(продолжение. Начало в № №5/2018 и сл.)
НАДПИСЬ НА КНИГЕ
Генриху Сапгиру
Что осенью можно друзьям подарить?
Наверное, лист кленовый —
Но лёгок и чист
Осиновый лист,
И высится бор сосновый.
Несносную тягу весны не смирить —
Что ж здесь на ветру дрожать ей
Без отблеска глаз,
Без будущих нас,
Без близости рукопожатий?
Весна не весна,
Но смотрит она
Сюда, где стоит, во-первых,
Ноябрь у окна, —
Нальём-ка вина,
Отметим рожденье, Генрих!
И есть, во-вторых,
Поступков живых,
Причуд да любви воплощенье, —
Что в наших грехах?
Всё краше в стихах —
Прими же моё обращенье.
Что книга сия? — это миг бытия,
С немыслимой надписью дщица, —
За это всему благодарствую я,
Что может со мною случиться.
Плела ль небылицы блаженная даль,
В Никитском саду расцветал ли миндаль,
Сжимала ль ветвями мне сердце и грудь
Цветущих садов невесомая суть,
Лета ль миновали у всех на виду,
Душе ли желал я открытий?
Не песня ли это в хрустальном бреду
Созвездий, соцветий, наитий?
Серебряный дым
Почти невредим —
Внимает ли слову пламя?
Что сбудется в нём,
Всё будет потом,
Но это — потом, с годами.
ТОСКА ПО ДОРОГАМ
Тоска по дорогам!
Совсем о немногом
Хочу я тебе рассказать —
О времени строгом,
О горе широком, —
Но как это всё передать?
Тоска по дорогам!
Распахнутым сроком,
Протянутой вовремя женской рукой,
Полуночным оком
Иль жизни оброком,
Иль чем-нибудь там, что не ведомо строкам,
Хоть чем-то меня успокой.
Спасибо апрелю!
Мы просто хотели
Прожить, не спросив никого, —
И в этой метели,
И в той канители,
Что связанным чем-то слетает, глядели
Не все ещё наши рыбачьи артели,
Не все ещё те, что уйти не успели,
Не все поезда, что куда-то летели,
Не все ещё помыслы Божьи на деле
И вера в поддержку Его.
Как будто поруке,
Подобно науке,
Приходится всё объяснять —
Повеет ли ветер
Иль кто-то заметил —
Но кто же ещё про себя не отметил,
Что день и ногаст, и приветлив, и светел,
И вовсе не хочет, чтоб люди и дети
Решились его прояснять?
Тоска по дорогам!
Ступай ненароком —
Ужели придется мирам и морокам
Сдружиться и со свету сжить
Того, кто всегда предпочтёт остальному,
Негодному в милости или шальному,
С мирящею твердью дружить?
Не слышно ли зова
Иль плеска Азова?
Иль то бирюзово,
Что можно носить
Браслетом, туманным как сонная жилка?
Ужели стезя осыпает опилки,
И высохли силы, и больно в затылке,
И стелют пески золотые подстилки,
И некого больше спросить?
Как чаши без края —
И я это знаю —
Себя преполняя,
Уйдём наугад —
И пусть расцветает в мельчайших крупицах
Всё то, что сторицей должно окупиться —
И надо совсем по-другому крепиться
Пред рядом пригретых преград.
Ты рядом стоишь предо мною, товарищ,
Средь торжищ и сборищ, средь рощ и пожарищ,
Средь мер, что не взвесишь и не отоваришь,
Средь ревностей наших Армид, —
И видишь всё те же и звёзды и крыши,
И смотришь всё выше, и трогаешь ниши,
Где боль опускается ниже и ниже,
А даль приближается — ближе и ближе —
И слышишь, как море шумит.
ПЕПЕЛ ИЗ КАРМАНА
Александру Величанскому
В ожиданье, в гаданье, в повторах,
Наблюдая коричневый люд,
Я увидел колодцы, в которых — —
Из которых воды не берут.
Ты прости мне, Летучий Голландец,
Если я до скончанья ума
Подарю не премудрости глянец,
А разнузданный взор задарма.
Я не знаю, что может случиться —
Не от церкви же нам отлучиться —
Я не знаю, преемник халифов,
Инквизиции яростный враг,
Кто из нас не погибнет средь рифов
Или выбросит гибнущий флаг, —
Может, скажут испанские гранды,
Как избавиться можно от банды
Не людей — это вовсе не смета! —
Может, сверху какая комета
Развенчает надежду мою?
Не на всякий ведь случай поэты
Прирастают к порыву приметы —
Но не это сейчас я пою.
Мне бы пела в изгибе гитана —
Может, выглядит это пространно,
Но на самом-то деле не странно,
Что волненье тебе передам, —
Может, мы не увидим Памира,
Может, мы не объедем полмира,
И наложниц глухого эмира
Я тебе безвозмездно отдам.
