы строительства новых заводов и поселков вокруг них следует, опираясь исключительно на иностранных специалистов. Речи о том, чтобы в своей собственной стране развить обучение нужного числа архитекторов, инженеров-проектировщиков и специалистов-строителей, не шло. Сталину видимо была чужда мысль об обучении нужного количества собственных мастеров этого дела, и он боялся появления огромного числа интеллектуалов в указанных областях. Постановлением CНК было предусмотрено заключение концессий с западными фирмами от 15 февраля 1927 года «О привлечении специалистов из заграницы» (199), и к февралю 1928 года в СССР действовали 61 иностранная концессия общесоюзного значения и 53 концессии республиканского подчинения (200). По постановлению Политбюро ЦК ВКП(б) от 2 августа 1928 года в 1929–1930 годы планировалось привлечь еще от 1 до 3 тыс. иностранных специалистов (201).

В 1928 году для участия в индустриализации в СССР был приглашён Алберт Кан (Albert Kahn). Он родился в Германии в 1869 г. в еврейской семье раввина, переехавшей в 1880 г. в США. В 1896 г. он вместе с двумя коллегами основал архитектурную фирму в Детройте, которой с 1902 г. стал руководить в одиночку, и стал фактически главным руководителем строительства американской автомобильной промышленности. Причина обращения Сталина к Кану заключалась именно в том, что, спроектировав все заводы Форда, Кан создал наиболее качественную технологию проектирования промышленных предприятий. В США его фирма штатом в 400 человек готовила за неделю рабочие чертежи для крупных заводов, а корпуса промышленных предприятий возводила за пять месяцев.

С приехавшими с Каном в Москву двадцатью пятью инженерами, он подготовил проект Сталинградского тракторного завода в рекордно короткие сроки. По их чертежам в Детройте (США) были изготовлены все компоненты завода, потом они были разобраны на части, перевезены в СССР и смонтированы заново американскими строителями в СССР в течение полугода. Таких скоростей при высоком качестве работы в СССР не знали. В результате Кан получил следующий заказ — на проект гигантского Челябинского тракторного завода. А в феврале 1930 года с ним был заключен новый контракт, по которому фирма Кана стала главным проектировщиком и консультантом по промышленному строительству в СССР.

Между 1929 и 1932 годами фирма Кана спроектировала более 500 крупнейших в СССР заводов, ставших основой индустриальной мощи страны (202). Прежде всего это были тракторные заводы в Сталинграде, Челябинске, Харькове и Томске. Советские тракторы были копией американского Caterpillar 60. На Кировском заводе в Ленинграде также выпускали американский трактор Фордзон, а позже стали изготовлять копию американского трактора Фармолл. Фирма Кана спроектировала и построила автомобильные заводы в Москве, Нижнем Новгороде, Сталинграде, Челябинске и Самаре; самолетостроительные — в Краматорске и Томске; кузнечные цеха в Челябинске, Днепропетровске, Харькове, Коломне, Люберцах, Магнитогорске, Нижнем Тагиле и Сталинграде; станкостроительные заводы в Калуге, Новосибирске и Верхней Салде; прокатный стан в Москве; литейные заводы в Челябинске, Днепропетровске, Харькове, Коломне, Люберцах, Магнитогорске, Сормово (сейчас район Нижнего Новгорода) и Сталинграде; механические цеха в Челябинске, Люберцах, Подольске, Сталинграде, Свердловске; Ленинградский алюминиевый завод, Уральскую асбестовую фабрику, теплоэлектростанцию в Якутске; сталелитейные и прокатные станы в Москве, Челябинске, Днепропетровске, Харькове, Коломне, Каменском, Кузнецке, Люберцах, Магнитогорске, Нижнем и Верхнем Тагиле, Сормове, Сталинграде и Кузнецке; механические цеха в Челябинске, Люберцах, Подольске, Сталинграде и Свердловске; подшипниковый завод в Москве, Волховский алюминиевый завод. Его фирма спроектировала и построила Уральскую асбестовую фабрику и многие другие крупнейшие предприятия, ставшие костяком советской индустрии. Фирма  А. Кана разрабатывала не только промышленные предприятия, но и соответствующую инфраструктуру. Так, вместе с проектом Сталинградского тракторного завода поставлялись и проекты домов для рабочих. В течение двух лет Кан и его американские коллеги провели тренинг более 4000 советских специалистов (203). Тем самым американцы практически внесли главный вклад в сталинскую индустриализацию СССР.

Чтобы пояснить роль иностранных специалистов в развитии советского индустриального комплекса, можно привести пример автомобильной промышленности. Автомобилестроительный завод АМО в Москве начал выпускать первые российские машины в 1916 г. В 1930 г. для АМО через посредство А. Кана была закуплена лицензия на производство американского грузовика «Аутокар-5С» (Autocar-5S). В Москву поступали американские комплектующие детали автомобилей, и из них собирали грузовые машины, а также были закуплены американские станки и оборудование. В 1933 году грузовик переименовали в ЗИС-5 (ЗИС — сокращение для Завода имени Сталина). Во время Великой Отечественной войны автозавод был эвакуирован в тыл и вывезенные станки планировали использовать для двух новых автомобилестроительных завода в Ульяновске (УльЗИС) и Миассе (УралЗИС). Сборку автомобилей проводили на основе машинокомплектов, поставляемых по ленд-лизу из США.

