(продолжение. Начало в №4/2019 и сл.)
Пейте, пьянейте
В пророчестве Ирмеяѓу немало традиционных мотивов. В инвективах в адрес народа, построенных по образцу судебного разбирательства, Господь обвиняет народ в измене. Ирмеяѓу утверждает приоритет морали над культом. Ирмеяѓу предвещает избавление, новый Исход, единение народа, собирание изгнанников. Поскольку завет был нарушен и угрозы Господа действия не возымели, — утверждают пророки, — то Всевышний изменит природу людей, вложив в них знание Бога, даст сердца новые. Этот мотив у Ирмеяѓу звучит, будто он, повторяя, лишь отдает дань традиции:
Дам сердце Меня познавать, Я Господь, они Мне будут народом, Я им — Богом,
если всем сердцем они ко Мне возвратятся
(24:7)
Подобно другим, Ирмеяѓу предрекает время, когда в Храм придут народы — не завоевателями, а паломниками. На царе Цидкияѓу династия Давида закончилась. Продолжалась она вместе с царствованием Шауля пятьсот четырнадцать лет, шесть месяцев и одиннадцать дней (Иосиф Флавий, Иудейские древности, 10:8:4). Следуя Традиции, пророк утверждает, что народом, вернувшимся из изгнания, будет править вечная династия праведного Давида: «Дни придут, — слово Господа, — росток праведный дам Я Давиду» (23:5).
Лейтмотив всех пророчеств в ТАНАХе — борьба с идолопоклонством. Ирмеяѓу не исключение. Он подхватывает традиционную инвективу: «Слушайте это, народ глупый и бессердечный,// глаза у них — и не видят, уши у них — не слышат» (5:21). Сравним: «Рот у них, и не говорят,// глаза у них, и не видят. Уши у них, и не слышат,// нос у них, и не обоняют» (Восхваления, Псалмы 115:5-6). Они не ходят — их носят, не укрепить — они падают. Разве способно ничто управлять судьбой мира и человека? Только глупец может верить в такое. Любопытно, в псевдоэпиграфе «Послание Ирмеяѓу», целиком посвященном ничтожеству и бессилию идолов, этот список немощей «разбавляется» пикантной подробностью. Женщины, обвязавшись тростниковыми поясами, сидят на улицах, сжигая курения из оливок. Одна из них, увлеченная происходящим, переспав с идолом, попрекает подругу, что та подобной чести не удостоена и что перевязь ее не разорвана.
Среди традиционных мотивов ТАНАХа — вино и все связанное с ним: лоза, кубок, веселие, опьянение, давильня, виноград, виноградарь и виноградник. Вино и хлеб (его пекли в виде твердой лепешки, которую преломляли: делили на части) были основой обычной еды (часто: хлеб в обобщающем значении) обычного человека, мяса в себя не включавшей. Мясо — не для еды, мясо — для праздника.
У Ирмеяѓу убийцы Гедальи с ним хлеб преломляют. Хлеб (лепешки) пекут в виде луны и звезд женщины-идолопоклонницы. Но не только они заняты этим: «Сыновья собирают дрова, отцы огонь разжигают, месят женщины тесто —// делать лепешки царице небесной…» (7:18)
Вода не только жизнь, вода — за грехи — потоп, жизнь уничтоживший. Вино не только веселье, но — опьяненье-похмелье: несчастный Ноах, опьяневший от жизни, спасения и вина. Обычно вино — символ и радости и опьянения, и акцент в «обычной» жизни на первом. Но пророк времени, когда стихли звуки радости и веселья (свадьбы, пиры) и звуки мельниц, мелющих ячменные зерна, утихли, ставит чудовищный восклицательный знак на втором.
Приговор вынесен Богом, жаждущим миловать, вынужденным — наказывать страданием и изгнанием. Его народ, Его избранник, Его лоза обратилась в «дикую и чужую» (2:21). Господь зовет идти в виноградник — крушить, истреблять, обрезать побеги, ведь они не Господни (5:10). Всевышний призывает до конца обирать виноградник-Израиль (6:9): «не будет на лозе винограда» (8:13), «ведь множество пастухов виноградник Мой потравило» (12:10).
Ирмеяѓу передает слова Господа о прощении: еще будут посажены в пустынной, разграбленной, безлюдной земле виноградники. Не враг-разоритель, но сажавший есть будет плоды (31:4).
Поколения проведут тошные годы в изгнании, до третьего-четвертого рода будет оскомина у детей, внуков и правнуков: велика вина отцов, искупать преступления будет не одно поколение. Здесь впервые в ТАНАХе звучит пословица, вошедшая даже в не слишком «виноградные» языки мира.
В те дни больше не скажут: «Отцы виноград ели неспелый,
а у детей оскомина на зубах».
Но за свою вину умрет человек,
съел виноград неспелый — будет оскомина на зубах
(31:28-29).
Собирать урожай, молоть, веять зерно, давить виноград — праздник у всех народов, евреи не исключение, праздник, свадьбам предшествовавший. И подобно тому, как Господь прервет голоса жениха и невесты, звук мельниц, Он прервет и радостные, веселые кличи, раздающиеся в горах Иеѓуды.
Практически в каждом открытом археологами древнем еврейском поселении можно увидеть высеченную в камне давильню. Сок раздавленного винограда стекал по прорубленным желобам. Давить виноград — радостно, весело, это занятие молодых. В эту ли осень или в другую — быть им женихами-невестами, оглашая долины и горы голосами радости и веселья. Но пока, давя виноград, они кличами оглашают долины и горы, по террасам которых ниспадают на землю оголенные виноградники (это у Ирмеяѓу; Иешаяѓу сказал бы: поднимаются в небо).
Оплетает горы пустая лоза. Ягоды собраны, их давят, они исчезают. На этом месте и останавливается Ирмеяѓу. Потому что вино этих лоз будут пить не топтавшие. Придут с севера, выпьют вино, расколотят кувшины. Давильщики кричат, и эхо разносит клич, еще не оборванный врагом-погубителем, по земле. Уйдут, не дождавшись свадебных голосов, давильщики: кто в Бавель, кто в Египет, кого швырнут птицам небесным, земному зверью — некому будет их хоронить. Но вину отцов, которые ели зеленый, набивающий оскомину виноград, их вину искупив, давильщики в родную землю вернутся, и вновь, оглохнув от тишины, услышат долины и горы их клич. В этом Всевышний Собою поклялся (51:14). Так было. Так будет. Но между «было» и «будет», и это главное для Ирмеяѓу, — то, что на его глазах происходит, то, что здесь и сейчас повелевает Господь.
Вино — одна из замечательнейших сущностей бытия, вино — сама жизнь. Пьянство, опьянение — это безумие, добровольное избрание смерти. Исключение опьянение рода иного: «Сокрушено сердце мое, содрогаюсь, пьян, словно вино одолело,// из-за Господа, Его святых слов» (23:9).
Ноах сам опьянел. Господь опьянит преступивших законы Его — преступники не поднимутся. Обычно притчи пророка представляют собой развернутый текст: предмет называется, пробуждая определенные ассоциации, описывается действие, которое с ним производят, извлекается мораль-заключение. Отличие следующей притчи в том, что предмет и действие только названы, но повествовательный сюжет не развернут. Господь велит сказать то, что знает самый малый ребенок: мех (возможен другой перевод: сосуд, кувшин) полон вином, и когда в ответ на банальность ответят: «Разве не знаем, что всякий мех полон вином?» (13:12), тогда
Скажешь им, так сказал Господь: Я опьяню всех обитателей этой земли: царей, на престоле Давида сидящих, коѓенов и пророков, всех жителей Иерушалаима
(там же 13).