Я-то выискал правды источник,
А теперь понимаю подстрочник —
Переводчик, тебя я не жду!
Не про нас минеральные воды —
Променяли остатки свободы
На обрезку деревьев в саду.
Александр! — мы не страшное видим,
Но престранное что-то предвидим,
И пустынники, может, предскажут,
Отчего раздвоился туман, —
Нам двоим не споют панихиду,
Мы отнимем свою Атлантиду, —
Видишь, пепел рассыпан без виду?
Это мой прохудился карман.
Предначертан удел Агасфера
Тем, кто чует корявую сферу,
И не надо ни слов, ни примера,
Чтобы тленье её ощущать —
Мне ль апрели тепла не дарили?
Мы ли камни дорог не дробили,
Но всегда, выбираясь из пыли,
Как ни странно, умели прощать.
Пусть кастальскою струёю, как нежность,
Проливается в нас неизбежность,
Прорывается верности мыс —
И сквозь преданность волн или воли
Проникает и в нас поневоле
С молоком материнским кумыс.
Торопливые россказни барда
Разрывают сердца, как петарды,
И не будет плюща да мансарды,
Или бемским стеклом разобьём
Всё, дрожащее гротами шкафа,
Или вытянем шеей жирафа
Непредвиденных тем окоём.
Я не воду пришел баламутить,
Не кутить, не вертеть, — кто-то крутит
Сумасшедший пластиночный диск —
Но какое ж должно балагурство
Принимать поминутно дежурство,
Чтобы вырос ветвей обелиск?
Да! — я понял, бредя по посадке,
Топора мировую оглядку,
Да! — и тополи срублены тоже,
Эти выси шумящей челны, —
Оглянись-ка вокруг златоглаво —
К нам и слава придёт, и забава,
Неизвестно с какой стороны.
Что же нам о себе балаболить,
Что же холить иль проще неволить,
Что же высохшей нити позволить
Совершить телефонный укор?
Не анчуток рисуем в тетрадках,
Не початки в забытых начатках,
Не печали в речистых перчатках
Нами правили до сих пор!
И шумит, отбирая права,
Валерьяна, кошачья трава,
Но и наше авось ведь не сдуру,
Словно жёлудь, на землю легло —
Мы-то помним, куда привело
Обольщенье последнего зубра.
Так послушай, мой друг, — я речист,
Но язык нашей речи пречист —
Да узреют её на иконе
Коль не нелюдь, так травы иль кони.
Сыплет пепел моя сигарета,
Поджидает молва, не одета,
Что любовницей брошенной пьёт,
И совсем не настой архилина,
Не напиток былой Форнарины, —
Отвиселись в музеях картины,
Может, папоротник цветёт.
Поднимается с ложа погоста
Непредвиденный лик Алконоста,
Не пугает, как в детстве Бабай, —
Что-то я не припомню секрета,
Чтобы выкурить дружбу отпето, —
Ты-то что привязалась, согрета?
Что-то людно, ступай.
Скоро нам не заменят багренья
Ни ольха, ни роса, ни варенье,
Ни предутренний дымчатый чай, —
Скоро дачное чудо веранды,
Задыхаясь почти от лаванды,
Уберётся куда-нибудь в Анды —
Ну да ладно, пока не скучай.
Пепел, пепел! — тебя-то немного!
Не исправишь ты толка немого! —
Там бестравное лето шумит,
Где бесправному лёту лимит
Предоставлен услужливым кем-то —
Что же дальше? — табак да кабак? —
О, прошу, не настаивай так,
Не мешай, телеграфная лента.
Бестелесное что-то растёт,
Но апрель прорастает, чертяка, —
И пускай процветает не тот,
Для него не подыщем мы злака, —
Чует голубь: лечу ведь, лечу! —
И, помедлив, заметить хочу:
Здравствуй, наша бессменная стража!
Не теряй ненаглядного в раже,
Не роняй вороное копьё,
Не тупи никогда остриё,
А не то не дождешься и знака.
Поднимаются где-то с колен,
Разгорается в небе Овен,
Прибывает стволами безмерно
То, чему ещё жить-поживать,
Что сумеет уроки давать, —
Так пора ведь и нам раскрывать,
Что храним для других беспримерно.
НАВСЕГДА
В саду росли шмели,
И яблони цвели,
И сыпали по саду лепестками —
Но истину земли,
Расцветшую в пыли,
И мы-то никогда не отпускали.
Да будет славен тот,
Кто пристани не ждёт, —
И маленьким корабликом из детства
Останется лишь гнёт,
Случайный поворот, —
Я верую в твое добрососедство.
Я сетую — таков
До света лепестков
Урок неразговорчивого края,
Когда от пустяков
До писем и стихов
Не так уж далеко — я это знаю.