После подписания 31 мая 1929 года контракта с американской фирмой Форда (Ford Motor Company) крупнейший автомобильный завод был построен в Нижнем Новгороде (позже город Горький). Для выпуска автомашин на этом заводе были выбраны модели Ford-A и Ford-AA, сам завод был спроектирован архитектурным бюро А. Кана, техническое руководство строительством осуществила американская компания «Остин» при использовании американских специалистов. Завод вступил в строй 1 января 1932 и начал выпускать грузовики и легковые автомашины.

Как указывают Меерович и Хмельницкий (204) в СССР в 1930 году пригласили из Германии Эрнста Мая — городского советника по делам строительства Франкфурта-на-Майне. Вместе с немецкими архитекторами и инженерами он выехал в октябре 1930 г. в Сибирь. Они изготовили проекты гражданской застройки Магнитогорска, Нижнего Тагила, Щегловска, Кузнецка (Сталинска), Ленинска, Прокопьевска, Сталинграда и других городов. Часть спроектированных Маем для Магнитогорска зданий — жилые дома, школы, детские сады — была построена.

На многие десятилетия (и в послесталинское время в сходной степени) тенденция приглашения западных компаний для строительства заводов и выпуска на них советских машин, быших копиями западных моделей, стала главенствовать. Официальная пропаганда расхваливала на все лады гениальность русских изобретателей, якобы первыми создавших чуть ли не всё на свете, а условий для поддержки ученых, изобретателей, творцов нового ни Ленин, ни Сталин не просто не создавали, а откровенно боялись. Очевидно, в равной мере оба лидера не были озабочены воспитанием научной элиты, которая была бы способна создавать новые научные школы, открывать фундаментальные законы, рождать новые принципы приборов и тем создавать основу для конструирования собственных новых механизмов. Ситуация усугублялась порочной, так называемой социалистической экономической системой страны и плохим руководством ею. Из-за этого всегда не хватало финансовых государственных ресурсов для строительства современных и мощных предприятий (при полном запрете на частную инициативу).

Схожая ситуация сохранялась в СССР и в более поздние времена. Она даже еще более «упростилась». Вспоминаю, как в 1973 г. член Политбюро и министр сельского хозяйства СССР Д.С. Полянский включил меня (как ученого секретаря Научного Совета Академии сельхознаук) в группу из 5 человек (по одному от четырех министерств и одного от Академии наук) для подготовки постановления ЦК КПСС и Совета Министров СССР по развитию молекулярной биологии и молекулярной генетики, и мы предложили построить специализированный завод для производства наиболее дорогостоящих и сложных научных приборов, на что Министерство приборостроения ответило резким отказом, объяснив, что средств для такого завода у правительства нет, а вот закупать ограниченное число таких приборов будет возможно.

Вложение частных средств в развитие советской промышленности было категорически подавлено. Советские властители, одержимые социалистической идеологией, не собирались давать дорогу для приложения на практике талантов отечественным рокфеллерам, фордам и прочим «частникам». Идеология не запрещала им закупать на «проклятом Западе» всё нужное для науки и промышленности, и этим способом они пользовались. Поэтому безаппеляционность многих утверждений Сталина была простой демагогией, когда он, например, произносил такие фразы:

“Большевики должны овладеть техникой. Пора большевикам самим стать специалистами. Техника в период реконструкции решает все. И хозяйственник, не желающий изучать технику, не желающий овладеть техникой, — это анекдот, а не хозяйственник.

Говорят, что трудно овладеть техникой. Неверно! Нет таких крепостей, которых большевики не могли бы взять. Мы решили ряд труднейших задач. Мы свергли капитализм. Мы взяли власть. Мы построили крупнейшую социалистическую индустрию. Мы повернули середняка на путь социализма. Самое важное с точки зрения строительства мы уже сделали. Нам осталось немного: изучить технику, овладеть наукой. И когда мы сделаем это, у нас пойдут такие темпы, о которых сейчас мы не смеем и мечтать (205).

Громко заявлять, что «осталось немного: изучить технику, овладеть наукой», Сталин мог, но на практике упор был сделан на выдвижение на командные позиции в стране людей с недостаточным образованием, но зато, видите ли, доказавших своей практической деятельностью преданность большевизму и советским властителям. Эти «выдвиженцы» могли якобы противостоять так называемому «кастовому свободомыслию» образованных специалистов, а сложные проблемы без проклятых капиталистов большевикам решать не удавалось. Приведеные выше слова Сталина, что «производственно-техническая интеллигенция рабочего класса будет формироваться не только из людей, прошедших высшую школу, — она будет рекрутироваться также из практических работников наших предприятий» показывали непонимание им сути задач интеллигенции. На деле его надежда на разного рода выдвиженцев, которые и «должны составить вместе с прошедшими высшую школу товарищами ядро интеллигенции рабочего класса, ядро командного состава нашей промышленности» (206) были нелепостью, словесными эскападами, не имевшими отношения к правильному руководству государством.