Господь не только оплакивает горестную судьбу виноградника, который Сам насадил, Всевышний оплакивает знаменитую Сивмы лозу (48:32), которая протянулась в Моаве, за Ярденом (Иорданом) до Соленого (Мертвого) моря. Господь горюет о том, что в Моаве исчезли веселье и ликование (там же 33). Из золотого кубка в Божьей руке пили народы вино — и обезумели (51:7). Золотой кубок — это бич народов, Бавель, которому Господь пир устроит, а пирующих, — слово Господа, — допьяна напоит, «чтоб веселились, сном вечным уснули и не проснулись» (там же 39).
Всемогущий велит Ирмеяѓу из Его руки взять чашу с вином Его ярости и все народы (Ирмеяѓу пророк не народа — народов), к которым его посылает, вином ярости Господа напоить (25:15). «Выпив, они задрожат, обезумеют// от меча», который нашлет Он на них (там же 16). Вином ярости поит Ирмеяѓу Иерушалаим, города Иеѓуды, царя Египта, плиштим, Эдом, Моав, сынов Амона, Цор и Цидон — близких и дальних соседей Иеѓуды, а царь Бавеля Шешах «будет пить после других» (там же 26). Велит Господь Ирмеяѓу сказать:
«Так сказал Всемогущий Господь, Бог Израиля»: Пейте, пьянейте, изрыгайте, падайте — не подниметесь,
ибо меч Я на вас насылаю
(там же 27).
Ивритское слово назир (назорей) очень часто и очень неверно понимают (и переводят) на русский язык как «монах». Самым известным назиром в ТАНАХе был герой и судья Шимшон (Самсон). Стать назиром, дав обет и пройдя особую церемонию, могли как мужчина, так и женщина. Обет состоял в отказе от винограда и всех продуктов, из него произведенных, в первую очередь, от вина, а также от шехара (Раши: крепкий напиток также из винограда, В пустыне, Бемидбар 6:5).
Преступление Израиля — в измене, поступке безумном, который несет несчастье не только отцам, евшим зеленый виноград, но и потомкам, у которых оскомина. Измена — безумие, и пьянство — безумие. В прошлом и будущем вино не было и не будет безумием. Вино — безумие в настоящем. Об этом, о безумии измены, предательстве и вине — рассказ о потомках Рехава.
Всевышний велит пророку привести потомков Рехава в одну из палат дома Господня и там напоить вином. Ирмеяѓу приводит их в палату сынов Ханаана сына Игдальяѓу, Божьего человека, что находится возле палаты вельмож, над палатой Маасеяѓу сына Шалума, хранителя входа (указан точный адрес! 35:4). Он ставит пред сынами Рехава полные чаши и кубки вина, но они пить отказались, сказав, что их праотец Ионадав сын Рехава дал им заповедь, подобную заповеди назира: вина вовеки не пить. Кроме того, повелел дом не строить, не насаждать виноградник, но все свои дни жить в шатрах (там же 5-7). Сыны Рехава заповеди предка верны, и лишь приближение Невухаднецара заставило их переселиться в Иерушалаим, укрыться за стенами города. Поэтому на неверных Иеѓуду и Иерушалаим Господь зло наведет, а сыновей Ионадава сына Рехава, отцовскую заповедь чтящих, отличит:
Не истребится у Ионадава сына Рехава муж, все дни предо Мною стоящий
(там же 19).
-
Друзья и враги
Свиток
Главный герой пророчества Ирмеяѓу — свиток, со слов пророка записанный Барухом, не пророком — писцом. Барух не может передать слово Бога народу, ведь не он «уста Господа». Ирмеяѓу не может пойти в Дом Господень: он арестант. И Всевышний велит Ирмеяѓу записать слова, что Он ему говорил об Израиле, Иеѓуде и о народах со дня, когда призвал Ирмеяѓу и до сегодня, четвертого года царствования Иеѓоякима сына Иошияѓу (36:2).
В отличие от отца, очистившего от языческой скверны Дом Господа, творившего во благо суд справедливый (22:15), посаженный на престол фараоном Иеѓояким возродил языческие культы, проливал невинную кровь, творил воровство и разбой (там же 17). Ирмеяѓу пророчил, что такого царя не оплачут, но «погребеньем осла его похоронят:// за ворота Иерушалаима вытащив, подальше швырнут» (там же 19). Итак, приблизительно в 605 г. до н.э., в четвертый год Иеѓоякима сына Иошияѓу, царя Иеѓуды, было Ирмеяѓу слово Господне взять свиток и записать все слова, что Он ему на протяжении двадцати трех лет говорил:
Может, дом Иеѓуды услышит обо всем этом зле, что Я замышляю им сделать,
и отвратятся от злого пути, а Я вину и грех их прощу
(36:3).
Пророк зовет Баруха, человека доверенного, которому поручил хранить купчую, записать в свиток Господни слова. Но ролью писца миссия Баруха не ограничена. Ему Ирмеяѓу доверяет идти в Храм, читать свиток в слух всей Иеѓуды в день, когда стекаются люди из всех городов, в день поста. Хранить купчую можно поручить доверенному человеку. Подвергнуть опасности можно только самого близкого человека. В пост придут в Храм со всей Иеѓуды. Из чего заключаем: усилия реформатора Иошияѓу в укреплении статуса Храма — религиозного центра страны — были отнюдь не напрасными.
В древности не было постов с фиксированной датой. Их объявляли в минуты опасности: засухи, эпидемии, угрозы врагов. Сколько времени заняло написание свитка, нам неизвестно. Пост был объявлен в пятый год Иеѓоякима сына Иошияѓу, царя Иеѓуды, в девятый месяц, т.е., месяц кислев (приблизительно декабрь), и вполне возможно, что причиной поста было отсутствие дождей, которые в этот период времени питают землю Израиля. Не исключено, что была эпидемия. Однако самой вероятной причиной поста было приближение вавилонян, в этом месяце захвативших и разрушивших Ашкелон.
Какова причина нашествия? Геополитические амбиции? Жажда наживы? Стремление к власти? Так думают цари и народ, молящийся истуканам. Пророк знает причину. Он знает, что не стены укрепят безопасность, но — верность Господу, не жертвоприношения — праведность. Невухаднецар, царь вавилонский, лишь бич в длани Господней. Потому пророк посылает Баруха в надежде, что «падет их мольба пред Господом, и человек отвратится от злого пути» (36:7).
Многие детали (время, место, имена и реалии), которые читатели встречают в ТАНАХе, мало что им говорят. В конце концов, какая разница, в какой точно день был разрушен Храм? Быть может, многие детали и вправду говорят нам не много. Однако свидетельствуют о главном: повествование без «ненужных» потомкам, важных лишь современникам деталей лишено презумпции исторической правды. Такое повествование может помочь подняться над грешной землей, ее окинув от края до края, от мига, когда времени не было, до мгновения, когда времени больше не будет. Но увидеть, что там и тогда на грешной земле творилось, такое повествование помочь не способно. Потому ТАНАХ вообще, и в частности очень земной Ирмеяѓу, такими деталями полон.
По всему по этому Текст сообщает, что Барух читает по свитку слова Ирмеяѓу в Храме в день поста и молитвы, вероятно, об отвращении вторжения Невухаднецара в палате Гемаръяѓу сына Шафана, писца, в верхнем дворе, у новых ворот (там же 10). Этот писец — не переписчик и даже не писатель, как Барух. Он — важный государственный деятель, один из важнейших сановников. Свидетельство этому: в Храме у него собственный «офис».