Сотрутся имена,
Возникнут письмена,
Приткнутся за оградою угрозы,
А дальше — тишина
Да в почве семена
Востребуют и трепетность и грозы.
И вишенье в цвету,
И чуешь высоту,
И чудится, что вот оно, свиданье,
И смотришь в темноту,
Как будто на лету
Увидишь лишь одно воспоминанье.
Томление в глуши,
Пленение души,
Душистая отрывистость расцвета —
И всё же не спеши,
И годы хороши,
И любишь их, наверное, за это.
Шалеющая кладь,
Редеющая прядь,
Расширены зрачки неудержимо,
Чтоб лишнего не брать
И высшему играть,
А вешние напевы растяжимы.
И в тёмной кладовой,
И там, на мостовой,
Где чувствуешь походку и дыханье —
И свет над головой,
И вместе с синевой
Стихает повсеместно полыханье.
И дудочка к устам,
И шутки по пятам,
И горечь пребывания земного
Достигнуты и там,
Где бродит по листам
Весны превосходящая основа.
И что же там, в дали,
Пока не увели,
Покуда не прочли, не увенчали,
Покуда не ушли,
Как в море корабли,
Как нехотя уходят от печали.
И что же там живёт,
И машет, и зовёт,
И ждёт, чтоб поскорее отыскали,
Как выход или брод,
И всё наоборот,
И люди разбредутся, зубоскаля.
И выношенный мир,
Как выпрошенный пир,
Как некая непрошенность согласья,
Не требует квартир,
Портретов да сатир,
А выскажет лишений полногласье.
И властвует краса,
И страстны небеса,
Внимающие веющему цвету,
И вьются волоса,
И бьются чудеса,
Загадки приготавливая лету.
И крыши на виду
Сбираются в гряду,
Чтоб выстоять пред пухом тополиным —
И я не на беду
Смиреннее иду
Бродяжничать по тропам да былинам.
И высказанность сёл,
И вынужденность школ
Широкие раздарит аттестаты —
И где бы ты ни шёл,
И что бы ни нашёл,
Сошествие решения крылато.
О друг мой дорогой!
Да может ли другой,
Не верящий округе убелённой,
За этой белизной,
Увенчанный весной,
Вышагивать в тиши определённой?
Слова твои легки,
Дела твои горьки,
Да что нам огорченья да мученья!
Небритостью щеки,
Открытостью руки
По жизни протекает излеченье.
Излучина реки,
Трава да старики,
Соцветия, созвездия, наитья —
И всё не вопреки,
И что ни вовлеки,
Увлечь уж собирается открытье.
И чуждое вотще,
И ноша на плече,
И гибкая удилища тягучесть,
И созданность вещей,
И всё, что горячей,
И всё, что осязаемо, есть участь.
Участие во всём,
Что, вроде, ни при чём,
А значится безмерностью на деле,
Что выстроишь, как дом,
Что сбудется потом,
Что высвободит — лишь бы захотели.
Куда бы мы ни шли,
Недели не дели —
Часы не разбиваем поминутно,
Куда б ни увели,
В полынь иль ковыли,
Везде сейчас под звёздами уютно.
Не пламя или тлен,
Не племя или плен,
А некая единственность отчизны
Без тени или стен
Присутствует затем,
Чтоб шествовать и шествовать по жизни.
И чествуя её
Целебное питьё,
Завещанное стаей лепестковой,
Мы выпьем за житьё,
За белое шитьё
Весны, неумолкаемо рисковой.
Курганы миновав,
Познав и пировав,
К степному полнокровию причастны,
Мы вынесем из прав,
Причины не поправ,
Уверенность, что смерти не подвластны.
И смена городов,
И веянье садов,
И даже прохождение по кругу
Средь радуг и прудов,
Парадов и трудов,
Нас выведет к неистовому югу.
Порядок горделив —
Вначале молчалив,
А после, нарастая от гортани,
Стреноженный мотив,
Тревожен и ретив,
По-птичьи забывает воспитанье.
Кто вырос на бобах
Из баек и рубах,
Избавился от вянущей шнуровки,
Тот привкус на губах
И ветер на холмах
Воспримет, как доверие сноровки.
Кто видел и познал
И вымпел и вокзал,
Вынашивал любови неподкупность,
Сошедшее со шпал
Подобием зеркал
Узрел, перенимая неприступность.
О родина моя!
Награда бытия!
Природы совершенство и пространство!
Преданье затая,
Тверда как верея,
Ты даришь вероятье постоянства.
И мало ль нам полей,
И слов, и кораблей,
Сдружившихся с бесчисленностью неба?
И мы уж не во мгле,
И ходит по земле
Богиня вечной молодости — Геба.
(продолжение следует)
Оригинал: http://7i.7iskusstv.com/y2019/nomer6_7/alejnikov2/