Сталин признавал правильной ленинскую тактику отбора студентов по классовому признаку. Ленинское недоверие к интеллектуалам и многие другие действия против интеллигенции нашли полное воплощение в ущербных для страны сталинских поступках. Он даже попытался дать обоснование своей политике, уходя, как водится, от вопросов таланта, к вопросу зарплат родителей студентов. Так, выступая в Москве 13 апреля 1928 г. на уже упоминавшейся конференции перед московскими большевистскими руководителями, он сказал:

«Вопрос о культурных силах рабочего класса является одним из решающих вопросов … Все господствовавшие до сих пор классы — рабовладельцы, помещики, капиталисты — были вместе с тем классами богатыми. Они имели возможность обучать своих детей знаниям и навыкам, необходимым для управления. Рабочий класс отличается от них, между прочим, тем, что он является классом небогатым, он не имел раньше возможности обучать своих детей знаниям и навыкам управления и он получил такую возможность только теперь, после прихода к власти» (207).

Этому утверждению, уводящему суть отбора абитуриентов для поступления в вузы от наличия способностей и знаний, Сталин придавал теперь большое внимание. Он многократно повторял его в разных аудиториях и использовал как заклинание (хотя ничего общего между культурными силами общества и рабочими не было). Он повторял ошибку Ленина (и в большой степени Маркса), педалировавших мифическую роль пролетариата. Надежды Ленина развить цивилизованное общество в какие-то четыре-пять лет не оправдались, также как Сталину не удалось успешно решить задачу замены высокообразованной интеллигенции специалистами нового типа, выращенными из послушных рабочих. Он произносил речи с нереалистичными ожиданиями:

«Ни один господствующий класс не обходился без своей собственной интеллигенции. Нет никаких оснований сомневаться в том, что рабочий класс СССР также не может обойтись без своей собственной производственно-технической интеллигенции.

Советская власть учла это обстоятельство и открыла двери высших учебных заведений по всем отраслям народного хозяйства для людей рабочего класса и трудового крестьянства. Вы знаете, что десятки тысяч рабоче-крестьянской молодежи учатся теперь в высших учебных заведениях. Если раньше, при капитализме, высшие учебные заведения являлись монополией барчуков, то теперь, при Советском строе, рабоче-крестьянская молодежь составляет там господствующую силу. Нет сомнения, что мы получим скоро из наших учебных заведений тысячи новых техников и инженеров, новых командиров нашей промышленности» (208).

Распоряжение Сталина ставить необученных выдвиженцев, преданных большевистской партии, на начальственные должности основывалось на объявленном им принципе, что незаменимых людей не бывает, что все люди — это винтики в огромной государственной машине. Каждый из винтиков взаимозаменяем, и нужно лишь контролировать работу огромного механизма. Он полагал, что всегда легко найти нужных людей, массовостью можно обеспечить решение любой проблемы и превзойти любые преимущества гениальных одиночек.

Почти одновременно с индустриализацией (в том же 1928 году) им была начата кампания тотальной коллективизации в деревне. Основным предлогом для новой тактики стал еще один миф, примененный в широчайшем масштабе. Сталин заявил, что “кулаки” (как и Ленин, он теперь к месту и не к месту использовал это прозвище, обзывая им успешных крестьян) специально организовали наступление голода на пролетариат, сосредоточенный в городах. По его словам кулаки — известные враги советской власти, это они сотворили “заготовительный коллапс”, когда стали “придерживать” собранное зерно в амбарах и не поставлять его на рынок, желая взметнуть закупочные цены на свою продукцию. Город (то есть пролетариат) остался без хлеба на зиму, это грозит голодом всей стране. Поэтому надо провести немедленно тотальную конфискацию зерна у частных сельхозпроизводителей, отобрать у них всю землю и передать её повсеместно создаваемым коллективным (кооперативным) хозяйствам — колхозам или государственным сельскохозяйственным организациям — совхозам. Только таким образом, утверждал он, удастся навсегда преодолеть “заготовительный кризис”. Последний термин вошел в его лексикон, и он использовал его теперь часто.

“Уроки шахтинского дела и “заготовительных маневров” капиталистических элементов деревни плюс наши ошибки планового порядка не могут и не должны пройти для нас бесследно» (209).

Обрадованный разгромом троцкистов и выступавших против него старых большевиков он перенес теперь нападки и на бухаринцев, обзывая их «правыми уклонистами». Он характеризовал их взгляды «шатанием», «отходом от линии партии» (хотя «отход» был от его, сталинской риторики), но вынужден был признать (вполне возможно, это была его специфическая хитрость при произнесении таких фраз), что ему противостояли многие из руководителей ленинского набора:

 «…если даже некоторые старые большевики из числа правых уклонистов не устояли против “поветрия” и качнулись в этот период в сторону от партии, то нет оснований удивляться тому, что известная часть старой технической интеллигенции, никогда не нюхавшей большевизма, тоже, с божьей помощью, колебнулась» (210).