Что мы знаем о человеке по имени Гемаръяѓу? Во-первых, что жил такой человек. Во время раскопок в городе Давида, древнейшей части Иерушалаима, была найдена печать Гемаръяѓу сына Шафана. Печать — не просто «удостоверение личности», но удостоверение личности государственной.
(Это не единственное свидетельство исторической подлинности пророчества Ирмеяѓу. В последней главе говорится, что царь Иеѓояхин провел в Бавеле в тюрьме тридцать шесть лет и лишь после смерти Невухаднецара при новом царе был выпущен, и жил в царском дворце. В архиве Невухаднецара обнаружена табличка, в ней — месячная норма оливкового масла, которую выдавали Иеѓояхину и его сыновьям, что свидетельствует: царь Иеѓуды жил в царском дворце).
Во-вторых, о Шафане есть подробный рассказ в книге Цари 2 (22:8-14), где сообщается, что тот читал Учение царю Иошияѓу, т.е., по меньшей мере, был ближайшим сподвижником царя в очищении страны от язычества. Конечно, яблоки от яблони недалеко падают не всегда. Но если Гемаръяѓу именно такое яблоко (что от истины, похоже, недалеко), то происходящее при Иеѓоякиме ему не слишком по нраву. А тот факт, что, доставшись в наследство молодому царю от отца, он продолжает служить — свидетельство его силы.
Один сын Шафана — знакомый нам Гемаръяѓу. Второй — лишь упоминаемый в пророчестве сын Эласа. Есть и третий — Ахикам, о котором сообщается, что он спас Ирмеяѓу от смерти. Это случилось в начале царствования Иеѓоякима.
Господь послал Ирмеяѓу во двор Храма передать всем городам Иеѓуды, «приходящим в дом Господа поклониться», Свои слова (26:2). Бог устами пророка предупреждает, что сделает с этим Храмом то, что сделал с Шило, а Иерушалаим предаст «проклятию всех народов земли» (там же 6).
В эпоху Судей Шило, вероятно, было разрушено и сожжено плиштим. За пророчество Иерушалаиму судьбы Шило коѓены, пророки, народ Ирмеяѓу схватили. Услышав о происшествии, вельможи Иеѓуды поднялись от дома царского к дому Господа, сели у входа в новые ворота Господни. Вопрос: почему такое важное дело (слыхано ль: страшнейшее из пророчеств) не доведено до царя? Вероятный ответ: случилось это на переломе от царя прежнего к новому. Потому важнейшее дело решают сановники, а они вместе с народом, услышав слова Ирмеяѓу: «Убьете — примете кровь невинную на себя, на город и его жителей» (там же 15), говорят, что «не будет этому человеку смертного приговора, ибо именем Господа, нашего Бога с нами он говорил» (там же 16). Какими вельможами спасен Ирмеяѓу? Скорей всего теми, которых новый царь унаследовал от отца, соратниками Иошияѓу. Царь новый, царь молодой еще не успел заменить их своими.
И, наконец, самое главное. Кто-то всегда говорит последнее слово. Вполне вероятно, что и в стане сановников единодушия нет. Во-первых, далеко не все «старые» могли выступить против смертного приговора. Во-вторых, кто знает, может, новый и молодой уже успел назначить «своих». Как бы то ни было, но человек, последнее слово сказавший, назван по имени. Из всех старейшин, сановников и вельмож по имени назван один:
Но рука Ахикама сына Шафана была за Ирмеяѓу:
не выдавать народу его, чтоб не убили
(там же 24).
Думается, из сказанного с достаточной убедительностью следует, что сыновья Шафана: Гемаръяѓу, в покоях которого в Храме Барух читает свиток, Эласа, лишь упомянутый в тексте, и Ахикам — скорей всего сторонники Ирмеяѓу. Разумеется, в нашем рассказе есть немало предположений. Но без них в повествовании о событиях двух с половиной тысячелетней давности обойтись невозможно. Важно, чтобы предположения были извлечены (пусть и с долей вероятности) из текста, а не из воздуха.
Из трех братьев в эпизоде с чтением Баруха упомянут один. И тот во время чтения не присутствовал. Где же он находился? И как дальше развивались события? Барух прочитал первый раз свиток. Храм был совсем не большой, и поместиться в нем могли разве что несколько сот человек. Надо думать, в разное время в него приходили новые люди, и Барух, закончив, начинал читать снова. Тот, первый свиток был меньше нынешнего текста, составляя около двух третей известного нам объема.
Гемаръяѓу сына Шафана не было при чтении в Храме. Но был и слышал Михайеѓу сын Гемаръяѓу сына Шафана (36:11). Что сделал сын придворного царя Иеѓоякима Гемаръяѓу, внук придворного царя Иошияѓу Шафана? Пошел в дом царя, в палату писца, в которой сидели вельможи. Его отец среди них. После того, как Гемаръяѓу пересказал им услышанное, вельможи посылают за Барухом, приказав принести с собой свиток. Пришел — велели читать. Прочитал — испугались, решив пересказать все эти слова царю.
Спросили Баруха, говоря:
«Скажи-ка ты нам, как записал из его уст все эти слова?»
Барух сказал: «Он произносил устами своими все эти слова,
а я записывал чернилами в свиток»
(там же 17-18).
Придворные не знают, как отреагирует царь. Поэтому велят Баруху вместе с пророком спрятаться, чтобы, где они, известно не было никому. Потом придворные идут в царский двор, оставив свиток в покоях у Элишамы-писца, и обо всем сообщают царю, который посылает тотчас свиток ему принести. Далее — мизансцена на тему: рукописи не горят, а пергаментные свитки?
Месяц кислев. Зима. Царь сидит в Зимнем доме. Перед ним пылает жаровня. Над ним за спиною стоят вельможи. Война у порога. Перед царем чтец по имени Иеѓуди, который «читает три-четыре столбца», а царь «ножом писца их срезает, в огонь жаровни швыряет,// пока не сгорел весь свиток в огне жаровни» (там же 23).
Никто в знак траура одежд не рвет. Лишь трое вельмож, среди них Гемаръяѓу, молят царя свиток не жечь. Напрасно. Царь не слушает, посылает «схватить писца Баруха и Ирмеяѓу-пророка —// Господь их сокрыл» (там же 26).
После этих событий Господь велит Ирмеяѓу взять свиток другой и записать в нем все слова, бывшие в прежнем. А Иеѓоякиму, царю Иеѓуды, Всевышний велит сказать, что его потомок не будет сидеть на престоле Давида, что «труп его будет валяться на зное дневном и на холоде ночью» (там же 30), тем самым сказанное ранее подтверждая: «погребеньем осла его похоронят» (22:19).
И взял Ирмеяѓу свиток другой, дал его Баруху сыну Нерияѓу, писцу, и тот записал из уст Ирмеяѓу все слова свитка, что в огне сжег Иеѓояким, царь Иеѓуды,
и многие слова, подобные тем, были добавлены
(36:32).
Рассказ о свитке целен и динамичен. Сюжет рассказа стремителен. В рассказе нет места не слишком нужным подробностям. При этом историческая правдивость (имена придворных, большинство которых не слишком важны для сюжета) в жертву цельности и стремительности не приносится.
Главный герой рассказа — жаровня, она горит, чтобы свиток наиболее удобным и быстрым способом был уничтожен. Царь тороплив: боится слова пророка. Тороплив — срезает три-четыре столбца дорогого пергамента, хотя мог бы велеть написанное соскоблить, а пергамент приспособить для иных царских потребностей.