За некоторой мягкостью этих его слов скрывалась жестокость и террор, учиненные им позже в отношении всех, чьи взгляды не укладывались в прокрустово ложе его устремлений, и даже тех, кто прямо не вымолвил и слова против его позиций, но был замечен как сторонники критиков:

«Понятно, что при таком положении вещей Советская власть могла практиковать лишь одну единственную политику в отношении старой технической интеллигенции — политику разгрома активных вредителей, расслоения нейтральных и привлечения лояльных» (211).

Он был убежден, что интеллигенция вообще напугана до крайности и думать не подумает, чтобы не подчиниться беспрекословно его приказам, хотя он понимал, что эти «старые калоши» не могли измениться, а лишь выжидали удобного часа для отпора:

«Конечно, это не может радовать старую интеллигенцию. Очень вероятно, что они все еще выражают соболезнование своим разбитым друзьям. Но не бывает того, чтобы сочувствующие и, тем более, нейтральные и колеблющиеся добровольно согласились разделить судьбу своих активных друзей, после того, как эти последние потерпели жестокое и непоправимое поражение. Стало быть, самое главное в “арсенале” старой интеллигенции ушло в пропасть» (212).

Тем временем спешный набор “ударников труда” в разнообразные университеты и академии нового типа позволил через год получить первую группу “красных спецов”, и Сталин даже обратился к “первому выпуску Промакадемии, дающей стране новый большевистский отряд руководителей нашей социалистической промышленности», сказав:

«Выработка новых кадров социалистической промышленности из людей рабочего класса и вообще трудящихся, способных руководить предприятиями как общественно-политически, так и производственно-технически, — является первостепенной задачей момента. Без выполнения этой задачи невозможно осуществить превращение СССР из страны отсталой в страну передовую, из страны аграрной в страну индустриальную, в страну электрификации и металла, в страну машин и тракторов» (213 ).

Сталин публично выступает против Ленина

Приободрившись после победы над «левой оппозицией», Сталин стал придавать своим речам и статьям характер директив, обязательных для исполнения всеми в стране, он заговорил как пророк, изрекающий истины, которые никто не может отвергнуть. Так, 5 февраля 1931 г. в “Правде” была напечатана его речь на конференции работников социалистической промышленности, наполненная императивными поручениями, которые он старательно вбивал в головы всем людям в стране:

«Лет десять назад был дан лозунг: “Так как коммунисты технику производства еще как следует не понимают, так как им нужно еще учиться управлять хозяйством, то пусть старые техники и инженеры, специалисты ведут производство, а вы, коммунисты, не вмешивайтесь в технику дела, но, не вмешиваясь, изучайте технику, изучайте науку управления производством не покладая рук, чтобы потом стать вместе с преданными нам специалистами настоящими руководителями производства, настоящими хозяевами дела”. Таков был лозунг. А что вышло на деле? Вторую часть этой формулы отбросили, ибо учиться труднее, чем подписывать бумаги, а первую часть формулы опошлили, истолковав невмешательство как отказ от изучения техники производства. Получилась чепуха, вредная и опасная чепуха, от которой чем скорее освободимся, тем лучше.

Сама жизнь не раз сигнализировала нам о неблагополучии в этом деле. Шахтинское дело было первым серьезным сигналом. Шахтинское дело показало, что у парторганизаций и профсоюзов не хватило революционной бдительности. Оно показало, что наши хозяйственники безобразно отстали в техническом отношении, что некоторые старые инженеры и техники, работая бесконтрольно, легче скатываются на путь вредительства, тем более, что их непрерывно донимают “предложениями” враги из-за границы.

Второй сигнал — судебный процесс “Промпартии”» (214).

Всем должно было быть понятно, что эти длинные и пафосные по форме тирады, были направлены на то, чтобы поправить товарища Ленина, городившего 10 лет назад «чепуху, вредную чепуху, от которой чем скорее освободимся, тем лучше». Ведь рассуждая об ошибках, сделанных десятилетием раньше, он говорил о годах, когда партией и страной руководил Ленин. Таким нехитрым образом Сталин возлагал на него ответственность за серьезные ошибки и сообщал, какими целесообразными и полезными стали действия руководства при нем.

Важным стало и то, что он перешел к обсуждению принципиально важного лично для него административного вопроса, а именно роли единоличного правления в партии и стране:

“Спрашивают часто, почему у нас нет единоначалия? Его нет и не будет, пока мы не овладеем техникой. Пока среди нас, среди большевиков, не будет достаточного количества людей, хорошо знакомых с вопросами техники, экономики, финансов, у нас не будет действительного единоначалия. Пишите сколько угодно резолюций, клянитесь какими угодно словами, но если не овладеете техникой, экономикой, финансами завода, фабрики, шахты — толку не будет, единоначалия не будет” (215).

Ни для кого уже не было секретом, что, говоря о единоначалии, Сталин, разумеется, имел в виду, что одним начальником может быть он, а не кто-то иной. Речь велась о захвате им всей власти в ЕГО руки.

Он обвинил также Ленина в ошибочном понимании темпов развития общества при большевиках. Поправляя “неверно думавшего” товарища Ленина, обольщавшего всех неправильными расчетами о темпах прогресса советской страны, он сообщал, как Ленин ошибся в сроках. Только теперь удастся сделать то, что когда-то обещал Ленин:

“Ленин говорил накануне Октября: “Либо смерть, либо догнать и перегнать передовые капиталистические страны”.

Мы отстали от передовых стран на 50–100 лет. Мы должны пробежать это расстояние в десять лет. Либо мы сделаем это, либо нас сомнут.

Вот что диктуют нам наши обязательства перед рабочими и крестьянами СССР» (216).

Эта мечта о возможности догнать и перегнать Запад в десятилетний срок интересна также потому, что правивший в СССР в 1950-е годы Н.С. Хрущев принял моду не раз утверждать, что советская страна вполне может за десять лет догнать и перегнать США и другие капиталистические страны по производству мяса и молока. Хрущев не вспоминал вслух, что это не он придумал обещание догнать и перегнать, а что именно об этой надежде за четверть века до него с уверенностью в голосе декламировал Сталин, а ранее и Ленин.

Критика и самокритика как прием для выявления “врагов режима”

Чтобы рассказать об еще одной широкомасштабной политической кампании, развернутой Сталиным в конце 1920-х годов, нам надо будет опять вернуться на несколько лет назад. В 1904 году в книжке «Шаг вперед, два шага назад» Ленин призывал своих сторонников не бояться «выносить сор из избы» и смело подвергать критике действия, кажущиеся им неверными, включая и собственные ошибки. По его мнению, лишь узко сектантские группировки могли относиться с опаской к подобному способу ведения любой работы. А большевики должны замечать собственные ошибки и указывать на них. Такие объяснения не раз звучали из уст Ленина, хотя критика и самокритика на практике не встречала энтузиазма среди большевистского начальства.

Однако в момент разворачивания активности вокруг Шахтинского дела Сталин решил вывести лозунг о необходимости широкого развития критических высказываний на всеобщее обозрение. Первые публикации о вредительстве специалистов в промышленности появились в печати сразу после пленума ЦК, ЦКК и ЦРК ВКП(б), состоявшегося 6 — 11 апреля 1928 г. В них прозвучали обвинения в адрес тех, кто мог работать вблизи «вредителей» или даже исполнять начальственные роли для них и не хотел предать огласке опасные действия. Авторы публикаций (разумеется, инспирированные окружением Сталина или даже им самим) утверждали, что среди свидетелей преступлений неминуемо должны были присутствовать и многочисленные крупные партийные начальники и рядовые сотрудники, но они или побоялись привлечь внимание к вредительству и отнеслись к нему невнимательно, то есть безответственно, что и создало нездоровую атмосферу вокруг антигосударственных акций. Не может быть, чтобы им было невдомек, как простые критические выступления, например, на собраниях партячеек могли удержать злоумышленников от нанесения вреда стране и тем предотвратить вредительство. Простой критикой (или самокритикой) они могли привлечь внимание руководства к неправомерным действиям и отвести суровые судебные наказания и от себя, и от руководителей.

3 мая 1928 г. в «Правде» напечатали обращение ЦК ВКП(б) «Ко всем членам партии, ко всем рабочим» (217), в котором содержался призыв развернуть критику и самокритику, чтобы всенародно объявить борьбу тем, кто мешает строить социализм — бюрократам всех мастей, вредителям, контрреволюционерам и, в особенности, тем, кто хоть в какой-то мере отклоняется от сталинского курса партии.

8 июня того же года Сталин пишет «Письмо членам кружка по партстроительству при Комакадемии», в котором полемизирует с тезисами видного сторонника Бухарина и первого ответственного редактора «Комсомольской правды»  А.Н. Слепкова о самокритике. Не приводя слов самого Слепкова или хотя бы одной цитаты из тезисов, Сталин сообщает, что ему стали известны тезисы членов кружка, и обрушивается на автора тезисов как на ниспровергателя линии ЦК партии (через короткое время Слепкова исключают из партии, высылают из Москвы, потом восстанавливают в членстве, потом исключают снова, судят трижды, а затем расстреливают в мае 1937 г.). Сталин пишет, используя приемы религиозной проповеди, то есть повторяя один и тот же лексический оборот:                                                              

«Тезисы Слепкова лишь внешним образом напоминают тезисы о лозунге самокритики. На самом деле они являются тезисами об опасностях лозунга самокритики. …Можно ли двигаться вперед, не борясь с бюрократизмом нашего партийного и советского аппарата? Нельзя!

Можно ли организовать контроль масс, поднять инициативу и самодеятельность масс, вовлечь миллионные массы в социалистическое строительство, не ведя решительной борьбы с бюрократизмом ваших организаций? Нельзя!

Можно ли подорвать, ослабить, развенчать бюрократизм без проведения в жизнь лозунга самокритики? Нельзя!