Не до того! Он пресекает смуту, проникшую даже в стан царедворцев, умоляющих не сжигать. Их и всех противников внутри городских стен, похоже, царь боится сильней вавилонского войска, которое в Ашкелоне, в нескольких днях перехода от Иерушалаима.
На тысячелетия свиток пережил царя, случайного современника неслучайных Ирмеяѓу и Баруха. В рассказ о горящем и не сгорающем свитке «не поместились» слова, сказанные пророком соавтору, когда тот в первый раз записывал слова его в свиток. Они прозвучали в ответ на стенания Баруха, изнемогшего, не обретшего в молитве покоя (45:3). О чем же молит Господа Барух? Из ответа Всевышнего узнаем: он просит великого. Чего же? По всему судя — покоя. Но ни ему, писцу Баруху, ни Ирмеяѓу, пророку, покой даровать не может даже Господь. Какой может быть покой у пророка? А у его писца? Господь говорит Ирмеяѓу:
Скажи ему так: «Так сказал Господь»: Что построю — Я разрушаю, что насаждал — искореняю,
и это по всей земле.
А ты просишь себе великое — не проси,
Я зло на всякую плоть наведу, — слово Господа, — а тебе подарю твою душу в добычу везде, куда не пойдешь
(там же 4-5).
Господь не изменит извечный закон, в полной мере открытый Им Ирмеяѓу, закон рождения-умирания-возрождения-смерти не только природы, но и народов, закон, который мы назовем круговоротом народов в истории (если с небес на землю смотреть) или круговоротом безумия в народах (если взором в горизонт упираться).
И в этом круговороте, в который швырнула История, в награду Баруху Господь дарует одно: душу его. Ирмеяѓу Бог и этого не даровал: одну только миссию.
В последний раз, став уже Свитком, плод трудов пророка с писцом появится в пророчестве о золотом кубке в руке Господа, о кубке, из которого «пили народы вино — и обезумели» (51:7), о гиганте, упавшем в прах, о крахе великой империи, пожранной новой могучей гадиной. Господь призывает Израиль:
Мой народ, беги от него, человек, душу спасай
от гнева Господня
(там же 45).
Куши
Мир, который окружает пророка, словно пустыня: ни деревьев, ни трав, ни животных. Только люди, от которых пустыня не перестает быть пустыней: народ, вельможи, коѓены, лжепророки, цари, сменяющие друг друга на троне. Все — враги. Верный Барух, сыновья Шафана — немного друзей у пророка, у которого ни жены, ни детей. О родителях, братьях и сестрах ничего неизвестно. Знаем о сыне дяди, у которого Ирмеяѓу выкупает их родовое поле. У того функция чисто служебная. Выкуп поля исключительно символичен, а кто под руку символу подвернется, значения не имеет.
Но есть еще один друг — придворный царя Цидкияѓу по имени Куши. Но вначале важно сказать о царе. Цидкияѓу (Цидкия) был третьим сыном царя Иошияѓу, последним царем Иеѓуды (597/6–587/6 до н. э.). Значение имени звучит саркастично: «Моя праведность — Господь». Когда в 598/7 гг. царь Бавеля Невухаднецар вторгся в восставшую Иеѓуду, царь Иеѓояким был вынужден капитулировать. Невухаднецар возвел на престол Матанию, имя которого было изменено на Цидкияѓу. Перемена имени — символическое выражение вассального положения.
Цидкияѓу, которому во время восшествия на престол был двадцать один год, не обладал ни опытом, ни личными качествами, которых требовала ситуация. Он был склонен следовать совету Ирмеяѓу не восставать против Бавеля, однако не сумел противостоять своим военачальникам и в 589/8 гг. бросил вызов Бавелю. Осада Иерушалаима вавилонянами длилась два с половиной года. Об этом у лаконичного Ирмеяѓу сказано мало. Вероятно, сидя в темнице, он и видел немного. Зато все знающий обо всем Иосиф Флавий рассказал об этом подробно:
…Царь вавилонский очень усердно и ревностно занимался осадой Иерусалима. Он воздвиг огромные башни на валах и с помощью этих башен удалял со стен всех там показывавшихся. Вместе с этим он велел соорудить вокруг города множество насыпей, достигавших одинаковой со стенами высоты. Однако осажденные также упорно и настойчиво выносили осаду: они не поддавались ни голоду, ни моровой язве, но, хотя эти бедствия и страшно донимали их, они все-таки энергично выходили на бой, не смущаясь хитрыми приспособлениями и осадными орудиями противников, но придумывая против каждого нового их приспособления какое-нибудь другое свое собственное. Таким образом, в течение всей этой борьбы как вавилоняне, так и иерусалимцы выказывали одинаковую быстроту и сообразительность, причем первые применяли все, по их мнению, возможное для взятия города, а вторые возлагали все свое упование на неустанное и соответственное измышление средств, как бы обратить в ничто приспособления своих врагов. Это продолжалось восемнадцать месяцев, пока [осажденные] не пали жертвою голода и метательных снарядов, которыми враги обсыпали их с вершин своих осадных башен (Иосиф Флавий, Иудейские древности, 10:8:1).
В месяце тамуз 586 г. до н. э. городская стена была пробита. Цидкияѓу бежал, был схвачен, отправлен в Бавель, где умер.
Когда вельможи услышали, что пророк предвещает (вероятно, уже во время осады), что Иерушалаим будет царем Бавеля захвачен, а оставшиеся в городе, не ушедшие к вавилонянам погибнут от меча, голода, мора, то потребовали от царя предать смерти пророка, который руки воинов и народ, оставшийся в городе, сил лишает: «Человек этот не мира ищет народу — беду» (38:4).
Как дóлжно, как естественно поступать, когда на тебя враг нападает? Именно так поступают придворные, заставляя царя воевать. От них, «естественных», сокрыто то, что открыто посланнику Бога: не Невухаднецар идет убить, уничтожить и разорить, но Всевышний, чью меру терпения грехи переполнили, его посылает. Потому необходимо открыть ворота врагу. Кто предложит такое? Только враг, которого — уничтожить.
Почему колеблется Цидкияѓу? Потому, что, не смея поверить, чувствует правоту Ирмеяѓу или из трусости? Ответ на это в пророческом тексте искать бесполезно. Кого он боится? Невухаднецара? Конечно, он против него восставал. Властелина предал вассал — суд будет скорый. Но между властелином и Цидкияѓу — еще крепостные стены. А между царем Цидкияѓу и вельможами — расстояние удара меча.
Что может быть горше, страшнее, трагичней положения Ирмеяѓу? Он призывает «своих» уйти к победителям, чтобы душа ушедших была добычей врага. Предать соплеменников ради чего? Ради будущего спасения. Когда еще это случится, и случится ли вовсе? Его, пытающегося спасти свой народ, самого спасут победители. Собственный царь из трусости предал. А царь Бавеля спасет. Говорит царь вельможам о Ирмеяѓу: «Вот, он в ваших руках,// ибо ничего с вами царь поделать не может» (38:5). Ирмеяѓу схватили, во дворе стражи на веревках в яму спустили, «и не было в яме воды — лишь грязь, и погрузился в грязь Ирмеяѓу» (там же 6).
В этот миг пробил час раба царского Куши. Страной Куш называли евреи земли, которые на нынешней карте находятся южнее Египта. Это современный север Судана, который населяли и населяют люди черного цвета кожи. Поэтому куши в древнем иврите — это любой чернокожий, выходец из земли Куш. Был ли внезапно возникший в тексте новый герой чернокожим или получил прозвище, ставшее именем, мы не знаем. Что, собственно, и не важно. А это нам важно: услышав, что Ирмеяѓу бросили в яму, раб царя направился к воротам, носящие название Биньяминовых, воротам, которые, скорее всего, были обращены в сторону земли Биньямина, т. е. на север. Оттуда и надвигаются вавилоняне, и Цидкияѓу ясно видит угрозу.
Можно представить, что творится в слабой царской душе. Между ним и врагом пока еще стены, которые, сомнения нет, еще немного — падут, и властелин полумира расправится с ним, изменником. И сзади него — враги. Где спасение?
Куши царю говорит, что в яме Ирмеяѓу умрет, потому что больше нет в городе хлеба. За стеной — враг, в городе — голод. А пророк, сказавший, что все горожане умрут от меча, голода, мора, в яме, в грязи. Надо думать, Цидкияѓу был один, без придворных, иначе вряд ли осмелился бы велеть Куши взять тридцать людей, чтобы «вытащить Ирмеяѓу-пророка из ямы, пока он не умер» (там же 10).
Взяв людей, Куши возвращается в дом царя, где под казной (видимо, в кладовой, деталь и вовсе «ненужная») — лохмотья и ветошь. Их Ирмеяѓу в яму спускают. И, когда подложил их под мышки, на веревках его поднимают. Находился Ирмеяѓу во дворце стражи, где оставался до дня, когда Невухаднецар покорил Иерушалаим.
Тем временем мечущийся царь посылает привести Ирмеяѓу к третьему входу Дома Господня (там же 14) и просит, чтобы тот ничего не утаил. Ирмеяѓу передает слова Господа: «Если уйдешь к вельможам царя Бавеля, твоя душа будет жива, этот город в огне не сожгут,// ты и твой дом будете живы (там же 17). Миссия Куши исполнена. Ирмеяѓу спасен.
И после «хроники текущих событий» — рассказа о захвате города, о бегстве царя, на глазах которого убивают его сыновей и придворных, а самого ослепив, заковав, отправляют в Бавель, повествование возвращается вспять, во двор стражи, где пророк слышит слово Господне. Бог велит передать рабу царскому Куши, что в день, когда город будет захвачен, он будет спасен:
Тебя вызволю Я, спасу, от меча не падешь,
твоя душа будет твоею добычей, ибо на Меня уповал, — слово Господа
(39:18).
Смех и рыдание
Смех и плач сравнимы разве что с инстинктом самосохранения. Слезы — реакция на горе, смех — реакция на радость. Исследователи говорят о когнитивном смехе, вызываемом вскрытием логического противоречия: ошибочный ход мысли прерван, наступило озарение. Человек способен реагировать смехом не только на внешние проявления, но и на собственные мысли. Мир уцелел, потому что смеялся. Теперь уже трудно установить, кто это первым сказал. Смеюсь — ergo sum.
Смех есть многообразное и самое необъяснимое психофизиологическое и культурное явление, подобное взрыву, высвобождающему эмоциональное напряжение. По Аристотелю, смех есть кульминация, фиксирующая внезапный концептуальный сдвиг в сознании. Смех открывает в высоком — низкое, в торжественном — будничное и т. д. Объектом смеха является зло, нелепость, слом привычного. Смех — реакция человека на противоречия между безобразным и прекрасным (Аристотель), ничтожным и возвышенным (Кант), нелепым и рассудительным (Жан-Поль, Шопенгауэр), бесконечной предопределенностью и бесконечным произволом (Шеллинг), ложным, мнимо основательным и значительным, прочным и истинным (Гегель).
Среди множества функций смеха есть и защитная. Смехом человек защищается от нападок, от издевательств, от непереносимой действительности, против которой обладает единственным бесспорным оружием — смехом. Не случайно, тираны всех рангов и всех мастей более всего опасаются оказаться смешными. Одним словом, смех не только щит, но и меч.
Смех, хоть не часто, встречается и в ТАНАХе, где выражает радость, уверенность, но, пожалуй, чаще, чем смех, мы встречаем насмешку. Самый знаменитый смех в Учении — смех обрадованного известием о рождении сына Авраѓама (Вначале, Брешит 17:17) и смех усомнившейся Сары (там же 18:12). Смех может быть воспринят и как насмешка, как издевательство.
Кто, как, при каких обстоятельствах смеется у Ирмеяѓу? Понятно, реакции на веселье и радость ожидать не приходится. Но, по крайней мере, смех как защита от страха вполне ожидаем. Иначе тьма будет кромешной, бессилие — совершенно бессильным. Человек не смеющийся есть человек беззащитный, потерявший последнюю искру надежды на избавление. Но смеха в пророчестве Ирмеяѓу нет: не было в прошлом, нет в настоящем, даже в будущем, когда придет избавление-возвращение, смеха не будет. Не будет, потому что историческая концепция Ирмеяѓу есть замкнутый цикл: преступление, наказание, за которым — прощение, и всё опять повторится. Иными словами: изгнание — Исход-возвращение — снова изгнание. Завет — предательство — снова Завет, за которым снова предательство. Поэтому Ирмеяѓу и не смеется. Поэтому пророк не защищается от познанной им не смешной бесконечности. И Господь, пораженный страшным открытием человека, опять съевшим плод запретного дерева, и Он не смеется.
Но почему они, не ведающие и не верящие ни пророку, ни Богу, почему они не смеются? Они ведь не съели. Они ведь не верят ни во что, кроме собственноручно сработанных истуканов. Может, не только руки защитников города ослабели от полынного слова пророка, в чем его обвиняют вельможи? Может, пророком подорвана система защиты души беспощадным видением: будут они детей своих пожирать. От таких видений никогда защиты не было, нет, и не будет.
В городе, в котором умолкли не только голоса женихов и невест — символы будущей жизни, но и звуки зерно мелющих мельниц — символы настоящего, нет сил не от врага — от себя самого защищаться, щитами ли, смехом.
Не смеется Бог. Не смеются люди. Не смеется пророк.
В умирающем городе, в умирающем мире смех уже умер. В этом мире не смеются — свистят, качают вслед головой, что является выражением презрения и насмешки. Господь сделает «этот город пустынным, освистанным:// каждый идущий будет дивиться, свистеть обо всех его бедах (19:8). У Ирмеяѓу нет смеха. Человек, город, страна разучились смеяться, они безнадежны. Только милость Господа и страдание-искупление могут спасти: вернуть способность смеяться, вернуть настоящее — звуки мелющих мельниц, и будущее — голоса жениха и невесты.
Кто же над кем насмехается в этом кромешном мире? Кто в нем посмешище?
Посмешище — народ избранный, избрания не достойный, который Господь изгонит из дарованной их отцам страны и сделает «позором и притчей, посмешищем и проклятьем» (24:9). Посмешище — гордый Моав, извалявшийся в собственной блевотине (48:26).
За что? Разбит он. Рыдайте! За что? Затылок он обратил. Моав опозорен!
Моав стал посмешищем, ужасом для округи
(там же 39).
Это — и сам пророк, любой над ним изгаляется (20:7):
Заговорю, закричу: «Разбой и грабеж!», ору я,
ибо слово Господа позором мне обернулось, день-деньской осмеянием
(там же 8).