Можно ли обойтись в тезисах, посвященных лозунгу самокритики, без освещения вопроса о бюрократизме как отрицательном факторе нашего социалистического строительства и как одном из важнейших объектов самокритики? Ясно, что нельзя.

Можно ли совместить это более чем легкомысленное отношение к важнейшему вопросу о борьбе с бюрократизмом с позицией ЦК в вопросе о самокритике… Я думаю, что нельзя» (218).

Письмо опубликуют в «Комсомольской правде» через год и 11 дней после выселения Слепкова из Москвы (в номере 90 за 1929 год).

Печатая в газете это письмо, Сталин предупреждал всех в стране, что руководство придает кампании критики и самокритики самое важное значение, потому что именно такой подход открывает мощный канал выявления потенциальных вредителей. С этого момента выпады против неугодных людей, особенно специалистов высокого уровня, пошли столь широким фронтом, что вскоре Сталину даже приходится в «Правде» печатать новую статью «Против опошления лозунга самокритики». Он начинает с излюбленного приема — цитирования строк Ленина из брошюры «Шаг вперед, два шага назад», в которой тот призывал «продолжать … работу самокритики и беспощадного разоблачения собственных минусов, которые непременно и неизбежно будут произведены…», а затем приводит цитату из более поздней ленинской речи, в которой тот говорит:

«Все революционные партии, которые до сих пор гибли, — гибли от того, что зазнавались и не умели видеть, в чем их сила, и боялись говорить о своих слабостях (курсив мой. — И.Ст.). А мы не погибнем, потому что не боимся говорить о своих слабостях, и научимся преодолевать эти слабости” (219).

Почему именно сейчас, в 1928 году, самокритика должна была стать наиболее важной для большевиков, спрашивает Сталин и дает ответ:

«Потому что теперь ярче, чем год или два года назад, обнаружилось обострение классовых отношений как по линии внутренней, так и по линии внешней. Потому что теперь ярче, чем год или два года назад, вскрылось наличие подкопной работы классовых врагов Советской власти, использующих наши слабости, наши ошибки против рабочего класса нашей страны. Нужно поскорее освобождаться от наших ошибок и слабостей, вскрытых шахтинским делом и заготовительными затруднениями по хлебу, если мы хотим укрепить революцию и встретить врагов во всеоружии» (220).

Заявляя, что «медлить с самокритикой нельзя”, и выплескивая много трафаретных фраз о пользе такой критики для всей партии, он, наконец, сообщает, против кого, в первую очередь, должны быть направлены стрелы борцов против ошибок. Оказывается, главной мишенью должны стать его оппоненты в верхах большевистской партии, Л.Д. Троцкий и его сторонники в “левой оппозиции”:

«Но есть и другого рода “самокритика”, ведущая к разрушению партийности, к развенчанию Советской власти, к ослаблению нашего строительства, к разложению хозяйственных кадров, к разоружению рабочего класса, к болтовне о перерождении. К такой именно “самокритике” звала нас вчера троцкистская оппозиция. Нечего и говорить, что партия не имеет ничего общего с такой “самокритикой”. Нечего и говорить, что партия будет бороться против такой “самокритики” всеми силами, всеми средствами» (221).

 Чуть позже он сообщил, что критике нужно подвергать и сторонников «правой оппозиции» — Бухарина, Рыкова и им подобных. Таким образом Сталин показывал, что критиковать можно только тех, на кого, по его мнению, следует навесить ярлык «вредитель», или «троцкист», или «агент империализма», или, скажем, «отщепенец», а позже «бухаринец», «каменевец» и т. п. Иначе говоря, критикуй, но держи нос по ветру, смотри не ошибись в выборе объекта критики. Это он утверждал открыто:

«Необходимо, наконец, отметить определенный уклон целого ряда наших организаций превратить самокритику в травлю наших хозяйственников, в их дискредитирование в глазах рабочего класса…

Критикуйте недостатки нашего строительства, но не извращайте лозунг самокритики и не превращайте его в орудие травли наших хозяйственных и всяких иных работников» (222).

С этого момента сталинисты на всех уровнях учились развивать то, что называли «партийным чутьем» или «умением распознать идейных врагов». Но это потребовало создать разветвленный аппарат надсмотрщиков над прессой в партийных органах на всех уровнях, в специальных цензурирующих органах, в исполкомах советов. Дело критики и самокритики всегда оставалось под пристальным контролем, и контроль не давал ему расплеснуться слишком вольно.

Уже в 1928–1929 гг. эта тактика была инспирирована лично Сталиным «против писателя М.А. Булгакова, дирижера А.В. Голованова, режиссера А.Я. Таирова” (223). Он отправляет письмо В.Н. Билль-Белоцерковскому (писателю «соцреализма”, как позже назовут авторов этого направления), в котором обрушивается на Голованова за то, что тот охраняет якобы устаревшие традиции классического оперного репертуара в Большом театре (“Головановщина”, — заявляет он, — есть явление антисоветского порядка»), называет Камерный театр Таирова “действительно буржуазным”. Затем он обругивает Булгакова, который, по мнению Сталина, в пьесе “Бег” якобы пытался “оправдать или полуоправдать белогвардейское дело”. На этом основании он заявляет, что эта пьеса “представляет собой антисоветское явление и диктует Булгакову, что именно тот должен изображать в своих произведениях для исправления мнения о себе в глазах руководства партией. Он доходит до смешного, когда советует на полном серьезе Булгакову, чтобы тот в пьесе «Бег»:

“прибавил к своим восьми снам еще один или два сна, где бы он изобразил внутренние социальные пружины гражданской войны в СССР, чтобы зритель мог понять, что все эти, по-своему “честные” Серафимы и всякие приват-доценты, оказались вышибленными из России не по капризу большевиков, а потому, что они сидели на шее у народа (несмотря на свою “честность”), что большевики, изгоняя вон этих “честных” сторонников эксплуатации, осуществляли волю рабочих и крестьян и поступали поэтому совершенно правильно» (224).

Особенно ясный приказ направлять оружие критики и самокритики против специалистов в области культуры и техники прозвучал в апреле 1929 г. в докладе “О правом уклоне в ВКП(б)”, в котором Сталин ополчился на Бухарина, Томского, Рыкова, Угланова и ряда других виднейших и авторитетнейших деятелей партии большевиков, которых он снисходительно назвал “старыми друзьями”, добавляя при этом:

“У нас не семейный кружок, не артель личных друзей, а политическая партия рабочего класса. Нельзя допускать, чтобы интересы личной дружбы ставились выше интересов дела. … нельзя вопросы личной дружбы ставить на одну доску с вопросами политики, ибо, как говорится, дружба дружбой, а служба службой. Мы все служим рабочему классу, и если интересы личной дружбы расходятся с интересами революции, то личная дружба должна быть отложена на второй план” (225).

 Бухарин, Рыков и другие лидеры партии не раз раньше ставили Сталина в положение второгодника, оправдывающегося на педсовете за ошибки в вопросах поголовной коллективизации сельского хозяйства, неправомочного “кровавого наступления на кулака”, об этом же они сказали, выступая и на этом пленуме. Но в ответ они услышали лишь не подкрепленные расчетами или точными данными обвинения в неправоте. В ноябре того же года в статье “Год великого перелома: к ХII годовщине Октября» Сталин уверенно заявил:

«когда посадим СССР на автомобиль, а мужика на трактор, — пусть попробуют догонять нас почтенные капиталисты, кичащиеся своей “цивилизацией”. Мы еще посмотрим, какие из стран можно будет тогда “определить” в отсталые и какие в передовые» (226).

Забегая вперед, нужно сказать, что политика сплошной коллективизации сельского хозяйства СССР оказалась несомненно ошибочной, а критика Бухариным и Рыковым этой сталинской политики правильной. Уже в первый же год после коллективизации Сталин был вынужден признать, что валовый сбор зерна и другой сельскохозяйственной продукции упал, а не возрос, как он с уверенностью предсказывал. Неспособность коллективизированного сельского хозяйства обеспечивать нужды страны стала очевидной и в годы до Второй Мировой войны, и особенно после нее. Пришлось ввозить зерно из-за рубежа во всё возраставших количествах (до 1917 года Россия традиционно вывозила в Европу огромное количество зерна и многих других продуктов). Показательно, что 3% пахотных земель, остававшихся в СССР в частном владении (в основном, так называемые приусадебные участки) давали в среднем до 30% большинства овощей, картофеля и многих других сельскохозяйственных продуктов. В 1975–1976 гг. Советскому Союзу и странам социалистического лагеря пришлось ввезти более 34 миллионов метрических тонн зерна из капиталистических стран (227).

Критика сталинской политики Бухариным, Рыковым и рядом других тогдашних лидеров партии в 1928–1929 гг. вызвала у него приступ ярости. «Между нами пропасть” — сказал он в 1930 г. и пояснил, что она вызвана “той же угрожающей обстановкой, создавшейся вокруг бывших лидеров правой оппозиции” (228). А пока он обозвал их врагами прогресса, обвинил в том, что они тщатся извратить политику партии, когда выступают в защиту старых специалистов и отвергают лозунги критики и самокритики и другие его предложения, такие как

«лозунг заострения борьбы с бюрократизмом и чистки советского аппарата, лозунг организации новых хозяйственных кадров и красных специалистов, лозунг усиления колхозного и совхозного движения, лозунг наступления на кулака, лозунг снижения себестоимости продукции и коренного улучшения практики профсоюзной работы, лозунг чистки партии и т. д. … А между тем ясно, что эти лозунги являются самыми необходимыми и актуальными лозунгами партии в данный момент» (229).