…С надгробием на могиле Михаила Булгакова на Новодевичьем кладбище связана легенда, которую вряд ли удастся подтвердить или опровергнуть. На могиле его женой Е.С. Булгаковой был установлен камень, прозванный «голгофой», который ранее сто лет лежал на могиле Н.В. Гоголя. На «освободившемся» памятнике Гоголю были высечены слова из пророка Иеремии на церковно-славянском языке: «горьким словом моим посмеются». Эта надпись была предложена С.П. Шевыревым. Ее смысл: поскольку говорю людям горькое, то буду осмеян, стану посмешищем. В моем переводе полустишие с этими словами звучит так: «Слово Господа позором мне обернулось, день-деньской осмеянием» (20:8).
Не смеющийся мир порождает посмешища. Не смеющийся мир до краев переполнен плачем, стоном, стенанием.
Всевышний велит Ирмеяѓу не брать жены, не идти в дом плача оплакивать и не идти в дом пира есть с ними и пить (16:2,5,8).
Плач — эмоциональная реакция на трагическую действительность, плач — выражение личного и коллективного горя, что в угнетающем избытке представлено в тексте пророчества, плач — это фольклорный и литературный жанр, образцы которого представлены у пророка. Два примера. Первый плач — от лица самого пророка.
Покарай страданием, Господи, но справедливо,
не в гневе, чтобы меня не убавить.
На народы, не знающие Тебя, ярость излей, на племена, к имени Твоему не взывающие,
пожравшие Яакова, пожравшие его, пожравшие, жилище опустошившие
(10:24-25).
Второй — от лица народа Иеѓуды.
Надежда Израиля, Спаситель его в час беды,
зачем Тебе быть пришельцем в стране, на ночлег путником вставшим?
Зачем Тебе быть потрясенным могучим, спасти не способным?
Ты, Господь, среди нас, Твоим именем названы мы, не покинь!
(14:8-9)
Не случайно, Традиция приписывает Ирмеяѓу авторство свитка За что? (Эйха?) (Вавилонский талмуд, Бава батра 15а). Этот свиток, ныне именуемый по первому слову, ранее было принято называть «Книга плачей», «Свиток плачей» и «Плачи». В настоящее время этот свиток публично читают в память о Иерушалаиме Девятого ава. Имя пророка унаследовал особый литературный жанр, в произведениях которого автор обличает пороки общества и предсказывает его упадок. В самом общем смысле название Иеремиада носят крайне пессимистические произведения.
В Иеѓуде, Иерушалаиме не слышен смех, но — плач и стенание на холмах (3:21), там, где избранный Им народ, своему Господу изменяет. Гнев Всевышнего неотвратим, потому пророк призывает: «Вретищем препояшьтесь, плачьте, рыдайте» (4:8). Сам Господь говорит: «О горах плач, стенание вознесу, о пастбищах пустыни — рыдания» (9:9). Потому пророк призывает женщин учить «своих дочерей причитанию, плачу» (9:19).
И у соседей плач вытеснил смех. В Моаве, соседе, наиболее близком Иеѓуде, — зримые проявления траура: «плешь на головах», «обритые бороды», «вретище на их чреслах». «Плач на всех крышах Моава и площадях:// разбил Я Моав, как бесполезный сосуд, — слово Господа» (48:37-38).
В редкие мгновения настоящего Господь утешает избранный Им народ. Господь слышит голос — стон, плач и стенание: Рахель оплакивает сыновей, не может утешиться. Слыша скорбный голос Рахели, Господь говорит:
«От плача свой голос сдержи, очи — от слез,// за деяния твои есть воздаяние, — слово Господа, — из вражьей страны возвратятся» (31:15).
Согласно легенде, Яаков похоронил жену Рахель при дороге у Бейт Лехема (Вифлеема), предвидя, что изгнанные в Бавель будут здесь проходить, и Рахель будет молить Святого благословен Он смилостивиться над изгнанниками (Брешит раба 82:10).
Плачем, стоном, рыданием пропитано настоящее. Но и возвращенные с плачем придут (31:8). Хотелось бы думать, что с плачем радости. А если и они плачут о будущем? Что если их сыновья смеяться не будут? Что если земля Иеѓуды вообще для смеха не предназначена? В одной из последних глав пророк рассеет иллюзии:
В эти дни, в этот час, — слово Господа, — сыны Израиля вместе с сынами Иеѓуды придут,
пойдут они, плача, искать Господа Бога
(50:4).
Пророк и пророки
Человек, как известно, широк. Многогранен. Изменчив. Пророк узок, монолитен и неизменен. До немоты. До непристойности. До отвращения. Пророк — слух, переложенный в голос, и Голос — слуха достигший. Все остальное — походка, дыхание, привычки — такое, как у людей. Не стоит внимания. Потому о «человеческих» мелочах в Тексте ни слова.
Господь в страдании и беде человека не оставляет. Приходит на помощь. Наставляет заблудшего. Призывает выпрямить кривые пути, выход из бедствия указует. И коль скоро время чудес прошло, с людьми говорит Бог словами.
Еще в эпоху Моше семьдесят избранных, испугавшись, отказались от прямого общения с Господом. Сами выбрали характер отношений — через Божьего человека, пророка. Но пророка Моше, будучи свидетелями присутствия Божьего в мире, слушали далеко не всегда.
Человек создан свободным. Не хочет идти — не идет, не хочет смотреть — отвернется, не хочет услышать — уши руками закроет. Вольному — воля, но жизнь — во власти не человека, но — Бога. Господь предлагает постоянно, настойчиво, предлагает всегда: выбери Меня, выбери жизнь. Жизнь — не по своеволию злого сердца людского. По воле, по милости Бога. Господь настойчиво повторяет через раба Божьего Ирмеяѓу: если (следуют условия, часть формулы-рефрена), то будешь ты жить, душа твоя будет твоею добычей.
Господь предлагает. Человек выбирает: между жизнью и смертью, между наказанием и наградой. Формулу-рефрен, звучащую у Ирмеяѓу, можно и уточнить. Если будешь слушать и исполнять (в отличие от знаменитого «исполним, услышим»), душа твоя будет твоею добычей. Почему добычей, трофеем, а не наградой? Потому, вероятно, что не добытое, но дарованное человек не оценит, не будет им дорожить. Эта формула, этот рефрен обязывает не одного лишь человека. Вместо чудес — жесткая причинно-следственная конструкция, обязательная для человека и Бога. Святой благословен Он — Творец не только законов природы, но и законов истории, общества и морали. Творец заключил в древнейшие времена союз с миром природы, обещав не наводить больше потоп, Творец заключил союз с народом-избранником, народом-пророком, а через народ-Божьи уста — со всем человечеством союз истории, общества и морали, обязав избранный Им народ быть светочем для народов, наделив избранника не правом — но долгом.
Господь посылает пророков Израилю, чтобы он исполнял свою миссию быть пророком-народом, светочем для других. Однако, подобно Ионе, от своей миссии Израиль уклоняется, слух замыкая, не желая Голосу повиноваться. С самых древнейших времен избранник Господень нес необычную ношу и, подобно строптивому мулу, стремился от этой ноши избавиться.
Человек и народ любят слушать приятное, нейтральное — в крайнем случае. Скверное слушать не любят. У Господа и пророка выбора нет. В отличие от человека-народа, вольного не услышать, Бог и пророк не могут не говорить: Всемогущий связан клятвой Завета-Союза! Потому Святой благословен Он, возлагая на Ирмеяѓу тяжелую миссию, велит ему, словно воину, на битву идущему, препоясать чресла, говорить людям, что Господь повелит.