(продолжение следует)

ЦИТИРОВАННАЯ ЛИТЕРАТУРА

См.: Симонов Н.С. Военно-промышленный комплекс СССР в 1920–1950-е годы: темпы экономического роста, структура, организация производства и управление. М., РОССПЭН, 1996, стр. 38. Там же, стр. 68. СССР. Год работы правительства. Российский государственный военный архив (РГВА). Ф. 7. Оп. 1. Д. 170. Л. 17-20. Данные приведены в исключительно ценном исследовании М. Мееровича и Д. Хмельницкого «Американские и немецкие архитекторы в борьбе за советскую индустриализацию», Вестник Евразии, 2006, №1. Материалы к отчету за 1926—27 бюджетный год. М., Отдел печати и информации СНК СССР и СТО. 1928, стр. 395. Выступление И.Д. Прохоровой в телепрограмме «Прямая линия» на телеканале «Дождь» в мае 2019 г. «Положение о порядке утверждения проектов по промышленному строительству, производимому ВСНХ СССР и высшими советами народного хозяйства союзных республик, их местными органами и подведомственными им предприятиями и учреждениями». См.: Свод законов СССР (СЗ СССР). 1927. Отдел первый. № 66, стр. 672. О порядке составления, рассмотрения и утверждения проектов планировки городских поселений и рабочих, дачных, курортных поселков. Инструкция НКВД № 184 28 мая 1928 года. Бюллетень НКВД, 1928. № 21, стр. 276. Там же, стр. 399. См.: Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ). Ф. Р-5446. Оп. 1. Д. 460. Л. 117. Постановление Совета Народных Комиссаров Союза ССР (Протокольное. Гриф «Секретно») от 15 февраля 1927 года «О привлечении специалистов из заграницы». В кн.: Индустриализация Советского союза. Новые документы. Новые факты. Новые подходы. Ч. 2. Институт российской истории РАН. Москва, 1999, стр. 222–225. Список действующих концессий общесоюзного и республиканского значения. (Гриф «Секретно») от 4 февраля 1928 года, там же, стр. 222–233. Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) от 2 августа 1928 года «О привлечении иностранных специалистов», там же, стр. 233-234. Bliznakov M. The realization of utopia: Western technology and Soviet avant-garde architecture, W. C. Brumfield (ed.). Reshaping Russian Architecture: Western Technology Utopian Dreams. New York, Cambridge University Press, 1990, p. 173. См.: Senkevitch, A. Albert Kahn in Russland, Bauwelt, 1995, Heft 48, s. 2814. См. прим. (192). 205. Сталин И.В. Речь на Первой Всесоюзной конференции работников социалистической промышленности 4 февраля 1931 г., первоначально напечатана в “Правде” 5 февраля 1931 г., № 35, Сочинения, т. 13, стр. 36-37. Там же, стр. 37-38. Сталин И.В. О работах апрельского объединенного пленума ЦК и ЦКК: Доклад на собрании актива московской организации ВКП(б) 13 апреля 1928 г., Сочинения, т. 11, стр. 37. Сталин И. В. Новая обстановка — новые задачи хозяйственного строительства: Речь на совещании хозяйстве нников 23 июня 1931 г., Сочинения, т. 13, стр. 66. 209. Сталин И.В. Против опошления лозунга самокритики, «Правда», 26 июня 1928 г., № 146; Сочинения, т. 11, стр. 130. Сталин И.В. Новая обстановка — новые задачи хозяйственного строительства: Речь на совещании хозяйственников 23 июня 1931 г., Сочинения, т. 13, стр. 70. Там же. Там же, стр. 70-71. Сталин И.В. Первому выпуску Промакадемии, «Правда», 26 апреля 1930 г., № 115; Сочинения, т. 12, т. 12, стр. 129-130. 214. Сталин И.В. Речь на Первой Всесоюзной конференции работников социалистической промышленности 4 февраля 1931 г., первоначально напечатана в “Правде” 5 февраля 1931 г., № 35, Сочинения, т. 13, стр. 36-37. Там же, стр. 37-38. 216. Сталин И.В. О задачах хозяйственников, Сочинения, т. 13, стр. 39. 217. См.: “ВКП(б) в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК”, ч. II, 1941, стр. 807—809. Сталин И.В. Письмо членам кружка по партстроительству при Комакадемии; Сочинения, т. 11, стр. 98-100. Ленин В.И., Сочинения (2 издание), т. XXVII, стр. 260—261. См. прим. 196 180. Сталин И.В. Против опошления лозунга самокритики, «Правда», 26 июня 1928 г., № 146; Сочинения, т. 11, стр. 129. Там же, стр. 133. Там же, стр. 137. Сталин И.В. Ответ. В.Н. Билль-Белоцерковскому, Сочинения, т. 11, стр. 227. Там же, стр. 227. Сталин И.В. О правом уклоне в ВКП(б): Речь на пленуме ЦК и ЦКК ВКП(б) в апреле 1929 г. (Стенограмма), Сочинения, т. 12, стр. 1-2. Сталин И.В. Год великого перелома: к ХII годовщине Октября. «Правда», 3 ноября 1929 г., №259, Сочинения, т. 12, стр. 135. Wortman, S. Food and Agriculture, Science, v. 231, p. 37, 1976. Сталин И.В.. Заключительное слово по политическому отчету ЦК XVI съезду ВКП(б) 2 июля 1930 г., т. 13, стр. 11. Там же.

 

Оригинал: http://7i.7iskusstv.com/y2019/nomer6_7/sojfer/