Антагонизм Ирмеяѓу и сановников, да и всего иерусалимского, во все времена отличавшегося неуемной гордыней люда понятен: кто он, откуда, чтобы нас поучать? Антагонизм Ирмеяѓу и коѓенов понятен тем более: отверженный жрец из рода, отлученного от служения в Храме еще при Шломо, кто он, чтобы нас поучать? Мужи Анатота ищут души Ирмеяѓу: «Не пророчь именем Господа — и от наших рук не умрешь» (11:21). Это — свои. Уж лучше чужие. Все от него отшатнулись, все его предали, даже братья и дом отца (12:6).
«Храм Господень, Храм Господень, Храм Господень» (7:4), — Ирмеяѓу саркастически повторяет слова лжепророков, утверждающих многократно, что именно они и есть Храм Господень, подобно тому, как они повторяют слова о мире: «С легкостью раны народа врачуют они, говоря: «Мир, мир»,// и нет мира» (6:14). В противостоянии с лжепророками, которые уповают на храмовые ритуалы как средство спасения, Ирмеяѓу призывает к правосудию и моральному очищению. Но самое страшное в том, что тех, кто ложно пророчит, помогая властвовать коѓенам, любит народ (5:31). Те, кого с радостью народ считает пророками, передают от имени Бога, что жители Иеѓуды меча и голода не увидят, что Господь даст им истинный мир (14:13). Но мера — за меру.
Потому так сказал Господь о пророках: Именем Моим пророчащие, а Я их не посылал, говорящие: «Не будет в этой стране ни голода, ни меча» —
голодом и мечом уничтожены будут эти пророки
(14:15).
Ждет лжепророков и всех, кому они неправедно властвовать помогают, не только смерть, но и позор после смерти: их кости вытащат из могил и
Разбросают под солнцем и под луной, небесным воинством, которое они возлюбили, служили, шли за ними, молились и простирались,
не соберут их, не погребут, на земле будут навозом
(8:2).
Лжепророки, искушающие будто бы от имени Бога народ, Господу особенно ненавистны, ибо они — главная преграда между Ним и людьми. Не слыша слово Господне, они за истину выдают свои сновидения, зряшные, пустые мечтания.
Лжепророчество — одна из важнейших тем Ирмеяѓу. Ведь цари, вельможи, народ ждут слово пророка, верят пророку, на него уповают. Их грех, их несчастье в неумении отличить истину ото лжи. Они безвольны, верят тому, кто «навеет человечеству сон золотой» («Безумцы» Беранже в переводе В. Курочкина).
Слово Господа? Мы не знаем, что и как слышит пророк. Как в шуме времени, среди бесчисленных слов он различает Слово. Ощущает пророк, как Ирмеяѓу, состояние подобное опьянению (23:9)? Этого знания мы лишены. Услышать Голос способен только пророк, тот, кто знает цену и вес этого Слова,
Ведь слово Мое, как огонь, — слово Господа, —
как молот, скалу дробящий
(23:29).
В тексте пророчества инвективы против искажающих волю Всевышнего, выдающих себя за Его посланцев разбросаны повсеместно. Но есть и несколько цельных фрагментов, чья тема — разоблачение лжепророчества. Известно, что чародеи, кудесники, предсказатели изобилуют там и тогда, где и когда вера истончается, исчезает, растворяясь в иллюзиях, сновидениях, мороке. Стремление заручиться поддержкой сил, которые были названы человеком богами (бог-солнце, бог-гром), стремление заглянуть в страшащее неизвестностью завтра, стремление продлить сегодня, или, что чаще, его превозмочь, человеку изначально присуще. Вознося жертвы и воскуряя, возливая вино или масло, радея, шаманя, богов задабривал человек. По внутренностям животных и по полету птиц, гадая по звездам, человек заглядывал в завтра. Сегодня растворялось в тумане, парах, вдыхаемых Пифией, чье неясное бормотание перелагалось в стихи жрецами Дельфийского храма, одним из которых в свое время был и Плутарх.
Свободой воли не наделенный, точнее, ее отвергший, чародей, провидец, прорицатель, колдун заглядывал в завтра, на сегодня не посягая. Говорил то, что от него хотели услышать, а если ошибался в разгадке желания или прогноз не сбывался, платил собственной жизнью. У пророков языческого и еврейского общего не так уж и мало. Расходятся в главном: языческий гадает о будущем, на настоящее не влияя, еврейский — влияет на настоящее, будущее, не только предсказывая, но и определяя. Язычник зряч, но глуховат, еврейский пророк подслеповат, но его чуткое ухо услышит самую летучую фальшь. Но у того и другого род занятий небезопасный.
С особой яростью говорит Ирмеяѓу о лжепророках, сновидцах, которые слово Господа своим видением подменяют, за Божественный глагол выдавая. Традиция утверждает, что за редчайшими исключениями пророчество даровано только евреям. К ним Он обращается, а через Израиль — ко всем народам. Своей ложью сновидцы и лжепророки бросают тень на промысел Божий, а потому евреи, на это дерзнувшие, уподобляются вещунам, предсказателям и сновидцам разных народов, которым не ведомо слово Господне, за которое они выдают собственный бред. Но и он не есть слово прямое, исключительно притчи, загадки, нуждающиеся в расшифровке и толковании.
Клинописные архивы Мари (город-государство на берегу Евфрата в III-II тыс. до н. э., самый западный из городов Шумера) упоминают харизматические личности, являвшиеся ко двору и изрекавшие послания от имени бога. Пророки в Мари обращаются только к царю, у них нет общественных, политических, этических требований. Их слова для царя не абсолютная истина.
Таким образом, если между Его народом и Богом его посредника нет, ведь пророк призван услышать и передать, то между тем, кого чужеземцы величают пророком, всегда есть посредник, от его толкования и зависит то, что заказавший пророчество властелин постигнет, притчу толкуя. Тех, кого называют чужеземцы пророками, ко двору призывают, и в зависимости от пророчества то привечают, то жизни лишают. Должность пророка есть должность придворная, до поры, до времени хлебная. Их пророк в оппозиции к власти быть не может по определению. Еврейский пророк независим, и, жизнью рискуя, часто власти бросает вызов.
Даже в Доме Господа «пророк и коѓен мерзость творят» (23:11). Господь видит пророков Шомрона (Самарии, северных колен), творящих блуд, Баалом пророчащих. Он видит любодействующих, ходящих во лжи, ставших Господу подобно Сдому, Аморе, пророков Иерушалаима (там же 14). Такое сравнение не просто распространенный троп, такое сравнение — приговор. Оно — символ не искупаемого греха, презрения всех нравственных норм, абсолютная греховность. Что ждет Иерушалаим? То, что постигло Сдом и Амору: Господь пролил на них с неба серу, огонь. Такое сравнение встречаем во многих танахических текстах, чаще всего — у пророков. Однако и в этом пророк крайностей Ирмеяѓу, как никто, настойчив, последователен, чтоб не сказать, назойлив.
Лжепророки «вымыслы сердец своих» прорицают, замышляя заставить Господень народ «в грезах, о которых друг другу болтают», забыть Его имя (там же 26-27), подобно отцам, забывших его ради Баала. Баал (Ваал) в ТАНАХе, как правило, обозначает всех языческих богов, он — верховное языческое божество. Это слово в значении нарицательном в семитских языках: «хозяин», «владыка», «супруг», а в качестве теофорного элемента входит в состав имен собственных. В сочетании с топонимом обозначал местного бога (Баал-Хацор, Баал-Хермон); женская форма этого слова в аналогичном сочетании означала местную богиню (Баалат-Беер, Баалат-Гвал). Евреи были подвержены влиянию культа Баала еще до прихода в Землю обетованную. Во время скитаний в пустыне они поклонялись Баал-Пеору, вкушали от заупокойных жертв и участвовали в культовых оргиях.
Если Израиль избран быть народом Всевышнего, то его страна избрана из всех стран и земель, средоточие земной святости — Иерушалаим, а место Господа в подлунном мире — Его Храм. Поэтому с пророков Иерушалаима, как и с народа Израиля, спрос особый. Но от них исходит в мир не слово истины — блуд, а потому Господь говорит: «Накормлю их полынью, водой горькою напою» (там же 15).
Ни один из пророков вслед за Моше не был рад подставить душу — под ношу. Обращаясь к пророку, Господь говорит, что на вопрос «каково бремя пророчества Господа?», тот должен отвечать с удивлением: «Что за бремя пророчества?», а всех сказавших «бремя пророчества Господа» (там же 33-34) Господь покарает, ведь слово Всевышнего не может быть ношей и бременем.
А «бремя пророчества Господа» больше не поминайте,
ибо пророчеством или бременем будет человеку слово его: вы извратите слово Бога живого, Всемогущего Господа, нашего Бога
(23:36).
Ирмеяѓу жил в одно время с пророком Цефанией и пророчицей Хульдой, которые не были его противниками. Цефания — один из двенадцати так называемых «малых пророков» — действовал в годы правления царя Иошияѓу (640-609 гг. до н. э.). Он не менее пессимистичен, чем Ирмеяѓу. Его пророчество о Господнем суде, истреблении рода людского, дне, когда жертвенный огонь пожрет на земле все живое. Не произнося ни слова утешения, пророк рисует картину уничтожения, контрастную картине Творения мира.
Иерусалимская пророчица Хульда — праведная жена праведного мужа, хранителя царских одежд Шалума, который ежедневно выходил из города с кувшином воды, чтобы напоить проезжающих. Посланцы царя Иошияѓу обратились к пророчице, когда в 622 г. до н. э. при очищении Храма от языческой скверны была найдена Книга завета (вероятно, книга Слова, Дварим). Пророчица предсказала грядущую кару: ее Господь наведет на Израиль после смерти Иошияѓу, которого избавит от вида бедствий за смирение и покаяние.
Из пророчества Ирмеяѓу знаем и другие имена посланников Божиих. Когда Ирмеяѓу был схвачен и приговорен коѓенами и народом к смерти, вельможи вступаются за него. Они вспоминают о Михе из Мораши, пророчившем в дни царя Хизкияѓу, предсказавшем не менее страшные вещи, чем Ирмеяѓу: «Сион, как поле, будет распахан, Иерушалаим руинами станет, Храмовая гора — холмами лесистыми» (26:18). Даже за эти слова царь его не убил. Но в стане вельмож единодушия не было. Сторонники смертного приговора приводят свой аргумент. Они вспоминают Урияѓу сына Шемаяѓу из Кирьят ѓаеарим, города к западу от Иерушалаима. Этот пророк упомянут только у Ирмеяѓу. Об Урияѓу мы знаем лишь то, что пророчил об этом городе и этой стране то же, что Ирмеяѓу (там же 20). От гнева царя Иеѓоякима, военных, вельмож, хотевших его убить, бежал Урияѓу в Египет, но царь Иеѓояким посылает в Египет людей, которые схватили пророка и доставили к Иеѓоякиму, который его мечом убивает.
Один целостный, завершенный фрагмент повествует о столкновении Ирмеяѓу с «пророком» Хананьей. Этот конфликт, происходивший в Храме на глазах коѓенов и народа, случился (приводится даже дата) в четвертый год, в пятый месяц царствования Цидкияѓу после того, как царь Иехония был уведен в Бавель и Невухаднецар ограбил Храм. В этот год Господь сказал Ирмеяѓу: «Сделай себе гужи и ярмо// и на шею себе возложи» (27:2). Таким образом, предстает Ирмеяѓу перед лжепророком Хананьей с ярмом на шее.
О противнике Ирмеяѓу мы знаем лишь имя: Хананья сын Азура, пророк из Гивона, города недалеко от Иерушалаима. Бурный диалог между пророком и лжепророком происходит в знаковой форме: знаки-слова, знаки-действия, знаки-предметы. Язык вроде бы и один, но у пророка он передает истину Божью, у Хананьи — форму пустую.
Хананья: Господь сокрушит иго царя Бавеля и возвратит царя и всех изгнанников Иеѓуды. Ирмеяѓу с ним «соглашается»: «Слова, что пророчишь, исполнит Господь, вернув добро храма Господня и всех изгнанников из Бавеля» (28:6).
Нет места для спора? Слово пророка совпало со словом лжи? Поскольку спорить не о чем, Ирмеяѓу переводит диалог в иную плоскость, обращаясь не столько к своему оппоненту, сколько к народу, в слух которого говорит:
Пророки, бывшие задолго передо мной и тобой,
прорицали множеству стран, царствам великим войну, мор и беду.
А пророка, мир прорицающего,
признают пророком, истинно Господом посланным, когда сбудется слово пророка
(там же 8-9).
В ответ лжепророк, сняв с шеи Ирмеяѓу, разбивает ярмо, передавая «Божьи слова»: «Через два года сломаю ярмо Невухаднецара, царя Бавеля, на шее народов» (там же 11).
Ирмеяѓу уходит, и через некоторое время Господь велит ему пойти к Хананье и передать: «Ты сломал ярмо деревянное,// ярмо железное сделай вместо него» (там же 13), ибо Господь на шею народов ярмо железное возложил — «Невухаднецару, царю Бавеля, служить» (там же 14). Заканчивается столкновение доказательством неоспоримым. Хананье, обещавшему ложь, Господь назначает срок смерти, и «Хананья-пророк в этом году,// в седьмом месяце умер» (там же 17).
Столкновение с лжепророком Хананьей — урок для Иеѓуды. А тем, кто изгнан в Бавель и верит предсказаниям лжепророков о мире и возвращении, шлет Ирмеяѓу послание, в котором призывает изгнанников брать жен, женить сыновей, замуж выдавать дочерей, ибо вопреки обольщающим народ лжепророкам, которых Всевышний не посылал, и чародеям, вещающим свои сны, изгнание продлится долгие семьдесят лет. Прекратится оно волей Господней и будет мерой за меру, возвращением в ответ на возвращение к Богу.
Будете искать Меня — обретете,
если будете всем сердцем искать.
Меня обретете, — слово Господа, — Я пленение возвращу, ото всех народов, отовсюду, куда изгнал, вас соберу, — слово Господа, —
верну туда, откуда изгнал
(29:13-14).
Но горькому слову Господню предпочитают изгнанники утешное слово о скором мире, о скором возвращении, о скором прощении Божьем. Сохранились имена, вероятно, очень известных в вавилонском изгнании, популярных пророков: Ахав сын Колайи и Цидкияѓу сын Маасеи, ложно прорицавших именем Господа. Они будут отданы в руку Невухаднецару, и тот убьет лжепророков на глазах изгнанников (там же 21).
Текст сохранил еще одно имя: Шемайя из Нехелама, его, обещавшего изгнанникам ложь, Господь не посылал. За это накажет Всевышний Шемайю и потомство его:
…Никому из них среди этого народа не жить, добро, что сотворю Моему народу, он не увидит, — слово Господа, —
ибо он ложь Господу говорил
(там же 32).
(окончание следует)
Оригинал: http://z.berkovich-zametki.com/y2019/nomer7/kovsan/
